Текст книги "Ленинградский меридиан (СИ)"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Попал довольно банально. При возвращении из Липки его машина сломалась, не доезжая до рабочего поселка ╧5, и майор был вынужден заночевать на хуторе, превращенном немцами в опорный пункт обороны. Командир обороны обер-лейтенант угостил высокого гостя, чем бог послал, от чего Магель стал часто бегать в туалет, где его и взяли разведчики майора Сидоренко.

Доставленный за линию фронта он дал довольно ценную информацию, но начальник разведки был опытным военным и сразу почувствовал, что пленный что-то не договаривает.

– Темнит он, Георгий Владимирович, чувствую не все гад говорит, что знает – уверял Сидоренко начштаба полка Петрова. – Помоги, его расколоть.

– Опять! – возмутился Петров, недовольный тем, что его привлекают к жесткому допросу пленного.

– Ну, надо, Владимирович. Вот как надо! – капитан провел ладонью по горлу. – Ну что тебе стоит Чингисхана показать, а он расколется! Точно расколется.

– Иди ты знаешь куда! – взбрыкнул Петров, но майор вцепился в него словно клещ и тот сдался.

Все дело заключалось в том, что сочетание азиатской внешности Петрова и его знание немецкого языка сильно сбивало пленных с толку, а когда тот придавал своему лицу зверский вид, они были готовы на все, только бы прекратить с ним беседу.

Магель не был исключением. Четкий прусский говор в сочетании с ликом допрашиваемого сильно сбил его с толку, а когда выяснилось, что Петров бывал в родном для майора Нюрнберге, тот почувствовал себя неуютно. Азиат так уверенно называл улицы города и их достопримечательности, что немец сразу поверил его словам, хотя Петров видел Нюрнберг исключительно мельком, когда летом тридцать восьмого возвращался из Парижа домой.

Видя, что пленный доведен до нужной кондиции, не дожидаясь знака Сидоренко, капитан решительно взял быка за рога.

– Я внимательно прочитал все ваши показания господин Магель. В описании ваших оборонительных рубежей вы довольно откровенны для германского офицера, но на этом ваша полезность для меня кончается. Все сказанное вами в большей части нам известно и оно не добавляет нам ничего нового – холодно молвил Петров, небрежно бросив на стол листы допроса Магеля.

– Но мне больше нечего сказать, господин капитан! – голос пленного был абсолютно искренен, но он не произвел на Петрова никакого впечатления.

– Мне очень жаль, он это – капитан ткнул пальцем в листы, – не дает вам право быть отправленным в лагерь для пленных. Поэтому вы будете расстреляны через двадцать минут. Если у вас есть разумное последнее желание, я готов его исполнить.

Петров говорил эти страшные слова спокойным, несколько уставшим голосом, чем ещё больше нагонял страха на немца.

– Вы шутите, господин капитан – начал Магель, но собеседник жестко его оборвал.

– Если собираетесь говорить о правах военнопленных, то со мной это не работает – специально подчеркнул Петров. – В начале июля сорок первого года, моя жена и дети были захвачены вашими солдатами в Риге и в тот же день их расстреляли как членов семьи командного состава.

Говоря эти страшные слова, Петров был недалек от истины. Его жена действительно оказалась на временно оккупированной территории германскими войсками, но сумела избежать ужасной участи, так как по национальности была латышкой. Однако семья его хорошего друга Гоши Кравца была полностью убита, включая двухлетнего ребенка и в этом случае, капитан Петров говорил от их имени.

– Когда я узнал об этом, то поклялся отомстить за них, убить по сорок немецких солдат за каждого члена моей семьи. Вы тридцать девятый в моем списке. Первых двадцать пять я убил в бою, остальные были попавшие в мои руки пленные, – безучастным голосом судьи изрек свой вердикт капитан. – Каждому из них я предлагал выбор смерти; от пули или от клинка. Мой род ведет свое начало от сыновей Чингисхана и умереть от фамильного кинжала большая честь. Итак, каков ваш выбор господин Магель?

– Зачем вы говорите мне эти страшные вещи, которые вы не имеете права делать со мной как с военнопленным!? – взвизгнул немец.

– Для того чтобы вы как можно лучше почувствовали то, что испытала моя семья, когда их ставили под пулеметы на рижском взморье – жестко ответил Петров. – А что касается статуса военнопленного, то я уже сказал вам – забудьте об этом. Вас здесь попросту нет, и не было. Ни мой помощник, – капитан небрежно щелкнул пальцем, в сторону сидящего в углу майора Сидоренко, – ни один боец моего батальона, не посмеет перечить моей воле.

От этих слов немецкого майора пробил озноб. За считанные секунды, учтивый и сдержанный азиат, рассуждавший о Шиллере и Гете, восхищавшийся красотами Нюрнберга, превратился в средневекового деспота, чья логика поступков не подчинялась законам европейской цивилизации.

– То, что вы говорите дикость недостойная цивилизованного человека – залепетал пленный, но капитан только гневно повел бровью, и слова застряли в его горле.

– Не вам говорить о дикости, на чьих руках кровь невинных людей.

– Я никого не убивал! – воскликнул Магель и для вящей убедительности попытался встать, но предательская слабость в ногах помешала ему сделать это.

– Для закона кровной мести это не имеет никакого значения. Вам как потомку древних тевтонов должны хорошо знать такие вещи.

С каждым сказанным капитаном словом глаза у пленного стремительно вылезали из орбит, а лицо неудержимо бледнело. Приближался, как цинично называл его майор Сидоренко – момент потрошения.

– Вы не назвали свой выбор смерти, поэтому я сделаю его за вас сам. Есть ли у вас последнее желание, майор? Если хотите, напишите прощальное письмо своей супруге, – капитан учтиво положил перед пленным листок бумаги, карандаш и уставился на него пристальным немигающим взглядом. – Слово офицера, что сделаю все, чтобы оно попало в руки адресата.

Поданная Магелю бумага была условным знаком, для не проронившего во время беседы ни слова майора Сидоренко. Выждав положенное время, он заговорил с Петровым и тот, не отрывая от пленного полного превосходства взгляда, покачал головой.

– Мой помощник, почему-то считает, что вы можете знать что-то важное, но я уверен, что он ошибается. Ведь у вас простого майора инженерных войск нечего нам сообщить особо ценное, что могло бы спасти вашу жизнь – речь Петрова текла спокойно, буднично и также буднично он достал из кобуры "Вальтер" и ловко загнал патрон в ствол. Время разговоров кончилось. – Я убью вас из своего любимого трофея, взятого в честной рукопашной схватке. Если хотите, можете помолиться, я подожду.

Вид изготовленного к стрельбе пистолета переполнил чашу страдания майора Магеля.

– Нет! Нет! Мне есть, что вам сказать! Есть!! – выкрикнул немец, но его слова никак не повлияли на выражения лица Петрова.

– Если вам есть, что сказать говорите быстрее, если нет – то примите смерть с осознанием того, что вас убьет потомок великого рода – капитан встал и направил дуло пистолета на Магеля.

– В район деревни Безрукавки ожидается прибытие орудия очень большого калибра! Это очень большая пушка, очень большая! Калибр снаряда не меньше полуметра! Для неё приказано приготовить специальную площадку и склад для хранения боеприпасов к ней. Запишите, что это я вам сказал! – потребовал немец, но его слова вновь не тронули Петрова.

– Подойдите к карте и покажите, где находится то место, о котором вы говорить – потребовал он, не выпуская пистолета из рук.

Затравлено глядя на узкоглазого мучителя, Магель подошел к карте и судорожно ткнул в карту пальцем.

– Вот это место! Сюда должно прибыть это орудие для обстрела ваших позиций.

– Позиций или города? – немедленно уточнил Петров.

– Позиций. Точнее Пулковскую высоту! Запишите, что это я вам сказал – настаивал Магель, тыча пальцем в листок бумаге.

– Запишем, запишем – пообещал немцу Сидоренко, хорошо понимавший немецкий язык. Кивнув в знак благодарности Петрову, он приступил к основательному потрошению пленного. Интуиция разведчика его не обманула.

Когда Рокоссовский приехал, протокол допроса уже был составлен по всей форме и капитан с гордостью положил листы с важными сведениями перед генералом.

– Если это правда, то немцы готовят штурм Ленинграда. Знакомый шаблон. В Крыму они тоже хотели взять Севастополь при помощи таких больших калибров, но не получилось – сказал Рокоссовский, ознакомившись с протоколом допроса. – Спасибо за сведения майор, я думаю, в штабе фронта разберутся с ними, а пока давайте вернемся на нашу грешную землю. Что дало наблюдение за передовой противника? Есть признаки того, что немцы ждут нашего наступления, капитан?

Комполка майор Ерофеев временно отсутствовал в штабе, и ответ приходилось держать капитану Петрову.

– В том, что они опасаются возможности нашего наступления, я не сомневаюсь. Лето – самое удобное время для любого наступления и визит этого Магеля наглядное подтверждение этому. То, что ждут нашего наступления в полосе нашего полка и дивизии, далеко не факт. Нет ни одного весомого признака указывающего на появление свежих подразделений на передовой врага.

– Так уж и ни одного? – усомнился Рокоссовский.

– Здешняя оборона врага состоит из опорных пунктов, товарищ командир. Много людей без увеличения их размеров в них не разместишь, да и болотистая почва к этому не располагает. Главные силы немцев в районе Синявино, которые они перебросят с началом нашего наступления.

– С немецкой обороной ясно. Будем считать, что вы правы и немцы нас не ждут. Огоньком для прорыва переднего рубежа обороны мы вас поддержим. В том, что оборону прорвете, не сомневаюсь, а вот как быстро до Синявино дойдете и долго будете его брать? Много времени Линдеман вам не даст – предупредил Петрова генерал.

– До Синявино дойдем, а вот чтобы быстро взять его с высотами ещё огоньку потребуется. Не говоря о том, чтобы пробиться к Неве и не дать врагу вырваться из Шлиссельбурга.

– И много вам огонька нужно будет для этого, и какого? – быстро уточнил Рокоссовский. Согласно плану предложенному Мерецковым, поддержка артиллерии наступающих порядков пехоты предполагалась в первые дни наступления и только. Рокоссовский категорически не был с этим согласен, и ему важно было услышать аргументы нижестоящего звена.

– Согласно показаниям пленного, высоты хорошо укреплены противником и без поддержки артиллерии, взять их сходу никак не получится. Даже, если мы прорвем оборону немцев к концу первого дня и выйдем к дороге соединяющую пятый поселок с Синявино, рассчитывать на удачный фланговый удар не приходится. Немцы просто так высоты не отдадут. Обязательно понадобятся минометы и "полковушки".

– Хорошо, что-нибудь ещё? – Рокоссовский заметил искру смущения в глазах новоявленного "Чингисхана", – говорите, не стесняйтесь.

– Для прорыва обороны противника можно попробовать поставить дымовую завесу при помощи спецсредств. Немцы против нас такие снаряды применяли и вполне удачно. Главное, чтобы знать направление ветра и правильно её поставив можно без особых потерь дойти до передних окопов. Кроме того, учитывая, что некоторые оборонительные сооружения противника сделаны из торфа, можно попытаться поджечь их при помощи ранцевого огнемета. В сорок первом, немцы в Псковском Уре так наши доты брали.

– Хорошо мыслите, капитан. Обязательно постараюсь претворить ваши предложения в жизнь – Рокоссовский быстро стал строчить в походном блокноте.

– Да, я ознакомился с выдвинутыми против вас обвинениями в августе сорок первого года, товарищ Петров и нашел их полностью лживыми и необоснованными. Мною отдан приказ о пересмотре дела и восстановлении вас в прежнем звании. Поздравляю вас – Рокоссовский протянул собеседнику руку.

– Спасибо, товарищ командир – ответил Петров, из всех сил стараясь сохранить на своем лице видимость спокойствия.

Генерал-лейтенант был способным учеником у товарища Сталина, считавшим, что получивший перед боем заслуженное поощрение человек будет сражаться с удвоенным упорством, чувствуя себя обязанным начальству.

Глава VI. Я убит подо Ржевом, в безымянном болоте.

Перенос начала любого наступления опасен не только законным недовольством и гневом высокого начальства. Он также опасен тем, что в оставшееся время противник сумеет обнаружить ваши приготовления и встретит вас, что называется во всеоружии. А то и того хуже, вдруг выясниться, что он сам собрался наступать как раз в те дни, на которые была получена отсрочка и все ваши прежние планы рушатся как карточный домик от дуновения ветра. Или вдруг в дело вступает третья сила, которая так подло и цепко вклиниться в шестеренки вашего механизма, что вместо ожидаемой прыти, он едва-едва работает.

Командующий Западным фронтом генерал армии Жуков сумел добиться от Сталина разрешение передвинуть начало наступления с 30 июня на 2 августа, найдя нужные для вождя аргументы, несмотря на недовольное ворчание Василевского. Новый начальник Генерального Штаба сразу усмотрел в действиях комфронта примитивную хитрость. Зная готовность немцев биться за Ржев, он решил первым пустить в наступление Калининский фронт генерала Конева и получить пусть небольшую, но фору.

Армии соседнего фронта своими наступательными действиями должны были на время отвлечь внимание противника и тем самым помочь Жукову нанести свой сокрушительный удар. Замысел был по своему правилен, но все хитрости комфронта пошли насмарку из-за погоды. Три дня перед наступлением в районе Погорелого Городища шли проливные дожди и когда, пришла пора, идти в наступление, советским солдатам пришлось бороться не только с противником, но ещё и с непроходимой грязью и лужами по ту сторону реки Держа.

Мощная артподготовка, что началась ровно в 6 часов утра и длилась полтора часа, застала противника врасплох. Мины и снаряды уверенно накрывали всю переднюю линию немецкой обороны, разрушая траншеи, уничтожая ходы сообщения, подавляя огневые точки. Особенно сильно нагнали страху на врага залпы гвардейских минометов, феерично завершивших артиллерийскую канонаду советских войск. От каждого разрыва реактивного снаряда земля тряслась, наводя страх и ужас немецких солдат первой линии обороны.

Удар по позициям врага был такой сокрушительной силы, что когда штурмовые отряды на подручных средствах, лодках и паромах бросились форсировать реку Держа, противник оказывал им разрозненное сопротивление. Высадившись на противоположный берег, советские воины быстро и уверенно стали захватывать опорные пункты немецкой обороны.

Благодаря умелым действиям одной из штурмовых групп удалось захватить железнодорожный мост через реку Синяя и предотвратить его взрыв. Охрана моста не успела привести в действие многокилограммовые мины расположенные на бетонных опорах моста благодаря смелости и отваги советских воинов. Смелыми и решительными действиями они смогли нейтрализовать охрану, а затем, ворвавшись на мост, перерезали провода у заложенных врагом мин.

Не подвели и штурмовые группы полка майора Любавина. Наступая вместе с танкистами майора Собакевича, штурмовые отряды быстро прорвали оборону врага, и вышли в тыл немецкому гарнизону, оборонявшему Погорелое Городище. Под прикрытием танкового огня они принялись громить опорные точки вражеской обороны, а там где поддержка танков была невозможна, уничтожали солдат противника в рукопашной схватке.

Многие командиры танков в пылу боя пренебрегали опасностью и, высунувшись из башни для лучшего обзора, руководили стрельбой своих машин.

Столь смелые действия дали свои результаты. После ожесточенного трехчасового сопротивления, немецкий гарнизон Городища большей частью был уничтожен, а его остатки сдались в плен. К вечеру первого дня наступления были захвачены Курьково, Матюгино, Старое и Раково. Оборона 46-го танкового корпуса немцев под напором сил 31-й и 20-й армии рухнула, что стало неприятным сюрпризом для генерала Моделя, уверенно отбивавшего атаки армий Калининского фронта на подступах к Ржеву.

В начале, он колебался, надеясь, что корпус сможет удержать свои позиции, но вечерние доклады полностью похоронили эти иллюзии. Модель моментально понял всю опасность, нависшую над всей Ржевской группировкой 9-й армии, и отдал приказ о немедленном возвращении отправленных под Демянск войск.

Видя, что оборона переднего края полностью рухнула и, стремясь спасти положение, он настоял на том, чтобы войска отправлялись не по железной дороге или автомобильной автостраде, а на транспортных самолетах Ю-52, в район Сычевки.

Одновременно с этим, Модель приказал остаткам 46-го корпуса отступать к рекам Гжать и Вазуза, на берегах которых планировалось создать новую линию обороны. Туда же, с согласия фельдмаршала Клюге были отправлены три бронетанковые дивизии 9-й армии, которые должны были отправиться под Ростов.

К концу второго дня наступления, оборона противника была прорвана на фронте 20 километров и в глубину на 30 км. Преследуя отступающего противника, передовые соединения вышли к рекам Гжать и Вазуза, где вступили в бой с подошедшими резервами врага и занявшим оборону остатками 46-го корпуса.

Наступавшие вместе с пехотинцами танкисты генералов Гетмана и Соломатина смогли прорвать наспех созданную оборону врага, и в нескольких местах переправившись на западный берег реки Вазузы создали плацдармы. Вместе с ними, передовые части 31-й армии вышли на подступы к Зубцову. Создались благоприятные условия для наступления на Сычевку и Ржев, но тут сыграла свою роковую роль погода.

Проливные дожди сделали непролазными дороги для артиллерии и машин с боеприпасами, горючим и продовольствием. Захватившие плацдарм войска были вынуждены перейти к обороне. Пока автомобили отчаянно боролись с раскисшими дорогами, мужественно продвигаясь вперед, враг получил столь важную передышку.

Ровно сутки хватило немцам, чтобы подтянуть резервы, создать прочную оборону и 6 августа нанести мощный контрудар. Завязались ожесточенные встречные бои, в которых селения по несколько раз переходили из рук в руки. Благодаря стойкости и мужеству советских солдат, враг не смог ликвидировать их плацдармы. Все они не только остались в руках советских войск, но даже взятие Зубцова после ожесточенного боя – было "лебединой песней" наступления Западного фронта на Ржев.

Во встречных боях его танковые корпуса понесли серьезные потери, которые поставили жирную точку на наступательных планах генерала Жукова. Неожиданным соперником грозных КВ и Т-34 были совсем не привычные панцеры 3 и 4 типа, которые советские танкисты легко громили во встречном бою. Танковый кулак генерала Жукова наткнулся на новинку немецкого танкопрома – самоходные орудия "Штурмгешюц", поступившие в танковые дивизии вермахта. Их 75 мм орудия успешно поражали советские танки на расстоянии в километр.

В ожесточенных боях на подступах к Карамзино, майор Любавин лично наблюдал, как внезапно появившиеся самоходки врага одним за другим выбивали танки с красными звездами, ведущие за собой в атаку цепи пехоты.

За время боев состав полка Василия Любавина заметно поменялся. Те танкисты и те пехотинцы, что в начале сражения, лихо наступали сидя на броне танка и в нужный момент грамотно поддерживали друг друга огнем, давно выбыли из строя. С большим трудом, благодаря оставшимся старожилам, экипажи танков и прибывшее на замену пополнение находили общий язык и продолжали атаковать врага в общем строе.

Карамзино было важным транспортным узлом на пути к Сычевке, и взять его было крайне важно. Лишившись его, немцы должны были отступить к топким берегам Вазузы, где держать оборону было очень сложно.

Подразделения полка Любавина наступали вместе с танковым батальоном, где большинство машин составляли средние и тяжелые танки. Казалось, что ничто не сможет советским солдатам взять Карамзино с наскока и дальше продолжить преследование врага, но тут в дело вмешались пятнистые "шмакодявки".

Неизвестно почему вместо того чтобы вести огонь из засады или какого-либо иного прикрытия, они выкатились на открытую местность и открыли огонь.

Вначале, Любавин не придал их появлению большого значения, решив, что – это шаг отчаяния со стороны противника, пытающегося любой ценой, помешать наступлению советских танков на Карамзино. Однако дальнейшие события, заставили его кардинально поменять свое мнение.

Огонь самоходок нанес серьезный урон рвущимся в наступление советским танкам. Ранее отступавшие с поля боя, попав под огонь зенитных 88 мм орудий, теперь они выходили из строя от попаданий снарядов немецких самоходок. Причем эти попадания были опасны для советских танков не только, когда они поражали их борта, но даже когда попадали в бронированный лоб машин.

Тяжелым сердцем, сжав бинокль руками и нещадно костеря неизвестно откуда взявшиеся у врага быстрее и подвижные штурмовые орудия, Василий смотрел, как они безжалостно кромсают броню тяжелых и неповоротливых "Климов". Почти каждый второй снаряд, выпущенный немецкими самоходками, либо выводил танк из строя, либо наносил ему повреждение, либо косил бегущие за танком цепи пехоты. При первых выстрелах солдаты моментально залегли, и снова поднять их в атаку было очень трудным делом.

Немного в лучшем положении были тридцатьчетверки и остальные легкие танки. Обладая большей подвижностью и маневренностью, они временно избегали попаданий вражеских снарядов, но когда это случалось, машины гибли безвозвратно.

Ответный огонь советских танкистов также наносил урон противнику. Остановившись, они смело вступали в единоборство с противником, но общий счет потерь боевых машин был в пользу немцев. К тому же эти потери были неравнозначными по своей ценности.

Стремясь хоть чем-то помочь наступающим танкистам, Любавин попытался по радио связаться с приданым полку гаубичным дивизионом, чтобы артиллеристы своим огнем накрыли зловредный вражеский заслон. Однако для выполнения этого приказа нужно было время, к тому же связь постоянно "барахлила". Командир дивизиона постоянно переспрашивал Любавина, и вражеские самоходки продолжали свое черное дело.

Неизвестно чем бы закончился этот бой, если бы в него не вмешалось звено штурмовиков "Ил-2". По чьей милости, начальства или счастливого случая они оказались в этом квадрате и, обнаружив скопление вражеской бронетехники, смело её атаковали.

Их пули и снаряды разрушительным градом обрушились на немецких танкистов, которые не выдержали удар с воздуха. Уже после первого же захода штурмовиков, самоходки дружно развернулись и покинули поле боя, хотя потери от огня советских летчиков были не столь уж велики.

Сидевшие за штурвалами "Илов" пилоты не имели достаточного опыта точной стрельбы неуправляемыми реактивными снарядами, но даже этого оказалось достаточным, чтобы испугать фашистских танкистов. Мощные разрывы снарядов вблизи самоходок сильно воздействовали на нервы немецких танкистов, и они отступили, удовлетворенные тем, что сократили численность атакующих сил противника.

В этот день советские солдаты смогли достичь Карамзино и в ожесточенном сражении выбить засевших в селении немцев. Однако об их преследовании и продвижении дальше, не могло быть и речи. Слишком серьезными были потери от боев с противником.

Однако не только "Штурмгешюц", доставил много проблем для советских наступающих соединений. Не менее неприятным сюрпризом было появление у немцев 75 мм противотанкового орудия ПАК-97/38. Его снаряды в отличие от прежних "дверных колотушек" могли пробивать броню советских машин на расстоянии километра и также как штурмовые орудия снимали свой процент в борьбе с механизированным корпусом генерала Соломатина и Гетмана.

Все эти "сюрпризы" помогли немцам остановить наступление советских дивизий на топких берегах Вазузы. С каждым днем встречные бои приобретали черты позиционного сражения. Идущая вместе с танками пехота несла неоправданные потери от огня вражеской артиллерии, неподавленных огневых точек и противопехотных мин, которые немцы обильно установили перед своими позициями.

Выбывших из строя бойцов заменяли необученным пополнением, которое не умело действовать в наступлении вместе с танками. В результате чего прорвавшие вражескую оборону танки действовали в тылу противника самостоятельно, а прижатая огнем неподавленных пулеметов пехота не могла продвинуться вперед.

Для продолжения наступления, можно было создать из потрепанных корпусов один мощный кулак и ударить на Сычевку, а затем и на Ржев, перерезав важную дорогу между этим двумя пунктами, как и замышляла Ставка, благо оборона врага не была крепкой и монолитной. Однако после недолгого размышления генерал Жуков отказался от этой идей.

На левом фланге его наступавших войск создалось опасное положение в районе Карманова. Согласно немецкой штабной классификации, Карманово было "угловым столбом", местом, откуда можно было нанести удар во фланг наступающим армиям Западного фронта и разгромить их, что модель и намеривался сделать.

Пока две танковые дивизии сдерживали наступление советских армий на Вазузе, две другие танковые дивизии стали атаковать наступательные порядки советских войск в районе Карманова и с каждым днем, их натиск становился сильнее. Нужно было принимать решение, и Жуков его принял.

Прекратив наступление на Сычевку и Ржев, он развернул свои главные силы на юг и обрушился на атакующего врага. Встречные бои, как правило, бывают жесткими и бескомпромиссными. Каждая из наступающих сторон пытается переломить исход боя в свою пользу, не останавливаясь перед затратами.

В течение недели войска 20-й армии и танкисты Соломатина буквально прогрызали немецкую оборону по направлению к Карманову. В яростных и ожесточенных боях с непрерывно атакующим противником советские войска продвигались по 1-2 километру в день. К исходу 17 августа советские войска с трех сторон подошли к Карманову, но враг не собирался отступать. Генерал Модель приказал своим солдатам держать "поворотный столб" до конца и засевшие в Карманово немцы были готовы выполнить приказ своего любимого генерала.

Солдаты и офицеры 35 пехотной дивизии свято верили, что с юга подойдут главные силы 39 танкового корпуса, и они помогут им отбросить противника от Карманова. Силы действительно шли, но русские опередили их появление буквально на день.

Совершив перегруппировку сил, группа генерал-лейтенанта Тюрина в составе танкистов Соломатина и 2-го кавалерийского корпуса, утром 20 августа с трех сторон атаковала Карманово и к полудню, полностью очистило город от немецко-фашистских оккупантов.

После взятия "углового столба" противника, Жуков умело создал у врага иллюзию того, что намерен продолжить наступление на Гжатск, а сам тем временем повернул свои силы на Сычевку. Комфронтом очень надеялся, что сможет выполнить план Ставки, но это ему не удалось.

Пока главные силы фронта брали Карманово, противник смог создать полноценную оборону на берегах Вазузы и Гжати, подтянув пехотные соединения. Два дня непрерывных боев не привели к прорыву обороны противника и Жуков, был вынужден отдать приказ о прекращении наступления.

Обе стороны в сражении под Ржевом понесли серьезные потери. Войска Западного фронта не могли наступать, но и 9-я армия Моделя не могла исполнить честолюбивые замыслы своего командующего. Для отражения наступления Жукова, фельдмаршал Клюге был вынужден не только задействовать все имеющиеся у него резервы, но и запросить у Гитлера дополнительные силы.

– Мой фюрер, если группа "Центр" в ближайшие дни не получит подкрепление, мы будем вынуждены оставить Ржев. Оборонять город у нас практически нечем – заявил по телефону командующий начальнику ОКХ во время очередного разговора. – Это не только мое мнение. Его полностью разделяет генерал Модель. Многие батальоны его дивизий обороняющих Ржев по своей численности являются ротами. Неприятель атакует наши боевые порядки, не считаясь с потерями до шести раз за день. Наши гренадеры держат свои позиции, но число их неуклонно растет.

Клюге сумел мастерски нарисовать трагическую картину, и Гитлер был вынужден откликнуться на его призыв. Фюрер отдал приказ о переброске под Ржев соединений элитной дивизии "Великая Германия", так необходимой под Сталинградом.

К этому времени, события возле города, носящего имя вождя Страны Советов, принимали отчаянный оборот. Немецкие войска под командованием генерала Паулюса неудержимо рвались к Волге, и Сталин решил задействовать своего кризис-менеджера в лице генерала Жукова. 24 августа он передал командование Западным фронтом генерал-полковнику Коневу, а сам спешно вылетел из Москвы в Сталинград.

Бои за Ржев вступали в новую фазу. Новый командующий, чьи войска сумели приблизиться к Ржеву с севера на расстояние в семь километров, решил продолжить наступление. Уже через два дня, перегруппировавшись, войска 30-й армии начали наступление к северу от освобожденного Зубцова и медленно, но верно стали теснить врага.

Под ударами советских войск, немцы были вынуждены очистить северный берег Волги и отойти к Ржеву. Бои вокруг города носили крайне ожесточенный характер. За каждую деревню, за каждую высотку шли упорные бои, часто переходящие в рукопашные схватки.

К 1 сентября советские войска сумели переправиться на южный берег Волги и ударив в стык державшим оборону немецким дивизиям и ворвались в город. К этому времени, немцы превратили Ржев в настоящую крепость. Каждый дом был приспособлен к круговой обороне, а улицы были перегорожены надолбами, проволочными заграждениями или баррикадами из мешков с песком.

Начались кровопролитные уличные бои, в которых медленно, но верно брали вверх русские. Их штурмовые группы при поддержке огня 76-мм орудий, сначала подавляли огневые точки немцев опорных пунктов обороны, а затем брали их штурмом.

Казалось, что судьба города предрешена, но присланные Гитлером подкрепления смогли остановить наступление советских частей. После многочасовых кровопролитных боев пехотные соединения немецких дивизий при поддержке танков и САУ "Великой Германии", к 6 сентября восстановили свой контроль над городом Ржевом и его пригородами.

Пыл сражений под Москвой угас и полностью сошел на "нет", тогда как бои на севере и юге уверенно набирали обороты. Подобно Ржевской операции, наступление на Синявино также не началось в назначенный срок.

На Военном совете фронта 13 августа между Рокоссовским и Мерецковым произошло серьезный конфликт, который не перешел во что-то большее только благодаря такту и выдержки генерал-лейтенанта. Причиной разногласия между комфронта и представителя Ставки стал доклад генерала Казакова, согласно которому выходило, что артиллерия фронта все ещё не была готова к проведению операции.

– У нас всего один неполный комплект боеприпасов на орудие или миномет. Для успешного проведения операции необходимо минимум полтора комплекта. Без этого нет смысла начинать операцию, надо просить её отсрочки – высказал свое мнение на военном совете Рокоссовский, чем породил дружное негодование у комфронта и члена Военного совета.