355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Горбунов » Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке » Текст книги (страница 37)
Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 21:18

Текст книги "Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке"


Автор книги: Евгений Горбунов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

Если проанализировать всю информацию из Токио о подготовке Германии к нападению на Советский Союз за первую половину 1941 года, то можно сделать некоторые выводы. Основным источником информации для Зорге был германский посол и военный атташе. Они сообщали ему информацию о намерении Германии напасть на Советский Союз, говорили о возможных сроках нападения, численности германской армии у советских границ и направлении главных ударов. Их информация подкреплялась сведениями германских представителей, которые посещали Токио. Это относилось к периоду мая – июня, то есть когда взаимоотношения между Германией и СССР были накалены до предела и любая правдивая информация имела для Москвы первостепенное значение.

В телеграмме от 2 мая после беседы с послом и морским атташе указывались возможные сроки нападения: после окончания сева, после войны с Англией, – решение будет принято Гитлером в мае. Вся эта информация – «деза». В телеграмме от 19 мая со ссылкой на германских представителей, прибывших из Берлина, сообщался новый срок начала войны – конец мая и численность немецкой армии у границ СССР – 150 дивизий. И то и другое – стопроцентная «деза». В телеграмме от 1 июня сообщалось со ссылкой на военного атташе в Бангкоке Шолля, что наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии. Германская группа армий «Север», дислоцированная в Восточной Пруссии, была самой слабой и главного удара не наносила. Главные удары наносились правым флангом группы армий «Центр» к Смоленску с поворотом на Север и группой армий «Юг» к Днепру с поворотом на Юг, то есть севернее и южнее припятских болот. Информация Шолля также была «дезой».

Чем же объяснить такую постоянную дезинформацию, которая шла из одних и тех же источников? И здесь нельзя не согласиться с Сахаровым, который в своей знаменательной статье, опубликованной еще в конце 1991-го, высказал предположение, объясняющее эту ситуацию. Немецкая контрразведка делала все возможное, чтобы как можно шире распространить дезинформацию о будущем конфликте с Советским Союзом. Всем военным атташе предписывалось специальным циркуляром распространять всяческие фантазии, чем они, как дисциплинированные офицеры, и занимались, надеясь, что их «деза» дойдет до неведомого резидента советской разведки. Отт и Шолль были не только дипломатами, но и профессиональными разведчиками. В их функции входила задача распространения дезинформации о военных замыслах вермахта. Этим, очевидно, и объясняется то, что в кулуарах германского посольства в Токио «свободно» обсуждались вопросы не просто государственной тайны, а сроки нападения, численность армии вторжения и направление главных ударов, которые были высшей тайной рейха, то есть тайной, лежащей далеко за пределами профессиональных интересов дипломатов. Оба дипломата-разведчика отлично знали, что журналист, с которым они беседовали, по роду своей деятельности имеет широкие и разнообразные контакты и активно, вне контроля, обменивается информацией. Возможно, именно поэтому журналисту Рихарду Зорге, которого никто ни в чем не подозревал, была в «доверительной беседе» сообщена эта «военная тайна», чтобы он способствовал распространению желательной для штаба верховного командования вермахта дезинформации.

При анализе информации Зорге за первую половину 1941 года надо брать за основу только достоверную информацию, то есть радиограммы, опубликованные в сборниках документов. Это 18 радиограмм, опубликованных в книге Фесюна, за достоверность и точность которых можно ручаться. Со знаменитыми радиограммами о «точном сроке нападения» все ясно. Остальные радиограммы, опубликованные в 1960 – 1970-е годы, можно вынести за скобки. Их достоверность, вполне обоснованно, можно поставить под сомнение. Если из 18 радиограмм убрать те, в которых говорится о политике Японии, и те, где передавалась явная «деза», то достоверной информации о подготовке Германии к нападению на Советский Союз, которую передал Зорге в Москву, окажется не так уж и много.

2 мая – Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть страны. И с 30 мая сообщения о достаточно точных сроках нападения Германии на СССР. 30 мая – война начнется во второй половине июня. 1 июня срок начала войны переносится на 15 июня, а в телеграмме от 15 июня сообщается, что война задерживается до конца июня. И вряд ли можно считать серьезной информацией телеграмму от 20 июня, где сообщалось, что по информации германского посла, война между Германией и СССР неизбежна. За два дня до нападения на СССР о неизбежности войны между двумя странами писала вся мировая пресса. Достаточно просмотреть бюллетени иностранной информации ТАСС, чтобы убедиться в этом. Так что Зорге не сообщил здесь ничего нового.

Информация из Токио

22 июня – черный день в истории Советского Союза. Начало войны – и сразу же изменилась деятельность обеих разведок. Что предпримет Япония? Воспользуется ли изменившейся ситуацией в Европе и мире? Будет ли продолжать подготовку к движению на Юг или, воспользовавшись моментом, ринется на Север? От правильных и точных ответов на эти вопросы зависело многое. И прежде всего возможность переброски войск с Востока на Запад. Для группы Рамзая начался последний этап деятельности. То, что было раньше, что казалось важным и значительным до этой даты, отходило на второй план. На первый план выдвигалась основная задача – как поведет себя союзница Германии на Дальнем Востоке? Воспользуется ли империя началом войны и выступит сразу же против Советского Союза или подождет разгрома Красной Армии и захвата Москвы? И в Москве с нетерпением ждали, что скажут разведчики в Токио. После 22 июня в Москве уже по-другому относились к информации группы. Ушло в прошлое недоверие и сомнения. Тем более что информация группы подтверждалась и перепроверялась информацией политической разведки. Эта информация поступала из разных стран, адресовалась «Павлу», то есть Берия, и в условиях начавшейся войны сразу же докладывалась членам Государственного Комитета Обороны (ГКО) и руководству Наркомата Обороны.

В 1996 году Пресс-бюро Службы внешней разведки опубликовало 25 радиограмм политической разведки, в которых дается позиция Японии в отношении СССР в 1941 году. В 1997 году было опубликовано также 20 радиограмм, переданных группой «Рамзай» с 23 июня до конце работы группы. Всего 45 документов – немного, но уже кое-что. Можно проанализировать полученную Москвой информацию и сделать какие-то, но только предварительные выводы. И ждать, может быть многие годы, пока архивы обеих разведок рассекретят очередную порцию документов. Возможно, новый, более подробный анализ событий на Востоке во второй половине 1941 года придется уже писать исследователям нового поколения.

Война началась, и Москва делала все возможное, чтобы выяснить стратегические планы Японии по отношению к Советскому Союзу. Поэтому уже 26 июня Инсон (новый псевдоним Зорге) получил радиограмму из Москвы: «Токио, тов. Инсону (Рамзаю). Сообщите, какие решения приняло японское правительство в отношении нашей страны в связи с войной Германии с СССР. Сообщите о передвижениях войск к нашей границе. Начальник Первого отдела Четвертого управления». В тот же день в Москву была отправлена короткая радиограмма, в которой содержалась ценная информация о намерениях Японии в отношении Советского Союза: «Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу. Мацуока сказал германскому послу Отту, что нет сомнений, что после некоторого времени Япония выступит против СССР». Голиков ознакомился с радиограммой, отметил последнюю фразу и наложил резолюцию: «Членам ГосКО, НКО, НГШ». Время уже было военное, и вся важнейшая военно-политическая информация с Востока сразу же докладывалась в Государственный Комитет Обороны, Наркому Обороны и начальнику Генштаба. В этот же день из Токио от резидента политической разведки также поступила телеграмма с аналогичной информацией: «В связи с началом советско-германской войны внешнеполитические действия правительства Японии, вероятно, будут следующими: Япония сейчас не имеет активных намерений против СССР, как то: объявить войну и встать на стороне Германии. Хотя неизвестно, как в дальнейшем изменится эта политика, но, по крайней мере, на настоящее время таких намерений нет. В отношении СССР не будет предъявлено каких-либо требований и не будет объявлено своего определенного отношения. Япония хочет молча смотреть на развитие войны… Короче говоря, Япония сейчас пересматривает свою внешнюю политику и поэтому ее отношение к СССР еще не определено. Авторитетные японцы считают, что японская экспансия на юг скоро не осуществится, так как морской флот относится к этому весьма осторожно, а что касается севера, то армия к этому не подготовлена».

Эта телеграмма, адресованная «Павлу» (Берия), также была отправлена в ГКО Сталину и Молотову. И если Зорге мог передать в Москву только общие заверения министра иностранных дел послу союзного государства, то информация политической разведки была более подробной и благоприятной для СССР.

Следующая телеграмма была отправлена 28 июня. Источник «Инвест» (Одзаки) утверждал на основе имевшейся у него информации, что Япония выступит на Север сразу же, как только Красная Армия потерпит поражение. Германский посол Отт сообщил Зорге: Мацуока в беседе с ним заявил, что Япония выступит против СССР, как он об этом всегда заверял его, но точной даты не называет. Мацуока также сообщил Отту, а он – Зорге, что продвижение японских войск к Сайгону не может быть отменено. Поэтому Отт понял, что сейчас выступления Японии против СССР ждать не приходится. В этой же телеграмме сообщалось, что было принято решение, утвержденное императором, о движении на Сайгон и захвате всего уже бесхозного Индокитая. Япония временно воздерживалась от выступления против Советского Союза. На этой телеграмме резолюция: «НО-4. Разослать т. т. Сталину, Молотову, НГШ. Голиков».

Очередная телеграмма была получена из Токио 3 июля. На этот раз информация исходила от германского военного атташе. Он сказал Зорге, что японский генштаб занимается деятельностью с учетом наступления немцев и неизбежности поражения Красной Армии, то есть готовится к нападению после поражения Советского Союза. Военный атташе считал, что Япония вступит в войну не позднее, чем через шесть недель, то есть примерно в середине августа. Наступление японцев начнется на Владивосток, Хабаровск и Сахалин. Информация об этом была направлена членам ГКО и начальнику Генштаба. В этой же телеграмме сообщалось, что Одзаки также думает, «что Япония вступит в войну через шесть недель». Это подтверждение времени выступления из двух разных источников имело большое значение. Середина августа становилась критическим временем для советского Дальнего Востока.

Информация группы «Рамзай» дополнялась сообщениями политической разведки из Токио. Судя по содержанию того немногого, что было рассекречено, ИНО имело солидные источники в японской столице. Так, в телеграмме от 5 июля сообщалось, что скоро будут закончены приготовления к операции на юге, после чего сразу же начнется наступление в этом направлении. Что же касается отношений с СССР, то в телеграмме сообщалось: «… Политика в отношении СССР пока определяется следующими факторами: недавно заключен договор о нейтралитете, разрыв которого вызовет возмущение населения, не закончены приготовления для похода на север, вследствие этого Япония должна занять позицию нейтралитета… Япония все же вступит в войну с демократическими странами и с СССР на стороне Германии, поэтому военные приготовления для движения на север должны быть ускорены с тем, чтобы в любой момент можно было бы начать военные операции против СССР». Эта информация была подтверждена через два дня. В новой телеграмме от 7 июля сообщалось: «Касаясь планов дальнейшей политики Японии, здесь считают, что Япония пойдет сначала на юг, а ни в коем случае не на север. Авторитетные политики полагают, что японское правительство объявит позицию нейтралитета, но эта позиция не сохранится долгое время… Общее мнение таково: воевать с СССР рано или поздно нужно, но сейчас еще не время, нужно получить как можно больше меньшими жертвами». Во второй телеграмме также от 7 июля шло подтверждение предыдущей информации: «Как стало известно, японское правительство решило не предпринимать прямые военные действия против Сибири и вместо этого решено продвигаться на юг. С этой целью японские войска перебрасываются из северной части французского Индокитая в южную. Подтягиваются войска и из других мест…» Характерна концовка этой радиограммы: «Источник добавил, что, как бы японцы ни хотели начать движение на север, они понимают, что для этого нужно не менее 2 – 3 месяцев подготовки». Вывод из всей информации, полученной из японской столицы в начале июля – в ближайшие две месяца нападения Японии на Советский Союз не будет.

Две радиограммы были получены в Москве от группы «Рамзай» 10 июля. В первой радиограмме сообщалось, что германский посол Отт получил приказ Риббентропа толкать Японию к войне и как можно скорее. Это очень удивило посла, который хорошо знал – Япония еще не готова к большой войне, и понимал, что поспешное вступление в войну на стороне Германии было бы только видимостью войны. Эта информация была также передана членам ГКО и начальнику Генштаба.

Во второй радиограмме была передана информация, полученная от Одзаки. Он сообщил Зорге, что на совещании у императора решено не изменять план действий против Сайгона, но решено подготавливаться к нападению на Советский Союз в случае поражения Красной Армии. Эту же информацию подтвердил в беседе с Зорге и Отт. Но его информация была противоречивой. С одной стороны, подтверждение того, что Япония выступит против СССР в случае его поражения (в этом в Москве и так были уверены). А с другой стороны, посол утверждал, что «Япония начнет воевать, если немцы достигнут Свердловска». Это была явная дезинформация, может быть и непреднамеренная, со стороны посла. План «Барбаросса» предусматривал продвижение до Волги и конечной целью ставил достижение линии Архангельск – Астрахань. И ни в одном из немецких документов, разработанных после плана «Барбаросса», не ставилась задача продвижения немецких войск к Уралу. Была в этой радиограмме и информация, полученная от германского военного атташе, который телеграфировал в Берлин, что «он убежден в том, что Япония вступит в войну, но не ранее конца июля или начала августа, и она вступит в войну сразу же, как только закончит подготовку». Подтверждалась предыдущая информация о том, что август является критическим месяцем, когда надо ждать серьезных событий на Дальнем Востоке. Интересно, что на тексте этой радиограммы имеется примечание нового исполняющего обязанности начальника Разведупра генерал-майора танковых войск Панфилова: «Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия». В начале июля Зорге в Москве верили.

В тот же день поступило подтверждение этой информации и по каналам политической разведки. В телеграмме из Токио от 10 июля сообщалось: «По нашим сведениям, японский флот, стоявший на рейде в портах Иокогама и Иокосука, 7-го июля почти весь снялся с якоря и направился в южные порты. Офицеры флота между собой говорили, что сейчас самое благоприятное время для нападения на страны южных морей, так как СССР занят войной с Германией». Все телеграммы политической разведки с резолюцией Берия также посылались членам ГКО. Таким образом, ГКО, как высший орган власти в стране, был достаточно подробно информирован о политике Японии. При этом информация поступала из двух независимых источников и взаимно дополняла друг друга. Из анализа этих телеграмм можно сделать вывод – в начале июля ситуация на Дальнем Востоке была для Москвы благоприятной. Внезапное нападение японских войск на дальневосточные границы в это время не планировалось.

Через два дня, 12 июля, была получена очередная радиограмма Зорге, сообщавшая, что Отт рассказал ему о том, «что он обратился к Японии с предложением вступить в войну, но Япония пока что хочет оставаться нейтральной». По информации Зорге, в Японии продолжается борьба различных группировок за направление главного удара. Некоторые группы политиков и военных агитируют за выступление на юг, но им противостоит молодое офицерство Квантунской армии, которое рвется начать войну с Советским Союзом. Зорге также подтвердил предыдущую информацию о том, что подготовка к войне будет длиться самое большее шесть недель. И на этой радиограмме так же, как и на предыдущих, резолюция Панфилова: «Членам ГКО, нач. Г. Штаба». В критические для Советского Союза дни информация группы «Рамзай» продолжала поступать на самый «верх».

30 июля – очередная радиограмма от Инсона (Зорге). Можно не сомневаться, что между 12 и 30 июля в Москву поступали радиограммы из Токио. Но среди опубликованных радиограмм их нет. На основании информации, полученной от Инвеста (Одзаки) и Интери (Мияги) Зорге сообщил в Москву о начале новой мобилизации в Японии, в результате которой будет призвано более 200 тысяч человек. Таким образом, по сообщению Зорге, «в середине августа в Японии будет под ружьем около 2 миллионов человек». Цифры были явно занижены и не соответствовали действительности. В итоговой разведсводке по Востоку № 1 на 1 февраля 1941 года, опубликованной Разведупром, дается боевое расписание японской армии на 1 февраля. В этом документе общая численность сухопутных войск Японии определена в 2145 тысяч человек. За прошедшие полгода при усиленней подготовке к войне ни демобилизации, ни сокращения армии в Японии не было. И сухопутная армия за это время могла только увеличиться, значительно перевалив за два миллиона человек. В радиограмме также сообщалось, что «начиная со второй половины августа Япония может начать войну, но только в том случае, если Красная Армия фактически потерпит поражение от немцев, в результате чего оборонительные способности на Дальнем Востоке будут ослаблены. Такова точка зрения группировки Коноэ, но как долго намерен выжидать японский генштаб, это трудно сейчас сказать». Очевидно, японский генштаб готов был ринуться в драку на Севере, не дожидаясь решения правительства о начале войны с Советским Союзом. Руководство Разведупра было новым. Ни людей, ни деталей разведывательных операций они не знали, и поэтому на радиограмме появилась резолюция: «НО-4. Доложите о всех этих источниках. Кто они». Подписались Панфилов и комиссар Разведупра Ильичев.

11 августа Москва приняла две радиограммы от группы «Рамзай». Обстановка на Дальнем Востоке была тревожной. В предыдущих радиограммах указывалось, что середина и вторая половина августа будут решающими для японского правительства, которое должно принять решение о начале войны с Советским Союзом. Мир на Дальнем Востоке висел на волоске, и в Разведупре с нетерпением ждали каждое новое сообщение Инсона. Порой радиограмма состояла всего из одной фразы: «Прошу Вас быть особо бдительными, потому что японцы начнут войну без каких-либо объявлений в период между первой и последней неделей августа месяца». Зорге еще раз напоминал о тревоге, о том, что надо быть бдительными и тщательно следить за тем, что делается по ту сторону границы. Во второй радиограмме говорилось, что несмотря на изменившуюся обстановку: «… японский генштаб совсем не собирается распускать обратно мобилизованных. В генштабе уверены, что в ближайшее время последует окончательное решение, тем более что уже приближается зима. Ближайшие две-три недели окончательно определят решение Японии. Возможно, генштаб примет решение на выступление без предварительной консультации с правительством». Зорге отмечал в телеграмме, что позиция Америки становится все более антияпонской, а эмбарго на поставки из США усиливают экономическую блокаду Японии. Если добавить к этому замедление темпов наступления германской армии и ее большие потери на советско-германском фронте, то момент для вступления в войну на стороне фашистского агрессора был бы не совсем удачным. И все-таки японский генштаб готов был начать войну с Советским Союзом.

Разведупр в своих взаимоотношениях с резидентурой «Рамзай» исходил из двойного стандарта. В Москве признавали достоверность и ценность информации, которая поступала из Токио. Многие радиограммы группы докладывались руководству страны и, конечно, сомнений не вызывали. Но когда дело касалось личности Зорге, когда руководство требовало справки и характеристики на этого разведчика и его товарищей по группе, то исполнители берут дело Зорге и пользуются старыми политическими оценками, которые давались ему еще в 1937 году. Вся положительная деятельность группы в 1938—1941 годах в расчет не принимается.

Начальник японского отделения восточного отдела Разведупра полковник Покладек еще в 1937 году в своем заключении писал о «несомненности дезинформации» тех сведений, которые поступали от группы «Рамзай». В какой-то мере полковника можно понять. По воспоминаниям работавшего с ним Бориса Гудзя он недооценивал значение агентурной разведки, предпочитая использовать для получения информации о японской армии материалы открытых источников. Да и резолюция Сталина о дезориентации материалов, полученных от Зорге, была ему известна. Если уж сам Сталин считает информацию Зорге «дезой», то рядовым сотрудникам Разведупра и сам Бог велел сомневаться. Но вот в сентябре 1937-го, когда Покладека уже не было в Разведупре, составляется новая справка на Зорге. Здесь уже совсем другие обвинения: «Политически совершенно не проверен. Имел связи с троцкистами. Политического доверия не внушает». В 1937-м утверждений о связях человека с троцкистами и отсутствии к нему политического доверия было вполне достаточно для вынесения смертного приговора или в лучшем случае десяти лет лагерей.

14 декабря 1937 года фактический руководитель Разведупра, хотя и числившийся первым заместителем, старший майор госбезопасности Гендин направил докладную записку Сталину. Документ был направлен с грифом «Сов. секретно» по адресу «ЦК ВКП(б). тов. Сталину», минуя наркома обороны, что уже говорило о том, кому в то время подчинялись органы военной разведки. На нескольких страницах подробно перечислялась та информация, которая была получена от группы «Рамзай» в 1937 году. В записке на основе информации, полученной от германского военного атташе Отта, дается военно-политическая обстановка в Японии и подробно излагаются планы японского генштаба по ведению войны с Советским Союзом. Информация была ценной и вполне достоверной. Но начало записки было оригинальным: «Представляю донесение нашего источника, близкого к немецким кругам в Токио. Источник не пользуется полным нашим доверием, однако некоторые его данные заслуживают внимания». Вот так. Руководитель группы доверием не пользуется, но информацию поставляет ценную, раз она заслуживает внимания и сообщается самому Сталину. Самое интересное то, что Сталин не возмутился, получив подобный противоречивый документ, и не отправил его в мусорную корзину, а внимательно прочитал и на первой странице, как это он всегда делал, наложил резолюцию: «Мой архив. И. Сталин».

Чем же объяснить такое противоречивое утверждение руководителя военной разведки – полным доверием не пользуется, но информация заслуживает внимания? Конечно, дело Зорге он смотрел и сентябрьскую справку читал. Может быть, решил подстраховаться, сообщая о недоверии к Зорге. А может быть, по его мнению, ценная военно-политическая информация из Токио действительно заслуживала внимания на самом высоком уровне. Сейчас еще нельзя дать однозначного ответа на эти вопросы.

Очередная и, очевидно, последняя докладная записка о Зорге была написана 11 августа 1941 года. В этом документе отмечалось, что Инсон (Зорге) работал под руководством бывших руководящих работников Разведупра, которые, оказавшись врагами народа, были арестованы и расстреляны (имелись в виду Берзин и Урицкий). Вывод из этого был однозначным: «если враги народа продались сами иностранным разведкам, то, спрашивается, почему же они не могли выдать Инсона?» В записке упоминался Карин, Покладек и Сироткин, которые в своих «показаниях» сообщали, что они выдали Зорге со всеми источниками немцам и японцам. В записке отмечалось: по «показаниям» Сироткина он якобы выдал Инсона уже в конце 1933 года! После этого Инсон начинает работать плохо, жалуется на усталость, усиленно просится отозвать его домой. Почти весь 1940 год Инсон настаивает на возвращении в СССР». Под докладной запиской стоит подпись начальника 4-го (восточного) отдела Разведупра генерал-майора Калганова. Высказав в записке свои замечания и рассуждения, генерал приходит к выводу: «Основной вопрос: почему японцы или немцы не уничтожат его, если он выдан им как советский разведчик? Всегда делается один вывод: японцы или немцы не уничтожают Инсона с той целью, чтобы отправить его к нам для разведывательной работы». Мысль о том, что «показания» были выбиты, что группу «Рамзай» никто не выдавал и японской и немецкой разведкам она неизвестна, он не высказал. Думал ли он об этом? Вряд ли. Стереотип бесспорности «признательных показаний» действовал тогда в полной мере, и сомневающихся в их правдивости в руководстве военной разведки не было. Калганов не составлял исключений.

Вот таким был документ, составленный в Центре уже в ходе войны. Под сомнение ставилась вся дальнейшая информация группы «Рамзай», и эти сомнения высказал непосредственный начальник Зорге. Конечно, его мнение учитывалось руководством разведки при дальнейшем анализе и оценке информации из Токио. К этой информации в критические дни сентября, когда решался вопрос о том, выступит ли Япония на Севере и придется ли Советскому Союзу воевать на два фронта, в Москве относились с недоверием.

Большая радиограмма была передана из Токио двумя частями 12 и 15 августа. Информация шла из германского посольства. Риббентроп ежедневно слал телеграммы, чтобы воздействовать на Японию и заставить ее выступить на стороне Германии. Но в Токио ждали, когда Красная Армия потерпит поражение и основные силы дальневосточной группировки будут переброшены на западный фронт. Пока что соотношение сил на Дальнем Востоке и по численности, и по количеству и качеству боевой техники было в пользу Советского Союза, и японский генштаб, зная об этом, старался сделать все возможное, чтобы добиться паритета и в чем-то превзойти советские войска. Без этого выступление на Север выглядело бы очередной авантюрой. Это хорошо понимали в Токио и поэтому противились нажиму Берлина, толкавшего Японию в новую войну. Об этом и сообщал Зорге в своей радиограмме. Получил эту информацию Зорге от военного атташе германского посольства. После поездки в Маньчжурию и Корею он сказал разведчику, что «шесть дивизий прибыли в Корею для возможного наступления на Владивосток. В Маньчжурию прибыли четыре дивизии. ВАТ точно узнал, что японские силы в Маньчжурии и Корее вместе насчитывают 30 дивизий. Подготовка к операциям закончится между 20-м числом и концом августа, но ВАТ лично телеграфировал в Берлин, что решение на выступление японцев еще не принято». На этих радиограммах резолюция руководителей разведки: «Составить общую телеграмму из 2 Инсон и доложить перед отправкой членам ГКО, т. Мехлису, Нач. Г. Штаба». И две подписи – Панфилов и Ильичев. Положение страны было очень тяжелым, и оба руководителя разведки, очевидно, решили игнорировать докладную записку Калганова и отправили информацию Зорге на самый «верх», как и предыдущие его радиограммы.

Эта информация была передана в штаб Дальневосточного фронта, и в тот же день, 15 августа, Военные советы армий и ТОФ получили телеграмму командующего фронтом о возможном начале военных действий в ближайшие дни. Вот текст этой телеграммы, приведшей в полную боевую готовность войска фронта и корабли и подразделения флота.

«По данным РУ Генштаба, известно, что японцы начнут военные действия против СССР во второй половине августа без объявления войны и предполагают провести быстротечную войну. При этом главный удар японская армия будет наносить на Приморье в сторону Владивостока.

Предупреждая об этом, требую:

1. Поставить в известность командиров, комиссаров корпусов, дивизий, полков, комендантов, комиссаров УР и их батальонов и при всех условиях удерживать свое положение.

2. Быть готовым должным образом встретить нападение врага и дать решительный отпор при всяких обстоятельствах…»

И, наконец, 23 августа новая радиограмма, которая немного разрядила тревожную обстановку в Москве. Информация к Зорге поступила от Инвеста (Одзаки). Он сообщил, что Доихара и Тодзио считают, что для Японии еще не время вступать в войну с Советским Союзом. Конечно, Германия была очень недовольна таким поведением своего союзника на Востоке. Но Берлину пришлось смириться с положением. Одзаки также сообщил, что премьер Коноэ дал указание генералу Умедзу (командующий Квантунской армией) избегать каких-либо провокационных действий и что «обсуждение вопросов оккупации Таи и затем Борнео в правительственных кругах происходит более серьезно, чем это было раньше». Военная машина империи пока еще медленно разворачивалась в сторону южных морей.

11 сентября – новая радиограмма. Обстановка на Дальнем Востоке продолжает улучшаться. Отт сообщил Зорге, что он потерял всякую надежду на выступление Японии против СССР. Германский посол беседовал с бывшим японским послом в Италии Сиратори, который сказал Отту, что «если Япония начнет войну, то только на юге, где они смогут получить сырье – нефть и металлы», и что немцы не смогут получить помощь на севере – Япония не выступит против Советского Союза. Получил информацию и военно-морской атташе Германии Пауль Веннекер. Один из высокопоставленных офицеров военно-морского флота, с которым он беседовал, сообщил ему, что выступление Японии против СССР больше не является вопросом. Моряки не верят в успех переговоров Коноэ с Рузвельтом, и поэтому подготовка к захвату Таи и Борнео идет полным ходом. При этом взоры флотского командования обращаются к Маниле, которая также должна быть захвачена. А это означает неизбежную войну с США.

14 сентября Москва получила радиограмму, которая во многом повлияла на дальнейшие события во время битвы под Москвой. Об этой телеграмме писали все авторы первых статей о Зорге, ее цитировали и наши, и западные биографы Зорге. О ней упоминается и в знаменитом фильме «Кто Вы, доктор Зорге?». Руководитель военной разведки получает знаменитую радиограмму, сообщает ее содержание высшему советскому командованию, и на экране кадры документальной хроники – эшелоны с дальневосточниками, танками, орудиями без остановки мчатся с курьерской скоростью на Запад спасать столицу. Поспели они, конечно, вовремя, Москву отстояли, и Зорге был возведен в ранг ее спасителя. Для идеологической пропаганды 1960-х и 1970-х все это выглядело блестяще. Для истории – сомнительно. Но чтобы не быть голословным – сначала текст знаменитой радиограммы, впервые полностью опубликованной только в 1997 году. Все отрывки из этого исторического документа, которые публиковались в течение 30 лет до этого, вызывали естественное сомнение у историков и у читающей публики. Сомнения ввиду категоричности утверждений, что именно Зорге, послав эту радиограмму, спас Москву.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю