Текст книги "Патриот. Смута. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Я проговорил громко.

– Мурза твой, Кан-Темир! Он с ними переписку вел. Обсуждал это.

– Что⁈ – Предвидя вопли и действия со стороны собравшихся, сын хана сразу же взметнул руку.

Этот жест остановил готовых кинуться на меня. Испугались они гнева владыки. А он, я уверен в этом, заметил их решимость. Ох, что же будет здесь через полчаса, после нашего разговора. Или этот человек все и так знал, без меня? И мы сейчас играем в странную игру. Но, тогда мы с ним союзники и дело мое успешно выполнено.

Стоп, не радуйся раньше срока. Ты должен выбраться отсюда живым, должен повернуть их обратно! Осталось немного.

Качай, Игорь! Жми!

Глава 3

Тени в шатре колыхнулись, дернулись.

Я чувствовал, со спины заходили, окружали. Готовы резать меня ножами, но остановились в последний момент, отступили, сокрылись в тенях шатра. Точно, их было двое, уверен, зуб даю. Они же и мои враги, и твои, сын хана, выходит так.

Прямо здесь они сидят, подле своего лидера и копают под него? Хотя, чего я удивляюсь, политика дело сложное. Чем большим количеством людей ты управляешь, тем сложнее с ними взаимодействовать. Власть – сложная штука. Манипулирование, игра на чувствах, эмоциях, страстях.

– Говори! Рус! Что за доказательства у тебя!

Я спокойно, неспешно посмотрел по сторонам. Вроде бы улеглось все, послушались они своего предводителя, не решились накинуться при нем. Пока живу. Но, уходя отсюда, стоит ждать стрелу в спину или чего-то еще нехорошего.

– Вот письма, что я у атамана Бориса Жука и у разбойников, ему служащих, забрал.

Вновь полез за пазуху.

– А ты смерти не боишься, рус? – Холодно, но с чувствующимся растущим интересом к моей персоне, проговорил сын хана. – Тут каждый второй готов уже тебя убить.

Он хмыкнул, вновь провернул дареную саблю. Чуть выдвинулся вперед, уставился на меня еще более пристально.

– Пришел один, привел слугу моего врага. В дар отдал. Здесь, при моих людях говоришь о близких моих, недоброе. О мурзе, видано ли, Кан-Темире. Посла самого хана Айрата Мансура в плену держишь. Печать ханскую на письме сломал.

Все так, хитрый ты хрен, все верно. Только бояться мне некогда. Мне тебя убедить надо собрать свои манатки и дружно, всеми своими двадцатью или сколько там их у тебя тысяч – валить домой. Но, не такого же ответа ты сейчас ждешь. Поэтому играем дальше.

Раз спрашиваешь, а не отдаешь приказ меня убить прямо здесь, значит, понял все и принял. Нужен я тебе и важен. Ты чертовски хитер. Скорее всего, ты все это знал и сам, только повода свалить часть своих врагов не было. Одних свалишь, иные решат, что опасен излишне Джанибек Герай, кровожаден избыточно, и тоже врагами станут, и так их число только множиться будет.

А здесь какой-то русский пришел, и свет пролил. Теперь и проверить можно, расследование провести. Доказательства то есть.

Собрался, произнес спокойно:

– Цель у меня есть. Ради нее и жизнь положить готов.

– Цель? – Сын хана усмехнулся, улыбнулся криво. – Мальчишка! Кому ты служишь?

– Честен с тобой я, достославный Джанибек Герай. Все, что сказал, правда. А служу я земле русской. Смута у нас давно, царей много, негоже так. Один нужен! Единый, сильный! – Выдержал паузу, добавил важное для этого спектакля. – Как хан в Крыму. как султан в Царьграде Константинополе.

Он вскинул бровь, продолжал смотреть на меня. Указал левой рукой пареньку подойти. Тот вновь пересек пространство между нами.

Я неспешно передал ему еще восемь писем. Там была переписка Жука и Кан-Темира, а также Жука и Шуйского. Все в общих чертах о том, как и зачем татар на землю пускать и как задержать, чтобы решили они проблемы Василия, а не свои. А потом стравить их друг с другом, смуту внутри войска посеять.

Повисла тишина, мальчишка отошел и при свете свечи проглядывал написанное.

– Кому ты служишь, посол? – Произнес тем временем Джанибек.

– Никому. Нет пока на Руси того царя, которому служить пристало. – Проговорил я спокойно, смотря ему в глаза.

Люди вокруг вновь зашумели, зароптали. Видано ли такое дело. Человек без господина, это же разбойничья душа, лиходей сущий. Но сын хана понял меня отлично, это я видел по его мимике, жестам, глазам.

Заговорил но:

– Ты либо невероятно умен, посол, либо безмерно глуп. Но точно, отчаян и лих. – Усмехнулся Джанибек. – Позабавил ты меня. А скажи, раз обещал все честно говорить. Где серебро, что Айрат с собой вез?

Ты же знаешь ответ на этот вопрос. Хочешь, чтобы его все здесь собравшиеся услышали, хорошо, хитрый лис. Скажу:

– В Воронеже. За его стенами сокрыто.

– А не думаешь ли ты… – Он уставился на меня уже более расслабленно, спокойно, но с хитрецой. – Не думаешь ли, Игорь Васильевич, что мы пойдемтуда и заберем его? Его же там много, и людей у меня много, а вас, сколько?

Ого, не посол, не рус, а по имени-отчеству обратился. Это, между нами, теми кто понимает, что происходит, приличный такой знак уважения.

Ответил ему спокойно:

– Мало нас, ты прав, достославный Джанибек Герай. Но разве стоит ханский престол обещанного Шуйским серебра? – Я смотрел ему в глаза. – Осада, это время. Воронеж с наскоку не взять. Пушек у вас нет, штурмом нас взять сложно будет. Порох не любите вы, это же видно. Такой пистоль, дорогой, что царю под стать носить, золоченый, ты, достославный Джанибек Герай в сторону отбросил. Не по нраву он тебе. Не по чести. А саблю, славную, в руках держишь. Крепко, как истинный воин.

В глазах его стояла лисья хитрость, молчал он, а я продолжил.

– А если возьмешь нас штурмом, что по воле господа конечно может случиться, то серебро же мы так просто не оставим. Зароем или взорвем. Пока найдешь, пока откопаешь. Время. Все во время упирается, мудрейший владыка.

– Бесстрашен ты, раз говоришь так.

– Нет. Смерти все страшатся. – Покачал я головой. – Знаю я, убить меня ты можешь по мановению руки. Твои люди разорвут меня, как только прикажешь.

Не так это и знаешь ты это Джанибек. Видишь же, что биться я буду насмерть, если кинутся они все. Многих убью. Жалеешь ли, что не разоружил меня на входе? Или, наоборот, считаешь это плюсом и лишним поводом всех здесь собравшихся не горячиться попусту. Ведь тот, кто рванется первым, точно умрет.

И подданные твои, хоть и желают мне смерти, многие инстинктивно понимают, что своими руками это сделать будет ой как опасно. Лучше чужими, чуть позже, на выходе.

Выдержав небольшую паузу, продолжал этот спектакль:

– Достославный Джанибек Герай. Даже то, что я здесь пред тобой с саблей стою, лишь подтверждает силу твою. Но, я тебе важные вести привез и врага твоего, и дары, хоть и скромные. Желаю, лишь чтобы ты просьбе отца названного внял и ушел обратно в Крым. Большего мне не надобно.

– Ты просишь без уважения. – Нахмурился сын хана.

Ох, фраза-то какая, знаковая.

– Я не прошу тебя, достославный Джанибек. Кто я такой, чтобы просить тебя о подобном. Простой русский воин, боярин. Не князь, не царь. – Чуть склонил голову в поклоне, показывая уважение к его персоне. – Я лишь привез тебе письмо от человека, который назвал тебя своим сыном. А также в дар того, кто хотел помешать этому письму до тебя добраться. Тутай Аргчин убил гонца, который должен был доставить его вместо меня.

Я сделал паузу, продолжил:

– В знак уважения передал тебе подтверждение тому, что Тутай Аргчин не один. И у нас, и у тебя в войске есть люди, что верны твоим врагам. Вот и все. Дальше, твоя воля и я весь в твоей власти. Ты правитель десятков тысяч людей, а я простой воин. Но, я пришел вернуть тебе то, что ты должен был получить, что твое по праву. Дальше, твое слово.

Пока говорил, Джанибек буравил меня взглядом, изучал, слушал с интересом.

В шатре повисла тишина. Он поднял даже руку, ждал, когда я закончу. Далее, перевел взгляд на мальчишку, кивнул ему вопросительно.

Тот заговорил на татарском, быстро.

Люди, сидящие по краям, кивали, переглядывались. Кто-то гневно ворчал. В какой-то момент Тутай за моей спиной взвыл и завопил что-то. Но сын хана взмахнул рукой. Охранники дали разбойнику под дых, заткнули рот, повалили на землю. Придавили.

Минуты через три мальчишка закончил свою речь, поклонился сыну хана.

– Ты сказал правду, простой русский воин. – Усмехнулся невесело Джанибек. Он буравил меня взглядом, желваки на щеках его играли. Видно было, что заставил я его подумать, ох как заставил.

Все эти игры разума дались ему нелегко, как и мне. Он использовал меня в своих целях. Уверен, ночью в лагере татар пройдут аресты и допросы. Кого-то точно казнят. Но, такой исход и такие дела мне были только на руку. Если моя цель будет достигнута, то что получил взамен сын хана неважно. Он решил свои проблемы, я свои – все довольны.

Я склонил голову в знак уважения, ждал.

– Чего ты хочешь за содеянное, Игорь Васильевич Данилов?

– Ничего. – Вскинулся резко, уставился ему в глаза. Вот он момент истины. Надо давить! Проговорил спокойно: – Лишь то, чтобы воля твоего отца была выполнена.

Прокачал! Нет?

– И земля твоя не будет разорена моим войском. – Он прищурил взгляд. – Нам не заплатили за этот поход, серебра от царя Василия нет. Добывать его самим, уговора не было.

Я стоял, смотрел на него, в душе постепенно поднималось ликование. Прокачал! Выходит, что так! Вывернул! Неужели получилось. Неужто он повернет все свои силы обратно! И мы, заключив такой мир, сможем двинуться на север? Нас ждет решение проблемы царей. Нужно как-то разрешить ситуацию с битвой при Клушино. До нее чуть менее двух месяцев. Если память не изменяет – четвертое июля по-новому, выходит двадцать четвертое июня по старому стилю.

Стоп! Торопиться надо… я еще отсюда не выбрался.

– Что же мне с тобой делать? Печать ханскую ты сломал, дипломата в плен взял, серебро мне обещанное отбил, в городе сокрыл. – Джанибек сидел, взвешивал все вслух. – Но, врага моего и разбойника сюда привел ко мне, письмо отца передал, от измены предостерегаешь?

– Ты мудрый сын хана, тебе и решать.

Уверен, ты уже все решил. Тебе не интересна моя смерть. Мало того, отпустив меня, ты подтвердишь тем самым мои слова. А тебе же нужно их зафиксировать, чтобы навести порядок, и убрать нежеланных людей. Убив меня, ты все эти подозрения смахнешь с доски. Выгоды никакой. Но ты продолжаешь играть, хитрый лис.

– Неужто тебе жизнь не дорога, рус? – Проговорил Джанибек.

– Она любому дорога. – Я невесело усмехнулся. – Но если я умру, а ты назад повернешь, то сколько этим я людей своих, да и твоих, спасу?

Он молчал, делал вид, что думает. Неужели его свита не понимает – он с ними играет. Ох и сложный человек. Такого обойти, это тебе не в шашки партию выиграть. Опасный, сложный противник. Хорошо, что мне удалось все подать так, и мне, и ему выгодно.

– Никогда не понимал я… – Начал он медленно. – Хоть прожил много зим, откуда у вас, русских, такой фатализм.

Стоял, молчал. Здесь говорить нечего было. Это уже светская беседа, не имеющая отношения к делу.

– Иди, Игорь, отпускаю. Гостем ты моим был, гостем уйдешь. Никто не тронет.

Но, я ждал. Просто идти мне было не нужно. Я же не затем пришел, чтобы развернуться и обратно убраться, несолоно хлебавши. Смысл! Давай уже точки расставим и над «И» и над «Е». Все, что есть в нашем арсенале точечки и многоточия. Ты хитер, но и я не промах. Мне нужно твое слово, сын хана, здесь и сейчас.

– Иди, слово мое. – Повторил но.

Мой ответ был такой:

– Достославный Джанибек Герай, я же пришел, не чтобы уйти. Скажи мне, славный сын, великого и мудрого хана слово свое. – Я уставился ему в глаза. – Готовиться ли мне к обороне и бою с твоими бесчисленными воинами или уйдешь ты в степь?

Вокруг, казалось, все замерло. От такой наглости, сидящие в юрте люди, просто онемели.

Он кашлянул, еще раз, третий. Внезапно расхохотался так, что казалось, шатер затрясся. Остальные его подданные не понимали, что происходит, переглядывались и, тоже, поддакивая сыну хана, засмеялись. Но как-то нервно, без энтузиазма, без той радости и чувств, что вкладывал в смех их лидер.

Многие из них, я ощущал это, опасаются за свою жизнь. Сейчас, как я уйду, он никого отсюда не выпустит и поговорит с ними. Речь будет вести, как мудрый отец с нерадивыми детьми своими. Кто-то лишится после этого головы, кто-то – чего-то менее ценного. Но репрессии сегодня в татарском лагере точно будут. Они назревали давно, повода найти не получалось, а мое явление стало выгодным для Джанибека Герайя катализатором.

Отсмеялся сын хана, уставился на меня.

– Аллах рассудит. Через два дня Кан-Темир, мурза мой отважный свое войско вперед поведет. Как бой покажет, так и решим. Готовься, Игорь. Либо он мне твою голову лихую принесет. Либо ты мне, его. Я все сказал.

Он поднял руку.

Хороший исход. Мне стало все ясно. Своими руками мурзу сковырнуть даже сыну хана было чревато. Видимо, за Кан-Темира стояло много важных людей. Возможно, даже кого-то из самой Турции.

А так – отправить его на убой к подготовленным к бою русским, отличный план. То, что судьба может повернуться иначе, а какая разница? Отряды предателя ослабнут. Возможно, после боя он умрет от полученных ран или в процессе боя шальная стрела в глаз попадет. Так тоже бывает.

Не стопроцентный результат для меня, но приемлемый. Чего-то такого я ждал. Теперь главное – выбраться.

Я поклонился, стал отступать.

Тем временем сын хана заговорил на татарском, начал отдавать приказы. Подозвал к себе паренька, что-то быстро проговорил ему.

Не поворачиваясь к его трону и его персоне спиной, чуть склонив голову, двинулся к выходу. Ждал нападения, вновь собрался, напружинился. Пока возникла небольшая заминка, кто-то из окружения мог попытаться пырнуть меня в бок, кинуться. Но, все они переглядывались, говорили друг с другом.

Я им стал неинтересен. Почему? А какой смысл убивать? Месть. Потом да, может быть. А вот сейчас их всех занимал единственный вопрос: как после всего этого подняться выше по карьерной и социальной лестнице. Если ты замешан в заговоре, то надо очень шустро думать, как бы не пострадать, и свалить вину на другого, если не замешан, то – как получить от этого преференции, утопив своих соперников.

А что какой-то безумный русский мужик? Да черт с ним. Кому-то из них я даже помог. А кому-то нужно спасать себя.

Что говорит сын хана? Жаль татарского я не знал. Мог ли он обмануть. Думаю нет, все же мы с ним хорошо сыграли. Да и в татарской, и вообще степной традиции, если человека за гостя принимали, то, как правило, не грозило ему ничего. Раз гостем назвал, то можешь рассчитывать на некую безопасность, но. НО! Это же военачальник меня отпустил, а его подчиненные вовсе нет. Несмотря на рассуждения об их занятости, мало ли чего.

Ухо надо востро держать и руку на рукояти бебута. Надежнее так.

В этот момент тот самый татарин, что признал первым моего пленника, Тутай Аргчина, внезапно дернулся ко мне. Я чуть не выхватил клинок, но он уважительно поклонился. Этого мне еще не хватало. Мешаешь, отвлекаешь, боец. Мне бы валить, как можно быстрее. Пока здесь у всех мозги скрипят о том, как бы выжить и получить побольше от всего произошедшего.

Он начал на очень ломанном русском:

– Я, плох твой язык, рус. Я благодарить. Тутай Аргчин… – Дальше пошло какое-то злое ругательство, длинное витиеватое. – Копек… Как вас…

– Он разбойник и убийца. – Ответил я, поглядывая по сторонам. На отвлекающий маневр не похоже, но черт его поймет.

– Убийца… – Протянул татарин задумчиво, вспоминал, что значит это слово. – Да, убийца. Мой баба убийца и мой ана. Я благодарить.

Кивнул в ответ. Мне нужно выбираться. Времени нет. Скоро ночь, нужно убраться как можно дальше от татарского стана. Так далеко, чтобы не дотянулся никто из этих сидящих здесь. А то кто-то из них передумает и решит приказать схватить меня и пытать. Так, для острастки, вдруг чего еще интересного скажу.

В этот момент паренек, получавший указания от Джанибека, подошел. Чуть обогнал даже приоткрыл полог. Мы вышли вдвоем. Он подвел меня к моему скакуну, что стоял здесь и ждал.

– Скачи быстрее, Игорь Васильевич. – Мальчишка говорил тихо, оглядывался по сторонам. – Времени мало. Ночь, день и ночь и двинется Кан-Темир к переправе. Солнцеликий Джанибек, мой отец, сказал, что Аллах рассудит, но сам он тебе желает удачи. Только от тебя зависит то, один он пойдет в Крым, малыми силами или двинется всей ордой. Будет победа за мурзой, люди захотят идти к Москве.

Ага, ты его сын. Выходит внук хана, вот и раскрылась загадка, почему ты здесь в таком почете и фаворе. Учишься дипломатии, политике и интригам. Хорошо выходит, парень. Какой опыт, как сегодня, заочно получить невозможно. А еще ночью папка покажет тебе иной опыт – репрессий и зачистки неугодных, попавшихся на предательстве. Жестко, жестоко, но в это время и в таком родстве очень нужно.

– Мурза предал твоего отца. – Я смотрел пареньку в глаза.

– Господин мой мудр, он многое знал, многое предвидел. Но он не всесилен. Даже хан не всесилен. Мальчишка покачал головой. – Скачи, Игорь. Я рад, что мы встретились, ты очень интересный человек.

Он повернулся к одному из охранников, проговорил пару фраз на татарском, затем вновь повернулся ко мне.

– Он тебя до брода проводит через лагерь. А там лети во весь опор.

– Спасибо. Айрата Мансура ждите, отпущу его, как увижу

– Тебе спасибо, ты нам помог.

Я взлетел в седло. Мигом оглядел свое имущество. Все на месте, ничего не тронуто. Гостеприимство татар на высоте. Стражнику тоже подвели коня, он последовал моему примеру, сел верхом. Мы двинулись достаточно быстрым шагом через лагерь. В том месте лагеря, где нас первый раз остановила стража, скопилась крупная толпа. Если изначально было человек пятнадцать, то сейчас я насчитал больше сотни. Приличный отряд.

У моего сопровождающего спросили что-то. Начали кричать, задавать вопросы. В словах я слышал знакомое имя – Тутай Аргчин. Эти люди очень хотели разделаться с ним. На лицах была злость и ярость. Видимо, многим из крымчаков этот их соплеменник насолил. Да так, что даже русскому спасибо сказать могли за поимку.

Сопровождающий только рукой махнул, одну фразу сказал.

Мы двинулись дальше, все сильнее ускоряясь, переходя почти на рысь.

Татарин довел меня до переправы через реку, ровно там, где мы с дозорным отрядом въезжали в лагерь. Остановился. Не говорил ни слова. Я посмотрел на него, внимательно, оценивающе. Руки не на оружии, но достать лук и выстрелить в спину успеет без проблем. Или в коня, что еще хуже. На нем-то доспехов нет.

– Алга. – Холодно, без эмоций проговорил он.

Глава 4

Я пятками толкнул своего скакуна, пошел неспешно вперед. Копыта выбивали пену подо мной, пробирался через воду, не оборачивался. Слушал. Если стрела прилетит в спину, так тому и быть. Середина реки… Начал подниматься. Вот и берег, то самое место, истоптанное в сложно проходимую грязь.

Все спокойно, я жив. Повернулся, бросив взгляд на тонущий в закатных лучах солнца лагерь с его шумом и гамом. Толкнул коня, поднял на дыбы, резко перевел его в рысь, а потом почти сразу в галоп.

Несся как угорелый.

Самому хотелось бежать быстрее ветра, нестись впереди скакуна. Сердце стучало как бешеное. Наконец-то можно дать волю эмоциям, сдерживаемым последние часы.

Удалось! Не в полной мере, конечно, но удалось же! На большее рассчитывать было сложно, считай практически невозможно. До самого Джанибека Герайя, сына хана дошел. Через разъезды и весь татарский лагерь проехал нетронутым. Поговорил, передал ему важные сведения. А еще обратно меня выпустили, без боя, без выстрела в спину, без поднесенного питья с ядом.

Это победа. Это жизнь!

Окружающие лагерь дозоры меня не преследовали. Видимо, была у них установка, если кто из стана татарского выходит, не противодействовать. Отслеживать только тех, кто к нему движется. Тех встречать, задерживать, ловить. Мало ли какие гонцы из лагеря несутся с письмами по важным делам.

Ветер бил в лицо. Начал накрапывать мелкий, осенний дождик, срывался с неба. Это добавляло неудобства, потому что на скорости вся эта сырость летела в меня.

Конь начал уставать, преодолев где-то половину расстояния до рощи. Ладно! Оторвался на три километра примерно, уже хорошо. Это не привычные мне расстояния и скорости. Здесь все медленнее. Пешком такое расстояние час идти. А галопом коней гнать, обязательно заводные нужны. Иначе падут они, не вынесут долго. Мой то, славный, и тосбиваться стал.

Притормозил.

В голове был полный кавардак, смешалось все от прилива адреналина и накатившего чувства счастья. От проведенной успешной операции хотелось танцевать, прыгать и кричать. Удалось!

Но собрался быстро, думать нужно о будущем. Кан-Темир не мальчик. Ему сообщат о произошедшем. Как он будет действовать? Осторожно или ломанется сразу всей силой, в надежде показать другим знатным крымчакам свою силу. Судя по его прозвищу – Кровавый меч, этот человек был жестоким, безжалостным и опасным противником. Радость победы – это одно, но расслабляться пока что рано. Ох как рано.

О встрече передовых отрядов татар думать надо. План у меня был. Его уже воплощали в жизнь верные мне люди. Пока я ездил в татарский стан к Филарету и Тренко должен был присоединиться Григорий и прочие силы города. Может быть, Яков уже с собранными окрест бойцами подошел. Было бы отлично. Каждый человек на счету. Если ему удалось собрать сотню, даже неполную, человек восемьдесят, это уже боевая единица. Важны люди, оружие и снаряжение в городе есть. А вот тех, кто его держать умеет – мало.

Вооружать посошную рать, не умеющую стрелять и сражаться, не имеющую боевого опыта – плохая затея. Их просто перебьют. За три дня натренировать крестьянина и сделать из него копейщика или стрельца – невозможно. А тем более всадника – рейтара. Надежда только на людей служилых.

Думал, прикидывал, оценивал силы.

Дальше шел быстрым шагом, дал коню успокоиться, чуть отдохнуть. Ему и так было нелегко меня доспешного на себе тащить. Лесок все ближе, дальше проще будет.

Еще минут десять и добрался до балки, где мы с Пантелеем расстались. Позвал.

– Пантелей. Пантелей!

Тишина. Служилого человека здесь не было. Неужто случилось чего? Дальше в лес ушел или… Татарский разъезд добрался сюда, перехватил. А может, дипломат вырвался, удрал. Отставить!

Не похоже это все на моего здоровяка служилого. Он же спокойный, собранный. А Айрат Мансур не воин. Он мастер слова, а не дела. Хотя тут ему смертью угрожали. После такого вряд ли кто спокойным останется и будет думать, как выбраться.

Всмотрелся. Овражек уходил вглубь рощи. Следы, недавние. Вот мои – выбрался и в Поле ушел, а еще много. Точно вот вижу – на другую сторону перебрались. Прибрали за собой. Только скрыть, что десять коней здесь прошло – не так уж и просто. Приметно, если вблизи смотреть.

– Пантелей!

Вон вижу, на той стороне оврага из лесочка выходят кони. Слишком я торопил служилого человека, а на нем пленник, желающий удрать, и небольшой табун скакунов, а он один.

Я направил своего верного коня вниз. Тот всхрапнул недовольно. Решил не перегружать его, спрыгнул, взял под уздцы. Свел, помог спуститься, погладил. Животина она ласку любит. Сказал добро.

– Потерпи, потерпи. Хороший мой. Еще послужить надо.

Повел его вверх.

Перебрался и тут как тут уже был мой небольшой табун. Лошадь менять надо. А то совсем своего боевого товарища изведу. Не вывезет он еще одного рывка подо мной.

Пантелей, смотрящий по сторонам, подъехал, резко не в своей манере спрыгнул. Улыбка безмерной радости исказила его лицо. Подошел, чуть косолапя, и недолго думая заключил меня в объятья. Крепко сжал. Силищи в нем было, о-го-го.

Выпалил:

– Я уж думал все, боярин. Думал конец. А ты! – Отстранился, хлопнул меня по бокам. Вновь обнял. – А ты! Вот он, ты! Рад я, очень рад, что жив.

Казалось, даже скупая слеза навернулась на глаза этого здоровяка. Неужто так проникся ко мне за время нашего короткого знакомства? Хотя мы же с ним уже через многое прошли.

Айрат Мансур, привязанный сзади к одной из лошадей, стоял, смотрел на нас. Он тоже был доволен. Хотя ухмылка на его лице была больше кривая и презрительная, чем радостная. За себя и свою жизнь он радовался, а не за меня. Не вернулся бы, его мой служилый человек здесь бы и убил.

Не спасло бы ничего. Приказ есть приказ, а в верности Пантелея я нисколько не сомневался.

– Так, сотоварищ, время. – Я остановил череду похлопываний со стороны служилого человека. – Я тоже очень рад, что и ты, и я живы. Очень. Но, торопиться надо.

Тот закивал в ответ, отошел, начал лошадей готовить.

– Ну что, Айрат. – Проговорил я, подойдя к татарину. – Пора прощаться нам.

Начал срезать с него путы. Рассекал быстро, не особо задумываясь об аккуратности. Небольшие порезы заживут, а вот если за нами погоня из лагеря все же рванется, уйти от нее будет не так-то просто.

– Рад я этому, Игорь. Не добр ты ко мне был. Ох не добр. К послу самого хана. – Покачал степняк головой. Подставил спутанные руки.

Усмехнулся в ответ, проговорил:

– Надо так. Сыну хана, все как есть расскажи, без утайки. И про серебро, и про то, что с Артемием у нас свои счеты имелись. И про письмо, которое при тебе вскрыли. И про Тутая тоже. Он же враг твой. – Взглянул в егоглаза, улыбнулся криво. – Да про все расскажи. И что в поместье у Жука видел. И в городе, что слышал. Что люди в кулак собраны, к бою готовятся.

Татарский дипломат смотрел на меня.

– Что и коня не дашь? – Наконец-то руки его были свободны, он начал их растирать. Кривился лицом, добавил негодующе. – Пешком идти мне, что ли.

– Нет, ты что. Как можно тебя без коня отпускать, без уважения. – Смотрел на него, думал о том, а что он скажет, как всю ситуацию подаст. Вряд ли из-за его слов сын хана передумает. По-хорошему они должны лишь усилить ощущение от нашей встречи.

– Говорю же, то, как тебя содержали и относились – лишь необходимость. Нельзя было иначе.

Подошел Пантелей, передал узду одного из скакунов, на котором татарин до этого ехал с нами. Замер рядом, ждал указаний. Все готово.

– Ждут тебя в лагере, а нам пора. – Я взлетел в седло.

Моему примеру тут же последовал служилый человек. Мы развернулись и погнали весь наш небольшой заводной табун в сторону поместья Жука. Дипломат Айрат Мансур остался близ рощи у балки. Его ждала недолгая дорога и, как думалось мне, долгий и интересный разговор о произошедшем с Дженибеком Герайем и его близкими людьми.

Мы же неслись через Поле.

Темнело. Время утекало сквозь пальцы.

Ночь уже вступала в свои права. Оставались последние минуты сумерек, когда лучики солнца еще чуть-чуть освещали из-за горизонта этот мир. Бескрайнее зеленое Поле, островками в котором вздымались рощи, рассеченное частыми ручьями и руслами неглубоких, даже по весне речек, несущих свои воды к Дону.

Мы мчались вперед, нещадно гоня лошадей и не жалея себя. Останавливались, спрыгивали, пересаживались каждые минут семь – десять. На каждого у нас приходилось по пять лошадей, так что такой темп с учетом остановок мы держали где-то около часа. Пару раз налетали на небольшие речушки, шли метров тридцать по их руслам, чтобы немного сбить с толку погоню, если такая будет.

Выбирались на другой берег, неслись дальше, на север, к поместью Жука. Вслед за ушедшей туда грозой. Небо продолжало нависать единой серой тучей. Дул сильный ветер, распогаживаться не собиралось.

Кони выбивались из сил. Идти галопом уже было нельзя, риск потерять скакунов возрастал. Да и ночь вступила в свои права. Затормозили, видя в стороне небольшой лесной массив. Дальше уже двигались шагом, даже на рысь не срывались. Двигались к деревьям, в том направлении, перестав их видеть. С трудом ориентировались в непроглядной темноте. Ночь выдалась безлунная и беззвездная, темная, хоть глаз коли.

Пришлось срочно искать место для ночлега, и укрытие в деревьях показалось отличной идеей.

Добрались спустя тяжелых полчаса. Уперлись в опушку. В темноте сложно разобрать плотность деревьев и сколько их сильно влево и вправо, насколько протяженно, в каком месте вышли – не очень понятно. Не видно ни зги.

Прошли чуть правее, нашли небольшую ложбинку, промоину, от которой пахло сыростью. Зашли метров на тридцать вглубь.

– Все, здесь ночуем. – Проговорил я.

Усталость накатывала волнами. Ноги болели, филейная часть превратилась не просто в доску, а в камень. По всему организму пробегали молнии, говорившие, что затекло просто все – от шеи до ступней. Этот организм не был приспособлен к столь долгим конным гонкам и страдал. Я терпел, мне не привыкать. Прикидывал, что как время будет, нужно тренироваться.

Время. Сейчас это самый для меня ценный ресурс.

Глянул на Пантелея. Он тоже выглядел не лучшим образом. Еще бы, встал ни свет ни заря, шел под дождем к хутору Жука по воде, затем считай весь день верхом, потом три часа томительного ожидания, охраны человека, который только и думает, как бы сбежать. И еще одна гонка.

– Ты как? – Спросил его.

– Нормально. – Проворчал он гулко.

Нужно обустроить ночлег. Даже если отбросить усталость и связанные с ней риски, путь продолжать все равно нельзя. В полнейшей темноте, без звезд и луны двигаться дальше опасно. Зайдем, заплутаем, поутру еще и направление искать верное. Удалимся от хутора, а не приблизимся к нему. Да и кони устали, ночью оступятся, ноги переломают, придется добивать, бросать. Дело совсем негодное.

Внезапно я услышал волчий вой – протяжный, пробирающий до глубины души. Было в нем что-то пробуждающее самые древние человеческие опасения, инстинкты. Близость дикого зверя, желание укрыться, спрятать самое дорогое и готовность драться с ним за свою жизнь и жизни родных и близких.

Лошади сразу же занервничали. Черт. Их много, целых десять, а нас всего двое. Мой-то скакун, привычный ко всему, небось дурить не будет. А вот за остальных я поручиться не мог. И этих, серых санитаров леса, сколько? Если три-четыре, можно совладать, а больше?

Мы-то с Пантелеем в любом случае спасемся. На крайний случай – влезем на дерево, там переждем. А вот скакуны? Без нас им конец. А без них потом, поутру, и нам не сдобровать. Бежать бегом на своих двоих до поместья? Спасибо, не хочется. Такой путь – трата времени. Потери неприемлемы.

Значит биться!

– Костер. – Мы переглянулись со служилым человеком.

– Глубже зайдем, чтобы видно с Поля не было. – Приказал я. – Давай, вперед.

Торопились как могли. По ложбинке, где, как оказалось в самой ее нижней части все же текла вода. Тонкий, еле заметный, засыпанный хвоей и листвой ручеек. Ушли дальше, в глубину массива. Может, метров пятьдесят от опушки или даже сто. В непроглядной темноте не понять точно.

Но надо сделать так, чтобы нас не было заметно. А то за волками придут еще и люди.