Текст книги "Император Пограничья 12 (СИ)"

Автор книги: Евгений Астахов

Соавторы: Саша Токсик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7

– Не разбудили, – спокойно отозвался я.

– У меня есть хорошие новости, – голос Резника звучал бодрее обычного. – Руководство одобрило вашу схему.

Я откинулся в седле, подавив улыбку.

– Рад слышать. На каких условиях?

– Десять процентов от чистой прибыли нового узла Эфирнета. Но не простого узла, маркграф. Мы планируем строить его на Дальнем Востоке – в Хабаровске. Это будет главный транзитный пункт для потоков данных из Китайских префектур и Японских сёгунатов. По нашим расчётам, ваша доля составит около сорока тысяч рублей в год. Возможно, больше, когда азиатские рынки полностью интегрируются в нашу сеть.

Выходило даже больше моих прогнозов. Я прикинул в уме – за двадцать лет это даст восемьсот тысяч. При условии, что корпорация не обанкротится и не найдёт способ меня одурачить.

– Между нами говоря, – продолжал Резник, понизив голос, – совет директоров был категорически против. Однако Артур Светлояров лично дал добро. Похоже, вы его заинтересовали, маркграф.

Человек, контролирующий половину информационных потоков континента. Зачем я ему понадобился? Варианты мелькали в голове: хочет иметь своего человека среди будущих князей, видит во мне противовес неким своим соперникам, или просто коллекционирует перспективных союзников. А может, его Провидец увидел что-то в моём будущем.

– Любопытно, – произнёс я нейтрально. – Когда будете забирать кристалл?

– На днях пришлём нашего человека. Заодно и договор подпишет. Все формальности соблюдём, не волнуйтесь. Документ составят наши лучшие юристы – железобетонный, без лазеек.

Замечательно, только пусть этот железобетонный договор проверит Стремянников…

После прощания я ещё минуту держал магофон в руке, обдумывая услышанное. Светлояров вряд ли тех, кто раздаёт подарки просто так. Придётся быть начеку.

Утром следующего дня я отправился к шахте Сумеречной стали. Картина разрушений встретила меня уже на подъезде – глубокие борозды в земле, поваленные деревья, огромные глыбы породы, разбросанные на десятки метров. Словно гигантский крот прорывался из недр, сметая всё на своём пути.

У устья шахты кипела работа. Игнатий Платонов командовал десятком рабочих, устанавливающих временные крепления. Кузьма Долбилин проверял состояние магического подъёмника, покосившегося под немыслимым углом. Максим Арсеньев колдовал над повреждёнными магическими контурами, пытаясь восстановить защитные руны.

– Отец, – кивнул я Игнатию. – Как обстановка?

– Могло быть хуже, – старший Платонов вытер пот со лба. – Кощей прошёл в двадцати метрах от основного ствола. Если бы полез прямо через шахту, пришлось бы всё начинать с нуля. Сейчас основная проблема – подъёмник. Механизм перекосило. Ещё немного, и рухнет вниз.

Я подошёл к краю, заглянул в чёрную глубину. Платформа выгнулась под немыслимым углом, едва не встав перпендикулярно отверстию.

– Прохор!

Обернулся. Василиса шла от дороги, её чёрные волосы развевались на ветру. В руках геомантка держала скрижаль с какими-то расчётами.

– Пришла оценить масштаб бедствия, – пояснила она, подойдя ближе. – Нужно подготовить смету на восстановление.

Голицына остановилась у края провала, откуда вылез Кощей. Дыра зияла метрах в двадцати от шахты – неровная, с рваными краями.

– Впечатляет, – присвистнула княжна. – И глубоко?

– Понятия не имею, – ответил я, подходя к ней. – Хочешь взглянуть?

Василиса покосилась на меня с подозрением:

– В смысле, спуститься туда? А это не опасно?

– Не спуститься. Я могу провести нас сквозь породу.

Геомантка заинтересованно подняла бровь:

– Эх, ну давай.

– Тогда держись за меня и не отпускай, что бы ни произошло.

Она с опаской взяла меня за руку. Её пальцы были прохладными и чуть дрожали – то ли от волнения, то ли от утреннего холода. Я сосредоточился, позволяя магии земли наполнить меня. Земля откликнулась мгновенно.

С помощью Каменной поступи мы шагнули вперёд и погрузились в породу, словно в густую воду. Василиса судорожно сжала мою ладонь, но не издала ни звука. Вокруг царила абсолютная тьма и тишина, только наши тела скользили сквозь толщу земли, направляемые моей волей.

Через минуту мы вынырнули в пещере. Василиса тяжело дышала, её глаза расширились от пережитого опыта.

– Это было… невероятно, – выдохнула она. – Я чувствовала твердь вокруг, но не могла его контролировать. Словно плыла в каменном океане.

Я достал из кармана светокамень, осветив пространство вокруг. Пещера оказалась просторной – метров двадцать в диаметре, своды терялись в темноте. Часть потолка обрушилась от поспешного выхода Кощея, но большая часть пространства сохранилась.

И тут Василиса ахнула.

– Прохор, смотри!

Она указывала на дальнюю стену. В свете кристалла там мерцали серо-синие прожилки, пронизывающие породу густой сетью. Сумеречная сталь. Но не обычная – даже издалека чувствовалось, что она иная.

Мы подошли ближе. Голицына провела рукой по металлическим жилам, и те откликнулись слабым свечением.

– Невероятная концентрация, – прошептала геомантка. – И структура… Прохор, эта руда веками пропитывалась энергией Кощея. Она изменилась на молекулярном уровне.

Я коснулся металла, почувствовав его суть. Сталь жаждала формы, жаждала стать чем-то большим. В ней дремала сила, способная усиливать магию носителя, впитывать заклинания, сохранять остроту веками.

– Из этого выйдет легендарное оружие, – произнёс я, оценивая объёмы. – Или доспехи, способные выдержать удар Лорда.

– Сколько тут? – Василиса уже доставала планшет, делая пометки.

– Навскидку… тонны три чистого металла после переплавки. Но добраться сюда будет непросто. Придётся пробивать наклонную штольню от основного ствола.

Княжна кивнула, продолжая делать записи. В полумраке пещеры её сосредоточенное лицо казалось особенно красивым – тонкие черты, решительный изгиб губ, блеск азарта в глазах.

– Зато оно того стоит, – заключила она. – Такое качество Сумеречной стали не купишь ни за какие деньги. Демидовы и Яковлевы лопнут от зависти.

Мы ещё с полчаса исследовали пещеру, отмечая расположение рудных жил и оценивая объём работ. Потом я снова взял Василису за руку и перенёс нас обратно на поверхность.

Возвращаясь с шахты к дому воеводы, я решил пройти через жилые кварталы, чтобы лично увидеть то, о чём докладывал Захар. В последние недели я слишком сосредоточился на большой картине. Всегда нужно держать руку на пульсе, потому что из мелких проблем часто складываются большие неприятности.

То, что я увидел, заставило остановиться.

У деревянных бараков, построенных перед Гоном для беженцев, толпились люди. В дверном проёме двое мужчин спорили, почти переходя на крики:

– Моя очередь спать на койке! Вчера ты занимал!

– Да я только четыре часа поспал, потом на смену ушёл!

Заглянул внутрь через окно. В комнате, рассчитанной на четверых, втиснулось не меньше десятка человек. Матрасы лежали прямо на полу, вещи свалены в углах, воздух спёртый, тяжёлый. На одной койке спали двое детей валетом.

Пошёл дальше. У колодца стояла очередь человек в двадцать – единственный источник воды на весь квартал не справлялся. Женщина с ведром устало прислонилась к срубу и пожаловалась соседке в очереди:

– Час уже жду. А дома трое детей, есть приготовить надо.

Свернул к старым избам. Из курятника – да, самого настоящего курятника – выглянул пожилой мужчина в опрятной одежде. Увидев меня, смутился, попытался пригладить растрёпанные волосы:

– Ваше Сиятельство… Я… Мы временно здесь, пока не найдём что-то подходящее.

За его спиной мелькнули детские лица. Трое. В курятнике.

– Вы магистр Аронов? – узнал я по недавнему докладу того самого нового преподавателя.

– Так точно. Простите за… обстоятельства. Вдова Матрёна любезно сдала нам это… помещение. Тридцать копеек в день, – он криво усмехнулся. – Весьма… расчётливая особа.

– Вам не за что извиняться, – глухо ответил я.

Дальше, у трактира, кучка местных парней обступила двух студентов:

– Понаехали тут! Цены задрали, жить негде стало!

– Мы сами платим втридорога за угол в сарае! – огрызнулся один из студентов.

– Так нечего было сюда переться!

Стражники Крылова, патрулировавшие улицу, уже спешил разнимать готовую вспыхнуть драку.

У торговых рядов картина была не лучше. Люди устраивались кто как мог.

Пока шагал к дому воеводы другой дорогой, мысли мои крутились вокруг увиденного. Я обещал этим людям новую жизнь, образование, работу. А дал им курятники и драки у колодцев.

Университетский городок нужен был не через месяц. Он нужен был вчера.

Но тут же, на пустыре за рядами, увидел и другое. Десяток рабочих под руководством плотника Михея ставили первые шатры – большие, крепкие, с деревянными настилами. Глава артели плотников командовал разгрузкой телег с брезентом и досками.

– Воевода! – заметив меня, он подбежал. – Будет тридцать шатров, каждый на двенадцать человек. К вечеру поставим половину.

– Печи?

– Будут завтра. Походные, железные. По одной на шатёр. И дрова уже заготавливаем.

Подошёл к одному из почти готовых шатров, заглянул внутрь. Просторно, сухо, деревянный настил поднят над землёй – никакой сырости. Нары в два яруса вдоль стен, в центре место для печи.

– Венедикт Павлович, – вернувшись, окликнул я профессора.

Аронов выглянул из курятника, смущённо поправляя мантию.

– Там шатры ставят для тех, кому не хватает жилища. Можете переехать туда утром, если хотите.

Глаза пожилого мага расширились:

– Но… Ваше Сиятельство… Это же…

– Это временно. Пока не достроим первые каменные корпуса. Но лучше, чем курятник, согласитесь?

– Безмерно благодарен!

После этого мои мысли уже не выглядели столь мрачными. Да, кризис острый. Но решение уже в процессе. Через неделю все преподаватели и их семьи, а также студенты из переполненных бараков будут в шатрах. Не дворцы, конечно, но человеческие условия. А уже осенью мы начнём заселять первые каменные общежития.

Через полчаса я созвал совещание в большом зале дома воеводы. За столом собрались все ключевые люди: Василиса с планшетом набросков, полная энтузиазма Полина, Зарецкий, Арсеньев и Сазанов, обсуждающие что-то вполголоса, Вельский и Вершинин, всё ещё пахнущие известняком после вчерашней разведки.

– Главная проблема – транспортировка, – начал я без предисловий. – Восемь километров по лесной дороге. Болото, овраг, узкие участки. Обычная телега не провезёт каменные блоки нужного размера.

– Всю ночь не спала, думала об этом, – Василиса отложила планшет, потёрла глаза. – Идея профессора Громова с каменными рельсами хороша, но есть вариант получше. Водный канал.

Все повернулись к ней.

– Смотрите. Вместо того чтобы тащить блоки по земле, пустим их по воде. Канал шириной метров пять, глубиной полтора. Плоты с камнем, а по берегу – бечёвая дорожка для лошадей.

– Как бурлаки на Волге, – хмыкнул Вершинин.

– Именно! – княжна развернулась к нам, глаза горели азартом. – Только вместо людей – лошади. Один конь легко потянет плот с таким весом, какой по земле он бы и не сдвинул.

Идея была интересной, но требовала доработки. Я встал и прошёлся по комнате, заложив руки за спиной:

– Модифицируем. Не плоты – полноценные баржи. С рулевым управлением, якорями, возможностью швартовки. И не одна лошадь – упряжка из трёх-четырёх.

– Баржи строить дольше, – возразил Арсеньев.

– Зато надёжнее. И грузоподъёмность выше, – парировал я. – Полина, что скажешь о воде?

Сердцем чувствовал, из камня придётся строить не только постройки для Академии и студентов. А значит, камня в будущем потребуется гораздо больше изначально рассчитанной нормы.

Белозёрова выпрямилась, явно польщённая, что спрашивают её мнение:

– Есть речка в двух километрах от каменоломни. Небольшая, но полноводная. Можем перенаправить её русло, создать искусственное. Гидроманты справятся за три дня.

– А перепад высот? – спросил практичный Вельский. – От каменоломни до Угрюма метров тридцать разницы.

– Надо будет проверить, – Полина почесала кончик носа, – но если я правильно понимаю, где находится будущий карьер, там около двадцати метров и спуск плавный. На восьми километрах это даст уклон меньше половины процента. Течение будет слабым, баржи не понесёт. Шлюзы не нужны.

Василиса и Полина переглянулись – редкий момент согласия между соперницами.

– Тогда решено, – я вернулся к столу. – Но для этого нужны рабочие. Захар, сколько свободных рук у нас есть?

Управляющий полистал свою тетрадь:

– Из новоприбывших человек триста без определённых занятий. В основном бывшие крестьяне и ремесленники. Плюс местные помогут – им тоже нужна работа.

– Александр, – я повернулся к алхимику. – Твои эликсиры выносливости. Сколько можешь произвести?

– При наличии сырья и текущего количества помощников – сотню порций в день. Но это предел моей лаборатории.

– Начинай производство. Работникам на канале и в карьере выдавать по утрам. Это удвоит производительность.

Следующий час мы распределяли людей и ресурсы. Первая группа под руководством Полины и Вершинина займётся каналом – создание русла, и бечёвой дороги, перенаправление речки, укрепление берегов. Вторая во главе с Вельским начнёт разработку карьера – разметка, пробная добыча, организация рабочего процесса. Третья группа с Василисой вернётся в Угрюм готовить строительные площадки под фундаменты будущих зданий.

К полудню я уже стоял у известнякового массива вместе с Вельским и десятком добровольцев из переселенцев. Серая порода выходила на поверхность ровным пластом – идеально для разработки.

– Смотрите внимательно, – я положил ладони на камень, чувствуя его структуру. – Известняк имеет естественные линии напряжения. Нужно не ломать, а отделять по этим линиям.

Сосредоточился, направил магию земли в породу. Не грубой силой, а точечным воздействием – словно невидимые клинья входили в микротрещины, расширяя их. Послышался треск, и от массива отделился ровный блок размером метр на полметра.

– Видите? – я отступил, давая рабочим осмотреть результат. – Гладкие грани, минимум обработки. Валентин покажет, как определять эти линии без магии – киркой и клиньями можно добиться похожего эффекта.

Вельский кивнул, подошёл к скале:

– Порода слоистая, откалывается пластами. Если бить вот здесь, – он указал на едва заметную трещину, – блок отойдёт сам.

Следующие полчаса я работал вместе с ними, откалывая блок за блоком. Не из необходимости – просто хотел показать, что не гнушаюсь физического труда. Рабочие это оценили, работали с удвоенным энтузиазмом.

– Валентин, – отозвал я геоманта в сторону. – Назначаю тебя начальником каменоломни. Справишься?

Мужчина выпрямился, в глазах мелькнула благодарность:

– Не подведу, Прохор Игнатьевич. У Яковлевых меня бы в жизни до такого не допустили.

– Знаю. Потому и назначаю. Зарплата – семьдесят рублей в месяц плюс премиальные за перевыполнение плана.

К вечеру, вернувшись в Угрюм, я застал у ворот острога толпу человек в двести. Захар с помощниками что-то записывал, сортировал людей по группам.

– Что происходит? – спросил я.

– Набор добровольцев на строительство, барин! – управляющий сиял. – Как только разнеслась весть про канал и каменоломню, народ повалил. Все хотят работать.

Я поднялся на помост у ворот, окинул взглядом собравшихся. Усталые лица, поношенная одежда, но в глазах – надежда.

– Работа будет тяжёлой! – крикнул я, чтобы все слышали. – Но платить буду честно и щедро. Десять алтынов в день плюс питание. Эликсиры выносливости помогут работать, снизив усталость. Кто покажет себя хорошо – получит постоянное место.

Одобрительный гул прокатился по толпе, и было отчего. Озвученное предложение составляло в 20 раз больше обычной дневной ставки чернорабочего.

Достаточно быстро сформировалось три бригады. Первая – лесорубы, расчистка трассы для канала и деревьев вокруг бечёвой дороги. Вторая – землекопы, рытьё русла, по большей части вспомогательная работа, поскольку основная нагрузка упадёт на геомантов. Третья – строители, работа в карьере и на площадках. Нашлись и бригадиры для каждой группы, которые будут следить за безопасностью, организовывать работу и отчитываться Захару каждый вечер. За повышенную ответственность им полагалась повышенная плата.

Пока шла запись, подошёл Борис:

– Палаточный лагерь у каменоломни уже ставят. Двадцать больших шатров, полевая кухня, отхожее место. К ночи всё будет готово.

– Охрана?

– Десять дружинников посменно. Мало ли что в лесу.

Я кивнул. Организация шла полным ходом. Через неделю первые баржи с камнем пойдут по каналу. И вскоре начнётся полноценное строительство университетского городка.

Глядя на оживлённые лица людей, записывающихся в бригады, у думал о том, ещё зимой Угрюм был умирающей деревней. Сейчас – кипящий жизнью острог с полутора тысячами жителей. А через год здесь будет настоящий город с каменными зданиями академии, мощёными улицами, системой канализации. А когда-нибудь здесь будет стоять Бастион. Непременно будет…

Вечером я вернулся из палаточного лагеря у каменоломни, где проверял организацию работ. Полсотни человек уже обустроились, завтра потихоньку начнём добычу. В кабинете меня ждала гора документов – сметы на строительство канала, расчёты по оплате труда, заявки на материалы.

Дверь распахнулась без стука. Полина влетела в кабинет, размахивая руками:

– Прохор! Это катастрофа! Полная катастрофа!

Я не поднял головы от документов:

– Что на этот раз? Василиса взяла твою любимую кружку без спроса?

– Да при чём тут… – она осеклась, покраснела. – Не смешно! Я о серьёзном!

– Тогда сядь и говори спокойно.

Белозёрова плюхнулась в кресло, скрестила руки на груди:

– Никто не знает о Кощее!

– О чём ты?

– Мы же убили Лорда! Второго за полгода! Это же… это же…

– Подвиг? – подсказал я иронично.

– Да! То есть нет! То есть… – она запуталась, покраснела ещё сильнее. – Ты специально сбиваешь!

– Полина, переведи дыхание. А теперь объясни нормально, что тебя так взволновало.

Девушка глубоко вдохнула, выдохнула. Потом ещё раз. На третий раз заговорила уже спокойнее:

– Я разговаривала с приезжими купцами на рынке. Они даже не слышали, что мы убили первого Кощея, не говоря уже о втором! А ведь это огромная новость!

– И?

– Как «и»? – она снова начала заводиться. – Это же укрепит репутацию для наших магазинов! «Угрюмый Арсенал – оружие, которым убивают Кощеев!» – развела ладони в стороны, будто пыталась охватить невидимую картину.

Отложив карандаш, я откинулся на спинку стула. В её словах был смысл, хоть и поданный с чрезмерной эмоциональностью, которой я уже давно не видел с её стороны. Похоже, эта идея сильно её захватила.

– И что ты предлагаешь? Трубить на каждом углу?

– Нет, конечно, – фыркнула гидромантка. – Мы снимем рекламу!

Глава 8

На тренировочном полигоне Угрюма царила суматоха. Полина носилась между прибывшим из Твери режиссёром и группой дружинников, пытаясь организовать съёмку рекламного ролика.

– Прохор Игнатьевич! – Семён Градский, худощавый мужчина лет сорока с пышными усами, театрально воздел руки к небу. – Представьте: вы стоите на фоне восходящего солнца, плащ развевается на ветру, в руке сверкает клинок из Сумеречной стали! Камера медленно наезжает, музыка нарастает…

Я поморщился, переводя взгляд на Полину. Гидромантка умоляюще сложила ладони, безмолвно прося потерпеть. Святослав, мой двоюродный брат, давший наводку на этого деятеля искусства, предупреждал, что Градский – разорившийся театральный режиссёр, подрабатывающий рекламой. Но не упомянул о его склонности к чрезмерной драматизации.

– Никаких плащей, – отрезал я. – И никакой театральщины. Нужна суровая реальность – мы убиваем Бездушных, а не ставим оперу.

Режиссёр покраснел, усы задрожали от возмущения:

– Но как же художественный образ? Эмоциональное воздействие? Зритель должен почувствовать героизм момента!

– Зритель должен понять, что наше оружие надёжное и смертоносное, – парировал я. – Всё остальное – лишнее.

Полина заметалась между нами, пытаясь найти компромисс:

– Может, попробуем снять несколько вариантов? Семён Павлович, покажите свою версию, а потом снимем то, что хочет маркграф?

Михаил, оператор с профессиональным записывающим артефактом, молча настраивал сложное устройство. Кристаллы в его корпусе мерцали, готовые запечатлеть происходящее.

– Хорошо! – Градский хлопнул в ладоши. – Начнём с демонстрации оружия. Пусть ваши воины покажут мастерство владения! Но с чувством, с экспрессией! Представьте, что вы герои древних саг! Словно вы, как доблестные воины, шагнули в реальность прямиком из «Песни о Нибелунгах»!

Я мысленно усмехнулся. Если бы только этот болтун знал, что я помню времена, когда эти легенды только рождались из реальных событий. И что герои тех саг меньше всего думали о красивых позах – им бы выжить да честь сохранить. К тому же их боги определённо не одобрили бы такое использование воинской доблести для торговли. Хотя, учитывая практичность Всеотца, он бы, возможно, по достоинству оценил такую хитрость.

Дружинники переглянулись. Борис откашлялся:

– Воевода, мы что, правда должны… фиглярствовать?

– Делайте как обычно на тренировке, – махнул я рукой. – Никакого актёрства.

Первая попытка съёмки провалилась мгновенно. Градский требовал «больше страсти в движениях», дружинники двигались скованно, стесняясь камеры, а я категорически отказывался кривляться и произносить пафосные реплики вроде «Пред ликом тьмы мы – щит человечества!».

– Это невозможно! – режиссёр всплеснул руками. – Вы убиваете искусство!

– Я убиваю Кощеев, – сухо ответил я. – И продаю оружие, которым это делаю.

Ярослава, стоявшая в стороне со скрещёнными на груди руками, фыркнула:

– Может, просто покажете, как рубите чучело? Без всей этой мишуры?

Михаил включил артефакт, направив его на меня. Я взял глефу из Сумеречной стали и начал демонстрацию базовых приёмов. Но едва лезвие рассекло воздух, записывающий артефакт издал странный треск.

– Стоп! – Михаил в панике отключил устройство, проверяя настройки. – Что происходит? Артефакт сбоит! На записи… изображение искажено, маркграф окутан каким-то тёмным свечением!

Градский побледнел:

– Пятьсот рублей аренды! Если он сломается, я разорён окончательно!

Через десять минут Арсеньев, приглашённый по моей просьбе на случай если всё же потребуется ремонт артефакта, подошёл и осмотрел устройство. Максим нахмурился, проведя рукой над кристаллами:

– Остаточная энергия от битвы с Кощеем. Она искажает запись. Слишком много некротической силы пропитало это место.

– Всё пропало! – Градский схватился за голову. – Снимать невозможно!

– Погодите, – Ярослава подошла ближе, разглядывая искажённое изображение. – А ведь это… впечатляюще выглядит. Словно само оружие хранит след битвы с тьмой.

Все повернулись к княжне. Засекина пожала плечами:

– Используйте это как художественный приём. «Оружие, хранящее память о победе над Кощеем». Искажения создают ощущение остаточного присутствия побеждённого зла.

Белозёрова просияла:

– Гениально! Это же уникальный эффект!

– Новаторское искусство… Да, да! Это же постмодернистская деконструкция героического нарратива! Визуальная метафора борьбы света и тьмы, где протагонист несёт в себе отпечаток побеждённого зла! – он воздел руки к небу. – Это отсылка к ницшеанскому концепту «если долго смотреть в бездну», но переосмысленная через призму магического реализма! Тёмное свечение символизирует бремя героя, который, уничтожая монстров, сам становится частью тьмы! Какая экзистенциальная глубина!

Дружинники недоумённо переглянулись. Борис почесал затылок:

– Воевода, этот малахольный в порядке?

Ярослава закатила глаза:

– Это всего лишь остаточная некротическая энергия.

– Нет-нет! – Градский замахал руками. – Вы не понимаете! Это визуальная поэма о дуальности человеческой природы! Диалектическое единство противоположностей! Гегель бы заплакал от восторга!

Пока все обсуждали неожиданную находку, Скальд слетел с ближайшего дерева и уселся мне на плечо.

«Эй, скупердяй! А мне за участие в этом балагане что полагается?» – проворчал ворон в моих мыслях.

– Скальд тоже хочет сняться? – догадалась Полина.

«Не бесплатно же! – возмутился фамильяр. – Требую процент от прибыли! И орешки авансом!»

Когда я озвучил его требование, Ярослава расхохоталась:

– Даже птица понимает основы бизнеса лучше некоторых!

«Я не просто птица! – обиделся Скальд. – Я высокоинтеллектуальный магический фамильяр! Мой гонорар – три больших кристалла и мешок солёных орешков!»

«Один малый кристалл и горсть орешков», – предложил я.

«Два средних и полмешка!»

«Один средний, больше не дам».

«Грабёж! Эксплуатация! – заголосил ворон, но тут же добавил: – Ладно, согласен. Но орешки – только отборные!»

Пока мы препирались со Скальдом, Михаил снова включил артефакт. Теперь, зная об эффекте, он отрегулировал настройки, чтобы искажения выглядели контролируемо зловещими.

– Снимаем! – скомандовал Градский, войдя в азарт. – Дружина демонстрирует оружие!

Бойцы выполняли приёмы с клинками из Сумеречной стали, а тёмные отблески создавали впечатление, будто само оружие помнит уничтоженное зло. Эффект получался действительно впечатляющим.

– Теперь вы, маркграф! – режиссёр повернулся ко мне. – Просто скажите несколько слов о вашем оружии. Как сможете.

Я встал перед артефактом, держа глефу вертикально. Искажения окутывали лезвие призрачной дымкой. Говорить решил коротко и по существу:

– Два Кощея пали от этого оружия. Десятки Стриг уничтожены. Сотни Трухляков обращены в прах. Мы не обещаем лёгкой победы. Мы даём инструмент для выживания. – Сделал паузу, глядя прямо в записывающий артефакт. – Наше оружие проверено кровью Кощеев. Покупайте в «Угрюмых Арсеналах».

– Снято! – Михаил отключил устройство. – Получилось… необычно.

Градский смотрел на меня с новым уважением:

– Знаете, маркграф, в этой простоте есть своя сила. Никакой фальши, чистая правда.

– Которая продаёт лучше любых выдумок, – добавила Ярослава.

Полина светилась от счастья:

– Это будет потрясающая реклама! Спасибо всем!

Скальд недовольно каркнул:

«А меня даже не сняли! Где справедливость?»

«В следующий раз», – пообещал я.

«Следующий раз будет стоить дороже!» – предупредил ворон и улетел, ворча что-то о скупых хозяевах и недооценённых талантах.

Градский собирал оборудование, бормоча о «новом направлении в рекламном искусстве» и «синтезе реальности и мистики». Дружинники разошлись по своим делам, переговариваясь и посмеиваясь над утренним представлением.

– Неплохо получилось, – призналась Ярослава, подходя ко мне. – Без излишеств, но убедительно.

– Главное – эффективно, – ответил я.

Белозёрова уже строила планы:

– Запустим ролик через Эфирнет, купим рекламный блок в какой-нибудь программе!.. Люди должны знать – у нас есть оружие против настоящего зла!

Режиссёр пожал мне руку на прощание:

– Знаете, маркграф, я приехал снимать героическую драму, а получилось… – Градский театрально взмахнул рукой, – нечто между авангардом и документалистикой! В Бастионах за такое экспериментальное искусство платят втройне! Вы случайно не планируете ещё Кощеев убивать? Я бы целый цикл снял – «Хроники некротического следа» или что-то в этом духе.

– Обязательно, – мрачно отозвался я.

* * *

Прошло две недели с того первого визита к Анфисе. Гаврила сидел на берегу речки за острогом, методично чистя штуцер. Руки двигались привычно, механически – разобрать, протереть, смазать, собрать. Раньше это занятие помогало унять дрожь в пальцах, теперь же просто успокаивало мысли.

Солнце клонилось к закату, окрашивая воду в медные тона. Где-то за спиной раздались лёгкие шаги. Парень не обернулся – за это время научился узнавать походку Анфисы. Тихая, почти неслышная, будто девушка боялась потревожить землю.

– Опять с оружием возишься, – мягко упрекнула она, опускаясь рядом на траву. – Ты же не на дежурстве сегодня.

– Привычка, – Гаврила пожал плечами, но отложил штуцер в сторону. – Раньше помогало… когда накрывало. Сосредоточишься на чистке, и вроде легче становится.

Анфиса кивнула, подтянув колени к груди. В её карих глазах не было ни жалости, ни осуждения – только понимание. За эту неделю парень успел оценить это качество. Девушка никогда не смотрела на него как на сломанного, не пыталась излишне опекать. Просто была рядом.

– Как спал сегодня? – спросила она, срывая травинку.

– Лучше. Только один раз проснулся, – признался Гаврила. – И то не от кошмара, а потому что Михаил храпел как медведь. Пришлось подушкой в него запустить.

В дни дежурства бойцы спали в общих казармах, а не по домам – так можно было быстрее собраться в случае тревоги. Гаврилу пока освободили от несения службы, но всё равно приходил в казармы, не желая отрываться от братства.

Эмпат тихо рассмеялась. Смех у неё был особенный – негромкий, но искренний, от которого на душе становилось теплее.

– А вчера на тренировке как? Борис говорил, ты снова всех обошёл в стрельбе.

– Борис преувеличивает, – Гаврила потёр шею, смущаясь. – Просто… не знаю, как объяснить. После того, как ты начала со мной работать, руки перестали дрожать. Прицеливаюсь – и никаких вспышек перед глазами. Только мишень.

Он помолчал, подбирая слова:

– Раньше казалось, что страх сидит где-то внутри, как заноза. Дёргает, не даёт покоя. А теперь… он всё ещё есть, но словно на расстоянии. Я знаю о нём, помню, но он больше не управляет мной.

– Это хороший знак, – кивнула Анфиса. – Значит, душа начинает исцеляться. Как рана – сначала болит нестерпимо, потом ноет, а после остаётся только шрам. И шрам этот – не слабость, а память о том, что ты выжил.

Гаврила повернулся к ней, разглядывая тонкий профиль на фоне заката. Тёмные круги под глазами девушки стали менее заметными – он настоял, чтобы она больше отдыхала между сеансами с пациентами.

– Знаешь, что странно? – произнёс он задумчиво. – Раньше я думал, что если встречу девушку, то должен буду казаться сильным. Непробиваемым таким воином. А с тобой… с тобой я могу быть собой. Со всеми страхами, сомнениями. И ты не смотришь на меня как на труса.

– Потому что ты не трус, – Анфиса повернулась к нему. – Трус бы не пришёл сюда. Не стал бы говорить о своих страхах. Я же чувствую, что происходит у тебя внутри во время наших сеансов. Это тяжело – каждый раз заново проживать то, что хочется забыть, но ты продолжаешь бороться. А это главное.

Она протянула руку, накрыв его ладонь своей. От прикосновения по коже пробежало знакомое тепло – не магия, просто близость человека, который понимает и принимает.

– Помнишь, ты рассказывал про мины? – тихо спросила девушка. – Про невидимую смерть под ногами?

Гаврила напрягся, но кивнул. Воспоминание всё ещё тревожило, но уже не вызывало прежней паники.

– Так вот, я думала об этом, – продолжила Анфиса. – Мины страшны, потому что их не видно. Но воевода же их обезвредил, да? Вы даже не дошли до них. И всё равно страх остался. Потому что дело не в самих минах, а в мысли – что опасность может быть где угодно, невидимая. Но ты же не заперся в четырёх стенах, и всё равно каждый день встаёшь, идёшь на тренировки, живёшь дальше. Это много значит.