Текст книги "Давайте напишем что-нибудь"

Автор книги: Евгений Клюев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

ГЛАВА 38 Несвоевременное появление в структуре художественного целого еще одного героя – на сей раз последнего

А я вот скажу тебе, мой читатель: героев много не бывает. Чем больше среди нас героев, тем лучше. В идеале каждый должен быть героем, ибо только тогда мы достигнем того совершенства, светлою тенью которого овеяны страницы настоящего художественного произведения. «Даешь больше героев!» – на каждом углу кричат нам, работникам пера и топора, вечно недовольные современники. Но многим, слишком многим работникам пера и топора негде уже брать героев, ибо измельчал человек. Нету в нем теперь беззаветности: глянешь на него – все наносное. Даже лица – особенно у представительниц прекрасного пола – наносные: сотрешь случайные черты – косметики, например, а под ними и нет ничего…

Впрочем, что это я все о грустном да о грустном! Не станем грустить. Станем хохотать, как укушенные пчелою: только так ведь и надо, когда конец близок, но конца не видать. Притом что конец ведь всегда близок – и тем ближе, чем больше его не видать. Например, кольцуют вдруг художественное произведение – как птицу, и всем сразу становится понятно: конец там, где начало… В таком случае просто принимаются читать художественное произведение еще раз – и прочитывают до конца, а в конце еще раз понимают то же самое. Это ли не благодать? Литературное целое как замкнутая на себе художественная система. Текст, захлестывающий петлей вокруг горла: опля!

Спокойствие: так мы с вами не поступим, ибо есть предел и читательским мукам. Дурно подвергать читателей все новым и новым испытаниям, ставить их перед все новыми и новыми загадками. Иногда надо раскрывать карты и бросать их на стол: смотрите, гады, мне все равно теперь, у меня четыре туза!

Короче говоря, с этого момента автор настоящего художественного произведения обещает вести себя наконец честно. Вот… вводит нового героя – и честно говорит: это – последний. Так что хоть ты, мой читатель, вдрызг излистай оставшиеся страницы, а других новых героев ты там уже не найдешь. Кстати, и этого уже с трудом достали… по сусекам пометя, – в фигуральном, конечно, смысле. Массу народу пересмотрели – все не то, не то!.. Скажем, приходит кто-нибудь и говорит: «Я герой». А присмотришься к нему – портки с дырой: беден, значит. Только еще больше-то бедных нам куда? Тут у нас и так одни бессребреники – прямо в старых добрых традициях отечественной литературы, на страницах которой богатства иметь сроду не полагалось. Если мы, конечно, не о богатстве души говорим – такого добра именно у нас испокон веку завались было. Насчет денег зато… с этим плохо всегда дела обстояли. И, что характерно, как деньги у кого есть – так обязательно подлец или урод… или какого-нибудь окончательно уже преклонного возраста, когда все еще живому организму становится практически безразлично, богат он или нет.

Иными словами, никто из пришедших на замещение вакансии нового героя не годился, а кто годился – тот не пригодился: таких и без него уже было пруд пруди. Ты и сам, мой читатель, видишь, какие тут у нас с тобой индивиды по страницам настоящего художественного произведения разгуливают… некоторые даже без брюк до сих пор. На что живут – непонятно, чем занимаются в рабочее от свободы время – неизвестно. Трудно даже сказать, есть ли у них крыша над головой, постель, смена белья, кухонные принадлежности – типа какой-никакой плиты, на которой хоть вот… яйца сварить!

И носит наших с тобой героев ветром…

Потому-то к кандидату на вакантное место нового героя и были предъявлены фактически непомерные требования: от него требовались как минимум благосостояние и благополучие, хоть с самого начала у автора настоящего художественного произведения и имелось подозрение в том, что это – вообще говоря – у-то-пи-я.

Но новый герой пришел. Он пришел в костюме от Сладкого Кабанна, в ореоле достатка и представился: «Богат, хорош собою… везде принят, как жених». «Батюшки, уж не Ленский ли?» – вусмерть перепугался автор настоящего художественного произведения. Оказалось, не Ленский – оказалось, Комаров, причем с ударением на втором слоге.

– А откуда Вы знаете, что на втором? – проявил лингвистический интерес автор.

– С детства знаю, – ответил на совсем другой вопрос Комаров-с-ударением-на-втором-слоге.

Автор вздохнул и отстал. А Комаров-с-ударением-на-втором-слоге тут же пошел по страницам настоящего художественного произведения как хозяин.

– Вы куда… извините? – спросил автор.

– К Рединготу, – эллиптично ответил Комаров-с-ударением-на-втором-слоге, видимо, экономя речевые силы для более важных разговоров в дальнейшем.

И, что самое странное, Редингота немедленно нашел. На небе.

– Я к Вам, – прямо с небесного порога заявил Комаров-с-ударением-на-втором-слоге.

– Зачем? – по-человечески спросил Редингот, с интересом глядя на преуспевающего даже в небе посетителя.

– Поговорить, – нашелся посетитель.

– Говорите, – вздохнул Редингот и закрыл глаза от мгновенно сразившей его усталости.

И Комаров-с-ударением-на-втором-слоге заговорил.

– Чтобы между нами сразу не возникло недоразумений, Вы в моем лице, – тут он вплотную приблизил смазливое свое лицо к изможденному лицу Редингота, – видите спонсора. Я это к тому, что Вы во мне заинтересованы гораздо больше, чем я в Вас.

– Так я и думал, – с облегчением сказал Редингот, приоткрыв из вежливости глаза.

– В этом, значит, мы единомышленники, – подвел первый итог явно удававшемуся диалогу Комаров-с-ударением-на-втором-слоге, но дальше высказался туманно: – У Вас руки – у меня заводы.

Посмотрев сначала на собственные спокойные руки и не поняв, что с ними делать, а потом на беспокойные руки собеседника, Редингот поинтересовался:

– Вы это к чему?

– К тому, что мои заводы – спичечные заводы. И уже через неделю я начинаю производство спичек для Ваших личных нужд.

– У меня нету личных нужд, – поспешил признаться Редингот. – Личных нужд много у Карла Ивановича, внутреннего эмигранта.

– На внутреннюю эмиграцию не работаем: патриоты, – отмежевался Комаров-с-ударением-на-втором-слоге и, энергично протянув руку, запоздало представился: – Комаров. С ударением на втором слоге. Не слыхали про такого?

– Нет, – честно ответил Редингот, вяло пожимая энергичную руку. – С ударением на третьем и даже на первом – слыхал.

– Это не те, – привычно отмахнулся тот. – Я – который с деньгами. С большими деньгами. Заработал… кое на чем. Теперь настало время культуру поднимать.

– А-а-а, – отозвался Редингот, испытывая сочувствие к культуре. – Настало, значит, и такое время…

– Да! – беспечно сказал Комаров-с-ударением-на-втором-слоге. – Вот… услыхал про Вашу Окружность. Про то, что Карл Иванович, внутренний эмигрант, на том свете спичками приторговывает. Про отсутствие спичек на этом свете. Ну, и дай, думаю, подмогну этому свету: на нем ведь пока живем-то, дружище! – Комаров-с-ударением-на-втором-слоге бодро похлопал Редингота по плечу. – Короче, так: спичек у Вас теперь будет – как грязи.

– Как грязи… – с ужасом повторил Редингот, обводя глазами окружающее их ослепительно чистое небо.

– Как грязи! – с восторгом повторил Комаров-с-ударением-на-втором-слоге, откинув со лба упрямую, как ослица, светлую прядь.

Внимательно проследив глазами за прядью, Редингот в задумчивости произнес:

– Не знаю, как Вам и сказать… но этому свету спички уже вряд ли понадобятся.

– Ой… – чуть не свалился с неба на землю Комаров-с-ударением-на-втором-слоге. – Зачем же Вы такое говорите… как будто этому свету что-нибудь грозит?

– Ему Карл Иванович грозит, внутренний эмигрант! – отшутился Редингот, но шутка не была понята.

– Ах, Карл Ива-а-анович… – глаза Комарова-с-ударением-на-втором-слоге нездорово блеснули. – Ну, с Карлом-то Ивановичем-то я управлюсь! – И он засучил рукава пиджака.

От засученных рукавов пиджака Редингота культурно передернуло.

– Никогда не засучивайте рукавов пиджака, – предостерег он на будущее и добавил: – Некрасиво. А что касается Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, то управляться с ним не беспокойтесь. Он сам себя изживет – как пережиток. Дни его уже сочтены.

– По новой пересчитаем! – пообещал Комаров-с-ударением-на-втором-слоге и, не сказав больше ни слова, исчез из свежевспаханного поля зрения.

Редингот бросился было вслед, но передумал и произнес в никуда:

– Карл Иванович и так давно мертвый, ничего ему не доспеется!

Между тем Комаров-с-ударением-на-втором-слоге уже нашел Карла Ивановича – причем нашел отдыхавшим от трудов праведных в теплых объятиях Бабы с большой буквы. Приказав невесть откуда взявшимся добрым молодцам со зверскими харями вырвать Карла Ивановича из соответствующих объятий, Комаров-с-ударением-на-втором-слоге удалился на диванчик в гостиной и закурил. Карла Ивановича доставили мгновенно.

– Комаров. С ударением на втором слоге, – отрекомендовался гость, пуская струю дыма, куда пришлось (пришлось – в сторону Карла Ивановича, внутреннего эмигранта).

– Как же, как же! – заюлил внутренний тот. – Наслышаны-с…

– Кончайте его, – обратился Комаров-с-ударением-на-втором-слоге к добрым молодцам со зверскими харями.

– Минуточку, – попридержал их Карл Иванович, внутренний эмигрант. – Я уже конченый.

Добрые молодцы со зверскими харями остановились на пути к жертве.

– Но это еще не всё, – с улыбочкой продолжал Карл Иванович, внутренний эмигрант. – Мне, хоть и конченому, кое-кем тут уготовано совсем другое будущее на сих нетленных страницах… не ахти, правда, какое будущее. Только я с Вашей помощью, – тут Карл Иванович, внутренний эмигрант, проникновенно посмотрел на гостя, – и этого будущего, пожалуй, избегну. Вообще говоря, было в высшей степени неосторожно заранее ставить меня в известность о печальном моем конце – с валдайским колокольчиком в брюхе!

Во мгновение ока гостиная наполнилась живыми трупами. Добрые молодцы со зверскими харями отступили к стене и вжались в нее – так, что только носы наружу торчали. Комаров-с-ударением-на-втором-слоге не шелохнулся: он умел красиво побеждать, но умел и красиво проигрывать.

– Кровь сосать из себя, живого, не дам, – предупредил он и, вынув из кармана пистолет, изящным жестом приставил дуло к виску.

– Что ж Вы спешите-то так все время… – поморщился Карл Иванович, внутренний эмигрант. – Кровь из Вас сосать никто не собирался – как будто ее больше сосать не из кого! А жизнь Вам прерывать незачем: мне ведь совершенно все равно, с живым с Вами беседовать или с мертвым. Впрочем, мертвый-то Вы, может, посговорчивей будете!

Комаров-с-ударением-на-втором-слоге изящным жестом опустил пистолет в карман: он умел красиво умирать, но умел и красиво передумывать.

– Про какое это такое будущее Вы тут говорите? – полюбопытствовал он.

Карл Иванович, внутренний эмигрант, отнял у Комарова-с-ударением-на-втором-слоге сигарету и затушил ее о лацкан его дорогого и близкого пиджака.

– Про то, до которого рукой подать! Шаман Перестройки уже в пути и собирается взять власть в свои руки. Но мне это не нравится. А то, что на Ваших заводах начинается производство спичек, которых скоро будет как грязи, – это мне нравится.

– Ах, душа моя Карл Иванович, внутренний эмигрант!.. – Таким красивым обращением заявил о своем вмешательстве в свое же дело автор настоящего художественного произведения. И после этого, не мудрствуя ни лукаво, ни прямо, деловым тоном поставил Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, в известность о том, что запланированное будущее не состоится.

Не зная, как отнестись к этому сообщению, Карл Иванович заерзал, а живые трупы – так, на всякий случай, – принялись с неприятным запахом растворяться в воздухе: мало ли что, дескать… По мере их растворения в воздухе из стены со все большей отчетливостью проступали очертания добрых молодцев со зверскими харями, пока не проступили полностью.

На запах вышла из спальни Баба с большой буквы – вышла и остановилась в дверях.

– Да оно, будущее-то, вроде как, не столько запланировано было, сколько даже и описано, причем подробно… – не то засопротивлялся, не то нет Карл Иванович, внутренний эмигрант, косенько поглядывая на вышеупомянутые очертания.

– Описано-то описано, да только прошлое у нас у всех теперь другое…

– Это как же так – прошлое другое, когда над прошлым никто не властен: вот хоть и Вас взять – Вы тоже не властны! Ибо что написано пером – не вырубишь топором: куда ж Вы против пословицы-то как квинтэссенции народного опыта прете?

Поморщившись от просторечного «прете», стилистически чуткий в это время суток автор настоящего художественного произведения развел руками:

– Вы Бредбери читали? «И грянул гром»?

– Он не читал – я читала, – поспешила на помощь духовно продвинутая Баба с большой буквы.

– Вас не спрашивают, – надерзил автор. – Так вот, Карл Иванович… там, если припомнить, главный герой, наведавшись в прошлое, нечаянно раздавил бабочку – и тем самым изменил будущее.

– Ну и что? – опять перебила Баба с большой буквы, уже один раз проигнорированная.

– А то, – рассвирепел автор, – что в тридцать третьей главе настоящего художественного произведения Ладогин, наведавшись в будущее, оживил там скончавшуюся было от руки Редингота бабочку – и тем самым изменил прошлое.

– Это как? – остолбенела, словно Лотова жена, Баба с большой буквы.

– Элементарно, – унизил ее автор, но снизошел: – Используйте же данный Вам мною логический аппарат, дорогая Вы моя Баба! Если гибель одной бабочки в прошлом способна повлиять на будущее, то спасение от гибели одной бабочки в будущем способно повлиять на прошлое.

– Ох да ни хрена себе! – окончательно потеряла самоконтроль Баба с большой буквы.

– А он, этот лишний Ваш человек, где теперь? – сорвавшись на тенор, словно и впрямь валдайский колокольчик, уцепился за последний свой шанс Карл Иванович, внутренний эмигрант.

– Так лишний… он лишний и есть, – устало вздохнул автор. – Чего ж его поминать… не нужен он никому. Тем более что – на улицу взгляните: там демонстрация против Вас идет.

Ах, как бесконечно много в мире зависит от одной спасенной бабочки… прав, тысячу раз прав был старый мудрый Рэй Бредбери!

– Ховайся, Баба! – крикнул Карл Иванович, внутренний эмигрант, и они вместе с Бабой сховались так, что никто на этом свете уже не смог найти их. А на том… – тридцать девять кузнечиков своего счастья помнишь, о мой читатель? То-то! Тут тебе все сшито не наспех – тут тебе все сшито на славу. Художественное целое как-никак… разумей!

Между тем Комаров-с-ударением-на-втором-слоге встал с диванчика и в окружении добрых молодцев со зверскими харями заторопился на улицу – вероятно, искать Редингота.

Поспешим же на улицу и мы, о мой читатель! Присоединимся к рядам демонстрантов, а также к вездесущим журналистам, которые всегда суются куда ни попадя. И воздадим на бегу тихую благодарность Лишнему Человеку Ладогину: светлой памяти великая русская литература не зря постоянно изображала лишних людей как героев своего времени. На победоносном пути в будущее помянем и мы тебя, наш Лишний Человек Ладогин – безотказный движок мировой истории!..

Съемочная бригада «Новостей с того света» разместила свои телекамеры в самой гуще событий и, давясь этой гущей, вела репортаж с главной улицы Змбрафля:

«Везде, куда хватает глаз, но не хватает телекамер, – море голов. Возбужденные толпы мертвых движутся в направлении городской тюрьмы особенно бесчеловечного режима, дружно скандируя: “С нами Японский Бог!” Впрочем, Редингота пока нигде не видно.

Над головами участников демонстрации – транспаранты:

“КАРЛУ ИВАНОВИЧУ, ВНУТРЕННЕМУ ЭМИГРАНТУ, – ВТОРАЯ СМЕРТЬ!”

“БАБЕ (ЕГО) С БОЛЬШОЙ БУКВЫ – ВТОРАЯ СМЕРТЬ!”

“БЛАГОРОДНОМУ ЭДУАРДУ И ЕГО ПРИСПЕШНИКУ НЕЖДАНОВУ – ПЕРВАЯ СМЕРТЬ!”

“МАРТЕ, БЛИЖНЕМУ И КУЗЬКИНОЙ МАТЕРИ – СВОБОДА, РАВЕНСТВО И БРАТСТВО!”

“ЗАГРОБНОМУ МИРУ – МИР!”

–Добрый вечер, мы из “Новостей с того света”. Простите, если мой вопрос покажется Вам слишком личным: как Вы себя чувствуете?

– Я прекрасно себя чувствую… прилив сил небывалый! Смотрю вокруг и глазам своим не верю: неужели мы дождались, наконец, всего этого!

–Что Вы имеете в виду под “всем этим”?

– Да вот же… революция! Народ на улицах. Предъявляет справедливые требования.

–Кому?

– Истории! Народ предъявляет справедливые требования истории. Чтобы, значит, быстрее шла вперед – навстречу Абсолютно Правильной Окружности из спичек на этом свете! Потому как на том свете, где история никуда не идет, Абсолютно Правильная Окружность из спичек не нужна.

–Вы действительно уверены в том, что на том свете она не нужна?

– Да кому, кому она на том свете могла бы быть нужна – сами-то подумайте! Когда там и нету никого – все мертвецы давно здесь. Это же город мертвых! А если кто хочет Окружность строить – пусть на этом свете и строит. Я Вам так скажу: на весь тот свет спичек все равно не напасешься! Но главное – что основную идею же понимать надо! Я, к примеру, сама мертвая, однако идею основную понимаю.

–Как же Вы ее понимаете, если не секрет?

– Так вот и понимаю: правильно! Редингот, Бог-то наш, как говорил: давайте, говорил, построим Окружность просто так, ни для чего! Вот ни для чего ее и надо строить на этом свете. А на том свете она – для забавы! Скуку свою мертвецам тешить. Наперекор же основной идее!.. Ну, ладно, утомили Вы меня, я опять в колонну пойду.

Голосу этой простой женщины вторят миллионы голосов, раздающихся сегодня повсеместно. Змбрафль – только одна из горячих точек на карте страны, где бушуют народные страсти. Но именно ему, Змбрафлю, выпала высокая миссия стать колыбелью величайшей из идей человечества. Благородно неся на своих плечах возложенную эпохой историческую ответственность, Змбрафль понимает, что воспаленные глаза всех людей доброй воли сейчас устремлены на телеэкраны с единственной мыслью: как дела в Змбрафле? Ибо на Змбрафль сегодня равняется весь мир.

–“Новости с того света”. Скажите, пожалуйста, так как же все-таки дела в Змбрафле?

– Да не поймешь как! Еще полчаса назад Карл Иванович всем отец родной был, но посмотрите, что сейчас происходит: разгневанные массы второй его смерти требуют! Получается, за полчаса разгневались…

–А Вы лично что сейчас чувствуете?

– Да то же, что и все: справедливый гнев! Не пойму только, откуда он взялся: налетел не спросясь…

–Расскажите, пожалуйста, как это произошло.

– Я шел себе по улице, думал о вечном, вдруг – бабах! Такая ненависть к Карлу Ивановичу меня охватила – жуть! Вот, думаю, тварь какая этот Карл Иванович, внутренний эмигрант! Ходит, думаю, и смердит… И прямо весь дух во мне занялся, причем черт-те чем занялся. Пора, думаю, транспарант какой-никакой хватать да на демонстрацию. Но транспарантов больше уже не было: оказалось, не у одного меня дух черт-те чем занялся – у других тоже…

–А Вас прежде не посещало ощущение, что Вы Карла Ивановича недолюбливаете?

– Никогда в жизни! Хотите, я сейчас догола разденусь?

–Нет-нет, спасибо… всего доброго!

– Да не пугайтесь вы, постойте… я вам просто татуировки показать хотел: у меня ведь Карл Иванович где только не вытатуирован! Особенно красиво – на бедре: он там с вершины горы в небо облачное смотрит. И стихи рядом вытатуированы:

 
Карл Иванович могуч,
Он гоняет стаи туч!
 

– Кстати, я эти стихи сам написал – по мотивам классической поэзии.

–Как же Вы теперь с такими татуировками дальше-то?

– Пока не думал еще… полчаса ведь только прошло. А вдруг через полчаса опять сыновняя любовь к нему вернется?

Да… сразу и не разберешься, как дела в Змбрафле. Ясно одно – что-то случилось. Что-то, кардинально переменившее отношение мертвечан к личности, чьи идеи еще полчаса назад казались невероятно привлекательными. Теперь они больше не кажутся таковыми – и проекту Абсолютно Правильной Окружности из спичек, сооружаемой на этом свете, видимо, не суждено состояться на том.

Обратимся-ка мы к группе выдающихся ученых с мировыми именами, расположившихся на самой верхней галерее Открытой спортивной арены Змбрафля.

–Скажите, пожалуйста, чем объясняется ваше такое высокое положение?

– Оно объясняется внезапно пришедшими к нам знаниями и опытом.

–Как же это случилось?

– Знания и особенно опыт настигли нас совершенно неожиданно, когда мы меньше всего думали о них! Несколько месяцев назад, по просьбе друзей-подпольщиков, мы задались целью рассчитать, сколько именно спичек потребуется для того, чтобы распространить пролагаемую в этом мире Абсолютно Правильную Окружность из спичек на тот свет. Расчеты свои мы основывали на наблюдениях за тем, какое количество спичек ежедневно отправляется на тот свет и какой величины участок Абсолютно Правильной Окружности из спичек том свете уже построен. Сначала мы пользовались официальными данными, которые поставляла нам канцелярия Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, но потом решили провести полевые наблюдения, для чего в тайне от мировой общественности и отправились в Елисейские поля – одну из областей того света. Именно в ней, по свидетельству Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, на тот момент производились основные работы по сооружению Абсолютно Правильной Окружности из спичек. То, что мы увидели на полях, потрясло наше воображение. Никакой Окружности там не имелось!

–Что именно потрясло Ваше воображение?

– Именно это и потрясло… то есть полное отсутствие на том свете хоть каких-нибудь признаков Абсолютно Правильной Окружности из спичек. Никто на Елисейских полях и не думает сооружать там Окружность. Спички же используются для того, чтобы жечь костры и водить вокруг них хороводы.

–А о каких в точности объемах затрат спичек идет речь?

– О колоссальных объемах! Коробков, переправленных из Змбрафля прямиком на тот свет только за последние восемь месяцев, и то хватило бы, чтобы здесь, на этом свете, распространить Абсолютно Правильную Окружность из спичек еще и на все западное полушарие. Представьте себе, сколько заработал на этом Карл Иванович, внутренний эмигрант, самолично бравший деньги за экспедирование на тот свет спичек! Неудивительно, что метраж хором, построенных им под землей для себя и Бабы своей с большой буквы, исчисляется астрономическими цифрами. Говорят, подземные сооружения, возведенные там Карлом Ивановичем, внутренним эмигрантом, охватывают почти всю территорию восточного полушария – только под Европой еще пусто. Но захоти какое-нибудь государство типа Монголии или Китая построить, например, метро – разрешение на это надо спрашивать теперь уже у Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, ибо он владеет подземным пространством! А это гарантирует ему новые и новые доходы. Кстати, это же до недавних пор гарантировало ему и рабскую покорность мертвецов, понимавших, что, опускаясь под землю, они автоматически оказываются на частной территории Карла Ивановича. Потому-то и тянуло их наверх, на свободу!

– Позвольте спросить, как вы использовали внезапно настигшие Вас знания и опыт?

– Пока мы только доложили о них автору настоящего художественного произведения – в надежде на то, что он захочет и сможет положить конец всем этим безобразиям.

– Спасибо вам, дорогие выдающиеся ученые с мировыми именами, за интересный разговор!

– Всегда обращайтесь, если есть потребность!

Ну, что ж, дорогие мертвечане… похоже, что автор настоящего художественного произведения захотел и смог положить конец злоупотреблениям, молчаливыми свидетелями которых Вы стали, ибо как же иначе расценить все, что в данный момент происходит на этих страницах?

Впрочем, мы уже у цели. Перед вами – здание городской тюрьмы особенно бесчеловечного режима. Разгневанный народ входит в тюрьму без боя, ибо охранники со всей очевидностью чувствуют себя союзниками демонстрантов. Охранники обнимают и целуют штурмующих, фактически мешая им предаваться штурму. Штурмующие отпихивают от себя охранников, брезгливо вытирая рукавами губы и прочие поцелованные ими участки лица и тела.

А вот и места заключения наших национальных героев. Перед вами дверь в карцер Марты, заботливо отпираемая одним из охранников, – влажными своими губами охранник тянется к находящемуся ближе других штурмовику.

– “Новости с того света”. Что Вы испытываете сейчас, Зеленая Госпожа?

– Еще минуту назад я испытывала воздействие рентгеновских лучей на живой организм. Но в данный момент я пока ничего больше не испытываю, поскольку не понимаю, что вообще происходит…

– Происходит победа разума над невежеством, добра над злом, прогресса над стагнацией!

– Обычно в случаях, когда происходит победа разума над невежеством, добра над злом и прогресса над стагнацией, я испытываю большую радость. Ее, стало быть, я поспешно начинаю испытывать и сейчас.

– А вот и Ваши соратники: любимый всеми нами Ближний и… что это за женщина неземной красоты рядом с ним?

– Это Кузькина мать – после воздействия на нее рентгеновскими лучами. Будущая супруга Ближнего.

– Я… будущая супруга? Скажете тоже, Марта! Неужели Вы думаете, что я выйду замуж за ближнего своего? Зачем же подвергать его… подвергать его браку, когда сказано: возлюби ближнего своего!

Оставим их, наших национальных героев, за этими милыми препирательствами. Один из операторов сообщает нам, что за два квартала от городской тюрьмы особенно бесчеловечного режима наблюдаются подозрительные завихрения в небе. Кажется, к нам спускается Редингот, Японский Бог».

Появление Редингота в сиянии славы и в сопровождении Татьяны и Ольги вывело из строя телекамеры – сотрудникам информационной службы «Новости с того света» пришлось прекратить трансляцию передач с места эпохальных событий.

Змбрафль ликовал: Японский Бог спускался с неба, впервые имея на сахарных устах лучезарную улыбку. Жители Города Мертвых привыкли видеть его лицо сумрачным и встревоженным – и, между нами, им казалось, что Редингот – грозный Бог, безжалостно карающий правых и виноватых. На местных иконах его изображали сухим и изможденным, с орудиями пыток в руках: пронзительный взгляд Редингота буравил зрителей, а исходившее от всей фигуры сияние примораживало их непосредственно к месту преступления.

– Привет всем! – будничным голосом сказал Редингот, опускаясь на землю и ставя рядом с собой Татьяну и Ольгу. – Ну что, свершилось?

– Свершилось! – полетел ему навстречу глас народа, чуть не свалив Редингота с ног.

– Минуточку! – прямо сквозь глас народа продрался к Рединготу голос Комарова-с-ударением-на-втором-слоге. – Я опять насчет спичечного завода…

– Ах, нет… – сказал Редингот, вмиг устав. – Как же Вы мне надоели, Комаров-с-ударением-на-втором-слоге! Ну не требуется, не требуется больше спичек – понимаете?

– Жизнь моя потеряла смысл, – просто констатировал Комаров-с-ударением-на-втором-слоге.

И, громко топая, ушел в прошлое.