Текст книги "Динамит пахнет ладаном"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Ну, как тебе? – не выдержал Захар. – Видишь, как дела делаются?

– Слишком сильный пожар, – ответил Тихомиров.

– Так уж получилось. Ну да ничего. Так даже лучше. Надежнее.

– Да я не о том, – Тихомиров бросил под ноги промокший платок и достал из кармана новый. – Я о листовках. Не сгорели бы.

Гурский озадаченно почесал затылок. Пачку листовок с предсмертной речью казненного анархиста он привязал к одной из вытяжных труб. Он совсем упустил из виду, что взрыв произойдет на ходу. Следовательно, листовки разлетелись довольно далеко от того места, где поезд встал после взрыва.

– Не сгорят, – сказал он.

Работами в подорванном вагоне командовал один из пассажиров канзасского поезда. У себя в захолустье он был помощником маршала, а сейчас, наверно, чувствовал себя важной птицей. Когда все трупы были найдены и уложены, а единственного выжившего перенесли в почтовый вагон, самозванный маршал приказал машинистам трогаться.

– Это происшествие не должно парализовать всю железную дорогу, – заявил он. – Слава Богу, вагон остался на рельсах, полотно не повреждено, следовательно, нет причин для остановки. Я останусь на месте и дождусь полицию. Мне нужно еще несколько человек, которые способны отказаться от личных планов ради торжества законности.

– Я останусь! – шагнул вперед Гурский. – Ради законности.

Добровольцев набралось довольно много. Возможно, они не так уж и спешили по своим делам. А возможно, желали дождаться здесь не столько полиции, сколько репортеров, чтобы потом увидеть свою фамилию, а то и фотографию на газетных страницах.

«Как сказал очевидец происшедшего доктор Альфред Миллер из Коламбуса (лечение мигреней и хронического насморка с помощью новейших препаратов из Европы), взрыв был такой силы, что…».

Крутились тут и предприимчивые жители поселков, расположенных неподалеку. С неказистых повозок под выцветшими тентами они продавали воду, лепешки и вареную кукурузу, а также предлагали подвезти до ближайшего телеграфа. Что же до Тихомирова с Гурским, то у них был свой интерес. Они дожидались официальных результатов опознания.

Ждать пришлось долго. Лепешки и кукуруза были съедены, и новая повозка, с большим котлом тушеной фасоли, была как нельзя кстати. Между двумя фургонами натянули веревки, перекинули кусок брезента – получился неплохой навес. Откуда-то взялись доски и ящики, превратившиеся в лавки и табуреты. Фасоль была настолько острой, что к ней настоятельно потребовалось пиво, хотя многим пришелся по вкусу и местный самогон.

Насытившись, Тихомиров закурил сигару и перенес свой ящик подальше от лошадей, потому что они дурно пахли. Он с наслаждением вдыхал ароматный дым и старался не смотреть в ту сторону, где лежали тела, прикрытые обгоревшими одеялами. Однако время от времени его взгляд как бы сам собой натыкался на трупы. И тогда он пытался угадать, который из них принадлежит Муравьевой.

Судя по остаткам одежды, среди погибших было три женщины. «Куда они ехали ночью? – думал Тихомиров. – Честные женщины по ночам спят. А эти, скорее всего, увязались за своими дружками. Кто ездит по ночам? Те, кто боится ездить днем. Всякая шваль. Отбросы общества. Бесполезный балласт. Твари дрожащие. Вот и перестали дрожать».

Колонна повозок и всадников, вздымая пыль, приближалась со стороны города. Маршал, дожевывая на ходу, пошел было навстречу представителям власти, но передумал и вернулся. Он встал между трупами, скрестив руки на груди и скорбно оглядывая их. Так его и запечатлели фотографы, подбежавшие самыми первыми.

Тихомиров остался сидеть на ящике, дымя сигарой. На вопросительный взгляд Гурского он ответил небрежным взмахом руки. Мол, без меня разберутся. На самом деле он просто не решался встать. У него дрожали руки и подкашивались ноги. И еще этот пот, холодный пот, который время от времени проступал на лице и тяжелыми каплями выкатывался из-под шляпы… Нет, уж лучше сидеть в сторонке с независимым видом и покуривать сигару.

А Захар снова затесался в толпу и был уже в первых ее рядах. Он деловито прохаживался от тела к телу вслед за фотографами, отдергивал одеяла, а после снова накрывал. Дольше всего он задержался над трупом крупного мужчины с револьвером за поясом. Он даже наклонился и поскреб обугленный лацкан сюртука.

– Здесь, наверно, был какой-то значок. Возможно, рейнджерский, – сказал он полицейскому, который тоже осматривал труп. – Наверно, потерялся.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, вот дырка на лацкане.

– Да, похоже на то. Нас предупредили, что в этом поезде едет рейнджер из Эль-Пасо. – Полицейский осторожно вытянул из-за сморщенного ремня револьвер. – Ну и древний же «ремингтон» у него. Что? Ну и ну, смотри! Барабан пустой! Нет, он не рейнджер. Сам посуди, стал бы ты таскать бесполезную железку на себе? Бросил бы в сумку. Когда сутки напролет ходишь обвешанный оружием, будешь рад любому поводу, чтобы отдохнуть от него. А вот когда какой-нибудь фермер едет в ночном поезде, он сунет пушку за ремень, чтобы всем было видно.

– Зачем же носить разряженный револьвер?

– Так легче, чем с патронами. А со стороны не видать, что пустой. К тому же эти стволы вообще имеют дурную славу. Никогда не носи его за поясом, дружище. А если сунешь, то хотя бы вынь патрон из барабана и оставь под бойком пустую камору. Сколько было случаев, когда «ремингтон» отстреливал яйца своему хозяину!

– Не слыхал о таких случаях.

– Честно сказать, я тоже. Но все равно, этот парень – не рейнджер.

По толпе, стоявшей поодаль, вдруг прокатился ропот. Там явно произошло что-то такое, что заставило всех ненадолго отвернуться от трупов.

Захар с сожалением накинул одеяло на оскаленное черное лицо и прислушался к голосам.

– Прокламации!

– Их там полно, вдоль пути!

– Наверно, их разбрасывали через окно.

– Да нет, их взрывом разметало!

– Что там? Читайте громче, не слышно.

«…Я скажу вам прямо и откровенно: я за насилие. Если вы используете против нас пушки, мы будем использовать динамит. Позвольте вас заверить – я умру на виселице, счастливый от того, что тысячи услышавших меня не забудут моих слов. И когда вы повесите нас – попомните мои слова – они будут кидать бомбы! И с этой надеждой я говорю вам – я презираю вас! Я презираю ваш порядок, ваш закон, вашу власть, подпертую насилием. Вешайте меня за это!

Ганс Линге, рабочий».

– Да это же чикагские анархисты!

Захар, услышав это, сплюнул от досады. Он проспорил сигару. Когда они сочиняли прокламации, Тихомиров предложил этот текст из старой газеты. А Захар утверждал, что сейчас, спустя шесть лет, да еще тут, в Техасе, никто и не вспомнит о несчастных анархистах, которые забросали бомбами полицию в Чикаго. Поспорили на сигару. И Тихомиров, получается, выиграл.

– От руки написано! Мерзавцы не боятся, что их найдут по почерку!

– Это всё немцы. Немцы народ мстительный.

– Надо было тогда повесить не шестерых, а в десять раз больше!

Приехавший шериф распорядился:

– Соберите эти бумажки, все до единой. Может быть, они имеют отношение к взрыву.

– Да уж, может быть! – насмешливо отозвались ему сразу несколько голосов.

– А может быть, и нет! – возвысил голос шериф. – Они могли тут валяться и раньше. Разберемся!

Захар подошел к группе полицейских, что возились над женскими трупами. Заглядывая через их спины, он пытался рассмотреть лица погибших. Копоть и корка запекшейся крови могут исказить лицо до неузнаваемости, поэтому Захар больше надеялся на осмотр тела. Он помнил, что у Муравьевой на шее поблескивала цепочка. Возможно, она носила на груди медальон, а то и крестик с образком. «Все они кричат, что атеисты, а крестик-то носят, – думал он, следя за тем, как полицейский сдирает обгоревшие куски платья, словно луковую шелуху. – Вон Гаврила-то Петрович не может спокойно пройти мимо церкви, хоть самой простецкой. И неважно ему, протестанты там, не протестанты. Крест есть – и ладно. Зайдет, помолится, и вроде легче ему становится. Мне бы так…»

– Что там у нее на груди?

– Сейчас доберусь. Ага, кошелек. Я так и знал.

– Ну и несет от них, – отворачиваясь, пробормотал полисмен. – Что за вонь такая?

– Больно ты нежный. После взрыва всегда так воняет. Тебя бы на шахту… Так, что там у соседки?

– За пазухой пять баксов, других бумаг не обнаружено.

– Бумаг и не будет. Не тот народ, чтоб с бумагами ездить.

– Как же их опознать? – спросил Захар.

– Родня опознает. Кто знает, что родственник ехал в этом несчастном поезде, тот к нам явится на опознание.

– А правду говорят, тут ехал рейнджер с каким-то арестантом? – спросил Захар.

– С арестанткой, – поправил его полисмен. – Но сейчас не разобрать, кто тут вольный, кто арестованный.

– Все они сейчас вольные, – добавил тот, который больше всех страдал от вони. – Навеки освобожденные.

Захар вернулся к Тихомирову, открыл свой саквояж и достал сигару.

– Держи, Гаврила Петрович. Ты выиграл. Про анархистов еще помнят.

– Будешь знать, как со мной спорить.

– Да уж буду знать. А вот Муравьевой там не видно, – как бы невзначай добавил Захар.

– Что-что?

– Я вот думаю, – продолжал Гурский, – что-то здесь не то. Вроде, она там, я по комплекции вроде бы узнал. Потом гляжу – а руки-то у нее свободные. Понимаешь? Я вот чего думаю-то. После всяких этих дел тот мужик непременно наручники на нее надел бы. Потому как одному за ней не уследить. Вдвоем еще куда ни шло, а одному… Ни поспать нельзя, ни по нужде отойти. Тогда что? Прицепить ее наручниками хоть к чему, верно?

– Верно-то верно, – задумчиво протянул Тихомиров. – Но не забывай, что мужик-то русский.

– Полагаешь, могли сговориться?

– Могли. Ой, могли! Чует мое сердце, Захарушка, впустую все наши старания пропали! – Тихомиров вскочил на ноги, опрокинув ящик, и топнул каблуком. – Сговорились! Сговорились они!

– А как же телеграмма? Сказано же было, что сели в поезд…

– Сели? Ты видел, как они садились? И я не видел. И никто не видел! Потому что не было их в поезде, не было!

– Куда ж они делись?

– Сели в поезд, да в другой! Мало ли поездов? Ищи теперь ветра в поле!

– Неужто она смогла его распропагандировать?

– Ох, Муравьева! Ох и баба! – с ненавистью простонал Тихомиров. – Ох и сука! Сговорились они, Захарушка, сговорились! Ну да ничего. Мы тоже не лыком шиты. И не такие загадки разгадывали.

С руками за спиной он принялся расхаживать перед Захаром, туда-сюда, как заведенный, ссутулившись и глядя под ноги. Наконец, остановился, отвел длинные волосы с лица и с усталой улыбкой сказал:

– Мне все ясно. Надо допросить агента, который сажал их на поезд. Пусть скажет точно, на какой поезд он их посадил. Станция задрипанная, не Николаевский вокзал, два-три состава там проходят за день, не больше.

– Я тебе и без агента скажу. Через Мэйсон-Сити идут либо на Сан-Антонио, либо на Денвер. Ну, или из Денвера, но опять же – на Сан-Антонио.

– Я так и думал! – воскликнул Тихомиров. – Помнишь, в библиотеке сборник карт? Чье издание, не обратил внимание? Не Денверский ли университет?

– Вроде, так, – ответил Захар, хотя и в глаза не видал никакого сборника карт.

– Университет, картография – всё сходится! Она будет прятаться у дружков своего папаши. Больше негде. Там ее и найдем.

– Голова! – уважительно протянул Гурский.

– Но это еще не всё, – продолжал Тихомиров вдохновенно. – Если она заморочила голову тому рейнджеру, то тем хуже для них обоих. Он-то на виду, ему негде прятаться. А парой на нелегальное переходить – на то у них денег не хватит. Нет, Захарушка, вдвоем им далеко не уйти.

12. Изменения в контракте

В первом же городке Орлов избавился от старых кляч Санчеса – они ушли за полсотни долларов, вместе с седлами и «камушком за подковой». Вырученные деньги сразу были потрачены на то, чтобы поселиться в самом приличном отеле (из двух, имевшихся в городе), купить новую одежду и пообедать. В отеле записались как супружеская пара. К счастью, там был номер «люкс», и Орлову удалось выспаться на диване в кабинете.

Хотя у него и была с собой чековая книжка, он все же решил, что в его положении безопаснее расплачиваться наличными, и вспорол свой пояс, где были зашиты золотые доллары. Пока они с Верой добирались до Севастополя, этот поясок заметно полегчал.

До соседнего города они доехали на дилижансе и, переночевав в привокзальной гостинице, сели на поезд, купив билеты до Остина. Однако на первой же остановке сошли, чтобы позавтракать в станционном буфете, да и не вернулись. Снова дилижанс, и снова гостиница в маленьком городке. Еще день они провели в Брайане, в отеле, который находился как раз напротив местного офиса его заклятых конкурентов, компании «Стандард Ойл». Стоя вечером на балконе, Орлов покуривал трубку и, чтобы развлечься, рассчитывал, сколько понадобится динамита, чтобы стереть с лица земли подобные офисы по всему штату, а лучше бы по всему свету.

Он старался лишний раз не думать о том, что теперь будет с Верой. Надеяться на уничтожающую силу огня не стоило. Трупы рано или поздно опознают, и те, кто охотится за Верой, снова бросятся в погоню и снова начнут раскидывать сети. А охотятся за ней серьезные люди, очень серьезные, к тому же нанятые кем-то из тузов. Картина вырисовывалась безрадостная. Туз, который сотрудничает с террористами и бандитами, должен быть весьма уверенным в своей неуязвимости со стороны Закона. Такая уверенность – признак очень больших денег. А очень большие деньги позволяют совершать невозможное. Например, можно снабдить фотографиями Веры не только частных сыщиков, но и всех полисменов штата, а также всех железнодорожных кассиров, кондукторов и ревизоров.

Он вспомнил, как засуетился агент на станции Мэйсон-Сити, спеша отбить телеграмму своему начальству. Есть связь между той телеграммой и взрывом вагона? Думать, что такой связи нет – значит, обманывать самого себя. Но если такая связь есть – значит, Вера обречена.

Он на миг представил, какая машина начала раскручиваться, когда Вера сбежала из Эль-Пасо. Как они могли ее поймать? Заявить в полицию, что некая дамочка сбежала с сумкой, полной ворованных денег? Нет, они поступили хитрее. Откуда в банках Техаса стало известно, что в обороте могут появиться банкноты из Монтаны? Этот сигнал мог исходить только от бывших владельцев исчезнувшей сумки. Они точно рассчитали, что Вера может попасться именно при обмене купюр.

А если бы не попалась?

А на этот случай они могли заявить в то самое агентство, которое разыскивает беглых иностранных преступников. Или для начала – в русское посольство. А уж оттуда ушел заказ в агентство.

Все это только на первый взгляд кажется слишком сложным. Для Важных Лиц нет ничего сложного.

Значит, Вера обречена.

Они найдут ее рано или поздно.

Чем он может ей помочь? Спрятать у себя в подвале? Она не станет прятаться. Не для того приехала.

Так чем же ей помочь? Просто быть рядом и ждать, когда могучая и безжалостная машина раздавит их обоих?

Нет, лучше ни о чем таком не думать. Лучше любоваться офисом «Стандард Ойл» и представлять, как красиво он вспыхнет, если его поджечь с четырех сторон…

– Какой приятный вечер, – сказала Вера, выходя на балкон из своего номера. – За что я люблю юг, так это за вечера. Когда воздух становится прозрачным и душистым, как вино. Особенно сейчас, поздней осенью.

– Осень лучше проводить в Новой Англии, – ответил Орлов. – Ты бывала в Вермонте?

– Нет. Но я знаю, о чем ты. Я была в Бостоне, и видела эти леса, сады и парки. Это безумие красок… Правда, тогда у меня было не то настроение, чтобы любоваться природой.

– А сейчас?

– Сейчас… – Она облокотилась о перила рядом с ним, и он снова почувствовал запах ее духов. – В Бостоне я ходила по фабрикам, встречалась с рабочими, и восьмичасовой рабочий день был для меня важнее, чем красота мира. Да и о какой красоте можно думать, когда тебя окружают людские страдания? А сейчас… Сейчас я свободна от всего. Я живу, и понимаю, что это чудо. А чудо не может длиться долго. Наверно, поэтому я и стала замечать, как хорошо вокруг.

– Да, это чудо, что мы еще живы, – согласился Орлов.

– Не знаешь, много ли там было людей, в том вагоне?

– С десяток.

– Как можно было взорвать вагон на ходу?

– Не знаю. Тебе виднее, как это делается.

Она выпрямилась, гневно глянув на него, и развернулась, чтобы уйти к себе в номер. Но он сказал:

– Постой. Я не хотел тебя обидеть.

– Тем не менее, тебе это почти удалось.

– Не уходи. Надо поговорить, пока нам никто не мешает.

– Кто же может помешать супружескому разговору, Павел Григорьевич? – насмешливо сказала Вера, снова прислонившись к перилам. – Тем более, ночью. Должна заметить, конспиратор из вас весьма посредственный. Записали меня в жены, а ночуем врозь. Подозрительно как-то.

– В наши годы супругам позволительно спать в разных комнатах. Но я не об этом. – Орлов принялся раскуривать угасшую трубку, скрывая смущение. – Я хочу сказать…

– В наши годы? – повторила Вера. – Давно мне не говорили столь изысканных комплиментов.

– Я хочу сказать, что не повезу тебя в Сан-Антонио.

– А куда?

– Никуда.

– Никуда? – упавшим голосом повторила она. – Как прикажете вас понимать?

– Понимай, как хочешь. Я долго думал об этом. Сначала хотел предложить тебе нечто вроде сделки. Знаешь, я так привык. Сделка, соглашение сторон, договор. Здесь такие отношения. Чтобы получить, надо отдать. За все надо платить. Деньгами или трудом. Но ты – особый случай, и если бы я сказал одно только слово «сделка», ты бы обиделась.

– Я не обидчива. Но ты прав, это слово звучит гадко. Однако что же ты хотел предложить?

– Свободу. Я дам тебе денег и помогу выбраться отсюда. И ты – свободный человек. Можешь все начать сначала. Хоть здесь, хоть дома. Или в любом другом месте. Мир – большой.

– Мир – маленький, – сказала Вера. – И тесный. Но погоди, а как же твоя служба? Ты же должен… У тебя, наверно, контракт? Ну я не знаю, как это у вас называется.

– Да, я подписал контракт. Должен обеспечить охрану федерального маршала. Не обеспечил. Но кое-что еще можно исправить. Вот этим я и займусь. А сдавать тебя властям иностранного государства – слуга покорный. Тем более что этого нет в контракте.

Вера покачала головой:

– Ты иезуит похлеще моего адвоката. Но пусть так и будет. Итак, ты предлагаешь мне свободу. И что же я должна дать взамен, если это сделка?

– Это не сделка! – твердо сказал он. – Но ты можешь мне помочь.

– Как?

– Мне нужен Стиллер.

– Зачем?

– Убью его. Иначе он убьет еще многих. Ты знаешь о нем больше, чем я. Его связи. Места, где он может быть. Возможно, вспомнишь еще что-нибудь. Ты могла бы мне помочь. Но даже если не поможешь, ты все равно свободна. Я тебе не конвоир. Потому что теперь у меня есть дела поважнее.

– Вот как! – В ее голосе звучало разочарование. – Совсем вы, граф, разучились деликатному обращению. Мало того, что старухой меня обозвали, так еще и старуха-то оказалась неважная.

– Ты своя, с тобой можно не деликатничать.

– Ну да, понятно. Спали под одним одеялом, из одного котелка ели. Я для тебя не дама, а боевой товарищ, так получается?

Она фыркнула и решительно направилась в свой номер.

– Ты не ответила!

– Спокойной ночи, старый товарищ! – бросила она и хлопнула дверью так, что стекла зазвенели.

* * *

Из Брайана они отбыли на дилижансе, продолжая играть роль супругов. Сошли в Винстоне и сели на пароходик, спускавшийся по реке к заливу. «Здесь и оборвутся следы, – думал Орлов. – Даже если кто-то сумеет проследить весь ее путь от здания суда в Ван Хорне до причала в Винстоне, здесь он остановится. Потому что очевидно – следующий пункт маршрута – Галвестон. То есть порт. А порт – это порог, за которым начинается иной мир. И где ее искать, в том мире? Умный поисковик остановится здесь, в Винстоне. А дураки пусть рыщут по пирсам Галвестона».

Однако на самом деле он вовсе не собирался тащиться на пароходе так далеко. Рано утром, затемно, они с Верой сошли на севастопольской пристани.

– Вот мы и дома, – проговорил Орлов, оглядывая пустынную набережную.

– Дома?

– Я тут живу. И ты поживешь какое-то время. В моем доме есть свободные комнаты. Выберешь любую.

– У тебя большой дом?

– Да, большой. Слишком большой для меня. Там раньше жила большая семья, а я поселился один. Дом в два этажа. Еще флигель во дворе, для прислуги. Конюшня большая, в восемь денников. А у меня всего-то пара лошадей там стоит. Прислуги тоже невелика команда – хозяйка да ее внучка. Вот так мы втроем занимаем целый дворец.

– Как долго я смогу там жить?

– Посмотрим. Я и сам ведь ненадолго сюда. Но ты не волнуйся. Можешь оставаться, сколько захочешь.

– А ты?

– А меня ждет Мэтью Стиллер. Ты ведь скажешь, где его найти?

– Если б я знала!

– Давай поговорим об этом после завтрака. Знаешь, моя хозяйка, тетя Анита, печет такие оладьи…

Газовые фонари горели перед зданием мэрии и вдоль парадного спуска к набережной, но дальше вдоль реки стоял густой утренний мрак. В орловском особняке светилось одно угловое окошко.

– Странно. Обычно у нас так рано не встают, – сказал Орлов, поднимаясь по песчаной дорожке, ведущей через газон к дому. – Наверно, тетя Анита чувствовала, что я сегодня вернусь.

– Паша, постой. – Вера придержала его за локоть. – Не беги. Объясни, как мне держаться. Кто я теперь?

– Ты? Не знаю. Надо подумать. Но не волнуйся. Здесь тебя никто ни о чем не спросит. Вот только… – Он остановился. – Тетя Анита все ждет, что я приведу в дом хозяйку. То есть жену. Я считаю, что она сама прекрасно управляется со всеми домашними делами. И другая хозяйка мне не нужна. Но эти разговоры не прекращаются. Боюсь, что она неправильно истолкует твое появление.

– Скажи, что я твоя кузина.

– Что ж, если копнуть, наверняка у нас найдется пара общих родственников, – согласился Орлов и снова зашагал по красному влажному песку.

Из кухонной пристройки к флигелю сочился запах кофе. Там слышались приглушенные мужские голоса. Орлов застыл, не поднимаясь на крыльцо дома.

Иногда к тетушке Аните приезжал племянник. Других мужчин здесь быть не могло. Он прислушался – голоса были незнакомые. Орлов поднял руку, останавливая Веру, и крадучись направился к кухне.

Осторожно заглянув в просвет между занавесками, он увидел двоих парней, сидящих за кухонным столом. Они играли в карты.

Орлов обошел вокруг флигеля, рассматривая следы. Их было особенно много перед входом. На песке отпечатались подкованные каблуки. Читать человеческие следы гораздо легче, чем звериные. И капитану Орлову не понадобилось много времени, чтобы выяснить: в кухне уже несколько дней сидит засада. Их двое. Сидят безвылазно, и только к нужнику натоптали тропинку.

Орлов пинком открыл дверь.

Они как раз только что сдали карты, и каждый держал их перед носом. Оба не успели и шелохнуться, как Орлов размашистой оплеухой сбил одного на пол, а второго схватил за горло и прижал к стене.

– Не дергаться, если жить охота! – зарычал он, заметив, что второй шевельнулся на полу. – Нашпигую свинцом!

Все свое оружие он опрометчиво оставил в сумке, брошенной у крыльца особняка. Но на столе, между пустых пивных бутылок, лежал кольт, и Орлов приставил его ко лбу противника:

– Кто вас сюда послал?

– Ше-ше-ше… шериф…

– Шериф? Том Бакстер?

– Да, ми-ми-мистер Бакстер.

– Зачем?

– Чтобы задержать…

– Кого?

– Кто здесь живет.

– Я здесь живу! – Орлов чуть не выдавил бедняге глаз стволом. – Здесь живу я! Какого черта Бакстеру нужно? Кто вы такие?

– Мы из «Стальной Звезды».

– Что еще за звезда такая?

– Служба охраны…

Орлов швырнул парня на пол, и тот повалился поперек своего напарника.

– Служба охраны! Вот и охраняйте друг друга! Мордой вниз! Руки за спину!

Он снял наручники с пояса и пристегнул правую руку одного к левой руке другого, так, что теперь оба лежали с заломленными за спину руками.

Уловив движение сбоку, он вскинул револьвер.

На пороге стояла Вера, с винчестером у плеча.

– Справился? Я хотела помочь.

– Последи за ними. Я осмотрюсь. Если что, стреляй не раздумывая. Они вторглись в частное владение.

Он еще раз обошел свой дом, осматривая следы и заглядывая в окна. «Похоже, что никого. Но тогда почему горит свет в угловой комнате?» – подумал Орлов.

Во флигеле с легким стуком открылось окно, и Орлов, припав на одно колено, навел кольт. Из-за занавесок показалось лицо тетушки Аниты.

– Ты вернулся, Пол! Гостей видел?

– Да.

– Я уже две ночи жгу керосин впустую. Держу свет в окне, чтоб тебя предупредить. Думаю, увидишь огонь, и почуешь неладное, будешь настороже.

– Так и получилось. Спасибо. А если б я вернулся днем?

Лицо пожилой негритянки сморщилось от широкой улыбки:

– А днем я сушила на веревке твои штаны. Ты бы сообразил, что дело нечисто.

Она вышла и направилась к особняку, держа в руках узелок.

– Ты не задерживайся. Я собрала тебе кое-чего в дорогу, поешь на ходу.

– Вот еще! – Он поднялся на крыльцо и отпер дверь. – Я у себя дома. И у меня есть, по крайней мере, час, чтобы разобраться. Что тут у вас стряслось?

Тетушка Анита только сейчас заметила, что на пороге кухни стоит Вера с винчестером у плеча, и вопросительно глянула на Орлова.

– Это моя кузина, – сказал он. – Троюродная сестра.

– Троюродная? А похожа, как родная.

– Доброе утро, – учтиво произнесла Вера, не сводя взгляда с тех, кто валялся за порогом.

– Так что тут делается? – спросил Орлов, входя в дом. – С чего это Бакстер вздумал на меня засады устраивать? Может быть, я забыл заплатить налоги?

– Люди разное говорят, – вздохнула тетушка Анита. – В газетах, говорят, тебя пропечатали так, что волосы дыбом встают. Говорят даже, что ты устраиваешь побеги преступникам и пускаешь поезда под откос.