Текст книги "Долгие беседы в ожидании счастливой смерти"

Автор книги: Евсей Цейтлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Покровы тайны

«В нашей семье много тайных вещей. Все мы друг от друга пытаемся что-то скрыть»…

Это из письма й к дочери. Тут нечему удивляться: да, он очень хочет сбросить покровы и с семейных тайн. Проблема (для меня) в другом: до какой степени может дойти его самораскрытие?

__________________________

«ГРАНИЦЫ ИСПОВЕДИ» зависят от традиции той или иной литературы. На Западе к «самообнажению» автора читатель относится спокойно. «Спокоен» и писатель. Тот же Руссо, которого я часто вспоминаю во время интервью с й, поведал человечеству о таких вещах, в которых люди не всегда решаются спустя годы признаться даже себе.

Между прочим, й помнит опыт Руссо. Когда я завожу речь об «Исповеди», он перечисляет многочисленные эпизоды оттуда:

– Воровство… Сексуальные неудачи… Неоднократные предательства (одного своего друга Руссо бросил на площади чужого города, когда у того начался приступ падучей)… «Любовь втроем»… А дети! Дети Руссо, которых с его согласия отдавали после рождения в приют…

Так где же проводит границу между «можно» и «нельзя» сам й? Разумеется, граница эта идет для него вовсе не по «линии» секса.

_________________________

ПОЛЧАСА ТИШИНЫ. Одну исповедь й мне слушать неприятно. Слишком необъективным кажется сюжет: жена й – причина многих его бед как писателя; если бы у него была другая жена – занимающаяся литературными делами й, хорошо организовавшая его быт и т. д., и т. п., то…

Психологически коллизия ясна. й постоянно задается вопросом: почему его дорога состоит из сплошных лабиринтов? Винить во всем время считает ниже своего достоинства («времена чаще всего бывают трудными»). Во многом он винит себя и…жену.

й рассказывает мне, что о своих отношениях с женой написал на идиш большое письмо сестре. Для й важно, чтобы письмо попало к потомкам, исследователям творчества, которые задумаются о его литературных неудачах. Однако сестра уже стара, да и хранит ли его письма? Из архива й письмо после его смерти тоже может исчезнуть…

Что делать? й предлагает продиктовать это «послание в будущее» на магнитофон – пусть будет дополнительная гарантия сохранности.

Он читает минут тридцать. Пленка крутится. Но вот парадокс, с которым я сталкиваюсь уже несколько раз: запись, вызывающая у меня внутреннее сомнение, не получается. Так и теперь. При расшифровке этой пленки оказывается: я записал полчаса тишины.

___________________________

ЧУЖИЕ ТАЙНЫ. Имеет ли право мемуарист открывать их, рассказывая о себе? Пусть человека, о котором он вспоминает, уже нет в живых, – живы родные: жена, дети, внуки. Кроме того, делясь с кем-то своим секретом, мы подразумеваем: тайна навсегда останется тайной.

Когда-то меня покоробили некоторые страницы прекрасной книги Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой». Автор сообщает всему свету подробности о самых интимных сторонах семейной жизни Скотта Фицджеральда. Тот мучался, страдал. Наконец, решил довериться другу.

Словно тест, рассказываю эту историю й, более того – приношу с собой том Хемингуэя, нахожу нужную страницу… й читает вслух, иногда «проглатывая» отдельные фразы и слова:

«…Наконец, когда мы ели вишневый торт и допивали последний графин вина, он сказал:

– Ты знаешь, я никогда не спал ни с кем, кроме Зельды.

– Нет, я этого не знал.

– Мне казалось, что я говорил тебе.

– Нет. Ты говорил мне о многом, но не об этом.

– Вот про это я и хотел спросить тебя.

– Хорошо. Я слушаю.

– Зельда сказала, что я сложен так, что не могу сделать счастливой ни одну женщину, и первопричина ее болезни – в этом… С тех пор, как она мне это сказала, я не нахожу себе места и хочу знать правду.

– Пойдем в кабинет…

– Куда?

– В туалет, – сказал я.

Мы вернулись в зал и сели за свой столик.

– Ты совершенно нормально сложен, – сказал я. – Абсолютно…

– …Но почему она так сказала?

– Для того, чтобы сбить тебя с толку. Это древнейший в мире способ сбить человека с толку…»

й обрывает чтение. Он молчит недолго:

– …Хемингуэй идет по лезвию бритвы и – как писатель – побеждает!

К тому же в этом эпизоде – «ключ к трагедии Фицджеральда и его судьбе». Остальное для й «не имеет никакого значения.» (11 декабря 94 г.)

________________________

ЛОГИКА УМОЛЧАНИЙ. Он и сам рассказывает обо всем и всех с отчетливой ясностью. Не заботясь о возможных обидах. Не стыдясь самых «стыдных» деталей. Словно делает моментальный снимок в прошлом: это было.

И лишь иногда просит выключить магнитофон: «Подробности не стоит записывать».

Есть ли какая-то логика в этих умолчаниях? Логика ясна лишь самому й.

_____________________

Вот он рассказывает мне о своих многочисленных романах. Иногда с улыбкой: забавная ситуация! Иногда как бы вопрошая: сейчас и сам не понимаю себя! Иногда с нежностью – была юность… И только в двух случаях й говорит: «Если хотите, упомяните об этом коротко. Все остальное унесу с собой».

_____________________

Его любовь к поэтессе Лее Рудницкой. «Любовь, которая перемежалась со стихами… Вот, смотрите – фотография Леи – нашел ее случайно, подарили в Израиле…» На любительском снимке – молодая женщина в шерстяном платье и шляпе – сидит верхом на коне. «Ну, конечно, Лея погибла. В гетто».

_______________________

«До войны я уже был женат… Да, именно так. Это было не просто очередное увлечение. Жили мы в Каунасе – в маленькой квартирке; строили планы, рассчитанные на годы; откуда было знать, что в запасе у нас только несколько месяцев?.. Свадьба должна была состояться в конце лета или сентябре. А пока моя избранница поехала в Калварию – погостить у моих родителей месяц или полтора, понять, что же это такое – еврейская семья.

Да, вы угадали: она была литовкой. Играла в театре. Она погибла. Как? Для меня это и по сию пору тайна. Вернувшись с фронта, я тут же отправился в деревню, где жили родители жены.

– Ничего не знаем точно. Она пропала в первые дни войны.

Я искал долго. Возникали и отпадали различные версии. Самая реальная: ее расстреляли в нашем городке «белоповязочники». За «связь с евреем».

________________

…Скорее всего, он не хочет рассказывать в деталях эти истории, потому что пока не отстранился от них. Детали по-прежнему причиняют боль.

Лицо мужчины в старости

18 февраля 94 г. й спрашивает по телефону:

– Что вы читали в эти дни?

– Толстого и о Толстом.

– Да, интересно… Какая же мысль Толстого привлекла вас на этот раз больше всего?

Говорю, думая, что удивлю его: мужчины в старости красивее женщин.

й соглашается:

– Старики, действительно, красивее. Ярче, чем в молодости, виден характер, заострена его суть. А женщины преклонных лет чаще всего смешны: прихорашиваются, но теряют настоящую красоту, искусственно подражают молодости.

Я спорю с ним, защищаю женщин. А он приводит еще один довод – от обратного: «У молодого мужчины лицо молчит».

«Я понял суть человека»

23 ноября 94 г. Пьеса давно написана. Но й никак не может отойти от нее.

«…Внутри все горит. Это огонь творчества. Я моложе теперь, чем в тридцать лет. Мне кажется: я наконец понял суть человека. Вот об этом стоит писать! И, конечно, по-другому надо взглянуть на собственную жизнь – ее требуется переосмыслить.

К какому выводу в конце концов я пришел?

Человек по природе своей – агрессор. Конечно, он уже догадался: агрессия не приносит счастья. В этом пытались убедить людей Ветхий и Новый завет… Спиноза… Эйнштейн. Однако слова остаются словами. Парадокс состоит в том, что человек агрессивен как раз из-за своей слабости…

Знаете, какая моя любимая телепередача? «В мире животных». Там все очевидно: если животное встречает более слабую особь, оно нападает…

Где выход? Сильный должен помнить: он – агрессор. И начать сознательно ограничивать себя. Отчасти такое осознание уже есть. Может быть, потому сейчас в мире так распространена филантропия. Но надо идти в этом направлении дальше.

Вот о чем моя пьеса «Прыжок в неизвестность». Вот о чем думает мой герой. Вряд ли эту пьесу поймут и оценят критики. Они мыслят штампами. Да и вообще люди сегодня заняты сиюминутным.

Мой герой, как и я, одинок. ОДИНОКИЙ ВОЛК, ОБУЗДАВШИЙ СВОЮ АГРЕССИЮ».

_________________

Время действие пьесы – 1992-й. Это время и наших бесед с й.

Время его тревоги: «Цивилизация у пропасти. Как ее спасти? Извне? Возможно. Но это – научная фантастика. Лучше спасать человечество не извне, а изнутри – перестроив человека».

По сути, й давно пришел к выводу: прогресс – иллюзия; «ни Моисеево «не убий!», ни христово «возлюби» не сделали людей добрее. Двадцатое столетие, самое кровавое в истории, убедило нас: слова и пример не помогают». Последняя цитата взята мной уже из его пьесы.

____________________________

Где-то читал, что поэта Николая Гумилева потрясли слова из Библии: «Люди – это боги». Человек богоподобен? й трактует этот тезис как наше право вмешаться в творчество Создателя. Улучшить, переделать людскую природу. А, может быть, начать все сначала.

_____________________________

1 февраля 94 г. Сюжет пьесы связан именно с этим безумным стремлением героя… Впрочем, причем тут пьеса! Ведь тем же озабочен – и совсем не умозрительно – сидящий передо мной восьмидесятилетний старик.

Пьеса, действительно, автобиографична. Когда мы за ужином обсуждаем ее главную идею, аргументы «против» приводит уже не жена Сакаласа (так в пьесе) – доктор Шейна Сидерайте:

– В организме человека всегда существует равновесие. Невозможно что-то просто «отбросить». Иногда врачи специально угнетают одну из иммунных систем больного, это удается с трудом. Организм протестует! Также сосуществуют в мире добро и зло. Уничтожьте зло, что же такое тогда добро?

Порой, говоря о пьесе, она, по-моему, продолжает свой старый спор с й:

– …Ты считаешь: можно что-то «подправить» в человеке. Я отвечу тебе словами Моэма (помнишь его книгу «Подводя итоги»?): легче построить новый дом, чем научить человека высморкаться не так, как он привык.

___________________________

Работая над пьесой, й оживлен – как никогда еще в дни нашего знакомства. Не перечисляю сейчас: прочитанные им научные труды, встречи – с физиками, генетиками, философами. (Некоторые становятся завсегдатаями в доме й, к другим он идет сам – например, к президенту Академии наук Литвы Ю.Пожеле)… И вот наконец-то й может вложить в уста своего героя слова: «…У меня уже накопились доказательства: в агрессивном узле, где, по утверждению большинства ученых, заложены и его творческие потенции, – этих потенций нет. Ген агрессивности… несет только разрушительное, истребляющее начало. А положительная, творческая мощь человека связана совсем с другим геном».

Какой вывод можно сделать из этого монолога? Эксперимент пора начинать!

Еще один портрет

Москва, апрель 1992 года. Лаборатория психолога Александра Кроника. Он проводит удивляющие многих эксперименты. «Итак, вы вводите в компьютер основные параметры вашей жизни – даты, события, свое отношение к ним… Компьютер выдает ваш психологический портрет».

Я мысленно ставлю себя на место й. Вот главные вехи его биографии. Машина начинает работать.

Наконец, читаю:

«Если вы достаточно полно рассказали о своем прошлом и о том, чего ждете от будущего, то к сегодняшнему дню осуществилось приблизительно 95 % ваших жизненных замыслов.

Вы – стратег. События далекого прошлого или будущего для вас важнее текущих забот, близки, словно сегодняшний день. Ваша жизнь подобна могучей реке, которая несет свои глубокие воды через просторные поля и луга.

Вы умеете не заострять свое внимание на жизненных трудностях, многие из них считаете даже надуманными. (…)

Вы очень эмоциональный человек. Страсти, сильные положительные и отрицательные эмоции, перепады настроения – ваша стихия. Скорее реалист, чем оптимист или пессимист – в чем-то жизнь вас устраивает, в чем-то нет.

Вы целеустремленный человек. Предпочитаете планировать, строить жизнь самостоятельно, не полагаясь на естественный ход событий. А планируя свои действия, не всегда удачно выбираете средства для достижения намеченных целей Вы достаточно тверды и свои взгляды на жизнь считаете, как правило, верными.

Вы – человек духовных поисков. Главное для вас – мир идей и переживаний. Внешние события – только повод для работы вашей души. По-настоящему счастливы бываете наедине с собой, в моменты внутренних озарений и откровений. Познать и понять – в этом видите смысл жизни. Ради духовного роста способны пожертвовать общением с природой, развлечениями и свободным временем, даже работой и деловой карьерой.

В целом ваш стиль можно назвать деятельно-гедонистическим. Это значит, что вы стремитесь, прежде всего, удовлетворить свои желания, жить «по потребностям», а на этом фоне развить свои способности, достичь совершенства в том, что считаете своим жизненным призванием».

В том портрете было немало графиков, различных рубрик. Я вспомню сейчас только одну:

«В а ш п с и х о л о г и ч е с к и й в о з р а с т: 79.

Сегодня вы оказались близки к своему реальному возрасту. Вам удалось соразмерить притязания с возможностями, найти оптимальный для себя темп жизни. Сохраните этот оптимум в будущем!»

…Приехав в Вильнюс, читаю й итоги его жизни, «подведенные» компьютером. Почему-то его мало волнует эта игра.

– Да, да. Сделайте мне, пожалуйста, копию для архива.

И все. Наверное, дело в том, что в «портрете» отсутствует одно важное для й слово – Смерть. Подлинный фон и смысл теперешней его жизни.

Вечерний свет

Долгое время он считает: мне трудно, а может быть – до поры до времени – невозможно его понять. Понять сложность его пути, раздвоенность. Отсутствие выбора.

– Ваш опыт, мой дорогой, – это опыт соприкосновения с великой русской литературой, а она всегда, неустанно твердила: писатель – учитель жизни, он несет читателю нравственный идеал… Я же никого не учу – сам еще ученик. Никому и ничего не несу, в том числе – идеалы…

_____________________

В конце концов, тема «непонимания» уходит куда-то на дальний план наших отношений. Почему не исчезает вообще? й хочет поскорее увидеть мою книгу о нем, а раз я такую книгу еще не написал, значит – все-таки «не понимаю»…

При этом он скоро убеждается: меня как литературоведа волнуют вовсе не «идеалы», но лаборатория художника слова, психология его творчества. й говорит это, прочитав мою книгу «Писатель в провинции» (Москва, «Советский писатель», 1990). Позже он увлекается моим замыслом написать эссе «Художник в старости, или Вечерний свет»:

– Так вот же ваш герой. Это я. Вот объект исследования. Это я. Спрашивайте…

_______________________

«ВСЕ ПО ФРЕЙДУ, ПРАВДА? Работа – самое святое для меня. Ради нее живу». Когда й повторяет это сегодня снова, я вспоминаю: в письме й к сестре, снисходительно говоря о Еве, о том, что та была в жизни отца «лучом света», й обронил: «Я похож на отца. Для меня Ева – моя работа». Так называемый эффект замещения (8 сентября 93 г.)

_______________________

ГЛУБИННЫЙ РАЗУМ. Писатели рано или поздно открывают его в себе. Некоторые называют это вдохновением, другие – прозрением. й ловит подсказки подсознания ночами.

Просыпается. Лампу не зажигает. («Лампочка зажигается внутри меня»). Торопливо записывает отдельные слова. («Бумага и ручка лежат возле кровати, на столике, – чтобы долго не искать. Иногда я пишу, даже не открывая глаз»).

– Я живу так много лет. Но теперь эта привычка все мучительнее для меня. Проснувшись ночью, с трудом засыпаю снова. Днем – вялый, разбитый. (7 ноября 91 г.)

________________________

РИТМ ЕГО ЖИЗНИ именно таков – болезнь, работа, болезнь, работа…

Является ли болезнь следствием работы или работа излечивает болезнь? Не сомневаюсь: верно второе.

______________________

«Самое важное – то, что человек продолжает творить, подобно тому, как женщина продолжает рожать. Человек, покуда он жив, будет писать на клочках бумаги, на лоскутах, на камнях. Человек благороден. Я верю в человека, несмотря ни на что».

Это – в одном интервью – сказал Фолкнер. Здесь каждое слово можно отнести к й: в его архиве – множество подобных «клочков бумаги».

______________________

8 апреля 95 г. Все чаще и чаще: й не может писать. Как всегда, пытается что-то придумать. Ищет: кому диктовать? Варианты отпадают один за другим. Разыскивает – безуспешно – Илону М. (почему-то думает, что она согласится). Пытается диктовать машинистке из еврейского музея, очень внимательной к нему. Однако днем та занята на службе, а вечером – семья. («Увы, мы с ней провели только несколько сеансов»).

И вот пару недель назад начинаю учить й работать с японским диктофоном, который без дела лежит у него вот уже несколько лет (подарила подруга Аси из Норвегии). Занятия наши оказываются напрасными. Диктофон й с большим трудом осваивает, но… Спрашиваю сегодня: «Сколько вы надиктовали?» – «Нисколько». Что ж, нужна привычка и здесь.

_____________________

й мучается. Наконец, начинает диктовать жене – уставшей, перегруженной и без того всевозможными делами. Случается, доктор Сидерайте переписывает по нескольку раз одну страницу. й удовлетворен: «Вот она и стала моей Софьей Андреевной. Хотя я, конечно, не Лев Толстой».

____________________

Обычно автор радуется, когда выходит новая книга. Ставит точку на прежних замыслах. Иногда вообще забывает о них. Он весь – новые планы. Это я и говорю (в феврале 94 г.) й перед выходом его книги «Захлопнутые двери».

– Так-то оно так. Но я освобожусь сейчас не только от старого материала… Работа держит меня на этом свете.

____________________

«ТАЛАНТ. ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ? А значит это – чувствовать острее, смотреть и видеть глубже, чем все обычные люди. Талант – сложный аппарат: сердце, логика, душа… Бог знает, что еще! И к тому же – на этом инструменте надо суметь сыграть» (10 декабря 91 г.)

_____________________

СЛАВА. Как приходит она к писателю? Чем он жертвует ради достижения известности. Помогает или мешает ему семья. Роль жены творца в «проектировании» успеха.

Мы с й не раз обсуждаем эти темы. Обычные темы в литературной среде.

Необычно другое: й вовсе не жаждет славы.

«У писателей (в большей или меньшей степени) развито тщеславие. Почему у меня его нет? Не знаю. Самое важное для меня – выразить то, что чувствую. Свою правду» (6 ноября 91 г.)

______________________

Резко (и без всякой позы) он отказывается поместить свою фотографию в сокровенную для него книгу на еврейские темы.

При этом… очень хочет внимания прессы.

Противоречие? Но только до тех пор, пока я не догадываюсь: это мучительная жажда понимания. Может быть, больше всего й мечтает о диалоге с читателем, зрителем, критиком.

– Две мои книги просто никто не заметил… Не было ни строчки в газетах. Мне больно.

Он говорит о своих книгах: «Захлопнутые двери. Письма из Вильнюса в Тель-Авив. Диалоги на эту и другие темы». Вильнюс, издательство «Рош Балтика», 1993 г.; «Прыжок в неизвестность». Вильнюс, издательство «Прадай», 1995 г.

Тема славы всегда перерастает для й в тему преодоления одиночества. В конце концов, в тему преодоления смерти (8 августа 95 г.)

____________________

УДИВИТЕЛЬНЫЙ АВТОР! Не боится самых резких замечаний Напротив, рад им. Снова сталкиваюсь с этим, когда критикую перевод на русский язык пьесы «Прыжок в неизвестность». й догадывается: в моей критике перевода неуклюже спрятаны замечания автору. Герой выглядит так, точно стоит на котурнах; ремарки слащавы; действие замедленно…

– Дорогой мой, причем же тут переводчик? Говорите определеннее – я чувствую, вы правы…

_____________________

ОН ДУМАЕТ, ЧТО ОДИНОК В СВОИХ СОМНЕНИЯХ. На самом деле – это естественные поиски писателя, естественные его вопросы: как жить, как работать в литературе, если до тебя уже были Толстой, Ибсен, Томас Манн?

_____________________

й о себе: «Посредственный драматург», «средний автор», «после моей смерти забудут все, что я написал». Далее логика его рассуждений жестка: если так, если я – серость, зачем же мучения – жертвоприношение – за письменным столом? Если так, то как же он, должно быть, нелеп в глазах окружающих – даже жены, детей. й мучает это. Не зря в письме дочери прорвется непроизнесенная ею реплика: «Тоже мне писатель, не Толстой, не Шекспир, даже не Сруога!» – не оправдывайся, если не твои слова, то это твои мысли».

Обычный путь писателя. Но обычен и ответ на эти сомнения: сомневайся, прислушивайся к себе, однако иди дальше. И так – до смерти.

_________________________

В октябре 95 г. й спрашивает меня (а точнее – опять-таки самого себя):

– Может быть, театры молчат, потому что автору таланта не хватает? Мне страшно.

Сомнения, почти самоуничижение. Вера в себя, в будущее своих произведений. Все это живет в й одновременно.

_____________________

– …Я войду в литовскую драматургию автором пяти пьес о трагедии евреев в Литве.

Он произносит эти слова за ужином. Обкатывает их. Проверяет на звучание. Внезапно смотрит на меня, разгадывая смысл моего молчания – не опровергну ли? А я думаю: наверное, он прав, хотя строки в истории литературы непредсказуемы. Думаю: может быть, он останется в искусстве уже вот этим огромным напряжением творческой воли, этой вечерней попыткой прислушаться к вечности, к самому себе на пороге смерти.