Текст книги "Пепел прошлого (СИ)"
Автор книги: Евсения Медведева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
– А?
– А сделайте пометку?
– Какую такую пометку?
– Это Лизавета… Маленькая Лизавета Бойцова. Хорошее имя, как думаете?
– Идеальное, – прошептала тетя Люба и, весело подмигнув, умчалась, громыхая кюветкой по тихому коридору родильного отделения.
– Спасибо…
– Дурочка, – я накрыла засыпающую Машу теплым одеялом и поправила чуть сбившуюся подушку.
– А когда можно приходить за вторым? – сквозь сон прошептала та, усилив хватку руки, удерживающую мой халат.
Ночь выдалась спокойная. Только Мария Бойцова потревожила мирный сон отделения, влетев в приемный покой с очумелыми от страха глазами.
Я бродила по длинным коридорам, заглядывая в темные палаты, останавливалась у большого окна детской палаты, где под чутким руководством тети Любы спали малыши. Старушка дремала на стуле, периодически вскакивая, чтобы проверить грудничков. Ее рука отработанным жестом проверяла пеленки.
– Вот ты где, жена, – привычная тяжесть его рук легла на мою талию, а горячее дыхание обожгло шею.
– Опять ты проверяешь меня?
– А я предупреждал, что не перестану ходить на твои дежурства. Даже ваш строгий вахтер уже не отвлекается от наинтереснейшего кроссворда, когда я появляюсь в приемном.
– С ним я разберусь. Распустила я их, кажется. Ой, распустила…
– Ты самый справедливый главврач из всех, что видели стены этого роддома.
– Ой, подлиза. Как дети?
– Наверное, хорошо.
– Как это?
– Меня выгнали. Говорят, что я мешаю их баловать.
– Опять твой отец привез им килограмм шоколада? Он помнит, что у Ваньки проблемы с печенью?
– Он не привез шоколад, но там не только он, – Максим развернул меня к себе лицом.
– А кто? Буля напекла пирожков, чтобы детки не пухли с голода? Муж, ты в курсе, что я вчера под подушкой у Милы нашла упаковку печенья?
– Нет, не Буля. И она, кстати, признала свою вину и клянется больше не вмешиваться в рацион детей. Во всяком случае, в нашем доме.
– Хитуля эта Буля, – я рассмеялась, прижавшись к плечу мужа. Только в его объятиях я находила силы и успокоение. Только он может сделать так, чтобы все тревоги и невзгоды исчезли. Я таю, когда его руки опускаются на мои плечи. Сердце робко подпрыгивает, а по венам растекается тепло, заставляющее улыбаться, причем постоянно невпопад. Прошло уже больше двух лет с момента нашей свадьбы….
… – Не говори, я прошу тебя! – шептала я, наклонившись к бледному лицу Макса. – Молчи. Тебе нужно отдыхать.
– Как Ванька? – прохрипел он, сжимая мою ладонь.
– Все хорошо, милый. Его уже перевели в палату.
– Вот и хорошо, – Максим облизал пересохшие губы и улыбнулся. Даже здесь, в палате реанимации он умудряется поддерживать меня. Провела пальцами по его бледному лицу, наслаждаясь приятным покалыванием отросшей щетины. – Я люблю тебя, Лизка.
– И я тебя, – вся тревога, копившаяся во мне последние несколько недель, вырвалась громким рыданием. Огромные слезы падали на больничную рубашку, расплываясь уродливыми кляксами растекшейся туши. – Тебе просто обязательно доводить меня до слез? Да?
– А никому другому это не позволено, Лиз. Слышишь?
– Слышу, – я вновь всхлипнула, пытаясь сдержать очередную волну громкого рыдания.
Я давно так много не рыдала. Слезы прорвались после того, как поочередно на скрипучих каталках от меня забрали двух самых любимых мужчин моей жизни. Даже тогда Максим умудрялся подмигивать и улыбаться, уверяя, что, как только врачи отрежут от него кусок печени, он вернется, чтобы выпить кофе с коньяком и выкурить гигантскую сигарету, от которых ему пришлось воздерживаться несколько недель до операции. И теперь он лежит в стерильной палате, его дыхание сопровождается громким писком аппаратуры, а я делаю вид, что не замечаю с каким трудом ему дается каждое движение. Мы шепчемся, осыпая друг друга нежностью, чтобы врачи не услышали, что я снова пробралась в палату. Я просто не могу больше ходить по коридору, высчитывая количество плит на полу. Мне нужно, чтобы все это закончилось! Мне нужны кофе и варенье по утрам, желательно сразу после секса в душе. Хочу ощущать слабость в ногах и легкое головокружение! Хочу убегать на работу, чтобы мечтать вернуть домой, где меня будут встречать детский смех и горячий ужин. Хочу ждать праздников, чтобы собраться всем вместе за огромным столом. Хочу ворчать, когда дети, устав ждать, начнут воровать сладости со стола. Хочу жить… Хочу жить рядом с ним….
– Лиз… Да ты у меня рёва, – рассмеялся Максим, чуть наклонив голову, чтобы посмотреть мне в лицо.
– Это все из-за тебя.
– Тогда я советую тебе умыться, а то на фотографиях ты будешь выглядеть не очень.
– На каких таких фотографиях?
– На свадебных, конечно, – прохрипел он. – Ты же не откажешь больному? Смотри, моя жизнь только в твоих руках.
Чуть скривившись от боли он сжал пучок проводов и дренажных трубок.
– Я больше не хочу жить без тебя. Очнувшись после наркоза, я мог думать только о тебе и детях. Меня не волновала боль и странная комната, потолок которой так и норовил умчаться. Я не хочу вспоминать то, что было. Хочу жить и строить планы! Хочу жить с тобой. Хочу заботиться о тебе, хочу следить, чтобы ты не забыла надеть пуховик, чтобы взяла варежки, проверять заправлена ли твоя машина. Хочу радоваться удачным сменам и смывать поцелуями горечь от временных неудач. Но рядом… Всегда. Вместе. Слышишь, Лиз? Согласна?
Я замерла. Мысли путались, не давая сосредоточиться на его словах.
– Сукин сын, – чей-то шепот раздался за приоткрытой двери.
– Замолчи, Влад, – шикнула Кира, сверкнув копной рыжих волос в щели.
– Заходите, она согласна, – прохрипел Макс.
В небольшую палату ввалились все, кто не спал со мной все это время. Те, кто забыв обо всем переживали, пытаясь успокоить моё рвущееся сердце.
– Как тебе наши платья подружек? – Кира взмахнула голубой тканью медицинского халата. Она наклонилась, поцеловав меня в щеку и встала за моей спиной, за которой, смахивая трогательные слезы, толпились мама, Буля, Мира и Кристина.
– Только попробуй сбежать, – хрипела Варя, поддерживая огромный живот. – Это пятый этаж, я просто не переживу этого, и тебе придется принимать роды прямо здесь.
С противоположной стороны кровати выстроились мужики: папа все время поправлял марлевую маску и очки, но я-то видела, как он смахивает слезы. Кирилл, Влад и Андрей стояли, вытянувшись в струнку, сжимая в руках связки пластиковых дренажных трубок разного цвета, перевязанных простым бинтом.
– Прости, но с цветами нас не пустили, – хохотнул Влад, выудив из-за спины сверкающую утку, на металле которой лежало два кольца.
– Придурки… – прошептал Максим, не сдержав смеха.
– Нет, я только не поняла главного – ты согласна? – Бабуля чуть отодвинула съезжающую шапочку, чтобы сверкнуть коварным взглядом.
– Да…
– Тогда все в порядке, – выдохнула она. – Входите, голубушка.
В палату вошла женщина, явно растерянная столь оригинальным антуражем.
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы наблюдать… – начала она с порога свою заученную речь.
– Я согласна, – перебила я заезженную пластинку работника ЗАГСа.
– Я согласен… – прошептал Макс, сжав мою ладонь.
– Боже, я сейчас расплачусь, – не выдержал Кирилл, наблюдая, как Влад поднес кольца.
– Замолчи, – зашипела Кристина, взглядом отыскивая предмет, чтобы бросить в Кирилла. – Нас сейчас выгонят….
….
Мы лежали на холодном полу моего кабинета. Макс то накручивал, то распускал прядь моих волос на безымянный палец, на котором было матовое обручальное кольцо.
– Тебе не кажется, что уже пора поставить диван?
– Нет, иначе тебя отсюда просто не выгнать будет. Ты еще с вечера будешь приезжать сразу после того, как уложишь детей спать. А как я могу работать в такой обстановке?
– Я сегодня смотрел телевизор, так там рекламировали надувную кровать, – рассмеялся он, прижимая к себе.
– Нет, Корф!
– Да, Корф, – еще громче рассмеялся он.
– Тише, мне и так стыдно смотреть персоналу в глаза.
– Все нормально. Они привыкли.
– В том-то и дело, что они уже все привыкли к твоим постоянным визитам. Как ты еще не додумался ввалиться в родовую?
– Я? Додумался, но тетя Люба выгнала меня.
– Макс, – я уронила голову, еле сдерживая смех.
– Ты моя жена, – шептал он, пробегаясь пальцем по моему кольцу. – И я буду всегда рядом, где бы ты ни была.
– Кстати, я не поняла. С кем ты оставил детей?
– Отец и матушка приехали, – прошептал он, ища телефон в груде разбросанной одежды. Пока я отходила от шока, он повернул дисплей, на котором появилась картинка детской, где спали Ваня и Мила.
– Это что?
– Это камера. Я в любой момент могу посмотреть что происходит в детской, – он пожал плечами, не понимая почему я удивлена фактом тотального контроля.
– То есть ты хочешь сказать, что это нормально, что ты следишь за ними?
– Конечно, – он снова пожал плечами, продолжая тыкать пальцем по экрану. – И скажу больше, что когда он приведет девицу домой, я намерен наблюдать. Вдруг он там чего не так сделает? Подскажу малому.
– А зачем париться, Корф? Просто ввались и покажи, – я пыталась сбросить его огромную ручищу, прижимающую меня к полу.
– Я пошутил, Лиз. Пошутил, – он поцеловал меня в губы, отчего мой запал затух, но тут же вспыхнуло желание. Вот так всегда. Стоит ему лишь поцеловать меня, как все мысли сбиваются, а злость тает. – Смотри.
Вот тут я онемела. На кране телефона я увидела, как мама Макса, сидя на полу, читает книжку детям, которые то и дело норовят кинуть друг в друга чем-нибудь.
– Ты не против?
– Нет… Это твои родственники, – для меня это было шоком, конечно, но препятствовать я не собиралась.
– Вот и хорошо, а теперь собирайся и мы едем загород.
– Куда?
– Я снял коттедж. Мы там проведем двое суток, пока многочисленные бабушки и дедушки балуют детей в последние деньки летних каникул. Не переживай, программу я согласовал. Там, кажется, зоопарк, батутный парк, аквапарк… Или наоборот. Я забыл. Наркотики и алкоголь я вычеркнул, – рассмеялся он, наваливаясь на меня всем своим телом.
– Я не могу, Макс.
– Можешь, я узнавал. У вас три дня санитарной чистки, кажется так сказала тетя Люба.
– Мойки, – машинально поправила я его. – Слушай, а ты не доплачиваешь этой милой старушке?
– Хорошая идея.
– Макси, давай вечером? У меня работы еще на пару часиков, а потом я приеду и можешь везти меня куда угодно.
– Честно?
– Честно….
Я смотрела в окно, как джип мужа скрывается за крутым поворотом за больничным сквером. Как только яркий свет фар растаял, я помчалась в душ. Времени оставалось совсем мало, ведь я не рассчитывала на его визит.
– Я убежала, – крикнула я, помахав медсестрам на посту.
Август в этом году просто выжимал из жителей все соки. Духота и пекло. Небо было чистейшим, не было ни единого облачка, принесшим, хоть малейшее облегчение. Тонкие каблуки проваливались в мягкий асфальт, но я продолжала бежать, срезая тротуар по прохладному газону, находящемуся в тени высоких дубов.
– Опаздываете, Лизавета, – женщина поправила рукой очки и открыла для меня дверь своего кабинета.
– Прошу прощения.
– Ну, что? Я изучила все документы, Лиза.
– Ну и? – я замерла, рассматривая ее напряженное лицо.
– Но это все бессмысленно. Тут я уже Вам мало чем помочь могу.
– Боже, – выдохнула я, зарываясь лицом в ладони. Какая же я дурочка. Неужели до сих пор верю в чудеса? Я же сама врач, и сама могу в полной мере оценить всю бессмысленность. Зачем бегала, как сумасшедшая, сдавая анализы в других клиниках? Зачем искала врача, не боявшегося трудностей?
– Спасибо, доктор…
– Нет, Вы не поняли меня. Лизавета, Вы уже беременны.
…. Жара отпустила. Я перестала замечать раскрасневшихся прохожих, забыла о проблемах и повседневных делах. Ноги сами несли меня по скверу вдоль выгоревших стен больницы. Там, за дальним корпусом, между густого леса скрывалась узкая тропинка, по которой я ходила постоянно. Шум города исчез сразу, как только, скинув туфли, ступила босыми ногами на прохладную землю. Сочная зелень травы щекотала ступни, мелкие камушки заставляли ступать осторожно, но я мало что замечала. Как только расступившиеся березы обнажили покосившиеся ворота старого кладбища, я ускорила шаг.
– Здравствуй, дедулечка… – я положила букет красных роз на глянец черного мрамора, а потом достала мягкого зайчика из сумки. – Здравствуй, сынулечка. Простите, что давно у вас не была. Закрутилась. Ванька поправился. Врач снял почти все ограничения, у них остались только одинаковые шрамы. Представляешь, дедуль? Макс подговорил Ваньку, что когда мы летом поедем на море, чтобы он говорил, что их порезали на разборке. Дома у нас шумно и весело. Милка влюбилась. Ходит и молчит, только горько вздыхает, когда я пытаюсь задать ей вопрос. Но Ванька мне рассказал, что это все из-за нового мальчика, с которым она познакомилась в летнем лагере при школе. Короче, трагедия у нас, дедуль, настоящая. Мирового масштаба, как ты говорил.
– Все? – сухой голос Макса вырвал меня из раздумий. Он стоял, прислонившись к березе. – Теперь можно ехать?
– Ты следил?
– Нет.
– Нет, ты следил.
– Конечно, я чувствую, когда ты врешь! – вспыхнул он и прошел мимо, грозно сверкнув взглядом. Едва притронувшись к фотографии деда, он припал к маленькому кресту, под которым были выгравированы лишь фамилия и имя с ужасающей датой смерти, совпадающей с рождением. – Сын, ты видел? Наша мамка врать научилась.
– Хватит. Ну, не дуйся, – я повисла на мощном плече мужа, прижимаясь щекой к его груди.
– Я не дуюсь.
– Я вижу. Поехали?
– Поехали, – Максим подхватил мою сумку, туфли и протянул мне руку.
– Кстати, дедулечка, правило акушера Манилова работает… Оно работает….
– Чего?
– Ничего. Потом расскажу…








