Текст книги "Коралловый город или приключения Смешинки"

Автор книги: Евгений Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Не печальтесь! – объявила Смешинка.– Скоро все жинтели города будут смеяться и радоваться.

– С чего бы это? – насторожился Храбрый Ерш.

– Я научу их.

Барабулька пришла в восторг:

– Вот здорово, честное слово! Мы будем смеяться! Но Храбрый Ерш насупился и так посмотрел, что Баранбулька забулькала от испуга.

– Ах вот как...– процедил он, поворачиваясь к Смешиннке.– Ты научишь жителей смеяться? А кто тебя об этом просил?

– Царевич,– девочка недоумевающе смотрела на него.– Он и пригласил меня в Коралловый город, чтобы я научила жителей смеяться. А то они какие-то унылые.

– Ага! – Храбрый Ерш даже подскочил от ярости.– Так вот зачем ты приехала сюда! Теперь все понятно!

– Что тебе понятно?

– Я ошибся. Ты не такая, как царевич или Лупибей. Нет, – голос бунтаря выражал презрение: – Ты хуже! Ты во сто раз хуже, чем Лупибей, чем все эти Спруты, чем Дракончики-шпиончики, чем Прилипалы и Прихвостни, чем Пузанки, Ротаны, Горлачи, хуже, чем самый гадкий Слизень!

Сначала Смешинка добродушно улыбалась, потом побледннела, улыбка исчезла с ее лица...

– За что? За что ты так меня оскорбляешь? – спросила она дрожащим от возмущения голосом.

Но Храбрый Ерш молча отвернулся от нее.

– Поясни мне. Храбрый Ерш, – вмешался Мичман-в-отнставке,– почему милая девочка Смешинка кажется тебе такой плохой?

– Потому что она будет учить всех смеяться в то время, как жители стонут и плачут от горя и страданий. Зачем нам ее смех? Он будет только на руку этим восьмируким и десятируким, которые захватили власть в Коралловом городе! Да знаешь ли ты, какую клятву дал я себе в тот день, когда Спрунты и Каракатицы наводнили наш прекрасный город?

– Какую же?

– Не смеяться нигде и никогда до тех пор, пока хоть одно их щупальце находится в городе. Вот! А она заставила меня нарушить клятву.

– И ты думаешь, что если все время будешь мрачным, то этим поможешь жителям города? – задумчиво опросил Мичнман-в-отставке.

– Я не должен забывать, как страдают морские жители,– упрямо твердил Храбрый Ерш.– И всегда должен воевать, чтобы плохо было всем тем, кто заставляет их постоянно страндать. А если я буду весело посмеиваться, то мне и воевать раснхочется!

– Че-пу-ха! – отрезала Смешинка.– Когда я научу житенлей смеяться, то им легче будет переносить страдания, легче жить. И они с веселой улыбкой будут...

– ... гнуть свои спины на поработителей? – с возмущеннием крикнул Храбрый Ерш. – Нет, не бывать этому! Мы занставим тебя убраться из нашего города!

В тот же миг из-за развалин взметнулось длинное черное щупальце и обвило его поперек туловища.

– Преда...– захрипел было Храбрый Ерш, но другое щунпальце приставило к его носу пистолет.

Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик тоже были скручены. Не избежал этой участи и Мичман-в-отставке – он трепыхался в объятиях здоровенного стражника.

– Так-так-так! – Из-за камней показался Лупибей, опинраясь на дубинку.– Попались наконец! Всю шайку накрыли в полном сборе! И как раз в тот момент, когда они угрожали нашей драгоценной гостье Смешинке!

Храбрый Ерш отчаянно барахтался, пытаясь вырваться из цепких объятий Спрута.

– А это кто такой? – Лупибей остановился возле Мичма-на-в-отставке.

– Его отпустите! – рванулась к нему девочка.– Он защинщал меня! Он со мной!

– Тогда совсем другое дело,– Лупибей дал знак стражнинку, и тот освободил изрядно помятого пленника.– Кто же ты все-таки?

– Мичман-в-отставке, – просипел тот, с трудом расправнляя плавники.

– Гм... в отставке, – начальник стражи с сомнением рас сматривал его. – А почему, собственно, отставили? За какой проступок?

– За старость... кхе-кхе! Этот проступок совершает кажндый в своей жизни... рано или поздно.

– Оставьте его здесь. Он будет напоминать мне о старом аисте, Смешинка погладила Мичмана-в-отставке, – который исчез, спасаясь от бандитов.

– И из-за которого пострадал наш славный Крадимигом.– Начальник остановился над оглушенным Спрутом и велел его унести.– Ничего, бандиты за все ответят!

– Но они не виноваты в гибели старого аиста и ранении стражника, возразила Смешинка. – То были другие... банндиты.

– Бандиты есть бандиты, дорогая девочка, – веско сказал Лупибей. Они не могут быть одними, а потом другими. Они всегда бандиты и будут отвечать за свои преступления.

– Но они не совершали никаких преступлений! – воскликннула девочка. – Клянусь вам! Наоборот, они спасли меня!

– Когда мы подкрадывались сюда, я хорошо слышал, как бунтарь Ерш угрожал тебе! – настаивал начальник стражи,

Вдали показались Крылатки, взмахивающие алыми плавнниками.

– Сюда спешит царевич! – воскликнул Лупибей. Действительно, то была карета Капельки. Он на ходу соснкочил и торопливо подбежал к Смешинке.

– Моя маленькая девочка! – он порывисто схватил ее за руки.– Ты здорова? Как я рад! Почему ты убежала из дворца, ничего не сказав мне? О, я был в ужасе, когда мне сообщили об этом – ведь в городе столько опасностей!

– Я искала своего друга,– грустно сказала Смешинка.

– И нашла?

– Нет, это мы ее нашли, – почтительно вмешался начальник стражи, прикладывая сразу три щупальца к каске.– И как раз в тот момент, когда шайка грязного Ерша угрожала ей вот этим.

Царевич брезгливым движением оттолкнул от себя гимнотиду, которую совал ему Лупибей.

– Уберите! Какой ужас, какой ужас! – повторял он, не сводя встревоженных глаз со Смешинки.– И где же эти пренступники?

– Взяты под стражу. Вот они, полюбуйтесь,– победоносно заявил Лупибей, указывая на пленников. Но царевич замахал руками:

– Что ты говоришь! Я не хочу смотреть на этих гадких бандитов, а ты предлагаешь еще ими полюбоваться! Лучше позаботься, чтобы в городе не совершалось преступлений.

– Будьте уверены! – рявкнул Лупибей и, обернувшись к подчиненным, приказал: – Посадить их в темницы-одиночнки! Я сам займусь ими!

Царевич Капелька взял девочку под руку:

– Пойдем отсюда скорее.

Смешинка таяла от удовольствия. Она не могла не огляннуться торжествующе на Храброго Ерша: вот, мол, как нужно обращаться с девочками, а не кричать и грозить. Но бунтарь только презрительно отвернулся.

– Пойдем, Мичман-в-отставке! – крикнула она старичку. И объяснила царевичу: – Я хочу, чтобы он был со мной.

Четырехглазка взмахнул длинным бичом, и карета троннулась.

ВЕСЕЛЬЕ НА ПЛОЩАДИ

С утра по городу ходил глашатай Большая Глотка в сопронвождении Крокеров и Барабанщиков и оглушающе орал:

– Собирайтесь, собирайтесь к Голубому дворцу! Сегодня Смешинка научит вас смеяться! Хватит тоски и плача! Теперь вы будете веселиться – везде и всегда! Да, да, да!

И вот на площадь потянулись вереницы морских жителей. Они оделись во все лучшее, как велела Большая Глотка, шли чинно, с детьми. Вокруг площади стояла двойная цепь Спрутов.

– Тише, тише! – время от времени покрикивали они. – Соблюдайте порядок! Смеяться только по команде!

Но никто и так не шумел. Все стояли, хмуро переговаринваясь и уставясь в землю. То и дело проносился приглушеннный шепот:

– А что это такое – смеяться?

– Зачем?

– Наверное, очередная выдумка Спрутов".

– Мало нас притесняют!

А из дворца смотрел на волнующуюся толпу Мичман-в-отнставке и задумчиво качал головой. Он не разделял увереннонсти Смешинки в том, что она научит веселиться этих хмурых, усталых, забитых морских жителей "Нет, даже ее волшебный смех здесь бессилен!" – думал он.

Смешинка торопилась. Она прихорашивалась перед зерканлом, думая: "Храбрый Ерш запретил мне учить жителей смеху! Какой нахал! Вот я ему покажу!"

Она вышла в зал, и царевич Капелька ахнул от изумления. Пышные золотые волосы Смешинки водопадом струились на плечи, щеки ее разрумянились, глаза сияли.

– Один твой вид вызывает радость! – сказал он, невольно склоняясь перед девочкой. – Морской народ будет в восторге!

Действительно при появлении Смешинки на балконе дворца все вокруг оживились. У многих глаза посветлели при виде пренкрасной золотоволосой волшебницы. Смешинка заметила это и сказала, протягивая руки:

– Скажите, почему вы такие грустные? Почему не смеетесь? Забудьте о своей усталости, о своих заботах. Ведь жизнь так хороша! Не нужно думать о плохом, давайте думать и мечтать о самом чудесном, самом лучшем... Давайте смеятьнся, петь и веселиться!

И она залилась своим самым заразительным смехом. Цанревич, стоявший рядом, тоже засмеялся – он не мог не засмеяться!

И так они стояли на балконе, смотрели друг на друга и смеялись. И глядя на них, красивых, молодых и жизнерандостных, морские жители сами стали понемногу улыбаться, глаза их заблестели.

Но тут Лупибею, стоявшему на нижнем балконе и наблюндавшему за порядком, показалось, что все радуются недостанточно, плохо выполняют призыв Смешинки.

– Смеяться! – заорал он. – Хохотать во все горло! Вынполняйте приказание, ну! Вы слышали, что вам говорят: весенлитесь, радуйтесь!

Он дал знак, и первая цепь Спрутов врезалась в толпу. Разндались крики, кто-то упал, кто-то побежал в страхе. Жители испуганно переглядывались тут уж всем стало не до смеха и веселья...

Смешинка в отчаянии смотрела на свалку, которую устроинли Спруты.

– Прекратите! Прекратите сейчас же! – кричала она, но ее никто не слышал: топот, шум оглушали всех.

Тогда царевич перегнулся через перила балкона, сказал что-то Лупибею, и тот замахал белым жезлом. Спруты ворча вернулись на свои места.

Расстроенная Смешинка убежала с балкона. За ней поспеншил царевич:

– Подожди, девочка! Послушай, случилось недоразунмение!

Но она бросилась в свою комнату. Рыдая, упала на кровать и повторяла:

– Ох, я несчастная! Из-за меня им попало, из-за меня! Обессилев, Смешинка заснула. Долго ли спала, она не знанла. Только неожиданно поднялась и стала протирать глаза. Рядом, в кресле, сидел Мичман-в-отставке.

– Выспалась? – приветливо улыбнулся он.– А почему такая заплаканная?

Смешинка вспомнила все и снова огорчилась. Опустив голову, она сплела пальцы рук на коленях.

– Ничего не получилось... – прошептала она. – Я принеснла жителям не радость, а горе... И она горячо заговорила:

– Давай уйдем куда-нибудь, а? Чтобы царевич Капелька не знал, чтобы никто-никто не знал! Куда-нибудь далеко... Мичман-в-отставке ласково погладил ее по головке.

– Бедная девочка! Не надо падать духом. Вчера ты все сделала правильно, только несколько подробностей забыла.

– Каких подробностей?

– А вот слушай...

И через некоторое время Смешинка передала через стражнников царевичу Капельке, что она хочет видеть его и начальнника стражи. Встреча произошла в небольшом Сиреневом зале дворца. Смешинка вошла вместе с Мичманом-в-отставке, и Лупибей, стоявший у кресла царевича, невольно поморнщился.

Капелька радостно приветствовал Смешинку. Вскочив, он подбежал к ней, пристально всматриваясь в ее лицо:

– Вчера ты была расстроена... Я тоже очень, очень огорнчен! Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо! – объявила Смешинка, лукаво улыбаясь. Цанревич подвел Смешинку к креслу. Она поерзала, устраиваясь удобнее, и сказала:

– Соберите опять всех жителей. Теперь-то они будут смеяться! Только перед этим нужно...

– Вызвать на площадь дополнительный отряд стражнинков,– вмешался быстро Лупибей.– И прикатить пушку для устрашения! Тогда они живо засмеются!

И он загоготал, довольный, запрокидывая кверху попугайский клюв.

– Нет! – резко сказала Смешинка.– Если вы хотите, чтонбы я научила всех смеяться, то никаких пушек, никаких запунгиваний! Слышите? Каждый стражник должен вооружиться цветами морской лилии...

– Морской лилии? – крякнул Лупибей. А Мичман-в-отставке уточнил:

– В каждом щупальце по три цветка – ни больше, ни меньше.

– Дальше,– продолжала девочка,– всем жителям вындать завтрак, обед и ужин.

– По раковине ламинарии и морского винограда каждонму,– добавил опять Мичман-в-отставке. Лупибей воздел кверху щупальца:

– Придется опустошить склады дворца!

– Иначе ничего не получится,– сказала веско Смешинка. И царевич повторил, глядя на нее влюбленными глазами:

– Иначе ничего не получится.

– Можно и не опустошать склады,– вкрадчиво вставил Мичман-в-отставке,– если приказать стражникам у ворот гонрода не отбирать у жителей ту еду, которую они соберут на морских лугах.

Лупибей недовольно заворчал.

– И, наконец, созвать жителей города не криками Больншой Глотки, которые нельзя слушать без отвращения, а спенциальными пригласительными листками.

– Эти листки вручат каждому Красавки, приятные и вежнливые,– снова вмешался Мичман-в-отставке.

– Да! – сказала Смешинка.– Вот необходимые условия, при которых я научу жителей смеяться. Иначе вся волшебная сила смеха моего пропадет.

– Ты понял? – спросил царевич Лупибея. Тот мрачно поплелся к выходу выполнять условия Смешинки.

И вот по городу засновали быстрые симпатичные Красавнки. Они вручали каждому жителю – малому и большому – красный листок порфиры с именным приглашением (Лупибей засадил всех Каракатиц надписывать листки, и они строчили в десятки щупалец, бочками расходуя свои чернила) и ласнково щебетали, советуя прийти на прекрасный бал.

В то же время в воротах города происходило удивительное:

Спруты не отбирали ни у кого добычу, а лишь тоскливыми гланзами провожали вороха еды, которые несли жители. Мало того, тут же стоял Омар-пушкарь и громадной клешней накладынвал каждому неудачнику, возвращающемуся с пустыми плавнниками, раковину капусты – ламинарии и раковину морского винограда – саргассов.

Сытые, довольные и недоумевающие собрались жители гонрода на площади. Они с изумлением смотрели на стражников:

Спруты держали в щупальцах цветы морской лилии и, не зная, что с ними делать, то и дело нюхали их. Многие одурели от густого запаха лилий и тупо вращали мутными глазами. В толнпе при виде такой картины то там, то здесь возникал смех. Он нарастал, рос, и вот уже все на площади смеялись, хватаясь за животы и утирая слезы.

Тут по знаку Мичмана-в-отставке грянула веселая музыка. Минуту все стояли, в растерянности глядя друг на друга, понтом какая-то бесшабашная Перкарина пустилась в пляс, вокруг нее, приговаривая "топ-топ-топ!", закружился Чоп. И вот уже вся площадь поет и пляшет.

– Но... как же это? – спросил царевич Смешинку.– Ты даже не выходила на балкон!

Смешинка и сама с удивлением смотрела на веселящихся жителей. Никто не призывал их смеяться, а они смеются, никто не приглашал их танцевать, а они пляшут – да так лихо! Что случилось?

– Дело в том,– пояснил с ученым видом Мичман-в-отставке,– что волшебная сила смеха нашей чаровницы Смешинки достигает полной силы только на второй день, но при соблюндении тех условий, о которых я говорил.

Подошел хмурый Лупибей.

– Можно страже снова вооружиться? – спросил он царенвича, прикладывая щупальце к каске.

– Нет, – сказал Мичман-в-отставке. – Если вы хотите, чтонбы морские жители были веселыми и впредь, стражники долнжны быть вооружены лишь цветами, не посягать на еду житенлей и наводить порядок только с помощью шуток. Они дейстнвуют сильнее пушек.

– Вот как? – сказал Лупибей и удалился в глубоком разндумье.

Мичман-в-отставке проводил его настороженным взглядом.

НЕУДАВШИЙСЯ УЖИН

– Как я рад! Как я рад! – приговаривал царевич. От воснторга он даже протанцевал круг.– Все смеются, всем весело. Приятно посмотреть. Сегодня продолжим наш грандиозный бал! Позвать немедленно портных!

Через минуту Лупибей притащил трех Коньков-тряпичнинков. Их тоненькие хвостики дрожали от испуга.

– Сейчас же сшейте девочке Смешинке бальное платье из ресничек медузы Аурелии! – приказал Капелька. – Чтобы к ужину оно было готово!

А Лупибей, наклонившись к портным, что-то тихо добанвил, и они опрометью бросились к дверям.

Вечером царевич пригласил Смешинку на ужин и повел ее, бережно держа за руку. По пути он рассказывал о роскошном платье, которое сшили ей для бала придворные портные.

– Ах! – воскликнула девочка, увидев платье. – Оно дейнствительно чудесное!

Платье переливалось и струилось между пальцами, невесонмое, мерцающее бесчисленными искрами.

– Я сейчас же переоденусь! – заторопилась Смешинка. Но царевич возразил:

– Сначала поужинаем. Иначе, если ты наденешь платье, мой шеф-повар Судак оторопеет и перебьет всю посуду.

Окна обеденного зала были распахнуты настежь, чтобы слышен был доносившийся из города веселый смех.

– Как он бодрит, как радует! – воскликнул царевич, усанживаясь за стол.

Толстый Судак повязал салфетку вокруг его шеи и подал блюдо, наполненное зелеными листьями.

– Что это? – спросил царевич.

– Салат из ламинарии и саргассов,– почтительно ответил Судак.– С приправой из планктона и соусом "букет хлорелнлы". Легчайшая и полезнейшая закуска, как утверждает наш уважаемый Хирург.

Смешинка, улыбаясь, попробовала. Салат ей понравился, и она с аппетитом принялась есть. Судак, лоснясь от удовольнствия, глядел на нее.

– А сейчас будет коронное блюдо ужина! – объявил он торжественно и подал знак.

Распахнулись двери, и две официантки Прилипалы, изгинбаясь, внесли громадное блюдо. На нем лежал, подпрыгивая II хихикая, большой Палтус.

– Внимание! Улыбающийся Палтус! Сейчас мы отправим его в печь...

Смешинка, побледнев, приподнялась со стула.

– В печь?! Этого веселого доброго Палтуса?

– Ну да! – подтвердил Судак.– Он будет запечен с улыбнкой на устах. Я думаю, этот Палтус будет очень-очень вкусным.

– Какой ужас! – Смешинка закрыла глаза руками, чтонбы не видеть улыбающегося Палтуса. Судак встревожился:

– Что случилось, дорогая гостья? Вы не любите Палтусов?

– Я их очень, очень люблю, – ответила тихо девочка. – Они такие толстые и забавные...

– Так в чем же дело? В печь его!

– Нет! – крикнула Смешинка. И добавила: – Я люблю их живых.

Судак от удивления выронил черпак:

– Как? Живых? Но будет очень неудобно... есть его жинвым. Нужно крепко держать...

– Что вы говорите?! – возмутилась Смешинка и повернунлась к царевичу.

Царевич недоумевающе развел руками:

– Я ничего об этом не слышал. – Он обратился к Суданку. – В чем дело?

– Сейчас все объясню, – засуетился тот, глядя на Сменшинку. – Пока морские жители не смеялись – мы не готовили во дворце рыбных блюд. Эти блюда невозможно было есть – такие они получались горькие и невкусные, ибо были пропинтаны желчью, которая разливается от плохого настроения. "Вот если бы вы заставили всех жителей смеяться..." – однажнды посоветовал я Лупибею. Но он только отмахнулся: дескать, никто из жителей этого давно не умеет.

Но через несколько дней он позвал меня снова и сообщил, что знакомая ему ведьма согласилась скупить для него весь смех у людей, а за это он должен отдать ей лучшие жемчужинны Кораллового города. "Тогда, – сказал он, – мы заставим жителей проглотить этот смех и они станут веселыми и вкуснными-вкусными". Но, как известно, ничего не получилось с чунжим смехом – на подводных жителей он не действовал. А тенперь наша драгоценная гостья научила наконец жителей весенлиться.

Смешинка вздрогнула и широко раскрытыми глазами понсмотрела на царевича Капельку.

– Сегодня я увидел, что все морские жители здоровы, веселы и жизнерадостны,– продолжал разглагольствовать Судак. – Это все действие вашего чудодейственного, волшебного смеха! И я решил порадовать вас сегодня и приготовить это несравненное блюдо – "улыбающийся Палтус с витаминным гарниром".

Смешинка стала бледной, как морская звезда Офиура.

– Так вот зачем... так вот для чего понадобилось тебе учить жителей смеяться, – прошептала она, глядя на царевинча. – Чтобы улучшить вкус твоих кушаний!

– Клянусь, я этого не думал! – воскликнул Капелька. – Я ничего не знал. Поверь мне!

Но Смешинка, не слушая его оправданий, выскочила из-за стола и убежала. Царевич грустно смотрел ей вслед. Потом сорвал с себя салфетку и бросил в толстого Судака:

– Какого морского черта! Что за дурацкое блюдо "смеюнщийся Палтус", я спрашиваю? Судак упал ниц.

– Я думал... я видел, как приятно царевичу, что все вокруг смеются, вот и решил сделать сюрприз...– бормотал он испунганно.

– Я люблю, чтобы смеялись вокруг, а не на моем столе! – закричал в ярости царевич, и Судак мгновенно исчез.

– Что же делать? – царевич в волнении ходил по залу, ломая пальцы. Как мне теперь вернуть радость девочке Сменшинке?

А Смешинка опять горько плакала в своей комнате.

– Ах, зачем я научила жителей города смеяться? – жанловалась она Мичману-в-отставке, сидевшему в своем кресле.– Прав был Храбрый Ерш: я хуже, хуже Лупибея, его стражнников. Я научила всех смеяться, а они по-прежнему страдают. Что сказал бы Храбрый Ерш, если бы узнал, как все получинлось? Что бы он сказал?

– Зачем гадать? – усмехнулся мудрый старец. – Надо спросить его самого.

Девочка с недоумением посмотрела на друга.

– Но ведь он сидит в темнице!

– Да, и в самой неприступной – темнице Тридакне. Нинкто не в силах открыть ее, кроме Лупибея...

Смешинка опустила голову и надолго задумалась. В двери показался Спрут. Он осторожно нес в щупальцах

платье из ресничек медузы.

– Вот... прислал светлейший царевич. Просит надеть его и прийти на бал.

Девочка гневно махнула рукой на Спрута.

– Нет! Неси прочь! Не нужно мне это платье. Не пойду на бал!

Спрут топтался на месте, недоуменно хлопая глазами.

– Но царевич приказал вручить платье... – жалобно пронбормотал он. Видно было, что он боялся возвращаться, не вынполнив приказания.

– Не хочу платья! – повторяла девочка. Тут подал голос Мичман-в-отставке.

– Чудесный наряд! – сказал он, осматривая платье.– Будет неразумно его вернуть. Подожди за дверью. Спрут, а денвочка в это время подумает.

Спрут обрадованно шмыгнул за дверь. Смешинка с недоуменнием посмотрела на своего друга.

– Почему ты решил, что я подумаю? – спросила она запальчиво.

– А ты разве совсем отказываешься думать? – удивился Мичман-в-отставке.

– Я буду думать, только не о бале и нарядах!

– Верно. Именно это я и имел в виду. Давай подумаем, например, о Храбром Ерше и его друзьях. О том, как их спасти. Ты согласна подумать об этом?

– Конечно, согласна! – обрадовалась Смешинка.– Но как их спасти? Ты же сказал, что из Тридакны никто не может вырваться. Ее нельзя открыть!

– А мы и не будем стараться ее открывать,– возразил старец.– Мы взломаем ее.

– Тридакну?

– Точнее, не мы, а вот эта маленькая ракушка,– и он понказал Смешинке овальный камешек.

– Маленькая, слабенькая ракушка взломает громадную Тридакну? воскликнула в изумлении девочка.– Каким образом?

– Ракушка называется "морской финик", – пояснил Мичнман-в-отставке.Перед ней не устоит и гранит. Она легко пронсверлит дырочку в самой крепкой Тридакне.

– Но она просверлит маленькую дырочку! – покачала головой Смешинка.В нее не пролезет даже Бекасик!

– Один финик просверлит маленькую дырочку. А сто финников?

Девочка захлопала в ладоши:

– Сто фиников просверлят сто маленьких дырочек или одну большую дыру! – Она вдруг посерьезнела.– А зачем все-таки ты велел Спруту остаться? При чем здесь платье?

– Ох, маленькая глупая девочка,– покачал головой Мичнман-в-отставке.– Задачу с финиками ты решила, а вот о друнгой задаче даже не думаешь.

– О какой?

– Как нам потихоньку выбраться из дворца. Позови Спрунта и скажи, что берешь платье и будешь переодеваться, а он пусть встанет у двери и никого не впускает, да еще кликнет на подмогу других стражей. Мы выберемся в окно, спустимся вниз и незаметно выскользнем за ворота. Поняла?

УЗНИКИ ТРИДАКНЫ СВОБОДНЫ

Упорно размышляя над новыми порядками в городе, Лупибей не забывал и о своих пленниках. Каждый из них сидел в одиночной узкой пещере в скале, которую Спруты занвалили тяжелыми камнями. Лупибей таскал пленников к себе на допрос, чтобы узнать, какое восстание в городе они готовинли, кто из жителей дружил с бунтарями. Но пленники держанлись стойко и ничего ему не говорили.

Тогда он приказал перевести друзей в одну большую темнницу – раковину Тридакну и приставить к ней самого чуткого Дракончика-шпиончика 13-13, чтобы слушал не переставая днем и ночью. "Наверняка при встрече они разговорятся и нанзовут хоть одно имя,– думал Лупибей.– И тогда я уж разнделаюсь с ними!"

Но Храбрый Ерш разгадал хитрость Спрута. И как только друзья встретились в темнице, он сделал им знак: "Тс-с!" И глазами указал наверх, на потолок раковины. Друзья все поняли и замолчали. Слабое фосфоресцирующее сияние от стеннок Тридакны едва освещало их.

Так сидели они долго-долго, тесно прижавшись друг к другу.

Вдруг они услышали где-то вдалеке непонятный глухой шум. Он все нарастал, приближался. Храбрый Ерш напряженнно прислушивался, закипая от ярости. Колючки на его спине встали дыбом.

– Что с тобой? – не выдержала Барабулька.

– Вы слышите? – возмутился бунтарь.– Они смеются! Хохочут во все горло, как будто нет ни Спрутов, ни Пузанков, Ротанов и Горлачей! Как будто их не отправляют в пещеры! Как будто им живется лучше некуда!

Он выкрикивал это, не обращая внимания на то, что Дракончик-шпиончик наверху слушает и запоминает каждое его слово. Пусть! Все равно сегодня последняя ночь...

– Значит, Смешинка все-таки научила их смеяться,– тинхо сказала Барабулька.

Раздались шаги – осторожные, крадущиеся.

– Кто бы это мог быть? – Храбрый Ерш напряг слух.– Стражники так не ходят, топают изо всей силы. Шпиончики ползают...

Жужжание продолжалось. То один, то другой узник прислоннялся к стенке Тридакны и чувствовал едва заметное дрожанние, но понять, откуда оно и зачем, не мог.

Вдруг на голову Бычка-цуцика посыпались легкие крошнки. Он поднял глаза II увидел светлую точку.

– Что это? – он приник к. точке и почувствовал свежую струю. Братцы, кажется, кто-то продырявил Тридакну!

Толкая друг друга, узники рассматривали маленькую дынрочку, сквозь которую струился слабый свет морских Звезд.

– О, еще одна появилась! – завопил Бекасик.– Смотрите!

– И здесь! И здесь! – наперебой кричали узники. Дырочки возникали одна за другой, как будто кто-то невиндимый нанизывал жемчужное ожерелье. Все новые и новые жемчужины укладывались одна возле другой. Они образовали большой кружок. Снаружи кто-то изо всех сил топнул, кусок раковины, обсверленный со всех сторон точками-дырочками, легко отвалился и упал на дно темницы, а в образовавшееся отверстие хлынул свет.

– Выходите, друзья! – воскликнул звонкий голос, и узнинки увидели склонившуюся над отверстием Смешинку. – Быстнрее, пока не пришли Спруты!

Барабулька, Бекасик и Бычок-цуцик кинулись к девочке и принялись нежно благодарить ее. Она, смеясь, отбивалась:

– Это не я вас спасла, я только помогала... Это он! – и Смешинка указала на Мичмана-в-отставке, который заботлинво собирал свои финики.– Он придумал, как спасти вас!

– А где Шпиончик? – Храбрый Ерш, сердито встопорщив колючки, рыскал вокруг, и глаза его горели яростным огнем.– Сейчас я расправлюсь с ним!

– Увидев нас, он бросился улепетывать к дворцу,– улыбннулась девочка.

– Давайте и мы, братцы, разбегаться,– мрачно сказал Храбрый Ерш.Дракончик поднял уже, наверное, всех на ноги.

Он кивнул на прощание своим друзьям и исчез во мрак? Смешинка и Мичман-в-отставке направились в другую сторону.

– Свободны! Свободны! – крикнула Барабулька и поспеншила вслед за Бекасиком.

Но для Храброго Ерша эта радостная ночь освобождения оказалась тяжелой и мрачной. Когда беглецы разделились, чтобы легче было идти через город, кишащий Спрутами и Канракатицами, к старым развалинам, где они обычно прятались, Храбрый Ерш направился к дворцу, куда двигались все жинтели города. Они смеялись и шутили на ходу, плясали и радонвались. С горечью смотрел бунтарь на непонятное веселье.

На площади перед Голубым дворцом бурлила громадная толпа. Все перемешалось здесь: крупные Чавычи и Белухи двигались степенно, юрко сновали Гольцы, Ласточки, Сайры, Кильки, Караси. Рядом с плоскими неповоротливыми Камбанлами мелькала быстрая Корюшка.

Морская толпа – это была стихия Храброго Ерша. Он сранзу же нырнул в нее, но – странное дело! – не почувствовал здесь прежнего яростного напряжения. Раньше повсюду он видел только озлобленные, мрачные глаза, и стоило ему, пронплывая мимо, бросить какое-нибудь едкое слово о дворцовых прихвостнях или жестоких стражниках, как глаза вспыхиванли гневом и вся толпа устремлялась за ним. А сейчас, как он ни изощрялся, как ни подстрекал, шепча жителям города разнные призывы к бунту, никто не слышал его.

– Да брось ты! – хлопнул его по спине какой-то Карась-Ласкирь.– Не хотим мы сегодня думать о плохом. Жизнь и без того довольно тяжелая штука. Сегодня будем все весенлиться!

– Да, веселиться! – загорланил какой-то бесшабашный Минтай.– Хватит нам все думать и слезы лить по каждому пустяку. Пришел и на нашу улицу праздник!

– Он еще не пришел, глупцы! – заорал изо всех сил Храбрый Ерш и этим на минуту привлек внимание окружаюнщих.– Рано еще говорить о празднике, рано плясать и весенлиться! Запомните: праздник наш будет тогда, когда выкинем из города всех Спрутов.

– Ну а пока мы все равно будем веселиться! – крикнул кто-то из толпы.

– Нет! – рявкнул Храбрый Ерш. – Мы не будем весенлиться! Вспомните убогие лачуги, в которых вы живете! Вспомните о наших братьях, которые томятся в морских пенщерах!

– Еще не хватало на празднике об этом думать! Гоните его в хвост и в жабры,– крикнула какая-то Собачка.

Из распахнутых окон дворца полилась чудная мелодия. Храбрый Ерш с отчаянием увидел, как редеет вокруг толпа. Все закружилось перед его глазами... нет, это кружатся пары. Они танцуют, они веселы, они не слушают его, бунтаря и бывншего узника Тридакны.

– Пойдем с нами в хоровод! – пригласила его толстая рыба-Кабан.

Но Ерш раздраженно оттолкнул ее и бросился прочь...

ТАИНСТВЕННОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ

Бал уже был в разгаре, когда в зал ворвались два Спрута:

– Беда! Грязный Ерш сбежал! Бунтарь на свободе! Лупибей, стоявший посреди зала и наблюдавший за поряднком, вздрогнул.

– Как сбежал? Ведь он в Тридакне!

– Только что видели его в толпе... мутил воду.

– Почему не схватили? – Лупибей так потряс обоих Спрунтов за пояса, что цветочки посыпались из их щупалец.

– А как... мы схватим... у нас ор-ружия нет...– лязгали клювами Спруты.

– Прекратить бал! Тревога! Всем вооружиться! Из темнницы Тридакны сбежал преступник грязный Ерш!

К нему подошел царевич, ведя под руку Смешинку.

– Зачем ты прекратил бал? – Капелька был очень недонволен: только-только девочка снова стала веселой, а тут бал прекратился. Ему стоило больших трудов добиться у Смешинки прощения. И то после того, как царевич торжественно поклялся, что он ничего не ест, кроме салатов. А Смешинка думала: "Надо убедить его, чтобы он приказал Спрутам тоже перейти на салаты, а морские пещеры закрыть".

– Сбежал грязный Ерш! – выкатывая глаза, сообщил Лупибей.– Его не могли задержать... Вот они, ваши цветочки!

– Экая беда,– пожал плечами царевич.– Твое дело – ловить его, а наше дело – веселиться.