Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Евгений Шепельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава 26

Глава двадцать шестая

Амары не было в ротонде, наверное, у Великой Матери задержалась, однако ужин, заботливо прикрытый вышитой салфеткой, ожидал на столе. Рябая проводница не знала о моих похождениях, кое-что я скрывал, просто чтобы избежать лишних нравоучений и упреков. Я не стал есть, кое-как разделся. Не думал, что удастся заснуть после морской эскапады, однако, едва прилег, тут же провалился в беззвездный космос. В нем зудели вопли Стражей, пытавшихся сцапать мою душу, но я настолько вымотался, что мне было все равно.

* * *

Кто-то настойчиво колотил в двери спальни:

– Ваше сиятельство? Вставайте, ваше сиятельство! Скоро прием!

Сквозь дрему я узнал надтреснутый голос Блоджетта, крикнул ему матерно, чтоб проваливал. Он не внял, и, поскольку я проснулся, откликнулся, а значит, формальная вежливость соблюдена, толкнул двери и вошел. В руках осточертевший мне голубовато-синий с золотом мундир – жюстокор, узкий в плечах и расширяющийся книзу.

– Ваше с-сиятельство! Простите, что явился в сей богослужебный час! Но н-нужно вставать, ваше сиятельство… величество… государь! Г-гости уже прибыли! Вы бледны, ваше сиятельство. Госпожи Амары нет, я взял на себя смелость растопить б-баню лично. Завтрак… ужин… остались на столе. Можно разогреть, можно употребить холодным. Однако, если вы желаете чего-то особого…

– Канистру разливного, – бросил я, он не понял, а я не стал пояснять. Кота нет, Амары нет… Все пропали, отбились от рук, распалась моя дружная семейка.

Сегодня большой день. Прием – а затем порт. Хватило бы только сил… У меня каждый день теперь – большой. По объему нужных и важных дел, ни одно из которых нельзя провалить. Я – в адском цейтноте. И главное чтобы цейтнот этот не перешел в цугцванг – это когда каждый новый шаг лишь добавляет проблем, а не решает их.

Я встал, ощущая каждую болящую мышцу, каждый ноющий сустав тела Торнхелла. Пока отмокал в горячей ванне, Блоджетт делал спешный доклад. Развалины зала вчера полностью разобраны, найдены фрагменты тел и имперских лент, так что можно с уверенностью объявить принцев Хэвилфрая и Мармедиона, а так же многочисленных принцесс – Авердалию, Артулию и прочих – мертвыми и похоронить… то, что удалось собрать, в закрытых гробах с почетом, и водворить оные гробы в погребальное святилище в крипте под главным храмом Ашара, под тем самым, в котором я взял мандат на свое архканцлерство.

– Уже готовим п-погребальное шествие, – молвил сенешаль важно. – Послезавтра вы… выступим. Шествие, как понимаете, ваше сиятельство, пройдет от Варлойна через весь город, дабы скорбящие го… горожане могли проститься с…

– С моральными уродами.

Он поморщился, все-таки этикет в отношении августейших особ даже при обсуждении глаз на глаз стоит соблюдать. А я подумал: ребята Шутейника уже «обнаружили» утопший труп мертвого человека, если цитировать словами чеховского унтера, и разносят пугающую весть по городу. Алые блокировали порт с суши, а ветераны Кроттербоуна и Ритоса должны закупорить выходы с моря. Спали они ночью, интересно? Я-то спал, хоть и не выспался, конечно. Мне бы еще покемарить часов восемь…

– Труп Таренкса Аджи так и не обнаружили?

– Увы, нет.

Какая жаль! Лучше бы отыскали. Мне было бы спокойнее.

– А завтра, ваше сиятельство…

– Завтра у меня спокойный день, – буркнул я, приподнимаясь. – Буду разбираться с внутренними делами Варлойна, жрать и спать. – Сказал и подумал: а что, будет ли он – этот спокойный день? Как отреагируют послы Сакран и Армад на гибель трех кораблей? Я-то сделаю вид, что не при делах, еще как не при делах, но поверят ли? Не объявят ли войну прямо сегодня, на приеме? Сколько еще удастся водить их за нос?

– Кстати, в-ваше сиятельство: вчера ночью отметили странное! Три неведомых корабля, тех, что обстреляли Варлойн, а после стояли с угрозой на траверзе д-дворца, сгорели прямо в море! Рыбаки говорят, на воде обломки корабельных досок и множество обожженных, страшно изрубленных тел.

– Подумать только, – сказал я, энергично обтираясь полотенцем. – Какая ужасная неприятность. От лица верховной власти Санкструма нужно срочно выразить эту, как же ее… озабоченность! Нет, не так: серьезную озабоченность! И ввести ограниченный военный контингент… а черт, сам себе так просто не введешь, когда никаких пиратов не существует… Хотя с другой стороны, почему не ввести, при горячем-то желании. Ну ладно. Но озабоченность нужно выразить! Немедленно усилить береговые патрули в связи с многократно возросшей пиратской угрозой! И дворцовые патрули немедленно удвойте!

Сегодня «Моя империя» вышла – уже вышла! – с подготовленными статьями: «Пираты возле Норатора!» и еще с одной, которая подогреет общественность и поможет мне свалить местную олигархическую монополию – Морскую Гильдию, да так свалить, чтобы она разбилась на куски и больше не поднялась. Да здравствует свободная торговля и свободная же конкуренция! Я формирую события раньше, чем они происходят.

Блоджетт молчал, пока я напяливал свежее исподнее. Затем сказал раздумчиво:

– Вы из Дирока Адженду выпустили…

– Я готовлю Санкструм к войне, сенешаль. Выпустил я людей, способных воевать.

Он процитировал строки из завещания Эквериса Растара:

– «Ежели принц Варвест не будет пойман за два года от оглашения завещания, отрешить императора Арана Торнхелла-Растара от трона навечно и заключить в Дирок пожизненно. Поступить с Торнхеллом-Растаром в случаях заговора в его пользу так же, как с иными принцами…»

– Последние строки звучат странно и расплывчато, – сказал я. – Толковать можно по-всякому. Первоначальный смысл, насколько помню – в том, что меня нужно умертвить в Дироке в случае, если кто-то попробует меня освободить. Но толковать можно по-всякому.

Он кивнул важно.

– Именно, государь! Толковать можно по-всякому. Можно истолковать и так, что всякий заговор в вашу пользу, даже если вы на свободе – приведет вас на плаху. Так вот, не является ли освобождение Адженды заговором в вашу пользу?

Я взглянул на него в упор.

– Что значит – в мою пользу? Я и так – без пяти минут самодержец, верно? Для чего мне составлять заговоры? Куда выше мне расти? Вот тут, в Санкструме, куда еще выше мне расти?

Он покачал плешивой головой.

– Я не знаю, государь… Может быть, вы заговор составите таким образом, чтобы избавить от вольностей дворян…

Хитер, сукин сын! Все чует верно!

Я взял жюстокор, повертел, и сенешаль тут же, как заботливая нянька, помог расстегнуть пуговицы, надеть.

– Скорее, я урежу свои полномочия, Блоджетт. Вы просили меня спасти Санкструм – я этим и занят. Я же просил не мешать мне… работать. Заверяю вас, я делаю все на благо государства. На ключевых постах во время войны мне нужны не просто доверенные, но понимающие свое дело люди! Адженда именно такова.

Он расправил складки на небесно-голубом кафтане, приладил поперек груди имперскую ленту с мишурными орденами. Вздохнул. В запавших глазах его читалось сомнение.

– Хотя бы советуйтесь… с Великими… когда совершаете такие… вот такие вот дела!

– Конечно, – соврал я, – обязательно буду советоваться с вами и с вашей фракцией, сенешаль! Без вас теперь – никуда!

Он снова вздохнул.

– Напоминаю: согласно завещания Эквериса Растара, через две недели после возложения на вас короны Санкструма вы повинны будете открыть Коронный совет, дабы он смог избрать нового архканцлера.

Коронный совет… заноза в одном месте. Помню я, помню… Новый архканцлер получит немалую власть и сможет вставлять мне палки в колеса. Хотя, что я говорю? Таренкс Аджи ведь сам облегчил мне жизнь!

Я вспомнил слова, которые он с неприкрытым торжеством победителя бросал мне в лицо на собрании Коронного совета:

«Чтобы отстранить вас от власти, мы – Коронный совет – пересмотрели наш договор с Растарами. Мы урезали свои полномочия и разрешили императору отстранять от власти архканцлеров, что раньше было совершенно невозможно представить. Впрочем, вы наверняка увидели обновленный договор между Советом и Растаром в Законном своде…»

Архканцлер теперь не так мне страшен. А вот Коронный совет – совсем другой вопрос. Даже на период войны дворяне всех фракций смогут объединиться и высказывать свое фе императору, если я затею непопулярные реформы…

– У вас есть на примете кандидатура на должность архканцлера, сенешаль?

Он замялся, сказал осторожно:

– Возможно, Лонго Месафир, глава фракции Великих…

– Неплохой кандидат! – проговорил я с фальшивым энтузиазмом. – А может быть, и вы на роль архканцлера сгодитесь? Ваш род древний, сами вы высоконравственны и, конечно, не допустите беззакония?

Он посмотрел в изумлении, еще не знает, что я следую старой мудрости: держать врагов – пусть они даже пока не враги, а вероятные противники – на виду, рядом, сказал осторожно:

– Слишком высокая честь… и большая ответственность на мои седины.

– Боитесь?

Он ответил с заминкой, еще более осторожно:

– Я поступлю, как фракция решит…

Я послал ему бодрую улыбку.

– Мнение фракции, конечно, стоит уважать! Однако помните: став императором, я буду поддерживать только вашу кандидатуру! Вы слишком ценный управленец, чтобы променять вас на молодого и неопытного Лонго Месафира!

Это его добило, он помогал мне облачаться уже в молчании, много думал. Я думал тоже. Нужно менять страну, и я буду ее менять, война как раз кстати, чтобы сломать косное без особого сопротивления и насадить новое, нужное, доброе и, возможно даже – вечное. Что касается поддержки Блоджетта – я убиваю этим двух зайцев: приобретаю человека, который – я ведь уже хорошо его выучил! – будет испытывать благодарность за то, что поставил его на высочайший пост империи, и вношу тайный раскол во фракцию Великих. Там, несомненно, сложилось ядро поддержки Месафира, там уже строят планы… И вдруг явится старейшина фракции с известием, что император хочет именно его кандидатуру. О, что там начнется!

Кроме жюстокора, мне полагались длинные белые чулки с завязками и короткие, до колен, штаны. Над тесными чулками я завис особенно долго. Разумеется, я примерял их впервые в жизни.

– Чулки не так надеваются, государь! – наконец, сказал сенешаль вкрадчиво. – Вы их в складки соберите, а затем ногу суйте в самый носок! Давайте же я помогу!

Я отказался. Вспомнил, наконец, как надевали чулки мои земные подруги, и, применив мужскую смекалку, натянул заразу с третьей попытки. Чертова мода!

– Шелковые, хорошие, – явно гордясь, произнес сенешаль. – У нас в Варлойне большие запасы готового не ношенного платья!

Парадные квадратноносые туфли с вычурными золотыми пряжками я надевал не менее долго. Блоджетт вновь пытался помочь – как и в мире Земли, в Санкструме дворянин считает за честь обуть-одеть монарха, но я отказался – мол, сам разберусь, какая хрендюлина за какую пимпочку цепляется.

– А вот газета пишет… – проговорил вдруг Блоджетт в раздумье. – В порту Норатора… Да-да, в порту Норатора объявился черный мор!

– Это моя газета пишет! – обрезал я резко. – Не верьте всему, что пишет моя газета. Не надо!

Он не понял, затем искра осознания затеплилась в его собачьих старческих глазах.

– То есть…

– Я воюю не только с помощью меча. Газета – тоже мое оружие.

Алые уже перекрыли порт с суши, а выход кораблям – всем, не только Морской Гильдии – закрыли люди Кроттербоуна и Ритоса – ветераны, симпатии которых я приобрел, побывав с ними в бою. Старые и опытные моряки, они будут назначены боцманами и унтерами моего нового флота.

* * *

Туфли были малы и здорово жали.

Мы поднялись в кабинет. Ни Амары, ни кота…

Блоджетт критически меня осмотрел, зацокал языком.

– Понимаю, что играете в отчаянного выпивоху перед послами, государь… Но… Эти круги под глазами, да и впалые щеки тоже…

Я усмехнулся криво. Я не играю, Блоджетт, сейчас нагрузка так велика, что без алкоголя я просто двинусь мозгами, и в какой-то момент начну собирать чертиков по углам и выть дурным голосом, или просто сдохну от обширного инфаркта. Например, сейчас мне хочется мчаться, лететь в порт, но я вынужден играть в наследника престола на дурацком приеме, и это безумно выматывает и заставляет скрежетать зубами, а руки дрожат от бессилия и ярости.

Он взял со стола, с которого вчера сгрузили золотоносный сундук, деревянную высокую шкатулку, распахнул и показал мне содержимое. Это оказалась средневековая косметичка.

– Здесь все самое лучшее и дорогое! Прекрасная тушь из цезальпинии! Румяна из толченного макового цвета! Церусса, сиречь белила прекрасные свинцовые! Помада из корня переступня и сульфида ртути! Вам, как уже говорил ранее, хорошо бы нарумянить щеки, накрасить глаза и подвести брови! Да и губы можно тоже покрыть помадой! Пусть все видят, что будущий император здрав, трезв, молод и красив!

Настойчиво пытается вбить меня в шаблон «правильного монарха», да еще притравить решил из лучших побуждений. Если Экверис Растар часто использовал этот ящик смерти для приемов, удивляюсь, как он дожил до столь преклонных лет.

Я отобрал у Блоджетта косметичку, поставил на стол и захлопнул.

– Это мертво, это – отжившее, – произнес твердо и почувствовал, как мои слова ударяются о стену его сомнений. Стереотипы восприятия – штуковина ужасная. Монарх в моем понимании – это подтянутый, одетый неброско деловой человек. А у него стереотип монарха – совершенно иной, он видит меня расфуфыренным павлином, которого вдобавок выкрасили ядовитой косметикой. – А кроме того, вы забыли: мне нельзя выглядеть перед послами молодо и красиво. Я пьяный разбитый человек, готовящийся бежать. Понимаете?

Он поморщился, но обошлось без ненужных препирательств. Я быстро разделался с вчерашним ужином, запивая его водой и виски.

Бывший секретарь вдруг сказал, будто речь шла о делах, не слишком мне интересных:

– Крестьяне жалуются. Эльфийская тоска в последние дни лезет на поля особенно рьяно. И смрадный зеленый туман ей в пару… Очень тяжелый. Много смертей. Тоску пытаются выпалывать, выжигать, но пока успеха нет. Деревеньку Дельбадо Роуриха Великие Глухи народец покинул… Тоска сплошь их поля заткала и под дома подрылась, проросла в подполах, погребах, даже окна уже заплела. Как бы не остался в этом году господин Роурих и его отец, коего вы отпустили, помиловав, без урожая!

Мурашки прошли по телу. То, о чем говорила Великая Мать… В общем, началось. Мертвый эльфийский разум больше не хочет сдерживать свою ярость и решил покончить с человечеством, хоггами и всеми живыми существами этого мира. Мне срочно нужен Хват. А дальше – дело за Великой Матерью. Надеюсь, она не соврала и сможет помочь, иначе…

Но все будет хорошо. Все будет хорошо, верно? Тем более, вон, и Аркубез Мариотт говорил…

Я встряхнулся и, следом за Блоджеттом, направился в зал приемов.

Все будет хорошо.

Глава 27

Глава двадцать седьмая

В апартаменты Величия вошли не с парадного входа, а через коридор, заваленный разнообразным пыльным барахлом вроде картин, свернутых драных гобеленов, ковровых скаток. Изнанка власти, так сказать. Изрядно поеденная молью, к тому же. Из-за стены слышался пчелиный гул – придворные и гости томились в ожидании.

– Движения и жесты ваши должны быть выверены, – поучал Блоджетт, неся на плече парадный раззолоченный жезл, – и сочетаться с вашим августейшим достоинством.

– Я трусливый алкоголик, сенешаль. По крайней мере – такова моя легенда. И я не крашусь и не завиваю ресницы. И не буду этого делать, даже когда меня коронуют.

Он крякнул за моей спиной, все-таки тяжко ему давалась ломка стереотипов, он подвисал, как старый процессор. Пока он просчитывал средневековые байты, я, ориентируясь на звук, нашел скрытую за драпировкой дверь и прошмыгнул в апартаменты Величия на ступенчатый, крытый малахитовой тканью помост.

Тут же смолк пчелиный гул, около двух сотен человек уставились на меня блестящими глазами. Сердце екнуло, потом забилось ровнее: ну что я, толпы не видел, или как? Взгляды настороженные, никакого восторга на нарумяненных рожах. Согласно пущенным мною слухам – я в панике и готовлюсь линять. Однако придворные – те, что уцелели – тертые сухари и понимают, что ситуация, какой бы однозначной она не казалась, может поменяться, ох, как поменяться может! Некоторые спешно прячут «Мою империю», шелестят предательски. Ну, читайте, читайте. В Нораторе снова чума, а под Варлойном замечены пираты. Читайте и трепещите, презренные существа, гордые павлины со сгнившим нутром. Ни один в этом зале не годится на так называемую кадровую скамейку. Всех вас я просто вычищу из власти, когда начнется война.

Я единственный в голубом мундире, прочие в черном и всех оттенках серого и белого с непременной золотой и серебряной отделкой. Несут траур по убиенным, ну конечно, пряча душевный срам под богатыми одеждами.

Трон с позолоченной прямой спинкой и жестким деревянным сиденьем стоял в центре помоста. Я нетвердо прошел к нему и уселся, зная от Блоджетта, что принц-наследник имеет законное право сидеть на месте своего папаши.

Блоджетт охнул, выскочил в зал, остановился на нижней ступеньке помоста и ударил жезлом в пол трижды.

– Святейший наследник Эквериса Растара, Аран Торнхелл-Растар, его милость, принц Санкструма!

Я вяло махнул рукой и почесал небритый подбородок, удачно изображая подпитие выше среднего. Блоджетт представил меня кратко, как я и просил. Придворные и гости отвесили скупые поклоны. Сенешаль хлопнул в ладоши. Немедленно на хорах – так тут называют навесные балкончики – заиграла легкая музыка: квартет музыкантов в каких-то шутовских колпаках с лютней, скрипочкой и духовыми.

Блоджетт приблизился и сказал, наклонившись:

– Музыкантов всего четверо, экономия! Раньше до восьми собирали! Вот секретари ваши из Великих! – Он показал на трех молодцев за конторками у края возвышения. – Как и говорил, записывать будут.

– Напомните, сенешаль, мои обязанности.

– Вам будут представляться и кланяться. Просто кивайте в ответ. Затем некоторые дворяне и обычные люди поднесут вам прошения… А вы будете обещать разобраться и все устроить. Так полагается.

О, знакомое дело. Выслушаем, пообещаем, и… позабудем. Как и следует делать политику.

Апартаменты Величия – огромный прямоугольник с мозаичными черно-белым полом. Простенки занавешены драпировками со сценами рыцарских поединков и каких-то пафосных шествий. Окна с двух сторон зала – стрельчатые, узкие и, конечно, замкнутые. Воздух спертый, тоскливо тянет благовониями и свечным салом.

– Сенешаль, прикажите открыть все окна.

Он обмер:

– Никак нельзя! Если открыть, по залу начнут гулять сквозняки, а от сквозняков случаются простуды! Сам Экверис Растар приказал в свое время…

– Пусть откроют все окна без исключения, сенешаль!

Он залопотал что-то, однако быстро собрался и отдал приказ лакеям, что замерли у стен. Они ужаснулись, будто я велел открыть иллюминаторы на подводной лодке перед самым погружением, однако приказ начали исполнять.

Толпа, шушукаясь, испуганно подалась к середине зала, точно стадо баранов, окруженное волчьей стаей. Я заметил среди народа знакомых падальщиков – Сакрана и Армада. Ну-с, господа прокураторы… Вы даже не скрываете, что берете страну под свое управление, и, верно, деятельно обрабатываете придворных из фракций Простых и Умеренных. И что-то подсказывает мне, что второй транш от вас я не получу… Слишком у вас каменные лица, слишком тяжелым взглядом вы меня меряете. Черт возьми, а если у них еще один ментальный аудитор? Я выпил-то всего ничего, значит, он меня на раз-два… Мой взгляд в панике забегал по залу.

Они видели меня в Коронном совете, когда я нахлобучил Таренкса Аджи, однако впоследствии, с моей помощью, конечно, решили, что действую я с подачи Блоджетта, что я не самостоятельный игрок. Эту карту я разыгрывал и сейчас, но ведь не сумею одурачить, если мне явят нового аудитора.

Я начал беспокойно ерзать в царском кресле. Никак у меня не получается адаптировать свою психику под местные реалии, вон, пью, нервишки гуляют, паранойя поднимает зубастую морду, и порой кажется, что все местные – безжалостные убийцы, не имеющие даже зачатков жалости. Хотя почему кажется? Так оно и есть.

Сбоку пахнуло сладкой свежестью. Амара остановилась у трона, иронично улыбнулась стороной лица, не видной залу, отвесила полупоклон и бухнула у моих ног один из бочонков Бришера, куда вчера врезали серебряный краник, поставила рядышком два серебряных же кубка.

– Торнхелл…

Я перевел дух.

– Ну наконец-то!

– Прости, у меня были дела.

Сплошная таинственность!

– В зале есть ментальный аудитор?

Она повела головой, полуприкрыв глаза.

– Аудитора в зале нет. Не переживай. Я буду в коридоре. Если аудитор явится – я его заблокирую.

Она ушла, я же повернул бочонок так, чтобы краник располагался между моих ног, не видный залу. Поднял один из кубков и нацедил виски примерно с палец, однако сделал вид, что кубок полон, и начал отпивать, делая крупные фальшивые глотки.

Прекрасные отношения с алкоголем у будущего императора. За-ме-ча-те-ль-ны-е!

Блоджетт смотрел, ожидая, когда его будущее величество милостиво разрешит начать прием. Я вдруг заметил Алых: они сгруппировались возле помоста. Восемь человек в парадных доспехах, но с боевым оружием. Моя охрана. Сакран и Армад оживленно треплются с кучкой каких-то вельмож, те держатся подобострастно – слушают внимательно. Послы наверняка втирают, что я скоро сбегу, подтачивают мою репутацию… То есть – делают то, что я хочу: работают на меня.

– Сенешаль, сколько обычно длится малый прием? И большой?

– Как когда, ваше сиятельство. Большой прием – с утра и до самого вечера. Малый – с утра… и до самого вечера.

– Или когда я захочу его прекратить?

– Безусловно!

– Скольких мне нужно выслушать, прежде чем свернуть эту лавочку?

Его седые брови взлетели до середины лба:

– Лавочку? О, уразумел, простите! Следует выслушать хотя бы десять человек… Последний высочайший прием в Санкструме был пять лет назад, и желательно… вы понимаете, государь? – Он сделал акцент на «государе», напирая на мою ответственность перед державой. – Малые приемы устраивали покойные принцы Хэвилфрай и Мармедион, но это все не то… Дворяне и народ должны знать, что сам император печется о благе страны!

– Мы играем роль перед послами, не забывайте.

– Я помню, государь. Да, разумеется, пока это всего лишь игра.

Чертов Блоджетт не предупредил заранее, что такое малый прием, для него это – вещь сама собой разумеющееся, а я по наивности не уточнил, ну прием и прием; у меня в голове крутились все эти балы, кадеты, юнкера с хрустом булки, и я не подозревал даже, что прием – это длительная и нудная работа, именно работа: сидеть в спертом воздухе и выслушивать разнообразные просьбы.

Толпа, между тем, шушукалась. Там шли интенсивные дебаты по поводу порта. Я слышал отголоски: «Чума!», «Морская Гильдия завезла!», «В порту чума!». Голоса испуганные. Прекрасно. На фоне стресса критическое восприятие сужается, и в голову людям можно вложить нужные мне вещи, что моя газета и сделала. Прием я, конечно, проведу, и в порт опоздаю… Но это ничего, тем сильнее разогреются в Нораторе страсти…

Я сделал вид, что выпил еще кубок, выпил с жадностью. Вновь подозвал сенешаля, показал глазами на кучку вельмож вокруг Сакрана и Армада.

– А это кто? Больно рожи постные…

Он глянул исподтишка, будто на мгновение из-за угла высунулся.

– О! Сие послы мелких, однако же неприязненных к нам держав. Флаэгри, Нортуберга, и иных, что обретаются на одном с Санкструмом континенте. А во-он тот куцый мерзавец – это Джонтри, посол единственной независимой державы на стороне Адоры – горного Марканира.

Внешняя политика при Экверисе Растаре велась спустя рукава…

– Рассорились давно?

– Не вполне так, в-ваше сиятельство… Санкструм скорее… перестали принимать всерьез. И уже давно не принимают всерьез… Послы, как видите, почтительно слушают Сакрана и Армада, то есть Адору и Рендор слушают.

Ну да, слабых нигде не уважают. А я хорош: так увлекся внутренней борьбой, что забыл – в этом мире есть иные державы – мелкие, но гордые, с которыми еще предстоит наладить отношения. И сделать это – как можно быстрей.

Я пошевелился на троне, стараясь делать это дергано, развязно, как обычно движутся пьяные. Ощущение огромной власти вдруг сдавило обручем грудь. Пусть она, эта власть, пока зыбкая, не устоявшаяся, однако я могу приказать арестовать… судить… предать казни по выдуманному обвинению.

Влезать в судьбы людей – великая ответственность. Влезать в судьбу целой империи – преступное безрассудство, или… единственно возможный, радикальный путь к спасению тысяч жизней.

Я велел начинать прием.