Текст книги "Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке"

Автор книги: Евгений Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)

10 октября 1933-го в Хельсинки были арестованы нелегальный резидент 4-го Управления Мария Шуль-Тылтынь и ее помощники, а также значительная часть советской агентурной сети. Следовало сразу же перестроить работу резидентуры, но Управлением никаких мер предпринято не было. Принявший резидентуру в 1932-м военный атташе Александр Яковлев по-прежнему оставил линии связи в руках лиц, внушавших серьезные подозрения. Более того, игнорируя элементарные требования конспирации, Яковлев и его помощники Николай Сергеев и Яков Торский встречались с Шуль-Тылтынь у нее на квартире. Когда в октябре 1933-го начались аресты второстепенных источников сети, у Яковлева и руководства Управления еще была возможность сохранить наиболее ценную агентуру и вывезти ее в Советский Союз. Однако это сделано не было, и вся резидентура была разгромлена.

Затем и последовал грандиозный провал во Франции. 19 декабря 1933-го в Париже были арестованы резидент 4-го Управления Вениамин Беркович с женой, его помощник Шварц, связистка Лидия Шталь (Чекалова), профессор Луи Мартен, работавший в отделе шифров французского морского министерства, агенты Магдалена Мерме, супруги Сальман. Аресты продолжались более года и затронули также Великобританию, Германию и США. Среди арестованных французами во вторую очередь были полковник Октав Дюмулен, химик Вартослав Рейх, врач Рива Давидович, инженер из военного министерства Обри. Лишь немногим сотрудникам резидентуры удалось скрыться. У арестованных были изъяты документы и радиоаппаратура (коротковолновые приемники и передатчики). Французский провал, явно связанный с финским, можно было предотвратить: еще в 1932 году тогдашний резидент в Париже Кильчицкий обнаружил за собой наблюдение и сообщил об этом руководству, но соответствующие меры предосторожности так и не были приняты.

Так или иначе, внимательно изучавший эту докладную Ягоды Сталин наложил на ее первой странице резолюцию: «В мой личный архив. И. Ст.», а работу военной разведки решено было рассмотреть на Политбюро. Были подготовлены необходимые документы и проект постановления. 26 мая на очередном заседании Политбюро обсуждался пункт: 229/213 «Вопросы 4-го Управления Штаба РККА», по которому было принято развернутое постановление, а протокол № 7 закрыт в «Особую папку», где и пролежал ровно 60 лет.

Все материалы к постановлению Политбюро, хранящиеся в Президентском архиве, остаются недоступными, и установить авторов его проекта пока невозможно. Но очевидно, что готовили этот документ профессиональные разведчики. В постановлении отмечалась опасность создания крупных резидентур в некоторых странах и сосредоточения в одном пункте линий связи нескольких резидентур, что резко увеличивает вероятность провалов. «Переброска расконспирированных в одной стране работников для работы в другую страну» была сочтена «грубейшим нарушением», создающим «предпосылки для провалов одновременно в ряде стран».

После обсуждения всех вопросов военной разведки Политбюро решило вывести Управление из системы Штаба РККА, подчинив его непосредственно наркому. Начальника Управления обязали в кратчайший срок перестроить всю систему агентурной работы, создав небольшие и совершенно самостоятельные в своих связях с Центром резидентуры. Была определена группа стран, против которых сосредотачивалась деятельность агентурной разведки: Польша, Германия, Финляндия, Румыния, Англия, Япония, Маньчжурия, Китай. Изучение вооруженных сил остальных стран было решено вести легальным путем через официальных военных представителей.

Для координации работы военной и политической разведок создавалась постоянная комиссия в составе начальников Разведупра, ИНО и Особого отдела ОГПУ. Комиссия должна была обсуждать и согласовывать общий план разведывательной работы за границей, обеспечивать взаимное информирование и обмен опытом между обеими разведками. Комиссии предписывалось изучить все провалы как по линии Управления, так и по линии ИНО и принять меры против возможных их повторений. На комиссию возлагалась и проверка отправляемых за кордон сотрудников.

Была очевидной и необходимость усиления руководства военной разведки опытным и авторитетным профессионалом. Сталин, видимо, сознавал, что в военном ведомстве такого человека нет. Управление к тому времени было «театром одного актера»: ни Оскар Стигга, руководивший научно-технической разведкой, ни исполнявший «особые поручения при начальнике Управления» Василий Давыдов при всем своем опыте и знаниях не могли соперничать с самим Берзиным. Поскольку у Берзина не было официального первого заместителя, а были только помощники (например, таким числился начальник агентурного отдела Борис Мельников), Политбюро решило ввести такую должность в штат Управления, назначив первым замом его начальника Артура Артузова, который руководил политической разведкой – ИНО ОГПУ.

Контроль за выполнением постановления Политбюро возложили на Ворошилова, выписки из него были направлены обоим руководителям разведки – и Берзину, и Артузову. Основания особо доверять Артузову, возглавлявшему ИНО с августа 1931-го, появились у Сталина к началу 1934 года. Летом 1933-го, с приходом к власти нацистов, их претензии на Данцигский коридор обострили обстановку в центре Европы. В Варшаве понимали, что теперь Польше в одиночку не выстоять и не удержать полученное по Версальскому договору. Нужно было определяться: с Москвой против Берлина или с Берлином против Москвы. Если с Москвой, то можно было сохранить коридор и Силезию, отрезанные от Германии по версальскому договору; если с Берлином – можно рассчитывать в будущем на часть Украины. От точного ответа на вопрос, с кем будет Варшава, зависло многое и во внешней политике Советского Союза, и в строительстве Красной Армии.

Летом 1933-го на совещание в Кремль вызвали представителей Наркоминдела, отдела международной информации ЦК (Карл Радек), военной разведки и ИНО. Все они, кроме Артузова, считали союз с Варшавой делом ближайшего будущего. Заявление начальника ИНО, что возможное сближение с Москвой – лишь тактический ход польской дипломатии, рассчитанный на то, чтобы усыпить бдительность Кремля, прозвучал тогда диссонансом. Сталин бросил упрек руководителю политической разведки, что его агентурные источники занимаются дезинформацией. Правда Артузова подтвердилась в январе 1934-го, когда с подписанием германо-польского протокола о ненападении началось сближение двух стран и антисоветская политика Польши стала достаточно откровенной.

Накануне принятия решения Политбюро по военной разведке, 25 мая 1934-го, Артузов был вызван в Кремль. Он вошел в кабинет Сталина в 13 часов 20 минут. Там уже находились Ворошилов и Ягода. Беседа продолжалась шесть часов. Уходить в другое ведомство, хотя бы и на родственную работу, с понижением в должности и без особых перспектив продвижения по службе Артузову явно не хотелось. Но после слов Сталина: «Еще при Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен отказываться работать на том посту, который ему предлагается», возражать было нечего. Хорошо представляя себе обстановку и взаимоотношения в военном ведомстве, Артузов сказал Сталину, что ему одному трудно будет вписаться в новый коллектив, попросив разрешения взять с собой группу сотрудников, которых он знал по работе в ИНО. Сталин согласился и вместе с Артузовым в военную разведку пришли 13 сотрудников ИНО. Со Сталиным явно была согласована и расстановка новых людей: без приказа генсека Ворошилов не отдал бы «пришельцам» важнейшие посты в военной разведке.

Наиболее крупными фигурами из этих 13 сотрудников были Федор Карин и Отто Штейнбрюк. И не только потому, что вскоре возглавили важнейшие отделы. В ноябре 1935 года в Красной Армии были введены персональные воинские звания. Звание комкора (нынешний генерал-лейтенант) получил как имевший опыт строевой службы новый начальник Управления Семен Урицкий. Звания корпусных комиссаров, по рангу соответствующее званию комкора, – уже бывший (к тому моменту) начальник Управления Берзин и Артузов. Эти же звания политсостава были присвоены Карину и Штейнбрюку, тем самым начальники отделов были приравнены к руководству военной разведки.

Времени на раскачку у Артузова не было. Ему предстояло проанализировать работу Управления и предложить свои рекомендации по реорганизации центрального аппарата военной разведки в течение месяца. 23 июня 1934 года подробный доклад был готов. Основные его положения в предварительном порядке были доложены наркому Ворошилову. Возражений с его стороны не последовало. Доклад о состоянии агентурной работы Управления и мерах по ее улучшению был адресован «Секретарю ЦК ВКП(б) Сталину». Второй экземпляр доклада предназначался Ворошилову. Неизвестно, находился ли в это время в Москве начальник Управления Берзин. Если так, то сам факт обращения с докладом через его голову, да и через голову наркома непосредственно к Сталину, был беспрецедентным. «Сталин, направляя меня в Разведупр, сказал, что я должен быть там его глазами и ушами», – говорил Артузов в 1936 году. Этим можно объяснить действия обычно тщательно соблюдавшего субординацию Артузова, пославшего свой первый доклад в новой должности на самый «верх».

Артузов был в военной разведке человеком новым, ему нечего было скрывать или приукрашивать. В докладе отмечалось, что после провалов агентурная сеть Управления фактически перестала существовать в Румынии, Латвии, Франции, Финляндии, Эстонии, Италии; сохранилась она в Германии, Польше, Китае, Маньчжурии, в некоторых странах (Турция, Персия, Афганистан, Корея) разведка велась полулегальным путем, когда резидент и его помощники работали «под крышей» полпредств, консульств и торговых представительств.

Анализируя работу в Германии, Артузов отмечал, что там имеется несколько ценных агентов, дающих документы об организации, вооружении и боевой подготовке рейхсвера, а также данные германских военных атташе об иностранных армиях, в частности о Красной Армии. Одним из серьезных недостатков работы в этой стране Артузов считал то, что несколько работников нелегальной резидентуры были получены в свое время от ЦК германской компартии. Иностранные коммунисты часто не исполняли приказы о прекращении всяких связей с партией в случае перехода на разведывательную работу. Артузов подчеркивал, что в случае провала в Германии гестапо легко может доказать связь между компартией и советской военной разведкой. Он рекомендовал «как правило, не использовать на разведывательной работе в данной стране коммунистов данной страны». Но такая рекомендация в очередной раз осталась на бумаге.

Новому заму по разведке, конечно, сразу же доложили об операции «Рамзай». Сказали о составе группы, задачах, которые ставились при разработке операции в 1933 году. Познакомился Артузов и с личным делом Зорге и имел представление о фигуре нелегального резидента военной разведки в этой стране. Но реальных результатов у «Рамзая» в июне 1934-го еще не было и сказать об этой группе в докладе он ничего не мог. Свой вывод о разведывательной работе в Японии он сделал только на основе информации о работе легальной резидентуры ИНО в Токио. Вывод был неутешительным: «Ведение агентурной работы в Японии из стен наших официальных представительств настолько чревато опасностями, что от этого надо отказаться».

Для улучшения работы Управления Артузов предложил остановить текучесть агентурных кадров. Для этого предлагалось принять особое положение о продвижении агентурных работников по службе. Работа за кордоном приравнивалась к службе в действующей армии на фронте со всеми вытекающими отсюда льготами. Предлагалось также разрешить агентурным работникам учебу в военных академиях с годовыми перерывами для заграничной работы. Создавался особый жилой фонд для возвращавшихся из-за рубежа агентурных работников, улучшалось их материальное и денежное содержание. Соответствующие меры были приняты, и утечку опытных кадров из Управления удалось приостановить.

Наиболее важные предложения Артузова касались изменения аппарата Управления. Прежняя структура сложилась в середине 1920-х и до 1934 года не менялась. В Управлении было пять отделов и несколько вспомогательных отделений. 1-й отдел занимался войсковой разведкой, 2-й – агентурной, 3-й – информационно-статистической работой, 4-й – контактами с иностранными военными атташе, 5-й – дешифровальной работой.

Артузов с его большим опытом работы в ИНО понимал необходимость перестройки структуры военной разведки с учетом новой международной обстановки. Он предложил сократить аппарат Управления и ликвидировать деление на добывающий и обрабатывающий аппараты, – иначе говоря, расформировать имевшие многолетний опыт 2-й и 3-й отделы.

Значение аналитической службы хорошо понимали еще в начале 1920-х и в руководстве наркомата, и в самой военной разведке. В 1924 году агентурный отдел насчитывал 15 человек, а информационно-статистический – 59 при общей численности Разведупра в 90 человек. Соотношение по сотрудникам между добывающим и обрабатывающим аппаратами составляло 1:4. Многие из сотрудников, включая и начальника отдела Никонова, имели огромный по тем временам стаж работы в этой сфере – 10 лет.

Артузов, предлагая разбить этот сложившийся аналитический центр, очевидно, руководствовался привычной для него схемой работы ИНО, который не имел сильной аналитической службы. Во внешней разведке такая структура появилась лишь в годы войны, в декабре 1943-го. Конечно, Артузов не мог предвидеть тех проблем, с которыми столкнулось в канун войны 1-е управление (бывшее ИНО) НКГБ из-за отсутствия подобной службы. Но тщательнее оценить функции и работу аналитического аппарата военной разведки, прежде чем готовить его ликвидацию, он мог бы. В этом был крупный просчет Артузова.

Взамен Артузов предлагал создать два отдела стратегической агентурной разведки: в странах Запада (первый отдел) и Востока (второй отдел). Их агентура действовала в Европе, а также в Турции, Персии, Афганистане, Китае, Маньчжурии, Японии и США. Отдел технической разведки должен был вербовать агентуру на военных заводах, в секретных конструкторских бюро и лабораториях и добывать данные о новой военной технике. На отдел активных действий за рубежом возлагалась подготовка кадров для диверсий в тылу противника в случае войны. На отдел по руководству разведкой округов – руководство разведотделами приграничных округов, через которые насаждалась периферийная агентура на сопредельной территории соседних стран для непосредственного наблюдения за укреплениями, концентрацией войск, перевозками и маневрами в погранзоне.

Генсек внимательно ознакомился с докладом Артузова, замечаний с его стороны не последовало. Менее чем через месяц было разработано и введено в действие «Положение о прохождении службы в РККА оперативными работниками разведорганов». В этом документе были учтены все предложения, изложенные в докладе Артузова. В ноябре 1935 года Нарком обороны утвердил и новые штаты Разведупра РККА. Всего в нем было создано двенадцать отделов. Первый (агентурная разведка на Западе) во главе с Отто Штейнбрюком состоял из пяти отделений с общим штатом в 56 человек. Второй (агентурная разведка на Востоке) во главе с Федором Кариным также включал пять отделений с общим штатом в 43 человека.

Японское отделение второго отдела продолжало разработку операции «Рамзай» и осуществляло руководство разведывательной группой Зорге. Карин и начальник отделения полковник Михаил Покладок руководили операцией более двух лет до лета 1937 года. О них не упоминается ни в одной книге о Зорге. Эти два разведчика заслуживают того, чтобы о них сказать несколько слов.

Ни читателям литературы по истории разведки, ни исследователям истории спецслужб фамилия Карина ни о чем не говорит. А между тем в 1930-е годы эта фамилия стояла в одном ряду по присвоенным персональным воинским званиям с такими фамилиями асов разведки, как Берзин и Артузов. Как и им, ему было присвоено звание «корпусный комиссар», что соответствует теперешнему званию генерал-лейтенант. Но после кровавого 1937-го генерал разведки ушел в небытие, и о нем забыли все. Забыли в КГБ, забыли в ГРУ, хотя работе в политической и военной разведках он отдал всю свою жизнь.

Родился в 1896 году в селе Суслены Бессарабской губернии. О его жизни до 1919 года никакой информации нет. В январе 1919-го, после оккупации Бессарабии Румынией в 1918 году, уехал в Киев. Работал в одном из советских учреждений по заготовкам. Тогда же вступил в РКП(б). Весной в Киев из Москвы приехал секретарь Бессарабского бюро при ЦК РКП(б) Хоровой (Гринберг). Хоровой познакомился с Кариным. Очевидно, он понравился московскому представителю, и тот предложил ему должность своего секретаря. Позднее Хоровой переехал в Одессу, где была сформирована Бессарабская ЧК. По его рекомендации Карина назначили заместителем начальника контрразведывательного отдела. Потом был фронт и командование эскадроном в бессарабской бригаде. Был ранен и после госпиталя направлен в Киев, где был назначен комиссаром одного из отделов Всеукраинского уголовного розыска. При наступлении белых на Киев был направлен в Особый отдел 12-й армии. С августа 1919-го стал работать в органах ЧК и ОГПУ. Такая вот биография за один год.

Способного бессарабца, владевшего английским и немецким языками, приметили, и в 1920-м он вместе с Артузовым участвует в операции против Игнатия Сосновского и агентуры Польской организации войсковой. С 1922 года начинается его нелегальная агентурная работа. Румынским он владел хорошо, и его решили использовать для работы в этой стране. Но агентурного опыта еще не было, и, очевидно, он попал под подозрение румынской контрразведки. Пришлось в июне 1922-го перебраться в Австрию, а потом работать в Болгарии (под фамилией Корецкий). Для Карина начались 11 лет агентурной работы во многих странах мира. В марте 1924-го его направляют резидентом ИНО в Харбин под «крышей» сотрудника генконсульства. С ноября 1926-го по июль 1928-го нелегальная работа в США. В 1928—1931 годах он нелегальный резидент ИНО во Франции, а с 1931 по 1933 год – нелегальный резидент в Германии. За время работы объездил полмира, работал во многих странах, опыта и квалификации хватило бы на несколько нелегалов. Осенью 1935-го возвращается в Москву и начинает работать в центральном аппарате политической разведки – ИНО ОГПУ. И опять вместе с Артузовым.

Неудивительно, что начальник ИНО очень высоко ценил одного из своих помощников. В аттестации на Карина за 1933 год он писал: «… Один из наиболее опытных и квалифицированных руководителей разведки в условиях подполья. Прекрасный конспиратор, смелый, инициативный оперативник… За блестящую разведывательную деятельность имеет две высшие награды ОГПУ (два знака почетного чекиста), а также был представлен к ордену Красного Знамени. Последняя должность у Карина – начальник центрального отделения ИНО, с присвоением 12-й категории. Считаю Карина в первой десятке лучших организаторов разведки ИНО». Этот документ был подписан Артузовым 14 ноября 1934 года.

В январе 1935 года приказом Наркома обороны он был назначен начальником 2-го восточного отдела Разведупра. Конечно, такое крупное назначение, тем более человека со стороны, было согласовано со Сталиным, и приказ, подписанный Ворошиловым, только фиксировал договоренность между Артузовым и Сталиным о расстановке команды чекистов на ключевых постах в Разведупре. Отдел занимался агентурной разведкой на Востоке и США, и, предлагая Карина на эту должность, Артузов учитывал его опыт работы в Харбине и в США. Опыт работы в ИНО и способности Карина были оценены очень высоко, если он по воинскому званию был приравнен к руководству военной разведки. Очевидно, высоко оценивал Карина и Сталин, без ведома и согласия которого такие высокие воинские звания в РККА тогда не присваивались.

Сотрудники отдела, с которыми работал Карин, очень тепло отзывались о нем, как о руководителе, ценили его деловые качества, работоспособность, умение найти общий язык и наладить деловое сотрудничество с подчиненными. Старейший разведчик полковник в отставке Борис Гудзь, работавший в 1936—1937 годах во втором отделе помощником Карина, вспоминает: «… Сразу же при поступлении моем на работу во второй отдел Разведупра мы нашли общий язык и так проработали в тесном деловом контакте все 13 месяцев моей работы в Разведупре.

За это время я убедился в том, что Карин – работник большого масштаба, с большим опытом разведывательной работы. Он был одним из подлинных руководителей операции «Рамзай», хотя начинал эту линию не он, а лично Берзин. В этой операции он беспокоился за сохранение Зорге от провала, поскольку в основе его легенды было много сырых моментов и в этом отношении делали все возможное чтобы исправить положение. Он был одним из инициаторов создания транзитной резидентуры по руководству Зорге в Шанхае. Резидентом на эту работу был выделен его заместитель, опытный разведчик, дивизионный комиссар Лев Борович.

Он самым активным образом передавал опыт военным разведчикам, особенно Акимову, Федорову, Покладеку, Хабазову и другим. Он проявил большую настойчивость в создании нелегальной резидентуры в Париже и в Калифорнии по вербовке среди японской колонии. Он сам никогда в Японии не был и подробно расспрашивал меня о разных сторонах жизни и быта в Японии.

Работать с ним было легко и интересно. Он горел на работе сам и умел зажигать на разведработу других. Карин особенно ценил работу полковника Федорова, работавшего по Маньчжурии. Много сил Карин тратил при работе с полковником Покладеком, который недооценивал агентурную разведку».

Но события, послужившие поводом для назначения нового зама в Управление, повторились через девять месяцев после прихода Артузова в Разведупр. На этот раз скандал разразился в Дании, где полиция арестовала нескольких датчан и иностранцев, обвинив их в шпионаже в пользу СССР. Европейская пресса зашумела. Сразу же после того, как в Управлении разобрались в обстановке, Артузову пришлось писать подробный доклад Наркому обороны. Полиция арестовала девять человек: четырех работников Центра и пятерых иностранцев, привлеченных на месте для работы по связи. Главной фигурой среди арестованных был старый работник Разведупра Улановский – резидент связи в Дании. Его основной задачей было получение нелегальным путем материалов от резидентур в Германии и их пересылка в Советский Союз. Для перевозки почты он завербовал трех датчан и одного американца.

Для Берзина копенгагенский провал знаменовал закат карьеры в военной разведке. Если прежде ему удавалось устоять и оставаться начальником Разведупра хотя бы и при команде чекистов во главе с Артузовым, то теперь шансов у него не было. Берзин хорошо знал расстановку сил в руководстве Наркомата обороны, видел их борьбу за влияние и руководящие посты и не строил на свой счет никаких иллюзий. Не дожидаясь оргвыводов после доклада Артузова, он сам подал рапорт об освобождении от должности. Ворошилову удалось уговорить Сталина согласиться с уходом Берзина. Берзина генсек не принял, видимо, не пожелав слушать его объяснений.

Через месяц, 15 апреля, наркомом обороны был подписан приказ № 53: «Начальник Разведывательного управления РККА т. Берзин Ян Карлович, согласно его просьбе, освобождается от занимаемой должности и зачисляется в мое распоряжение…» Должность начальника Разведупра стала вакантной. В аппарате Управления кандидатов на нее не нашлось. Выбор пал на человека из высшего комсостава РККА, имевшего хотя бы некоторое отношение к военной разведке, – Семена Урицкого.

5 мая 1935 года заместитель наркома обороны и начальник Главного политического управления Ян Гамарник, курировавший повседневною работу Разведупра, представил генсеку нового кандидата. Беседа продолжалась два с половиной часа, на ней присутствовал врид начальника Управления Артузов. Очевидно, что сомнений у генсека не возникло. Седьмого мая, опять же в сталинском кабинете, Урицкий познакомился с Кариным, Никоновым (тогда вторым заместителем начальника Разведупра) и Штейнбрюком. На следующий день у Сталина состоялась заключительная трехчасовая встреча с руководством военной разведки. На ней присутствовали Ворошилов, Орджоникидзе, Гамарник и Артузов, из начальников отделов – Карин, Стигга и Боговой. После этого новый руководитель Разведупра приступил к исполнению своих обязанностей.

Это был человек своего времени. Жесткий, напористый, стремящийся к успеху. Путь от рядового до командира корпуса, как и многие из его друзей и знакомых командиров высшего звена, прошел за 20 лет. Родился в 1895 году в Черкассах Киевской губернии. Племянник известного чекиста Моисея Урицкого. Воспитывался в семье революционера Вацлава Воровского. Кончил четыре класса Одесского казенного училища и с 15 лет начал работать. Пять лет работы в аптекарских складах Эпштейна: сначала учеником, потом упаковщиком и приказчиком. В 17 лет в июне 1912 года Одесской группой РСДРП был принят в партию. В августе 1915 года призван в армию рядовым в 12-й драгунский полк. В кавалерийском седле проскакал и всю гражданскую. Летом 1917-го – председатель ротного комитета на Румынском фронте. В декабре – начальник красногвардейской дружины в Одессе. И сразу же зимой 1918-го – помощник комиссара кавалерии в штабе Одесского военного округа. Летом 1918-го он уже комиссар кавалерии 3-й украинской армии на Украинском фронте. В июне – июле 1918-го он начальник боевого участка Поворино на Царицынском фронте.

С октября 1918-го в Москве был начальником отдела в Военном контроле (Особый отдел ВЧК). С этой должности зачислен слушателем на первый курс Академии Генштаба. Летом 1919-го после окончания первого курса направлен на Южный фронт помощником начальника штаба дивизии. Летом 1920-го он уже командир Отдельной кавалерийской бригады на Южном фронте и с декабря 1920-го – слушатель второго курса Академии. В марте 1921-го принимал участие в подавлении Кронштадского восстания и получил орден Красного Знамени. Летом 1921-го – начальник Одесского укрепленного района и зимой 1922-го – слушатель последнего курса Академии. После ее окончания в мае 1922 года – спецкомандировка на нелегальную работу в Германию уже по линии Разведупра. После двухлетней работы в этой стране в мае 1924-го возвращение в Москву. На этом его сотрудничество с военной разведкой закончилось. То ли в Разведупре пришелся не ко двору, то ли сам не захотел работать на новом поприще.

С 1924 года служба – на командных должностях. Три года он начальник Одесской и Московской пехотных школ. Затем с 1927 по 1923 годы командование стрелковой дивизией в Ленинградском военном округе. Новая ступенька в карьере и полтора года на должности заместителя начальника штаба Северо-Кавказского военного округа. Опять взлет в карьере, и с мая 1930-го по декабрь 1931-го он уже командир стрелкового корпуса в Украинском военном округе. Затем должность начальника штаба Ленинградского военного округа и опять командование стрелковым корпусом, но уже в Приволжском военном округе. За десять лет продвижение по службе шло только вверх. Ни одного сбоя, ни одного отката назад. Конечно, сыграли свою роль и высшее военное образование, и огромный по тем временам партийный стаж. Командиров высшего звена с дореволюционным партийным стажем и с двумя орденами Красного Знамени в РККА было немного. Летом 1934-го в Наркомате обороны и, конечно, в ЦК партии решили, что послужил в войсках достаточно – пора и в Москву. И с июня 1934-го он заместитель начальника Автобронетанкового управления. Отсюда его переместили в Разведупр, и началась работа в новой незнакомой ему области военной разведки. С этим человеком и встретился Зорге в июле 1935 года.

Начальник японского отделения Разведупра Михаил Покладок был ровесником Урицкого, но биография у него была совершенно другая – никакого стремительного восхождения по службе, как у нового начальника Управления. Как следствие – в 1935-м скромное воинское звание полковника и скромная должность. Родился он в 1895 году в деревне Цепинцы Вязынской волости Виленской губернии. В 1915 году был призван в армию и, как имеющий среднее образование, направлен в Алексеевское военное училище. Через год после окончания училища – чин подпоручика и отправка на Юго-Западный фронт. В 1918 году добровольно вступил в Красную Армию. Вначале в отделе уездного военкомата, потом в войсках, где дослужился до командира батальона. В партию вступил в 1920-м. С 1920-го семь лет служил в войсках связи. В 1924 году окончил Высшую военную школу связи и в 1927 году поступил на Восточный факультет Военной академии. После окончания японского отделения факультета Берзин забрал его в Разведупр. В 1929—1930 годах во время конфликта на КВЖД он служил помощником начальника разведывательного отдела штаба ОКДВА. В 1930 году вернулся в Разведупр и был направлен на три года на стажировку в японскую армию с задачей совершенствования японского языка, который изучал в академии, и ознакомления с вооруженными силами Японии. В 1933 году после возвращения в Москву был назначен начальником сектора информационного отдела Управления. В 1934—1935 годах находился в распоряжении Управления, очевидно, в заграничной командировке. И с 1935 года был назначен начальником японского отделения 2-го отдела Разведупра. Повседневное руководство операцией «Рамзай» осуществлялось этим отделением, и Зорге во время приезда в Москву, конечно, встречался с Покладеком.

Урицкий, Артузов, Карин и Покладок – вот те новые люди в руководстве военной разведки, с которыми контактировал Зорге во время своего короткого и последнего пребывания в Москве. Были окончательно уточнены и четко сформулированы все задачи, ставившиеся перед разведывательной группой.

При этом в полной мере учитывались и возросшие возможности членов группы, и возможности Зорге в германском посольстве при контактах с послом Дирксеном, военным атташе полковником Оттом и военно-морским атташе капитаном Веннекером. Был решен вопрос о замене радиста, и Клаузен, вызванный в Москву телеграммой Ворошилова, начал подготовку к дальней дороге. Были разговоры и об отпуске Зорге вместе с Екатериной Максимовой где-нибудь на черноморском побережье.

Но разговоры об отдыхе так и остались разговорами. Зорге вызвали в Управление и сказали, чтобы он срочно готовился к возвращению в Токио. Причиной такой спешки была изменившаяся обстановка на Дальнем Востоке. Рвавшиеся к вершинам военной власти молодые офицеры из общества «Сакуракай» закусили удила и уже не думали об осторожности. Провокации на советско-маньчжурской и особенно на монголо-маньчжурской границах следовали одна за другой. Конфронтация в этом регионе нарастала и могла закончиться крупным военным конфликтом. Такой поворот событий не устраивал политическое и военное руководство Советского Союза. В Москве еще не были готовы к победоносной войне с островной империей, и разгром Квантунской армии на полях Маньчжурии планировался в далеком будущем.