Текст книги " Муха и влюбленный призрак (Муха и тени забытой пещеры; Сокровище забытой пещеры) "

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Глава XX
ПОСЛЕДНИЙ СЮРПРИЗ

Прощались второпях: Петька и Боинг спешили на урок, Маша – домой, собираться. Она расцеловала мальчишек в перепачканные щеки и оставила им ключ, взяв слово, что к возвращению историка из больницы он будет под гипсовым Сократом. Пока Боинг задвигал на место камни, вынутые из подвальной стены, Петька проводил Машу до черного хода. У него на носу белел нечаянный клоунский мазок мела, а глаза блестели.

– Маш, – вздохнул влюбленный. – Маша!

Уедешь ты. Теперь скажу открыто:

Не знаю я, любил иль не любил.

Но сердце шепчет: «Дурень, упустил!»

Как мало прожито, как много пережито.

– Последнюю строчку ты у кого-то своровал. Я ее уже слышала, – сказала Маша, боясь разреветься.

– Я творчески переработал Наследие русской поэзии, – сообщил Петька. – Маш, а я все равно приеду в Москву и буду учиться с тобой в институте!

– Ты сначала в школе исправь двойки. А так приезжай, мне-то что, – согласилась Маша и ушла, заставляя себя не оборачиваться.

Сентябрь на юге – последний вздох лета. Зелень всех оттенков лезла из трещин в асфальте, из водосточных желобов, с крыш – отовсюду, куда ветром занесло горстку пыли и хоть одно семечко. Укрополь дрожал и расплывался в глазах от слез.

Маша совсем забыла, что дома ждет обещанный Дедом человек-сюрприз. Вошла, не успев удивиться, что дверь не заперта, и в гостиной увидела незнакомого милиционера. Он сидел к ней спиной, крутя ручки приемника, который сегодня утром выпросил Билли Боне. По комнате скакали обрывки музыки и дикторских голосов.

Маша кашлянула, и милиционер повернулся к ней. Это был Билли Боне!

– Что, не ожидала? – усмехнулся бывший моряк. Сунул руку под стол и, смахнув с головы милицейскую фуражку, нахлобучил другую, похожую, только с непонятным гербом и серым простреленным околышем.

– А по виску, – сказал он, крутя пальцем в пулевой дырке, – по виску непрерывно течет кровь.

– Куриная! – догадалась Маша.

– Ага. В прошлый раз я мазался фломастером, но, по-моему, не произвел особого впечатления на твою подружку. И отмывался потом целый час, всю кожу содрал. А тут смотрю, кошка тащит цыпленка. Я и одолжил немножко крови. Для достоверности.

Маша в упор посмотрела на Билли Бонса. Если бы взглядом можно было прожигать и пригвождать, этот притворщик уже трепыхался бы на стенке, дырявый, как дуршлаг. Из-за него Наташка чуть с ума не сошла, а потом чуть не разорвалась между Боингом и Петькой. А ему, видите ли, достоверности не хватает! Сидит, улыбается!

– Милиционер, а врете, – буркнула она.

– А что было делать? – развел руками Билли Бонс. – Бежал особо опасный преступник, убийца. Скрывался в катакомбах, я его разыскивал. А тут вы под ногами путаетесь! Надо же было вас отпугнуть.

– Кто особо опасный, Федя?

– Нет, его брат, Сергей. Федя искал для братца фальшивые документы, вот его и подвели к авторитетному уголовнику по кличке Леха Уж. – Билли Бонс закатал рукав. Со вчерашнего дня кинжал со змеей сильно побледнел. – Братан, тебе ксива нужна? Без проблем, только бабки гони! – прогнусавил он, растопырив пальцы.

– Здорово, – признала Маша. – Даже Самосвал поверил, что вы бандит.

– Ты со своим Самосвалом чуть операцию нам не сорвала! Я шатаюсь по катакомбам, наколку эту дурацкую рисую по два часа, чтобы не ошибиться, сделать, как в прошлый раз. Наконец он мне поверил, назначает встречу на пять утра. А в половине третьего прибегает какой-то сумасшедший капитан и надевает на меня наручники. Челюсть мне чуть не сломал! – Билли Боне потрогал себя за подбородок и заключил с философским видом: – Хотя и я виноват, прозевал Самосвала. Порой даже бабуин не видит, что у него под носом.

Маше это кое-что напомнило:

– «Порой даже мудрый слон хлопает ушами»… Так это вы были в катакомбах?

– Ну, я, – подтвердил Билли Бонс.

– А зачем выход завалили? Мы же могли заблудиться и умереть!

– А завалил не я, а Сергей, Голомазов его фамилия. Я шел за ним, потом слышу, грохот за спиной, как будто кто-то упал. Вернулся, нашел Петькину сандалию. Ну, думаю, труба дело: взяли меня в коробочку. Сейчас гражданин Голомазов спрячется за ближайшим углом, а те сзади погонят меня ему под выстрел.

– И вы сами спрятались.

– Ну да. Боинг пробежал мимо и не заметил, что идет уже не за мной, а за другим человеком. А потом, когда вы прорывали ход, я ждал за поворотом.

– И Самосвал опять вас завалил.

– Завалил. Я все ногти обломал, пока прорылся, – вздохнул Билли Бонс. У него это получилось так жалобно и так забавно, что Маша рассмеялась, и милиционер тоже с удовольствием посмеялся над собой. Почему не посмеяться, когда все позади.

– А куда Дед вчера летал? – спросила Маша.

– В Севастополь по моим делам. Надо было проверить одну версию про Толича. Мы сперва думали, что он тоже замешан. Ведь кто-то же сказал Феде, что из школьного подвала есть ход в катакомбы.

– А милиционеры не могли проверить этого Толича, надо было генерала разведки посылать? – съязвила Маша.

– Ему самому хотелось. Видишь ли, Севастополь уже не Россия, наша милиция не имеет права там действовать. Надо сперва получить разрешение, тонну бумаги исписать. А твой дед полетел туда якобы от родителей школы: мол, обещали нам историка на замену, где этот Толич? Оказывается, Толич торгует чаем для похудения и ни о какой истории слышать не хочет. Письмо Евгень Евгеньича у него валялось нераспечатанным.

Дед приехал неожиданно, когда Маша не успела собрать и половину вещей. Первым делом он снял генеральский мундир, по привычке повесил в шкаф, потом спохватился и уложил мундир в коробку от бананов. Этих коробок Маше во множестве надавали в овощном, и теперь весь дом тонко пах тропиками.

– Ох, и намучился я в форме! Все глазеют, на светофоре остановишься – в окна заглядывают!

– Разве не приятно? – удивилась Маша. – Все на тебя смотрят…

– Это женщинам приятно, когда на них смотрят. А разведчику от чужих взглядов столько же удовольствия, сколько карасю от сковородки. А ты как, Муха? Успела проститься с ребятами?

– Успела. Петька с Боингом такие чумовые, вино мне подарили на будущую свадьбу.

Дед не удивился подарку: в Укрополе многие делали домашнее вино.

– Давай сюда, я к мундиру положу, на мягкое. Оно хорошо закупорено?

– Не знаю. – Маша выставила бутылки на стол. – Вроде не текут.

– А почему грязные? – Дед полез в карман за очками, прочитал винную этикетку и, притихнув, сел на диван.

– Ты что, Дед? – испугалась Маша. – Сердце заболело?

Дед помотал головой.

– Откуда это? – выдавил он.

– Бобрищевская контрабанда, из катакомб. Там было всего две бутылки, остальные кто-то до нас перебил.

– Из катакомб, – повторил за Машей Дед. – Температура низкая, темнота – все, как в винном подвале. Оно не должно было испортиться… А ты представляешь, сколько стоит это вино?

– Дорого?

– Дорого – не то слово. Шато Латур 1890 года! Такое вино уже и не пьют. Его коллекционируют.

Из маминой комнаты вышел Билли Бонс с тряпкой в руках. Он там укладывал книги, стирал с них пыль, а больше читал.

– Бордоское вино – аристократ среди вин, – продолжал Дед. – В Англии его называют кларетом. А Шато Латур – самый знаменитый из замков Бордо. Когда Бобрищев заказывал это вино во Франции, оно уже было дорогое, а сколько стоит сейчас, я даже примерно не знаю. Однажды при мне бутылочку Шато Латур урожая 1913 года продали на аукционе за двенадцать тысяч долларов. Но с тех пор много лет прошло, а коллекционное вино с годами только дорожает.

– А на вид и не скажешь, – заметил Билли Бонс. – Занюханные бутылочки, на стол поставить неудобно. Ну-ка, я пыль с них… – И он потянулся к бутылкам с тряпкой.

– Ни-ни! – закричал Дед. – Пыль – свидетельство того, что вино старое. Ее не стирают!

Билли Бонс уселся рядом с Дедом, смущенно комкая тряпку.

– А что теперь делать – в милицию их нести? – спросила его Маша.

– Нет, по закону сдавать государству надо золото, драгоценности. За вознаграждение, конечно. А вино – бытовая находка. Раз нет владельца, оно твое.

– Отдадим эти бутылки ребятам, – решила Маша. – Петькин отец о машине давно мечтает, а Боинг вообще плохо живет. Лопает все подряд, – по-моему, его дома не кормят.

– Отдать-то надо, – согласился Дед. – Но ни мальчики, ни их родители не смогут продать это вино.

Маша подумала, что да, если в Укрополе повесить объявление «Продаю бутылку вина за 20000 долларов», то соседи сразу же вызовут «Скорую» из сумасшедшего дома.

– Я сам его продам, – сказал Дед. – Как-никак, в Америке я был неплохим бизнесменом. Только давай пока ничего не говорить мальчикам. Пусть они подрастут и решат, что им хочется – учиться дальше или открыть свое дело. Тут мы их и обрадуем.

– Правильна, – поддакнул Билли Бонс. – Эти бутылки не из нашей жизни. У нас никто цены им не знает. Продадут по дешевке, а то и вовсе выпьют.

– Как те солдаты. Наверное, миллион профигачили, – добавила Маша.

– Какие солдаты?

– Да Петька там нашел саперскую лопатку. Это солдаты, еще в войну. Больше некому.

Дед загадочно улыбнулся и промолчал.

Через час груженный банановыми коробками джип выезжал со двора. Покосившуюся воротину придерживал Билли Бонс.

– Я останусь на выходные, если не возражаете, – сказал он Деду. – Хорошо здесь. Эх, были бы деньги, я бы на самом деле купил ваш дом!

– Почему нет? – ответил Дед. – Поживи, подумай, – может, расплатишься понемногу, а мы тебя не будем торопить.

– Я даже не знаю, как вас зовут! – спохватилась Маша.

Милиционер улыбнулся:

– Меня зовут Билли Бонс. А еще Леха Уж, вор-рецидивист. Зачем тебе мое настоящее имя? Ты его забудешь через пять минут.

– Не забуду, – пообещала Маша, и Билли Боне назвал свое имя. Она забыла его сразу же, потому что уже начиналась новая жизнь, а милиционер оставайся в старой.

Последними укропольцами, которых видели Дед с Машей, были Барс и завхоз Иванов. Прихрамывая, завхоз тащил куда-то дырявый алюминиевый бидон; кот бежал за ним как привязанный. Дед затормозил, хотя Иванов был не из тех людей, с которыми хотелось прощаться.

– Уезжаете? – сказал он. – Конечно, кому Москва, а честным труженикам горбатиться!

Барс, как только завхоз остановился, стал тереться затылком о его штанину.

– Пшел! – отпихнул его Иванов. – Кота вот бросили, а он меня терроризирует!

– Выньте валерьянку из кармана, – подсказав Дед. – Из левого.

Завхоз охлопал карманы и вынул из левого невзрачный корешок:

– Правда, валериана. Я его на той неделе выкопал и забыл.

Он размахнулся, собираясь забросить корешок. Ошалевший от любимого запаха Барс понял, что его сокровище вот-вот улетит неизвестно куда, и деранул ивановскую штанину когтями.

– Животное, а понимает, в чем польза, – отдергивая ногу, заметил Иванов и припрятал полезный корешок.

– Иванов, – сказал Дед, – дело давнее, признайтесь, зачем вы лазили в колодец – вино пить?

Завхоз опустил голову.

– Нашли, – еле слышно вымолвил он. – Нашли! Я боялся, что когда-нибудь найдут и спросят… Только я не один, нас целая компания была.

– Ну разумеется, – кивнул Дед. – Кто-то должен был спустить вас в колодец, кто-то стоял на атасе, чтобы учителя не заметили… В каком классе вы учились?

– В десятом. У меня щеночек свалился в колодец, – сказал Иванов. – Я за него сто рублей отдал, а он утонул. Я злой был, понимаете?

– Начали вас поднимать, и вы увидели ящики в штреке, – подсказал Дед.

– Увидел. У меня сильный фонарик был, шахтерский. Нагрузил ребятам ведро бутылок, сам выпил, а остальные перебил. Злой был за щеночка.

– Ребята выпили, стали вас поднимать и уронили.

– Ага. Разбежались, гады: думали, я тоже утонул. Я по стенкам вылезал со сломанной ногой, три раза срывался… Если бы я тогда знал, почем это вино, – прошелестел Иванов. – Если бы знал!

– Иди, – сказал Дед, – иди, честный труженик, и не завидуй. Я за свои генеральские погоны пятьдесят лег отслужил. А тебе удача сама дуриком шла в руки, так ты ее разбил со злости.

Дед тронул машину; Иванов и Барс глядели ей вслед. У завхоза кривилось лицо. Кот сидел у его ног с безразличной мордой древнего божка, которого не волнуют ни деньги, ни слава – ничего, кроме, разумеется, валерьянки.

Они становились все меньше и незначительней, пока не пропали совсем.