Текст книги "Ты любил меня за мои слабости (СИ)"

Автор книги: Эви Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Ради бога, Пит, просто выруби ее и поторопись. У нас нет на это времени, – кричит Донован своему головорезу. Он раздраженно качает головой и пронзает меня взглядом через лобовое стекло. – Эмили, прекрати эти трепыхания. Мы все знаем, насколько ты на самом деле слаба.

Мужчина сжимает мое горло сильнее, и я задыхаюсь в его хватке, мои крики становятся хриплыми. Моя борьба ослабевает, и я чувствую, как старое знакомое чувство беспомощности и безысходности захлестывает меня, пока я погружаюсь в бессознательное состояние.

Добравшись домой, я удивлен, что машины Эмили не было на подъездной дорожке. Неужели я просмотрел ее? Нет, я ехал из офиса другой дорогой. Я выпрыгиваю из машины, поднимаюсь по ступенькам крыльца и дергаю дверную ручку. Дверь заперта. Я отпираю ее, прохожу внутрь и зову Эмили.

– Эмми! Ты здесь?

Когда мне никто не отвечает, я достаю телефон из заднего кармана и набираю ее номер. Вызов идет и сразу переходит на голосовую почту.

– Это Эм, оставьте сообщение, и я перезвоню, когда смогу.

Это сигнал.

У меня внутри все сжимается. Что-то не так. Куда она могла пойти? Я хватаю ключи и собираюсь ехать в том же направлении, откуда должна была приехать Эмили. Я спускаюсь по ступенькам крыльца, когда слышу визг автомобильных шин, а затем вижу, как внедорожник Джейка мчится к моей подъездной дорожке.

Джозеф сидит на переднем пассажирском сиденье, крепко держась за приборную панель, пока Джейк тормозит, паркуясь на обочине дороги. Не успевает машина остановиться, как Джозеф выскакивает из машины и бежит ко мне.

Мой желудок полностью падает в этот момент, в момент, когда я осознаю, что они собираются сказать мне. То, чего я уже боюсь. Эмили у Донована, и меня не было рядом, чтобы защитить ее. Я сжимаю кулаки в ожидании слов, которые меня уничтожат.

Джозеф подходит ко мне, тяжело дыша.

– Канье, Донован в Гастингсе и следит за Эмили. Мы должны держать ее рядом с собой. Никуда ее не отпускай, – говорит он, оглядывая пространство вокруг нас. А затем поворачивается ко мне, когда я ничего не говорю.

Замешательство Джозефа превращается в страх, и я догадываюсь, что он видит, как мое лицо бледнеет. Я опускаю голову и сжимаю кулаки так, что костяшки пальцев белеют, а короткие ногти впиваются в кожу.

Я чувствую, что к нам подбегает Джейк.

– Вы и дальше собираетесь здесь стоять? Пора хватать свое дерьмо и идти убивать ублюдка.

Я слышу, как его слова уплывают куда-то в сторону, и он спрашивает:

– Где машина Эм?

Я поднимаю голову и рычу:

– Она у него. Эмми должна была быть сейчас дома. Она должна была приехать домой раньше меня. Бл*дь! Он забрал ее! – заканчиваю я криком.

Все тело Джейка напрягается, и он шепчет:

– Нет, не снова. Этого не может быть.

Он делает два коротких шага ко мне, хватает меня за воротник, и презрительно усмехается мне в лицо.

– Предполагалось, что ты должен был защищать ее. Ты был обязан не спускать с нее глаз. Она моя младшая сестренка, и, если, что-нибудь с ней случится, я буду винить в этом тебя.

Я отталкиваю Джейка от себя и рычу:

– Я знаю! Бл*дь. Бл*дь. Бл*дь, гребаный ублюдок! Если он хоть раз снова ее тронет, я себе этого никогда не прощу!

Джейк и я стоим лицом к лицу. Грудь быстро опускается и поднимается.

– Заткнитесь вы оба. Если… – я перевожу взгляд на Джозефа и замечаю, как он поднимает руки в неопределенном жесте. – Если она у Донована, то он все еще в Гастингсе. У нас есть реальный шанс найти его и вернуть Эмили. Прекратите обвинять себя. Вы оба знаете, что даже если бы вы наблюдали за ней круглые сутки, в любом случае в какой-то момент этот ублюдок добрался бы до нее. Он одержим ею. Он бы ждал столько, сколько нужно.

Раздается звук, и мы смотрим на свои телефоны, но отвечает Джозеф:

– Твою мать! Это звонит Алекса.

Он нажимает кнопку для ответа, включает громкую связь и говорит:

– Лекси, где ты, черт возьми?

В его голосе все еще слышится неверие.

Женский голос отвечает:

– Я была на пути к дому Эмили, чтобы предупредить ее о Доноване, но теперь еду на восток, преследуя три БМВ: два черного, и один серебристого цвета. Я проехала мимо них как раз перед тем, как увидела машину Эмили, брошенную на обочине дороги, с разбитым стеклом со стороны водителя. Я развернулась и догнала машины. Вам нужно выезжать и двигаться на восток. Я перезвоню, когда мы доберемся до места назначения.

– Бл*дь. Лекси, ты сейчас же повернешь назад. Убирайся оттуда, из этой опасной ситуации. Я выезжаю в ту сторону сейчас же. Мы найдем их.

– Нет, – твердо сказала Алекса. Судя по ее тону, спорить с ней бесполезно.

– Господи Иисусе! – кричит Джозеф. – Не. Останавливайся. Когда они приедут на место назначения, ты проедешь мимо и позвонишь мне. Ты поняла меня, Лекси?

– Я еду за ними. Я не позволю им снова причинить ей боль. Я вооружена и готова убить их, если они хотя бы прикоснуться к ней.

– Нет! – кричит Джозеф. – Не делай этого, Лекси. Оставь это нам.

– Я должна, Джоуи, – отвечает Алекса. – Я не помогла ей в самом начале, когда должна была. Я не смогу жить дальше, если проеду мимо и вновь останусь в стороне. В любом случае я лучше умру.

Джозеф смотрит на нас с Джейком, умоляя что-нибудь сказать, но мы оба молчим. Если бы это была Лили или Эмили, мы бы говорили то же самое, что и Джозеф. Но если она сможет спасти Эмили, уберечь ее от того, чтобы ее снова похитили, тогда я ни черта не скажу.

Джозеф понимает, что написано у меня на лице. Я готов пожертвовать Алексой, чтобы найти Эмили. Он скрежещет зубами, и мы видим, как его челюсть сжимается. Затем мы все бежим к грузовику Джейка.

Когда мы забираемся внутрь, Джозеф говорит снова:

– Лекси, – выдыхает он ее имя. В его голосе слышится поражение и боль.

Джейк заводит машину и разворачивает нас под рев мотора. Мы отъезжаем с моей подъездной дорожки. От моего с Эмми дома. Пожалуйста, Господи, пусть это будет все еще наш дом, а не мой.

– Мы в пути. Только не делай глупости, Лекси. Ты нужна мне. Ты нужна мне живой, детка.

Когда Джозеф произносит слова, которые мы не ожидали услышать от такого сильного и жестокого человека, как он, связь обрывается.

Джозеф рычит на заднем сиденье и бросает телефон на пол. Он несколько раз хлопает по спинке моего сиденья, но я ничего не говорю. Я все понимаю. Если бы я был лучше, я бы перезвонил Алексе и сказал ей не делать этого, не пытаться спасти Эмми.

Но в данный момент я не лучший человек. Я отчаянный человек.

Я слышу гудок и понимаю, что Джейк звонит кому-то по громкой связи машины. Мне кажется, что я двигаюсь как в замедленной съемке, хотя чувствую, как быстро мы едем.

– Смит, это Джейк. Эмили опять похитили, – рычит Джейк. – Объявите в розыск человека, о котором мы говорили, Донована Брэдли. Закрыть аэропорты, ближайшие к Гастингсу, и выставить патрульные машины к выходам из города, прямо, бл*дь, сейчас.

– Сделаю, – Смит вешает трубку, и мы продолжаем мчаться по дороге. Джордан Смит – лейтенант полиции Гастингса. Должно быть, Джейк позвонил ему раньше, когда узнал, что Донован в Гастингсе.

В поле зрения появляется машина Эмили. Она припаркована сбоку под углом. Джейк тормозит. Легко увидеть разбитое стекло со стороны водителя.

– Черт! – взрываюсь я.

Джейк заводит свой грузовик, и мы мчимся по главной улице через центр города прямо на проселочную дорогу, направляясь на восток. Я знаю, что там на востоке. Там много заброшенных домов и аэродром Уиллоуз-Ридж.

Если они посадят ее в самолет, я снова ее потеряю. Эмми так далеко зашла. Как она сможет преодолеть еще больше ран и боли? Она не сможет. Она будет потеряна для себя. Я пытаюсь стряхнуть страх, расползающийся внутри.

Я верчусь на сиденье, мне хочется выскочить и бежать за ней. Желая сделать хоть что-нибудь, кроме как сидеть спокойно и молиться, чтобы мы добрались туда вовремя.

Сердце стучит у меня в ушах. В нем бушует гнев от того, что кто-то осмелился снова посягнуть на мое.

Боль в шее – это первое, что я чувствую, когда просыпаюсь. Я понимаю, что это потому, что сплю сидя. Что? Я сглатываю, горло болит, пытаюсь дотянутся пальцами до горла, но понимаю, что мои руки стянуты жесткой, липкой лентой. Я смотрю вниз, и вижу, что и лодыжки крепко обмотаны такой же лентой. Я привязана к грязному металлическому стулу.

Боже. Донован. Он нашел меня. Я похищена. Нет!

Я поднимаю голову и рассматриваю свое окружение. Маленькая комната с выцветшими желтыми стенами и старыми коричневыми диванами. В комнате нет ничего, кроме этих старых предметов мебели и меня, прикованной к стулу.

Выглядит так, словно здесь давно никто не жил.

Мои глаза улавливают движение слева, в окне. Клянусь, я только что видела длинные черные волосы, проносящиеся мимо окна.

– А, ты очнулась.

Моя голова поворачивается к Доновану, который стоит прямо передо мной. Одетый в свой костюм, он выглядит как настоящий джентльмен, которым не является.

Он склоняется ко мне и поднимает свои руки к мему лицу, но не касается его. Он лишь очерчивает изгибы моих щек, близко, но не касаясь.

– Боже, ты становишься все красивее с каждой нашей встречей, – я сужаю глаза и сморщиваю нос, ненавидя себя за то, что я ему нравлюсь.

Он смеется над моей реакцией.

– Что произошло, Эмили? Пять месяцев назад ты покинула Коллекцию и вдруг перестала меня бояться? Я помню нашу последнюю встречу: ты была лишь оболочкой женщины, без эмоций или страхов. Просто шлюха, которая раздвигает свои ножки, когда ей говорят.

Я пронзаю его взглядом и решительно заявляю:

– Не шлюха, а жертва изнасилования.

Глаза Донована сиюминутно расширяются. Не настолько, чтобы понять, что я шокировала его, но достаточно, чтобы осознать, что он не ожидал от меня такого ответа.

Две фигуры входят в комнату и встают позади Донована.

– Мы уходим.

Донован отвечает, не поворачиваясь к ним лицом:

– Идите, и Пита возьмите с собой. Я хочу побыть наедине с Эмили.

Его голос, сочащийся медом, отвратителен. Он ухмыляется.

Дрожь пробегает по моему телу, когда я слышу его слова. Мои глаза дико бегают по комнате. Нет, я не позволю этому случиться снова.

– Вы уверены? Что, если…

Донован встает, поворачивается к нему и обрывает на полуслове.

– Не думай, Джимми. Просто делай, что я говорю, – сквозь зубы говорит он, его плечи напряжены, и я могу только представить это жесткое и злое выражение лица, которое было направлено на меня много раз в прошлом.

Мужчина пожимает плечами и кричит:

– Пит, ты идешь с нами.

В поле зрения появляется третий мужчина, и все они уходят, как я догадываюсь, через парадную дверь.

Донован разворачивается ко мне, и я шиплю:

– Я не позволю тебе прикоснуться ко мне. Никогда больше.

Его рот изгибается в подлой, скользкой усмешке, а затем его рука быстро, как вспышка, оказывается на моей правой груди, и он сильно сжимает ее.

Я кричу в агонии, когда острая, пронзительная боль разливается вокруг моей груди.

Донован отпускает ее и делает шаг назад.

Слезы текут из моих глаз, лицо искажено болью.

– Ты связана, Эмили. Ты не сможешь остановить меня. Пора напомнить тебе, какая ты никчемная.

Бл*дь. Дерьмо. Боже, пожалуйста, не дай этому случиться снова.

Я начинаю метаться на стуле. Я не позволю этому случиться. Я отказываюсь снова становиться той женщиной. На этот раз я буду сражаться до смерти, и если я умру, то по крайней мере я умру с нетронутой душой и сердцем, полным любви к человеку, которого я знаю, который любит меня, который любил меня даже в дни моего отчаяния.

Донован хватается за спинку стула, пытаясь остановить меня. Его руки по обе стороны от моего лица. Он смеется сквозь свое тяжелое дыхание, пытаясь удержать меня.

– Я вижу, многое изменилось за последние пять месяцев. Хорошо, это лишь сделает следующие несколько месяцев веселее. Я выбью из тебя эту борьбу.

Внезапно тело Донована начало содрогаться. Его руки трясут мое кресло. Я замираю, глядя на него. Затем его руки опускаются, и тело падает на землю.

Покинув поле моего зрения, я смотрю на женщину, которую слишком хорошо знаю. Алекса Кингсли. Она совсем не изменилась. Все еще потрясающе красивая женщина с длинными черными волосами и телом, за которое большинство женщин готовы убить. В правой руке у нее электрошокер, и она тяжело дышит. На ее лице страх.

Она откидывает электрошокер на диван и подбегает ко мне, отчаянно пытаясь развязать мои путы.

– Мне нужен нож, – говорит Алекса больше себе, чем мне.

– Кухня, может там есть что-то, что ты сможешь использовать, – говорю я, и она быстро бежит туда.

Я смотрю на лежащего без сознания Донована и слушаю, как Алекса хлопает шкафами и ящиками. Она возвращается с ржавыми ножницами и начинает разрезать ленту. Это занимает несколько минут, так как ножницы довольно тупые. Но, наконец, она освобождает мою правую руку, а затем быстро освобождает и левую. Она наклоняется и разрезает ленту на моих лодыжках.

Облегчение переполняет мои вены, когда я вскакиваю со стула, потирая ноющие запястья.

Я смотрю на Донована и понимаю, что теперь все под контролем.

– Мы должны усадить его на стул и привязать. На кухне ты видела скотч, который они использовали?

Алекса кивает и бежит за ним.

Когда она возвращается, мы усаживаем на стул тяжелого Донована. Я крепко держу его за плечи сзади, пока Алекса привязывает его лодыжки и колени к стулу. Когда она заканчивает, я отпускаю его плечи, и мы отступаем назад, чтобы посмотреть на него. Однако стул падает вперед, и лицо Донована врезается в пол. Он слишком тяжелый.

Мы с Алексой смотрим на Донована, думая, что удар лицом может его разбудить, но ничего – он не двигается.

Мы с Алексой поворачиваемся друг к другу и пожимаем плечами. Мы снова поставили стул вертикально и привязали скотчем его грудь к спинке стула. Используя весь рулон ленты, мы закончили, и теперь он сидит прямо и никуда не денется.

Я смотрю на него, и волна мощной силы проходит через мое тело.

– Парни уже в пути. Они потребовали позвонить, когда я узнаю твое местоположение. Но я еще этого не сделала, – объясняет Алекса. Я поворачиваюсь к ней, и она продолжает говорить. – Я хотела знать, чего хотела бы ты. Ты можешь сделать с ним сейчас все, что только захочешь, или я позвоню парням. Они приедут и разберутся с ним. Но ты должна решить это быстро, потому что когда они приедут, то отведут нас в безопасное место и другого шанса у тебя не будет. Донован не покинет это строение живым.

Я смотрю на Донована, обдумывая ее слова.

– Ну так что ты хочешь сделать? – интересуется она.

– Я хочу причинить ему боль. Заставить его истекать кровью и кричать, – отвечаю я.

Она поднимает ржавые ножницы в воздух и говорит:

– Тогда мудаку пора просыпаться.

Я протягиваю руку, и она вкладывает ножницы мне в ладонь.

– Но нам не стоит забывать о времени: парни Донована могут вернуться в любой момент. Мы должна сообщить нашим парням, где мы находимся до того, как это произойдет.

Я киваю ей и направляюсь к Доновану. Я замечаю, что его пальцы лениво двигаются. Он просыпается.

Я поворачиваю ножницы в кулаке и складываю их концы вместе, острым концом вниз. Я хочу разбудить его болью, хочу услышать его крик прямо сейчас. С этой мыслью я вонзаю ножницы ему в левое предплечье.

Крик, срывающийся с его губ, опьяняет. Он наполняет мои вены и дает мне цель.

Донован дергается на стуле, на его лице написано замешательство. Его глаза бешено бегают по комнате, а затем его взгляд останавливается на мне. Затем он сосредотачивается на боли и ножницах, прочно засевших в его руке.

– Бл*дь! Ты сука! – его голос гортанный, и я замечаю слезы, текущие из его глаз.

Я делаю шаг вперед и очень медленно вытаскиваю ножницы из его предплечья. Долгий, мучительный крик вырывается из груди Донована.

Мое сердце бешено колотится при виде красной липкой крови на ножницах.

Я смотрю на Донована и закрываю рот рукой с фальшивым, шокированным выражением.

– Ой, это была твоя рука? Это твоя кровь? – я с улыбкой указываю на ножницы.

– Ты чертова сука, – его голос низкий и дрожащий.

Он замечает Алексу, которая стоит позади меня. Она пожимает плечами и со скучающим видом прислоняется к стене.

Я улыбаюсь, подхожу к другой стороне стула и смотрю на его другую руку. Эти большие, мерзкие руки, которые столько раз душили и били меня.

Я поднимаю руку, и Донован протестующе кричит.

– Нет, нет, нет, нет, нет. А! – затем я вонзаю ножницы ему в тыльную сторону другой ладони.

Я стою и смотрю, как Донован мечется на стуле. Его лицо съеживается, когда движение причиняет боль его раненым рукам.

Мое тело гудит от возбуждения и силы.

Я подхожу вперед, и снова медленно вынимаю ножницы из его плоти. Мучительный крик вылетает из его губ, и для моих ушей он великолепный и ошеломляющий. От голоса человека, которому больно, моя душа вздрагивает. Но осознание того, что эти звуки издает Донован, лишь вызывает во мне желание причинить ему еще больше боли.

Боже, если ему так больно лишь от ран на руках, то не могу дождаться, когда я доберусь до его паха.

Струйки крови сбегают по его рукам, огибают пальцы и капают на ковер. Донован истекает кровью передо мной. Беззащитный и слабый. Я наслаждаюсь этим зрелищем.

Он издает сумасшедший смешок и говорит:

– Ты попала, Эмили. Что бы ты ни сделала со мной, я сделаю с тобой то же, только в десять раз хуже, когда освобожусь с этого стула, – заканчивает он разочарованным криком, отчаянно пытаясь освободиться.

– Ты не покинешь живым это строение, не говоря уже о стуле, Донован. Ты единственный, кто попал. А теперь, куда мне это воткнуть? О, я знаю. Твои бедра. Давай подберемся к твоему жалкому, отвратительному члену.

Донован тщетно пытается приподнять стул носками, чтобы отодвинуться от меня. Я смеюсь. Этот звук я никогда прежде от себя не слышала. Этот звук напоминает мне его. Я застываю на месте прежде, чем вонзить лезвие ему в бедро. И в голове у меня раздается смех маленькой девочки.

Клянусь, если я повернусь, она будет стоять прямо за мной.

Моя мечта. Саванна. Моя семья. Смогу я сохранить ее, если отниму жизнь? Если я на мгновение перейду на темную сторону, смогу ли я когда-нибудь полностью покинуть тьму, или этот момент будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь?

Я отхожу от Донована и оглядываю комнату. Сокрушительная тяжесть наваливается на меня, когда я понимаю, что делаю. Это не я. Это он. Вот что он делает с людьми, вот что он сделал со мной: лишил меня достоинства, силы и уничтожил меня. Я не позволю ему превратить меня в монстра. Я не пойду по этому пути. Он умрет, но не заберет меня с собой.

Забрать жизнь – это не то, что я могу сделать. В моей душе и так слишком много шрамов. Еще одного я не хочу. Убийство даже такого человека, как Донован, не в моем характере. Я не смогу двигаться дальше после подобного. Он испортил мне жизнь на много лет. Я не дам ему больше ни секунды.

Я поворачиваюсь к Алексе и говорю:

– Звони парням. Скажи, где мы.

Я бросаю ножницы на пол и ухожу от Донована.

– Ты думаешь, он придет за тобой? Твой гребаный парень? – он выплевывает слово «парень», как будто это неприятный привкус во рту.

Я подхожу к Алексе, когда она начинает набирать номер, и мы оба поворачиваемся к Доновану. Откуда он знает о Канье?

– Он не придет за тобой, никогда. Мы получили информацию, что они направляются к взлетно-посадочной полосе. Я знал, что они поедут туда, если я отвезу тебя в аэропорт. Мои ребята собирались убить его и тех, кто с ним. Тогда никто не сможет следить ни за мной, ни за тобой, Эмили. На этот раз только обрубленные концы. Я, блин, умнее, чем Марко. Тупой ублюдок должен был сделать это в первую очередь.

Алекса тихо выдыхает:

– Нет.

Я протягиваю руку и говорю испуганным голосом:

– Дай мне телефон, Алекса.

Она быстро отдает мне телефон, и я чувствую, как она дрожит. Я поднимаю голову и замечаю страх в ее глазах.

– Джозеф с ними?

– Да, – тихо говорит она, и ее глаза становятся стеклянными.

Я держу ее за руку и говорю:

– Все будет хорошо. Они смогут сами о себе позаботиться, – мой голос звучит твердо, однако я не уверена, что полностью верю своим собственным словам, поскольку мое сердце продолжает колотиться в груди.

Я набираю номер Канье. Звучит лишь один гудок, прежде чем Канье отвечает:

– Где ты, Алекса?

Слава Богу. Мое тело мгновенно расслабляется, и я смотрю на Алексу с улыбкой на лице.

– Канье, это Эмили.

– Эмми, детка. Бл*дь. Ты в порядке? Где ты? – требует он.

– Я в порядке. Алекса здесь, и она помогла мне освободиться. Донован сейчас привязан к стулу.

Я смотрю на Алексу в ожидании и говорю Канье:

– Мы…?

Алекса быстро отвечает за меня в трубку.

– Мы в заброшенном доме на правой стороне взлетно-посадочной полосы. Желтый и единственный на дороге. Вы не пропустите его.

– Ладно, девочки, держитесь. Мы скоро будем там.

– Подожди, Канье! – я кричу в трубку, пока он не отключился. – Донован послал людей, чтобы убить тебя. Будь осторожен.

– Обязательно, Эмми. Не беспокойся обо мне. Мы пришли подготовленными. У Джейка в багажнике было все необходимое. Они на другой стороне полосы, осматривают склады. Я не слышал выстрелов. Я позвоню им, и мы выберемся отсюда и придем к тебе и Алексе.

Я глубоко вздыхаю, чувствуя себя намного лучше после разговора с Канье.

– Хорошо, я люблю тебя, Канье. Пожалуйста, будь осторожен, – умоляю я. Мои слова выходят сдавленными, а губы дрожат от облегчения.

– Я люблю… – Канье не заканчивает свое предложение, так как раздается громкий хлопок и вздох от Канье. – Бл*дь, меня ранили. Бл*дь, Эмми, выбирайтесь из дома и уходите с Алексой сейчас же. Уходите и найдите безопасное место! – кричит Канье в трубку.

Я застываю. Чистый, неразбавленный страх овладевает мной, и мое горло сдавливает так, что я не могу произнести ни слова. Я не могу пошевелиться от страха, что я могу потерять. Потерять то, чего больше никогда не обрету вновь. Я даже не могу представить такую возможность.

Я беспомощно слушаю, как телефон падает на землю, а мой любимый продолжает кричать, чтобы я бежала и нашла безопасное место.

Я вздрагиваю, мое тело подскакивает на месте, когда я слышу еще один выстрел, а затем ничего. Тишина. Больше никаких криков от Канье.

– Нет! – мой душераздирающий крик разносится по маленькому помещению, он отскакивает от стен звуковыми волнами. Это не спасет Канье и не спасет меня.

Тяжелые шаги приближаются к телефону, и связь обрывается. Канье!

Мои колени сильно дрожат. Не в силах удержаться, я падаю на них. Тихие слезы текут по моему лицу. Крик боли застревает в горле, и я не могу вымолвить ни звука. Я хочу онеметь. Я хочу, чтобы эта мучительная агония и печаль прорыли глубокую яму в моей душе и никогда не освободились.

– Что? – спрашивает Алекса дрожащим голосом. Она грубо трясет меня за плечи и кричит. – Эмили, что случилось!?

– Он мертв, – шепчу я.

Слезы текут по моим щекам, и я чувствую их соленый привкус на губах.

– О, мой Бог, – шепчет Алекса и падает рядом со мной на пол.

Моя грудь сжимается, и рыдание вырывается из меня, заполняя комнату.

Я смутно слышу, как Алекса говорит по телефону, крича Джозефу, чтобы он нашел Канье и убирался оттуда. Она описывает дом, в котором мы находимся, но это не важно. С таким же успехом я могу сидеть на этом месте до самой моей смерти. Сейчас жизнь не стоит того, чтобы жить.

– Что там? – спрашивает Алекса.

Услышав ее слова, я фокусирую слух и слышу звонок мобильного телефона.

– Это мой парень докладывает, закончил ли он работу.

Донован. Я и забыла, что он здесь. Его имя дребезжит у меня в голове, произнесенное с такой ненавистью, что даже я боюсь того, через что ему предстоит пройти.

Я вскакиваю на ноги и иду прямо туда, откуда доносится звон. Он в кармане брюк. Я не останавливаюсь ни на секунду, моя рука ныряет в его карман, и я вытаскиваю его вибрирующий телефон.

Что, если Канье все еще жив? Что, если его только что подстрелили, и ему нужна помощь? Мое сердце бьется с надеждой. Я провожу пальцем по экрану и подношу телефон к уху.

Я слышу тяжелое дыхание, секунды тишины, а затем:

– Все сделано.

А потом он вешает трубку.

Мертвый гудок. Спертый воздух. Мертвый Канье. Мертвое сердце.

Черт возьми, Эмми, настанет ли день, когда я смогу сказать тебе «нет»?

Я хватаюсь за грудь, где бьется мое разбитое сердце.

Я люблю тебя, Эм. Однажды я надену кольцо тебе на палец вместо розы на запястье.

Крик срывается с моих губ.

Наша жизнь будет наполнена улыбками. Мы будем счастливы, Эмми. Даже если это убьет меня, мы будем. Это наши темные дни, детка, но они не будут длиться вечно.

Мое сердце умоляет меня остановиться, заблокировать то, что разрывает его совсем недавно исцеленную плоть. Я плачу. Моя душа умирает.

Мой разум окутан воспоминаниями. Плотно завернув их, готовясь защитить. Никогда не забыть.

– Эмили, – шепчет мягко Алекса. Мое имя срывается с ее дрожащих губ.

Эмили, я не мог рисковать тобой снова, и на этот раз все будет лучше. Ты всегда будешь со мной. Не будет больше месяцев ожидания, чтобы провести время вместе.

Мое тело замирает. Меня охватывает неописуемая ярость. Даже когда мужчины брали мое тело против моей воли, даже когда я слышала крики подруг, когда их избивали и насиловали, я не чувствовала такого прилива безумия. Никогда я так не жаждала смерти и разрушения.

Я сжимаю руки в кулаки и обнаруживаю, что все еще сжимаю телефон. Я больно сжимаю его в ладони, а потом с яростным криком бросаю в голову Донована. Удар пришелся ему в висок, и он застонал от боли. В тот же миг на его виске открывается рана, и из нее сочится кровь.

Я безрассудно кручусь вокруг, ища что-нибудь еще, чтобы разбить ему голову. Мне нужно разрушение. Мне нужно почувствовать хаос. Все лучше, чем эта мука.

Смех Донована разносится по комнате эхом. Смех пронзительный, словно гвозди по классной доске.

Я стискиваю зубы.

– Это то, что я пропустил в начале? Так вот как вы начинали в Коллекции? Черт, тогда я пропустил несколько хороших моментов.

Его безумные слова едва проникают в мои мысли. Мой разум слишком хаотичен. В моей голове слишком много мыслей о пытках и убийстве.

– Что у тебя в машине, Алекса? – требую я.

– Ч-что? – смущенно спрашивает Алекса.

Я поворачиваюсь к ней, не в настроении тратить время, и нетерпеливо говорю.

– У тебя есть инструменты, оружие, ножи или молоток? Все, что угодно, чтобы убить его, – шиплю я и указываю на Донована.

Алекса смотрит на Донована, потом снова на меня, и быстро кивает.

– Да, у меня в багажнике есть ящик с инструментами, – как только Алекса заканчивает фразу, она выбегает из дома и бежит к машине.

– Ты действительно думаешь, что можешь убить меня? Ты не могла сделать этого раньше. Почему ты думаешь, что сможешь сделать это сейчас? – самодовольно спрашивает Донован.

Я съеживаюсь от его слов. Я не могу допустить его существование, не говоря уже о том, чтобы слышать его голос.

Я пронзаю его взглядом.

– Раньше мне было ради чего жить. Теперь я все равно что мертва и забираю тебя с собой, – мой голос сочится презрением к нему.

Донован бледнеет. Мой бесстрастный тон и честные слова прорываются сквозь его дерзкую личность, и он наконец понимает, что очень скоро умрет в этой комнате со мной.

Прежде чем Алекса возвращается в помещение, раздается лязг инструментов. Эта комната навсегда останется в моей памяти.

Алекса бросает чемодан на диван и открывает крышку. Она отступает назад, а я иду вперед, чтобы посмотреть, какие у нее инструменты. Он полон различных типов отверток, гаечных ключей и других инструментов, названий которых я даже не знаю.

Я выбираю синюю отвертку, испачканную жиром и грязью. Она выглядит старой и тупой. Идеальной.

Я сосредотачиваюсь на Доноване, который смотрит на меня с паникой и страхом на своем уродливом лице. Я пару раз шлепаю отверткой по руке, дразня его.

– Куда тебя ударить в первую очередь? – спрашиваю я.

– Мои ребята будут здесь с минуты на минуту, Эмили. Если ты еще раз ударишь меня этим или чем-нибудь еще, обещаю, ты пожалеешь об этом, когда я тебя свяжу, – шипит на меня Донован.

Это подстегивает меня. Я оглядываюсь на Алексу.

– Тебе лучше уйти. Пока его люди не вернулись сюда.

Она качает головой.

– Нет, я останусь здесь до конца. Я должна была помочь тебе много лет назад, но не помогла. На этот раз я тебя прикрою.

Слова Алексы потрясают меня. Она виновна. Вот почему она мне помогает. Она сожалеет, что стала частью империи Марко. Из того, что Лили рассказала мне об Алексе, она была сильно избита за попытку помочь женщинам сбежать.

Хотела бы я иметь достаточно эмоций, чтобы позаботиться о ней и сказать, что все в порядке, что я прощаю ее. Но это не так. Ярость и месть правят мной. Но это не месть за мои потерянные пять лет, которые кажутся такими ничтожными по сравнению с жизнью без Канье.

Я смотрю на дьявола в кресле, который отнял у меня все.

Никогда больше я не буду восхищаться яркой улыбкой Канье.

Никогда больше я не услышу его глубокого хриплого смеха, когда он подумает, что я очаровательна.

Я представляю себя на семейном барбекю, оглядывающей толпу людей, надеясь увидеть его, зная, что его там нет.

Я мысленно вижу свой розарий, а Канье стоит посередине и смотрит на меня.

Я должна была провести с ним свое первое Рождество в этом году.

Он – единственное, что у меня было, пускай и не так долго. Семья.

Я резко смахиваю слезы и стираю эти мысли из головы.

Мой разум отделяется от тела. Часть меня не хочет этого делать, никогда бы не смогла поступить так с другим человеком.

Я смотрю на Донована, но только сейчас по-настоящему сосредотачиваюсь на нем. Он смотрит на меня, как раненый зверь, готовый бежать. Я делаю шаг вперед, и он вздрагивает. Я улыбаюсь. Садистская, безразличная улыбка, которая появляется на моем лице в предвкушении его мучений. Возможно, это будет моя последняя улыбка в жизни. Я решаю, что пришло время снять груз с души.

Я начинаю говорить и не знаю, с Донованом ли я говорю или сама с собой. Но я чувствую, что должна произнести эти слова, кому бы они ни были сказаны.

– Я продолжала жить своей жизнью. Я наконец поняла, что все эти годы насилия были из-за того, что ты ненавидел себя. Эти ярлыки – никчемная, использованная и жалкая – они все не обо мне, они о тебе. Так ты видишь себя.

Донован прищуривается, и лицо его темнеет от ярости. Я задеваю за живое.

– Я сильная, умная и любимая.

Донован отрывисто смеется, но прежде чем он успевает что-то сказать, я перебиваю его:

– Вот почему ты был одержим мной все эти годы.

Он прищуривается, глядя на меня, и в его глазах вспыхивает дрожащая волна эмоций. Выражение его лица кричит мне, чтобы я замолчала. Как будто он пытается заставить меня замолчать.

– Ты мне завидовал. Ты видел, как я выживаю в аду, и завидовал мне. Ты хотел быть мной. Ты хотел быть таким же сильным, как я. Таким же умным, как я, и ты отчаянно нуждаешься в ком-то, кто любил бы тебя так же сильно, как я люблю свою семью. Но ты – не я. Ты не сильный. Ты не тупой, но и не умный, Донован. И тебя не любят. Ты видел во мне все, что хотел, и хотел уничтожить меня так же, как был уничтожен сам. Ты родился таким и просто хотел того, чего у тебя никогда не было?