Текст книги "Призраки прошлого"
Автор книги: Евгений Аллард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
– Да, если получится, вы будете сниматься вместе с Миланой. Она играет главную роль. Ну, так что, Олег?
– Я играл в драмкружке в школе. И в студенческом театре МГУ, когда учился на факультете журналистики, – быстро соврал я, стараясь не краснеть.
Лифшиц чуть не подпрыгнул от радости.
– Правда?! – воскликнул он. – Это замечательно! Значит так, Олег. Сейчас пробы проведём, покажем Верхоланцеву. Потом Розенштейну. Он продюсер. Главное, наша легенда. Скажите, что играете в саратовском драматическом театре. Запомните!
– А если они захотят проверить? – засомневался я. – Может студенческий театр подойдёт?
– Нет, Верхоланцев ни за что не согласится. Ему профи нужны, – задумчиво пробормотал Лифшиц. – Постарайтесь, Олег, – почти умоляюще добавил он.
К нам присоединился новый персонаж – пожилая женщина с круглым, добродушным лицом, короткой стрижкой тёмных волос с сильной сединой и мягким взглядом печальных глаз в морщинках.
– Галя, – произнёс Лифшиц. – Вот тебе объект. Нужно максимальное приближение к Северцеву.
Женщина взглянула на меня, чуть заметно нахмурилась, по её лицу пробежала тень.
– Пожалуйста, пройдёте, – сказала она певучим, низким голосом.
Мы зашли в другой трейлер, она усадила меня перед зеркалом. Провела расчёской по моим волосам и осторожно спросила:
– А вы Северцеву кем приходитесь?
– Никем, – удивлённо ответил я. – А почему я должен ему кем-то приходиться? Я тут случайно оказался.
– Вы на него очень похожи, – объяснила она смущённо. – Только лет на десять моложе. Вам сколько лет?
– Тридцать.
Она стала наносить грим быстрыми, умелыми движениями. Через пять минут из зеркала смотрел человек, старше меня лет на десять-пятнадцать, будто я перенёсся вперёд на машине времени. Это выглядело странно и пугающе. В углах глаз – морщинки, на висках засеребрилась седина. Лёгким движением руки гримёр отняла у меня годы непрожитой жизни. Я вышел из трейлера и направился к Лифшицу, который разговаривал с Миланой.
– Милана, это кандидат на роль Северцева, – произнёс Лифшиц. – Прошу любить и жаловать. Олег Верстовский.
Я галантно поцеловал её руку с длинными, нервными пальцами. Конечно, она выглядела хуже, чем на экране, в уголках глаз я заметил морщинки, кожа совсем неидеальна, но все равно была потрясающе хороша. Высокая стройная, почти с меня ростом, небольшой, но красивой формы бюст, тонкая талия, стройная ножка в разрезе платья; густые, жёстко завитые волосы обрамляли идеальный овал лица, скульптурно-выпуклая линия скул подчёркивала завораживающе прекрасные серо-голубые глаза, сходясь на резко очерченных губах и ямочке на чуть выступающем подбородке. Редчайшее сочетание чёрных, как смоль волос и ярких небесного цвета глаз.
– Так давайте быстренько. Сделаем фотопробу, – скомандовал Лифшиц.
Я оторвался от разглядывания Миланы, встал с ней рядом, не зная, прижать её к себе или не стоит пока. Перед нами суетился фотограф, субтильный юноша в веснушках, с редким пушком на верхней губе, и короткой стрижкой ярко-рыжих волос с вихром. Я с улыбкой понаблюдал, как он неумело устанавливает камеру с длинным объективом на штатив и снисходительно проговорил:
– Телевик смени на портретный фикс. Так лучше будет.
Парень поднял на меня глаза, в которых отразился благоговейный страх, и начал судорожно рыться в кофре.
– А что это такое? – пролепетал он, наконец, багровый от напряжения.
– Объектив с постоянным фокусным расстоянием, – объяснил я. – Ну, у которого увеличения нет.
– А! – обрадовано воскликнул пацан, и вытащил из кофра нужный объект.
Я ощутил, как меня осторожно, но довольно жёстко взял за локоть Лифшиц и прошипел на ухо:
– Олег, не шпыняй мальчишку. Он на втором курсе учится, на операторском, во ВГИКе. Племянник Верхоланцева, – добавил он ещё тише.
Я подумал с досадосй, что зря так отнёсся к неопытному пацану. Если меня не утвердят, я мог бы заполучить портретные фотки с Миланой и выложить в своём блоге. Сенсационно. Я рядом со звездой! А теперь он меня просто пошлёт.
От грустных мыслей меня отвлёк персонаж мефистофельского вида – высокий, худой шатен в джинсах с художественными дырами на коленях, вытянутое лицо с недельной щетиной, длинный, узкий нос, нависающий над тонкими губами будто клюв, глаза, просвечивающие насквозь. Он стоял поодаль, курил сигарету через мундштук, и, склонив немного голову на бок, наблюдал за нами. Лифшиц подошёл к парню и начал о чем-то быстро говорить. Равнодушное выражение на лице Мефистофеля не изменилось, он лишь снисходительно слушал, изредка бросая на меня ленивый взгляд.
– Ладно, – бросил он равнодушно. – Пошли.
Лифшиц подошёл к нам с Миланой и объявил:
– Олег, сейчас наш оператор вас с Миланой снимет на лестнице. Задача такая. Подходишь к Милане, берёшь за руку. Потом вы сходите к машине, садитесь. Мило беседуете. Понятно? Кирилл уже установил камеру. Кирилл – оператор-постановщик, – объяснил он.
Парень, похожий на хищную птицу, взглянул в видоискатель, потом на меня, и поморщился. Может быть, заметил, как я трясусь от страха? Надо взять себя в руки, не мальчик уже. Если дело не выгорит, в сущности, я не потеряю ничего.
– Лиля, покажи товарищам, где им начинать, – услышал я голос Лившица, и увидел ещё одно действующее лицо – худенькую девушку со стрижкой-каре и большими, распахнутыми глазами. Девушка прошлась по лестнице, делая пометки мелком, дошла до машины, провела жирную линию, и вернулась к нам.
– Так, все готово, – удовлетворённо произнёс Лифшиц. – Начинаем!
Милана грациозно поднялась по лестнице, остановилась на верхней площадке. Лиля щёлкнула перед ней хлопушкой и Милана начала царственной походкой спускаться. Оператор следил камерой за ней, а я должен был по команде войти в кадр.
– Стоп! – завопил Лифшиц, и грязно выругался. – Лиля, быстро микрофончик прицепи Олегу. Так хорошо-хорошо. Продолжаем.
Ему безумно приятно было ощущать себя главным, командовать, делать вид, что именно он снимает кино. Я отвёл Милану к машине, старательно выдавливая из себя ничего не значащие слова, посадил на пассажирское место, сел за руль.
– Всем спасибо! – заорал Лифшиц, подскочив к нам. – Олег, я покажу пробы Верхоланцеву и Розенштейну, – затараторил он. – Оставьте ваш телефончик, мы вам перезвоним. Вы свободны. Так продолжаем! – закричал он начальственным тоном.
На площадке опять началась суета, кто-то бегал, что-то переставлял, устанавливал, переносил. Я с сожалением переоделся в старый костюм в трейлере и покинул беспокойное место.
Я все-таки решил посетить дендрарий, Екатерина Павловна так его сильно хвалила. На этот раз мне повезло Я очутился в наполненном душистыми ароматами великолепном саду. Прошёлся по аллее, засаженной пальмами разных форм, свернул к фонтану, в окружении высоченных кипарисов и ещё каких-то странных деревьев, о которых я представления не имел.
– Северцев! Кого я вижу! Сколько лет, сколько зим! – услышал я возглас. Ко мне подлетел широкоплечий мужик и хлопнул по плечу. – Классно выглядишь, черт возьми! Отдыхаешь?
Я в изумлении посмотрел на совершенно незнакомого мне человека, и тут меня осенило. Уходя со съёмочной площадки, я забыл стереть грим, и мужик на полном серьёзе принял меня за Северцева.
– Извините, вы обознались, – произнёс я, пытаясь обойти живой шкаф, перегородивший мне дорогу.
Мужик явно обиделся.
– Друзей не узнаешь, зазнался. Ну как же – народный артист, – протянул он, скривившись. – А ведь совсем недавно так же, как я щи лаптем хлебал. Кстати, ты мне ещё штукарь баксов должен. Занял и не отдаёшь.
Так вот, в чем дело. Штукарь я ему должен. Ублюдок. Ему все равно, сильно я похож на Северцева или нет, главное выбить из меня бабки. Я достал из пиджака паспорт, и сунул под нос мужику.
– Я – Олег Янович Верстовский,– отчётливо, по слогам, произнёс я. – А Северцев уже пару суток, как в морге. Понял?
Мужик растерянно заморгал, и пробормотал через паузу:
– Извини, ошибся. Сейчас вижу – действительно как-то иначе выглядишь. А что с Северцевым случилось?
Я промолчал. Мужик подошёл ближе и просипел заговорщицки мне в лицо:
– Слушай, его убили? Да?
– Да, – ответил я серьёзно. – Я его тело нашёл в пещере. Полиция расследование ведёт.
– Значит, довела его эта баба проклятущая. Довела, – задумчиво проронил он.
4.
Я просидел в библиотеке целый день. Начитался массы историй о призраках, приведениях, полтергейсте. У меня сложилось впечатление, что вся чертовщина в мире собралась в этом занюханном городке на симпозиум по обмену опытом. Я попытался найти информацию о Колесникове, но ничего скандального не обнаружил. Лицей имел хорошую репутацию, здесь учились дети даже из других городов, расположенных поблизости. О Колесникове журналисты слагали только панегирики, великолепный семьянин, прекрасный учитель и директор. Ни одной даже завалявшейся истории о взятке или тем более убийстве. Я был сильно разочарован.
Моё внимание привлекло объявление, которое появлялось почти в каждом номере местной газеты или журнала. Колдун в седьмом поколении, медиум и экстрасенс, Касьян Кастильский поможет вам связаться с миром духов. На следующий день я решил посетить яркого представителя этой касты людей, особенно активизирующих в последнее время. Киношники мне так и не позвонили, поэтому я был свободен, как птица.
Колдун жил на окраине города, около реки в одноэтажном, кирпичном домике, за которым сразу начинался густой лес. Дверь открыла дама в длинном, чёрном одеянии и манерно проговорила:
– Господин Кастильский вас ждёт.
Я не представился, но ясновидец должен был, конечно, знать, кто к нему пришёл. Я увидел невысокого мужчину в чёрном, с седой бородой, длинными, тёмными волосами, обрамлявшими высокий лоб с глубокими морщинами, и колючим взглядом тёмных глаз, будто утопленных под нависающими надбровными дугами. Мы прошли в комнату, видимо, представлявшую кабинет экстрасенса. На удивление помещение походило скорее на место работы делового человека, а не медиума и ясновидца. Мебель темно-красного дерева, массивный стол, стеллажи с книгами. Я считал, что все в доме должно быть уставлено хрустальными шариками для гадания, свечами, увешано колокольчиками. На самом деле кабинет поражал деловой обстановкой. На столе возвышался мраморный, письменный прибор и лежало пара книг. Только одна вещь являлась исключением – большие часы с циферблатом из нескольких отдельных кругов с позолоченными знаками зодиака и какими-то странными значками, значение которых я не знал.
– Что вас привело ко мне, господин Верстовский? – спросил Кастильский неприятным резким голосом. – Вы хотите взять у меня интервью для вашего журнала? Сразу хочу предупредить – я не даю никаких интервью. Мне не нужна реклама. Особенно такая, какую делают представители вашей профессии.
То, что колдун знал, что я – журналист, меня не удивило. По крайней мере, он дал понять, что не лыком шит, и обмануть его невозможно.
– Я пришёл по личному вопросу, – объяснил я. – Прочитал в газете, что вы можете помочь пообщаться с миром духов. Я бы хотел поговорить с моим дедом. Он умер двенадцать лет назад и вот недавно приснился мне. Мне показалось, он хотел меня о чем-то предупредить. Но мой сон прервали, и больше дед ко мне не являлся.
– Вы ощущаете с ним сильную духовную связь?
– Да. Мы были большими друзьями. Он, можно сказать, определил мой путь в жизни. Благодаря ему я выбрал эту профессию.
Колдун откинулся на спинку большого кожаного кресла и задумался, ушёл в себя.
– Что вас привело в наш город? – спросил он, наконец.
Странно, почему бы ему не знать и об этом?
– Я приехал к своим друзьям в гости, – ответил я. – Отдохнуть.
– Не стоит меня обманывать, – скривившись, проронил он. – Вы приехали по приглашению госпожи Колесниковой. И теперь живете в доме, который проклят. Это очень опасно и для владельцев дома и для вас.
– Я приехал, чтобы помочь Екатерине Павловне. Я – специалист по паранормальным явлениям. У меня большой опыт в этом вопросе.
– Я читал ваши статьи, – произнёс Кастильский холодно. – Не думаю, что вы – специалист. Вы ни разу не встречались с реальными проявлениями этой стороны жизни. Разоблачаете мошенников, и не верите, что явления, которые не признает официальная наука, существуют. Вы – циник и скептик.
Я понял, что Кастильский настроен ко мне очень враждебно.
– Господин Кастильский, я не виноват, что за семь лет моих расследований, так называемых, сверхъестественных явлений, мне не удалось встретиться ни с одним реальным вампиром, оборотнем или духом, – объяснил с иронией. – Но я не теряю надежды.
– Глупости! Вы явились в наш город, чтобы найти сенсационный материал для своего журнала. Жаждете откопать грязную историю.
– Насколько я знаю, вы отказались помочь Колесниковым. Поэтому пришлось приехать мне, – дерзко сказал я.
– Господин Верстовский, вы даже не представляете, с какой чудовищной силой вы столкнулись, – проговорил Кастильский, наклонившись над столом. – Она уничтожит вас. Люди не в силах ей противостоять.
– Ну и что же делать Колесниковым? – поинтересовался я.
– Уехать из этого дома. В другой город.
– И продать этот дом. А покупатели, наверняка, быстро найдутся, – с сарказмом заявил я. – Обременение в виде полтергейста здорово снизит цену.
Кастильский усмехнулся и вновь расслабленно откинулся на спинку кресла.
– Примитив, – изрёк он. – Этот дом никому не нужен. Они даже не найдут покупателя. Они ставят под угрозу свою жизнь, и жизнь своих детей. Если вы действительно хотите им помочь – уговорите Екатерину Павловну уехать. И сами уезжайте.
– Иначе что? Я сильно пожалею? – насмешливо проговорил я.
– Вы думаете, я вам угрожаю? – сказал Кастильский. – Потому что боюсь? Ошибаетесь. Я лишь желаю добра вам и вашим новым знакомым.
– Хорошо, я подумаю над этим. Но что по поводу моего деда? – я решил сменить тему.
– Не слишком ли надуманный предлог, чтобы встретиться со мной?
– Я действительно хочу с ним пообщаться! – воскликнул я.
– Такие встречи трудно организовать для тех, кто не верит, – ответствовал Кастильский. – Впрочем, для этого необходима какая—то памятная вещь деда, что-нибудь, что раньше принадлежало ему.
– А фотография его нужна? – быстро спросил я.
Кастильский с осуждением взглянул на меня.
– Господин Верстовский, вы что думаете, я демонстрирую голограмму умерших своим клиентам? – изрёк он, сцепив пальцы на животе. – С таким отношением вы не сможете войти в контакт с духом. Грань между миром живых и мёртвых не так уж тонка. И прорвать её можно только сильным духовным воздействием. Страстным желанием. Если вы не верите, ничего не получится. Вы должны заслужить общение с потусторонним миром.
– У меня есть командирские часы деда, – сказал я. – Он оставил их мне. Я вожу их с собой, как талисман, – объяснил я.
– Он был военным?
– Да, прошёл всю Отечественную войну. Командовал ротой отдельного пулемётно-артиллерийского батальона.
– Хорошо, мой ассистент свяжется с вами. И мы проведём сеанс. Но вы должны хорошо подготовиться. Иначе ничего не получится.
Я облегчённо вздохнул. В итоге, Кастильский все-таки согласился показать мне свою «кухню». Покинув дом колдуна, я решил отправиться домой пообедать, дошёл до остановки трамвая. На другой стороне улицы стоял синий фургон, рядом с которым я обнаружил старого знакомого – второго режиссёра Лифшица и высокого, импозантного мужчину, сильно облысевшего, с седыми усами, в чёрной куртке и длинном алом шарфе. Со злорадством понаблюдал, как Лифшиц что-то униженно лепечет, отчаянно жестикулируя, оправдывается. Его собеседник, наоборот, был удивительно спокоен, лишь на лице застыло кислое выражение недовольства. Он пару раз вставил реплики в монолог Лифшица, и второй режиссёр после них начинал жестикулировать ещё лихорадочнее. Мне показалось, в итоге он упадёт на колени и начнёт молить о пощаде. У меня чесались руки дать Лифшицу в морду. Сволочи, даже не позвонили, не сказали, что я не подхожу. Извинились бы, черт возьми. Обычный человек для них хуже таракана. Мерзавцы. Я отвернулся, посмотрел на горизонт, стараясь унять раздражение. А чего, собственно говоря, я хотел? Что меня встретят, как звезду? Потому что ношу вещи сорок восьмого размера?
Постукивая на стыках рельс, подошёл трамвай. Я сделал шаг к двери, как вдруг кто-то схватил меня за рукав, пытаясь задержать.
– Олег! Куда же вы пропали! – услышал я знакомый голос.
Я резко обернулся, Лифшиц уже стоял рядом со мной с таким выражением лица, будто его сейчас отведут на казнь, а я, единственный, кто может спасти от петли.
– Я никуда не пропадал, – ответил я холодно. – Все время здесь, в городе.
– Мы вас ищем везде! – воскликнул он.
– А почему не позвонили? – удивился я. – Телефон потеряли?
– Наверно, я неправильно записал ваш номер, – пробормотал Лифшиц растерянно. – Никто трубку не брал.
И тут на меня снизошло озарение. Я вспомнил, что призрак расколотил мой мобильник о стену, а я не удосужился купить новый и переставить сим-карту. Екатерина Павловна аккуратно сложила останки проклятого телефона в коробочку, которая теперь стояла рядом с моей кроватью.
– Вы не передумали участвовать в нашем проекте? – пробормотал Лифшиц, умоляюще вглядываясь в моё лицо.
– Да нет, – пробурчал я.
– Идемте, я познакомлю вас с нашим режиссёром-постановщиком! – обрадовано вскрикнул он, потащив меня на другую сторону улицы.
– Дмитрий Сергеевич Верхоланцев, – представил он меня импозантному мужчине.
– Так-так, – произнёс Верхоланцев, – внимательно рассматривая меня. – Значит, в саратовском театре служишь? Пойдём, поговорим за жизнь.
Мы сели в фургон, салон был обит бордовым плюшем, окна закрывали плотные занавески. Верхоланцев плюхнулся напротив, также внимательно разглядывая меня.
– Ну и что рассказывай, – проговорил он деловито.
– Что именно? – поинтересовался я.
– Ну, что в театре играл. Какие роли.
– Ваську Пепла, Тузенбаха.
– Вот как? Ну, прочти что-нибудь. Помнишь?
– «А быть может, нашу жизнь назовут высокой и вспомнят о ней с уважением. Теперь нет пыток, нет казней, нашествий, но вместе с тем, сколько страданий!» – с пафосом прочитал я текст из «Трёх сестёр». Чехова я очень люблю, и перечитываю.
Верхоланцев усмехнулся, достал из-под скамейки бутылку пива, сделал глоток. Вытащив платочек, вытер аккуратно усы.
– Ну, скажем, актёр из тебя дерьмо, конечно, – пробурчал он без тени раздражения, скорее с иронией. – Впрочем, на другое я и не рассчитывал, когда пробы посмотрел.
– На пробах все актёры хреново играют, – возразил я.
– Не перебивай. Но может это к лучшему, – продолжал он рассуждать вслух. – На Северцева ты очень похож. Да, Северцев – гениальный актёр был. Самородок. Это я его нашёл. Огранил. Бриллиант из него сотворил. Да сколько актёров на моих фильмах поднялось, – протянул он. – Это ты его тело обнаружил?
– Да. В пещере.
– Небось, все место преступления облазил? – поинтересовался он. – Нашёл что?
Я удивлённо взглянул на него. Может быть, запонка принадлежит Верхоланцеву? Но зачем ему убивать «самородка», из которого сделал бриллиант?
– Я просто полицию вызвал и ждал их на берегу.
– Да ну, – усмехнулся он в усы. – Небось, даже сфотографировал. А? Верстовский, ты ж репортёр. Знаю я вашу шатию-братию, – хитро добавил он. – Ладно, не тушуйся, сделаем мы из тебя актёра. Не из таких делал. Только больше не ври мне, – шутливо погрозив пальцем, закончил он. – Задача такая. Переснимаем крупные планы, и делаем несколько новых сцен. Роль сократим. Не потянешь ты всю. Шучу-шучу, – добавил он, видимо, заметив моё огорчение. – Только не зазнавайся. Главную роль не ты играешь. Игорь Мельгунов. Вместе с Миланой. А ты – группа поддержки. С Мельгуновым не ругайся, не ссорься. Он – человек ранимый, обидчивый. Звёздный мальчик. И особенно рекомендую тебе держаться подальше от Розенштейна. Продюсер.
– Подальше от начальства, поближе к кухне, – сказал я.
Верхоланцев сделал ещё глоток из бутылки, аккуратно положил под скамейку. И, сделав вид, что поправляет мне воротник, проронил:
– Значит так, сейчас едем к наиглавнейшему церемониймейстеру. Твоя задача – ему понравится. Очень сильно. Понял?
– Это кто? – спросил я удивлённо.
– Главный продюсер. Давид Григорьевич Розенштейн, – тихо пробормотал Лифшиц, по его лицу было заметно, как он страшно боится.
Я вспомнил бурное выяснение отношений в кафе, где Розенштейн отчитывал Лифшица, и мне стало не по себе.
– Ладно, не раскисай, – проронил бодро Верхоланцев. – Главный тут я.
Спустя четверть часа фургон остановился возле местной гостиницы. Мы прошли в холл и поднялись на третий этаж. Верхоланцев ещё раз оглядел меня и постучал в дверь. Я представить себе не мог, что в гостинце провинциального городишки могут быть такие номера. Потолок метров двадцать высотой, украшенный лепниной, с люстрой из позолоченной бронзы, имитирующей свечи, окно во всю стену с полуколоннами, другая половина номера отгорожена изящной колоннадой, над которой находился балкон с ажурным, чугунным ограждением. На светло-жёлтом паласе стояло несколько мягких диванов и кресел цыплячьего цвета с ярко-синими подушками. Среди всего этого великолепия я не сразу заметил хозяина, который на фоне громадных интерьеров выглядел карликом. Он вальяжно развалился в одном из кресел, выставив огромное брюхо. На стеклянном столике рядом цвёл натуральный экзотический сад – ваза ярких цветов и огромное блюдо с фруктами.
Верхоланцев подошёл к нему, уселся рядом и, показывая на меня, проронил:
– Вот, наш новый Франко Лампанелли.
– И где вы такое чмо болотное откопали? – лениво проворчал Розенштейн.
Он взял со столика бутылку с янтарно-коричневой жидкостью, налил в пузатый бокал, и никому не предлагая, выжрал половину. Мерзкий гоблин.
– Давид, он идеально подходит. Похож на Северцева. Ты видел пробы? Переснимем пару сцен и почти без задержек пойдём дальше. Талантливый. Звезда саратовского театра драмы.
– Очередной твой племянник? – поинтересовался продюсер. – Или сын незаконнорождённый? – добавил он, хрипло заквакав, что означало смех.
– Прекрасный вариант, лучше ничего не найдём, – не слушая его, продолжал бубнить Верхоланцев.
– Пятьсот деревянных и пусть гуляет.
– Давидик, но у нас же массовка столько получает. Парня надо заинтересовать, давай пятьсот зелёных.
– Ты спятил, Дима? За такое говно пятьсот баксов? – зевнув, сказал Розенштейн таким тоном, будто покупал пучок завядшей зелени на базаре.
Мне безумно захотелось приложить его по лысине, ярко блестевшей под светом шикарной люстры.
– Давид, Северцев тебе дороже обходился, – возразил Верхоланцев.
– Северцев был звезда, – с пафосом сказал Розенштейн, воздевая пальцы, толстые, как сардельки, к небу, то есть к украшенному лепниной потолку. – Одно имя все окупило бы, а этот пацан ничего делать не умеет. И ничему не научится. Ну, если он тебе так нравится, плати ему сам. Из своего кармана.
– Хорошо. Только тогда, мой гонорар возрастёт на штуку. В сутки. Или я ухожу из проекта, – произнёс Верхоланцев. – Давид, мы будет снимать кино или не будем снимать кино? Мы уже в простое три дня. Твою мать, чего ты ломаешься, как девка красная?
Розенштейн вздохнул и опять потянулся за бутылкой.
– Ребята, подождите меня в фургоне, – сказал Верхоланцев.
Лифшиц, схватив меня за рукав, потащил к выходу с такой скоростью, будто убегал сломя голову от стаи чертей. Я слышал, как Верхоланцев, перейдя на сплошной мат, бурно убеждает Розенштейна.
Мы просидели в фургоне около часа, Лифшиц угрюмо молчал, уйдя в себя. Откинувшись на спинку мягкого сиденья, я закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Когда отъехала дверь, мы синхронно повернули головы. Верхоланцев был навеселе, но по выражению его лица я понял, он доволен. Он с большим трудом влез в фургон и плюхнулся напротив меня.
– Выбил я тебе ставку, – проронил он устало. – Будешь мне по гроб жизни обязан. Чтоб я ещё так унижался, козлина, – тихо пробурчал он себе под нос.
Я содрогнулся, услышав мелодию гимна Советского союза, ну то есть гимна России. Все равно, когда слышу эту музыку, на ум приходят слова, которые услышал от бабушки: «Нас вырастил Сталин на верность народов». У Верхоланцева не дрогнул ни один мускул на лице.
– Все сделали? Точно? Ладно, – выловив из кармана мобилу, спросил он. – Верстовский, соберись, – добавил он мрачно, засовывая телефон в карман. – Едем кино снимать.
Я не видел, куда мы едем, а спрашивать не решился. Через полчаса фургон остановился, я вылез наружу и увидел длинное, бетонное помещение без окон, где в ряд стояло ещё несколько машин. Верхоланцев вылез из машины и, не сказав ни слова, быстро ушёл.
– Пошли, – сказал Лифшиц. – На съёмочную площадку.
Я шагнул в дверь, открытую Лифшицем и замер от удивления – мы будто бы оказались на улице американского городка, выстроенного в стиле начала прошлого века – низкие домики, яркие неоновые вывески на английском. Единственным отличие этого города от настоящего было отсутствие неба. Где-то над головой я увидел потолок. Представляю, сколько вбухали бабок в создание подобных декораций. Не проще было найти натуру? Мы свернули в незаметный переулок и вошли в дверь, оказавшись в коридоре, по которому, громко переговариваясь, сновали люди.
– Вот здесь, – проронил Лифшиц, кивнув мне на дверь в конце коридора.
Это комната представляла собой гримёрную, высокий трельяж со столиком с массой блестящих баночек, коробочек и флаконов, около стены – раскрытый гардероб с нарядами. Возле большой камеры крутилось несколько человек. Парень с лицом хищной птицы, Кирилл Невельский, оператор-постановщик, ходил по комнате, отдавая указания.
– Здесь прибор погас, быстро восстановить. Шторки открой. Так хорошо. Костя, что у тебя на двери падает тень.
– Тень? Какая тень? – задумчиво проронил толстый парень в спецовке.
– Быстро исправили. А здесь что горит? Точка какая-то.
В дверях появился Верхоланцев в сопровождении Миланы, одетой в футболку с коротким рукавом и бриджах песочного цвета. С собранными сзади в пучок волосами, совершенно без макияжа, она походила на симпатичного мальчика. «Свой парень», не вызывающих никаких сексуальных чувств.
Увидев меня, Верхоланцев спросил:
– Сценарий дали тебе? Твою мать, что за люди. Все я должен сам делать. Верстовскому сценарий быстро! – скомандовал он. Рядом со мной возникла тётка в зелёном балахоне и сунула скреплённые листы бумаги. – Так. Объясняю задачу. Милана, сидишь за столиком, входит Олег. Вскакиваешь и резко спрашиваешь: «Как ты смог пройти?». Он оказывается рядом, говорит: «Белла, твои смешные ухищрения тебе не помогут». Берет за руку, пытается поцеловать. Вырываешь руку, пытаешься оттолкнуть. Это его распаляет, он сжимает тебя в объятьях, целует в шею. Бьёшь его по голове. Понятна задача?
Мне совсем не понравилось, что меня собираются бить, да ещё по голове.
– А чем мне его ударить? – спросила Милана спокойно, будто речь шла о лёгком поцелуе.
Верхоланцев задумался, вытащил сценарий. Заглянув туда, он недовольно крикнул:
– Твою мать, Семён! Иди сюда!
Через пару минут в дверях показался сутулый, худой мужчина, с высоким лбом, вытянутым лицом, крупным носом, глубокими носогубными складками и усталыми, печальными глазами.
– Что случилось? – спросил он задорно низким, хрипловатым голосом, что совсем не ввязалось с унылой внешностью. – Что за шум, а драки нету?
– Семён, чем Милана будет бить? – спросил Верхоланцев.
Тот задумался на пару минут и ответил:
– Ну, скажем пепельницей. Нормально?
Я представил себе, что Милана приложит меня этой штукой по башке, и стало нехорошо на душе. Первой моей мыслью было сказать: «Ребята, с вами было хорошо, но я, пожалуй, пойду. Дел невпроворот. Призраки, духи, колдун в седьмом поколении», и удалиться, как можно быстрее в сторону моря.
– Хорошо. Начали! – крикнул Верхоланцев. – Олег, входишь, говоришь текст. Милана, садись к столику.
Я решил послушаться, мне стало стыдно за моё малодушие и трусость. Ну, стукнет меня Милану пару раз, не умру из-за этого. По команде Верхоланцева я стремительно вошёл в комнату, остановился на середине и произнёс с широкой улыбкой:
– Белла, сегодня ты была просто великолепна! Я восхищен!
Милана вскочила с места, повернулась и прочла монотонно текст по сценарию:
– Как ты смог пройти, черт возьми?
– Дорогая, твои смешные ухищрения тебе не помогут.
– Подходи ближе! – сказал режиссёр.
Я взял Милану за руку, пытаясь поцеловать, она вырвалась. Я сжал её в объятьях, погрузившись в облако пьянящего аромата духов.
– Милана, ищешь лихорадочно, чем ударить этого нахала. Заговариваешь ему зубы.
– Как ты мне надоел! Когда ты, наконец, отстанешь от меня! – воскликнула Милана, делая вид, что хочет высвободиться.
– Тебе не удастся так легко от меня отделаться, – проговорил я свой текст с выражением.
Милана, наконец, подняла большую пепельницу зелёного стекла и сделала жест, будто бьёт меня по голове.
– Милана, уходишь из кадра! Уходишь! – крикнул Верхоланцев. – Олег, изображаешь, что тебе больно. Хватайся за ушибленное место.
Я прижал руку к голове, потом вопросительно взглянул на Верхоланцева, который задумчиво стоял посредине комнаты.
– Милана, побольше на лице страха. Олег, не кидайся на Милану, словно баб сто лет не видел. И улыбайся меньше, выглядишь идиотом, – бросил он мне с чуть заметным раздражением. – Не забывай, тебе сорок два, а не пятнадцать лет. Продолжим.
Мы повторили эту сцену раз десять, с каждым разом, Верхоланцев становился все раздражительнее, и озлобленней. Ему не нравилось, как я вхожу, как говорю, как обнимаю Милану. Он матерно ругался, обидно издевался надо мной. На глазах дюжины свидетелей! Самое обидное, он мог послать меня в задницу, а я его – нет. В конце концов, мне жутко захотелось дать ему в морду и уйти.
– Ладно. Перерыв, – наконец, бросил Верхоланцев. – Потом будем на камеру репетировать.
Ещё репетиции? Ужас. У меня жутко подвело живот от голода. Я обошёл все помещение, пытаясь найти хоть что-нибудь съестное. Но, кроме столика с пустыми, пластиковыми стаканчиками, которые от нечего делать выжрал технический персонал, я ничего не нашёл. Верхоланцев с Лифшицем куда-то исчезли, а больше я никого не знал здесь. Я вышел в коридор и вдруг ощутил ошеломляющий аромат докторской колбасы, которую обожаю. Пошёл, как сомнамбула, на запах и оказался на пороге гримёрки Галины Николаевны.
– Заходи, Олежек, – сказала она с мягкой улыбкой. – Проголодался? С чем хочешь – с сыром, колбасой, бужениной – спросила она.
Божественно! Мне показалось, что я оказался дома.
– С докторской, – быстро сказал я.
Она достала несколько бутербродов и протянула мне.
– Чай, кофе? – поинтересовалась она.
