Текст книги "Призраки прошлого"
Автор книги: Евгений Аллард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Можете сделать прямо сейчас? – быстро поинтересовался я.
– Сейчас нет. Вы должны эмоционально подготовиться. Ваши мысли слишком заняты одной особой… Кстати, должен вас предупредить – ей что-то угрожает.
– А что именно? – встрепенулся я. – Откуда исходит эта угроза?
– Человек, заключивший сделку, пока не смог выполнить требования князя Тьмы. А времени остаётся все меньше.
– Это очень расплывчато, – разочарованно протянул я. – Абсолютно ничего не даёт.
– Если бы человеку была бы дана возможность совершенно ясно предсказывать какие-то события, он стал бы вровень с Богом, – проговорил спокойно Кастильский. – Все, что я ощущаю, мысленно представляю – опасность исходит от какого-то движущего объекта.
– Господи, когда же я смогу, наконец, увезти её отсюда, – непроизвольно вырвались у меня слова, будто стон. – От Мельгунова, от Розенштейна. Когда?!
Я жаждал услышать от Кастильского одно только слово: «Скоро!», но он молчал, и с отстранённой печалью смотрел на меня, или скорее сквозь меня, куда-то в глубины собственного подсознания.
Я вышел от Кастильского в растерянности. Я считал, что он испугается моего разоблачения. А он дал понять, что я в его руках. Если задуматься, то мною давно манипулируют все, кому не лень: Розенштейн, Верхоланцев, Милана. Они все используют меня для своих целей. Розенштейну нужно, чтобы я участвовал в шоу, Верхоланцеву, чтобы играл в фильме. А Милана служит приманкой, из-за которой я остался в этом городе, хотя мог плюнуть на все и уехать. Я разоблачил колдуна, помог Колесниковым избавиться от призраков. Что меня держит? Только Милана. Я остановился на мостике, переброшенном через речушку, которая весело убегала в густые заросли. Милана может обманывать меня, просто держит меня на коротком поводке. Я верю ей, потому что хочу верить. Потому что люблю. Все тягостные думы закрыло безумное желание увидеть Милану.
Я ринулся к трамвайной остановке, словно за мной черти гнались, вскочил в трамвай. Издалека увидел шумную толпу техников, актёров массовки, и шикарный ретромобиль, благодаря которому я и попал в съёмочную группу. Я вышел на остановке, в глаза мне бросилась вывеска над входом в кафе, где я встретил Розенштейна и Лифшица. Кажется, это было так давно, совсем в другой жизни.
– Олег, добрый день! – услышал я голос Лили. – Вы вовремя, сейчас будем репетировать в ботаническом саду.
Мне показалось, что у Лили заплаканы глаза, она выглядела измученной и подавленной, но изо всех сил пыталась это скрыть. Я только открыл рот, чтобы поинтересоваться её состоянием, но она быстро исчезла. Я подошёл к гордо возвышавшемуся посредине площади длинному, сигарообразному автомобилю с открытым верхом. Это живо воскресало в памяти королёвские кареты, любовно провёл по кожаным сиденьям, ощущая их мягкую, приятную на ощупь поверхность.
– Нравится?
Я поднял глаза и увидел Верхоланцева, который опирался на изящную тросточку с набалдашником в виде головы льва. – Красивая тачка, – продолжил он. – В старых машинах есть особая стать, как в породистых рысаках. Смотришь и наслаждаешься. А ты ездить-то на таких умеешь?
– Конечно, – усмехнулся я.
– Ну, покажи.
Я проверил зажигание, достал из багажника «кочергу», завёл. Тачка мягко снялась с места, я проехал вперёд, лихо развернув, остановился около Верхоланцева.
– Ну-ну, неплохо, – пробормотал он задумчиво. – А гоночной машиной сможешь управлять? К примеру «Альфа-ромео» 33-го года?
– Не знаю, наверно смогу. 35-го года, 8 Си видел, знаю, как. 130 километров в час дает. При умении, конечно.
– Молодец. Есть у меня мыслишка снять на эту тему фильм. Пока только идеи.
– Если только консультантом буду, – сказал я. – Не собираюсь в актёры переквалифицироваться.
– Ну, ты даёшь, Верстовский. Кто же мне отказывает? – хитро улыбнувшись, проговорил Верхоланцев. – Ко мне все рвутся, готовы бесплатно работать. Ну ладно, – похлопав меня по плечу, добавил он. – Дальше посмотрим. Не расслабляйся. Гримируйся, и будем снимать. Сегодня три сцены – в саду, с Мельгуновым и в тачке. Надо оперативно все сделать. Мы и так отстаём, – хмуро закончил он, о чем-то вспомнив.
Я вошёл в ботанический сад, окунувшись в ароматы цветущих экзотических деревьев, огляделся и заметил Милану, открытый ворот темно-синего платья подчёркивал изящную линию плеч и шеи. Грим состарил её лет на десять, но оставил головокружительно прекрасной. Промелькнула мысль, что спустя и десять лет я смогу так же восхищаться её красотой.
– Олег, добрый день! – Милана протянула руки, которые я нежно поцеловал, мгновенно оказавшись рядом.
– Я так соскучился, – сказал я совершенно искренне. – Целую вечность не видел.
– Ты сам виноват, – с притворной капризностью произнесла Милана, лукаво улыбнувшись. – Даже не звонил.
– Я занят был, – промямлил я, ощущая, как глупо звучат мои слова.
– Я надеюсь, хорошо выспался?
– Хорошо, – буркнул я, заметив Верхоланцева.
Милана перехватила мой взгляд и поинтересовалась:
– Был неприятный разговор?
– Очень. Предложил мне сняться в следующем шедевре. О гонщиках.
– Об этом тебе придётся забыть. Как и мне, – глухо добавила она.
Я хотел с досадой сказать, что меня это устраивает гораздо больше, чем внимание лучшего режиссёра современности, но решил, что будет лучше, если я не буду говорить об этом его жене. Мы прошли через стеклянные двери, и попали в тропический сад под открытым небом. Дорожки, усыпанные гравием, сходились в центре, у небольшого фонтана из камней, составленных каскадом, по которым бежали весёлые ручейки, сверкающими под солнечным светом. Вокруг суетились техники, проверяли освещение, камеры. Царила обычная деловая атмосфера.
Около нас, как призрак возникла Лиля, сунув в руки сценарий, незаметно исчезла. Я поискал глазами второго режиссёра, который обычно ходил по площадке, отдавая бестолковые указания, но его нигде не было видно. Зато уже издалека услышал визгливый голос «тёти Розы», чья багровая физиономия свидетельствовала, что он опять чем-то не доволен. Верхоланцев шёл рядом и лишь криво ухмылялся, слушая вопли главного продюсера.
– Ладно, давайте репетировать, – буркнул Верхоланцев, оказавшись рядом. – Оперативно. Игоря Евгеньевича не стоит заставлять ждать, – добавил он насмешливо.
Розенштейн, не заметив иронии в словах главрежа, удовлетворённо кивнул. Я встал около фонтана, дожидаясь Миланы. Услышал стук каблучков, обернулся и сложил руки на груди, стараясь придать своему лицу меланхоличное выражение, что мне далось с большим трудом.
– Зачем ты хотела меня видеть, Белла? – произнёс я первую реплику.
Она смутилась, замешкалась и, запинаясь, пролепетала:
– Франко, ты единственный, кто можешь мне помочь.
– Правда? С чего это вдруг? – грубо буркнул я.
Её взгляд затуманился, показались самые настоящие слезы. В такие моменты я особенно восхищался Миланой, она играла точно, естественно. Я ощущал вдохновляющую энергию, исходящую от неё. Она обволакивала меня своей силой и заставляла подниматься к ней, на её высоту.
– Мне очень нужны деньги, Франко, – обречённо проговорила Милана. – И…
– И ты готова на любые условия? – быстро перебил я её, взял за руку.
Она отвела глаза и пробормотала:
– Не на любые, но…
– Пятьдесят процентов. Устроит? Дон Марчиано предпочитает семьдесят, но я не такой жадный, – как можно небрежней бросил я.
Она вздохнула, её глаза наполнились искренней печалью, мне на миг стало по-настоящему стыдно, что я её огорчаю.
– Ты больше не любишь меня, я понимаю. Злишься на меня…
– Злюсь? Ну что ты. За что мне на тебя злиться? – со злой иронией процедил я. – Ты меня бросила, свидетельствовала против меня в суде, так что я получил по полной программе. Писал тебе каждый день, но не получил в ответ ни строчки. И почему я должен злиться? Ты променяла меня на этого музыкантишку, нищего оборванца.
Мне казалось, я говорил очень вдохновенно, ощущая, что у меня получается, сказать именно так, как я бы хотел это сказать женщине, которую обожаю.
– Стоп! – услышал я недовольный вскрик главрежа. – Верстовский слишком надрывно. Через край. Больше сарказма.
– Господи, да он все равно лучше не сыграет, уе…ще, – зашипел презрительно Розенштейн. – Закругляйтесь быстрее. Снимайте.
Верхоланцев бросил холодный взгляд на «тётю Розу» и отчеканил:
– Давид, не мешай.
Розенштейн набычился, но промолчал, лишь бросая злобные взгляды исподлобья.
– Продолжаем.
– Ты променяла меня на этого музыкантишку, нищего оборванца, – повторил я, представив с иронией, что ситуация повторяется – Милана променяла знаменитого режиссёра на нищего репортёра.
– Франко, не мучай меня, я согласна на твои условия, – проговорила Милана тихо.
– Хорошо, – бросил я, вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, сунул ей в руки и повернулся, чтобы уйти.
Я услышал тихий вскрик Миланы, но, не оглядываясь, направился быстрым шагом к выходу.
– Отлично! – заорал неожиданно Розенштейн, вскакивая с раскладного стула. – Вот так снимаем и идём вперёд.
Я вопросительно взглянул на Верхоланцева.
– Не спеши, Давид, – с кислым видом проговорил главреж, вставая, с трудом опираясь на трость.
Прихрамывая, он подошёл к Милане, и поманил меня.
– Что плохо получилось? – поинтересовался я.
– Нет-нет. Все нормально. Но…
– Что тебя не устраивает?! – я, Милана и Верхоланцев, все трое синхронно вздрогнули от визга «тёти Розы». – Все прекрасно, Верстовский лучше не сыграет все равно!
– Давид, дай мне сделать то, что я хочу, – холодно проговорил Верхоланцев. – Успокойся, мне нужно время.
– Зачем?! – не унимался «наиглавнейший церемониймейстер», распаляя себя все сильнее.
Его лысая макушка начала багроветь, покрываться бисеринками пота. Верхоланцев полуприкрыл глаза, набрал воздуха и очень спокойно ответил:
– Мне не нравится конец этой сцены. Семён, что ты на эту тему думаешь? – обратился он к скучающему в углу сценаристу. – Сухо, без эмоций. Давай подумаем, что можно изменить.
– Можно вот это, – быстро черкнув что-то в блокноте, сказал сценарист.
– Да, я помню, ты это предлагал, – кинув взгляд, произнёс задумчиво Верхоланцев.
– Дима, мы в график не уложимся! – не отставал Розенштейн. – Игорь Евгеньевич должен улететь через два часа.
– Давид, мне плевать, когда должен улететь Игорь Евгеньевич, – бросил, не поворачивая головы, главреж. – Закажи ему билет на другой самолёт.
– Он не успеет на спектакль! – зашёлся в истеричном вопле продюсер.
– Мне-то какое дело до этого? У нас уговор был – никакой параллельной работы. Для Мельгунова я сделал исключение. Обойдётся хоть раз. Ну, так что, Семён, что ещё можешь предложить? – Верхоланцев переключился на сценариста.
Они стали о чем-то беседовать, не обращая никакого внимания на красного, как рак Розенштейна, который чуть не лопался от злости. Продюсер потоптался на месте, пронзая меня лютым взором, будто считал меня главным виновником задержки. Удалившись к своему месту, шлёпнулся на возмущённо скрипнувший под его массивной тушей стул.
– Олег, Милана, импровизируйте, – неожиданно предложил Верхоланцев. – Что-нибудь от себя. А мы посмотрим.
Я недоуменно взглянул на него, увидев мою растерянность, главреж похлопал меня по плечу и ободряюще улыбнулся.
Мы начали обыгрывать сцену, по-разному. Верхоланцев постоянно оставался недоволен. Наконец, после того, как я отдал Милане конверт, она вдруг быстро подошла ко мне и бросилась на шею. Я растерялся, но буквально через мгновение пришёл в себя, прижался к её губам, ощущая, как меня обволакивает облако пьянящего аромата духов.
– Стоп! – услышал я крик главрежа.
Я боялся повернуться к нему и увидеть на его лице бешеную ревность, но вместо этого услышал его удовлетворённый голос:
– Отлично, вот так и будем снимать. Кирилл, ты готов? Ну что, Давид, согласен?
Розенштейн перестал храпеть, укрытый газетой, встрепенулся и пробормотал сонно:
– Да-да, конечно. Так и будем.
Мы сняли один дубль, потом другой. Я компенсировал, хотя бы частично, разлуку с Миланой, получив официальную возможность целоваться с ней. После шестого дубля, Верхоланцев, наконец, резюмировал:
– Стоп. Снято. Перерыв, потом будем снимать с Мельгуновым. Давид, его светлость соизволит выйти к нам? Или нам опять ждать придётся? – ядовито добавил он.
– Не волнуйся, – важно ответил Розенштейн. – Но имей в виду, Дима, снимаем с первого дубля и без репетиций.
– Понял-понял, – с кислым видом пробурчал Верхоланцев. – Как обычно. Пусть он только в форме будет.
Меня передёрнуло от мысли, что придётся встречаться с премьером. Я так радовался, когда мне удавалось его избегать. Перед мысленным взором всплыли потухшие, оловянные глаза, заносчивый взгляд.
– Олег, возьми себя в руки, – услышал я голос Миланы. – Ты не на казнь собираешься. Пойдём в кафе, перекусим.
Свернув за угол, мы обнаружили вывеску маленького кафе, стилизованное под деревянный коттедж – у окна буквой «П» стояли деревянные диванчики, обшитые полотном нежно-салатового цвета, нашли уютное местечко в дальнем углу. Мягкий солнечный свет, струился из высоких окон, создавая уютную атмосферу.
– Верхоланцев так охрану и не приставил к тебе, – проворчал я, когда мы присели за столик.
– Приставил, – усмехнувшись, подтвердила Милана. – Шляются теперь за мной, как привидения. Достали. Я их отпустила пока. Ты же сможешь меня защитить, – добавила она наигранно томно, погладив меня по руке
– Это совсем не смешно. Сама была свидетельницей.
– Олег, я тебе сто раз говорила – это был несчастный случай. Ты нервничаешь, вот тебе и мерещится что-то странное. Лучше, поведай мне, куда ты пропал. Не звонил, не интересовался, что со мной, – в голосе не звучало недовольство, скорее ирония.
– Я занят был.
– И все? Так занят, что не мог вспомнить обо мне?
– Я все время о тебе думал. С ума сходил.
– Думал, с ума сходил, – передразнивая меня, повторила Милана. – Банальности.
– Ну, не такие уж банальности. Избавил семью знакомых от кучи призраков. Они пригласили меня для этого в этот городок. Наконец, удалось вывести на чистую воду местного колдуна. Трудно, я тебе скажу, пришлось, – добавил я с нескрываемой гордостью.
– Хвастун. Охотником за приведениями себя мнишь.
– Я серьёзно говорю. Весь дом был напичкан аппаратурой, которая вызывала полтергейст. Я нашёл и всё вывернул к чёртовой матери, – с долей раздражения объяснил я. – Прежний хозяин дома установил, а его никчёмный сынок-уголовник воспользовался, чтобы новым владельцам мстить. Довёл нынешнего хозяина до инфаркта. Это все очень серьезно, Милана.
Она нахмурилась:
– Это вызывало призраков? Каким образом?
– Миниатюрные голографические проекторы за незаметными панелями. Очень эффектно. Представь – гаснет свет, панели отъезжают, и возникает завывающая, парящая над землёй фигура в саване. Все устройства питались от внешнего аккумулятора.
– Значит таким образом можно и в других местах вызывать привидения? – спросила Милана нервно.
– Конечно! Я тебе об этом толкую! Это все происки местного экстрасенса.
– Того самого, к которому ты все время ходил? Я тебе говорила, что он – жулик. А ты не верил.
– Не так все просто, Милана. Поверь. Он не жулик. Он действительно этой аппаратурой снабжает, но при этом сила у него есть.
– Какие вы мужики все-таки наивные. Ткнули носом, а ты все равно ему веришь. Дурачок.
– Глупо звучит, но верю. Он сказал, что может провести ритуал, и я будто побываю на месте убийства Северцева и увижу все своими глазами.
– Наивный ты, Олежек. Это только в кино бывает, да в дурацких книжках.
– Правда, это опасно, – продолжил я, не обращая внимания на её слова. – Но не думаю, что уж очень.
– Почему он раньше этого ритуала тебе не предлагал? – странное беспокойство почудилось в словах Миланы.
– Он сказал, что между мной и Григорием образовалась стойкая духовная связь. Поэтому его призрак постоянно меня преследует, предупреждает об опасности. И я смогу, ну как бы перевоплотиться в Григория. На время.
– Если этот экстрасенс может вызывать призраков с помощью аппаратуры, почему ты веришь, что это настоящий призрак Гриши, а не очередные происки колдуна?
– Милана, я бы поверил в это, если бы не одно обстоятельство. Когда ты хотела покончить с собой, Кастильский этого никак не мог знать. И вызвать ко мне призрак Северцева, который бы предупредил об этом, не мог! Пойми.
– Олег, лучше бы ты к нему не ходил больше, – напряжённо проговорила Милана. – Думаю, он опасен.
– Если бы я старался избегать опасностей, то никуда бы никогда не ездил и ни строчки бы не написал, – в сердцах бросил я.
– Прости, – нежно сжав мне руку, сказала Милана. – Я беспокоюсь за тебя. Больше ничего.
Она помолчала, пригубила из бокала сока и осторожно спросила, через паузу:
– Олег, ты не передумал?
– Ты о чем?
– Ну, в отношении нас, – чуть заметно помявшись, объяснила Милана.
– А почему я должен передумать? Я все решил. Это ты сомневаешься. Я понимаю, почему.
– Он к тебе очень хорошо стал относиться, – задумчиво пробормотала она. – Рвётся с тобой фильм снять, в главной роли. Он видит в тебя отражение себя, только молодого, ты прекрасно вписался в группу, точно следуешь его указаниям. Он давно искал такого актёра, как ты. Считает, у тебя – великое будущее.
– И что? – слова Миланы почему-то начали действовать мне на нервы. – Я так много потеряю, если уведу у него жену?
– Ты должен это осознавать…
– Милана Алексеевна! – свет из окон загородила широкая фигура. – Подпишите, пожалуйста. Рядом возвышался шкафообразный парень с растрёпанными, светлыми волосами и глупейшей улыбкой во весь щербатый рот. Я поморщился, на языке завертелось: «Отвали». Милана дежурно улыбнулась и лихим росчерком поставила на протянутом клочке бумаги автограф, не имеющий ничего общего с ее реальной подписью.
– Я ваш фанат, видел все ваши фильмы! – продолжал возбуждённо орать бугай. – По много раз. А «Золотые струны» – мой самый любимый.
Совсем недавно я тоже был лишь поклонником Миланы, влюблённым в нее, смотревшим с обожанием издалека. Поменяет ли она тысячи своих поклонников на одного?
– Ты ревнуешь? – хитро сощурившись, спросила Милана, когда парень, наконец, исчез. – Не переживай. Я выйду за тебя, буду дома сидеть, и меня быстро забудут. Поклонники растают, как дым сигарет.
В последней фразе я услышал насмешку, а не сожаление. Почему я, идиот такой, поверил, что она уйдёт от Верхоланцева?!
– Пойдём, а то нас уже группа заждалась, – сказал я хмуро, вставая. – Игорь Евгеньевич будет сильно расстроен из-за нашего отсутствия.
– Олег, прошу тебя, будь с ним повежливей, – предупредила Милана быстро. – В последнее время он злой, как чёрт. Постоянно капризничает, что-то требует от Розенштейна. Орёт, дверьми хлопает, всех утомил до ужаса.
Уже издалека я увидел Мельгунова, ерзающего на заднем сиденье шикарного ретро-авто, который мы обсуждали с Верхоланцевым, и решил, что у премьера разыгрался геморрой, поэтому он никак не может найти подходящее местечко для своей бесценной задницы. Рядом восседал «сердешный» друг Ромочка, которого никак в кадре быть не могло. Поодаль я заметил Кирилла с Верхоланцева, которые с одинаково хмурыми лицами наблюдали за приготовлениями мегазвезды.
– Ну что, все в сборе! Можно начинать, – потирая толстые, волосатые ручонки протянул удовлетворённо Розенштейн. – Роман Геннадьевич, я вас попрошу покинуть площадку, – добавил он, расплывшись в елейной улыбке, подобострастно распахнул заднюю дверь.
Рома медленно, с достоинством слез с белоснежного кожаного сиденья и направился к трейлеру. Я подошёл к машине, устроился за рулём, бросив мимолётный взгляд на Мельгунова, поглощённого суперсложным занятием – подкладыванием под задницу очередную подушку.
– Олег, не волнуйся, – услышал я голос Верхоланцева, который, несмотря на хромоту, быстро и незаметно возник рядом. – Все равно мы сейчас будем только Мельгунова снимать крупным планом, а потом, если что, тебя переснимем. Любую отсебятину неси – не страшно.
Я кивнул, заметив, что «глаз» камеры смотрит только на заднее сиденье, где сидит премьер. Зачем ему понадобилось сниматься вместе со мной в этой сцене, я не мог понять.
– Мотор! Начали! – крикнул Верхоланцев.
Лиля подбежала к машине, стукнула хлопушкой и быстро пробормотала номер кадра, Мельгунов аккуратно сел на заранее приготовленную подушку.
– Винченто, зачем ты хотел меня видеть? – произнёс я свою реплику.
– Ты опять начал нас преследовать! – озлобленно воскликнул Мельгунов.
– Преследовать? Дева Мария! С чего ты взял?!
Мельгунов резко подался вперёд, почти оказавшись вровень со мной и прошипел:
– Я постоянно вижу тебя в зале, когда выступает Белла. Шляешься здесь, пытаешься вновь наладить отношения. На что надеешься?
Криво усмехнувшись, я повернулся к нему и произнёс:
– Винченто, клуб теперь принадлежит мне. Я могу там находиться, когда мне заблагорассудиться. Понял? Не знал об этом? Я выкупил его за долги.
– Да, Белла мне сказала, – откинувшись на сиденье, произнёс Мельгунов хмуро. – Но все равно, это не даёт тебе право…
– Ты, непризнанный гений, заткнись и слушай – я владелец клуба! Если захочу, выкину тебя вон. Терплю тебя только из-за Изабеллы, – кажется, слово «гений» мне удалось произнести с самой ядовитой насмешкой, на какую я был способен.
Мельгунов скуксился и проговорил меланхолично:
– Хорошо, я предлагаю тебе сделку. Я получил контракт на мировое турне. На год. Когда вернусь, буду богат, как Крез. Богаче тебя раз в сто. И это будут честные деньги!
– Вот когда вернёшься, тогда и поговорим, – бросил я сухо.
– Соглашайся на сделку, – раздался будто шедший из глубины сознания зычный голос. – Соглашайся, или больше никогда не увидишь Милану живой.
Я резко обернулся к Мельгунову, по коже побежали мурашки – за спиной мегазвезды возвышалось нечто отвратительное, бесформенное с горящими глазами, в которых я увидел бездну, где на самом дне лежали кучи растерзанных, окровавленных тел. В нос ударил отвратительный смрад из горящей серы, разлагающейся плоти и едкого дыма. Я отчётливо увидел пожелтевший пергаментный свиток, на котором неразборчивой вязью шли убористые значки, интуитивно встряхнул головой, видение исчезло. Мельгунов протягивал мне обычный белый лист бумаги со стилизованной гербовой печатью.
– Я предлагаю тебе сделку, – прозвучал его совершенно обычный, ничем не пугающий голос. – Я выкупаю с процентами клуб, но с отсрочкой на год. Через год возвращаю все тебе сполна,
– Я никогда не соглашусь на это, – отчеканил я. – Никогда! И ты ничего не сможешь сделать!
– Стоп! – я вздрогнул от визга. – Мерзкая скотина, гнусное отродье, что за х…ню несёшь! Мы же договорились, снимаем с одного дубля! Убью, сволочь, кадр испортил!
Рядом оказался мгновенно побагровевший от злости Розенштейн, похожий на разъярённого павиана с красной задницей, которая переместилась на голову. Несмотря на гнетущее впечатление от встречи с посланцем Ада, его прыжки рассмешили до такой степени, что захотелось расхохотаться.
– Успокойся, Давид, – к нам подошёл Верхоланцев. – Это я попросил Верстовского импровизировать. Все получилось именно так, как нужно. Все в порядке.
– Все равно, пусть следует сценарию, – уже немного успокоившись, хмуро пробормотал Розенштейн. – Он должен согласиться на эту сделку, иначе это нарушит дальнейший ход событий, – проворчал он.
Верхоланцев подёргал себя за усы, и миролюбиво проговорил:
– Послушай, Давид, получается неубедительно. На кой хрен Франко соглашаться? Ну, сам подумай?
– Что ты предлагаешь? – бросив взгляд на часы, пробурчал Розенштейн. – Прямо здесь изменить сценарий?
– Нет, я предлагаю оставить сцену, как есть. И отправить в печать.
– Нет, он должен согласиться, – вдруг подал голос Мельгунов. – У меня есть кое-какие соображения.
Он достал из кармана сложенный листок бумаги и подал Розенштейну. Тот аккуратно развернул, пробежал глазами и воскликнул радостно:
– Вот то, что надо! Игорь Евгеньевич, вы гений! Настоящий гений! Каково? – подавая Верхоланцеву, добавил он с довольным видом.
Взглянув мельком на текст, главреж мрачно проговорил:
– Кажется, Игорь Евгеньевич опаздывает на спектакль. А нам придётся репетировать несколько раз.
– Мне репетировать не надо, – возразил надменно Мельгунов.
– Правильно! А как сыграет Верстовский, не имеет никакого значения! – добавил быстро Розенштейн.
Я привык, что продюсер унижает меня, издевается и оскорбляет. На этот раз вместе со мной опустили ниже плинтуса и Верхоланцева. Я ждал, что главреж разразится семиэтажным матом и пошлёт всех в задницу. Но он помрачнел и через паузу буркнул:
– Делайте, что хотите.
Хромая сильнее обычного, он отошёл от машины и направился под навес, где стояли стулья. Розенштейн, проводив спину главрежа взглядом, повернулся к нам и удовлетворённо скомандовал:
– Верстовский, быстро читай, что здесь написано и начнём. И без фокусов, отклонишься от сценария, сильно пожалеешь! Понял, дерьмо?
Мне стоило огромного труда сдержаться, чтобы не врезать по высокомерной физиономии «тёте Розе». Ещё одна его издёвка, я бы просто встал и ушёл, наплевав на всех. Меня успокаивало лишь то, что Милана не видела моего унижения.
Лиля вновь подошла к нам, пробормотала номер кадра и быстро убежала.
– Значит, ты не согласен, – произнёс Мельгунов свой текст. – Тогда у меня кое-что есть для тебя, – торжествующе добавил он, доставая папку из портфеля, лежащего рядом с ним на сиденье. – Один человек смог мне помочь.
Я просмотрел листы, взглянул на Мельгунова, наши глаза встретились.
– Если не согласишься, эта информация уйдёт в полицию, – добавил он. – И тогда тебе грозит не тюрьма, а электрический стул.
– Что же ты тогда сразу не идёшь к копам? Сразу избавишься от меня, надоедливого поклонника, – проговорил я насмешливо.
– Я не подонок, как ты. Только хочу, чтобы ты оставил нас в покое. Лишать тебя жизни не входит в мои планы. Но если ты откажешься…
– Не подонок? То есть шантаж – это вовсе подлость, а так, милое дельце между двумя старыми приятелями? – перебил я его.
– Ты меня вынуждаешь на это идти. Если не согласишься на сделку … потеряешь Милану навсегда.
Последние слова вновь произнёс тот же самый низкий, утробный голос, от звуков которого голова пошла трещинами, как старый глиняный кувшин. «Соглашайся! Соглашайся!» – зазвенел хор тоненьких, отвратительных голосков, словно вокруг лихо поскакали резвые бесенята.
– Я должен подумать, – не по сценарию произнёс я, ожидая очередного скандала.
– Хорошо, – неожиданно согласился Мельгунов. – Даю тебе время до утра. Уверен, что ты не сбежишь. Она тебе слишком дорога.
Он спокойно, с достоинством, слез с сиденья, прихватив портфель, и вышел из машины. Я посидел за рулём, не замечая, что теперь «глаз» камеры смотрит мне в лицо, завёл мотор и проехал пару метров.
– Стоп. Снято, – услышал я голос Розенштейна. – Ну, вот видишь, можешь, когда хочешь, – удовлетворённо добавил он.
Я остался сидеть в машине в глубокой задумчивости – Мельгунов не сказал по сценарию: «Белла тебе слишком дорога», будто бы намекал на Милану. А Розенштейн сделал все, чтобы Мельгунов смог это сказать мне. Что за мерзкую пьесу разыгрывают они вместе с Мельгуновым? Обрабатывают мне мозги, чтобы свести с ума, или действительно все это сговор с дьяволом? Может быть, они проделали это и с Северцевым? Теперь я – следующая жертва?
19.
Через час я уже поднимался по лестнице на второй этаж гостиницы, где находился номер Миланы. Я с нетерпением ждал этой встречи и в то же время жутко боялся опозориться. Тускло светилось лампочки под потолком, я взбежал вверх на пролёт, отдышался, и как можно спокойней открыл дверь, оказавшись в коридоре, устланной бордовой ковровой дорожкой. Сюда выходили двери с золотыми табличками с выбитыми номерами. Я быстро огляделся и постучал – передо мной предстало ласкающее взгляд божественное видение в облаке белоснежных кружев.
Я шагнул внутрь, сжав Милану в объятьях, ощущая, как она дрожит от нетерпения, ждёт моих ласк, бережно отнёс на широкую кровать, распахнул, словно наряд феи полупрозрачное одеяние, и, ощущая колотящиеся у самого горла сердце, начал дарить поцелуи её восхитительной, горячей коже. Милана вздрагивала, по телу пробегали волны. То, жадно впиваясь, то, легко проводя губами, я добрался до нежного, распустившегося бутона. Милана выгибалась, как струна, вздрагивала всем телом, с губ срывался громкий стон. Наши тела сплелись в единое целое, погрузив в пучину раскалённой лавы. В исступленье, похожем на бред, я шептал совершенно идиотские словечки, придумывая уменьшительно-ласкательное имя каждой части её тела.
Милана прижалась ко мне, каждая волна, пробегавшая по её телу передавалась мне, усиливаясь многократно. Я ласкал, тискал затвердевшие соски, целовал бархатистую ложбинку между налитыми яблоками грудей, хрупкие ключицы с маленькой родинкой, жадно впивался в чувственный рот, усмиряя бушующее внутри меня пламя, но оно вырвалось наружу, ослепив на мгновенье. Я затих в изнеможенье, расслабился, ощущая, как Милана нежно целует меня в лицо, зарываясь тонкими, нервными пальцами в мои волосы, как вдруг перед глазами вспыхнуло то, нечто пугающее и отвратительное, с которым я встретился на съёмке с Мельгуновым. Меня пронзило словно ударом током, я замер, присел на кровати, Милана обвила меня руками, прижалась, целуя.
– Олежек, ты где-то совсем далеко от меня, – прошептала она печально. – Вернись, нам так было хорошо. Правда?
– Милана, скажи, Северцев рассказывал тебе о некой сделке, которую ему предлагал Мельгунов?
Повисла долгая пауза, она присела рядом, нервно взяла с тумбочки пачку сигарет. Милана редко курила. Я почти физически ощутил, как она напряжена, расстроена.
– Олег, надо было тебе сразу это сказать, – глухо произнесла она, сделав пару затяжек. – Тебе не стоит больше искать убийцу Гриши. Полиция уже арестовала его. Все кончено.
– Вот как? И кто же это? – не поверил я.
– Юра, муж Лили.
– Юра? – перед глазами промелькнуло лицо ассистентки с заплаканными глазами. – Лифшиц? Этого не может быть! Какой у него мотив? Нет, Милана, он не мог. Это вранье. Нашли первого-попавшегося.
– Олег, пожалуйста, успокойся! Твоё расследование бесполезно. И Мельгунов тут ни при чем!
– Милана, этого не может быть! Я не верю, чёрт возьми! Во всем, что творится здесь, виноват Мельгунов! Понимаешь? Он заключил сделку с силами Тьмы и отдаёт души своему хозяину!
Милана неожиданно громко и обидно рассмеялась, упала навзничь на кровать, болтая ножками в воздухе.
– Олежек, ты просто ребёнок. Ну как ты можешь верить в подобную чушь?! – успокоившись, задорно воскликнула она.
Я схватил брюки и начал быстро одеваться, от раздражения не попадая в штанину. Милана быстро вскочила с кровати, приникла ко мне и пробормотала:
