Текст книги "Рукопожатия границ (Сборник рассказов)"

Автор книги: Евгений Цыбульский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– У креста, – успел произнести он, – у креста…

Мы схватили оружие и моментально побежали к месту, которое назвал Ваврушка. Бежали напрямик по мокрому лугу, по черной пашне, с которой еще не совсем сошел снег. Миновав пашню, на опушке леса столкнулись лицом к лицу с младшим вахмистром Босаком – тот шел нам навстречу и нес на руках вахмистра Броусека. Лицо Броусека было залито кровью, сам он был без сознания. Несколько часов назад Броусека послали на этот участок старшим другого наряда. А напарником его был Янчаржик.

– Там, – кивнул Босак в сторону леса, – там лежит Гонза Янчаржик… Убитый. А Броусек, – он судорожно глотнул воздух, – еще полз, метров пятьсот полз… сам…

Наряд Броусека выполнил свою задачу и уже приближался к месту встречи с нарядом младшего вахмистра Ваврушки. Встретившись, пограничники должны были вместе идти на заставу.

Пограничная полоса – это вам, конечно, не Вацлавская площадь. Броусек со своим напарником шел по дороге, вдоль которой по обеим сторонам тянулись глубокие овраги, а за ними справа – посадки пихты и слева – пашня. Пограничники уже кончили службу, шли беспечно, и в этом была большая ошибка: служба на границе не кончается никогда, здесь нужно смотреть в оба в любое время. А они шли, совершенно не думая об опасности: день был теплый, весенний. Настроение у них было отличное. Приближаясь к повороту дороги, пограничники заметили какого-то мужчину, идущего им навстречу. Человек был незнакомый, не из местных, и, естественно, наши товарищи решили его проверить. Тот шел неторопливо и, увидев пограничников, ничуть не смутился. На вопрос о документах спокойно ответил, что у него их нет, потом с готовностью поднял руки, дав себя обыскать.

Вся беда наших товарищей заключалась в том, что они действовали не так, как пограничники научились действовать позднее. Они стали спокойно обыскивать незнакомца и не заметили, как из оврага внезапно поднялись четверо мужчин. Прежде чем товарищи успели обернуться, один из них нанес Янчаржику смертельный удар кинжалом под лопатку, а Броусек рухнул на землю от удара в висок. Тот, кто всадил нож в спину Янчаржику, сделал это профессионально – видно было, что он прошел хорошую школу. Все пятеро, конечно, очень обрадовались успеху; четверо пожали руку пятому, тому, кто возглавил их нападение. Сейчас этот пятый, наверное, возвращался к себе домой, шел как ни в чем не бывало и даже тихонько насвистывал. Проводник!

Плохо, что Броусек никого не узнал, что он потерял сознание, не успев увидеть никого из нападавших.

Розыскная собака, прибывшая с инструктором, взяла из всех следов наиболее отчетливый, наиболее крупный, а этот след вел за границу. Мы вынуждены были вернуться ни с чем. Вечером Земек собрал всех пограничников заставы.

– Почти у всех нас есть семьи, – сказал он. – У Янчаржика остались в Брно жена и двое детей. Классовый враг убил отца этих детей. Мы должны с ним расплатиться, отомстить за смерть друга…

По лицам товарищей было видно, что каждый готов сделать все, чтобы свести счеты с убийцами. Этот случай многому нас научил. Мы как-то больше сблизились друг с другом, еще теснее сплотились.

Не было уже никаких сомнений, что нарушителям границы помогает кто-то из местных. Фигура проводника – ключ ко всему. Больше всего нас выводило из себя, что убийца живет прямо у нас под носом, в деревне у заставы, и мы, наверное, каждый день его видим. Но кто он?

Гораздо чаще, чем раньше, стали мы бывать у крестьян деревни, у рабочих соседнего лесопильного завода, беседовали с ними, искали у них помощи. Проверили нескольких лиц, которых можно было подозревать, но эти подозрения отпадали одно за другим. В фокусе наших догадок остался наконец только один человек – Новотный.

Помните, я упоминал про Янду, того, который подходил к нам, стрелкам Главатому и Иржику, когда мы в первый раз беседовали во дворе усадьбы со старшим лейтенантом Новотным? Этот Янда испытал на себе все прелести жизни при нацистах. Мы знали, что и он и его жена, у которой в Эстонии фашисты уничтожили родных, всей душой ненавидят врагов народной власти. Поэтому, когда Янда однажды пришел к нам и рассказал, что в последнее время у Новотного часто бывают какие-то подозрительные гости, мы поверили ему.

– Гости, говорите? – спросил вахмистр Земек.

– Да.

– Хорошо. Если в усадьбе еще появятся чужие, вы знаете, что делать?

– Знаю. – кивнул Янда.

Недели через три после этого разговора мы получили сообщение, что надо ожидать в районе границы группу из пяти предателей-офицеров. Возможно, они попытаются уйти за кордон именно на нашем участке. Застава тут же поднялась на ноги. Все пограничники взялись за оружие, готовые преградить путь всякому, кто попытается пройти.

Но вот беда – участок у нас большой, а нас, сколько нас тогда было! Когда мы разбились на пары, чтобы выставить секреты, то между нами оказались такие интервалы, что оставалось только полагаться на командирское искусство Земека, который расставлял людей.

Помню, как он хмурился, стоя перед схемой нашего участка, кусал губы и размышлял. Проведя пальцами по схеме, он задержал руку на одном месте и обернулся. Взгляд его упал на меня и на Ярду Главатого, с которым мы стояли бок о бок, так как хотели идти в наряд вместе.

– Вот вы, – сказал он нам, – вы старые друзья, так ведь?

Мы улыбнулись.

– И, кроме того, вы все здесь знаете как свои пять пальцев, потому что служите с самого начала…

– С времен Заградки, товарищ вахмистр, – кивнул Ярда.

– И наконец, вы коммунисты. Приказываю вам перекрыть вот эту дорогу за ручьем. Расположитесь вот тут… – Он указал место по схеме. – Вопросы есть?

Вопросов не было. Мы еще раз проверили свое оружие и пошли выполнять приказ. Наступила летняя ночь.

Дойдя до дороги, мы залегли недалеко от нее на широкой лесной поляне. За нашей спиной темнел лес. Место было выбрано так, что, когда нарушителям на какие-то мгновения придется выйти из-за деревьев, их темные силуэты обязательно будут заметны на фоне неба. Так мы и лежали в эту теплую ночь среди лесной тишины. Ярда и я, два старых друга. В чистом небе мерцали звезды, над деревьями поднимался месяц, в траве трещали кузнечики. Мы знали, что в эти минуты ночного покоя, в эту тихую летнюю ночь справа и слева от нас, далеко друг от друга, тоже лежали другие наши наряды, готовые встретить непрошеных гостей. Сколько уже приходилось нам вот так лежать, сколько пройти! Мы научились часами не произносить ни единого слова, мы научились узнавать по малейшему жесту товарища не только его намерения, но и его удовлетворение чем-либо или досаду. Мы оба лежали, вслушиваясь в тишину, как когда-то давно, когда впервые стерегли скот во дворе усадьбы Новотного. Над головой, у самых глаз и ушей назойливо пищали комары. Минута за минутой, за часом час шло время.

О чем только не думаешь в такие мгновения! Я думал о Земеке: придет ли он сюда проверить наряд; думал о Новотном: действительно ли он враг, как мы подозреваем; думал о своей жене, о том, что бы она почувствовала, увидев вот сейчас меня здесь с оружием наготове, каждый миг ожидающего опасность. Она бы сразу все поняла, говорил я себе, она бы уже не стала вешать нос, когда мужа целую неделю нет дома…

Вдруг Ярда чуть заметно пошевелился, и я тотчас почувствовал, как он весь напрягся. Я тоже обратился в слух. В такие минуты иногда чудится, что по лесу идет добрая тысяча людей, столько вокруг среди лесной тишины улавливаешь шорохов и шелестов. Но когда проходит первая волна беспокойства, слух различает только то, что есть на самом деле. Так и я теперь услышал тихие, осторожные шаги нескольких людей, а скоро и увидел их. Внезапно они вынырнули из темноты деревьев и, пригнувшись, крадучись, друг за другом стали приближаться к нам.

Вот они, мгновения, когда трудно удержаться от того, чтобы не выскочить из засады, не спустить курок, освободиться наконец от напряженного ожидания! Но опыт запрещает это делать – расстояние еще слишком велико. Нужно, чтобы люди подошли ближе. И шаги их приближались. Метр за метром.

– Стой! – громко крикнул я.

Их было шестеро, этих мужчин. Они застыли на месте, но двое тут же резко бросились в сторону. Каждому из них стоило только отважиться на один прыжок в лесную темь – и поминай как звали. Те двое отважились. Четверо других подняли руки.

– Бросайте оружие! – приказал я, выйдя из укрытия.

Но ни один не шевельнулся. А оружие у них было, в этом мы не сомневались. Ярда остался в укрытии, чтобы на всякий случай подстраховать меня, а я направился к тем четверым обезоружить их. И тут, едва успел подойти к первому, услышал крик Ярды: он предупреждал меня об опасности. Но поздно. Кто-то уже набросился на меня сзади. Высокий и сильный, он левой рукой обхватил мою шею, а правой приставил к спине пистолет.

Нарушители, стоявшие с поднятыми руками, тут же пришли в себя. Один из них засмеялся:

– Так на так, – сказал он Ярде, лежавшему в кустах, – или ты нас отпустишь, или ему не жить…

Можно было понять чувства Ярды в этот момент. Что он должен был делать? Мы жили с ним душа в душу не один год, делились друг с другом самым сокровенным. А теперь он будет свидетелем моей смерти…

– Не двигаться! – крикнул Ярда нарушителям.

Ситуация была угрожающей, было ясно, что через мгновение-другое…

И тут я принял решение. Единственное, какое осталось. Едва удалось немного вывернуться и освободить горло, я успел, как старший наряда, дать Ярде приказ.

– Стреляй! – крикнул я. – Стреляй!

Человек, душивший меня, засмеялся.

– Ишь какой ты… – услышал я его голос. Такой знакомый голос! И в этот момент раздались выстрелы. Вахмистр Главатый выполнял приказ. Моя левая нога вдруг отяжелела, я почувствовал резкую боль в боку. Но меня уже никто не душил…

– Бросайте оружие!

Потом вахмистр Главатый наклонился надо мной, чтобы сделать перевязку.

– Сначала займись этим, – сказал я, поворотом головы показывая себе за спину.

– Смотри, Новотный! Перевязка ему уже не нужна. И та самая его «девятка» при нем. Помнишь ее? – Главатый, не спуская глаз с четверых задержанных, снова наклонился надо мной и сказал шепотом: – Гонзу тоже так…

– Да, – подтвердил я.

…Вот и вся история. Нарушители на нашем участке больше не проходили.

Того, пятого, товарищи взяли в лесу на другой день утром. А я в это время был уже в госпитале. Ярда всегда был замечательным стрелком, могу судить по собственному опыту.

Из госпиталя вернулся опять на заставу. Так и служу. А моя жена… Она, понимаете ли, долго не могла понять, какому делу я служу. Ревновала… к моей работе. Но время одиночества – моего и ее – сделало свое. Она поняла – и вернулась. Хорошая жена – резерв командира, не так ли?

Лейтенант Иржик встал.

– Ну а об этом случае… лучше бы о нем совсем не писать. Я ведь просто выполнял свой долг, вот и все…

Петр Лоссовский
ОПЕРАЦИЯ «ЛЕСОРУБ»

сержанта Рогульского были светлые кустистые брови, под которыми скрывались глубоко запавшие глаза. А красивый высокий лоб обезображивал большой синеватый шрам. Когда Рогульский рассказывал нам о первых годах, проведенных на границе (он любил вспоминать пограничные были), то живо жестикулировал и сильно морщил лоб. Тонкая кожица вокруг шрама натягивалась, образуя сеточку из множества мелких бороздок. С этим шрамом связана одна интересная и поучительная история. Однако не будем забегать наперед…

Сержант Рогульский, как всегда, очень интересно вел занятия. Нам нравилось, что практические занятия он перемежает краткими, доступными каждому выводами. В тот день разговор шел о наблюдательности пограничника.

Мы с большим вниманием слушали командира взвода, стараясь не пропустить ни слова. Нас, новичков, всего несколько недель назад переодевшихся в форму солдат-пограничников, интересовало все. Ведь все, о чем рассказывает сержант, может встретиться в нашей службе! Поэтому каждое слово командира, которого мы уже успели всей душой полюбить за его сердечное отношение к подчиненным, имело для нас вес золота.

Перед окончанием занятий сержант неожиданно сказал:

– Ребята, вечером мне бы хотелось поделиться с вами жизненным опытом. Может, кого это заинтересует. Тогда до встречи в клубе…

Явились все. Пришло даже много солдат из других подразделений. Клуб был заполнен до отказа. Те, кто пришли позже других, не найдя свободного места, прислонились к стене.

Сержант явился точно в назначенный час. Он не направился к трибуне, а примостился на одной из скамеек рядом с солдатами. И сразу же, без всякого вступления, начал повествование.

– Шли мы со Стефеком Куляным, теперь он уже штатский, по узкой тропочке, вьющейся по склону гор. Вокруг нас распростерся горный луг, покрытый буйной сочной травой, по которой не ступала еще нога овцы. Хотя вблизи и не было горных вершин, но место это считалось опасным: коварны эти куполообразные, на первый взгляд кажущиеся безобидными горы. Очень часто зеленая поляна совершенно неожиданно оканчивалась крутым отвесным обрывом. Вдобавок горная порода тут очень хрупкая, известковая. Ступишь на край такого обрыва – и полетишь в пропасть вместе с целой лавиной камней. Было еще очень рано. Чуть-чуть начинал брезжить рассвет. Несмотря на то что мы отлично знали здесь каждый шаг, мы были очень осмотрительны, остерегались ступить туда, куда не надо.

Медленно и осторожно продвигаясь вперед, примерно через час мы вышли к лесу. И тут совершенно неожиданно перед нами предстали двое мужчин. Задержали их. Они сохраняли спокойствие. И тени боязни не промелькнуло на их лицах.

Стефек страхует меня со стороны, а я подхожу поближе к незнакомцам. Ничего в них нет особенного, выглядят они обычно, как все гурали, работающие в лесу. При них – необходимый для работы инструмент: пила и топоры. Все же мы обязаны проверить у них документы.

– Прошу предъявить документы! – требую я.

Оба услужливо извлекают из карманов необходимые документы, протягивают мне.

Из документов явствует, что мужчины являются постоянными жителями соседней волости. Идут они сейчас в лес, на работу. Показали даже удостоверения, выданные лесничеством.

Встреча с лесорубами не была для нас новинкой. Мы знали, что уже несколько недель подряд в разных местах велась рубка леса. В одном месте лесорубы работали у самой границы. Но это не значит, что мы должны ослабить бдительность. Скорее, наоборот.

Смущало меня, что эти повстречавшиеся нам лесорубы слишком рано идут на работу. Я в упор посмотрел в лица лесорубов, но ничего особенного не «прочел» на них. Лица как лица. Самые обычные.

– А почему вы так рано идете на работу? – спросил я, поглядывая при этом на свои наручные часы. – Сейчас только пятый час.

Старший из работников слегка улыбнулся и говорит:

– Ведь мы, дорогой, не на повременной работе, а на сдельной. Поэтому и рассчитываем на то, чтобы можно было побольше взять от пилы и топора. Как только рассветет, так мы и примемся за работу. Деньги, сами знаете, всегда человеку нужны.

Ответ справедлив, ничего не скажешь. Я уже мысленно ругаю себя за то, что задал такой дурацкий вопрос. Мне ведь прекрасно известно, что лесозаготовителям платят за объем выполненной работы.

Несмотря на все, казалось бы, бесспорные доводы, меня все же подтачивало какое-то необъяснимое подозрение. Желая выиграть время, для того чтобы над всем хорошенько поразмыслить, я продолжаю задавать ничего не значащие вопросы. Но разговор не клеился…

Наконец тот, что постарше, спрашивает:

– У вас еще есть какие-нибудь вопросы? Если нет, мы пойдем: нас работа ждет.

Так как у меня не было никаких оснований для задержания повстречавшихся нам людей, пришлось их отпустить. Они тепло с нами попрощались и пошли своей дорогой.

Но в тот момент, когда лесоруб помоложе повернулся к нам спиной, я мельком взглянул на его пилу, перевешенную через плечо. От нее я уже не мог оторвать взгляда. В голове у меня сразу стало проясняться. «Теперь-то мне все ясно, голубчики!» – подумал я.

Вы вправе задать мне вопрос: «При чем тут пила – это самое обычное орудие труда каждого лесоруба?» Придется, кажется, кое-что пояснить…

С детства я имел дело с топорами, пилами и другим плотницким инструментом: отец был плотником. Когда я немножко подрос, отец доверил мне уход за своим инструментом. Весь инструмент в любое время у него должен был быть острым, как бритва, блестеть, как зеркало. Отец часто говорил: «Хороший инструмент – половина работы». С большим старанием я точил отцу сначала топоры, а потом и пилы. Научился разводить зубья пилы, чтобы она сразу, без дополнительных засечек, «вгрызалась» в дерево. Ох, и любил же я весь этот инструмент! И когда отец хвалил меня за хороший досмотр инструмента, я, разумеется, не мог не гордиться этим. Любовь и уважение к инструменту сохранились у меня на всю жизнь.

Теперь же представьте себе, насколько я был удивлен, когда обнаружил, что пилы повстречавшихся нам лесорубов не касался напильник. Да и зубья ее не были разведены. Разве можно работать таким инструментом? Конечно нет! Значит, не на работу шли эти граждане.

Когда я понял это, то приказал им остановиться. Они послушно подчинились. Подбежал я к ним и… никак не могу простить себе этого, допустил величайшую глупость. Пусть это послужит вам уроком. Сразу же, не дожидаясь, когда Стефек зайдет в тыл «лесорубам», попросил у младшего показать мне пилу. Такое меня взяло любопытство, что, поверьте, на какой-то момент забыл о том, что к задержанным ни в коем случае нельзя приближаться до тех пор, пока не буду застрахован товарищем.

Гураль подал мне пилу. Я, конечно, сразу же понял, что тут никакого разговора не может идти о плохом уходе за ней: она была совершенно новая, только что взятая со склада или из магазина. Отложил я ее в сторону и прошу показать мне топоры: хотелось узнать, как они выглядят. А надо вам сказать, если вы не знакомы с этим, что над новым топором нужно не один пот пролить, прежде чем станет он пригодным к работе. Именно об этом и задумался я в тот момент, глядя, как старший «лесоруб» вытаскивает топор из-за пояса. Что-то долго он копался. Прошло, пожалуй, минуты две. Вдруг, совершенно неожиданно, он сделал прыжок в сторону, за деревья.

Раз, другой я крикнул «Стой!», потом выстрелил в воздух. Но он и не думал останавливаться. Бросился я за ним. Успел все же заметить, что Стефек задержал другого, младшего «лесоруба». Он стоял с поднятыми вверх руками.

Теперь я думал только об одном: любой ценой задержать убегающего. Как я скоро понял, силы наши были равными. Пробежали мы довольно приличное расстояние. Были мгновения, когда на открытой местности видел я своего «лесоруба» как на ладони. При желании легко можно было подстрелить его. Но я решил не делать этого: хотелось взять его живым.

Спустя некоторое время вижу, что дела мои не так уж и плохи: преследуемый споткнулся раз, а затем и другой. Все меньше становится расстояние между нами. Я уже отчетливо вижу его спину, топор, заткнутый за пояс.

«Зачем он тащит его с собой? Ведь это же лишний груз, который мешает ему бежать», – думаю.

А «лесоруб», вероятно, понял, что не уйти ему от меня. Оглянулся он и… круто повернул в сторону. Местность, бестия, знал отлично: безошибочно обежал кусты и соломки скал, прямиком направился в сторону крутой скалы, на которой белели известковые выступы.

В первый момент я не мог понять, что он затеял.

«С ума он сошел, что ли? – думаю. – Или же хочет размозжить себе голову об эту каменную стену?»

Но потом-то я сообразил, в чем тут секрет. Это был единственный, опасный, конечно, шанс, дающий ему возможность уйти от преследования. Он, видно, рассчитывал на то, что я не решусь взобраться на скалу. Вот почему из последних сил стремился достичь ее.

Но я решил продолжать преследование до победного конца. Впрочем, я не забывал и о том, что вот-вот мои товарищи по оружию придут мне на помощь: мои выстрелы подняли заставу в ружье.

Опережая меня на каких-нибудь несколько десятков шагов, «лесоруб» добежал до скалы и начал взбираться на нее. Делал он это настолько ловко и быстро, что казалось, это не человек, а дикая коза скачет с камня на камень, с уступа на уступ. Мне ничего не оставалось, как идти по его следам.

Я хорошо знал, какая это была скала: известковая, непрочная. На такой скале никогда нет уверенности в том, что выступ, на который ты хочешь ступить или за который хочешь ухватиться, не сорвется вниз, увлекая за собой тебя, чтобы в следующую минуту еще и придавить тебя своей тяжестью. А у меня к тому же автомат при себе, запасные диски. Одним словом, дело мне предстояло нелегкое. Но я упорно взбираюсь на скалу, вслед за «лесорубом». Мысленно успокаиваю себя тем, что мое восхождение на нее вот-вот закончится, скоро опять передо мною будет равнина. А там-то уж он будет в моих руках.

Вскоре я оказался в особенно опасном месте: надо было перебраться с одного выступа на другой. Но стена в этом месте была настолько гладкой, что нечего было и помышлять о том, чтобы ухватиться за что-то руками. И именно в эту минуту буквально рядом со мною с шумом полетел вниз большой-пребольшой камень. Мурашки пробежали по всему моему телу.

«Наверное, он сорвался из-под ног „лесоруба“», – стараюсь успокоить самого себя.

Но случайно мог сорваться один камень, самое большее – два. Когда же вокруг меня вслед за пролетевшим первым камнем загудело все от летящих вниз обломков, а белая известковая пыль скрыла все из виду, я понял, что дела мои, к сожалению, очень-очень плохи. У этого прохвоста зародилась, оказывается, неплохая мысль – избавиться от меня.

Только случайность спасла меня от неминуемой гибели. Удар довольно увесистого камня по голове не только оглушил меня, но и сбил с ног: с высоты нескольких метров скатился я к подножию скалы. Как долго пролежал там, не помню. Когда же наконец очнулся, почувствовал сильную головную боль. Приложил руку ко лбу, вижу – кровь! Пытаюсь вспомнить, каким образом очутился здесь. И когда вспомнил, чуть не взвыл от обиды.

А камни по-прежнему продолжали лететь вниз. Я находился словно под артиллерийским обстрелом, длившимся еще не менее пяти минут. Бандит, вероятно, решил окончательно увериться в моей гибели: разбиваясь на мелкие кусочки, пролетел и последний камень. Затем установилась зловещая тишина. Но я и не помышлял выбираться из «укрытия»: там, наверху, он, наверное, только и ждет этой минуты, чтобы снова продолжить «обстрел». Только после того как до меня дошло эхо шагов продолжающего восхождение на скалу «лесоруба», решился я расстаться с «укрытием».

Да и нелегко мне будет выбраться отсюда, если в голове шумит, в ушах звенит, а перед глазами – звезды и красные круги. Снова протянул я руку ко лбу. Ладонь сразу же покрылась кровью, словно окунул ее в ведро с красной краской. Страшно стало, не скрою. Однако взял я себя в руки и снова начал взбираться на каменную стену.

Преступник обогнал теперь меня намного. Хотя я и старался изо всех сил как можно скорее продвигаться вперед, но осуществить это было нелегко: голова кружилась, перехватывало дыхание от усталости. В некоторых местах мне приходилось карабкаться даже на четвереньках. Я не прошел еще и половины пути, а «лесоруб» уже был наверху.

«Когда я достигну вершины, – соображал я, – он будет не менее как за полкилометра от меня. С такого расстояния едва ли можно будет различить даже белеющее топорище так и оставшегося у него за поясом топора».

Но мне суждено было увидеть совсем иную картину: он стоял с поднятыми кверху руками в пятидесяти метрах от меня, а вокруг него – мои товарищи-пограничники.

Выглядел я, очевидно, ужасно: друзья перепугались, когда я приблизился.

Капрал Климек подбежал ко мне, стал интересоваться, куда я ранен. А я никак не могу понять, о чем он меня спрашивает. Окончательно понял вопрос капрала лишь тогда, когда заметил в его руках индивидуальный пакет, который он поспешно разрывал.

– Ничего страшного, – стараюсь успокоить я капрала. – Главное, беглец в наших руках. Второго внизу охраняет Стефек.

Несмотря на мои протесты, капрал все же обмотал мне почти полголовы бинтом. Потемнело у меня в глазах. Усилился звон в ушах. Свой собственный голос еле различаю, словно раздается он не рядом со мною, а за дощатой перегородкой.

– Обыскали его? – спрашиваю.

– Самым тщательнейшим образом, – отвечает капрал. – Представь себе, ничего не нашли. Или и в самом деле у него нет ничего, или же он запрятал то, что у него есть, так, что не скоро найдешь.

Подошли мы к задержанному. Тот держит себя так, будто не замечает меня. Не меняя выражения лица, продолжает смотреть вниз. Присматриваюсь к нему повнимательнее. Как не похож он в эту минуту на того добродушного лесоруба, с которым всего около часа назад я вел разговор на лесной опушке!

Пограничники хотели уже отправляться на заставу, когда я вдруг вспомнил:

– Вы забрали у него топор?

– Топор? – удивился капрал. – Никакого топора у него не было!

– Как это не было?! – протестую я. – Он до последней минуты не расставался с ним. Я хорошо запомнил. Он держал его за поясом.

– Возможно, он выбросил его?

– Значит, надо искать. Вы постойте здесь, а я пройдусь по его следам до обрыва, – предлагаю я.

– Хорошо, – соглашается капрал Климек. – Только искать топор пойдем я и Гловацкий. Ты же – охраняй его.

Нашли они топор недалеко от обрыва Он лежал в стороне от следов «лесоруба» на расстоянии нескольких шагов.

– Когда увидел нас, – говорит капрал, – тогда, наверное, и выбросил. Только зачем он это сделал? Ведь ничего особенного в нем нет. Топор как топор. На, посмотри.

Взял я топор в руки. Как и предполагал, был он новый. Начинаю тщательно осматривать его. Сразу же обнаруживаю, что держится он на топорище слабо. Достаточно таким топором замахнуться несколько раз, как он слетит. Деревянный клин, вбиваемый для упрочения насадки топора, не продолговатый, а округлой формы, плотно и ровно прилегает к топорищу. Сразу мне стало ясно, что клин этот выполняет не свою прямую, а какую-то другую функцию. Пробую вытащить его, но он не поддается. Догадываюсь, что надо сбить сначала сам топор с топорища. С помощью камня быстро справляюсь с этой задачей. Теперь с помощью ножика без всяких затруднений вынимаю клин, который оказывается самой обыкновенной деревянной пробкой. Внутри топорища виднеется отверстие. Запускаю туда два пальца и вытаскиваю какие-то бумаги…

– Ловко придумано, правда? – обращается к нам сержант. – Оказывается, топор служил одновременно средством маскировки для «лесоруба» и тайником для шпионских сведений.

За окном спускались вечерние сумерки.

– Вот вам и наглядный пример к сегодняшнему занятию. Видите, насколько важна наблюдательность в нашем деле.

Сержант встал, провел рукой по лбу, обезображенному большим синеватым шрамом, и рассмеялся.

Никогда не забуду этого наглядного примера. Простой рассказ сержанта дополняло воображение. Как живая, предстала передо мною граница: грозная, полная тайн и загадок.