Текст книги "Древний род: Сотый Богомир (СИ)"
Автор книги: Евгений Погонин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
База интервентов.
Три дня мы 'курсировали' по заснеженным холмам, пока не добрались до места, обозначенном на рисунке синего чуба, как облепиховые заросли, где можно скрытно оборудовать лагерь. Эти заросли шли вдоль берега почти до самой базы интервентов и не воспользоваться этим, мы не имели права. К тому же, синий чуб сообщил, что в ней нет, не единого 'секрета'.
Когда Маэстро сообщил эту новость, я, Кузьма и Николай восприняли ее как уловку синего чуба, чтобы заманить нас в ловушку. Но рыжий здоровяк заверил нас в том, что минотавр, с ножом у интимных мест, не врет и вообще, по его словам, интервенты чувствуют себя на 'нашем' берегу настолько вольготно, что ночью все патрули спят.
Сомнительно конечно, что бы вот так, в наглую, на чужой территории, пренебрегать очевидными мерами безопасности, но синий чуб заверил Маэстро, что все так, как он сказал. Ну что же, раз так, то мы 'в шоколаде', а если нет, мы здесь для разведки, посмотрим с расстояния, что да как, доложимся Мише и в Мохов, укреплять обороноспособность города.
Выдвинулись всемером, Николай, Кузьма, Маэстро и Витя, верховыми. Степанович, управлял повозкой, запряженной двумя лошадьми, которых нам одолжил град Мохов, в лице Моисеевича, как и ее содержимое. 'Поезд' Маэстро и кибитка Кузьмы, с палаткой и всем остальным, еще не добрались до города. Ну а поскольку врач запретил мне верховые прогулки, я ехал вместе со Степановичем. И седьмой член нашего отряда был посыльный, по имени Вадим.
В дороге, я первый раз увидел, как бегают кентавры. Посыльный, которого Миша послал с нами, принадлежал к этому виду обращенных. Вадик, когда набирал скорость, вытягивался горизонтально как струна и для бега использовал только переднюю пару ног. Вторая пара служит балансиром, чтобы кентавр не запахал носом. И скажу вам честно, он – на тех участках, где ветер вымел снег – не уступал лошадям, а по маневренности превосходил их в разы.
На нем была стандартная, для армии России, бронь, состоящая из десятисантиметровых, расположенных поперек, от шнуровки до шнуровки, металлических полос. На голове – явно сделанный под заказ – шишак с длинными – доходившими до подбородка – нащечниками. Нижнюю, четырехконечную, часть туловища, защищали кожаные, покрытые кольчужной сетью, штаны. На передних конечностях щитки, задние – короткие – кроме стеганых штанин, защиты не имели.
Из оружия, на правом боку лук и колчан со стрелами, за спиной овальный щит, раскрашенный под триколор, на левом боку полуторный меч.
Еще в Мохове, мне показалось, что Вадим больно дорого одет для посыльного. К тому же, умеет обращаться с луком, что редкость, даже в армии, не считая ратного сословья. Это заметил не только я и по этой причине, в зарослях низкой облепихи, им занялся Николай. Началось все с подначек, а закончилось тем, что кентавр решил проучить мелкого и наглого людишку.
– Говори Вадик, зачем Миша тебя послал с нами? – вставая на ноги, после переката, во время которого он саданул рукояткой одного из своих ножей, прямо в коленную чашечку правой передней ноги Вити, третий раз спрашивал Николай – я не такой терпеливый, когда надоест, ты уже никогда не сможешь говорить.
– Ах ты, козявка – сквозь зубы, гырчал Вадим, опираясь на меч и потирая ушибленное колено левой рукой. Щита он лишился после первого же выпада 'козявки', которая врезала ему рукояткой подмышку, от чего рука, на некоторое время, обвисла, и щит просто упал – я тебя урою гнида – продолжал поливать оскорблениями Вадик, игнорируя вопрос Николая.
– Вадя, Вадя – крутил головой Николай – не знаешь ты, как разговаривать с богатырями, а я ведь и обидеться могу.
Николай пошел по кругу, огибая кентавра слева, где тому будет неудобно орудовать мечем, да еще и ушибленная нога не даст полноценно на нее наступать.
Ни я, ни кто-либо другой, не вмешивались в такой своеобразный метод допроса, который применил сильнейший богатырь России, тем более я сам санкционировал его. Но с условием, что кентавр останется целым и невредимым. Однако результата я не видел и мое условие не выполнено, Вадик сильно хромал и левая рука у него до сих пор не отошла.
– Говори или я продолжу.
Николай стал ускоряться, продолжая идти по дуге, что заставило Вадика вприпрыжку разворачиваться к нему фронтом. Раз прыжок, два прыжок, три ... и он упал. Николай среагировал мгновенно и бросился на противника.
– СТОЯТЬ – крикнул я, пока человек не искалечил полуконя.
Первый тут же остановился и повернулся спиной к кентавру, провоцируя того на действие. Но Вадику было не до этого, он кое-как смог подняться и с помощью меча старался не упасть снова. Про нападение не могло быть и речи.
– Николай, ты слышал что я сказал?
– А я че, я ни че – ответил тот и повернулся к болезному – считай, тебе повезло.
– Коля-я – протянул я, и тот посмотрел на меня – помоги Степановичу разжечь мангал – и когда тот стал открывать рот чтобы ответить нечто в своем стиле, я 'отрезал' – это тебе за то, что обещал не калечить посыльного. – И самому Степановичу – Николаю не помогать.
Николай поджал губу и молча пошел к телеге, чтобы заняться не только розжигом мангала, – который сварганил Кузьма, из халявного железа, еще в Мохове – но и приготовлением ужина.
Мангал нам нужен не для шашлыков, – хотя и для этого тоже – а чтобы не рыть снег каждый вечер для костра пока сюда добирались.
– Спрячь оружие Вадим, на сегодня драк хватит – велел я кентавру и повернулся к здоровякам и зайцу-самураю – посмотрите, что там у него с ногой и ставьте палатку. Те кивнули, а я отправился через плотные заросли облепихи, где, подальше от глаз, Николай будет разжигать последний древесный уголь, который мы брали в дорогу.
– Ты уверен, что он сможет передать Мише послания, после твоих выкрутасов?
– Да чего ему будет, – отвечал Николай, высыпая остатки угля из мешка в мангал, поверх бересты, служившей розжигом – вернемся с разведки, и он уже будет как огурчик.
На небольшую полянку вышел Степанович с котелком – точнее котелищем – и сумкой с припасом.
– Ты ничего не хочешь нам рассказать?
Степанович бросил груз на снег и принялся заполнять котелок нетронутым снегом.
– Ты про письмо?
Я кивнул. Миша и глава Мохова нам не сообщили его содержимого и вежливо 'послали нас подальше' из кабинета, заверив, что все договоренности, со стороны гарнизона, остаются в силе. А вот Степанович, после нашего ухода, остался.
– В письме говорится, чтобы Мохов готовился к приему ста тысяч жителей через месяц, а к весне еще столько же прибудет. Опа... – сказал он, ставя котелок на мангал, в котором уже начали заниматься угли.
Мы с Николаем переглянулись.
– ...Мохову предписывается встретить их в Подгорном, со своим транспортом и своей охраной.
Николай присвистнул, а я почесал затылок. Получается, что, по неизвестным нам причинам, начался переселенческий бум. И если в отдаленный город отсылают разом сто тысяч, то, что говорить про столицу, ее окрестности и ближайшие к ней города. Завал! Теперь понятно, почему Моисеевич отказался отсылать горожан с Мишей, у него действительно сейчас каждая душа на счету. Саней и повозок, – неважно хороших или плохих – в нужном количестве, нет. Охраны, – даже если под 'ружье' поставить женщин и детей, не хватит. С Жильем еще хуже, а сейчас не лето и до него еще о-го-го.
– Куда-же селить их, в Мохов столько не влезет, даже если штабелями улаживать? – озаботился Николай.
– В том-то и дело, – Степанович развел руки в стороны – Герман всех мастеровых отправляет валить лес и из сырого посад возводить.
– Ну не хрена себе посадик получается, – Николай снова присвистнул. – О чем он думает, враг на носу, а за пределами стен десятки тысяч людей и обращенных?
– А что ты предлагаешь, сам же сказал, что даже если штабелями трамбовать все в Мохов не поместятся?
– Не знаю – Николай стал мерить маленькую полянку шагами – но обрекать землян на смерть не стал бы.
– А их никто на смерть и не обрекает, в посаде будут жить только мужики, наших это тоже касается. В городе поселят только женщин и детей, администрацию и казармы тоже освободят. Мишины воины будут жить в палатках, и организовывать оборону посада...
– Стоп – остановил я эмоциональную речь Степановича – а вот с этого момента поподробнее.
– Я говорю никто никого на смерть не ...
– Да нет, я спрашиваю про то, что Миша со своими бойцами будет заниматься организацией обороны.
В свете углей – начало смеркаться – я увидел как, от непонимания вопроса, 'захлопали' веки Степановича, и попросил его рассказать, что дословно сказал Миша. И по всему выходило, что полу медведь, больше не собирался идти делать засады на диверсантов. Но нас об этом, почему то, не посчитали нужным проинформировать.
– А Вадик, у Миши, на каких ролях?
– Хм, – Степанович запустил пятерню в бороду, пошевелил ей и сказал – на вродь приказчика, но – он ткнул в небо указательным пальцем – не простой.
– То есть?
– А то, что его приказания выполняются сродни Мишкиным и никто, даже полу-сотники, не смеют ему перечить.
– Адъютант короче – сорвал у меня с языка Николай.
'Снова интриги, что за жизнь такая, родня в них погрязла, так еще и армия пропиталась насквозь этим дерьмом'
– Когда мы вышли из кабинета, Миша не спрашивал про нас?
– Как же, не спрашивал, но не про всех, а только про тебя – увидев мое удивление, он продолжил – спрашивал кто ты? Откуда взялся? Почему Петька и Кузьма лебезят перед тобой? И еще про топоры твои расспрашивал, мол, выпендрежник, насмотрелся фильмов и теперь думает, что самый крутой.
Степанович прервался, снег в котле растопился, и он принялся подкидывать свежую порцию.
– Я рассказал им то, что знают все, секретами вы со мной не делились. Еще просили последить за тобой, задать наводящие вопросы, касаемо твоего прошлого, у парней поспрошать – он кивнул на Николая, который, как не странно, слушал молча и не перебивал. – Я согласился, но – ... – я не 'СУКА', – с резкой злобой в голосе, заговорил Степанович – чтобы 'плевать в лицо' Петки, которому обязан свободой весь город. И тем, кто, не заботясь о собственной 'шкуре', спас детей от неминуемой гибели...
– Ну все-все, – остановил я эмоциональный порыв Степановича – то, что ты свой в доску, я знаю, лучше скажи, что по этому поводу думает глава города?
Степанович снова почесал бороду и честно сказал что Герман – как он его называл – на эту тему с ним не разговаривал, времени на это, просто не было. Однако Степанович уверен, что на главу Мохова, которого, как и почти весь город, Маэстро вывел из Украины, можно положиться.
Но у меня, на этот счет, свое мнение. Моисеевич еврей, а это уже потенциальная опасность, ведь еврей еврею никогда не откажет и этим, вовсю, – на старой Земле – пользуется израильская разведка. Думаю, в этом мире, Израиль не откажется от проверенной годами, разведывательной стратегии. Я вообще не понимаю, куда смотрел Маэстро, давая добро на то, что его городом будет править личность такой спорной национальности.
– Степанович, не в обиду, приготовь ужин сам, нам нужно кое-что обсудить – попросил я старика, который и так этим занимался, во время разговора. Получивший наряд вне очереди Николай и не думал ему помогать.
– Э-хе-хех – наиграно замахал головой из стороны в сторону Степанович, долбя ножом замороженную, в камень, утку – надеюсь, премию мне за это дадут?
– Не переживай, – усмехнулся я – и премия, и тринадцатая зарплата тебе обеспечена.
Вернувшись на большую поляну, где Витя и Кузьма уже поставили палатку, а Маэстро занимался обиходом лошадей, я направился сразу к Вадиму, который сидел в сторонке, приложив снег к ушибленному колену.
Несколько минут я молча смотрел на кентавра, который забыв про колено и взявшись за рукоять меча, но, не извлекая его из ножен, ждал моих действий.
– Николай – я добавил железа в голос, памятуя привычку сильнейшего богатыря России постоянно перечить.
– Да – отозвался тот из-за моей спины.
– Помоги Вити обустроить палатку, – и, не дожидаясь ответа и не сводя взгляда с Вадима – Маэстро, Кузьма идите сюда.
Здоровяки бросили свои дела и подошли.
– У вас времени до ужина, если ничего не скажет, в сторонку его и кончайте.
Вадик тут же извлек меч, вздел щит и приготовился к бою.
– Миша нас обманул, – говорил я богатырям, не обращая внимания на оборонительную стойку кентавра – он не придет сюда, а этого послал к нам как лазутчика.
Идя, со щеткой в руках, к лошадям, которой Маэстро их чистил и которую я у него забрал, я услышал лишь сдавленный крик Вадима, за своей спиной.
Я не сомневался, что кентавр заговорит, в руках таких 'виртуозов' невозможно молчать. Так и случилось, когда здоровяки, держа допрашиваемого верх ногами за передние копыта и придавив кисти рук, с тремя пальцами, ногами.
Миша, как и Вадим, как и добрая часть военной верхушки, состоят в сговоре, дабы сместить главу рода Богомира с поста главкома. Провести выборы по всей стране и, посредством угроз, заставить того получать из ковчега только то, что ему скажет выборный президент.
Другого, от тех, кто привык к 'демократическим выборам', ожидать и не приходилось. Вообще удивительно, что это не произошло раньше. Этого не миновать, как и раздела страны на княжества. Как бы дед с отцом не старались, им не удержать страну от развала, слишком уж велик соблазн, для некоторых слоев населения, стать царями своего собственного царства. Неважно, каким оно будет, разумное существо, имеющее к этому возможности и желание, никогда не откажется от власти.
По поводу меня, Вадим сообщил, Миша подозревает меня в том, что я 'носитель крови' и если это подтвердится, то я могу стать козырем, в принуждении деда отказаться от власти.
Мы конечно посмеялись над этим, мол, 'носители крови' не бегают по стране и не нападают на тридцать супостатных рыл, больно уж они ценны.
Вадима связали, по рукам и ногам, затащили в палатку, чтоб не околел, распределили дежурства и легли спать, на утро богатырям идти в разведку к перевалочной базе интервентов. Витя, в связи с непредвиденными обстоятельствами, остается в облепихе, караулить Вадика.
Полдня мы шли вдоль берега моря, перемещаясь от одних зарослей облепихи, к другим, пока не наткнулись на первые следы, патруля.
На каждом из нас была бронь, оружие, – я в моховской оружейной, подобрал себе неплохой составной лук – два колчана со стрелами, по двадцать штук в каждом. Рюкзак с сух-пайком, на пару дней, точило, огниво, – спички в этом мире не загораются – спальником и остальными нужными мелочами. И это только то, что нес я, здоровяки же, тащили на себе и того больше. Кузьма, вообще, напялил на себя еще и зерцало, да две перевязи, со своими метательными 'бронебойками'. И когда мы вчетвером, следуя карте, которую, 'по просьбе Маэстро', набросал синий чуб, наткнулись на первые следы, я объявил привал, который был больше нужен мне, а не моим спутникам. А пока я отдыхал, в компании Кузьмы, 'слон и моська', в белых маскхалатах, которые по нашей просьбе пошили в Мохове, отправились на разведку. Через пару часов мы уже вчетвером лежали на холме, в полутора сотнях метров от лагеря и только что не смеялись, над тем, как патрули делают рабочий вид.
Из того, что рассказывал мне в дороге Маэстро и, во время привала Лена, я уже знал, что с дисциплиной, в незалежной, дефицит. Киевская Русь, типичное бандитское государство, поделенное между бандами, которым, в свою очередь, дает указания верхушка, во главе с оператором ковчега. Но я никак не думал, что увижу, как патрули, когда встречаются, 'забьют' на свои обязанности и будут играть в карты.
До вечера мы осматривали базу интервентов с холма, перемещаться по окрестностям, не рискнули. Николаю, изъявившему желание самолично разведать все подступы к базе, я тоже запретил покидать нашу диспозицию. Уж больно у него поганая привычка не следовать приказу, а все делать по-своему.
В основном – я, Кузьма и Николай – сидели на склоне, чтобы нас случайно не увидели с другой его стороны. А вот Маэстро, словно червь, ползал на его вершину, спускался, зарисовывал увиденное на бумаге и возвращался назад. И пока он был на верхушке, мы рассматривали его 'каракули'.
Залив, по форме, напоминал каплю, с боковым расположением и горловина его была всего несколько десятков метров, к тому же, вода в нем не была покрыта льдом. Что давало возможность круглогодичного использования порта, который, на данный момент был деревянным и напоминал увеличенный рыболовный мостик.
Только взглянув на залив, невозможно не оценить его достоинства. Если в нем будет стоять судно, то никакой шторм ему не страшен. Большая волна, если и войдет в залив, то рассеется за секунды, эффект бутылочного горлышка, никто не отменял.
Деревья, по виду акация и облепиха, росли только в лагере, который, из-за нагромождения палаток, напоминал курорт дикарей, на побережье черного моря. По крайней мере, мне так казалось, с той дистанции, с которой мы вели наблюдение.
Чуть в стороне от палаток стояло большое количество ящиков, накрытых брезентом, но нижние брезент не прикрывал. Поэтому, Маэстро смог разглядеть, что эти ящики здорово похожи на армейские, как на старой земле и такого же зеленого цвета. Рабов он смог рассмотреть только женского пола и детей, и по всему выходило, что они заложники. Мужики же, скорее всего, добывают золото. Расположение прииска, мы знали лишь примерное, как сообщил синий чуб, он находится на полтора-два километра восточнее базы.
Когда начало темнеть, обозначили дальнейшие действия каждого из нас.
Как стемнеет, Николай отправится в обход палаточного лагеря, к горловине залива слева, Маэстро справа. Там, по словам синего чуба, расположены дозоры, которые предупреждают о появлении судов.
На обратном пути, Николай должен прогуляться к прииску и найти для всех нас подходящее место наблюдения за ним.
Мне, под присмотром Кузьмы, как самому ценному члену группы, предписывалось сидеть на месте, не рыпаться и дожидаться возвращения 'слона и моськи'. Что, как вы понимаете, не очень меня радовало. И когда мы с кузнецом остались одни, я смог его убедить обеспечить мое прикрытие, пока я буду ползать вокруг палаточного лагеря и 'греть ухо', в надежде подслушать что-нибудь стоящее.
– Не нравится мне, что мы с американцами связались – на чистом русском говорил один из двух человек, сидевших на ящиках, которых я обнаружил с северной стороны лагеря.
Слышно было плохо, но разобрать разговор все же можно.
Я не мог подползти к лагерю ближе пяти-шести метров. В самом лагере горело пять костров, а по периметру он был неплохо освещен фонарями, работающими по той же схеме, что и на стенах российских городов. Так что я не стал рисковать и решил понаблюдать с расстояния.
– Не о том сейчас надо думать, – говорил второй – а о том, как бы ватники не нагрянули.
– Ха, – усмехнулся первый – с чего бы им нагрянуть, уже год здесь сидим, а о них ни слуху, ни духу.
– А вдруг корабли заметят – не унимался второй.
– Да с какого перепуга, зимой они в море не выходят, а наши к берегу не приближаются. Меня больше американцы заботят, устроят тут войну и писец нашему предприятию по добычи золота. А эти группы, что они засылают в тылы русских, неужели ты думаешь 'колорады' настолько немощные, чтобы не выследить и не уничтожить их? А после того, как из допросов узнают, откуда они взялись, русские обязательно припрутся сюда, и помяни мое слово, хорошего, от этой встречи, нам ждать не стоит.
Несколько секунд стояла тишина, а потом тот же голос продолжил.
– Надо валить отсюда.
– Ага, – усмехнулся первый – и жить впроголодь, таких барышей как здесь, ты во всей Киевской Руси не сыщешь, да еще в серебре и золоте.
– Это точно – с нескрываемым раздражением ответил второй – ладно, пойдем, съедим чего-нибудь, ты как?
– Пойдем – ответил первый после глубокого вздоха.
После я еще некоторое время полазил вокруг лагеря, в попытках еще где-нибудь, 'погреть ухо', но тщетно. Все интервенты находились в глубине лагеря. Выяснил, где содержат рабов – три больших армейских палатки, окруженные колючей проволокой – пересчитал всех бандитов, кто попадал в мое поле зрения, и пополз назад.
Когда Мы с Кузьмой прибыли на точку, Маэстро и Николай уже были там.
Выслушав в свой адрес, ряд не очень лесных, сказанных шепотом, претензий и обещание Кузьмы, если Николай не заткнется, открутить тому голову, мы, после моих угроз, отправится всем составом в Великоград на перевоспитание, перешли к обмену собранной информацией.
После этого картина вырисовывалась неприятная. Бандиты ночью ждут катер, с какой-то шишкой из американцев. Кузьма поправил, говоря, что Маэстро, – который подслушал разговор дозорных на правом берегу горловины – ошибся, называя корабль, катером. Но тот ответил, что дозорные несколько раз произнесли именно слово катер, а не корабль.
После пошел подсчет живых интервентов, кто, сколько насчитал, и получалось, что всех вместе, их набиралось около семи десятков. Включая дозоры, надсмотрщиков на прииске и тех, кого я увидел, ползая вокруг лагеря, на пузе. Но это не говорило, что интервентов именно столько, сколько мы насчитали, их могло быть в несколько раз больше. Потому что количество разнокалиберных палаток, в их лагере, превышает количество подсчитанных, а я не рентген и не мог видеть сквозь стенки палаток.
Николай нашел пленных там же, где и сказал синий чуб, примерно в полутора километре от основного лагеря и судя по его лицу, он в шоке от увиденного.
– Там не только взрослые, – Николай замялся, подбирая нужное слово – но и пацанва, и работа не прекращается даже ночью. Прииском это место назвать сложно, оно больше похоже на грязевую яму, освещенную фонарями. Мужики, на ее дне, черпают грязь ведрами, а пацаны поднимают ее наверх и промывают, выискивая драгоценные крупицы.
Услышав, какие ужасы нам сообщил Николай, мы выдвинулись к прииску немедленно.
Прошагав по натоптанной интервентами и рабами дорожке примерно километр, мы с нее свернули, и Николай повел всех в обход небольшого холма, где следов тоже имелось в избытке.
Обойдя этот холм, у подножья соседнего холма, мы увидели, хорошо освещенный, прииск.
Он представлял собой спиральное углубление, в пару десятков метров и шириной пятьдесят на семьдесят, края которого, омывали незамерзающие плавни.
Мы видели, какой адский труд здесь проделан. Рабы, рыли котлован в грязи, обсыпали ей края, чтобы предотвратить попадание воды внутрь, но как не крути, водичка дырочку найдет. И чем глубже они рыли, тем шире приходилось рыть котлован, а стало быть, делать новую насыпь и убирать предыдущую.
Рядом находился загон, – по-другому и не назовешь – в нем содержали обращенных и людей. Саманное сооружение барачного типа, с камышовой, перемазанной глиной, крышей и деревянными столбами по периметру, с натянутой, между ними, металлической сеткой, скорее всего, полученную из ковчега. Больно правильная форма у ячеек.
Мне не верилось, что это удержало бы здесь тех, кто на Земле был свободным, если бы не одно но.
Из допроса синего чуба, мы уже знали, что для покорности, рабов держат семьями, – которые сейчас находятся в лагере – и только этот факт сдерживал обращенных от того, чтобы не вырваться из загона и не передавить 'бандеровскую и евро-американскую 'нечисть' своими руками или лапами и не затоптать копытами.
Со своего наблюдательного пункта, я видел как облепленные грязью люди и обращенные черпают грязь, в холодной воде, на дне котлована. И у меня пропала всякое чувство к западной цивилизации, с этого момента, я стал считать их лишними в этом мире. Они стали для меня паразитами, которые паразитируют на других. Но мое негодование, не шло ни в какое сравнение, с негодованием кузнеца, которого кое-как удалось уговорить, не брать приступом прииск и крепость, сиюминутно.
– И что – часто и глубоко дыша, с неприкрытой злостью в голосе, полушепотом говорил Кузьма – мы бросим несчастных и вот так просто уйдем? Вы как хотите, а я отсюда не уйду, пока не освобожу всех до единого или меня не убьют.
'Замечательно! Ай да Кузьма, ай да красавчик. И что же нам теперь, вчетвером идти на превосходящие силы? А как же клятва в верности?'
Николай не заставил себя ждать и напомнил кузнецу про эту самую клятву.
– Держи – Кузьма протянул мне свой нож, по размерам, не уступающим сармасаксу – можешь перерезать мне горло, за нарушение клятвы, но я отсюда не уйду.
'Ого, да у Кузьмы это серьезно, а это значить 'звездец' всем нам'.
– Убери, – велел я здоровяку – я до сих пор не считаю вашу клятву чем-то серьезным, но и бросать тебя здесь одного я не намерен, так что я остаюсь с тобой.
– Какие речи, прямо хоть сейчас в большую политику, – так же полушепотом, сострил Николай – они значить остаются, а нас с Маэстро в утиль? Хренушки вам, это мы остаемся, а вы, если есть желание, можете к нам присоединиться, так Петя?
– Угу – ответил здоровяк, после чего, нам стоило больших усилий, чтобы не раскрыть нашу дислокацию своим смехом.
Вернулись к месту первой дислокации, где приступили к проработке вариантов освобождения рабов, а стало быть, и уничтожению интервентов. Но ничего путного, так и не придумали. Да и как тут придумаешь, если нас четверо, а врагов от семидесяти, до хрен знает сколько.
– Слышь Петь, а что за шипастые шары весят на каждом интервенте?
Я спросил об этом Маэстро, так как он, как побывавший в тылах противника, мог знать для чего евро-американская братия, помимо стандартного оружия, обвешана непонятно чем, как яблоня в период созревания.
– Это 'ежи', вроде противопехотной бомбы, с ленточной пружиной внутри. Срабатывает от удара, разлет несколько метров, против доспехов не прет, если конечно не в упор. Используется только против рабов поднявших бунт, доспехов то на них нет.
В моей голове тут же стал прорастать зачаток примерного плана уничтожения, некоторого количества, интервентов, без прямого контакта.
– А если на броне сработает, пробьет?
– Естественно, даже если не убьет, то 'вавку' оставит добрую. А с чего это ты заинтересовался 'ежами', придумал чего?
– Еще не знаю.
Несколько минут я пытался продумать все аспекты своего замысла, но все равно не получалось избежать полного контакта. И не только из-за катера, который должен прибыть с неизвестным количеством интервентов и 'американской шишкой' на борту, но и из-за полной неизвестности, сколько их сейчас в лагере.
В итоге я озвучил свою идею богатырям и, на мое удивление они согласились без раздумий. Хотя, будь я на их месте, я бы поспорил на счет плана 'сделанном на коленке', о чем и сообщил своим коллегам. На что был получен от Николая своеобразный ответ.
– Ты Олег, еще не понимаешь истинной силы потомков Богомира, мы вчетвером, в открытом бою, сделаем эту когорту под орех.
Я отнесся к этому высказыванию сильнейшего богатыря России, как к вполне обыденному бахвальству и не придал этому значения.
'Вижж'. И горящая стрела взлетела вверх, слабо озаряя горловину залива. Пару секунд и с левой стороны, где был расположен такой же дозор, взлетела еще одна стрела. А это значит, что дозорные заметили приближение судна, в данном случае катера.
Как мог выглядеть катер в мире, где не работает ничего, из достижений человечества на Земле, просветил Маэстро. Он описал суда, которые строили в России для нужд армии. Корыто ничем принципиальным не отличались от парусных и гребных судов, а вот что касается движителя, тут уже отличие было, что говорится на лицо. Вместо мачт и парусов, на кораблях, в зависимости от габаритов судна, устанавливались высокие оси, на которых, в несколько рядов, горизонтально, вращались ложкообразные лопасти вентиляторов. Они передавали усилие на вал, раздаточную коробку и, посредством другого вала, на винт.
Как рассказал Маэстро, такая схема, с передачей усилия на винт, гораздо эффективнее, чем парус и не привязывает судно к направлению ветра. Суда по такой схеме есть не только в России, их строят во всех странах, но в небольшом количестве. Слишком дорого и строительство, и обслуживание и, особенно, смазочные материалы, которые берут в ковчеге, нефть, 'здесь', не одна страна, не добывает.
Так выглядит катер интервентов или нет, предстояло еще выяснить, а пока, мне нужно избавиться от двух дозорных. После того как они пустили горящую стрелу в небо, предупреждая лагерь о приближении катера, они стали для нас обузой. С левой стороны, горловины, дозорными занимается Кузьма. На Маэстро возложили тихий захват катера с моря, с помощью угнанной лодки, которая была случайно им обнаружена, недалеко от пирса, на неосвещенном участке, и недопущению на него интервентов, когда начнется заварушка. Николай занялся самым сложным, освобождением рабов на прииске и, с началом заварушки, зачисткой лагеря. Мы с Кузьмой, отвечаем за фланги, и прикрытие Маэстро, используя луки и не ввязываясь в открытый бой.
Лежать в снегу дальше не имело смысла, я поднялся на ноги, правой рукой извлек 'вишню' и, стараясь не шуметь, двинулся к костру, который своим светом обозначал границы горловины и возле которого стояли игун и волкулак. Брони на них не было, вместо нее кожаные куртки на меху, что значительно облегчает мою задачу, не придется выцеливать незащищенное место.
Они смотрели в сторону моря и не могли видеть, как к ним, со спины, подкрадывается человек в белых одеяниях.
Обойдя костер справа, я пошел по дуге, чтобы не спугнуть 'добычу' своей тенью.
Ближайший ко мне был игун, за ним, на расстоянии вытянутой руки, полу-волк.
Остановившись на границе света, я сделал глубокий вдох и бросился на полузмея, сокращая дистанцию, между нами, большими прыжками. Игун успел только повернуть в мою сторону голову и лезвие 'вишни' прошлось по его горлу. Не снижая темпа, я отпихнул его в сторону и сблизился с волкулаком.
Он так ничего и не успел понять, моя 'вишня' вошла в его глаз по самую рукоять, не встретив препятствия. Когда тело мертвого полу-волка начало падать, я выдернул нож из его глазницы и присел возле дергающегося и хрипящего в агонии игуна, чтобы избавить его от предсмертных мучений.
После того, как с дозорными было покончено, я посмотрел на ночное море. Четыре фонаря, расположенные близко друг к другу, синхронно прыгали в темноте и вот-вот должны войти в залив. И двигались эти фонари довольно шустро.
Сбросив с себя маскхалат, чтобы не стеснял движения, подобрал лук и стрелы, оставленные в том месте, где я дожидался сигнала, я побежал к лагерю.
Вообще, мы не предвидели, что дозорные будут подавать сигнал горящей стрелой. Мы предположили, что один из дозорных побежит в лагерь, а оказывается, мы все еще мыслим Земными стереотипами. Нет связи, беги и сообщай начальству, важную информацию, лично.
