355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Горбунов » Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке » Текст книги (страница 25)
Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 21:18

Текст книги "Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке"


Автор книги: Евгений Горбунов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

Парижская «Тан» откликнулась на интервью Сталина. 6 марта в передовой статье она писала: «До последнего времени можно было думать, что СССР будет любой ценой избегать столкновений на Дальнем Востоке, но заявления, сделанные Сталиным представителю американской печати, заставляют призадуматься. На самом деле Сталин заявил, что в случае, если Япония решится напасть на МНР и нарушить ее независимость, СССР выступит в защиту этой республики и что Стомоняков сообщил об этом недавно японскому послу. Москва разговаривает новым языком, и в Токио внимательно прислушиваются. Уверяют, что одним из первых актов Хирота, если ему удастся сформировать правительство, будет ответ на декларацию Сталина. Японский ответ даст возможность выяснить, в какой степени вопрос о Внешней Монголии может действительно повлечь за собой опасность войны».

Цитировать высказывания прессы и в Японии, и в крупнейших странах мира можно было бы и дальше. Но и так ясно, что та ценнейшая информация политического и военного характера, которая поступала в Москву от корреспондентов ТАСС из крупнейших столиц мира, позволяла политическому, дипломатическому и военному руководству страны правильно чувствовать международную ситуацию и принимать решения по важнейшим международным вопросам. Такая информация существенно дополняла военно-политическую информацию обеих разведок. В некоторых случаях тассовская информация давала возможность руководству страны по-новому и с других позиций оценивать разведывательную информацию. Поэтому неудивительно, что командующий ОКДВА настойчиво добивался получения бюллетенив ТАСС. Но распределение этой информации было вне компетенции наркома обороны. И пришлось Ворошилову обращаться по этому вопросу с письмом к Сталину. И только после его разрешения бюллетени начали регулярно пересылать в Хабаровск.

Для Советского Союза складывалась новая военно-политическая обстановка. После подписания секретного соглашения между Германией и Японией угроза войны на два фронта становилась суровой реальностью. Эту реальность учитывали в Генштабе при разработке планов развития вооруженных сил страны и планов стратегического развертывания Красной Армии в случае войны. Конечно, главный фронт был на западной границе, и здесь сосредотачивались основные силы. Но обстановка на Западе в начале 1937 года была достаточно стабильной. Еще не было реальной угрозы захвата Чехословакии, и на ее сильную и хорошо оснащенную армию можно было рассчитывать в случае нападения Германии на Советский Союз. В Наркомате Обороны в начале года верили в возможность сотрудничества между двумя армиями. Да и в Праге после успешных маневров 1935 и 1936 годов на Украине и в Белоруссии и до начала разгрома командного состава РККА еще считали нашу армию сильнейшей в Европе.

Советское высшее военное руководство сохраняло иллюзию и относительно своего французского союзника, с которым так же, как и с Чехословакией в 1935 году, был заключен договор о взаимной помощи, рассчитывая на поддержку французской армии в случае войны с Германией. Мюнхен, который сбросил со счетов чехословацкую армию и окончательно похоронил призрачную надежду на поддержку Франции, был еще впереди.

Значительно хуже было положение страны на Дальнем Востоке. И в Кремле, и на улице Фрунзе в здании Наркомата Обороны понимали, что после провокаций и вооруженных столкновений на советских и монгольских границах в 1936 году ждать улучшения обстановки в дальневосточном регионе в следующем году не приходится. Нападения на пограничные заставы, провокации, попытки забросить на советскую территорию агентуру и диверсионные группы продолжались и в 1937 году, и конца этому не было видно.

К 1937 году угроза серьезного конфликта на Дальнем Востоке представлялась более вероятной, чем угроза конфликта на западных границах страны. Поэтому то соотношение, или, выражаясь современным языком, тот баланс, сил между западной и восточной границами, который был достигнут в 1936 году, был сохранен. Крупных перебросок войск и военной техники по Транссибирской магистрали на Восток или на Запад не было.

Огромный регион от Иркутска до Владивостока оттягивал для защиты своих границ 25 процентов численности и вооружения РККА. 25 дивизий из 135 и 290 тысяч человек из 1145 тысяч были расположены на этой территории. 3700 орудий всех калибров и 3200 танков и танкеток прикрывали дальневосточные рубежи. Шесть тяжелобомбардировочных бригад, имевших на вооружении 300 тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 и четыре скоростные бомбардировочные бригады, вооруженные 345 новейшими бомбардировщиками СБ, составляли ударную силу военно-воздушных сил Дальнего Востока. Общее количество самолетов, сосредоточенных на дальневосточных границах, включая авиацию Тихоокеанского флота, составляло 2189.

К 1 января 1937 года численность личного состава дальневосточной группировки войск Красной Армии в полтора раза превышала численность Квантунской армии. По артиллерии, авиации и танкам превосходство Красной Армии было еще большим. Общее превосходство, достигнутое над частями Квантунской армии в 1934—1936 годах, продолжало сохраняться. Увеличивая численность войск в дальневосточном регионе, советское военное руководство учитывало непрерывное увеличение численности и вооружения Квантунской армии, подготовку к войне маньчжурского плацдарма, строительство по направлению к советским границам новых железнодорожных и шоссейных магистралей, сооружение аэродромов, способных принять тысячи боевых самолетов, строительство казарм, могущих вместить новые дивизии, перебрасываемые в Маньчжурию из Японии. Советское политическое и военное руководство учитывало возможность быстрого сосредоточения японских частей в Маньчжурии в случае начала войны и держало на Дальнем Востоке достаточно мощную группировку войск, чтобы разбить в первых же боях части Квантунской армии и перенести боевые действия на территорию Маньчжурии.

Дальневосточная группировка Красной Армии всегда находилась под пристальным вниманием японской агентуры. Внимательно следили за Транссибирской магистралью – единственной железнодорожной линией, связывающей огромный регион со страной. Фиксировались перевозки по железной дороге подводных лодок, торпедных катеров и железнодорожной артиллерии для усиления Тихоокеанского флота. Велось внимательное наблюдение за переброской на Дальний Восток подразделений тяжелобомбардировочной авиации. Создание мощного воздушного кулака, нацеленного на Токио на аэродромах около Владивостока, а именно там была сосредоточена группировка бомбардировщиков ТБ-3, не было тайной ни для японского генштаба, ни для мировой прессы. Возможности налета на столицу островной империи в случае войны обсуждались на страницах иностранных газет и журналов. Переброски на Дальний Восток крупных подразделений Красной Армии по единственной железнодорожной магистрали было невозможно скрыть от японской разведки. И усиление ОКДВА в 1934—1936 годах было зафиксировано в японском генштабе. Там подсчитали цифры и определили соотношение сил, которое оказалось не в пользу империи. Соответствующие выводы были сделаны и в Токио, и в штабе Квантунской армии и способствовали стабилизации обстановки в дальневосточном регионе. Японская военщина стала вести себя более сдержанно.

* * *

В августе 1937 года в Забайкалье началась операция, которая оказала влияние на последующие события в этом регионе. Операция была окружена завесой непроницаемой тайны. О ней после войны не писали в официальных военно-исторических трудах. О ее целях, задачах, методах исполнения ни слова не говорили историки – архивы были закрыты наглухо. Только после 1991-го года, когда кое-что было рассекречено, появилась возможность свести воедино отрывочные сообщения прошлых лет и архивные документы и выстроить достоверную картину событий полувековой давности. Но и сейчас еще невозможно составить полную картину событий тех лет. Основной пласт политических документов – протоколы заседаний Политбюро («Особые папки») закрыт для исследователей.

Японо-китайская война, начатая 7 июля 1937 года, продолжалась, охватывая все новые и новые районы Китая. В августе японские дивизии с упорными боями продвигались в глубь китайской территории. Часть сил японской армии в Китае была направлена на северо-запад к границам Монгольской Народной Республики. Может быть, в японском генштабе в то время и не разрабатывались конкретные планы агрессии против республики, но выход японских дивизий к ее южным и юго-восточным границам означал реальную угрозу для этой страны. Слишком хорошо была известна привычка японских войск создавать «инциденты», после которых начиналась необъявленная война. Да и малочисленная армия МНР не могла служить серьезным препятствием для японских войск в случае начала конфликта. Это хорошо понимали и в Москве, и в Улан-Баторе.

Ударную силу монгольской армии составляли шесть кавалерийских дивизий численностью по 2015 человек. Пять дивизий прикрывали восточные и юго-восточные границы. В столице республики Улан-Баторе дислоцировались одна кавалерийская дивизия, бронебригада, полк связи и полк легких бомбардировщиков. Все части армии были очень малочисленными. Численность полка связи составляла 400 человек, бронебригады – 517 человек. Такими же малочисленными были и оба авиационных полка, вооруженные устаревшими советскими самолетами Р-5. Общая численность вооруженных сил составляла 17 800 человек, включая сюда аппарат военного министерства, военное училище и территориальные кавалерийские полки, прикрывавшие южную границу республики.

Для надежного прикрытия тысячекилометровых границ сил, конечно, было недостаточно. В случае японской агрессии ни о каком серьезном сопротивлении без поддержки регулярных частей Красной Армии не могло быть и речи. Нескольких японских дивизий из экспедиционной армии в Китае было бы достаточно, чтобы пройти всю республику и выйти к советской границе в районе Кяхта. Такой была тревожная обстановка летом 1937 года. Может быть, она в какой-то мере и повлияла на те трагические события, которые произошли в республике.

Летом 1937 года события в МНР развивались по советскому сценарию. Чайболсан рвался к единоличной власти, убирая со своего пути всех неугодных. Массовые аресты, пытки, расстрелы – все так же, как и у северного соседа. Сценаристов и режиссеров из НКВД в Улан-Баторе было достаточно. И как следствие, – «шпионаж в пользу Японии, заговор, свержение правительства и просьба к Японии о вводе войск на монгольскую территорию». Но если был «заговор», то нужна была и точная «дата» ввода японских войск. Режиссеры «заговора» решили назначить ее на 9 сентября 1937 года. Эта дата и определила все дальнейшие действия высшего советского военного руководства. Стандартный набор преступлений, в которых были обвинены министр обороны Демид, премьер Гендун, полпред в Москве Даризап. Информация о «заговоре» ушла в Москву. Пока неизвестно (архивы до сих пор закрыты), приняли ли всерьез информацию на улице Фрунзе или решили воспользоваться удобным предлогом, чтобы ввести войска на территорию соседней республики. Но решение о вводе войск в МНР было принято на высшем политическом и военном уровне.

Было ли специальное постановление Политбюро о вводе войск? Сейчас нельзя дать точного ответа – протоколы заседаний за этот год еще не рассекречены. Но то, что ввод войск в МНР санкционировался Сталиным, – несомненно. Директива Сталина командующему войсками Забайкальского военного округа была. В этом документе хозяин кремлевского кабинета писал:

«Первое. Пакт о взаимной помощи гарантирует нас от внезапного появления японских войск через МНР в районе Байкала, повторяю, Байкала, от перерыва железнодорожной линии у Верхне-Удинска и от выхода японцев в тыл дальневосточным войскам.

Второе. Вводя войска в МНР, мы преследуем не цели захвата Монголии и не цели вторжения в Маньчжурию или Китай, а лишь цели обороны МНР от японского вторжения, а значит, и цели обороны Забайкалья от японского вторжения через МНР».

Сталин приказал – Ворошилов выполнил. Слишком большая ответственность для Наркома Обороны принять самостоятельное решение и ввести десятки тысяч бойцов и командиров на территорию другой страны без санкции «хозяина». Верил ли Ворошилов в «заговор» в Улан-Баторе? Думается, что нет. Слишком хорошо знал он кухню репрессий в РККА и методы работы советников НКВД в Улан-Баторе, расчищавших Чайболсану путь к диктатуре. А вот новый начальник Генштаба Б. М. Шапошников мог и поверить в информацию о «заговоре», как поверил он в виновность Тухачевского, когда присутствовал на знаменитом процессе.

В середине августа телеграфная линия между Москвой и Иркутском работала с полной нагрузкой. Из генштаба в штаб округа поступали шифрованные директивы о формировании группы войск усиления монгольской армии, переформировании стрелковых дивизий и механизированных бригад, формировании новых кавалерийских и авиационных частей. В округе готовились к крупнейшей после гражданской войны переброске войск. Десятки тысяч бойцов и командиров, сотни танков и орудий, тысячи автомашин должны были скрытно сосредоточиться у советско-монгольской границы для дальнейшего продвижения на территорию МНР. К 20 августа 36-я стрелковая дивизия округа, дислоцировавшаяся в Чите, была переформирована в моторизованную дивизию. Для быстрого перемещения по обширным степным просторам Монголии частям дивизии были переданы пять автомобильных батальонов. Была переформирована по штатам военного времени и приспособлена к действиям в монгольских степях и 32-я механизированная бригада, выделенная из 11-го механизированного корпуса.

Для всех мероприятий, связанных с переформированиями и передвижениями частей округа к границам МНР, был создан режим строжайшей секретности. Даже в совершенно секретном приказе войскам округа об организационных мероприятиях, проведенных по особым указаниям Генштаба РККА, вместо пункта новой дислокации переформированных частей стояла фраза: «Дислокация по особому указанию Генштаба РККА». Делалось все возможное, чтобы скрыть переброску крупной группировки войск на территорию Монголии.

Передвижение частей к монгольской границе началось 20 августа. Первыми начали марш на юг по старинному тракту Улан-Удэ – Кяхта 36-я моторизованная дивизия и 32-я механизированная бригада. Спешили, стремясь к «9 сентября» выйти в намеченные пункты, чтобы прикрыть восточные и юго-восточные границы МНР от возможного «вторжения». Из частей округа была создана группа усиления монгольской армии. Командующим группой был назначен комдив Конев – будущий Маршал Советского Союза, комиссаром группы – корпусный комиссар Прокофьев. Через год в июне 1938 года Конев в одном из своих докладов в Москву так оценивал тревожную обстановку августа 1937 года: «Известно, что опоздание с вводом войск РККА в МНР на 8 – 10 дней могло изменить обстановку не в нашу пользу, так как банда шпионов и японских агентов Гендун, Демид, Даризап готовила переворот в МНР 9 сентября, в этот же день должен был состояться переход границы японскими войсками». Вполне возможно, что комдив, не посвященный в высшую политику Москвы и Улан-Батора, искренне верил в существование заговора.

Подразделения 36-й дивизии ночью ушли из Читы. И чтобы скрыть от японской агентуры, а в крупных городах Забайкалья она конечно имелась, и от жителей Читы уход дивизии, на ее место из Иркутска были переброшены части 93-й стрелковой дивизии. Эта дивизия получила номер 36-й дивизии. В освободившиеся казармы в Иркутске были переброшены части 114-й стрелковой дивизии. Эта дивизия также была переименована в 93-ю дивизию. В штабе Забайкальского военного округа делали все возможное, чтобы скрыть переброску войск в Монголию. Передвижением войск в Забайкалье руководили командующий войсками округа командарм 2-го ранга Великанов и начальник штаба округа комдив Тарасов.

Утром 27 августа на монгольский аэродром Баин-Тумен приземлились 52 советских самолета. На следующий день части Красной Армии пересекли монгольскую границу. 36-я дивизия и 32-я механизированная бригада выступили из Кяхты на Улан-Батор. В этот же день из Соловьевска по Эренцабскому тракту на Баин-Тумен начали движение два кавалерийских полка кавалерийской бригады. Штаб группы усиления, расположенный в Улан-Баторе, был связан телеграфной линией с Москвой. Шифрованные оперативные сводки о движении войск по территории МНР, подписанные Коневым и Прокофьевым, два раза в день передавались в Москву, начальнику Генштаба РККА командарму 1-го ранга Шапошникову.

Днем 29 августа стрелковый полк и разведывательный батальон дивизии подошли к Улан-Батору. Марш прошел нормально, и в сводке № 05 отмечалось: «Отставших и аварийных машин нет». В этот же день на дневку западнее Улан-Батора расположились и части 32 – 1 механизированной бригады. Кавалерийские полки продолжали марш по тракту на Баин-Тумен. График перемещения частей усиления выдерживался. Но при движении по дорогам Монголии не принимались в расчет никакие местные или национальные особенности. И в монгольских степях решали и командовали, как у себя дома. Вот один из примеров. Конев 29 августа сообщал в шифровке по прямому проводу комкору Фриновскому, что части 32-й бригады при движении к месту дислокации достигли местечка Чойрин. «К западу в 3 километрах от Чойрина – Чойрин-хид (монастырь), где имеется колодец. Больше воды в районе Чойрина нет». При движении по безводным степям Монголии малочисленные колодцы были единственными местами для размещения войск. Этим и решили воспользоваться. В донесении указывалось: «Монастырь Чойрин-хид имеет около ста отдельных построек, где проживает до трех тысяч лам (монахов). При выселении лам можно разместить стрелковый полк». Куда уйдут три тысячи местных жителей и где они будут жить – об этом не думали.

31 августа 106-й полк дивизии продолжал движение по тракту, соединяющему китайский город Калган с Улан-Батором, выдвигаясь к монголо-китайской границе. Кавалерийские полки бригады, преодолев сотни километров безводной степи, подходили к Баин-Тумену, чтобы прикрыть восточные границы восточного выступа республики.

К вечеру 3 сентября 106-й полк достиг конца своего долгого пути – Саин-Шанда. Здесь на трассе Калган – Улан-Батор создавался опорный пункт, прикрывавший юго-восточную границу республики. Полки кавалерийской бригады из Баин-Тумена перебрасывались в монастырь Югодзырь-хид на юго-восточную границу республики. Они должны были прикрывать с юга стратегически важный Тамцак-Булакский выступ территории МНР. Место для размещения полков было выбрано около монастыря. Его постройки могли вместить оба полка, а имеющиеся рядом колодцы обеспечивали и людей, и конский состав.

Уже 30 августа штаб группы усиления войск был переформирован в штаб 57-го особого корпуса с дислокацией в Улан-Баторе. Части корпуса подчинялись штабу Забайкальского военного округа, но в оперативном отношении командование и штаб корпуса подчинялись только Наркому Обороны и начальнику Генштаба. Такое двойное подчинение определялось особым положением частей Красной Армии, расположенных на территории соседней страны.

К 9 сентября сосредоточение частей Красной Армии на территории МНР было закончено. На основных направлениях были прикрыты юго-восточные границы республики. В случае военной угрозы подразделения, сосредоточенные в Улан-Баторе, могли выдвинуться в любом направлении к границам. Восточная территория республики была прикрыта с воздуха двумя авиационными полками. Для подразделений Красной Армии началась суровая служба в чужой стране, в непривычных условиях пустынного театра, на голом месте без жилья, запасов, продовольствия, горючего. Специально сформированные автомобильные батальоны по плохим проселочным дорогам подвозили все необходимое, чтобы обеспечить на зиму крупную группировку частей Красной Армии.

Части пришли на голое место. Все надо было начинать с нуля, а суровая монгольская зима с ее ветрами, холодами и буранами уже стояла у порога. До ближайших железнодорожных станций на советской территории, откуда поставлялось все необходимое вплоть до дров для отопления, сотни километров бездорожья. В этих условиях вся надежда была только на автотранспорт. Водители автомобильных батальонов сутками не вылезали из кабин. Тысячи грузовых машин непрерывно курсировали между железнодорожными станциями, базами снабжения и частями…

К октябрю 1937 года на территории МНР была сосредоточена крупная подвижная группировка Красной Армии: 30 тысяч человек, тысячи ручных и станковых пулеметов, сотни орудий, 280 бронемашин и 265 танков. Подвижность ее подразделений обеспечивали пять тысяч автомашин всех типов. На аэродромах и посадочных площадках было сосредоточено 107 самолетов. В состав корпуса вошли 36-я мотострелковая дивизия, одна механизированная и две мотоброневые бригады, мотоброневой полк, кавалерийская и авиационная бригады, части связи и многочисленные инженерные, автомобильные и строительные подразделения.

Корпус был мощным подвижным соединением, равного которому не было в частях Квантунской армии. Его появление на монгольской земле изменило стратегическую обстановку во всем дальневосточном регионе. Крупная механизированная группировка советских войск появилась именно в том районе Монголии, который был более всего приспособлен для действий механизированных частей – ровная безлесная степь и никаких естественных препятствий. В случае войны, а в ее возможность верили и в Москве, и в Улан-Баторе, слабые по численности и вооружению кавалерийские дивизии монгольской армии могли вести бои в тесном взаимодействии с советскими механизированными и мотоброневыми бригадами под прикрытием истребительных и бомбардировочных полков советской авиации. Ввод частей Красной Армии в республику обеспечивал в случае войны прикрытие наиболее удобного для движения японских войск направления от Калгана через Улан-Батор и далее вдоль реки Селенга к Транссибирской магистрали.

В кровавом 1937 году массовые репрессии в Красной Армии не обошли и части корпуса. Приведу только два примера, подтвержденные архивными документами. 18 сентября командир корпуса Конев подписал приказ об освобождении комбрига В. Ф. Шипова от должности командира мотоброневой бригады. От должности освобождался боевой командир, уже год командовавший этой частью в Монголии, хорошо освоивший монгольский театр военных действий. Этим же приказом освобождался от командования мотоброневым полком полковник Покалн, так же как и Шипов, в течение года служивший в МНР. Основанием для освобождения послужил приказ Наркома Обороны. Оба командира увольнялись в запас. Это был формальный повод, после которого следовал арест, суд и, в лучшем случае, колымские лагеря.

Был арестован и комиссар корпуса корпусный комиссар Прокофьев. Его подпись еще встречалась в приказах корпуса до января 1938 года. Но уже в приказе № 07 от 14 января 1938 года появилась фамилия нового комиссара корпуса И. Т. Коровникова. Конечно, майор в такой должности выглядел несолидно, и ему спешно приказом Наркома было присвоено воинское звание «комбриг». Через четыре месяца он уже получает следующее воинское звание «комдив». Пройти за четыре месяца путь от майора до генерал-майора (соответствует званию «комдив») удавалось даже в тот бурный год немногим.

Ввод войск Красной Армии на территорию МНР в корне изменил военно-стратегическое положение на Дальнем Востоке. В случае войны РККА получила возможность действовать во фланг и тыл ударной группировки Квантунской армии, наступавшей из Хайларского района на Читу. Советские подвижные соединения, а в то время подобных соединений не было в составе Квантунской армии, получили выход к перевалам Большого Хинганского хребта и после захвата перевалов могли прорваться на центральную маньчжурскую равнину. Эта идея прорыва подвижных соединений через Хинган в центральную Маньчжурию была использована при планировании операции по разгрому Квантунской армии в 1945 году.

Обширные территории на юго-востоке Монголии, находившиеся с 1937 года под полным контролем Красной Армии, были использованы для создания крупного плацдарма, предназначенного для развертывания подвижной стратегической группировки в случае войны с Японией. А к этой войне готовились упорно и настойчиво многие годы. Очень хотелось Москве взять реванш и за поражение в русско-японской войне, и особенно за японскую интервенцию на Дальнем Востоке в 1918—1922 годах. Нужно было показать всему миру, что Советская держава – это не отсталая Россия, над которой может глумиться какое-то азиатское государство, диктуя свою волю.

У юго-восточных границ Монголии строились дороги, узлы и линии связи, склады оружия, военной техники и боеприпасов. Сеть аэродромов могла вместить мощную воздушную группировку. В полной мере был использован опыт Квантунской армии по созданию маньчжурского плацдарма. К 1945 году плацдарм был создан, и ударная группировка Забайкальского фронта была в кратчайший срок введена в Монголию и размещена в этом районе, изготовившись для стремительного удара через перевалы Большого Хингана к Мукдену.

Как только Красная Армия получила в свое распоряжение монгольский театр военных действий, идея будущего грандиозного стратегического плана разгрома Квантунской армии, который был разработан и осуществлен в августе 1945 года, начала витать в воздухе. Изменившееся военно-географическое положение на Дальнем Востоке, после ввода частей Красной Армии в МНР, предопределило основные направления ударов этого плана. Эти изменения сразу же почувствовали аналитики в генеральных штабах и наиболее осведомленные журналисты и обозреватели крупнейших газет и журналов, внимательно следившие за событиями на Дальнем Востоке и исследовавшие силу и техническое оснащение Красной Армии.

В 1934 году в Париже на русском языке был выпущен сборник «Проблемы». Авторы – офицеры и генералы белой армии, жившие после гражданской войны в эмиграции. В статьях сборника анализировалось военно-политическое положение Советского Союза, рассматривались возможные варианты войны с Японией. Военный конфликт с дальневосточным соседом считался в те годы вполне вероятным, и, естественно, опытные генштабисты, прошедшие школу Первой мировой и гражданской, анализировали особенности будущего театра военных действий. Один из них – полковник Федор Махин в статье «Стратегическая обстановка на Дальнем Востоке» считал, что основным районом военных действий в будущей войне России с Японией будет Забайкалье и примыкающий к его южной части район Восточной Монголии. Здесь, по мнению автора статьи, будут сосредоточены главные русские силы. Вторым по значению он считал Приморский район, который благодаря своей удаленности от тыла являлся самостоятельным районом. «Поэтому, – считал автор, – подготовка его к войне должна носить вполне законченный характер, то есть в нем должны быть заблаговременно сосредоточены и достаточные силы, и достаточные запасы…» В качестве вспомогательного он считал Приамурский район, который «будет служить ареной борьбы небольших войсковых групп за обладание путями сообщения, связывающими Забайкалье и Приморье», а также район северной Кореи с портами Расин и Сейсин.

Если посмотреть на карты операции по разгрому Квантунской армии, опубликованные в советских военно-исторических трудах, то видно, что основной удар наносился Забайкальским фронтом из восточно-монгольского выступа через Хинган на Мукден. Встречный удар наносился из Приморья также на Мукден. И два вспомогательных удара наносились в бассейне реки Сунгари и по побережью Северной Кореи. Махин не только правильно определил направление главного и вспомогательного ударов в будущей войне, но и подчеркнул, что от исхода борьбы на Забайкальском направлении будет зависеть окончательный результат второго русско-японского вооруженного столкновения. «Таким образом, Забайкальский район приобретает значение главного, а Приморский – второстепенного, то есть такого района, в котором возможен временный неуспех русского оружия, не влекущий за собой, однако, окончательного решения войны».

Исход будущей войны с Японией был предопределен русским офицером в Париже за одиннадцать лет до того, как стрелы ударов были нанесены на стратегические карты в Генштабе Красной Армии и за два года до того, как был подписан Протокол о взаимопомощи между Советским Союзом и МНР и части Красной Армии были введены на территорию этой республики.

* * *

В 1935-м началась разработка документов перспективного планирования, связанного с развитием РККА. В Генштабе разрабатывался мобилизационный план на случай войны. При этом учитывалась обстановка в Европе и на Дальнем Востоке, а также угроза войны на два фронта. Конечно, одновременная война на Западе и на Востоке в то время была маловероятна, но генштабисты занимались планированием на перспективу, а через несколько лет ситуация могла радикально измениться. По этому плану намечалось иметь в случае войны 5000 боевых самолетов и 9000 танков. Численность сухопутных войск определялась в 150 стрелковых и 22 кавалерийские дивизии, а общая численность – в 4,6 миллиона человек. В Генштабе считали, что этого достаточно для успешной войны в Европе и на Дальнем Востоке.

С учетом международной обстановки и возможной войны с Японией предусматривался вариант, когда военные действия развернутся только на Дальнем Востоке. В этом случае предусматривалась мобилизация только ОКДВА, Сибирского военного округа и Тихоокеанского флота. В случае войны с Японией развертывались 12 авиационных и 4 механизированные бригады, а также 22 стрелковые и 3 кавалерийские дивизии. Общая численность отмобилизованной ОКДВА определялась в 525 тысяч человек. На вооружении этой группировки должно было быть 2200 танков и 1800 самолетов. В случае появления японского флота около Владивостока против него должны были действовать 54 подлодки и 130 торпедных катеров. Для середины 1930-х годов техническое превосходство, особенно в танках и самолетах, было на стороне ОКДВА, поэтому в Москве и Хабаровске не сомневались в успехе в случае войны. Таковы были расчеты Генштаба в 1935-м. Проект мобилизационного плана был завизирован начальником Генштаба Егоровым 15 марта и прошел через Комиссию Обороны при Совнаркоме.

Уже в апреле был разработан план развития вооруженных сил на 1936—1938 годы. Такие планы с учетом меняющегося военно-политического положения Советского Союза периодически разрабатывались в недрах Наркомата Обороны. В тот период середины 1930-х международная обстановка менялась часто, и в Москве старались учитывать все внешние факторы, которые могли повлиять на положение страны. Главным считался западноевропейский театр военных действий. В докладе отмечалось: «Явно выявившийся немецко-польский блок, направленный в первую очередь против нас, и большой рост вооружений во всем буржуазном лагере делают западный театр вновь в качестве актуального фронта». Такой виделась обстановка из Москвы к лету 1935-го. При этом считалось, что присоединение к блоку Финляндии вполне вероятно, а это значительно ухудшало обстановку в районе Ленинграда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю