Текст книги "Патриот. Смута. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава 24

Предвидел, что начнется галдеж, недовольный гомон.

Руку поднял. Заметил, как Яков и Тренко насупились и на меня уставились. Вот-вот поднимутся, говорить недоброе начнут, отговаривать, убеждать. Да и казаки воронежские как-то напряглись, переглядывались. Себя они считали выше своих донских собратьев. Как-никак при городе, а не где-то там, в Поле.

– Собратья! Дослушайте. Если Чершенские с нами идут, то где им раненых своих оставлять? На Дон опять? Дорога долгая, могут и помереть люди. А нет, так вылечатся, прибьются к какой банде. Нам оно зачем? – Обвел взглядом, вроде люди как-то малость поутихли, успокоились, слушали. – В город? А куда их приписывать? В полковые, или беломестные, или просто поселенцами? К кому? Не понятно. Свои воины из города уйдут, чужих оставлять при детях и женах. Не дело. – Сделал паузу. – Поэтому. Думаю, пока мы на север идем, здесь оставим этих людей. Григорий, временную грамоту какую или в книгу вписать, что на время похода земля передается казакам атамана Чершенского можно?

– Ну… Допустим, воевода. – Подьячий тоже был не рад такому повороту.

– Сами говорите, земля тут никчемная. А дозор нужен. Вот и казаки эти, и те, кто при них будет, станут для Воронежа дозором здесь. Припасов им от Жука останется. Не все мы поели же, пока здесь татар били. Река рядом, рыбу ловить можно. Казаки, люди опытные. Сотня, считая раненых, будет дозор вести на южном рубеже. Если враг подойдет, отступят, предупредят город. Чем плохо?

Я понимал, что устои нарушаю. Казаки отродясь земли не имели и селились на территориях, куда власть царская не дотягивалась. Но, для меня эти люди были примерно такими же – русской культуры и веры православной. А дозор нужен был, без него никак. Джанибек Герай войска уведет, но банды могут остаться. Кто с ними биться будет.

– Воевода. – Тренко взял слово, поднялся. – Земля людям служилым дается, чтобы себя снарядить и воевать. Казаки, донцы хоть и братья нам, но уклад у них иной. Испокон веку так.

– Понимаю. Но и время сейчас иное. – Стоял на своем. Девать казаков раненых было некуда, а оставить дозор нужно. – К тому же как я видел, поместье это стоит за засечной чертой, что по реке Песчанке построена. Думаю, что в Поле он уже. Мы не сажаем Чершенских на землю навечно. Мы их щитом и дозором оставляем. Что важно, очень. Ведь из Воронежа люди служилые на север пойдут. Также всегда было, что казаки, живущие на Дону, в Червленом яру, по Медведице и Хопру от татар щитом стоят. Первыми их видят и встречают.

– Собрат мой. – Яков кашлянул, обращаясь к Тренко. – Воевода дело говорит. Куда мы этих раненых? Да и потом. В дома ушедших собратьев, людей служилых их селить? В Воронеж. При всем моем уважении к братьям казакам. Недоброе это дело. А тут. Им и воля, и дело.

Остальные закивали, к слову сотника Якова прислушались. Скрепили сердце, договорились вроде как.

Иван и Василий переглянулись. Такой дар им понравился. Проговорил старший:

– Коли так решил, воевода, оставим здесь раненых своих и заслон. Как оправятся остальные, защиты больше будет. А пока, если решили все, идем. Посмотришь на молодцев наших. Обрадуются они, что браты под присмотром будут здесь. – Он на брата глянул. – Доброе это дело. Любо оно нам.

– Идем, атаман. Григорий, Яков, Тренко со мной.

Трое кивнули, поднялись, засобирались.

– Остальные, свободны. Только, собратья. Пантелея мне найдите, где он?

– Видал его. – Сказал Серафим. – Разыщем, пошлю людей. Я, с позволения твоего, ранеными займусь. Помолюсь за них, чтобы бог помог раны их исцелить, полученные в защите веры православной.

– Славно. Дело важное. А Пантелея, ко мне.

Военный совет оказался завершенным. Все начали расходиться, а мы заторопились к донцам.

В сенях, на выходе я кивнул ждущему здесь Путяте Боброву:

– Жди, вернусь, поговорим. – Чуть задержался, пропуская всех вперед. – Отсюда никуда и Серафиму скажи, чтобы твоих сотоварищей двоих, тоже сюда явиться попросил. Ясно?

Сделаю. – Кинул нижегородец. Насторожился еще сильнее прежнего. Виделась в нем сильная нервозность. За жизнь свою опасался из-за сказанного.

Почему наедине не поговорил? Хотел на людей посмотреть, на реакцию их, видимо. А теперь, ходи, оглядывайся. Как бы ни пришли за ним ночью. Надо подстраховать будет и сейчас предостеречь, что я и сделал.

Вышел, присоединился к ожидающим во дворе острога.

Прошли сквозь ворота, охраняемые парой стрельцов. Начали спускаться.

Филарет семенил рядом. Позиция его людей, которую нужно убирать и грузить пушки на лодки, размещалась как раз по пути. Еще на противоположной от входа стороне со вчера остались тюфяки. Их тоже нужно будет погрузить. Все вернуть в Воронеж и начать снаряжать походную, полевую артиллерию из крепостной. Несколько пушек в боях нам точно пригодятся.

Конечно, до проломных орудий всему арсеналу далеко. Но что-то с собой прихватить все же можно.

Раннее утро завершилось, совет длился часа два с небольшим по моим прикидкам. Потеплело. Солнце припекало все сильнее. День должен был выдаться жарким.

Пока шел, изучал.

Внизу, там, где вчера шел ожесточенный бой, был разбит казацкий лагерь. Шатры, навесы, костры. Народ кашеварил, возился, жил своей жизнью, пока атаманы говорили со мной в остроге.

На просеке, ближе к реке, стояло несколько сотен коней. Видимо, сюда их всех привели, и наших, и трофейных. Было их прямо много, огромный табун. Может даже тысяча уже, а может, и больше. Столько, признаться, ни разу я не видел. Даже у отца, еще в советское время, когда совсем юным был, в колхозе. А здесь – не сосчитать. Часть низкорослых – татарских, а часть более крупных.

Там тоже были люди – стерегли, кормили, поили, пасли. Травы здесь не так чтобы много оказалось, но вот камыша прилично. Правда, его приходилось рубить и скирдовать, чтобы животные не лезли в болотину. Сильно пострадали заросли реки от такого большого количества скакунов, оказавшихся здесь единовременно. Нужно завтра уводить все это поголовье к Воронежу, там ставить на постой частями вокруг города под охраной и холопов подключать к уходу.

Пока войско тренируется, кони должны находиться вблизи и есть вдосталь.

Дальше от казацкого лагеря справа, ближе к густому лесу приметил я, что пара десятков человек копают. Рыли они могилы. Еще несколько десятков таскали туда тела. Конские туши, коих здесь было мало, заносили в лагерь, там их, видимо, разделывали, снимали шкуры, вялили мясо. Не пропадать же такому добру. А людские, видимо татар, отправляли, предварительно раздев, в братскую могилу.

Мы двигались вниз.

– Побегу, народ соберу, чтобы прямо все, все, все! – Заорал Васька. Помчался вниз. – Ух, а! – Еще громче кричал. – Браты казаки! Воевода велик! Говорить с нами будет! Собирайся, народ! Браты!

М-да, еще шесть сотен людей, которых я поведу на север. Удвоение моего воинства, если на то пошло. Только вот, насколько надежны они? Дело покажет.

Шел вперед, раздумывал, над тем, что в тереме было. Получалось оно все в целом то хорошо, только за союз с Нижним Новгородом опасения были и за серебро. Атаман полковых казаков из головы не выходил.

Спустились. Казаки встречали полукругом, сходились, смотрели чуть вверх.

Я замер на пологом склоне, взирал, получается, сверху, метров с десяти на все это воинство, собравшееся подле меня.

– Здравия вам, браты казаки!

– И тебе, воевода! – Загудели сотни глоток. – У… А… Здорово… Здравия… Здоровеньки булы.

Приходилось драть глотку чтобы все собравшиеся пять сотен слышали хорошо и внятно. Не переспрашивали и не дурили потом.

– Говорить пришел! Хочу вас! И атамана вашего! На север вести! К Москве!

Вновь загалдели.

– Любо! Любо!

– А за кОго? Пошто?

– Тебя садИть? Любо! Воеводу в цари! Он внук! Законный! Любо!

Я поморщился. Докатились, уже каждый казак любого мало-мальски удачливого предводителя родичем Ивана Грозного именует. До чего Смута довела.

– Тихо! – Руку поднял. – Тихо, браты!

Толпа замолкла.

– Скажу! А вы дослушайте! – Набрал в легкие больше воздуха. – Хочу я! Чтобы вся земля! Вся русская! Собором, сходом! Царя выбрала! Не люб мне Василий! Не люб и Дмитрий! И Ляхи! и Татары! И Шведы! Сильный! Славный! Крепкий! Царь нам нужен! Избранный землей!

– Дело говоришь! Любо!

Казаки, в отличие от атаманов восприняли новость как-то ощутимо легче, быстрее и лучше. Может быть, в их головах, непривычных к интригам и сложным противостояниям, все выглядело проще. Придем, двоих царьков свалим, своего поставим. Да еще пограбим, а может, и приживем чего.

– Славно! Но, раз так! То закон! Не грабим! Не жжем! Атамана слушаем, как бога! Что сказал – то закон! Добычу воинскую! Всю! Сдаем!

Здесь народ загудел, загалдел, кое-кто даже за сабли хвататься начал. А ради чего воевать то, если добычу сдавать. Все понятно, с казаками вольными, как и думал, сложнее будет, чем с воронежцами. Не готовы они просто так с добычей расстаться.

– Тихо! Тихо! – Выкрикнул я что есть сил и люди замолчали.

– Жалование платить буду! Посчитать надо! Неделю дайте! Приду к вам! Скажу!

Казаки переглядывались.

– А еще! Всех раненых! И кого атаман изберет! Для дозора! Здесь оставлю! В поместье! Воронеж с юга подпирать! Пока к Москве идем! Ваша земля это!

– Любо! Воевода наш! – Кричала часть толпы.

– А как же трофеи! Не отдадим! Наше это! Кому оно!

– По трофеям! Воронеж всех снаряжает! Полки собираем! Чтобы биться лучше! Чтобы все как один! Пикинеры! Стрельцы! Всадники латные! Всадники легкие! Неделю дайте! Браты! Только татар били! Через неделю! Все скажу!

– Вот и мы скажем! Потом! А пока! Любо! Воеводу хотим! На Москву! Ляхов бить! На кол!

Кого толпа призывала сажать на кол, затерялось в общем потоке гомона. Мнения явно разделились. То, что я требовал сдавать добычу, им не нравилось, но в остальном все устраивало. Идти воевать за меня они были готовы.

– Давай так! Браты! Кто за! По правую руку! Кто против, по левую! Не держу никого!

Братья Чершенские неспешно двинулись направо от меня. Поддержали. Первыми показали всем, за кого атаманы и о чем они договорились в остроге.

Толпа загудела.

– Коли за мной идете! Клятву потребую! Землей и верой! Что царя поставим! Сильного! И я перед вами! В этом! Поклянусь! Коленопреклоненно! Чтобы земли коснуться! В ней вся сила! В ней мы все! В Земле Русской!

Людское море бушевало, гудело, галдело, но преимущественно качнулось направо. Почти все, кроме небольшого отряда человек в сорок присоединились к атаману и его брату. Стали по правую руку.

Ясно. Те, что остались добычей делиться не хотят. Или это оппозиция Чершенским? Может, стоит их здесь как раз, и оставить, дозорными. Но, с другой стороны, опасно. Спрошу, что атаман о них думает. Потом решу.

– А вы чего, браты⁈ Сами по себе⁈

– Мы, воевода, не дворяне. – Вперед выступил молодой казак. Хорошо, богато в сравнении с иными, одетый. – Это они за землю бьются. А мы, народ вольный. На то и казаки мы. Мы за веру православную сюда пришли, татар побили. За тобой пойдем, коль добыча будет. Почто себе ты ее всю забрать решил? Почто обычай нарушаешь?

– Надо так, казак! Чтобы больше людей снарядить, вооружить. Чтобы Дмитрия и Василия одолеть. А потом ляхов и шведов. Чтобы царя поставить сильного и чтобы за ним сила была могучая. – Смотрел ему в глаза. – Не себе беру, а в казну, в арсенал, чтобы выдавать тем, кому надо.

Стоящие за спиной этого молодого казака переглядывались, перешептывались.

– Обычай другой. Да и кто славен, тот сам себе все добудет. А кто неудачлив, в землю ляжет.

– Твое слово. Твоя правда. Но подле меня, такому как ты не место.

– Гонишь. – Усмехнулся молодой казак. – Говорят, мастер ты на саблях биться. Давай так, коли победишь, то с тобой пойду, служить буду как пес. А моя возьмет, отдашь мне землю Жука и добычу всю оставишь, что унести смогу. Да еще коня своего со всем имуществом, что на нем.

Казаки загалдели. Видано ли какой-то десятник, вряд ли он был даже есаулом, на бой воеводу вызывает. Как же человек, руководящий всего несколькими, осмелился на такое.

Тренко с Яковом за моей спиной напряглись. Но Григорий толкнул своего односельчанина, промолвил тихо, но я все равно услышал.

– Ты же видел, что Игорь умеет. Он там в Чертовицком только пол силы показал.

Яков на него уставился, а тот только головой покачал, добавил:

– Мы тут такое творили, собрат. – Хмыкнул. – Казаку конец.

Да, через многое мы с Григорием прошли, верил он в меня, да и я в себя.

– Все мы люди служилые! От боя не откажусь. – Усмехнулся я. – Тащи саблю, казак. Гляну, на что ты способен.

Двинулся на него, вытащил свою.

Вокруг народ огибал нас полукругом, переговаривался.

– Не убей дурака нашего! Воевода славный! – Заорал Васька Чершенский. – Богом прошу! Пощади! Молодой! Резвый! Но… Ой дурак! Ой дурак! На кого руку поднял. Ой, на кого.

Остальные косились на него. Обсуждали, как же это, воевода и простой какой-то лихой их десятник будут биться. Видано ли. Все хотели посмотреть. Толкались, ворчали.

Встал в позицию. Ждал, изучал противника.

– Хитро. Вижу опытный ты воин. Слухи о тебе-то ходят страшные. – Оскалился казак.

– Нападай. – Я был холоден и готов к уловкам.

Он дернулся вперед, шаг, другой, сабля в руке двигалась, покачивалась. Обмануть хочет. В позицию не вставал, ноги танцевали, но не так уверенно, как это должно делаться. Он был хорошим воином, хорошим бойцом, возможно, физически даже превосходил меня и оказался тренирован, крепок. Но… Техника в это время была на моей стороне. Я прочел десятки книг, к этому моменту еще не написанных, а также в свое время изучил сотни вариантов и приемов. Нравилось мне с клинком работать. С саблей больше всего, легкой шашкой. Меньше с палашом, рапирой, мечом.

На моей стороне был усвоенный опыт десятков поколений. А на его, только боевой задор да бесконечная лихая отвага.

Он ударил резко, думал, я не ожидаю. Встретил его легкой защитой терцией, сбил клинок. Решил поиграть. Атаковал, он отбился, мы обменялись ударами. Кто быстрее, кто шустрее. Я видел, что он пока не понимает, что я бьюсь не в полную силу, а так, показухой занимаюсь. Рубился, скалился, но уйти от обмена ударами никак не мог. Я навязывал ему ту манеру боя своей скоростью, какую хотел.

Удар в левую щеку, защита примой. Раз-два, раз-два, повторить, пока не выучишь. Он не успевал, терял напор. Ноги подводили казака. Хотел уйти от этой игры, но не мог. Я все время наседал, был рядом и атаковал в одно и то же место так, чтобы ему оставалось на возврате атаковать тоже единообразно.

Со стороны зрелищно, красиво, звонко. Рубка, сеча.

В какой-то миг противник начал понимать, что я играю с ним. И это его взбесило. Осознание того что бой я воспринимаю не серьезно, а он выкладывается на полную сводило с ума. Это виделось по глазам.

– Руби! Руби гад! – Процедил он сквозь зубы. – Хватит играть! Бейся!

– Дурак.

Я крутанул рукой, ушел резко влево, и он, привыкший к движениям в одной манере, не удержал равновесия, полетел вперед, мимо меня. Мне не хотелось его ранить. Человек хороший, из такого славный воин выйдет, портить не надо. Проучить потребно. Даже пинать его не стал и открытую кисть рассекать лезвием. Подножку поставил, саблю чуть зацепил, чтобы сам он на нее не напоролся.

Противник полетел, распластавшись. Рухнул на землю.

Шаг, второй, наступил ему на пальцы.

– Признаешь поражение?

– А…

– Признаешь⁉

– Да, воевода, да!

Я отошел, он поднялся, посмотрел по сторонам злой, недовольный.

– Цепной пес мне не нужен, казак. Мне нужен тот, на кого положиться во всем можно. Кто своей головой думает. Кто делает, что должно. А из казака слуга плохой выйдет. Дела свои тут доделывай, собирайся и приходи. К полудню жду в остроге.

Стоящие за молодого бойца люди переглядывались и присоединились к основной казацкой массе.

– Ну что! – Я вернулся на прежнее место. – Браты! Казаки! Клянетесь⁈

– Да! Добро! Любо! Клянемся!

– Повторяйте тогда.

Я привстал сам на одно колено. Правой клинок держал, левой касался почвы.

– Землей русской! Ей родной! И верой православной! Клянусь в сказанном! Правильного царя на трон посадим! За веру! Царя правильного! И отечество! Мы сражаемся! Себя не щадя!

Казаки повторяли за мной стройно. Тоже на колено одно опустились.

* * *

Левый берег Дона. Поместье Жука

Ворон сидел на дереве и наблюдал, как под ним четверо человек, отделившись от всех, обособившись и скрываясь, говорили тихо. Сговаривались о недобром.

Если бы мудрая птица понимала речь людскую, то разобрала бы следующее:

– Троих этих кончать надо. Не нужен нам союз с нижегородцами. Минич их этот, нас бил, гнал. Отца моего люди его убили. – Один командовал тремя, управлял, повелевал.

– Мы должники твои, как скажешь. – Трое остальных переглядывались.

– Он нас добытого в бою лишил.

– Брат мой пал. На нас весь удар пришелся.

– Значит так, собратья. Я в город с первой лодкой пойду, там все подготовлю. Со стрелецким сотником сговорюсь. С ним все серебро и поделим. Все наше будет. А вы здесь. Вот только так сделать надо будет…

Птица каркнула громко, протяжно, взлетела.

* * *

Покончив с присягой казаков, я поднялся. Войско мое приросло в два раза. Теперь, сегодня, нужно решить, что делать с пленными татарами, с Багатуром, руководить отправкой в Воронеж, сбором войск. Дел невпроворот. Но, не давало мне покоя чувство, что среди всех сидящих за столом нет согласия.

Начал подниматься наверх. Мимо пролетел громко каркающий ворон. Чудно, как-то в лесу, в тишине, вроде бы внимания на птиц не обращал, а здесь прямо услышал. Кар! Да, кар!

Сел на ветку, на меня уставился.

Тренко и Яков глянули на крупного черного пернатого, распрощались со мной и двинулись по своим делам к своим людям. Григорий шел со мной дальше, рядом. Проговорил, как-то внезапно:

– Смотрю я на тебя, Игорь и дивлюсь. Знакомы мы всего ничего. – Вздохнул. – Но, и вправду верить хочется, что внук ты Ивана Великого.

Я остановился, улыбнулся, глянул на него.

– Нет, я Игорь Васильевич Данилов, боярин из московских.

Замерли мы на миг, и здесь над лагерем раздались крики.

– Татары! Татары утекли! Измена!

* * *

Уважаемые читатели, спасибо! Жду в четвертом томе – /reader/484391/4545332

Пожалуйста не забывайте ставить лайк.

И конечно – добавляйте книгу в библиотеку.

Впереди – много интересного.