Текст книги " Муха и влюбленный призрак (Муха и тени забытой пещеры; Сокровище забытой пещеры) "

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава XIV
ПРЕДСКАЗАНИЕ БЕЛОГО РЕАЛИСТА

Больше ничего Маша от нее не добилась. Всхлипывая и давясь истерическими смешками, Наташка твердила как заведенная: «Я видела Белого Реалиста, я видела Белого Реалиста!» Хорошо хоть, перестала выть. Маша нашла у нее в кармане ключ от подвала и собиралась пойти за мальчишками, но ведомая вцепилась в нее и не отпускала ни на шаг. Поддерживая ее, как раненую, Маша доковыляла до двери и включила свет. Наташка испуганно прижалась к ней, но ничего страшного не случилось, подвал был пуст, и она успокоилась.

– Пошли отсюда, – уже почти своим голосом попросила ведомая. – Больше я сюда ни ногой! И детям своим запрещу, если после этих приключений у меня будут рождаться дети, а не крокодильчики!

– Ты что, Наташ? – пыталась успокоить ее Маша. – Белый Реалист – это же сказка, страшилка, нервы пощекотать.

– Тебя б в эту сказку! Враз бы показалась былью! – буркнула Наташка. – Открывай скорей!

Маша отперла дверь, ведомая пулей взлетела по лестнице и стала дергать засов черного хода. Убежавшие от Иванова мальчишки ждали на крыльце. Справившись с засовом, Наташка рухнула им на руки. Маша заметила, что ведомая нацеливалась на Петьку, но влюбленный отшатнулся от неожиданности, и ее поймал Боинг.

– Ты че там, заснула, что ли? – пробасил второгодник.

Наташка оттолкнула его и уставилась на привычного и почти ручного Боинга, как на склизкого инопланетянина с щупальцами:

– Бо… Бо…

– Бо-бо, что ли? Ушиблась? – со всей доступной ему ласковостью спросил Боинг.

– Дурдом! – взорвалась Наташка. – Школа для идиотов! Ты первый идиот, а ты, – палец ведомой уперся Петьке в грудь, – ты второй!

– А почему это я второй? – обиделся Петька.

– Потому что ты идиот!

– Че она? – спросил Машу Боинг.

– Белого Реалиста видела.

– В натуре? – изумился второгодник.

– Вот как тебя, – успокаиваясь, вздохнула Наташка.

– Ну и че, про жениха-то спросила?

Наташка с обреченным видом кивнула.

– А он?

– А он… Он сказал… – Ведомая вскинула голову и безнадежным голосом прошептала: – Он сказал: «Первый парень, чьей груди ты коснешься!»

О продолжении похода никто не думал. Маша и Боинг пошли в подвал, чтобы поставить на место камень. Петька рвался с ними, глянуть, что там за Белый Реалист. Но ведомая вцепилась в него и заявила, что если он хочет, чтобы девушка умерла от страха и одиночества, то, пожалуйста, пусть идет. При этом девушка держалась за Петьку двумя руками. Петька снисходительно улыбался.

– Как вы там без меня, справитесь? – мужественным голосом спросил он.

– Справимся, – кивнула Маша.

– Без сопливых обойдемся, – добавил Боинг, мгновенно испортив Петьке настроение.

Подвал при электрическом свете выглядел маленьким и обыкновенным. Боинг задвинул камень в стену, но почему-то не спешил уходить. Присел на корточки и спросил:

– Ты ей веришь?

– Еще как, – ответила Маша. – Ты бы видел, как она тут на полу валялась!

– Кого-то она встретила, это верняк, – согласился Боинг. – Вопрос в том, кого – Белого Реалиста или сантехника.

– Какого сантехника?

– Это я к примеру, – объяснил Боинг, рассматривая что-то на полу. – Мало ли кто здесь может ходить.

– Да никто не может! Один ключ у директора, другой у нас. Уж директора от призрака она отличит!

Боинг постучал по стене:

– Положим, с той стороны, из катакомб, сюда может попасть кто хочешь.

– Может, – не стала спорить Маша. – Только что ему делать в пустом подвале?

Боинг пожал плечами и отколупнул что-то с пола.

– У тебя какая свечка была?

– Обычная.

– Они все обычные. Такая? – Боинг протянул на ладони какие-то крошки.

Маша наклонилась к широкой лапе второгодника и рассмотрела застывшие капельки воска. Желто-коричневого воска, а ее свеча была стеариновая, белая!

Больше они не сказали друг другу ни слова. Неизвестно, о чем думал Боинг, а Машу терзали сомнения.

С одной стороны, двадцать первый век, полеты в космос и компьютеры. Всерьез о призраках пишут только несерьезные газетки, которые читают в электричке, чтобы убить время. С другой стороны, кто же и Укрополе не знает Белого Реалиста? Если порасспросить, многие взрослые женщины подтвердят, что он предсказал имя их жениха.

С одной стороны, найденная Боингом застывшая капелька упала не с обычной свечки. Она из пчелиного воска – именно такие были во времена Белого Реалиста. Но, с другой-то стороны, восковую свечку можно купить в церкви. И потом, у призрака и свеча должна быть призрачная, сгоревшая сто лет назад…

Когда Маша и Боинг вышли на крыльцо, Петька с Наташкой сидели красные, отвернувшись друг от друга.

– Чего это вы? – спросил Боинг.

– Да я ее сделал несчастной, – бестактно ляпнул Петька. – Маш, я предупреждал: лучшая подруга – это змея на груди.

Наташка покраснела, стукнула Петьку сумкой и бросилась бежать.

– Наташ, ты что? Ведомая! – догнала ее Маша.

– А ты не поняла? – на бегу всхлипнула Наташка. – Петька же первый стоял, а потом раз – отошел, и я на Боинга наткнулась. Теперь он мой жених. Маш, ну зачем тебе Петька? Ты все равно в Москву уезжаешь!

– Забирай сокровище, – разрешила Маша. Наташка остановилась:

– Правда?

– Правда, правда.

– Вообще-то он мне самой не очень. Рыжий больно.

– Покрасишь, – предложила Маша.

– А он согласится?

– Если любит, согласится. А если не любит, зачем он тебе сдался? Наташ, ты лучше скажи: на кого он похож?

– Белый Реалист?

– Ну не Петька же!

– Молодой, интересный…

– …А по виску непрерывно течет кровь, – закончила Маша. Эту формулу – тали все укропольские девчонки. – Наташ, ты можешь своими словами?

– Крови как раз было мало – так, потек на виске. А на фуражке дырища, вот тут, ближе к уху.

– А фуражка?

– Серая, с гербом. Точно, старинная.

Так потихоньку, по вопросику, боясь, что Наташка опять начнет делить с ней Петьку или впадет в истерику, Маша вытянула из нее всю историю.

Как договаривались, Наташка провела шестой урок в буфете. Чтобы никому не попасться на глаза, она вышла за пять минут до звонка и по черной лестнице спустилась к подвалу.

Все шло как по маслу: замок отперся легко, темный подвал не пугал, ведь Наташка сама прибиралась в нем только вчера и обошла каждый закоулок. Ждать оставалось целый час. Как любая укропольская девчонка на ее месте, ведомая не стала включать свет на тот случай, если Белый Реалист решит ей показаться. Известно, что показывается призрак не всякой, а только той, которая будет счастлива в любви. Поэтому даже просто увидеть Белого Реалиста – удача, а уж если он скажет имя жениха, то о большем и мечтать нечего.

Итак, Наташка не включила свет. Нужно было за переться на тот случай, если охранник, обходя школу, решит проверить подвальную дверь. Сослепу Наташка долго тыкалась ключом в замочную скважину, а когда обернулась, заметила слабое золотистое свечение. Светилось за углом, там был вход в катакомбы, но ведомая об этом не знала.

Дойдя до поворота, Наташка увидела Белого Реалиста! Призрак не показался ей красавцем: глазницы черные, как у скелета, нос вдавленный. Впрочем, любое лицо выглядит уродливым, если подсветить его снизу, а Белый Реалист держал свечу в опущенной руке. Простреленная фуражка была, и кровь на виске – все честь по чести.

Видение продолжалось не больше секунды. Наташка ойкнула, и Белый Реалист задул свечу. В тот момент Наташка совсем не испугалась. Она чувствовала себя, как в кино, и даже сказала Белому Реалисту:

– Не бойся, мне только имя жениха узнать!

Белый Реалист не отвечал, и она повторила:

– Имя.

В подвале стояла могильная тишина.

– Имя! – волнуясь, силе раз повторила Наташка. И ясно расслышала смешок призрака.

– ПЕРВЫЙ, ЧЬЕЙ ГРУДИ ТЫ КОСНЕШЬСЯ РУКОЙ! – проревел он и захохотал сатанинским смехом.

От ужаса Наташка упала на пол и завизжала. А когда пришла в себя, в подвале опять было тихо. Наташка не ожидала ничего подобного от Белого Реалиста. Известно же: он хоть и призрак, но тихий, сочувственный и говорит тенором. А он хохотал басом, как злодей!

Но самый ужас был в его предсказании, только Наташка не сразу это поняла. Она решила, что это просто здорово: «Первый парень, чьей груди ты коснешься рукой». Значит, все зависит от нее – можно касаться, а можно не торопясь выбирать хоть до двадцати лет. Но когда Наташка выскочила из страшного подвала, ей так захотелось упасть на сильную надежную грудь, что она и упала. Думала – на Петьку, а оказалось – на Боинга! А все из-за того, что Петька отшатнулся. Тут уж нечего сомневаться: это козни Белого Реалиста.

– Я не хотела твоего Петьку отбивать, – со вздохом закончила ведомая. – Просто их было всего двое, я и выбрала, что получше.

– Я одного не пойму, – сказала Маша. – Чего ж ты такая перепуганная была, когда я на тебя наткнулась?

– Да, а он как захохочет! А потом, только я успокоилась – бах! – камень падает из стены. И высовывается кровавая рука со свечкой! Я думала, он вернулся! – плаксивым голосом ответила Наташка.

– А вдруг он пошутил? – предположила Маша, чтобы утешить ведомую. – Имел в виду Петьку, а Боинга подсунул, как…

– Как царевича-лягушку, – подсказала Наташка. – Я уже обдумала: Петька надежный, но без полета…

– Петька?!

– Петька, – спокойно подтвердила ведомая. – Он будет, как его батя: поработал, зарплату домой принес и пошел на море с удочками. Сидит и мечтает выловить сокровище или хоть курортницу за купальник зацепить. Но сам ничего не сделает! У него весь порох в мечты уходит. А Боинг не мечтает. Он делает. Думаешь, почему он двоечник? Ему неинтересно, что в алгебре какие-то «А» и «Б» сидели на трубе. А дай ему ту же задачку с деньгами, он решит! Нет, Боинг не дурак, только надо его направить в нужное русло. – Ну, ты-то направишь, – сказала Маша, и они засмеялись, потому что ведомая Наташка была себе на уме и не раз направляла свою ведущую, куда ей хотелось.

Глава XV
КУДА СОБРАЛСЯ, МОЙ ГЕНЕРАЛ?

По всему дому стояли, лежали и валялись закрытые чемоданы, уложенные наполовину чемоданы и перевернутые вверх дном чемоданы. Мама собиралась в Москву.

Для тележурналистки внешность – половина успеха. Она работает лицом. На Сочинском телевидении у мамы было два имиджа: деловой и спортивный. К примеру, репортажи с Дней моды она снимала в костюмах или в маленьких черных платьях. Когда ограбили музей, вела журналистское расследование в джинсах и ботинках на толстой подошве. А в платье расследование не получилось бы. Это вам подтвердит любая тележурналистка. Какое же расследование в платье?

Наконец, был третий имидж – ведущей, который мама давно подготовила и хотела показать в Москве. Ведущая не снимает репортажи, а сидит в студии. Ее видно только по пояс, зато крупным планом. Разумеется, тут нужна совсем другая одежда – с неброскими, но заметными оторочками, прошивками, карманчиками.

Три маминых образа – как будто три разные женщины, И у каждой свой гардероб. Да еще от волнения мама набрала в Москву лишних вещей, потому что не могла решить, без чего ей не обойтись, что может пригодиться, а что совсем не понадобится.

Маша застала своих взрослых в момент тихого отчаяния. До отъезда полчаса, вещи не уложены. Мама с Дедом стоят над пустым чемоданом, а рядом стопка черных платьев, и ясно, что они не поместятся.

– Доча, что у тебя с рукой? – спросила мама и отвернулась к Деду. – Николай Георгиевич, разве вы сами не видите: какие же они одинаковые?! Они совершенно разные! Это с прошвой, а это с мережкой, у этого вырез глубокий, у этого талия на резиночке, это я одолжила у Алены, хотя мое почти такое же, но, понимаете, было бы свинством – одолжить платье и оставить дома… Так что у тебя с рукой?

– Порезалась, – ответила Маша.

Мама опять смотрела на Деда. Не выбирая, он поделил стопку платьев надвое:

– Маргаритка, бери любую половину, а о второй просто забудь. Как будто этих платьев у тебя никогда не было.

Мама зажмурилась, честно пытаясь представить себе такой кошмар, и ответила с тоской:

– Не могу, Николай Георгиевич! Давайте оставим что-нибудь другое.

– Ладно, – согласился Дед. – Тогда оставь туфли. Зачем тебе шесть пар?

– Красные, синие и палевые – под цвет костюмов. Черные годятся подо все, поэтому я беру пару на высоком каблуке и пару на низком.

Дед безошибочно (чувствовалось, что не в первый раз) открыл три обувные коробки. Во всех лежали черные туфли.

– Вы на что намекаете? – встревожилась мама.

– Третью пару оставь.

– Да как же можно?! Эти туфли на СРЕДНЕМ каблуке!

Не возражая, Дед положил в пустой чемодан коробку с туфлями на среднем каблуке, а остальные отодвинул на край стола.

Мама с гордым видом вскинула голову, что означало: «Пытайте меня, пилите тупой пилой – я все вынесу. Но туфельки не троньте!»

– Черные годятся подо все, – ответил Дед мамиными словами.

Возразить было нечего. Страдая, мама отвернулась от своих покинутых туфель и в очередной раз увидела на руке у Маши повязку из платка.

– Доча, я, кажется, спрашивала, что у тебя с рукой! Ты что, меня уже не замечаешь?!

Маша задохнулась от незаслуженной обиды. Это кто кого не замечает?!

– Читай по губам. По! Ре! За! Лась! – отчеканила она и сразу же пожалела о своей резкости. Мама прерывисто задышала и приготовилась капнуть. Но Дед быстро ее переключил, как это умеют разведчики:

– Маргаритка, через пятнадцать минут мы выезжаем с вещами или без! – бросил он и увел Машу в ванную, оставив маму вздыхать над чемоданами

Дед понимает в ранах не хуже хирурга. Но попадаться к нему в руки Маша никому бы не желала. Усадив ее на край ванны, он резким движением сорвал присохший к ране платок. В такие моменты у Деда отключалась жалость.

– Бутылкой порезалась, – заметил он.

– Откуда ты знаешь?

– Нагляделся в тюрьме. Там дерутся всем, что под руку попадется. – Дед с хладнокровием автослесаря поковырялся в ране свернутым бинтиком. – Мелких осколков не вижу, но они всегда есть. Выйдут с гноем.

Маша смаргивала слезы. Рану пекло и дергало – точно, будет гноиться. Дед заставил ее вымыть руки с мылом, намазал рану какой-то мазью и залепил узенькой лентой пластыря. На его месте мама накрутила бы десять метров бинта, и повязка сбилась бы через час.

– Синтомициновая эмульсия. Наклейку меняй два раза в день. – Дед прилепил к баночке с мазью кусок пластыря. – Теперь не перепутаешь. Все, пойду маму собирать.

Все-таки мужчина очень полезен в домашнем хозяйстве. Когда Маша с мамой жили одни, молочница Клава их обсчитывала, унитазный мастер клянчил на водку, а срочно вызванный электрик приходил через неделю. Дед снимает все проблемы одним своим разведчицким взглядом. Да еще и гвозди забивает. Оставшиеся два чемодана он уложил за пять минут. Мог бы и быстрее, но мама то и дело подсовывала что-нибудь в чемоданы. Тогда Дед выкладывал что-нибудь другое. Мама сунет платье, он оставит жакет. Похоже, Дед отбирал вещи по какой-то системе, понятной ему одному и совершенно недоступной для женщин.

– Все! – объявил он, запирая последний чемодан. – Остальное – остается!

– И палевый костюм? – ужаснулась мама.

– И палевый костюм.

Мама присмотрелась к горе оставленных вещей и спросила свысока, словно Дед ляпнул какую-то совершенную нелепость вроде того, что Луна и звезды нарисованы на небе:

– Скажете, и синий не брать?

Не ответив, Дед взял два чемодана и понес к машине. А мама потащила из горы синий костюм.

– Доча, давай чемодан! Любой! Скорее!

Маша схватила первый попавшийся чемодан – тяжелый! Замки открылись от легкого прикосновения, крышку подбросило, как на пружине, и плотно набитые вещи вспучились горбом.

– Утрамбуем! – решительно сказала мама, укладывая синий костюм. – Закрывай. Сядь сверху.

Маша закрыла и села. Под крышкой осталась щель шириной с палец. Мама согнала ее и села сама. Щель уменьшилась и стала со спичку.

– Садись мне на колени! – скомандовала мама. Двойным весом они победили упрямый чемодан.

Только Маша успела запереть замки, как вернулся Дед.

– На дорожку присели? – спросил он, хотя, конечно, заметил исчезновение синего костюма.

– На дорожку, – подтвердила мама, и Дед тоже сел. Это мудрый обычай – отходя от суматохи, молча посидеть перед дальней дорогой и вспомнить, не забыто ли что-то важное. Мама вспомнила:

– А красное платье?!

– В новом чемодане, – успокоил ее Дед.

– А сумочка?

– Была у тебя на плече.

– Нет сумочки! А там билет! – Мама начала приподниматься, и Маша встала с ее колен.

Что-то громко треснуло. Крышка чемодана отлетела; под ней, на синем костюме, лежала сумочка. А вырванные замки остались запертыми. На их месте в крышке зияли две дыры, и было ясно, что чемодан уже не починить.

– Этот чемодан мы покупали вместе с твоим папой, – убитым голосом сказала мама и села на пол. – Я никуда не поеду! Это был счастливый чемодан. Мы тогда собирались в Швецию, мы любили друг друга и думали, что так будет всегда!

Дед молча сходил в гараж за проволокой, обмотал чемодан и намертво скрутил концы проволоки пассатижами. Многие на его месте сказали бы: «Я говорил, что больше ничего не надо брать!» Но у Деда была замечательная особенность не ругать людей за ошибки, о которых они сами успели пожалеть.

– Вставай, Маргаритка. Сереже не понравилось бы, что ты так легко сдаешься, – негромко сказал он, подхватил чемоданы и вышел.

Размазывая кулаком слезы, мама кинулась за ним. Папа был для нее главным человеком в жизни. Иногда она сама рассуждала, что ему понравилось бы, а что не понравилось бы. Как будто папа не погиб много лет назад в далекой Анголе, а скоро вернется и спросит: «Ну, как вы тут без меня?»

Последний, пятый, чемодан взяла Маша. Когда она вышла во двор, мама уже сидела за рулем, а Дед открывал ворота.

– Я же денег тебе не оставил! – спохватился он и отвалил Маше пятьсот рублей.

– Зачем? – удивилась она.

– На хозяйство. Мне тоже надо кое-куда слетать. Вернусь завтра к вечеру, но мало ли что… – Дед оглянулся на маму и сунул в кулак Маше хрустящую бумажку. – Вот еще сто долларов. В случае чего у соседей обменяешь.

– Ты куда это собрался, мой генерал?! – всполошилась Маша.

– По делам! – отрезал Дед. – Беги, прощайся с мамой. Только не говори, что я улетаю – хватит ей в Москве своих волнений.

Маша побежала к машине чмокаться с мамой и выслушивать: «Не мучай себя голодом, не приходи домой поздно, не пускай кота на постель». Времени оставалось в обрез, поэтому мама ограничилась восемью наставлениями и одним вопросом: «Что у тебя с рукой?» Она уже не могла думать ни о чем, кроме Москвы.

Дед тем временем держал скособоченную половинку ворот, которая сама собой захлопывалась. Он подсел к маме на ходу, и Маша с ним даже не попрощалась. Когда она выбежала на дорогу, чтобы хоть помахать вслед, машина мелькнула в конце улицы и скрылась за поворотом.

Уехали. Скособоченная вороти на еще закрывалась, а они уехали. Маше совсем не нравилась такая

поспешность. Ясно, почему мама сама не своя: шутка ли – пробоваться в Останкине, на Центральном телевидении! Но у Деда тоже подозрительно горели глаза. Сто долларов оставил. Осенью в Укрополе одна проблема с едой: куда ее деть. Покупаешь только хлеб и молоко, а остальное растет в огороде, и на сто долларов можно прожить хоть до Нового года. Когда уезжают на один день, такие деньги не оставляют!

Маша кинулась в дом. Спотыкаясь о разбросанные вещи, подбежала к секретеру в маминой комнате и достала шкатулку с документами. На дне, как всегда, был спрятан конверт с деньгами на хозяйство. Но сейчас Маша нащупала в нем еще что-то – маленькое, твердое. Раскрыла конверт и увидела пластиковую карточку «Visa».

В любом банке мира по такой карточке можно получить деньги – разумеется, если они есть у тебя на счете. У Деда были.

Давным-давно в Америке Дед основал фирму «Ник Ален и К». «К», то есть его компаньон, американец, командовал цехом, который делал мелкие детали для самолетов. А Дед, продавая детальки, вербовал агентов на авиационных заводах и узнавал важные технические секреты. Когда его арестовали за шпионаж, «К» стал единственным хозяином фирмы. Он еще долго не верил, что дружище Ник – не Ник и не Ален, а русский разведчик Николай Алентьев. Через двадцать лет у ворот тюрьмы Деда встречал белый лимузин. Шофер отдал ему конверт с пластиковой карточкой и запиской. «Я тебя не простил, но что заработано, то заработано», – писал честный «К». Сколько денег на карточке, Дед не говорил, но, к примеру, джип для мамы выбрал не из дешевых.

И вот пластиковая карточка со всеми капиталами Деда оказалась в конверте рядом с тощей пачкой сторублевок. А вчера Дед записал в мамином кухонном блокноте, среди рецептов, цифровой код, без которого не снимешь деньги с карточки. Мама спросила, зачем, а он сказал: «Я старый, могу на улице свалиться с инфарктом».

Все стало ясно. Дед оставил Маше такую кучу денег, чтобы она не полезла в шкатулку раньше времени. А пластиковую карточку в шкатулке оставил на случай, если погибнет в своей таинственной поездке.