Текст книги "Ленинградский меридиан (СИ)"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Благодаря умелому взаимодействию артиллерии, авиации и пехоты, воюя в чисто суворовском стиле не числом, а умением, генерал Рокоссовский разгромил противника. За один день наступления, были очищены от врага Арбузово и Анненское, а боевые действия были перенесены на другой берег реки Мойки.

Одновременно с этим началось наступление на севере, на внутреннем обводе окружения. На врага обрушились танкисты комбрига Тараканова. В предыдущих боях бригада понесла потери, но того что осталось, хватило на то, чтобы вернуть под контроль 8-ю ГРЭС и выбить врага из 2-го городка.

Защищавшие ГРЭС и 2-й городок испанцы были неплохими вояками. Злые как черти они могли стоять до конца, но уступили силе. Да и как было не уступить, когда спереди на тебя ромбом идут танки, а сверху атакуют краснозвездные машины, которых не берут пули.

Сколько горячие испанцы не выпускали по советским штурмовикам залпов и очередей, они не причиняли им никакого видимого вреда. В ответ сторонники каудильо получали нескончаемый, как им казалось град пуль и снарядов, что вызывало у них суеверный ужас.

Особенно испанцев доставали реактивные снаряды "илов". Пилоты штурмовиков так научились пускать свои неуправляемые снаряды, что почти каждый из них попадал в ту или иную выбранную ими цель. Каждый заход штурмовика на позиции "голубых солдат" вызывал у них бурные реакции.

Некоторые от всей души крыли советских летчиков отборными ругательствами вперемежку с мольбами к господу и деве Марии. Другие, стремились, во что бы то ни стало, если не сбить горбатого "москито", то нанести ему урон и заставить покинуть небо над своими позициями. У третьих вообще сдавали нервы и, выскочив на бруствер, они гневно потрясали своими бесполезными винтовками.

Только четыре "ила" участвовало в атаке вражеских позиций и этого вполне хватило, чтобы полностью их выбомбить. Когда "Матильды" вместе со штурмовыми отрядами подошли к передней линии обороны франкистов, они не встретили серьезного сопротивления. Подавив уцелевшие очаги сопротивления, танки и пехотинцы двинулись дальше, развивая наметившийся успех.

В результате боев на ГРЭС и 2-м городке, два десятка испанцев было взято в плен. Остальные либо были убиты, либо бежал в тыл не в силах противостоять танкам комбрига Тараканова.

Начав наступать с рассветом, советские солдаты к пятнадцати часам полностью очистили от врага ГРЭС и 2-й городок, вернее то, что от них осталось. Преследуя отступающего врага, они приблизились к немецким позициям у Марьино и были вынуждены остановиться.

Позиции противника были хорошо укреплены. Они не подверглись ударам с земли и с воздуха, и взять их лихим кавалерийским наскоком было невозможно. К тому же, в воздухе появилась авиация противника. В этот день штаб 4-го Воздушного Флота был буквально завален заявками на поддержку с воздуха. Летчики требовались в районе села Отрадного, Арбузово и Анненского, 8-й ГРЭС и 2-го городка и все важно, срочно и немедленно.

Оказавшись в столь непростой ситуации, командование 4-го Флота решило исполнять их по мере поступления и дальности расстояния. Поэтому войска, наступавшие в северном направлении, получили определенную фору, ибо штурмовики и прикрывавшие их истребители работали в практически чистом небе.

Появление вражеской авиации ни сколько не смутило комбрига Тараканова. Будь у него приказ атаковать Марьино, он бы выполнил его, но генерал Рокоссовский его не давал. Более того, Константин Константинович настойчиво рекомендовал Тараканову с выходом к Марьино только обозначить свое присутствие, но в бой не вступать, что комбриг и сделал.

Генерал-полковник Манштейн был опытным и грамотным военным. За его спиной была война в Польше и Франции, бои в Прибалтике и Крыму. За время этих кампаний и походов он научился точно угадывать состояние противостоявшего ему противника. Манштейн с большой вероятностью чувствовал, стоит ли продолжать ему давить врага своим напором, свято веря в правило "больших батальонов" или следовало подождать, с тем, чтобы совершив хитрый маневр нанести ему внезапный сокрушающий удар и добиться победы.

Так было всегда. Даже под Сольцами, когда полностью поверив, что враг сломлен и разбит, генерал попал в окружение, из которого его с большим трудом его выручили танкисты. Даже тогда, в обильно усыпанном ложными надеждами июле сорок первого года, он чувствовал противостоявшего ему Ворошилова, но сегодня, его интуиция говорила ему совсем иное.

"Лучший ум" Германии отчетливо понимал, что без дополнительных сил ему не удастся выполнить приказ Гитлера по восстановлению блокады вокруг Петербурга. Последней каплей окончательно убедившей Манштейна в этом решении стало самоубийство одного из командиров танкового батальона 12-й танковой дивизии подполковник Опельбаум.

Находясь под Петербургом с первого дня его осады, он твердо верил, что твердыня большевизма в Ингерманландии обязательно падет. Этот командир вместе с другими твердо заверял Манштейна, что его "ролики" сомнут русскую оборону, и кольцо блокады будет восстановлено.

Выполняя свое обязательство, он лично возглавил одну из атак на Арбузово, во время которой и был ранен. Обгоревшего, потерявшего сознание командира, танкисты вытащили из горящего танка и смогли доставить в госпиталь. Врачи спасли подполковнику жизнь, но тот не принял их щедрого подарка. Находясь в состоянии сильной депрессии от не выполненного долга, он написал Манштейну короткую записку, в которой говорил, что честно пытался выполнить свою клятву, но не смог. После того как записка была вручена главному врачу госпиталя, подполковник ушел в уборную, где и застрелился.

Узнав о случившемся и прочитав послание Опельбаума, генерал только покачал головой и произнес: – Совершенно напрасно.

Это был маленький малозначимый инцидент на большой войне, но он сильно задел душу командующего. Если уж такие люди как подполковник Опельбаум признают свое бессилие перед противником, то его действительно следовало опасаться и сражаться на равных, было опасно.

Никогда не признававший штабных правил общения с фюрером, в своем разговоре о положении дел 18-армии, генерал Манштейн прямо и открыто сказал Гитлеру, что для восстановления блокады вокруг Ленинграда необходимы дополнительные войска.

Как и следовало ожидать, они вызвали гнев у вождя германского народа. Громко крича в трубку, он стал упрекать Линдемана, Кюхлера в том, что они бездарно растратили выделенные им силы для взятия Петербурга. Самому Манштейну также достались обидные упреки, но тот твердо стоял на своем, что в сложившихся условиях сделал все, что мог. Чем больше Гитлер с ним говорил, тем раздражительнее становился. Кончилось тем, что фюрер заявил, что дополнительных войск для генерала у него нет, что он категорически запрещает Манштейну отступать. После этого связь прервалась, и бесстрастный голос телефониста уведомил генерала, что фюрер закончил разговор.

Шел сентябрь сорок второго года. В трех местах огромного советско-германского фронта, на севере, в центре и на юге, немецкие войска уперлись лбом в стену, не выполнив поставленной им Гитлером задачи. Ленинград так и не был взят, линия фронта под Москвой не была выровнена в пользу вермахта, а Сталинград превратился в новый Верден. До полной победы над врагом ещё было далеко. Фашистская Германия ещё была полна сил, но её стратегические планы вновь потерпели сокрушительное поражение.

Глава XIV. Бои местного значения.

При проведении любой операции, сражении или боя у тех, кто их проводит сил как правило, не хватает. Это в основном служит объяснением того, что итог боевых действий оказался иным, чем ожидался. За этим красиво поставленным фасадом часто кроются неудачно принятые в ходе боевых действий решения командиром и их подчиненными. Иногда эти аргументы устраивают вышестоящее командование, иногда нет, но в случае с Константином Рокоссовским все было по-иному.

В операции "Искра" он сделал все что мог и даже больше. Были заняты рабочие поселки, Синявино, Мга, прорвано кольцо блокады и если бы не встречная операция немцев в это же время и в том же месте, прямое железнодорожное сообщение с Ленинградом было восстановлено. На это были потрачены все силы и средства, имевшиеся в распоряжении Волховского фронта и чтобы поставить победную точку и взять село Отрадное, нужны были дополнительные резервы.

Об этом Рокоссовский прямо доложил Сталину в вечернем разговоре по ВЧ.

– Чтобы полностью взять под свой контроль всю Кировскую железную дорогу, необходимо минимум две дивизии с полноценными артиллерийскими полками, танковая бригада тяжелых и средних машин и дивизион гвардейских минометов. Без получения этих сил, фронт не сможет полностью выполнить поставленную перед ним задачу.

Обычно, когда собеседник начинал говорить нереальные вещи, Сталин, как правило, жестко одергивал его. Быстро и решительно спуская зарвавшегося мечтателя с высоких небес на грешную землю, однако в этот раз вождь говорил в ином тоне.

За время войны Сталин смог убедиться в том, что его собеседник человек дела и если он просит подкреплений, значит того требует обстановка.

– К сожалению, товарищ Рокоссовский, Ставка не может выделить перечисленные вами силы. Все резервы, которыми мы на данный момент располагаем, направляются на Кавказ, под Сталинград и Ржев. Надеюсь, что вы понимаете причины, заставляющие нас так поступать – Сталин многозначительно промолчал, желая чтобы собеседник, сам себе ответил на заданный вопрос, после чего продолжил. – Мы также надеемся, что вы вместе с командованием Волховского фронта найдете возможность, чтобы в полностью выполнить поставленную перед фронтом задачу?

– Все, что может сделать фронт имеющимися у него силами – это попытаться изменить линию фронта в районе рек Мойка и Мга. Попытка прорыва к поселку Отрадному приведет к неоправданно высоким потерям живого состава, без твердых гарантий на успех. В этой ситуации не исключены новые боевые действия в районе Мги и Синявино, которые могут закончиться не в нашу пользу – решительно отрезал Рокоссовский, и в трубке повисла тишина.

Как смертельно боялись её, во время беседы с Верховным Главнокомандующим многие боевые генералы. Некоторые особо продвинутые специалисты по истории и военному делу утверждали, что в этот момент генералы вспоминали трагическую судьбу красного Бонапарта – Тухачевского, Терминатора – Павлова и расстрелянного в октябрьской спешке 41-го года командарма Штерна. Возможно, что так, но прошедший ежовские жернова Рокоссовский твердо придерживался простого правила: Делай, что должно и будь, что будет. Поэтому он с честью дождался того момента когда трубка ожила и Сталин задал главный вопрос этого разговора.

– И каким видится вам выход из создавшегося под Ленинградом положения, товарищ Рокоссовский?

– Считаю, что операцию следует временно прекратить до декабря месяца, товарищ Сталин. Тогда морозы скуют Неву и сделают проходимыми Синявинские болота. Тогда можно будет ударить в обход немецкой обороне на Липки и Шлиссельбург. Также можно будет наступать на Отрадное не вдоль железнодорожного полотна, а ударить напрямик через болота.

– Ну а как быть с больными и голодающими ленинградцами? Попросим подождать их ещё три месяца? – вождь задавал неудобные вопросы, но у генерала были нужные ответы.

– На сегодня мы уже восстановили железнодорожное сообщение до Мги и Келколово. В скором времени поезда смогут доходить до Синявино и берега Невы в районе 1-го городка. В целях безопасности можно будет проложить узкоколейку или грунтовую дорогу от основной ветки до Дубровки, откуда по понтонной переправе на ту сторону Невы, где имеется железная дорога.

– У вас на все есть готовые предложения. Хорошо работаете товарищи – усмехнулся вождь.

– Ленинградцы не чужие нам люди, товарищ Сталин – с горечью обиды ответил ему Рокоссовский, вспомнивший бессмертное строки казахского акына Джамбула Джабаева "Ленинградцы – дети мои, ленинградцы – гордость моя".

– Нам они тоже не чужие – откликнулся Сталин. Он на немного задумался, а затем неожиданно согласился с генералом. – Будем считать, что вы убедили Ставку в разумности временной передышки для войск Волховского фронта до декабря месяца.

Та легкость и быстрота, с которой вождь согласился на предложение Рокоссовского, сразу насторожило генерала.

– Видимо дела на Кавказе и под Сталинградом оставляют желать лучшего – подумал про себя Рокоссовский и его догадки сразу обрели под собой основу.

– Считаете ли вы, что ваше присутствие в качестве Представителя Ставки на фронте необходимо до полного завершения операции или товарищи Мерецков и Говоров смогут сами закончить её – вопрос вождя таил много опасных камней. Здесь проверялась и уверенность генерала в стабильности положения фронта, его амбициозность, отношение к комфронту и многое другое, но Рокоссовский грамотно их обошел.

– Думаю, что вам виднее, товарищ Сталин, остаться мне на фронте или оставить его – скромно ответил Рокоссовский, чем вновь вызвал улыбку у вождя.

– Думаю, что засиделись вы в Синявинских топях и болотах. Пора возвращаться вам в Москву и становиться на крыло – вождь специально не говорил, где и как он собирается использовать талант генерала. Как не уверяли его специалисты, что его разговоры по ВЧ невозможно подслушать, он предпочитал сохранять секретность. Даже в документах, отправляемых из Ставки в штабы фронта, он именовался Васильевым, начальник Генерального Штаба Василевский – Михайловым. Генерал Жуков именовался – Юрьевым, Мерецков – Афанасьевым, а Рокоссовский – Костин.

Слова Верховного очень обрадовали Рокоссовского, однако привычка доводить все до конца не позволила немедленно воспользоваться предложением, вернуться в Москву.

– Спасибо за теплые слова в мой адрес, товарищ Сталин, но нельзя ли задержаться на три-четыре дня?

– Хотите убедиться, что все будет хорошо? – не вдаваясь в подробности дела, уточнил вождь.

– Так, точно – в схожей тональности ответил ему Рокоссовский.

– Хорошо. Ждем вас в Москве через пять дней. Всего хорошего, удачи и берегите себя.

Был ли в последних словах вождя скрытый смысл или он произнес их в качестве дежурной фразы неизвестно, но в последние дни над головой Константина Константиновича сгущались темные тучи в лице спецслужб.

Вскормленный перестроечными рассказами читатель сразу подумает о кровавых чекистах, что не ложились спать, не исполнив расстрельный приговор или не заведя дело на невинного человека, и он ошибется. За Рокоссовским усиленно охотились немецкие спецслужбы в лице обер-фюрера Крузе.

Имея столь необычный промежуточный чин, Крузе удачно соединял интересы военной разведки и гестапо в 18-й армии. Он одновременно боролся с партизанами и подпольщиками в прифронтовой и тыловой зоны стремясь утвердить там мертвый покой и тишину. Также Крузе пытался вести активную деятельность по ту сторону фронта, в советском тылу.

Прежде все его действия сводились к отправке групп разведчиков на поиск "языка" и сбора данных. Диверсии не входили в ассортимент молодцов обер-фюрера не по причине его мягкого характера, а по тому, что в тылу противника не было целей, ради которых можно было рискнуть.

С появлением генерала Манштейна такая цель появилась, и Крузе стал её энергично разрабатывать. Будучи по рождению далеко неленивым человеком, обер-фюрер отнесся к полученному заданию со всей душой и вскоре, в советский тыл была отправлена спецгруппа имевшая приказ на уничтожение генерала Рокоссовского.

Манштейн очень точно определил характер своего противника, который во многом облегчил диверсантам их работу. Им не нужно было выискивать местонахождения штаба генерала Кинжала, пытаться проникнуть в него минуя бдительную охрану для совершения диверсии. Немцам достаточно было взять под наблюдение дороги и выискивать из общего потока нужные им штабные машины.

При всей простоте процесс этот был весьма долгим и утомительным, и здесь Фортуна улыбнулась противнику. Возглавлявший группу диверсантов капитан Освальд Поль, мог не только хорошо выполнять порученное ему дело, но и неплохо работал головой. Перед заброской в тыл противника он затребовал список старост, русских сотрудников полиции и гестапо Мги, Синявино и Келколово оставшихся в советском тылу, справедливо полагая, что испугавшись угрозы разоблачения, они окажут группе любую помощь.

Расчет Поля оказался верным пособники немецко-фашистских оккупантов оказали гитлеровским диверсанта серьезную помощь. Один из них Борис Трофимов не только указал, где находится штаб Рокоссовского, но и дал примерное описание генерала.

– Росту он высокого, крепкого телосложения, видный, красивый мужик. Одним словом бабам такие нравятся. Ездит на простой машине в сопровождении охраны – торопливо перечислял бывший староста, соблазненный тридцатью серебряниками в виде десяти тысяч рублей.

– Какая марка машины, цвет, номер, какие особые приметы?

– Да какие особые приметы, господин офицер. Крыло переднее у ней одно помятое, вот и все приметы.

– Марка, номер, цвет?

– Я машин мало видел и в марках не разбираюсь, – честно признался предатель, – знаю только, что легковушка с открытым верхом и все. Цвет зеленый как у всех, а на номер я внимания не обратил.

– Что ещё можете сказать? Подумайте хорошенько Трофимов. От этого зависит вся ваша дальнейшая жизнь – властно приказал Поль и его собеседник задрожал.

– Что ещё, что ещё – испуганно бубнил он. – Вспомнил! Одет этот генерал в поношенный плащ без знаков различия с белой отметиной на правом плече.

– Это точно?

– Точнее некуда, это я хорошо видел, когда он у колодца бабенке помогал воду по ведрам разливать. Адъютант вокруг него крутился, хотел отобрать ведра, а тот ему не отдал.

– Хорошо, великая Германия не забудет вас – пообещал немец Трофимову и тот радостно вытянулся и скороговоркой, в полголоса произнес: – Хайль Гитлер!

Деньги важная вещь для решения многих дел, но воспользоваться полученными деньгами Трофимов не успел. На следующий день он был арестован по сигналу своих соседей имевших на Трофимова давние счеты и был отправлен в места не столь отдаленные.

Ядовитый корешок предательства был выдернут, но зло причиненное Трофимовым имело далеко идущие последствия. Благодаря сообщенным предателям сведениям, немцы конкретно знали, где им следует искать генерала Кинжала, и по прошествию нескольких дней они вышли на его след.

Обнаруженный ими человек полностью подходил под описание данное Трофимовым. Он был высокого роста, подвижен, в его фигуре чувствовалась сила, и ездил в открытой машине в сопровождении малочисленной охраны. Лично проводивший наблюдение за дорогой Поль не успел заметить вмятину на крыле машины, но он хорошо заметил на сидевшем, на переднем сидение офицере походный плащ без знаков различия, с белым пятном на плече.

На первый взгляд все увиденное говорило, что это простой штабной офицер, рангом не выше майора со случайным сопровождением, однако опытного капитана было трудно обмануть этим маскарадом.

За его спиной была спецшкола полка "Бранденбург" и несколько успешных рейдов в советский тыл с целью захвата мостов и распространения паники. Правда все это было летом и осенью прошлого года. В новом году судьба не посылала Полю подобных испытаний, но приобретенные навыки никуда не делись. Капитан хорошо понимал всю важность порученного ему задания и охотно взялся за дело.

Готовясь к походу в тыл противника, капитан взял с собой семь человек, в которых он был полностью уверен. Каждый из диверсантов кроме хорошего послужного листа был лично проверен Полем в деле. Капитан хорошо знал все сильные и слабые стороны своих помощников. Его все в них устраивало, но узнав численность забрасываемого в тыл отряда, обер-фюрер Крузе очень удивился.

– Хватит ли вам сил проникнуть в штаб и уничтожить объект? Возьмите ещё столько же, тогда моя душа будет хоть немного спокойна – предложил Крузе но Поль решительно отказался от этого предложения.

– Этот тот момент, когда на конечный результат влияет качество, а не количество, господин обер-фюрер – гордо заявил капитан и Крузе благоразумно не стал настаивать на своем.

– Если ты вернешься с успехом, то к двум моим дубовым веточкам в петлице прибавиться третья. А если нет, то я тебя предупреждал, но ты остался глух к голосу разума – подумал про себя Крузе, вскинув руку в прощальном жесте.

В отличие от Крузе, сделавшего свою карьеру на уничтожении штурмовиков Рема и преданном служении Гиммлеру, Поль был профессионал и хорошо понимал, что для налета на штаб генерала Рокоссовского нужен минимум взвод парашютистов диверсантов, присутствие которого в советском тылу было невозможно долго скрывать.

Для решения задачи, он применил иной метод, грубый, но весьма действенный. Выяснив, место нахождения штаба генерала Рокоссовского, капитан отправил обер-фюреру короткую шифровку. В ней Поль указал координаты цели и время нанесения бомбового удара по ней. Такая возможность оговаривалась и обозначалась кодом три шестерки.

Выполнить требуемое было очень сложно. Штаб Воздушной Армии был завален заявками на применение авиации по самую крышу, но Крузе сумел продавить свое требование благодаря поддержке Манштейна.

Военный гений рейха положительно оценил возможность выбить одну из действенных фигур в стане противника.

– Если судьба посылает тебе шанс – глупо им не воспользоваться – изрек генерал, дела которого шли далеко неблестяще.

Отбросив немецкие войска от Арбузово и Анненского, командование фронтом прилагало все усилия, что выбить противника из промежутка между реками Мойка и Мга. Умело прикрыв свой левый фланг болотами, подразделения 2-й ударной армии двигались вдоль берега Мойки, уверенно тесня противника.

Обычно сделать это было очень трудно, так как немцы всегда умели хорошо окапываться за считанные дни, создавая прочную оборону. Пробить её было довольно трудно, однако на этот раз для солдат вермахта все складывалось совершенно по-иному. Создав численное превосходство, при поддержке артиллерии танков, советские дивизии продвигались вперед.

Одновременно с этим свое плечо соседям подставляли и ленинградцы. Их тяжелая артиллерия громила с правого берега Невы вражеские тылы, а авиация продолжала наносить удары по позициям противника и прикрывала действие волховцев.

Ограниченное пространство не позволяло Манштейну задействовать всю силу своих войск. Зажатые на небольшом треугольнике они методически перемалывались под двойным ударом войск противника. Ленинградцы не только исправно наносили артудары по выявленным скоплениям немецких войск, но и постоянно угрожали высадкой нового десанта на вражеский берег.

Умом, Манштейн хорошо понимал, что, скорее всего комфронта Говоров только имитирует подготовку высадки десанта. На его месте он поступил точно также, однако вспоминая, с каким трудом, был ликвидирован десант в районе Островков, он не мог просто закрыть глаза на действия противника, и был вынужден держать часть войск на береговых укреплениях.

Единственный выход из создавшейся ситуации Манштейн видел в нанесении удара по русскому плацдарму в районе железнодорожного моста через Мгу. Бросив на него бригаду из 12-й танковой дивизии, генерал рассчитывал на ослабление давления на зажатые в междуречье войска полковника Штумпфа, но этого не случилось. Танкисты комбрига Тараканова продолжали атаковать, а два дня боев за плацдарм серьезного успеха немцам не принес. Назревал кризис, и сообщение обер-фюрера Крузе было как нельзя кстати.

Точно в назначенный капитаном Полем срок, пикирующие бомбардировщики нанесли удар по штабу генерала Рокоссовского. Прикрывавшие от налета с воздуха два зенитных расчета мужественно пытались противостоять налету германских пикирующих бомбардировщиков, но силы были неравными. К тому же вражеский снайпер сумел убить наводчика одной из зениток и серьезно ранить ещё двоих из боевого расчета.

В зенитном прикрытии штаба образовалась дыра, чем противник не преминул воспользоваться. Бомбы градом посыпались на незащищенные машины и строения, уничтожая все в пух и прах.

Дважды заходили на цель "юнкерсы" и наверняка бы сровняли с землей штабные блиндажи, если бы не смелость и находчивость капитана Невзгоды. Опытный фронтовик, прошагавший до берегов Волхова от самой границы, он не растерялся и поддался панике. Имея опыт "общения" с фашистскими стервятниками, капитан противопоставил им простое, но весьма эффективное действие.

Выбравшись из горящего здания и увидев, что вражеские самолеты собираются ещё на один заход, он выхватил ракетницу и выпустил в небо три белые ракеты. Этот сигнал у немцев обозначал, что летчики ведут огонь по своим войскам и одновременно указывал расположение настоящей цели.

По горькой иронии судьбы ракеты указывали на месторасположение группы немецких диверсантов, чей командир слишком поздно осознал возникшую для него угрозу. И пусть снайпер по указанию командира снял храбреца, ничего уже нельзя было сделать. По приказу командира эскадрильи летчики быстро перенацелились и накрыли бомбами лесок.

От этого удара погиб один из диверсантов и был серьезно ранен другой. Самого Поля накрыл дождь земли, веток и различного мусора, что впрочем, не помешало ему командовать своим людьми. Оглохший, оцарапанный он быстро поднялся на ноги и, собрав людей, бросился в атаку. Конечно, вылазка диверсантов была преждевременна, но капитан не мог рисковать заданием. Ещё один такой налет и неизвестно диверсантов осталось бы в живых.

Получив столь действенный толчок, Поль и его помощники устремились к своей цели, которая была сильно повреждена от взрыва упавшей рядом бомбы. Все стекла в окнах были выбиты, верхний этаж, куда пришелся основной удар взрывной волны, просел, и из здания начали выбегать люди.

Действуя по обычной схеме, капитан отрядил двух человек, которые бросились сеять панику и отвлекать на себя внимание криками: "Немцы! Немцы!". Этот ход был очень действенен летом, прошлого года. Тогда одного упоминания о прорвавшихся в тыл немецких танков или высадке парашютистов достаточно было, чтобы бойцы и командиры оставляли свои позиции и бежали куда подальше.

Вызвали они страх и на этот раз. Все ещё стоявший у штаба караул из молоденьких солдат всполошился, заметался, открыв дорогу, капитану Полю и троим его диверсантам, но затем произошла осечка.

Случись это год назад и политрук Терехин наверняка бы поддался страху и дал бы увлечь себя возникшей панике. Тогда трусили и забывали о своем долге куда более высокие представители командирского корпуса РККА, но сейчас за спиной старшего политрука было много такого, что не укладывалось в прежние рамки жизни. Поэтому когда он услышал крики про немцев, он выхватил свой револьвер и бросился пресекать панику.

Сначала он просто хотел остановить бегущего крикуна и хорошей оплеухой прочистить ему мозги. Таких случаев в его практике было не мало, но крикун совершенно не был похож на насмерть перепуганного человека. В руках у него был ППШ и кричал он не полным отчаяния голосом, а с явным намерением посеять панику перед разбомбленным штабом.

Все это вызвало у Терехина подозрение, и он стал действовать строго по инструкции, полученной от своего особиста, капитана Венгерова. Суть её была проста и непритязательна: "Если видишь паникера и не можешь его остановить убей, а там будет видно". Проливать кровь Терехин давно перестал бояться и потому, без особых раздумий выстрелил тому в спину.

Сраженный пулей диверсант рухнул как подкошенный, а сам старший политрук бросился искать второго крикуна, но тот оказался его проворней. Вскинув автомат, он буквально прошил Терехина очередью, после чего бросился к Полю, уже орудовавшему возле штаба.

Капитан оказался у штаба в тот момент, когда его покидала группа людей, в числе которых была высокая фигура в знакомом плаще. Не колеблясь ни секунды, Поль всадил в спину человека очередь из автомата, отчего тот сразу упал на землю.

Следуя инструкции, диверсант должен был провести контрольный выстрел в голову, но завязавшаяся перестрелка не позволила ему сразу сделать это. Огонь по диверсантам открыли караульные, затрещали выстрелы из самого здания, сразив одного из нападавших.

Дело принимало скверный оборот, это никак не повлияло на настрой диверсантов. Меткими выстрелами они подавили остатки караула, перебили спутников Рокоссовского и швырнули пару гранат внутрь здания. Только после этого, Поль смог достать свой заряженный отравленными пулями пистолет и довершить начатое дело.

Выпущенная капитаном пуля пробила голову лежавшему на земле человеку, обильно залив кровью белое пятно на плече плаща. Задание было выполнено, можно было уходить, но Освальд Поль не был бы самим собой, если бы, не сделал чуть больше задуманного.

Желая захватить штабные документы и добить уцелевших после взрывов, он бросился внутрь здания. Первыми бежали вооруженные автоматами два диверсанта, за ними сам капитан, все были полностью уверены в легкой победе, как неожиданно по ним ударил пулемет. Как, каким чудом он там взялся, это навсегда осталось тайной для немцев.

Возникшая в темном проеме коридора огненная змейка проворно слизала обоих автоматчиков и задела самого капитана. Вслед за пулеметом загрохотали одиночные выстрелы и быть Полю убитым, если бы не подбежавший к нему изображавший паникера диверсант. Очередью из автомата он сначала прикрыл раненого капитана от врага, а затем утащил его в лес.

Около суток остатки диверсионной группы скрывались по лесам, пока под покровом ночи не перебрались за реку к своим. От ранения в грудь вызвавшего сильную кровопотерю капитан Поль скончался, успев сказать вызванным в окоп офицерам: – Передайте генералу Манштейну. Задание выполнено, объект уничтожен.

Полученное сообщение вызвало у генерала настороженность, но последующие события полностью развеяли его сомнения.

Под громкие звуки канонад русской артиллерии, немцы оставили междуречье Мойки и Мги, но смогли ликвидировать плацдарм противника на своем берегу. В том, как он оборонялся и поддерживался, Манштейн сразу усмотрел иную полководческую руку и в этом был полностью прав.

К этому моменту генерал-полковника Рокоссовского не было на берегах Невы, Мойки и Мги. По приказу Ставки сразу после налета вражеских диверсантов он вместе со своей командой вылетел в Москву, оставив Мерецкову право завершения операции "Искра".

Капитан Поль сделал все правильно. Правильно вычислил местонахождение штаба, правильно организовал налет и произвел зачистку. Единственное, что не мог предусмотреть расчетливый германский ум – это случайность. Недаром великий русский поэт Пушкин назвал её Богом, и этот случай полностью подтвердил его слова.