Текст книги "Отчий дом. Семейная хроника"

Автор книги: Евгений Чириков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Младшие братья презрительно произносили слово «либерал», к лагерю которых причисляли Павла Николаевича, а резкий Дмитрий однажды в глаза ему сказал:

– Вы, либералы, готовы продать Царствие Божие за полфунта вареной колбасы…

– Колбасы? Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, не колбасы, так за полфунта куцей конституции!

Павел Николаевич на Дмитрия не обиделся. Он радостно улыбнулся ему в лицо: ведь и сам он был когда-то вот таким же пылким и убежденным, таким же радикальным и непреклонным мировым бунтарем, как Дмитрий! Молодая кровь, как молодое вино, бродит, пенится, бурлит… И блажен, кто смолоду был молод! [51]51
  А. С. Пушкин. «Евгений Онегин» (VII, X)


[Закрыть]

– Я, Митя, не либерал, а член партии здравого смысла, – добродушно пошутил Павел Николаевич.

– Знаем мы этот «здравый смысл…» – прошептал Григорий.

– Я не знал, что вы так враждебны здравому смыслу.

Это было в ту пору, когда только что поженившийся и бесконечно счастливый Павел Николаевич готов был обнять весь мир, включительно со всеми ретроградами и даже анархистами, когда его не обижали и не раздражали никакие колкости братьев по адресу либералов и никакие абсурды жизни, ни практические, ни идеологические. Но устоялась взбаламученная счастьем найденной любви душа, и началась братская словесная междоусобица.

V

«Да, были схватки боевые!» [52]52
  М. Ю. Лермонтов. «Бородино» (1837).


[Закрыть]Случалось, на всю ночь, до солнечного восхода.

Обыкновенно задирали младшие. Точь-в-точь как бывало когда-то на Руси при кулачных боях. Бои большей частью происходили в библиотечной комнате, где все сходились посидеть и почитать после ужина журналы и газеты.

Сперва младшие подзадоривали старшего. Вычитает один какую-нибудь новость или просто фразу, которой можно пырнуть ненавистного либерала, и начинает, как бы игнорируя присутствие Павла Николаевича, говорить о ней с другим, пока попадающие в огород Павла Николаевича камешки не заставят его огрызнуться. Ну а тогда оба младших разом накинутся на старшего, и пошла перепалка!

Павел Николаевич был более начитан, более находчив и остроумен, богат опытом жизни и ее логикой и быстро ставил одного из врагов в глупое логическое положение. И вот, не одержав еще победы над врагом, союзники, желая спасти положение, начинали спорить между собою, с петушиным задором наскакивая друг на друга; а тогда старший атаковал уже обоих. Начиналась общая словесная свалка, в которой было уже трудно разобраться, кто кому друг, а кто кому – враг! Среди глубокой ночи поднимался такой шум и крик в библиотеке, что спавший на дворе в сарае дворовый мужик-караульщик просыпался и крался к раскрытым окнам поглядеть: никак господа дерутся?

Подходил, подсматривал и убеждался, что не дерутся, а только ругаются. Думал: «Чудны дела Твои, Господи! И чего они все делят промежду собой?»

Просыпалась и старуха мать. Зажигала свечку, накидывала халат и, сунув ноги в мягкие туфли, спускалась с антресолей. Ведь светает уже, а они все еще спорят! Снизу доносился крик в три глотки. Мать прислушивалась и ловила в этом шумном трио голоса всех трех братьев, даже голос младшего, Гришеньки, своего любимца.

– Ну, и Гришу испортили! Тоже беснуется, – шептала она и направлялась к библиотеке.

В детстве Григорий был тих, скромен, молчалив и застенчив. Именно за этот мягкий женственный характер его и называли в семье Иосифом Прекрасным [53]53
  Иосиф в библейской мифологии любимый сын ветхозаветного патриарха Иакова и Рахили, был продан братьями в рабство. О его красоте свидетельствует попытка соблазнения его женой египетского царедворца Потифара (в другом варианте – Пентефрия), который был его хозяином. После многих злоключений Иосиф очутился в Египте, где стал правителем.


[Закрыть]. А вот теперь и он стал впутываться. Старуха подходила к двери и приотворяла ее:

– Господа Кудышевы! Когда же этому будет конец? Надо же людям спокой дать! Точно на мельнице живешь. И как только у вас языки не отвалятся?

– Разве наверху слышно?

– Да вы так кричите, что в Симбирске, поди, слышно. Прошу прекратить!

– Хорошо. Сейчас расходимся, мама…

Думая, что мать ушла, братья возобновляли бой, оставшийся нерешеным, но сперва шепотом. Разойтись не было сил. А мать стояла за закрытой дверью и прислушивалась. Ловила сонным ухом слова: «правда Божия», «правда-истина», «правда-справедливость» – разводила руками:

«Правда заела!» – шептала, покачивая головой, и, постучав в дверь, со вздохом ползла на антресоли в свою спальню, где все осталось так, как было в счастливые времена: и опустевшая кровать покойного Коли, и две подушки с думкой, и знакомое одеяло. Словно и не умирал вовсе старик Кудышев, а только уехал ненадолго в Симбирск по хозяйственным делам. И Анна Михайловна погружалась в воспоминания о покойном муже, думала о своем одиночестве, о детях… Ох, уж эта «правда!» Отца заела, а теперь и до детей добралась… Эх, Коленька! Кабы воздержался – не дал оплеухи жандармскому полковнику, так, может быть, и сейчас жив был и лежал бы вот тут, рядом… Вот она, проклятая «правда» ваша… И Гришеньку в нее Дмитрий впутал!

Она вздыхала и отирала слезы: «Ничего хорошего из этой правды не выйдет!» – пророчествовала она и очень сердилась на старшего: вот тоже, связался черт с младенцами! Молодая жена у человека, а он только и есть, что с мальчишками язык чешет!

А братья забывали о предупреждении матери, и спор снова разгорался, и крики снова неслись в мирную тишину летней кроткой ночи в раскрытые на двор окна, а мужик-караульный, поймав ухом «правду Божию», думал:

«И в церкву-то два раз в году ходят, в Рождество да на Пасху, а все о вере спорят… А в писаниях сказано: говорите вы Господи, Господи, а волю Мою не исполняете!» [54]54
  См.: Мф. 7,21. Не всякий говорящий Мне: «Господи! Господи!», – войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного.


[Закрыть]

Мужик крестил рот и шептал:

– Да приидет Царствие Твое яко на небеси, тако и на земли!

Потом ему приходило в голову: «Чай, когда-нибудь да отмучаемся же? Царство-то не богатым, а бедным обещано…».

Чуть брезжил рассвет. В парке еще лениво попискивали пробуждающиеся птахи. Скоро и солнышко всплывет над землей… Не заснешь больше! Растревожили мужика барские споры о правде. Думает угрюмо: «Царь Лександра хотел мужикам всю барскую землю отдать безо всякого выкупа, потому мы ее, матушку, сколько годов своим потом и слезами поливали, а они, господа, не дозволили, манихест подменили… А как он захотел правду-то раскрыть эту, так они убили его, батюшку, царство ему небесное, вечный покой подай Господи! Вот она, ихняя правда-то!»

Вздыхал, плевал вбок и снова думал: «Кабы своя земля была, не валялся бы я как пес бездомный в сарае господском, на соломе. Своим домком жил бы! Взял бы в дом хозяйку, бабочку хорошую!..»

– Скушна без бабы-то!

Плюнул через зубы и пошел к колодцу умываться. Поплескался, растер по лицу грязь полой кафтана, помолился на утреннюю зорьку и снова послушал у барских окон: «Хм! про царя Лександру говорят: один, младший, жалеет и убивства не одобряет, а второй, Митрий Миколаич, – тот не жалеет, одобряет злодейство это. А сам барин-то молчит… Эх, вот бы станового под окошко привести: послушал бы разговоры-то барские!»

А братья все спорят, и чем больше спорят, тем дальше расходятся во взглядах. К восходу солнца оказывается, что не только у всех трех пути в Царствие Божие – различные, но и самое Царство-то представляется каждому по-своему. Для Дмитрия дорога лежит через всемирную революцию и Царство Божие – в социализме; для Григория – Царство Божие – внутри нас самих, а потому мы придем в него лишь тогда, когда единственным законом на земле будет Христово Евангелие, а формой человеческого общежития – христианский коммунизм; Павел Николаевич под Царством Божиим на земле разумеет некоторую мнимую величину, а именно – такое совершенное государство, в котором интересы личности находятся в полной гармонии с интересами государства, а так как по несовершенству человеческой природы такая гармония невозможна, то нам остается вечное стремление приближаться к этому идеалу; в связи с таким пониманием Царства Божьего и путь в него для каждого человека и в каждом случае определяется условиями места, времени и реальной обстановкой тех фактов действительности, в которых протекает коротенькая человеческая жизнь: если ты сапожник, то надо тачать сапоги, а не печь пироги, если пришла зима, нельзя ездить на телеге, глупо бежать за поездом в надежде догнать его, и надо помнить, что и самая красивая девушка не может дать больше того, что имеет… [55]55
  Любимая французская поговорка К. Маркса, в точном переводе звучащая так: «Даже самая прекрасная девушка Франции может дать только то, что у нее есть». См.: Маркс К., Энгельс Ф.Собр. соч. 2-е изд. С. 441.


[Закрыть]

– А это, господа идеологи, и называется неприемлемым для вас здравым смыслом! Рамками действительности, а не маниловскими благоглупостями!

– Благоразумие щедринского пискаря! [56]56
  Имеется в виду сказка М. Е. Салтыкова-Щедрина «Премудрый пискарь» (1883). Намек на трусость и политическое бессилие либералов, прикрывающихся словами о здравом смысле и вреде общественных потрясений.


[Закрыть] – кричит Дмитрий. – С такими планами общество останется на мертвой точке и мир не сдвинется ни на йоту. Критически мыслящая личность не может так рассуждать…

– Нравственно развитой человек никогда на таком благоразумии фарисейском не успокоится! – вставляет Григорий. – Не гоголевские Коробочки и Плюшкины, а великие реформаторы, герои и мыслители своим бесстрашием перед действительностью и самой смертью ведут человечество в Царство Божие!

Тут Павел Николаевич терял всякое терпение и кричал раздраженно:

– Архимед сказал: дайте мне точку опоры, и я переверну мир! Но такой точки не оказалось. А вы даже не Архимеды. Ваша воображаемая точка опоры – просто бред навязчивых идей. Уж если ругаться гоголевскими героями, так, ей-богу вы напоминаете то Манилова, то Хлестакова!

Спор обрывается. Павел Николаевич, сильно хлопнув дверью, решительно покидает поле брани, что заставляет младших братьев остаться в уверенности, что они победили.

VI

В начале годов прошлого столетия на одной из обычных весенних выставок в Петербурге появилась картина малоизвестного тогда художника, перед которой густо толпилась публика, особенно же учащаяся молодежь. Молодежь стояла пред этим полотном, как стоят верующие перед чудотворной иконой. Что-то властно притягивало к этой картине публику и заставляло по многу раз возвращаться к ней, хотя на выставке было немало всяких шедевров живописи, подписанных знаменитыми именами. И название этой картины было самое шаблонное – «В сумерках», и содержание ее на первый взгляд совсем неоригинальное: неоглядная русская степь; распутье дорог, плакучая береза и под ней – могила; около могилы в глубоком раздумье сидит путник с измученным, страдальческим выражением глаз; тяжелый взгляд путника устремлен в даль, куда бегут расходящиеся здесь направо и налево дороги. Можно догадаться, что путник не знает, по которой из двух дорог идти далее; солнце уже закатилось, в потемневших небесах растянулась, как разлившаяся лужа крови, умирающая заря; а из-под горизонта уже выползает тьма, в которой пропадают все дороги.

Вот и все!..

Если что и поражало в этой картине, так это странно беспокоющее настроение в небесах и путник. Странный и загадочный человек! Лорнируя картину, выставочные дамы вели такие разговоры:

– Кто же это сидит на могиле? Удивительно знакомое лицо…

– Конечно, Христос!

– Вы думаете?

– Конечно!

– Нет. Скорее – дьявол…

– Не то монах, не то разбойник…

Только посвященные в тайну художники знали, что картина эта символического содержания: путник изображает революционера на могиле убитого царя; заря не заря, а пролитая кровь, вопиющая к небесам. Впереди ночь над русской землей, и не знает путник, по какой из дорог, скрывающихся во тьме сомнений, идти ему.

Когда тайну разболтали жены посвященных в нее художников, многие стали узнавать в путнике одного из казненных цареубийц. Публика повалила на выставку валом, и скоро картина исчезла.

Эта картина не бог весть какого художественного достоинства как нельзя лучше схватывала растерянность общества, интеллигенции и революционеров в первые годы после убийства Александра II. Свершенное цареубийство, которого так настойчиво и упорно добивались революционеры в течение почти пятнадцати лет не без тайного сочувствия, а иногда и содействия так называемого передового общества в лице многих его представителей, – действительно оказалось распутьем для русской мысли и чувства…

Ну вот и убили наконец! Добились того, что было начато Каракозовым [57]57
  4 апреля 1866 г. в Александра II стрелял член кружка Н. А. Ишутина Д. В. Каракозов. 25 мая 1867 г. в Париже в Александра выстрелил польский эмигрант Антон Березовский, но промахнулся; 2 апреля 1879 г. в Петербурге в царя стрелял А. К. Соловьев; 19 ноября 1879 г. была предпринята попытка взрыва императорского поезда под Москвой; 5 февраля 1880 г. С. Халтурин организовал взрыв в Зимнем дворце. Александр II скончался в результате покушения, совершенного в Петербурге 1 марта 1881 г. членами «Народной воли».


[Закрыть]еще в 1866 году. Что же дальше? Что народ и передовое общество получили за пролитую кровь венценосного мученика, к которому когда-то сам Герцен обратился с повинным возгласом «Ты победил, Галилеянин!»? [58]58
  По легенде, так звучал обращенный к Христу возглас смертельно раненного в сражении с персами римского императора Юлиана Отступника (331–363), который, отказавшись от принятого ранее в качестве государственной религии христианства (презрительно называл его «галилейством» – по названию провинции Галилея, откуда происходил Иисус), предпринял попытку вернуться к традиционному римскому многобожию. Этими словами А. И. Герцен закончил свой панегирик Александру II «Через три года» ( Герцен А. И.Собр. соч.: В 30 т. Т. 13. С. 197; впервые – Колокол. 1858. № 9).


[Закрыть]

В то время как передовое общество взвешивало цену крови на своих политических весах, перед революционно настроенной молодежью снова встал уже решенный когда-то вопрос: допустимо ли убийство с политическими целями? Ведь хотя «народники» и называли себя атеистами, но весь жертвенный жар своих душ они целиком унаследовали из основ Христовой морали.

Любовь к униженным и оскорбленным, тоска по правде и справедливости, по «правде Божией» на земле, жажда пострадать за други своя, отреченность от личного счастья во имя долга перед несчастным народом, аскетический образ жизни… Откуда все это, если не из глубин религиозно-христианского сознания?

Можно ли оправдать политическое убийство? В 1871 году на Нечаевском процессе [59]59
  Суд над главой террористической организации «Народная расправа» С. Г. Нечаевым и 77 ее членами, обвинявшимися в подготовке заговора с целью свержения монархии, проходил с 1 января по 11 сентября 1871 г. Ложно обвиненный в предательстве студент Петровской земледельческой академии И. И. Иванов был убит С. Нечаевым при участии П. Г. Успенского (1847?-1881), А. К. Кузнецова, И. Г. Прыжова, Н. Н. Николаева. Успенского приговорили к ссылке в Сибирь сроком на 15 лет. Там он был повешен товарищами по подозрению в шпионаже, однако впоследствии товарищеским судом был оправдан.


[Закрыть]этот вопрос получил уже свое разрешение. Убийца Иванова Успенский сказал на суде, что одного человека можно и даже должно убить, если этим убийством можно спасти двадцать или тридцать других человеческих жизней. Революционеры, обсудив этот вопрос на своих тайных совещаниях, постановили, что «цель оправдывает средства»… Прошло десять лет. Свершилось великое жертвоприношение, одобренное отцами революционного Собора, а русская совесть пришла в неописуемое смущение. Молодежь усомнилась в правде утвержденного догмата своей веры, а лицемерное передовое общество, как вороватый цыган на допросе, сказало: «Я не я, и лошадь не моя!»…

И вот наступили сумерки, из-под горизонта русского поползла ночь, отсвет кровавого облака отражался в душах человеческих. Путник не знал, куда идти…

Главный жрец народнического культа Михайловский [60]60
  МихайловскийНиколай Константинович (1842–1904) – идеолог народничества, социолог, публицист, литературный критик.


[Закрыть]написал: «На что надеяться? Во что верить? Чего желать? К чему стремиться? Все разбито и раздавлено!»

Говорят, что в кармане убитого царя был найден проект конституции, составленный по поручению царя министром Лорис-Меликовым [61]61
  Лорис-МеликовМихаил Тариелович (1825–1888) – государственный деятель, граф, фактически руководил военными действиями на Кавказе в 1877–1878 гг. Будучи министром внутренних дел в 1880–1881 гг., занимал позицию жесткого преследования революционеров, одновременно делая уступки либералам.


[Закрыть]. Когда этот слух долетел до Симбирска вместе с манифестом нового царя с обещанием твердо держать в руках руль самодержавия и с угрозами крутой расправы с крамолой, Павел Николаевич, как зверь в клетке, метался по кабинету и злобно шептал по адресу революционеров:

– Идиоты! Положительно идиоты…

И хватался за голову.

Эти события застали младших братьев Кудышевых в симбирской гимназии. Дмитрий кончал ее, Григорий, поступивший в гимназию с опозданием, прямо в третий класс, был еще в пятом…

Симбирская гимназия, в которой братья учились, именовалась в честь первого русского историка, местного уроженца Карамзинской, и считалась патриотической. Никаких оснований, однако, считать ее такой теперь не имелось. Как и в большинстве высших и средних учебных заведений того времени, в симбирской гимназии царил дух революционного народничества. Мальчишки в 15–16 лет подвергались уже революционной эпидемии, которая, казалось, носилась тогда в самом воздухе. Все гимназисты с шестого класса были народниками, не исключая тех, которые никогда не жили в деревне и видели мужика только в городе на базарах. По рукам ходили запрещенные книги, нелегальщина в стихах и прозе. Эта нелегальщина при болезненной восприимчивости к революционной эпидемии того времени пожиралась с жадностью. Еще не все умели отличать «социологию» от «социализма», а уже с гордостью называли себя «социалистами»!

Дмитрий с шестого класса попал в «кружок саморазвития», в котором бывший студент Еропкин [62]62
  ЕропкинВиктор Васильевич (1850–1908) – сын действительного статского советника, учился в Московском университете, математик, изобретатель. Живя в 1875 г. в Москве, занимался книжной торговлей, снабжал сельские школы книгами, в том числе высылая и запрещенные издания, а также устраивал в своей квартире «съезды» сельских учителей, неоднократно устраивал различные хозяйства на артельных началах, рабочими и приказчиками на которых состояли политически неблагонадежные лица. Поддерживал связь с Л. Н. Толстым, последователем которого считал себя. В конце 1880-х гг. на принадлежавшем ему хуторе «Криница» (Черноморский округ) организовал из бывших народовольцев толстовскую общину. В 1890 г. переселился в Пензу, где служил директором писчебумажной фабрики братьев Сергеевых, занимался педагогической деятельностью. Завершил свою жизнь в Петербурге.


[Закрыть]натаскивал гимназистов, как охотник натаскивает собак, на революцию. Такие кружки организовывались тогда по всем учебным заведениям, не исключая духовного ведомства, и представляли собою кустарные фабрички для выделки будущих революционеров. Основным руководством здесь служили «Письма Миртова», за именем которого скрывался известный революционер Лавров [63]63
  ЛавровПетр Лаврович (1823–1900) – социолог, философ, публицист, один из идеологов революционного народничества. Участник освободительного движения 60-х гг. Большой популярностью среди революционной молодежи пользовались его «Исторические письма» (1868–1869). В эмиграции с 1870 г. Свои сочинения обычно подписывал псевдонимом Миртов.


[Закрыть]. Еропкин, руководитель кружкового саморазвития, был народовольцем и умел доказывать, что всякий честный человек в России не может быть нереволюционером, что всякая сознательная, критически мыслящая личность иного выхода не имеет. Еропкин был большой краснобай и умел в чистых и правдивых душах юношей зажигать боевой огонь революционной непримиримости. Правда, он поработал только два года в Симбирске и был арестован, но и этого времени оказалось достаточным, чтобы два друга, Саша Ульянов [64]64
  Ульянов Александр Ильич (1866–1887) – участник революционного движения, старший брат В. И. Ленина, организатор неудачного покушения на Александра III 1 марта 1887 г. (повешен в Шлиссельбургской крепости). Им была создана «программа террористической фракции партии Народной воли», необходимой для «обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития», имевшая следующие пункты: «постоянное народное правительство, выбранное свободно прямой и всеобщей подачей голосов», «широкое местное самоуправление», «самостоятельность общины как экономической и административной единицы», «полная свобода совести, слова, печати, сходок и передвижений», «национализация земли, фабрик, заводов и орудий производства», «замена постоянной армии земским ополчением», «бесплатное начальное обучение».


[Закрыть]и Митя Кудышев, спустя шесть лет, сделались политическими преступниками, и первый попал на виселицу, а второй – в каторгу. Но об этом после…

Конечно, убийство царя произвело ошеломляющее впечатление и на младших братьев, но совершенно различное, даже противоположное.

На панихиде в гимназии, слушая речи директора и батюшки-законоучителя о страшном событии, свершившемся 1 марта в Петербурге с подробным описанием мученической смерти венценосца, так много совершившего для благоденствия народа и государства Российского, с проклятиями на главу извергов рода человеческого, – Гриша Кудышев хмыгал носом и стирал кулаком слезы, а Дмитрий со своим другом Сашей Ульяновым не только оставались совершенно бесчувственными к страданиям царственного мученика, но таили в душах своих злорадство и в самых патетических местах речей своих наставников опускали взоры в землю, пряча сверкавший в глазах огонек неуважительной иронии. Их, учеников просветителя Еропкина, не обманешь этими лицемерными словами казенного патриотизма! Убитый царь-освободитель давно уже в их представлении развенчан: «ведь он освободил народ поневоле и сам сказал, что лучше освободить сверху, чем ждать, когда освобождение придет снизу», и потом, если в начале своего царствования этот царь действительно кое-что сделал для раскрепощения России, то после сам же испугался и начал тормозить дело прогресса, как все прежние самодержцы…

Когда батюшка-законоучитель назвал убийц «извергами рода человеческого», Дмитрий подтолкнул локтем Сашу Ульянова и покраснел от охватившего его душу возмущения: «Изверги рода человеческого»! Так они называют людей, которые во имя святой идеи и своего народа идут на смерть! Не сам ли ты, лицемерный служитель Бога, повторял слова Христа: «Никто же имат больше любви, как положивший душу свою за други своя!..» [65]65
  Ин. 15.13 (Ср.: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя).


[Закрыть]А ведь эти «изверги рода человеческого» знали, что лично для них впереди – только виселица!..

Гриша до 14 лет прожил в деревне под покровом матери, женщины стародворянских традиций, вдали от всех «проклятых вопросов», под любовной лаской окружающих людей и бесхитростной природы. Глаза его души были чисты и наивны, как лицо природы. Был он от природы добрым и нежным, чувствительным ребенком: готовя дома уроки по Закону Божию, он плакал над учебником соколовским [66]66
  Прот. Дмитрием Соколовым был создан «Иллюстрированный Закон Божий для детей», который содержал рассказы из Священного Писания, объяснения молитв, краткое учение о богослужении и т. п.


[Закрыть], впервые подробно знакомясь с трагедией Голгофы. Уединившись в укромном уголке отчего дома, он нараспев, как читают в церкви Евангелие, читал «Страсти Господни», и слезы прыгали на картинку «Распятие Господа нашего, Иисуса Христа, Сына Божьего», а Павел Николаевич, которому он мешал заниматься, раздраженно кричал в приотворенную дверь своего кабинета:

– Григорий! Ты опять задьячил?!

Павел Николаевич сердился на мать, что она таскает Гришу на все обедни, всенощные, панихиды с собой:

– В попы, что ли, вы его готовите?

Шутил и над репетитором, которого отыскала мать, чтобы готовить Гришу в гимназию. Боясь студентов, про которых Анна Михайловна говорила: «либо пьяница, либо крамольник!», – она привезла из уездного городка Алатыря окончившего духовное училище псаломщика, Елевферия Митрофановича Крестовоздвиженского, временно уступленного ей старым знакомым доброжелателем, настоятелем алатырского собора, с ручительством за его полную благонадежность.

– Вот кит, отец Елевферий, Иону-то проглотил [67]67
  По преданию, иудейский пророк Иона получил от Бога повеление идти в Ниневию с проповедью покаяния ее жителям, но не последовал велению, а поплыл на корабле в Фарсис. В пути разыгралась сильная буря, и мореплаватели, желая узнать, за чьи грехи они навлекли на себя гнев Божий, бросили жребий, который указал на Иону. Сознавшись в неповиновении Богу, Иона попросил бросить его в море (что и было исполнено), где он был проглочен китом и провел в его чреве три дня и три ночи, а затем невредимым очутился на берегу и, вторично получив Божье приказание, отправился в Ниневию (Мф. 12, 39–41).


[Закрыть], а проглотите ли вы с Гришей латинскую грамматику?

– У них главные способности по арифметике и Закону Божьему. Что же касается латыни – то, сознаюсь, слабоваты еще. Однако постарается, и преуспеем. Не боги горшки обжигают.

Гриша выдержал экзамен прямо в третий класс. Елевферий Митрофанович получил от Анны Михайловны 25 рублей наградных, и тут осторожная мать впервые разочаровалась в избраннике: напился до положения риз, как объяснял потом: из гордости.

– У других тройки, а мой на круглую пятерку.

В гимназии Гриша не успел еще попасть в лапы к просветителям еропкиным и хотя в пятом классе многому наслушался от брата Дмитрия и его приятелей и хотя тоже начинал уже интересоваться разными проклятыми вопросами и загораться жертвенным огнем самопожертвования, но религиозно-мистическая закваска толкала его в иное русло устремленности.

Убийство царя испугало и оттолкнуло Гришу от этих людей, которых называли социалистами. Если раньше, читая подсовываемые ему братом и его другом нелегальные брошюрки, Гриша и поддавался искушениям, то теперь совершенно освободился от них:

– Не Христос, а дьявол с ними.

VII

Над Россией опустились сумерки, кровавая заря разлилась по русскому небу. Если страшное убийство царя, освободившего народ, подобно громовому раскату пронеслось по всей стране и заставило нового царя, круто поворотив «русскую тройку», свернуть назад и подобрать вожжи в свои ежовые рукавицы; если это злодеяние заставило передовых людей и либералов, заигрывавших до сих пор с революцией, растерянно поджать хвосты и начать разговоры о необходимом оздоровлении общества и молодого поколения, – то для молодого-то поколения оно, это страшное событие на Мойке, не явилось средством отрезвления от революционного угара, а совсем напротив: надолго приковало ее ум и чувство к революции и героям террора. Никакая пропаганда бесчисленных еропкиных не сделала так много для усиления революционной настроенности учащейся молодежи, как это событие и особенно распубликованный во множестве в легальном и нелегальном порядке «Процесс 1 марта» [68]68
  Имеется в виду «Процесс 1-го марта 1881 года» – стенографический отчет о заседании Правительствующего Сената стал легально издаваться только с 1906 г.


[Закрыть]со всеми подробностями подпольной жизни и работы революционеров, с описанием продолжительной, полной захватывающего интереса охоты на царя, пылких речей прокурора и защитника, геройского поведения на суде и во время казни террористов, с письмом казненной Софьи Перовской к матери, с планами мест покушений на царя, с объяснением и рисунками изобретенных Кибальчичем [69]69
  КибальчичНиколай Иванович (1853–1881) – революционер-народник, член «Земли и воли», агент исполкома «Народной воли», организатор типографии и динамитной мастерской, разрабатывал проект реактивного летательного аппарата (его считают предшественником К. Э. Циолковского). Готовил взрыв царского поезда в Одессе (изобретал запалы, нитроглицериновый «гремучий студень», доставлял взрывчатку в Одессу, рассчитывал последствия взрыва), готовил динамит для взрыва в Зимнем дворце, обучал бомбистов обращению с разработанным им снарядом для нового покушения на Александра II. Была надежда, что его осудят пожизненно с тем, чтобы он мог продолжать заниматься изобретательством, но она не осуществилась: он был повешен вместе с «первомартовцами».


[Закрыть]метательных снарядов. Все это разжигало острое любопытство юных душ, увлекало их своим романтизмом, красивой и смелой, идейной к тому же авантюрой, игрой со смертью находчивых и бесстрашных героев…

«Вечная слава вам, герои и мученики борьбы за освобождение своего народа!» – такая подпись была под портретами казненных, что во множестве ходили по рукам молодежи того времени. А какому же честному юноше не лестно мнить себя героем, увековеченным в истории и в памяти потомства?

Таких скрытых героев народилось после казни террористов великое множество, и в числе их два друга, два новых студента Петербургского университета: Дмитрий Кудышев и Александр Ульянов… Дмитрий поступил на юридический, его друг – на математический по разряду естественных наук. Почему они разошлись в выборе факультетов? Дмитрий Кудышев мечтал сделаться в будущем знаменитым защитником политических преступников, Александр Ульянов – изучить химию, а в ней особенно отдел взрывчатых веществ, чтобы сделаться вторым Кибальчичем и изготовлять метательные снаряды на царей и таким образом мстить за погибших героев…

Два друга, из которых один окончил гимназию с золотой, а другой – с серебряной медалью, вступали в университет с жаждой революционных подвигов и очень быстро нашли то запретное, к чему так тянулись их горящие души… Революционная волна снова росла и катилась по всем университетам. В аудиториях открыто гуляла по рукам нелегальщина, открыто собирались пожертвования на политический «Красный Крест», в курилке болтались на стенах последние прокламации, в читалке открыто читали вместо газет нелегальный студенческий журнал «Молодая народная воля» [70]70
  Вероятно, Чириков имел в виду партийный журнал «Народная воля» (1879–1885), издававшийся за границей (вышло всего 12 номеров). Организация же «Молодая народная воля» просуществовала всего два года, возглавлялась П. Ф. Якубовичем. Она встала в оппозицию к центру, защищая автономию в партии, отстаивала аграрный и фабричный террор. Но после переговоров с молодежью целостность организации была восстановлена.


[Закрыть], несомненно направляемый опытной рукой подлинных революционеров еропкиных. Так не трудно было при желании соприкоснуться и войти в «стан погибающих за священное дело любви», значительно успешнее, чем в «стан ликующих», в крови обагрявших руки свои…

Дмитрий зря потратил первый год университета. Начал было с усердием слушать разные «права» и быстро увял. Доконало римское право, потребовавшее усидчивой зубрежки латинских текстов. Все эти права и тексты казались ему такими далекими от действительной жизни, которая била вокруг ключом и требовала немедленных откликов. В душе сидела потребность немедленно проявлять долг сознательной личности и войти активным работником по переустройству мира и прежде всего своей бедной родины, а тут забудь весь мир и зубри латинские тексты, казавшиеся никому не нужным мертвым хламом. А помимо того, не понравились провинциалу и столичные студенты-юристы: причесанные, прилизанные, уже сейчас похожие на департаментских чиновников. Тут почти нет лохматых голов, косовороток, расстегнутых сюртуков, а так много крахмала, цветных галстуков, перчаток, пенсне и причесок «капуль» [71]71
  Мужская прическа, в которой волосы зачесаны на прямой пробор и по обе стороны от него уложены маленькими плоскими полукружьями.


[Закрыть].

Чужим почувствовал здесь себя Дмитрий. Совсем неподходящая компания. Полугодовые экзамены пополам с грехом сдал и бросил ходить на лекции. С головой ушел в общественную работу и почувствовал себя значительной персоной в студенческом движении. Носил национальную поддевку поверх русской красной рубахи, подпоясанной монастырским пояском с надписью «На Тя, Господи [72]72
  …«На Тя, Господи…» —Кафизма четвертая, псалом Давиду 24.


[Закрыть], уповахом, да не постыдимся вовеки», и пользовался исключительным вниманием влюбчивых идейных курсисток на всех студенческих вечеринках. Одна из таких однажды во время кадрили, краснея, сказала ему:

– Вы, Кудышев, ужасно похожи на Стеньку Разина!

Совсем иным показался он матери, когда вернулся домой в придуманном костюме на первые студенческие каникулы:

– Дмитрий! Почему ты нарядился каким-то лабазником? Почему отпустил такие космы?

Павел Николаевич улыбнулся и заметил:

– Это, мама, новая форма революционера-народника… Вывеска своих убеждений, очень облегчающая дело шпионам Охранного отделения!

Дмитрий очень находчиво огрызнулся:

– Так же, как твой дворянский мундир, в котором ты красуешься в торжественных случаях…

– Ошибаешься: я надеваю его как раз в тех случаях, когда мне нужен защитный цвет, прикрывающий мои убеждения.

Гриша, нахмуря лоб, с философской значительностью сказал:

– Вот у Шекспира сказано: «Чем мы наружно кажемся, в том мы судью находим в каждом человеке, а что мы есть, того никто не судит!» [73]73
  Не удалось установить, из какого произведения приведены слова.


[Закрыть]

– Философ из Никудышевки! – бросил Павел Николаевич и расхохотался.

Мать с тревожным страхом посматривала на Дмитрия: не ходит в церковь, прячется как черт от ладана, когда местный причт приходит к ним с крестом и служит молебны, никогда не перекрестит лба, дерзко осуждает правительство, одевается лабазником, отпустил, как все нигилисты, волосы, здоровается за руку с мужиками, дает им читать какие-то книжки…

Очень подозрительно! Вот так же вел себя и разговаривал старший, Павел, перед тем, как попал в тюрьму…

– Господи! Да неужели и этот… по той же дорожке?

Однажды мать вошла в кабинет Павла Николаевича и увидала нечто подозрительное: что-то рассматривали, – а когда она вошла, Дмитрий проворно выхватил это нечто и спрятал в боковой карман поддевки [74]74
  Поддевка —мужская верхняя одежда в талию, с мелкими сборками.


[Закрыть]. Наверное, что-нибудь запрещенное, что-нибудь против правительства.

– Что ты спрятал? Покажи!

Дмитрий посмеивался, но не показывал.

– Опять прокламации начали таскать в дом? Дайте мне хотя бы спокойно умереть! Довольно уж натерпелась я с вами… Я теперь по ночам спать не буду.

В голосе матери дрожали слезы. Она требовала, чтобы ей отдали прокламацию: она сейчас же сожжет. Напрасно Дмитрий уверял ее, что никаких прокламаций он не привез.

– Тогда покажи, что прячешь!

Дмитрий впервые на памяти матери перекрестился, повторяя, что это не прокламация.

– Не верю твоему кресту, потому что не веруешь в Бога!

– Если, мама, Бог есть любовь и справедливость, то верую…

Дмитрий вынул фотографический портрет и, показывая его матери из своей руки, сказал:

– Моя невеста!.. Нравится?

– Ну, дай в руки!

Не дал. Приблизила лицо, по которому текли слезинки, и, грустно усмехнувшись, сказала:

– Стриженая! Какая-нибудь мещаночка, швея…

– Столбовая дворянка, мама, богатая помещица…

– И наверно врешь… По глазам вижу…

– Ну, успокоилась? Ты, мама, у нас вроде домашнего жандармского полковника…

Мать засмеялась и ушла. А на другой день ранним утром, когда Дмитрий еще крепко спал, приказала горничной девке почистить костюм Дмитрия. Когда девка принесла костюм, мать произвела домашний обыск, нашла в боковом кармане фотографию и прочитала внизу ее надпись: «Софья Перовская, повешенная по делу народовольцев».

Руки ее задрожали. Она думала, как поступить: бросить в печь или оставить?

В этот момент раздался громкий и раздраженный голос Дмитрия:

– Машка! Ты взяла мои штаны и поддевку?

Мать торопливо сунула обратно в карман фотографию, и девка, почистив платье, побежала с ним в комнату Дмитрия.

Все это осталось тайной матери, которая, как мышь, грызла ее душу по ночам, заставляя то молиться, то плакать…

Пропадет и этот… И никто не поможет уберечь…

Мать была права в своей скорби и мрачных предчувствиях: лучшая русская молодежь того времени неудержимо, стихийно попадала в круговорот революции и гибла, как бабочки, летящие на огонь…

В чем крылась причина этой русской эпидемии? Почему ее не наблюдалось в истории других культурных стран?

Вскоре после страшного события 1 марта 1881 года, когда прижавшие хвосты «отцы» подняли вопль, обращенный по адресу правительственной власти: «Научите и помогите спасти наших детей!», Павел Николаевич сделал вступительный доклад к беседе по этому вопросу в тайно собравшемся кружке симбирских передовых родителей и педагогов. Вот что говорил он тогда на эту тему:

– Стихийность процесса кроется в природе русского человека, в его широкой душе, вечно неугомонной и ищущей совершенства и правды до конца. Подобно тому как наш простой народ, пребывая в нужде и рабстве, творил сказки, в которых он жил прекрасной жизнью с волшебными превращениями из Иванушки-дурачка, этого любимого народного героя, в короля заморских стран и вместо своей грязной бабы делался супругом прекрасной царевны; летал на коврах-самолетах, владел скатертью-самобранкой и при помощи живой и мертвой воды творил всякие чудеса, – наша интеллигенция с давних времен уходила от неприглядной действительности в мир отвлечений, в мир чистой идеологии, в мир социальных утопий, таких же сказок со всеми их чудесами, не желая считаться с действительностью и поставленными ею задачами ближайшего момента. Именно отсюда наша сказочная мечтательность и наш крайний радикализм, наше устремление, миновавши все неизбежные этапы социальной эволюции, сразу перелететь в земной рай… В этой, радикальной мечтательности наша интеллигенция, особенно, конечно, наша широкая и пылкая молодежь, на целое столетие, а пожалуй, и на два, живет впереди действительности. Наша молодежь получила в этом смысле огромное наследство от отцов и дедов. И вот на такую природно-черноземную и еще удобренную предками почву обрушивается многоликая, вездесущая, не встречающая разумного отпора, кроме репрессий постфактум, пропаганда. Ни школа, ни семья, ни церковь палец о палец не ударят, чтобы развить противоядие от заболеваний этой революционной эпидемии. Ни одного разумного слова по адресу соблазнителей и их нелегальной литературы, подсовывающей незрелым умам и чувствам своего рода американский ключ, примитивно и просто, с приятным звоном отпирающий все тайны мироздания и предлагающий простые и понятные рецепты осчастливить не только родину, но и все человечество геройством самопожертвования… Вместо борьбы с утопиями, вскрытия лживости всякой нелегальщины власть своими поздними репрессиями только плодит политических преступников, а школа, общество и церковь стыдливо и пугливо молчат, пряча перед опасностью, подобно страусу, под крылышко неведения свои головы! Одна сторона кричит в тысячи глоток, а другая самые слова «социализм» и «революция» боится произнести вслух перед молодежью! И вот как грибы после дождя растут герои, герои творят мучеников, мученики – новых героев. Поистине, мы сами создали гидру, у которой вместо одной срубленной головы вырастают две новых…