Текст книги "Муха и маленький вор (Муха против ЦРУ)"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава XXIX
РЕШИТЕЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ ОТСТАВНОГО МАЙОРА

Сторож, а за ним сыщик спускались на первый этаж, погружаясь во тьму. Лестничное окно здесь было заколочено досками, в щели слабо пробивался дневной свет. Сейчас Красавин войдет в квартиру с разбитым окном. Там в коридоре будет совсем темный отрезок. Можно пройти в сантиметре от затаившегося человека и не заметить. А он услышит твои шаги и легко их отличит от других, цокающих… Вот вам и дурачок с подковками!

– А ты что же в окно лазаешь? Двери нет? – спокойно спросил Зайцев. Он уже не сомневался, что сторож ведет его в лапы к преступнику.

– Если открыть подъезд, начнут двери таскать, доски отрывать с пола. И так от дачников отбоя нет, – начал многословно объяснять Красавин. – А в окне все-таки дыра поменьше. И калитку в заборе я забил, чтобы не ходили. Некоторые говорят: "Дурак! Мог бы стройматериалами торговать"…

Сторож уже входил в квартиру. Его камуфляж казался серым – освещения не хватало, чтобы глаз мог различать цвета. За углом будет совсем темно. Зайцев достал фонарик и спрятал за спину.

– А вы как считаете? – дошел до него вопрос Красавина.

– Что?

– Можно мне продавать доски, балки? Они же все равно на слом пойдут.

– Что не запрещено, то можно, – буркнул Зайцев, отсчитывая шаги до опасного угла: восемь, семь…

– А вы зачем сюда ходили, преступника выслеживать? – простодушно спросил Красавин. Он явно приберегал этот вопрос напоследок, чтобы нор в засаде услышал ответ.

Пять, четыре…

– Нет, какие здесь преступники. Искал девочку, она из дома убежала.

Три… Чувство опасности, не раз спасавшее жизнь отставному майору, проснулось и завопило, как пожарная сирена. Он крепче сжал рукоятку пистолета.

Два, один!

Включив фонарик, Зайцев прыжком вылетел в пугавший его темный закоулок. Впереди маячила только худая спина Красавина. Клочьями свисали отставшие обои, в раме от разбитого зеркала блестел сохранившийся осколок.

– А я тут по памяти хожу, – сказал сторож. – Три шага, а там уже свет с кухни.

В зеркальном осколке чуть дрогнуло отражение цветка на обоях. Показалось? Нет! Сыщик вскинул пистолет и рванул на себя раму зеркала. Не рама это была, а дверь в чулан! Она распахнулась, и Зайцев увидел изготовившегося к прыжку человека. "Седой, – механически отметил он. – Мне ровесник".

Большой палец откинул вниз флажок предохранителя, указательный нажал на спусковой крючок пистолета и почувствовал упор. Оставалось последнее ничтожное усилие, чтобы Седой отлетел к стене, отброшенный трехсоткилограммовым ударом пули. Но руки противника были пустыми, и это заставило сыщика придержать палец. Кем бы ни был этот человек, застрелить безоружного – верная тюрьма.

Седой умело воспользовался заминкой: присел, уходя с линии огня, и снизу вверх ударил Зайцева по руке, держащей оружие. Пистолет взлетел под потолок. Пока растерявшийся от такого конфуза сыщик провожал его глазами, Седой пребольно въехал ему кулаком по печени. Пистолет ударился об пол и грохнул. Пуля ушла в стену, не причинив никому вреда. А Зайцев поймал руку Седого, заломил за спину и полез в карман за наручниками.

Фонарик мешал, и сыщик взял его в зубы. Кажется, Седой что-то говорил, но выстрел в крохотном чулане оглушил Зайцева. Сквозь звон в ушах он слышал комариный писк вместо голоса. Отвечать сыщик не хотел и не мог – мешал фонарик в зубах. Он упрямо заламывал руку Седого к лопаткам, заставляя противника сгибаться. Седой сопротивлялся, Зайцев наваливался. Он был тяжелее килограммов на двадцать.

Луч фонарика в зайцевских зубах метался по сторонам. Сторож исчез. "Достану, – подумал сыщик. – Если он правда сторож, то сегодня же узнаю, где живет, и достану".

Он уже защелкнул один браслет наручников на запястье Седого, как вдруг тот сделал самоубийственный рывок, выламывая себе руку из сустава, и схватил с пола пистолет! В оглохших ушах сыщика опять запищал комарик. "Живым не отпустит", – с тоской подумал отставной майор. И, зная, что не успевает, пуля быстрее, ударил все еще согнутого противника коленом в подбородок.

Неудобно прихваченный зубами фонарик вывернулся, упал и погас.

Несколько секунд Зайцев стоял в темноте, не понимая, почему еще жив. Последним, что он видел при свете, был черный зрачок пистолета, нацеленного снизу вверх ему в лицо. Седой мог выстрелить и, как подсказывал весь опыт отставного майора, должен был выстрелить. Ему не из чего было выбирать: «тюрьма немедленно» или «тюрьма, может быть», и то не скоро, а сейчас – воля и золото из тайника.

Сыщик включил свой телефон, чтобы зажглись экран и кнопки. На это телефон еще годился. Чахлый свет еле разгонял тьму сантиметров на двадцать. Присев на корточки, Зайцев поводил телефоном у самого пола.

Седой не шевелился. Свой пистолет Зайцев нашел под его бессильно разжатой рукой. Подобрал фонарик, встряхнул – горит. В глаза бросилась другая рука Седого, левая, с замкнутыми на один браслет наручниками. Она была вывернута, как будто Седого подвешивали на древней дыбе. Зайцев представил, какую муку вытерпел этот человек, дотягиваясь до пистолета, и содрогнулся. От боли он и потерял сознание, а вовсе и не от удара коленом, который, насколько помнил сыщик, прошел вскользь.

Теперь, когда оружие было у него, а противник не смог бы пошевелить вывихнутой рукой, наручники оказались ни к чему. Зайцев их снял и обшарил карманы Седого. Нашел удостоверение – красная кожа, золотое тиснение: "Министерство обороны РФ".

Что ж, еще один военный-вор. "Есть такая профессия – родину расхищать". Зайцев сплюнул.

Раскрыл удостоверение: "Генеральный штаб, Главное разведывательное управление"… "полковник"…

В горле у отставного майора встал шершавый ком. ГРУ – тайна и легенда русской разведки. Предатели есть везде, но в ГРУ их были единицы за девяносто лет его истории.

У Седого задрожали веки. Зайцев сунул удостоверение ему в карман и понесся вон из дома. Окажись на его пути настоящий вор, он расправился бы с потрясенным сыщиком как с котенком. Но, по счастью, никто не встретился Зайцеву.

В сильно расстроенных чувствах он перемахнул через забор. Отогнал от машины любопытного мальчишку, елозившего носом по стеклу, вскочил за руль и помчался в свое сыскное агентство.

Что же все-таки произошло?! Зайцев попытался взглянуть на события со стороны. Частный сыщик с оружием в руках напал на безоружного полковника разведки. Полковник что-то говорил, но Зайцев не слышал, оглушенный выстрелом. В суде "не слышал" легко может превратиться в "не слушал". При этом он себя не назвал, и нападение выглядело как бандитское. Однако полковник, завладев пистолетом, не выстрелил и опять что-то хотел объяснить. А Зайцев его – коленом в подбородок. И руку ему вывихнул. О том, что полковник сам себе вывихнул руку, не стоило и заикаться. В свое оправдание Зайцев мог сказать одно: полковник прятался в чулане… Смех в зале, строгое лицо судьи, обвинительный приговор, колония общего режима.

Зайцев прикинул, как скоро за ним придут. Если сторож прочитал его фамилию в удостоверении, то через час. Если не прочитал или не запомнил, то через сутки – не так уж много в Москве частных сыщиков… А если не придут, значит, Седой не доложил своему начальству о нападении. В таком случае он занимается грязными делами, хотя и полковник разведки.

Выезжая на Ленинградский проспект, Зайцев попал в пробку. Он успел выйти и заплатить за телефон, а стоявший перед его "десяткой" троллейбус сдвинулся только на полкорпуса.

Испуг улегся, и мысли сыщика приобрели другое направление: "Зачем убежал? Надо было вызвать "Скорую", объясниться с полковником… Хотя как ее вызвать без телефона?".

Совесть, начав грызть отставного майора, уже не отступала. Он вспомнил про клиента, заказавшего розыск украденных вещей. Капризный клиент. Обычно от Зайцева ждали результата: скажем, найти пропавшего родственника. Никого не волновало, куда он ездит, за кем следит.)тот же требовал отчета о каждом шаге. Объяснял, что деньги, которые он платит за работу сыщика, собрали жильцы, и он отвечает перед ними за каждую копейку. Зайцев не возражал, это право клиента. Но сейчас, подумав, что придется писать в сегодняшнем отчете, он поежился.

"Собирался последить за двором, но не следил ни минуты. Нашел в подвале следы борьбы и обломки металлоискателя. Сделал вывод, что украденные ценности спрятаны в тайнике. Вместо того чтобы найти тайник, иска>1 труп. Труп тоже не нашел".

О стычке с полковником писать просто нельзя. И каков же итог трудового дня? Что доложить клиенту?

Нарушая правила, сыщик въехал на тротуар, свернул в переулок и покатил назад. Надо закончить дело. Вызвать, как хотел, охрану, оператора с металлоискателем, найти тайник… А если его арестуют прямо в заброшенном доме, значит, так тому и быть. Возможно, это последний розыск в его жизни, а потом он долго будет валить лес на сибирских просторах.

Сыщик потянулся к трубке, но телефон зазвонил до того, как он успел к нему прикоснуться.

– Александр Никитич? – услышал Зайцев немолодой голос в трубке. – Здравствуйте, с вами говорит генерал Алентьев Николай Георгиевич…

ГлаваXXX
ЗАЧЕМ НУЖНА РАЗВЕДКА

Сергейчик лежал на диване, глядя в потолок больными глазами. Губа рассечена, согнутая в локте рука на перевязи, кисть раздулась, а на запястье красный след.

Кэт бросилась к нему, начав реветь еще на лету:

– Папа, папочка, да что же это! Бросай ты к чертям эту разведку! Зачем ты связался?! Надо было в милицию заявлять, папа!

– Да что ты, Кошка! Со мной все в порядке, – углом рта улыбнулся Сергейчик.

– Нет, папка, нет! Позвони генералу и скажи! Ну, пропал у тебя ноутбук, не расстреляют же за это! Пускай они сами его ищут. Черт с ней, с разведкой! Папка!

Маша почувствовала себя лишней и ушла к тете Ире на кухню, мельком подумав, что видела ее только в трех состояниях: "тетя Ира готовит обед", "тетя Ира готовит ужин" и "тетя Ира готовит завтрак".

И сейчас на плите булькала кастрюлька, а тетя Ира с унылым видом сидела у окна.

– Кто его так? Он вора поймал? – спросила Маша.

– Никого он не поймал, – устало сказала тетя Ира. – Он себе голову свернет и все равно вылетит из разведки.

– А дедушка где?

– В кабинете, колдует над компьютером.

– Уже не колдую, – входя на кухню, сказал Дед. – Разыскал убивца,

– Как?

– По номеру машины.

Тетя Ира мстительно улыбнулась:

– А милицию вызвали?

– Зачем? Он сам заедет через полчаса, – с невозмутимым видом ответил Дед.

– К нам? Вор?!

– Да не вор, – сказал Дед. – Частный сыщик. Утверждает, что Сергея принял за вора. А сам он якобы нанят жильцами вашего двора для розыска вещей. Ирина, ты что-нибудь об этом слышала?

– Нет. Но я узнаю. – Тетя Ира убавила огонь под кастрюлькой и, не откладывая, пошла звонить.

А Дед, подмигнув Маше, сел на освободившийся стул у окна и посмотрел на улицу.

– Чем дальше, тем интереснее. Жалко, рук и ног не хватает. Головы у нас свои, а рук бы нам и ног бы…

– Приказывай, мой генерал, – сказала Маша. – Только сначала объясни, почему ты веселый такой, когда Сергейчик лежит весь побитый. И почему ты веселишься здесь, а не в подвале с пистолетом. Может, вор сейчас потрошит свой тайник. Вот упустим его, и плакал тогда наш ноутбук скупыми мужскими слезами.

Дед слушал, наклоняя голову то к правому, то к левому плечу.

– Разведчица! Поучи, поучи деда. Вот как не скажу тебе ничего!

– Скажешь, – ответила Маша. – Ты не такой вредный, каким хочешь казаться.

– Я астрономически вредный, – сообщил Дед. – Я вредный на полтора миллиарда долларов, так записано в моем судебном приговоре: "Нанес ущерб обороноспособности Соединенных Штатов на сумму полтора миллиарда". На самом деле больше, они просто не все эпизоды смогли доказать.

– Это ты для супостата вредный, а для своих полезный. И справедливый.

– Для супостата, – повторил Дед. – Ишь, какие слова мы знаем!

– Да, вот такие мы. – Маша чмокнула его в небритую щеку. – Дед, ну скажи, что хотел! Единственная внучка, не щадя себя, горшки в больнице выносила, а ты…

– Скажу, скажу, – довольно заурчал Дед. – За пустым домом следят из окон с трех сторон. А с четвертой прогуливается человек с собакой и, что немаловажно, с телефоном. Это обворованные люди. В детали операции они не посвящены, а просто знают, что как только кто-то перелезет через забор, надо звонить мне. Уж будь уверена, они очень добросовестные наблюдатели, потому что хотят вернуть свои вещи.

Дед опять посмотрел на улицу. Рабочие в оранжевых жилетах, открыв люк в асфальте, протаскивали в него толстый черный кабель. Рядом стояла огромная катушка на тележке.

– Вообще-то странно, что вора до сих пор нет, – продолжал Дед. – По моим расчетам, ему бы прийти еще час назад, как только Сергейчик ушел из пустого дома. Ведь он должен понимать, что Зайцев догадался о тайнике и вернется с металлоискателем.

– Кто такой Зайцев?

– Частный детектив, который схватился с Сергейчиком. Как они друг друга не постреляли, уму непостижимо. Каждый считал, что другой – преступник…

– Дед, а зачем тебе руки-ноги, если за домом столько народу следит? – спросила Маша.

– Если бы я хотел следить, то сказал бы: "Нужны глаза"… Вора мы обложим в доме и возьмем с поличным, когда он золотишко понесет. А мальчик будет ждать где-то поблизости. Чуть что заподозрит – и растворится. Значит, надо его перехватить и с предельной осторожностью препроводить сюда. У меня есть сильное подозрение, что ноутбук он стянул для себя, играть.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что в "Компьютеры и периферию" ноутбук до сих пор не принесли, а других таких фирмочек поблизости нет. Компьютерами многие торгуют, но с подержанными связываются только маломощные команды, как у твоей одноклассницы… А как вы с Катей?

– Нормально. По правде говоря, без нее я бы растерялась в больнице.

– По-моему, она меняется на глазах, – заметил Дед.

– Ага. Вчера огрызалась на Сергейчика, а теперь слезами его поливает.

– Не давай ей раскисать. Вам скоро идти за мальчиком, а какая от нее помощь, если она будет думать не о деле! Пойди к ним, – приказал Дед. – Расскажи Сергейчику, как вы геройствовали в больнице, втяни Катю в разговор, отвлеки.

Подходя к спальне, Маша услышала из-за приоткрытой двери голос полковника:

– А хочешь, скажу тебе, почему ты невзлюбила Машу? – Сергейчик говорил, стараясь не бередить разбитую губу, и у него получалось: "тее", "ачему".

Маша остановилась. У нее было на этот счет свое мнение, и хотелось узнать, что думает Сергейчик.

– Нет, я ее уже взлюбила, – сказала Кэтрин. – Почти.

– Неважно, я к примеру, – сказал Сергейчик. – Вы обе хотите быть первыми. Увидели друг друга, сразу это почувствовали, и пожалуйста: началось соперничество, потому что двух первых быть не может. Причем вы соревновались за авторитет в классе, за внимание, то есть за вещи, которые нельзя потрогать руками. Теперь представь, что вы президенты двух стран. Вы можете вместе бороться с общими врагами, помогать друг другу в беде. Но все равно у каждой страны свой интерес. Первое место в какой-нибудь торговой сделке приносит победителю огромные деньги, а второго часто нет.

Ага! Вот о чем разговор. Маша заглянула в дверь:

– Можно к вам?

Кэт сидела на диване в ногах у Сергейчика. Он показал глазами на стул: "Садись" – и продолжал:

– Например, собралась Турция купить боевые вертолеты. Объявили конкурс, выбрали две машины: одна лучшая в мире, другая просто неплохая и стоит дороже. Как вы думаете, какую купили?

– Неплохую, – хором сказали Маша и Кэт.

– Почему же? – удивился Сергейчик. Он, конечно, подталкивал их к другому ответу.

– Если бы все было просто, вы не спросили бы, – ответила Маша.

А Кэт объяснила по-своему:

– Турки!

– Лучший вертолет был наш, – сообщил Сергейчик. – Россия могла заработать четыре миллиарда долларов. Тогда наши дороги стали бы чуть лучше, а зарплаты чуть больше. Но турки купили американские вертолеты. Им это выгодно? Нет. Они переплатили раза в полтора и еще долго будут покупать дорогие запчасти. Как независимую страну заставили поступить себе в ущерб? Я не знаю, Может, прикрикнули, может, пообещали уступить где-то в другом месте, может, кого-то подкупили. Зато я знаю, что такие необъяснимые дела не происходят без участия разведок. Просто на этот раз наши проиграли парням из Лэнгли… А ты, Кошка, говоришь, что разведка в мирное время не нужна! – улыбнулся Сергейчик. – Нет, милая, разведка нужна каждую минуту. Не говоря уже о том, что если сейчас нас разогнать, то в военное время создавать разведку будет поздно.

– Но в Турции же вы проиграли! – Кэтрин упрямо наклонила голову. – И что толку в твоей разведке?

– В Турции проиграли, а в других местах выигрывали не раз, и часто всухую. Вот что такое, по-твоему, "Звездные войны"?

– Кино, – ответила Кэтрин. Сергейчик криво улыбался разбитым ртом:

– "Звездные войны" – это военно-космическая программа, как долбануть по нашим ракетам лазером из космоса. Стоила она невообразимых денег. И вот, чтобы приучить простых американцев к мысли, что эти деньги придется потратить не на школы и не на хосписы для стариков, а на военные спутники, был запущен фильм "Звездные войны".

– А при чем тут разведка? – спросила Кэт.

– Так они еще только в кино лазерами стреляли, а мы уже знали, как расправиться с их спутниками. Их оружие оказалось беспомощным раньше, чем его создали. В конце концов его не стали делать, хотя уже были потрачены миллиарды. А нашей стране эта гонка вооружений обошлась гораздо дешевле. В мирное время разведчик сберегает своей Родине деньги, а в военное – еще и жизни. – Забывшись, полковник пошевелил больной рукой и поморщился. – Что вы знаете, к примеру, о Рихарде Зорге?

Маша и Кэт переглянулись и пожали плечами.

– Есть улица Зорге, – сказала Кэт. – Пап, я вспомнила: мы проезжали мимо памятника, и ты рассказывал. Он сообщил, когда фашисты нападут!

– Немного же ты вспомнила, – огорчился Сергейчик. – Зорге был наш, из ГРУ. Когда фашисты нападут, сообщали многие. А Зорге подарил целую армию для той войны. Как знать, чем она кончилась бы, если бы не он.

В 1939 году у нас было два вероятных противника: Германия и Япония, – продолжал Сергейчик. – Одна на западе, другая на Дальнем Востоке, а между ними – вся страна от Балтийского моря до Тихого океана. С Германией у нас договор о ненападении, а с Японией – пограничные стычки и небольшая война в Монголии на реке Халхин-Гол. Какое направление нам усиливать: западное или дальневосточное? Где располагать войска, где строить оборонные заводы? Какую технику делать: танки, чтобы воевать с Германией на европейских равнинах, или корабли, чтобы воевать в океане с островной Японией? Зорге добыл информацию, что Япония не собирается нападать на Советский Союз. И тогда мы смогли усилить западное направление. А представь, что было принято ошибочное решение. Фашисты напали, а наши войска на Дальнем Востоке, вместо танков у нас флот, вместо бомбардировщиков – гидросамолеты и торпедоносцы…

Кэт слушала с задумчивым видом:

– Знаешь, папка, а ведь я думала, что у тебя работа как работа – обычная. Почему ты раньше мне это не рассказывал?

– Кое-что рассказывал, только ты не хотела слушать, – сказал Сергейчик. – Надо было, чтобы папке морду начистили, тогда ты захотела что-то понять.

– Да, – не обиделась Кэтрин. – Я за тебя здорово испугалась, папка. А ты мне когда-нибудь расскажешь, что в Америке делал? Я же не знала, что он разведчик, – объяснила она Маше. – Думала, какой-то десятый помощник второго секретаря, посольские шоферы с ним на "ты". Приезжаем в Москву, а он – бац, приходит в форме… Так расскажешь?

– Почему бы и не рассказать? – пожал плечами Сергейчик. – Лет через пятьдесят. Запросто!

Кэтрин и Маша засмеялись. Сергейчик им подхихикивал уголком разбитого рта.

Глава XXXI
ЗАПАСНОЙ ВАРИАНТ РЕЗИДЕНТА

Обед переходил в ужин. Из пятерых человек, в разное время подсевших за стол американского резидента, один был его агентом, а остальные – листьями в лесу. Агент удачно вписался в компанию: к месту процитировал Есенина, развеселил всех тостом: «Лучше маленькая Москва, чем большая Колыма». Без подсказок его стали считать приезжим писателем не то из Якутска, не то из Магадана.

Когда-то в ресторан Центрального дома литераторов пускали только писателей, а в наши дни туда может зайти любой. Но слава писательского за рестораном осталась и надежно служила резиденту. Где еще пообедать сотруднику по культурным связям, как не в Доме литераторов, тем более что он в пяти минутах ходьбы от посольства…

Официант сменил уже два опустевших графинчика водки. Речи лились рекой. Пили за две литературы – американскую и русскую. В первенстве русской никто не сомневался. Но, поскольку за все платил Бистрофф, подчеркивали, что у американской великий прапрародитель – Шекспир и достойный отец – Марк Твен.

– Марка Твена я не признаю, – заявил критик по фамилии Лебеда. – У нас он бы не пробился дальше третьего ряда. Встал бы где-нибудь между Маминым-Сибиряком и Гариным-Михайловским.

– А "Гекльберри Финн"?! – возмутился поэт Глеб Кузьмин. – Вся американская литература вышла из одной книжки: "Гекльберри Финн"!

– Какая книжка, такая и литература, – отвечал критик.

– Мне с Марком Твеном детей не крестить. Но если б ты обидел Достоевского… – сказал Глеб Кузьмин таким тоном, как будто с Достоевским он собирался крестить детей в самом скором времени.

И Лебеда обидел Достоевского:

– Да что в нем особенного?! Весь мир ахает: "Достоевский, знаток загадочной русской души!" А знаток вырезал из газет колонки уголовной хроники и по ним клепал свои романы. Многословный детективщик, Александра Маринина девятнадцатого века!

Поэт схватил критика за грудки. Со стола посыпались тарелки.

Бистрофф встал и быстрым шагом пошел прочь.

– Ребята, а кто платит?! – вскочил его агент. – Пойду догоню! – И побежал за резидентом.

"Смылся", – решили остальные и хотели последовать его примеру. Но над столом навис официант:

– Господа, а расчет?!

Трюк этот выдумал Бистрофф, обнаружив у русских ужасную манеру: если один пошел в туалет, то половина стола поднимается с ним за компанию. А ему нужно было уединиться с агентом.

Чтобы попасть в туалет ЦДЛ, нужно пройти коротким коридорчиком за книжным ларьком. Там будет лестница: вниз – в туалет, наверх – в служебные комнаты. Резидент и его агент поднялись к запертой двери. Сотрудники уже разошлись по домам, и никто не мог их увидеть.

Агент был вором в законе, "смотрящим" над целым районом Москвы, и числился исполнительным директором торговой фирмы. Ее название он часто забывал, но аккуратно ходил на работу в свой кабинет с двумя охранниками и симпатичной секретаршей. Там решались воровские споры, туда приходил бухгалтер с отчетом. Преступники отдавали в воровской "общак" долю – часть наворованного; на эти деньги открывались магазины и мастерские автосервиса. Словом, хозяйство у смотрящего было немаленькое.

Утром Бистрофф переслал ему на компьютер приметы Нехорошего мальчика и теперь ждал результата.

– Ну! – шепотом потребовал он.

Вор молча потер большой палеи указательным. Обычно таким жестом требуют денег, но "смотрящий" деньгами не интересовался.

– Что на этот раз? – спросил Бистрофф.

– "Глоки", десять штук. Правда, что они не "звенят"?

– Не верьте рекламе, – покачал головой американец. – Пластмассы в них действительно много, но ствол и еще некоторые детали стальные.

– Мне нужны пистолеты, которые не "звенят".

– Таких не существует, – попытался объяснить Бистрофф. – Из пластмассы можно сделать почти все, даже ствол, который выдержит десяток выстрелов. Но, любезнейший, – пружины и патроны! Они все равно будут "звенеть".

– Мне нужны такие пистолеты, – с напором повторил уголовник.

Бистрофф понял, что это окончательная цена Нехорошего мальчика.

– О'кей. Какая дальность боя вам нужна? – Вопрос был чисто технический. Бистроффа не интересовало, готовится ли ограбление банка или угон самолета. Требуется оружие, которое можно незаметно пронести через металлодетекторы охраны. Пистолетов таких нет, значит, надо подыскать что-то другое.

– Пятнадцать-двадцать метров, – ответил преступник.

– О'кей. Я дам вам не вполне пистолеты, но абсолютно надежное оружие.

– Когда?

– Через месяц. Они же не в спальне у меня, – сказал резидент.

– Тогда и пацан через месяц, – ответил вор. Американец начал злиться:

– Вы, кажется, хотели получить гражданство США? Так помогайте своей будущей второй родине, черт возьми!

На этом в свое время и вербанул агента Харви. Уголовнику с тремя судимостями был заказан въезд в Америку. Если только за него не попросит ЦРУ…

Вор тяжело задышал. Бистроффу показалось, что сейчас он вытянет из-за пазухи английского костюма древний разбойничий кистень и ахнет его в висок. Интересно, сколько жизней на совести у "смотрящего"?

– Америка, – напомнил Бистрофф. – Майами-Бич, собственная вилла на берегу океана, девушки в бикини. И никакой уголовной ответственности за старые дела. Если, разумеется, вы станете порядочным гражданином.

"Смотрящий" усмехнулся. Бистрофф подумал, что надо помочь ему перевести деньги в американские банки. А потом устроить ему автокатастрофу на американских дорогах.

– Ладно. – Он сунул Бистроффу свернутую бумажку. Пальцы резидента нащупали ключ. – Хавира тетина. В понедельник они облегчат последнюю керку и слиняют на гастроли. У гувернера погоняло Тантель.

– А по-русски? – попросил Бистрофф. "Смотрящий" кивнул с серьезным видом. По-русски

он говорил вполне правильно, а на блатную феню перескочил безотчетно, когда речь зашла о его специальности.

– Квартиру они снимают. В понедельник собираются и последний раз сходить на дело и уехать. На юг, скорее всего: в Москве их сезон кончается, скоро все заклеят окна. Пацана зовут Андрюша, это и имя, и кличка. Поэтому если назовешь его Андреем, он будет считать тебя лохом. У взрослого, который его учит всему, кличка Тантель – отмычка по-нашему. Он знает, что придет человек с серьезным предложением.

– А имя, фамилия? – потребовал Бистрофф.

– Имена-фамилии он меняет как ботинки. Сколько паспортов, столько имен. – Смотрящий заговорил медленнее, чем обычно, обдумывая каждое слово: – Не знаю, зачем тебе пацан. Но если на запчасти для пересадки, Тантелю не говори.

– Господь с вами! – охнул Бистрофф. – Это вы телевизора насмотрелись. У нас многие пары мечтают усыновить белого ребенка!

– А, целый дороже, чем по частям, – с понимающим видом кивнул "смотрящий*. Он говорил суховато-деловым тоном, как о машине. Бистрофф ужаснулся. Нет, обязательно автокатастрофа! Как гигиеническая мера, чтобы этот микроб не заражал Америку.

– Значит, "пушки" через месяц, – напомнил цену своей услуги микроб. – И не вздумай подсунуть мне охотничьи арбалеты. Оружие должно быть многозарядным и не "звенеть".

Он ушел, а резидент задержался, чтобы черкнуть записку для официанта. Зайцева пора было отзывать: он сделал свое дело.

Возможно, "смотрящий" нашел бы Нехорошего мальчика еще вчера, если бы Бистрофф сразу обратился к нему. Но, как гласит английская пословица, нельзя складывать все яйца в одну корзину. Воришку искали двое, каждый по-своему. "Смотрящий" обогнал Зайцева, а могло быть и наоборот.

Когда Бистрофф вернулся к столу, его встретили аплодисментами. Поэт Глеб Кузьмин и критик Лебеда сидели в обнимку. Они сошлись на том, что Набоков – великий русско-американский писатель. Посплетничали о «приезжем из Магадана», который убежал, боясь, что придется платить за обед. На его месте уже сидел вчерашний детектившик Саша. Он подарил Бистроффу пахнущую типографской краской книжку и сказал, что получил за нее гонорар, стало быть, сегодня его очередь угощать.

– Но горячее закажу я! – настоял Бистрофф и потребовал меню.

Глеб Кузьмин читал свои стихи:

 
Стареют женщины красивые,
Как платья, снашивая лица,
И с нами медленно вальсируют,
А было ведь – не подступиться!..
 

Бистрофф вспомнил об оставшейся дома невесте, и в носу защипало от слез. Кажется, он начинал понимать русских.

Подошел официант с кожаной папкой. "Ничего личного, парни, – подумал Роберт, с ловкостью фокусника вкладывая в нее записку. – С вами хорошо, но разведка остается разведкой".