Текст книги "Муха и маленький вор (Муха против ЦРУ)"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава XXVI
ОПЕРАТИВНОЕ ЗАДАНИЕ

Дед успел встать и теперь куда-то звонил из кабинета Сергейчика. Минут через пять он позвал к себе Машу и Кэтрин. Мама продолжала увлеченно болтать с тетей Ирой, а в нескольких шагах от нее за плотно закрытой дверью шло расследование.

– Федоров пришел в сознание, но к нему не пускают, – сказал Дед.

Кэт непонимающе вскинула брови.

– Это человек из разбитого "жигуленка", Маша тебе расскажет. Вот что, девочки: ждать нам некогда, езжайте в больницу, проберитесь в палату к Федорову и спросите, ч го он видел в подвале.

– Кто же нас пустит? – возразила Кэт.

– А мы проведем операцию внедрения. Будете практикантками из медицинского училища. Вот вам адрес магазина "Рабочая одежда" – это недалеко, – купите себе белые халатики… – Дед выложил на стол деньги и листок с адресами. – Корпус, номер палаты – вес здесь. Боткинскую больницу найдешь?

Кэтрин кивнула.

– Во дворе больницы должен быть щит с планом. Подойдете, разберетесь, – продолжал Дед. – Главное – держитесь уверенно. Лучше три раза ошибиться и заглянуть не луда, чем один раз кого-то спросить. Если очень нужно, спрашивайте больных, в крайнем случае врачей. Мимо пожилых санитарок идите не оглядываясь: они любят власть показать.

– А если все-таки прицепятся? – спросила Маша.

– Тогда вы учитесь в медучилище номер восемнадцать. Руководитель практики у вас доктор Цодиков из торой травматологии – он сейчас болеет. В училище вам дали направление на практику и дневник. Он не такой, как школьный: туда записывают, какую работу вы делали каждый день, а отметок не ставят. Так вот, ваши направления и дневники у доктора Цодикова. Повторите.

На двоих Маша и Кэт вспомнили все. Дед заставил их по десять раз повторить слово "травматология", чтобы оно легче проскакивало, и с довольным видом кивнул.

– Доктор Цодиков из второй травматологии, а Федоров лежит в первой, – заметила Маша. – Это ничего?

– Это как раз и придает вашей "легенде" минимальную прочность. Ваш руководитель практики заболел, и вас отправили в другое отделение. Во второй травматологии знают, что у Цодикова нет практикантов. А когда вы придете в первую, там не станут проверять. Допустим, спросят вас: "Девочки, а кто вас к нам направил?" – Дед требовательно посмотрел на Кэт.

– Не знаю… Женщина, – растерялась она.

– Так и отвечайте! Никто эту женщину искать не будет. Но "легенда* – на крайний случай, если не удастся избежать объяснений. А так – заходите в корпус; лица приветливые, но занятые; на хорошей скорости идете по коридору, находите нужную палату… – Дед подумал и добавил к деньгам и записке на столе маленький цифровой диктофон. – Если будет возможность, запишите ответы Федорова. Но не настаивайте, чтобы он говорил под запись: если не захочет, то и не надо.

– А он вообще станет с нами говорить? – засомневалась Кэтрин.

– Думаю, станет. Покушались на его жизнь. Я почти уверен, что его не только избили, но и аварию подстроили. | А когда у человека болит каждая косточка, ему очень хочется отомстить. Так прямо ему и объясните, что папа то– | же пострадал от его врагов и собирается их наказать. Можете для весомости сказать, что папа полковник. Идите без плащей, сейчас не холодно. Халаты наденете, как толь-] ко войдете на территорию больницы… Да, еще примета для достоверности: по-латыни нижняя челюсть – "мандибуля", малая берцовая кость – "фибуля", а "фибулей по мандибуле" – шутка всех студентов-медиков… – Дед встал из-за стола. Вид у него был торжественный. – Ну, вперед и с песней!

И Маша с Кэтрин пошли, хотя и без песни.

– Ма, мы к однокласснице! – заглянув на кухню, соврала Маша.

– К Тане Бубновой, – добавила Кэт.

Мама доверчиво заулыбалась и сказала тете Ире:

– Как хорошо, что девочки сразу подружились!

Максим ждал на лавочке у подъезда.

– Я уже ничему не удивляюсь, – сказал он. – Вот, оказывается, вы живете вместе. А зачем в школе ваньку валяли?

– Я ее нелюбимая кузина из провинции, – объяснила Маша.

– Кошмар! – подхватила Кэт. – Она не знает, в какой руке держать вилку, в какой семечки.

– Зато ты не можешь блин съесть без ножа! – огрызнулась Маша и закончила: – Вот мы и ссоримся.

– Пойдем, что ты перед ним распинаешься, – дернула се за руку Кэтрин.

– Я с вами! – объявил Максим.

Маша вспомнила, как он плелся за ней по Тихому тупику, и затосковала. Она еще тогда вывела формулу тряпочных людей: "Упорство минус гордость равняется занудству".

– Тебя туда все равно не пустят, – сказала Кэтрин.

Максим надулся:

– Это куда?

– Куда, куда… В женский туалет! Ну что ты вылупился?! Говорят тебе: у нас дома трубу прорвало, в платный туалет бегаем. Отвали, моя черешня, по правому борту!

И, не оборачиваясь на остолбеневшего Максима, они выскочили со двора.

Глава XXVII
ОПЕРАЦИЯ «ЗОЛОТАЯ ЖИЛА»

Въезд в больницу преграждал шлагбаум, в будке за стеклом сидел охранник. Маша и Кэт не знали, какое у него задание – может, не пропускать восьмиклассниц? Они дождались, когда шлагбаум откроют для санитарной машины, и за ее бортом шмыгнули за ограду. Операция внедрения развивалась успешно. Увидели огромный шит с планом больницы, спрятались за ним и вышли уже практикантками в белых халатах. План был понятный, номера на больничных корпусах крупные. Маша и Кэт пошли, не озираясь, с приветливыми, но занятыми лицами, как учил Дед.

Мелкие чистые лужицы разлетались под ногами практиканток. Санитарки в надетых поверх халатов куртках от больничных пижам везли в разные стороны тележки с большими кастрюлями. Надписи на кастрюлях были неаппетитные: "Гнойное отд.", "Ревматология". На Машу и Кэт санитарки поглядывали с неудовольствием. Им хотелось сделать девчонкам замечание за то, что они молодые и не везут "Гнойное отд.". Помня предупреждение Деда, практикантки задирали носы и ускоряли шаг.

– Ты на меня здорово злишься? – спросила Кэтрин.

– Как тебе сказать… Здорово я бы злилась, если бы ручки свистнула ты, а не Ступа… Но ты знала?

– Полкласса знало, – опустив голову, буркнула Кэтрин.

– Это не нарушает условий перемирия, – великодушно решила Маша. – Лучше скажи, ты "Золотого сокола" вчера нашла?

Ответ был ошеломляющим:

– Ага. Металлодетектор для поиска самородков на золотых приисках. Чума, да? Что ли, на нашей улице золотая жила?

– Какая золотая жила?! – охнула Маша. – Ты разве не понимаешь?! Вор что брал?

– Ноутбук. А у других деньги, ценности… – начала Кэтрин и осеклась. – Ой, Маш! Правда, он золота много нагреб! Маме жаловалась одна старушка: у нее украли чуть ли не килограмм!

– У старушки? – засомневалась Маша.

– Так она с мужем работала за границей. Доллары тогда запрещалось хранить, а золото там было дешевое, вот они и покупали. Тратить-то валюту было некуда: за границей у них ни квартиры своей, ни дачи, – рассудительно объяснила Кэтрин. – Маш, только я вот чего не пойму. Допустим, у вора в подвале тайник. Допустим, этот Федоров хотел его найти, а вор подстроил ему аварию с машиной, как твой дед говорит. Пускай так. Но зачем вор копил золото? Продал бы, и все!

Маша рассказала, как у них на побережье ограбили Музей дворянского быта. Милиция сделала все, чтобы грабители попались, как только попытаются продать хоть одну вещь из музея. Взяли под наблюдение тех. кого подозревали в скупке краденого, разослали список пропавших экспонатов по антикварным магазинам. А экспонаты тем временем лежали на морском дне, надежно запаянные к цинковые ящики. Грабители выжидали, когда тревога уляжется.

– Ага, – сообразила Кэтрин. – Думаешь, наш вор тоже будет ждать?

– Нет, у него же вещи не такие известные, как в музее. Скорее он хочет продать их все разом и уехать, – объяснила Маша. – Если скупщик попадется милиции, вор будет уже далеко.

– Умненький мальчик, – заметила Кэтрин.

Маша покачала головой:

– Мальчиком взрослый командует. Макс же видел их вдвоем.

– А может, взрослый – это сторож? – предположила Кэт. – Мы их тоже видели вдвоем. Шли, разговаривали…

Догадка была интересная. Кто, как не сторож, может устроить тайник в заброшенном доме и проверять его четыре раза в сутки, не вызывая подозрений?! Стали вспоминать, что говорил Максим про взрослого, который вместе с мальчишкой появился из-за забора, и что он говорил потом, когда мальчишку видели с Красавой. К определенному выводу так и не пришли. Рановато они отпустили Тряпочного человека, а его телефона никто не знал.

– А ты папе-то сказала про "Золотого сокола"? – спохватилась Маша,

– Когда?! – Кэт развела руками. – Я пришла из школы – он уже гулял с Эдиком, а потом – сама знаешь.

Маша на ходу позвонила Деду и все ему рассказала. Честно говоря, теперь ей уже совсем не хотелось внедряться в больницу. Вряд ли Федоров много добавил бы к тому, о чем они уже сами догадались. Но Дед сказал, что идти все равно придется. Ведь Федоров должен был видеть, кто его избил. Может быть, он даже знает вора.

Заминка возникла у корпуса первой травматологии. Маша и Кэтрин пошли к парадному входу, но шагов за десять разглядели, что им давно не пользуются. За стеклами, покрытыми старой, прибитой дождями пылью, смутно различались малярные козлы и ведра в потеках засохшей краски.

Не сбавляя скорости, обошли корпус вокруг. Дверей хватало, но у всех был или такой же заброшенный, или совершенно неприступный вид. На одной, железной, сквозь краску просвечивала замазанная табличка "Только для медперсонала".

– Мы и есть персонал! – сказала Маша и решительно распахнула запретную дверь,

Они вошли и сразу оказались в белой кафельной комнате с полками по двум стенам. На полках лежали мешки, на полу валялись грязные простыни. Толстая женщина их пересчитывала. На ней тоже была пижамная куртка поверх халата, только поновее, чем у санитарок.

– Закрыто! – грозно объявила она. Практикантки оробели, извинились и хотели смыться.

– Ладно, – смягчилась женщина. – Куда вам?

– В первую травматологию, – бойко ответила Кэтрин.

– Понятно, что не во вторую. – Женщина усмехнулась с таким видом, как будто даже предположение, что кто-то может идти во вторую, оскорбляло ее до глубины души. – Палата какая?

– Двадцать шестая. – Кэт назвала номер палаты Федорова.

Женщина бросила перед ними стопку разглаженных в блин простыней и строго сказала:

– Чтоб грязное сейчас же принесли!

– Ага, – пообещала Маша.

– Естессно, – поддакнула Кэт.

И, обогатившись слипшимися от крахмала простынями, они выскочили на улицу.

– Теперь я выбираю, – сказала Кэтрин и направилась к другой двери.

Кажется, ей повезло больше. Страшных теток за дверью не наблюдалось, зато была тускло освещенная узкая лестница явно не парадного вида. На лестнице пугающе пахло щами.

– Там, наверно, кухня, – предположила Маша.

– Нет, кухня в другом месте. Мы же видели: бачки с едой по улицам возят. А здесь только столовая, чтобы больным не выходить из корпуса. Ты что, в больнице не лежала?

– Даже у знакомых ни разу не была, – призналась Маша.

– Везучая! А я лежала два раза: с корью и с аппендицитом. Ладно, тогда я первая пойду, а ты за мной. Все больницы одинаковые! – сказала Кэтрин, подбадривая то ли Машу, толи себя.

Они поднялись на второй этаж, сделали приветливые, но занятые лица и на хорошей скорости прошли… шагов пять.

– А шапочки! – остановил их негодующий возглас. Путь практиканткам преградил молодой доктор. На нем был накрахмаленный халат со сплющенными гладильной машиной пуговицами и белый колпак на голове.

– Где ваши шапочки, я спрашиваю?! Вас разве не учили, что волос, попавший на операционное поле, может привести к скепсису всего организма?!

– Нет еще, не учили, – потупилась Кэт.

– Мы первокурсницы, – жалобно подтянула Маша.

– Первокурсницы? Практикантки?! – обрадовался доктор. – А это куда? – Он показал на постельное белье. Маша и Кэт его поделили: одной простыня, другой тоже простыня и еще наволочка.

– В двадцать шестую, – ответила Маша, надеясь, что их отпустят. Простыни были как пропуск. Кто ни посмотрит – сразу видно, что практикантки идут по делу.

– В двадцать шестой уже поменяли белье! – отрезал доктор. – Пройдемте! – И, не давая практиканткам возразить, он подхватил обеих под руки и потащил по коридору.

Потолки в больнице были высокие, двери палат – двустворчатые, чтобы не застревали носилки. На одной Маша заметила номер 26, но удрать и юркнуть в палату к Федорову не было никакой возможности – доктор держал ее крепко.

Пугающий запах щей усиливался. Доктор протащил практиканток мимо столовой. За открытыми дверями ели мужчины в спортивных костюмах и женщины в пестрых байковых халатах. У каждого или у каждой было что-нибудь загипсовано – у кого рука, у кого нога. Костыли и палки высовывались между столами.

– Куда вы нас ведете? – забеспокоилась Кэтрин.

– В женское отделение. Там еще целую палату надо уестествить, – сообщил доктор.

– Это как?

– Удовлетворить естественные потребности. Утку подложить, проще говоря. И простыночки ваши пригодятся. Там одна лежачая старушка. Совсем не встает, а ходит часто.

– Это как?! – опять не поняла Кэт.

– Под себя. – Доктор замолчал и прибавил шага.

Впереди за белой конторкой сидела медсестра в высоком колпаке. Заглядывая в журнал, она раскладывала таблетки по коробочкам: кому половинку, кому целую, а кому штук пять.

Доктор полетел на всех парах. Его цепкая рука чуть не вывихивала Маше локоть.

– Эй, полегче! – пискнула Кэтрин.

Они уже подбегали к дверям женского отделения, как вдруг их настиг крик медсестры:

– Расторчук, опять?!

Доктор остановился. Лицо у него было смущенное.

– Это практикантки, Софья Витальевна, – объяснил он, отпуская Машу и Кэт.

– А раз практикантки, то можно издеваться?

– Все равно вы их на горшки бросите, – пожал плечами Расторчук.

– Я, – подчеркнула голосом медсестра, – брошу. Когда надо будет. А ты – марш мыть полы.

На глазах изумленных восьмиклассниц лжедоктор помчался выполнять приказание. А медсестра поманила их пальцем:

– Первый курс?

Маша и Кэт закивали.

– Что ж вы так поздно пришли? Врачей уже нет. Ладно, давайте ваши направления.

– Они у доктора Цодикова, – сказала Кэт, а Маша, не дожидаясь вопросов, выложила остальное: доктор болеет, а их из первой травматологии отправили во вторую.

– А белье кому? – спросила медсестра.

– В двадцать шестую, Федорову.

– Его же только час назад из реанимации привезли, постель свежая, – удивилась медсестра. – А кто вам велел ему белье поменять?

– Женщина внизу, – Маша ткнула пальцем в том направлении, где, по ее прикидкам, находилась кафельная комната.

– Все начальники! – покачала головой медсестра. – Поменяйте, раз велела. Может, он ей какой родственник. – И она опять наклонилась к таблеткам.

– А кто этот Расторчук? – осмелела Маша.

– Хулиган.

– Это мы заметили. А по должности он кто?

– А по должности – осужденный к общественно полезным работам. Приходит и иолы моет по часам. И горшки выносит. Часов пятьдесят ему еще осталось.

– За женщинами горшки?! – ужаснулась Кэтрин.

– Там одни старухи лежат с переломом шейки бедра, – равнодушно сказала медсестра. – Ты и не смогла бы им судно подложить. Есть сухонькие, а есть громадные, их только мужикам и ворочать… Ладно, идите. – Медсестра принялась колдовать над таблетками и вдруг спохватилась: – Да вы постель-то перестелить сможете, первый курс?

– А что ж тут не смочь? – удивилась Маша.

– Он же лежачий… Скатываете простыню валиком, придерживаете больного под спину, раскатываете до поясницы… Ладно, пойдемте, я вам покажу.

– Мы сами! Это она не умеет, а я умею, у меня бабушка болела долго, – затараторила Кэт.

– Как хотите, – сказала медсестра. Восьмиклассницы пошли в двадцать шестую палату, пихаясь локтями. Машины толчки означали: "Это все ты! Зачем про горшки спрашивала?! Чуть все не сорвалось из-за тебя!" – "Ты первая начала спрашивать!* – отвечал ей острый локоть Кэт.

"Доктор"-хулиган драил шваброй больничный линолеум. Он подмигнул "практиканткам".

– Дала бы я тебе фибулей по мандибуле! – пробурчала Кэт.

А задание они выполнили за пять минут. Две из них говорила Кэт, объясняя, что им нужно, и грозя преступнику папой-полковником, а три – Крысолов, такое у него было прозвище. Если убрать паузы, вздохи и оговорки разбитого вдребезги человека, его речь получилась бы совсем короткой: "Рюкзак в подвале? Мой. Ложечки не краденые, их жильцы потеряли, а я нашел. Я кладоискатель. Вора не знаю и в лицо не видел – он ударил из темноты. На тайник я наткнулся случайно. Он в стене слева от входа в подвал, шагах в пяти. Если твой папа поймает этого гада, я ему часы подарю". Про часы Крысолов повторил три раза. То ли они были какие-то особенные, то ли чем-то дороги ему.

Менять чистую постель Маша и Кэт не стали, чтобы не мучить Крысолова. Оставили простыни на тумбочке и ушли. Маша сразу же стала звонить Деду.

Глава XXVIII
ОЧЕНЬ СВОЕВРЕМЕННАЯ ПРОВЕРКА ДОКУМЕНТОВ

Тайная схватка двух разведок приближалась к финалу. И Зайцев, и разведчики (разумеется, вместе с Машей и Кэт) уже держали в руках все нити преступления. Оставалось схватить воров и… Это "и" каждый представлял по-своему.

Зайцев считал, что никакого особенного продолжения не будет. Он вернет обворованным жильцам их вещи, мальчишка попадет в руки воспитателей, а его воровской наставник – за решетку. Но действия Зайцева незаметно направлял резидент американской разведки, а он связывал с ворами совсем другие планы.

Дед и Сергейчик знали, что и воры, и золото, будь его хоть пуд, стоят в этой игре ничтожно мало. Один агент в штабе иностранной армии может год за годом добывать информацию стоимостью в миллиарды долларов. В чужих руках программа из ноутбука Сергейчика могла отправить в тюрьму или на смертную казнь десятки агентов. Полковник писал ее, чтобы сделать шифры наших разведчиков еще секретнее. Но как обычный металлический ключ и запирает, и отпирает замок, так и программа Сергейчика и шифровала сообщения, и "колола* шифры…

Ничьей в этой схватке быть не могло. Кто-то должен был первым найти воров и получить ноутбук.

После внедрения "практиканток" в больницу разведчики знали о воровском тайнике все и не намного опережали Зайцева. Но частный сыщик был только марионеткой американского резидента с его колоссальными шпионскими возможностями. В решающий момент Бистрофф мог подключить к расследованию опытных агентов или нанять через посредников хоть сотню сыщиков. Если бы понадобилось следить за Нехорошим мальчиком со спутника, резидент, пожалуй, сумел бы это устроить.

А пока не подозревающий ни о чем подобном Зайцев бродил по квартирам заброшенного дома. На четвертом этаже, в комнате с окнами во двор, он увидел диванчик, покрытый новым клетчатым пледом. Из грязного стекла в окне был аккуратно вырезан уголок. Если бы Зайцев оборудовал себе наблюдательный пункт, он сделал бы так же. Годовая грязь на стекле не позволяла разглядеть с улицы человека в полутемной комнате. Дыра идеально подходила для наблюдения.

Зайцев поднял сиденье диванчика и в ящике для белья нашел подзорную трубу на треноге. Птичка упорхнула, но, скорее всего, ненадолго. Так небрежно спрятать дорогую вещь мог только тот, кто собирался скоро, вернуться.

Теперь Зайцев немного иначе смотрел на происшествие в подвале. Его таинственным преследователем был, конечно, вор. Возможно, он слышал телефонный разговор Зайцева с компьютерщиком в агентстве. Тогда он знает, что сыщику известно о "Золотом соколе", а стало быть, и о тайнике, который кто-то пытался найти с металлоискателем.

Вывод был неутешительным для Зайцева: вор не убил его только потому, что хотел побольше узнать о людях, зачастивших в подвал к его тайнику. Беда преступника в том, что сейчас ему нельзя просто уйти, взяв золото. А вдруг за домом следят, ожидая этого момента, чтобы взять вора с украденными вещами в руках? Поэтому сначала он убедится, что Зайцев не милиционер. Потом будет решать, опасен ли для него частный сыщик, и, скорее всего, додумается Зайцева пристукнуть.

Все должно было решиться здесь, в заброшенном доме. Может быть, вор уже поднимается в комнату с диванчиком. Или ждет в засаде на первом этаже, в кухне с выбитым окном.

Отставной майор не боялся преступников, но и геройствовать понапрасну не любил. Надо вызвать подкрепление. Четырех частных охранников с дубинками и пистолетами вполне хватит. Попросить, чтобы прихватили металлоискатель – в агентстве он есть, – найти тайник и вернуть жильцам похищенные вещи. Если удастся еще и поймать вора – хорошо, а если не удастся, жильцы не будут в обиде на Зайцева.

Решив так, отставной майор набрал номер своего агентства. После второго гудка звонок сорвался, и неживой женский голос сообщил, что Зайцев прозвонил свои денежки, надо заплатить еще.

Совет был правильным, но невыполнимым. Зайцев плюнул, дослал патрон в ствол своего пистолета и решил прорываться в одиночку.

Не успел он выйти из квартиры, как услышал цоканье подкованных каблуков. Зайцев осторожно высунулся из-за двери и посмотрел в лестничный пролет. По перилам скользила рука, иногда мелькало плечо с чистым погоном. Незнакомец был одет в армейский камуфляж.

"Солдат, что ли? Дезертир?" – удивился Зайцев.

Он метнулся в комнату и спрятал подзорную трубу в диван. Вору незачем знать, что его наблюдательный пункт найден. Достав пистолет из кобуры, отставной майор выскочил на лестничную площадку в тот момент, когда незнакомцу осталось подняться на пять ступенек. Позиция была идеальная и для выстрела, и для удара ногой в челюсть, а противник снизу вверх его не достанет.

– Дальше не ходи, – предупредил Зайцев, держа нацеленный пистолет у бедра.

Парень остановился. Лицо у него было спокойное.

– Я сторож, – сказал он. – Документики ваши, пожалуйста!

– Нет уж, сначала вы. – Удивляясь то ли глупости, то ли нахальству парня, Зайцев помахал пистолетом.

Аргумент был бесспорный. Пожав плечами, "солдат" протянул ему пенсионную книжку с вложенной справкой,

– "Предъявитель сего Красавин Николай Дмитриевич работает сторожем в ДЭЗ № 15", – вслух прочитал Зайцев и грозно уставился на парня: – Ты кого лечить вздумал, инвалид?! Я десять лет отпахал участковым, и никогда в таких домах не было сторожей!

Подозреваемый не смутился:

– А в этом есть. Под ним газопровод. На этажах газ отключили, но главную трубу нельзя перекрывать: она идет к другим домам. Зимой бомжи нашли кран, пустили газ на этажи и сидят у плиты, греются. А что в половине квартир утащили плиты и газ выходит, им наплевать…

Зайцев кивнул: понятно.

– А участковый наш Филипп Михалыч, – зачастил парень, – их накрыл и прибежал к нам в ДЭЗ. "Мне, – кричит, – не хватало, чтобы газ взорвался из-за того, что вы на стороже сэкономили!" Вот меня и взяли стеречь, временно.

Многословность этого Красавина остро не понравилась Зайцеву. Так подробно, с обращениями к неизвестным тебе людям, говорят, когда хотят обмануть или запутать. Но проверить сторожа было невозможно.

– А вы милиционер? Опер? – с доверчивым лицом спросил Красавин.

– Частный сыщик. – Зайцев, не выпуская из рук, показал свое удостоверение.

У парня было желтоватое лицо с нехорошей пористой кожей. "Правда инвалид. Какой-нибудь язвенник", – подумал Зайцев. Однако ни документы сторожа, ни его болезненный вид не отменяли подозрений сыщика. Слишком вовремя появился Красавин. Только Зайцев подумал, что вор будет проверять его, и пожалуйста: идет сторож, документы спрашивает. И Зайцев не убрал пистолета.

– Повернись спиной, – приказал он.

Сторож повиновался со снисходительной улыбкой, мол, ваша сила – издевайтесь.

Чувствуя себя виноватым, Зайцев быстро, но тщательно обыскал его и приказал:

– Иди вперед.

– Я еще обход не закончил, – просительным тоном сказал сторож.

– Успеешь. Иди.

Армейские башмаки Красавина зацокали по ступенькам. Тоже мне, сторож! Его же за версту слышно… Зайцев читал, что в Средние века ночные сторожа ходили по улицам, стуча в колотушку, а городская стража била в щиты. Преступников распугивали, а они, спрятавшись и пропустив шумную охрану, продолжали заниматься своим делом. Поэтому в двадцатом веке придумали скрытое патрулирование, когда борцы с преступностью маскируются под таксистов, уличных продавцов, запоздалых прохожих. Грабитель, раз попавшись на такую удочку, начинает бояться каждого человека, подозревая в нем полицейского…

Мысли отставного майора перелетели к диванчику, на котором ему так и не довелось посидеть, наблюдая за двором, и вернулись к сторожу. Допустим, вор успевает уйти со своего наблюдательного пункта, услышав цокот подковок. Подзорную трубу он прячет в диван, а сторож настолько нелюбопытен, что не догадался туда заглянуть. Но плед, новенький шерстяной плед на диване (наверняка ворованный)! Это же месячная зарплата сторожа, а Красавин его не берет. Стало быть, знает, кто его оставил… А Зайцев теперь знал, где ждать засаду.