Текст книги "Динамит пахнет ладаном"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

За стволами приземистых деревьев ярко светились широкие арочные окна особняка. По кружевным занавесям скользили тени. Танцы? Но музыки не слышно.

Он подобрался ближе, стараясь двигаться плавно и медленно. В доме открылось окно, и он услышал характерные щелчки бильярдных шаров.

Неужели Гочкис так спешил сюда только ради того, чтобы сыграть партию-другую?

Орлов был уже в нескольких шагах от дома, прячась за деревом. Оставалось пересечь узкую полоску газона и слиться со стеной. И тогда можно будет подслушать. А то и подглядеть…

За спиной что-то прошуршало по листьям. Он успел отпрянуть от дерева в глубину сада, разворачиваясь лицом к опасности. Стремительная тень рывками приближалась к нему. Сиплое короткое рычание – и вот она летит прямо на него, собака с огромной разинутой пастью.

Орлов припал на колено и, увернувшись, хлестнул ее шляпой по морде. Мощные клыки щелкнули, как кузнечный пресс. Невероятная сила выдернула шляпу из руки. Разогнавшись, пес не смог остановиться, и его лапы заскользили, взрывая листву. Кинжал Орлова пробил собаку сверху. Из распоротого бока хлынула кровь. Пес рычал, продолжая терзать зубами шляпу. Вторым ударом Орлов рассек шею, и рычание слилось с клекотом бурлящей крови.

Собака взвизгнула, когда он вонзил клинок ниже затылка, и вдруг, оцепенев, повалилась ему под ноги.

– Что там за шум? – спросил кто-то в доме, подходя к окну.

– Да это Серый гоняет крыс, – раздался ленивый голос со стороны ворот. – Кормишь его, кормишь, а он все равно кого-нибудь придушит. Придушит и сожрет. То крысу, то кролика. Ненасытная тварь.

– Не в этом дело, – быстро заговорил кто-то еще, также встав у окна и дымя сигарой. – Дело не в том, что он голодный. Ему нужно не мясо. Ему нужна кровь. Свежая горячая кровь, чтобы она дымилась у него на зубах.

– Значит, мы с Серым – одной породы, – произнес его собеседник. – Я любил попить крови, когда забивал телят. Что вы на меня так смотрите, Гочкис? Не верите, что я мог пить кровь?

– Не могу представить, что вы что-то делали своими руками. Не могу представить, чтобы Зеб Мэнсфилд резал телят.

– Еще как резал! Думаете, я родился миллионером?

– Нет, но…

– Мужчина – это руки. Прежде всего руки. Сильные, надежные руки. Я всё умел делать вот этими руками. Держать оружие и ласкать женскую грудь. Всё надо уметь, и я умел. И умею до сих пор, не сомневайтесь. Если бы вы поймали ту девицу и доставили ее сюда, я бы сумел с ней договориться. И она бы осталась довольна.

– Не сомневаюсь. Мы уже вышли на ее след.

– Мне не нужен след. Мне нужна девка.

– Мы стараемся.

– Пока я вижу, как вы стараетесь обыграть меня. Ну что же, шары гонять – тоже дело, – важно провозгласил Зеб Мэнсфилд, и окно закрылось.

Орлов застыл за деревьями, склонившись с клинком над затихающей собакой. Она, наконец, замолкла. Только струйка крови продолжала журчать, вытекая из рассеченного бока.

Журчание было едва слышным. Гораздо более громкими казались Орлову другие звуки – шаги охранника перед воротами, скрип фонаря, что раскачивался на высоком столбе, легкий перестук голых веток при едва заметном дыхании ветра… Все его чувства были обострены до предела. Почти не поворачивая головы, он видел всё вокруг. Возникни за спиной опасность – и он почувствовал бы ее мгновенно. Если бы обитатели особняка подняли тревогу, он не стал бы убегать. Он был готов расстрелять всех, кто окажется на свету.

Но они пока ничего не заметили, и ему надо было незаметно отступить. Он уже услышал все, что хотел. И сейчас надеялся только на то, что во дворе не бегает еще один пес.

Дерево, росшее рядом с забором, помогло ему выбраться из сада. Он нашел свою трость и отряхнулся от листвы. Шляпу пришлось похоронить в сточной канаве. Сюртук был порезан в нескольких местах, но Орлов понадеялся, что этого никто не заметит.

– Я вас не слишком сильно задержал, любезный? – спросил он у извозчика, забираясь в пролетку.

– Задержал, не задержал, какая разница? Все равно я бы вас дождался, сэр. Нельзя бросать человека одного в таком месте, как Верхняя долина. Уж больно народ тут шустрый. Ну, куда теперь?

– Сначала куда-нибудь, где можно купить приличную шляпу. Мою сдуло ветром. А потом – обратно, к «Амбассадору». Шустрый народ, вы говорите?

– Известное дело. Шустрые люди. Своей выгоды не упустят. Они целые города разоряют. А уж одинокого старика раздеть – это для них самое милое дело. Шустрый тут народ, шустрый.

Подъехав к парадному входу в отель, Орлов щедро рассчитался с извозчиком и подождал, пока тот отъедет. Затем медленно и важно прошествовал по ярко освещенной улице, где под каждым фонарем стояли девушки с корзинками цветов. По тому, как они отворачивались, Орлов понял, что роль старика удается ему на славу. Он остановился на углу, раскуривая трубку, и незаметно глянул в сторону входа в свой номер.

Спичка обожгла ему пальцы, и он, чертыхнувшись, зажег новую. У входа стояли двое рослых молодцов, заложив руки за спину и широко расставив ноги. В окнах номера горел свет.

Орлов попыхтел трубкой и побрел обратно по тротуару, постукивая тростью и игриво поглядывая на «цветочниц».

Через час он был на вокзале. А еще через полчаса поезд умчал его из Эль-Пасо.

17. Встреча в тумане

– Давай разделимся, – предложил Захар Гурский. – Ты будешь искать по-своему, а я по-своему. А от наших споров мы только оба проигрываем.

– Ты слишком увлекся поисками, – ответил Тихомиров. – Не забывай, мы здесь не для того, чтобы в прятки играть. Муравьеву и без нашего участия поймают рано или поздно…

– Рано или поздно! – перебил его Захар. – В том-то и дело, что будет поздно! Нам груз вывозить надо! Продавец может отказаться от сделки, тебе это непонятно? Ему гарантии нужны, что все будет шито-крыто. А пока она живая, таких гарантий нет. И даже напротив, есть полнейшая гарантия, что его с грязью смешают, как только она рот раскроет. А она раскроет, это уж будьте покойны, Гаврила Петрович.

– С продавцом я договорюсь. Он человек разумный, и должен понять, что обратного хода нет. Половина товара уже отгружена, надо довести начатое дело до завершения. Я с ним договорюсь.

– Ну, договаривайся, – махнул рукой Захар. – А я пока в Севастополь наведаюсь. Чует мое сердце, там они затаились. Не могут они вдвоем незамеченными по Техасу раскатывать, не могут! Парочка приметная, давно бы опознали и сцапали. Тем более, что награда за них обещана, а за награду тут мать родную сдадут.

– Почему в Севастополь? Почему не в Денвер? – язвительно переспросил Тихомиров. – Почему не в Сан-Антонио? Почему не в Нью-Йорк, раз уж на то пошло? Думаешь, что он будет отсиживаться дома? Ты бы стал?

– А что? И стал бы! – с вызовом ответил Гурский. – Один раз проверили – и угадали. Ведь он там был, так? Теперь он думает, что второй раз ему засаду не поставят. И снова домой заглянет, непременно заглянет. Да я нутром чую, что он уже там! Вот если б у тебя был керосиновый завод, и вдруг бы на нем пожар – ты бы кинулся туда? Кинулся бы. А у него сейчас там хуже, чем пожар. Железная дорога не принимает к перевозке его продукцию, нет платформ под бочки. А цистерны ему не дают. Это хуже пожара, потому что он поставки срывает. Нашему Орлову сейчас самое время в заводской конторе объявиться да все улаживать как-нибудь. Или по телефону, или через посыльных, но он там где-то поблизости! Там он, там. А где он, там и она.

– Вот что, надоели мне наши дискуссии, – заявил Тихомиров. – Неволить не стану. Считаешь нужным, поезжай. Гочкис даст тебе людей. Я же остаюсь на переговоры. А ты там не задерживайся. Потому что не сегодня так завтра снова начнем возить. Нам всего-то две ходки и осталось! Нет, Мэнсфилд должен понять, что отступать некуда…

«Ничего он тебе не должен», – хотел ответить ему Захар, но, как всегда, промолчал.

Тихомирова он относил к числу «студентов», а Мэнсфилда – к делягам. Студенты верят в силу разума. Им кажется, что любого можно убедить, если правильно построить цепь доказательств. А деляги верят только в то, что могут пощупать. И все доказательства отскакивают от их медных лбов, не оставляя ни малейшего следа.

Да, у Мэнсфилда была своя выгода в сделке, он освобождал склады от залежалого товара, который, к тому же, опасно хранить у себя. Но выгода лежит на одной чашке весов, а на другой – риск. И настоящий делец постоянно следит за стрелкой своих весов, куда она показывает. Как только риск начнет перевешивать – стоп машина, обратный ход. Ну и что с того, что сорвется поставка? Ему и горя мало. Пусть выставляют неустойку, он, так и быть, рассчитается. А вот если в газетах начнут склонять его имя в связи с русской террористкой – это уже не шуточки. Захар знал, что Мэнсфилд собирается участвовать в каких-то выборах. Знал он и то, как местные деляги относятся к политике. Да они готовы были без штанов остаться, лишь бы пролезть в нее! Так что от Верки Муравьевой, может быть, зависело, чья задница займет кресло в сенате, Мэнсфилда или еще чья-нибудь…

– Строишь наполеоновские планы? Ну, и каковы же они, могу я узнать? – осведомился Тихомиров, по-своему истолковав затянувшееся молчание Гурского.

– Мои планы всегда одинаковые. Затаиться и следить. И – кто кого пересилит. Главное – выдержку иметь, вот и все мои планы.

Он не кривил душой. Чтобы убить человека, надо просто выдержать, не поддаться порыву, перетерпеть. Надо пересилить себя.

Сколько раз ни посылали его на ликвидацию, он всегда действовал одинаково. Сначала расспрашивал, долго и въедливо, пытался все разузнать, до мельчайших подробностей. Потом проверял то, что удалось выведать – и оказывалось, что почти все сведения неверные. Проще было бы с самого начала разведывать самому. Но Захару хотелось вовлечь в дело тех, кто его на это дело посылал. Рассказывая о приговоренном, они все сильнее ощущали свое соучастие, и понемногу тяжесть будущего убийства начинала на них давить сильнее, чем на Захара. А ему только это и требовалось. Он становился просто инструментом в их руках. А инструменту ни размышлять, ни переживать не полагается.

Сейчас же он сам себя отправлял на дело. Никто не поручал ему убить этих двоих беглецов. Он сам решил, что им не жить. Муравьеву, положим, приговорил не он. А вот Орлов… Своей изворотливостью, неуловимостью, одним своим существованием он причинял Захару душевную боль. Дважды вышел живым из-под динамитных взрывов. А что в Колорадо учинил? Это ж кому рассказать – не поверят! Нет, такой молодчик не имел права на существование.

Захар знал, что Орлову некуда деться. Его портреты уже были отпечатаны и розданы всем агентам и полисменам. В Эль-Пасо уже допрашивали всех рейнджеров из его роты. На его керосиновом заводе постоянно дежурили констебли из «Стальной Звезды». И только к дому Орлова почему-то все проявляли удивительное равнодушие. А Захар Гурский хорошо знал, как много значит дом для человека, которому негде укрыться.

Своего первого– провокатора Чугунова – он убил как раз на пороге дома. Никто не знал, где скрывается Чугунов после того, как его разоблачили на заседании центрального комитета. Он попросил три дня на то, чтобы собрать доказательства своей невиновности. И Комитет его отпустил. Само собой, ни через три дня, ни через неделю Чугунов не появился. Вот тогда-то и был призван Захар Гурский.

Узнав, что ему поручено столь ответственное дело, он связался со своим «дорогим другом» из жандармского управления. «Друг» через какое-то время разрешил ликвидацию. Захар так и не узнал – был ли Чугунов провокатором. Может, и был. Может, жандармы решили, что Гурский ценнее Чугунова. А может, партийный суд вынес ошибочный приговор. Бывает. Все эти соображения возникли у Захара гораздо позже. А тогда он азартно принялся за охоту.

Долго выслеживал, караулил в разных местах – всё срывалось. Наконец, руководство партии дало ему последний срок. И он пошел в открытую. Узнал, где живут родители Чугунова. Приехал к ним в поселок, постучал в дверь. Хотел поговорить со стариками. Он был уверен, что они знают, где прячется сынок. Но ему и в голову не приходило, что дверь откроет сам Чугунов. Захар приставил револьвер к его животу и выстрелил. Чугунов даже не шелохнулся, только побелел и стал отступать. Захар стрелял в него еще и еще. На шум выбежала старуха, и тут же свалилась – пуля прошла мимо Чугунова и убила мать. Расстреляв весь барабан, Захар схватил топор, стоявший в сенях, и рубанул Чугунова по шее. Тот так и сел на пол, с топором в ключице. И все мычал что-то. Захар не мог уйти, оставив его в живых. Он наклонился над Чугуновым и стал бить его своим ножом. Кровь хлестала во все стороны, а Чугунов стонал, хрипел, иногда визжал – но не умирал. На Захара нашло какое-то помутнение, он уже хотел бежать прочь отсюда и повеситься. Но вдруг его рука наткнулась на липкое от крови топорище. Он выдернул топор из раны и что было сил обрушил его на висок Чугунова. И только тогда тот замолк…

С тех пор Захар никогда не пользовался маленькими револьверами. Только сорок четвертый или сорок пятый калибр.

На Орлова он приготовил армейский кольт с длинным стволом. Таскать его приходилось в кобуре под мышкой. Захар из этого револьвера попадал в бутылку с пятидесяти шагов. И надеялся, что завалит противника, не дав тому подойти ближе.

* * *

Орловский дом был белый и стоял отдельно, на высоком берегу реки. Его, наверно, издалека замечали с пароходов. Все подходы к нему были открытыми, незаметно не подкрадешься. И слежку устроить было трудно – наблюдателей негде спрятать.

Захар придумал вот что. По реке подогнали баркас, прибились на нем к берегу как раз напротив дома. На баркасе находились двое, они следили за подходами со стороны вокзала и пристани. Еще двоих разместили в фургоне на верхней дороге, которая шла к товарной станции, ведь хитрец Орлов мог приехать и не на пассажирском поезде. Фургон этот стоял без лошадей, с задранными оглоблями и отвалившимся колесом. Любой, проезжая мимо, подумал бы – вот бедолаги, сломались, ждут помощи. В лесу, что начинался шагах в ста за домом, расположились основные силы – четверо вместе с Захаром. Они ждали сигнала.

Сигнал же был им выбран самый что ни на есть простой. Выстрел. Тот, кто первый увидит Орлова, должен был стрелять в него. Желательно попасть в ногу или в руку. Чем легче ранение, тем больше он успеет рассказать.

Захар не стал объяснять своим молодцам, что одним выстрелом не обойдется. Пусть пребывают в благом неведении. Человек, уложивший семерых на горной дороге в Колорадо, вряд ли позволит остановить себя одной пулей. Дело будет тяжелым. Но на стороне Захара внезапность. У Захара восемь стрелков. А Орлов – один. Чудес не бывает. Пусть он успеет уложить двоих, троих, но в конце концов Захар влепит ему пулю в лоб. Потому что чудес не бывает.

Они прождали в засаде весь день и всю ночь. Под утро Захару принесли телеграмму: «Он был в Эль-Пасо. Будьте готовы к встрече».

– Я-то готов! – Он скомкал бланк и сунул в карман. – Я-то готов, а вы куда смотрели? Бараны! Идиоты!

Помощники тупо хлопали глазами. Им, наверно, не нравилось подчиняться какому-то иностранцу, которого Полковник поставил над ними. А он еще и ругается!

– Я не про вас, парни, – сказал он, смягчившись. – Эти ублюдки в Эль-Пасо его прозевали. Но мы-то не упустим, верно?

– Не сомневайся, Зак.

– Всем быть на ногах. Он появится, как только стемнеет, но всем быть на ногах. Ясно?

Он спустился к реке, чтобы предупредить постовых в баркасе. И застал их спящими. То были два брата-близнеца, Сэм и Билли. Сэм был рохля и молчун, а Билли – живчик и трепач. Но оба дрыхли одинаково крепко. Ему хотелось тут же на месте пристрелить обоих. Но он их даже не пнул.

– Еще раз замечу что-нибудь подобное, доложу Полковнику, – спокойно сказал Зак. – На первый раз прощаю. Будьте внимательны, парни. Он может появиться в любую минуту.

– Да ну, – позевывая, ответил Билли. – Раньше ночи не сунется. Да и то, здесь дорога освещается. Нет, он зайдет с вашей стороны, это точно.

– Смотреть в оба, – жестко сказал Захар, разворачиваясь, чтобы уйти.

Билли за его спиной пробурчал:

– Куда смотреть-то? В туман? Кому надо, пусть встанут на дороге в цепочку, да и ловят.

Туман и в самом деле сгущался на глазах, поднимаясь от воды к берегу.

Захар обернулся и позвал Билли за собой.

– Ты прав. Туман. Встанешь на дороге и будешь ловить.

– Что?

– Живо! – ледяным тоном приказал Захар и зашагал вверх.

Торопливые шаги за спиной заставили его немного успокоиться.

Ему всегда было трудно работать с местными, особенно с техасцами. На всех свысока поглядывают. Никакого начальства не признают. Даже с Полковником держатся на равных. Тот миллионами ворочает, а этот хвосты коровам крутит – а со стороны посмотришь на их разговор, и видишь двух одинаковых ковбоев, только одетых по-разному. «Да они все и есть ковбои, все из пастухов вышли, – подумал Захар. – Только одни пошли дальше, а другие застряли в навозе».

Проще всего было работать с немцами. Те дисциплину понимают. Поляки тоже легко подчиняются, и вообще приятные ребята, да только верить им нельзя. Ни одно дело до конца не доведут, а разговоров-то, разговоров! Все герои, все готовы сердце из груди вырвать и бросить в огонь революции – а домой-то никто не спешит. Революция – такая штука, которую лучше готовить за границей, в сытой благополучной стране с добрыми полицейскими и чистыми тюрьмами, куда, если и загремишь, то ненадолго и без ущерба для здоровья…

Русские – вот самая надежная сила. Им, бывало, надо по сто раз повторить задачу, но зато потом можно не сомневаться. Сказано бросить бомбу в карету – он бросит. Ни на охрану смотреть не будет, ни о себе не подумает, подойдет и бросит. Русские лучше всех пригодны для дела, это точно.

Но сейчас ему надо было подчинить себе техасцев. И, кажется, у него это стало получаться.

– Вот здесь и стой, – приказал Захар.

– Я на камень присяду, ладно?

– Ну, присядь, чтоб не так заметно было.

Дорогу уже заволокли седые пряди тумана. Захар услышал цоканье копыт, а потом из белесой мглы показался силуэт всадника.

«Он?»

Захар потянулся к кобуре, но тут же узнал во всаднике местного шерифа.

– Доброе утро, мистер Бакстер! – приветливо заулыбался Захар, шагнув ему навстречу. – Что вы тут делаете в столь ранний час?

– Точно такой же вопрос и я вам могу задать, – сурово ответил шериф. – Я тут по делам службы. А вы?

– И меня сюда пригнала работа, – Захар развел руками. – Мы в «Стальной Звезде» не знаем, что такое восьмичасовой рабочий день, что такое выходные и прочие блага цивилизации. Работаем сутки напролет.

– Я облегчу вашу работу. Мне прислали ордер на арест Орлова. Я его задержу, а вы можете спокойно отправляться домой.

– Железная дорога ведет свое расследование, и он нам нужен как свидетель.

– Вот и получите своего свидетеля. Только сначала я доставлю его к судье Томпсону в Сан-Антонио, в федеральный суд. Сдается мне, эта инстанция малость повыше частной железнодорожной компании? Или я что-то путаю?

Не дожидаясь ответа, шериф прогарцевал мимо Захара и направился к дому Орлова.

– Что будем делать, Зак? – спросил Билли. – С шерифом лучше не ссориться.

– Мы и не ссоримся. Пусть ждет. И мы будем ждать. Посмотрим, кто первым дождется.

– Не понял. Если…

– Что тут непонятного? – раздраженно спросил Захар. – Увидишь – стреляй. Думаешь, он даст себя арестовать? Не тот человек. Ему терять нечего. Он и шерифа завалит, не сомневайся. Ты бы согласился придти к судье, который отправит тебя на виселицу? Орлов – вне закона.

– Но если у шерифа ордер…

– Ты лучше о себе подумай, а не о шерифе. Если Орлов выстрелит первым, никакой шериф тебе не поможет.

– Вряд ли он выстрелит, – заявил Билли, похлопав себя по кобуре. – Вряд ли он успеет даже глаз скосить в мою сторону, как станет покойником.

– Надеюсь, так и будет, – улыбнулся ему Захар, мысленно похоронив трепача.

Туман – это хорошо. Орлов не станет дожидаться ночи, а постарается пробраться к дому, скрываясь в тумане. Он думает, что никто не станет ждать его среди бела дня. Думает, что засада, если и будет выставлена, то только к ночи. «Давай, Орлов, смелее», – подумал Захар с нетерпением.

Возвращаясь на свой пост в лесу, он увидел, что шериф расположился на крыльце орловского дома. Рядом на развернутой салфетке лежали свертки, стоял кувшин, а из открытого котелка поднимался пар. Ветер донес аппетитный запах тушеного мяса.

– Завтракаете, мистер Бакстер?

– Я тут и пообедаю, и поужинаю, если придется, – кивнул шериф. – Мне спешить некуда. Погода чудесная, вид отсюда прекрасный. Я и сам тут живу неподалеку, вон за той березовой рощицей.

– Да, красиво у вас.

– А вы сами откуда, Зак?

– Я с севера.

– Ну, тогда вам должно тут нравиться больше, чем в Эль-Пасо. И что вы там нашли? – Шериф подцепил ножом кусок мяса, положил его на хлеб и придавил сверху двумя кружк`ами нарезанного лука. – Я вот не смог бы жить там, где столько песка, москитов и мексиканцев. То ли дело у нас – лес, река, и одни белые кругом. Жить надо среди своих, вы не находите?

«Что он мне зубы заговаривает? – насторожился Зак. – Неспроста он приперся, неспроста».

– Предлагаете переехать в ваш округ? – спросил он с улыбкой.

– Почему бы и нет? Для хорошего полисмена тут найдется занятие. Вы ведь раньше в полиции служили, верно?

– Как вы догадались?

– У меня глаз наметанный, – с набитым ртом проговорил шериф. – Скажем, на военного вы не похожи, выправка не та. А вот когда имеешь дело со всякой швалью, когда приходится дубинкой вбивать закон в тупые головы – такое отпечатывается на человеке.

– На мне отпечаталось?

– Весьма заметно, весьма.

– Вы наблюдательны, Бакстер, – Захар прощально махнул ему рукой и быстрей зашагал к лесу, потому что у него желудок сводило от голода.

Подкрепившись беконом, он приказал своим:

– Вы двое – к фургону. А вы – на дорогу. Встаньте шагах в двадцати друг от друга и глядите в оба.

– Что, стоять прямо на дороге?

– Да. Стойте на набережной. Туман, понимаете вы или нет? Туман! Он может пройти незамеченным! Вот рассеется туман, все пойдем отдыхать, готовиться к ночи. Но сейчас – глядеть в оба!

– Какая-то у нас странная засада.

– Так засады не ставят.

– Не учите меня! – Зак от злости поперхнулся водой из фляги. – Живо по местам! И пушки держите наготове!

Они, недовольно бурча под нос, разошлись.

А Зак вернулся к шерифу. Он знал, что Орлов тут со всеми был в приятельских отношениях. Наверно, завидев Бакстера, он не испугается, а подойдет ближе. Наверно, подумает, что уж с Бакстером-то он всегда договорится. И ведь будет прав. Надо еще проверить, не соврал ли шериф насчет ордера. Может быть, он и явился сюда как раз для того, чтобы помешать «Стальной Звезде»? Да, очень может быть…

Он присел рядом с Бакстером на крыльцо и закурил папиросу. Шериф разжег сигару. Они молча дымили и смотрели на реку, почти невидимую за туманом.

А набережная постепенно оживала. Завывая колесами, протащилась длинная подвода. Навстречу ей так же медленно проехал фургон, запряженный волами. Туман понемногу таял, и вместе с ним таяла надежда Захара, что все решится уже сегодня, здесь и сейчас.

Солнце, ненадолго выглянувшее из-за облаков, загнало остатки тумана обратно к реке. Захар с досадой оглядел свое воинство – они маячили вдоль набережной, как городовые во время проезда важной особы. «Будем ждать ночи», – решил он и встал, растирая колени.

И тут он увидел старика, что прогуливался вдоль набережной. Собственно, тот появился уже давно, но до сих пор Захар не обращал на него внимания. Мало ли чудаков совершают утренний моцион?

И только теперь он подумал, что старика вполне мог подослать Орлов. На разведку.

Словно в подтверждение его мыслей, старик вдруг повернул и заковылял обратно к городу.

Захар чуть не бегом припустил от дома к набережной. Он на ходу вытянул кольт из кобуры и сунул за пояс. Увидев, что Билли встал с камня и изумленно таращится на него, Захар показал на старика и крикнул:

– Останови его!

– Кого? – заорал в ответ тупой техасец.

Но Захар уже пронеся мимо него и в несколько прыжков настиг старика.

– Извините, сэр! – задыхаясь от бега, проговорил он. – Эй, мистер, стойте!

Он забежал вперед и преградил деду путь.

– Что? Чего вам угодно, любезный? – прошамкал беззубый старикан, сердито насупив седые брови.

– Мне? Мне-то ничего не надо. А вот не желаете ли поговорить с шерифом? – спросил Захар, разглядывая рваный сюртук. – Мистер Бакстер хочет задать вам пару вопросов.

– Чего? Говорите громче, я стал неважно слышать…

Громко топая сапогами, подбежал Билли, а от реки по крутому берегу карабкался его брат Сэм. Остальные помощники Захара тоже не остались на местах. Он сердито обернулся и замахал на них руками:

– Убирайтесь! Идите по местам!

– Мы думали… – начал Билли.

– Думаю тут я! – оборвал его Захар. – Убирайтесь отсюда! Нет, не все! Билли, будь рядом.

Старик пробормотал что-то непонятное и зашагал прочь.

– Э, постойте, мистер, давайте пройдем к шерифу, – не отставал от него Захар.

– Зак, смотри, у старика-то пушка на боку, – сказал Билли, показывая пальцем на распахнувшийся сюртук.

«Не придерешься, – подумал Захар. – Револьвер в кобуре, кобура под одеждой, местный закон не нарушен. Всякий старый пень может таскать ствол, если здоровье позволяет. Но зачем ему с утра пораньше понадобилось брать с собой пушку? Подозрительный старик, весьма подозрительный!».

Дед грозно потряс тростью:

– Да что вы себе позволяете! Я вас в порошок сотру!

– Сэм, Билли, тащите его за мной, – приказал Захар и оглянулся, не идет ли к ним Бакстер.

Ему очень хотелось, чтобы тот подошел и разобрался с дедом на месте – кто такой, откуда взялся, что тут делает…

Но шериф спокойно сидел на крылечке и дымил сигарой, глядя куда-то за реку, поверх тумана.

– Э, папаша, где же вы так кровью измазались? – спросил Сэм, хватая старика за локоть и разглядывая его брюки.

Захар тоже опустил взгляд и увидел пятна засохшей крови. А еще он увидел, что под брюками прятались очень дорогие сапоги. В чем – в чем, а в сапогах Гурский разбирался. По одной только выделке носка он мог сказать, что стариковские сапоги стоят не меньше двадцати долларов. Он не успел сделать никаких выводов, потому что старик взмахнул тростью, и Захара словно молнией поразило. «Чугунная она у него, что ли», – только и успел он подумать, оседая на землю.

Очнулся Захар от грома выстрелов. Разлепив глаза, он увидел рядом с собой Сэма. Тот пригнулся за каменное ограждение набережной, и, выставив руку, палил куда-то, не глядя.

Захар приподнялся и увидел, как старик, стоя в баркасе, отталкивается веслом от берега.

Гурский вытянул кольт из-за пояса и чуть не выронил его. Руки дрожали, пальцы с трудом удерживали тяжелый револьвер. Положив ствол на парапет, Захар выстрелил в сторону баркаса. Искры из-под бойка укололи лицо, потому что он не выпрямил руку.

– Стреляйте! – заорал он, пытаясь встать. – Все стреляйте!

Билли сидел на земле, держась за голову, из-под пальцев блестела кровь. Двое других помощников, прячась за ограждением, палили в старика. Пули вскидывали фонтанчики песка на берегу, не долетая до баркаса. Старик вдруг вытянул руку с револьвером, мелькнула вспышка, и пуля звонко ударила о парапет. Помощники Захара дружно кинулись наземь, прикрывая головы руками.

Гурский разозлился и прицелился тщательнее. Выстрелил – и старик повалился на дно баркаса. Еще выстрел, еще! Он видел сквозь туман, как на дощатом борту лодки появляются светлые полоски пробоин. Старика больше не было видно. Баркас, кружась, уходил вниз по течению, и скоро превратился в мутное пятно среди туманной мглы.

– Завалил ты его! Завалил! – вопил Сэм, хватая Захара за плечо. – Ну, Зак! Дай ему еще!

И Захар, быстро вставив новые патроны, послал вдогонку баркасу еще шесть раскаленных гостинцев, и каждая пуля попала в цель, он был в этом убежден.

Силы мгновенно вернулись к нему. Он встал, вогнал кольт в кобуру и оглянулся. Рядом стоял шериф.

– Мистер Бакстер, в вашем городе найдется лодка? Надо бы вернуть баркас. И посмотреть, кто там.

– Я и так знаю, кто там. Кто же там может быть, кроме покойника, нашпигованного пулями?