Текст книги "Соседка"
Автор книги: Этьен Годар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Глава Шестнадцатая
Было уже около восьми, когда Бернар вернулся домой. Не успев раздеться, он побежал к окну Черный «ситроен» Матильды стоял во дворе. Значит, она была дома. Одна! От этой мысли сердце мучительно защемило.
– Бернар, Тома, ужинать! – услышал он громкий голос Арлетт, доносившийся из кухни.
Столовая, где они обедали, была маленькой комнатушкой, куда вмещались только круглый стол и небольшой буфет для посуды.
Бернар любил эту часть дома и всегда любовался веселыми красными шторами в горошек и такой же расцветки обоями. Они создавали теплоту и необыкновенный уют.
Но сегодня он ничего не замечал. Даже новой картины, изображающей зрелый виноград. Ее купила Арлетт. Она знала, Бернару всегда нравились такие вещи и хотела сделать приятное.
Но теперь это было лишним. Славные домашние мелочи больше не интересовали влюбленного Бернара.
– Подуй, Тома. Суп очень горячий, – говорила Арлетт, когда все трое сидели за столом. Они ели бульон с гусиными потрохами – коронное блюдо семьи Кудре. Обычно Арлетт добавляла много специй. Это очень нравилось Бернару. Но сегодня он ничего не замечал, автоматически водя ложкой по тарелке. – Где ты был сегодня? – Арлетт всегда интересовалась его делами, и он с удовольствием рассказывал ей о работе, сотрудниках, о каких-то проблемах или смешных историях, приключившихся за время рабочего дня.
Но теперь ему было уже не до рассказов. Он прислушивался к звукам на улице.
– Да погоди ты, – грубо оборвал Бернар жену. – Ничего не слышно.
– А что ты хочешь услышать? – Это отъехала машина.
Он вздрогнул. Куда же уехала Матильда? Ведь уже поздно. Может, у нее кто-то есть? И поэтому она вела себя так странно, настаивая на разрыве. Он нервничал.
– Прохладно. Я поднимусь наверх, поищу свой свитер.
Как ужаленный, он выскочил из гостиной.
– Здесь его нет! – выкрикнул он из соседней комнаты и побежал в спальню.
Арлетт ничего не понимала. Несомненно, с Бернаром что-то происходило. Возможно, неприятности на работе, но почему же он скрывает? Он же всегда делился с ней. Нет, что-то уж очень все странно…
Окна спальни выходили прямо во двор, и оттуда Бернар отчетливо видел, что машина исчезла.
Неужели она обманывает? Это так не похоже на нее. Он вспомнил ее стоны в минуты их близости, ее поцелуи, ее объятия. Нет. Не может быть. Она не могла изменить ему. Но… В ее окнах нет света. Она куда-то уехала. Но куда, куда?
* * *
Весь день на работе он уже не мог скрывать волнения. При каждом звуке вскакивал как ошпаренный, словно сумасшедший бежал к телефону, когда раздавался звонок. Он был страшно рассеян, все время думал, отвечал невпопад, когда о чем-то спрашивали.
Все заметили его странное поведение, но спросить не решались. Они знали характер Бернара. Его лучше не трогать, когда он не в духе.
– Я отлучусь на пару часов, – вдруг он выскочил из танкера, как будто его ужалила оса.
Матрос и инструктор удивленно переглянулись.
– Вы можете заменить меня? – в спешке спросил их Бернар и, не дождавшись ответа, побежал к машине.
– Здравствуйте, мадам! – через пятнадцать минут он уже был в гостинице де ля Гар.
– Здравствуйте, г-н Куффре, – консьержка уже знала его как постоянного клиента. – Вы не заказывали на сегодня. Ваш номер занят. Я могу вам предложить другой.
– Да, пожалуйста, – теперь это уже не имело значения, – но сначала мне надо позвонить.
– Да, конечно.
Бернар закрыл за собой стеклянную дверь в переговорной кабинке и дрожащей рукой стал быстро набирать номер.
Матильда в простом домашнем платье наводила порядок на книжной полке. После переезда они в спешке поставили книги кое-как и там накопилось много пыли. Она любила читать. И бережно относилась к книгам. Сортировала их по авторам, потом по литературным направлениям. Она протирала книги влажной тряпкой и аккуратно расставляла на полке.
Нет. Все-таки зеленые шторы сюда вписываются неудачно. Бежевые обои и светлый паркет… Безусловно, коричневые сюда будут в самый раз. Надо обязательно заняться покупками. Она как-то запустила дом. В Париже она ревностно следила за чистотой и уютом, хотя их квартира была намного меньше и скромнее. Она всегда хотела иметь дом. Свой дворик и свой сад. Ухаживать за цветами. Но почему, приобретя это, она отнеслась к нему с таким равнодушием? Несомненно, она знала причину. Но… Нет, она больше не будет думать об этом. Все кончено раз и навсегда. Ее мысли прервал телефонный звонок.
– Алло, это я, – услышав голос Бернара, сердце у нее заколотилось. – Я звоню из отеля.
Безусловно, ей было приятно слышать его голос и сознавать, что он все еще не забыл ее. Но желание покончить со всем и обрести покой было сильнее. По крайней мере, ей так казалось.
– Из отеля? Что ты там делаешь?
– Да так. Проезжал мимо, вот и решил заглянуть.
Наступило короткое молчание. Но Бернар был настроен решительно.
– Я тебя жду, – сказал он.
– Но я уже сказала тебе, ты помнишь?
– Но я прошу…
– Не могу, Бернар, – голос Матильды был тверд и непреклонен.
Это начинало его злить.
– Слушай, – он уже нервничал, – выходит какой-то глупый спор!
– Какой спор?
– Я хочу тебя видеть! – забыв, что его могут услышать, он перешел на крик, но потом, опомнившись, добавил несколько спокойней:
– Ну, приезжай попозже.
Его голос звучал умоляюще.
– Сегодня не могу, Бернар.
Как он невыносим! Почему он не хочет понять? Почему заставляет страдать вновь?
– Приехал твой муж? – спросил Бернар.
– Нет, а что?
– А где ты была вчера? – в его тоне чувствовались подозрение и ревность.
– Вчера… – Матильда не ожидала такого вопроса и сразу не сообразила.
Ах, да! Она отвозила Ролану новые эскизы своей книги. Ролан был в восторге и сказал, что она талантлива. Вообще, хороший он парень, этот Ролан. С ним было очень легко. Он умел быть простым и естественным. А главное, Матильде было приятно, что оценили ее работы. Она-то думала, что их никто не увидит.
– Ну, конечно! – Бернар был в ярости. – Вы с Роланом занимались твоей работой всю ночь напролет?
Он больше не верил ей. А этого волосатого очкарика он и вовсе хотел убить. Мерзавец!
– Я говорю тебе: я отвозила свою книгу Ролану, – Матильда старалась сохранять спокойствие, хотя незаслуженная подозрительность Бернара начинала раздражать. Он молчал.
– Ты меня слышишь? Почему ты молчишь? – она старалась быть дружелюбной. – Ты вздумал ревновать меня к Ролану. Но это просто глупо, Бернар.
– Я тебе не верю, – он уже не кричал, а орал в трубку. – Ни одному твоему слову! А мне все равно. Я не собираюсь больше с тобой встречаться!
Он сам не понимал, как еще не разбил тогда телефон, потому что был так зол, что забыл даже попрощаться с консьержкой. Хлопнув Дверью (отчего жалобно скрипнуло стекло), он выскочил на улицу.
Глава Семнадцатая
Матильда готовилась к приезду Филиппа. Она даже забросила рисунки полностью и посвятила себя дому. Поменяла шторы в библиотеке. Вместо старых зеленых она купила светло-коричневые с золотистым узором. До блеска натерла паркет во всех комнатах, убрала пыль, полила цветы. Кроме того, были кое-какие новшества и в спальне.
Спальный гарнитур они купили недавно: белый, с большими зеркалами. Матильда давно мечтала о таком. На широкой кровати лежало голубое атласное покрывало с кружевами, а на окнах висели такие же шторы. Вчера, совершая прогулку по магазинам, она увидела пару изящных миниатюрных бра с матово-голубыми плафонами. И сейчас они красовались над кроватью, создавая таинственную бело-голубую гармонию.
Матильда смотрела на свое «творение», а на душе становилось грустно и горько. Если бы это было для нее и Бернара… Какие прекрасные ночи они могли бы здесь проводить. Она засыпала бы поздно у него на плече и просыпалась от ярких лучей солнца, заливающих спальню, в его объятиях…
Безусловно, здесь все было создано для любви пылкой и страстной. Но ее не было. И с этим надо было смириться.
С утра пораньше она успела сходить на рынок. Филипп всегда отдавал предпочтение овощам и блюдам из них. Она рассортировала по тарелкам помидоры, перец, капусту. Сегодня она решила приготовить рагу, которое очень любил Филипп. Чувствуя свою вину, ей хотелось сделать для него что-то приятное. Глубоко в душе ей было очень жаль его. Этот честный, порядочный человек, который столько для нее сделал, был жестоко и нагло обманут. Она никогда себе этого не простит.
Нет! Все должно быть хорошо! Они скоро уедут. Все забудется, утрясется…
Но мысли о Бернаре все равно не давали покоя. Их вчерашний разговор… Он был так резок…
День был чудесный, и она широко открыла окно. Да, нужно намолоть кофе. Они не покупали растворимый, Филипп считал его недостаточно крепким. Матильда включила кофемолку.
– Объясни мне, пожалуйста, почему ты боишься меня? – она обернулась и в оконном проеме увидела Бернара.
– Не сердись, – ласково сказала Матильда. Как бы там ни было, она была рада видеть его. – Я была немного расстроена.
– И поэтому повесила трубку?
– Вспомни, как ты разговаривал со мной. Будто ты полицейский, а я просто воровка. Бернар, так нельзя. Войди.
Он вошел в дом. Там ароматно пахло кофе, но Бернар не заметил этого.
– Но почему, почему у нас с тобой все так складывается? – Он взял ее за плечи.
Бернар давно об этом думал и не мог найти ответа. Они были молоды и часто ругались. Не могли друг без друга, но и вместе быть тоже не могли. Ну ладно, можно многое списать на молодость и глупость, но сейчас! Ничуть не сомневаясь в своей любви, они тем не менее не могли найти гармонию, да попросту нормально ладить, понять друг друга. Почему она отдаляется? Зачем им рвать свои отношения, когда могут быть так счастливы вместе.
– Садись, – сказала Матильда.
– Я на минуту. Так устал, что больше не могу, – он закрыл лицо руками.
– Я тебе вот что скажу, Бернар, – она подошла к окну.
– Ну что еще? – он нервничал.
Всю жизнь она не могла терпеть лжи. А с тех пор, как они встречаются с Бернаром, она все время лгала. И от этого становилось все противнее. Появилось даже отвращение к самой себе. Несколько раз она пыталась все рассказать Филиппу, но не смогла. Он был так добр к ней… И какой же омерзительной была ее расплата.
Во что бы то ни стало она должна искупить свою вину, хотя понимала, что это невозможно. Такие вещи не прощаются.
– Да, я тоже хотел сказать Арлетт, но не смог.
Он лгал. Он никогда не думал об этом. Вернее, он чувствовал свою вину, но признаться… Нет, нет! На это у него никогда бы не хватило смелости.
– Так больше продолжаться не может, – ее голос звучал уверенно и твердо. – Через пару недель мы уедем. У Филиппа отпуск. И вся эта история сама собой кончится.
Бернар отпустил голову. Возможно, она была права. Их связь не могла длиться вечно. В один прекрасный день надо было бы все равно что-то решать. К сожалению, быть вместе они не могли. У каждого была семья, особые обязательства перед ней. Тем более, Тома… Уж его-то он не мог вычеркнуть так просто.
– Ты мне сказал когда-то одну фразу, – продолжала Матильда. – Как она мучила меня тогда: «Всякая любовь – пьеса, в ней есть свое начало, кульминация и финал».
Она вопросительно посмотрела на него.
– Это верно, совершенно верно.
Бернар подошел к ней и коснулся ее талии.
– Я возьму себя в руки. У тебя не будет больше причин обижаться на меня. Мы станем друзьями, как были прежде. Я обещаю.
– Прежде чего? – она грустно улыбнулась.
Бернар опустил руки.
– Смешно. Ну все, я, пожалуй, пойду, – он погладил ее плечо. – Надо идти.
А уходить ему не хотелось. Но так уж решено, и возвращаться к старому было бы просто глупо.
Он вышел на улицу. Матильда выглянула в окно.
– А что ты скажешь Арлетт, если она увидит тебя?
Бернар пожал плечами. Он как-то не подумал об этом.
– Скажи, что помог мне починить морозилку.
– Хорошо. Так и скажу, – он вздохнул облегченно. – Все хорошо. Наконец я могу вздохнуть спокойно. Наконец.
Он поспешил к дому. Душа ликовала. Все! Кончено! Он теперь опять будет жить, как и жил, вновь обретя покой и семью. Ему не надо больше врать, а потом мучиться, нервничать, не спать. Арлетт! Только она! И никого больше. И вновь все будет чудесно.
Тома катался на качелях.
– А вот и мой Тома! – Бернар подхватил его на руки и покружил в воздухе. – О чем задумался, малыш?
Его ребенок, его сын! Разве мог он оставить его ради какой-то любви? К черту, все к черту. Теперь он будет любить только его. Он купит ему велосипед. Тома уже давно просил, а ему некогда было заняться этим. Все! Все свое время он будет думать, заботиться только о нем, этом маленьком, милом создании, кусочке его, Бернара.
Он посадил ребенка на качели и поспешил домой.
Арлетт хозяйничала на кухне. На столе лежали вымытые овощи для салата и на маленьком блюдечке мелко нарезанная зелень.
Она готовила фарш для котлет.
– Чем ты занимаешься? – Бернар поцеловал жену.
– Готовлю на завтра обед.
– О, нет, нет! – он был непривычно оживлен. – Займемся этим потом. Звони Аннет, чтобы посидела с Тома.
Арлетт улыбалась, но была несколько удивлена. Последнее время Бернар был вспыльчив, рассеян, постоянно нервничал. Произошедшая перемена показалась еще более странной.
– Мы едем в Гренобль, сказал Бернар. – У меня сегодня праздник: кино, ресторан…
Нет, он всегда был непредсказуем. Она знала его шесть лет. Пять с половиной они были женаты. И каждый раз она заново открывала своего мужа. Он мог сидеть хмурым и злым, дуясь и не разговаривая, а потом вдруг вскакивал, хватал Арлетт, и они занимались любовью прямо на диване в гостиной под звуки информационной программы. Или… Арлетт почему-то вспомнилась эта смешная история. Тогда они еще не были женаты. Она училась и снимала меблированные комнаты на улице Сен-Ло. Однажды ночью она проснулась от шума. Она узнала голос Бернара. Ее хозяйка и он о чем-то громко спорили в гостиной. Потом Бернар, как вихрь, ворвался в ее спальню: «Одевайся».
Она ничего не понимала, но спорить не захотела. Ничего не спрашивая, она послушно оделась. Ей было интересно, что он надумал.
Они вышли на улицу. Была осень, и парижские ночи стояли холодные и дождливые.
Он обнял ее, и они пошли. Шли долго.
Арлетт очень тогда замерзла, но, конечно, в этом не призналась. Дождь лил все сильнее. Оба промокли до нитки. Бернар остановился у Триумфальной арки. На этом месте у них было первое свидание.
– Ты должна стать моей женой, – его голос звучал решительно и твердо.
От причуды Бернара и от неожиданности Арлетт покатилась со смеху. Она хохотала долго и все никак не могла успокоиться.
А Бернар, напротив, в промокших туфлях и прилипшей к телу куртке, был серьезен, как никогда.
Вместо ответа она обняла его шею, холодную и липкую от дождя и потянулась, чтобы поцеловать его губы. Худенькая и маленькая Арлетт казалась крошкой рядом с могучим, чуть ли не двухметровым Бернаром.
Как разъяренный тигр, он схватил ее в объятия, и они целовались, не замечая ни холода, ни дождя. В ту ночь она впервые отдалась ему. А через две недели стала его женой. И ровно через девять месяцев родился Тома.
* * *
Довольные и веселые, крепко обнявшись, они выходили из кинотеатра. Фильм был потрясающий. Арлетт обожала детективы.
Они долго решали, в какой ресторан пойти, и в конце концов отдали предпочтение «Кальберу». Там была прекрасная кухня. Впервые за последнее время Бернар почувствовал настоящий аппетит.
– Очень занятно, но мне больше нравятся фильмы про индейцев. И я этого не стыжусь.
За столиком они все еще продолжали обсуждать картину.
Подошел официант. Они заказали устриц, говядину, запеченную под сыром, несколько салатов, словом, кучу всяких деликатесов и с аппетитом взялись за еду. Говядина была великолепной. А салат из крабов – ну просто объеденье.
– Сегодня, милый, ты немного успокоился, – Арлетт поправила ему галстук.
– А я всегда спокоен…
Бернару и в голову не приходило, что она могла что-то заметить. Хотя, действительно, он вел себя странно, а Арлетт не настолько глупа, чтобы ничего не видеть. Сердце заколотилось. Господи! Только бы она не узнала правду. Чтобы не выдать своих переживаний, он стал торопливо есть.
– Напрасно волнуешься, – сказала Арлетт. – Но ты изменился. У тебя случилось что-нибудь?
Он взял ее руку. Сказать было нечего. Оправдываться, врать, придумывать небылицы… Нет. Ничего не надо. Скоро и так все забудется и станет на свои места.
– Послушай, – Арлетт вдруг оживилась, – хочешь мы с Тома уедем к матери в Сентбери? Тебе стоит побыть одному. А она давно просит привезти Тома. Поживешь один.
Боже! Откуда у нее такие мысли?! Может, она уже догадывается? Может, их кто-то видел с Матильдой и все рассказал? Нет. Исключено. Арлетт не смогла бы молчать. Она не знает правды.
– Нет, нет! Это ни к чему. Как только появится возможность, я возьму отпуск – вместе поедем куда-нибудь в небольшое путешествие. В Африку. Возьмем Тома.
* * *
Вдруг они увидели мадам Жюво. Опираясь на трость, она спускалась по винтовой лестнице в сопровождении Ролана и Бенито.
Бернар и Арлетт поспешили им навстречу.
– Здравствуйте, мадам.
Они поздоровались. Бернар погладил лохматого Бенито.
– Должна сказать вам, что Париж – сущий ад, – сказала мадам Жюво, усаживаясь за соседний столик.
– Там все словно с ума сошли.
Подошел официант.
– Два салата, гарсон.
Бенито забрался под стол. Он что-то вынюхивал.
– Посмотрите, что с Бенито, – заметил Бернар.
– Он сердится на меня, – ответила мадам Жюво. – Не любит, чтобы его бросали.
Ролан обожал сухие вина. А тем более сегодня стоило выпить. Ему больше не придется скучать.
– Вы сбежали из дома на вечер? – мадам Жюво повернулась к Бернару и Арлетт.
– Да. Сначала мы посмотрели фильм.
– Какой?
Называется «Бегущая смерть»! – Арлетт была очень веселой и оживленной. – Это про одно преступление.
Мадам Жюво сюжет показался знакомым.
– Это про ревнивого мужа, – сказал Бернар. – Он подозревает ее, а она – ангел во плоти. Не знаю, не знаю, но эта влюбленная убивает мужа.
– Да нет, Бернар, – возразила Арлетт. – Он покончил с собой, да так, что все думают об убийстве.
Она удивленно посмотрела на мужа. Бернар не ожидал, что окажется в столь глупом положении. Мысли о Матильде, о пережитом в последнее время не давали покоя. Весь фильм он думал, что-то вспоминал, так и не смог сосредоточиться, даже не понял смысла картины. Он почувствовал неловкость и слегка покраснел.
– Точно! Я его видела, – вспомнила мадам Жюво. – Очень странный фильм. Муж закрепил нож на двери…
– А нож, – добавил Ролан, – оказался в гостиной. Он отлично знал, что обвинят жену.
Бернар растерялся. Он совсем ничего не помнил и не понял. Как глупо.
– Нож в одной комнате, труп в другой, и все верят в убийство.
Ролан заметил, что Бернар смотрел куда-то в окно, задумавшись о своем.
– Вы не слушаете? – спросил он.
– Да, да… – Бернар как будто очнулся.
– Задумались о ваших милых танкерах? – вдруг спросила мадам Жюво.
Общество весело засмеялось.
Глава Восемнадцатая
Тогда, давно, сразу после разрыва с Матильдой, Бернар все-таки ушел в море. Он думал, что новые места, новые люди и новые впечатления помогут ему переключиться и залечить душевную рану. Лучшего средства от амурных проблем, чем тяжелая морская работа, не придумали со времен финикийцев.
Ему полагалась практика после курса навигации, и, хотя экзаменов он все еще не сдал, палуба как раз пришвартовавшегося в Кале старого и весьма живописного в ржавых потеках сухогруза «Бомбей» приняла его на свои видавшие виды доски.
Наверное, Бернар тогда поторопился, и ему не следовало бросать Матильду одну в лозаннской гостинице или, во всяком случае, попытаться снова разыскать ее в Париже, но этого не случилось. На сей раз его здорово заклинило, и он заявил себе, что сыт по горло, что с него хватит (самое интересно, что примерно тоже говорила себе и Матильда, добираясь в гордом одиночестве до Парижа), что видеть он больше не желает этой женщины, что она ему смертельно надоела со своей манией безраздельного владения, словно он любимый песик, малый ребенок или доставшийся в подарок кружевной платочек, что в конце концов он хочет побыть один и прочее в том же духе.
Короче говоря, на борт «Бомбея» Бернар поднялся уставшим, разочарованным, издерганным и опустошенным человеком. Общеизвестно, что любовь, если относиться к ней всерьез, способна забрать все силы, без остатка. Что и произошло.
В то время Бернар был уверен, что никогда больше не встретит Матильду и, более того, ему казалось, что он и не хотел бы ее встретить! Видимо, это так и осталось самым большим заблуждением в его жизни.
* * *
Когда плывешь по Темзе, не стоит ослаблять внимание. Бернар еще не видел рек, на которых работали бы так монотонно, непрерывно, привычно. Без остановки, днем и ночью. Сотни кораблей, барж, буксиров, по берегам склады, заводы, доки. Темза медленно и размеренно, в старой английской традиции, несет свои воды между болот под серым, дымным небом. Иногда вода медленно поднимается приливной волной, потом так же медленно опускается.
Гринвич стоит на плесе Гринвич Рич. Там на причале горят два красных вертикальных огня. И видны высокие мачты парусника. Это «Катти-Сарк» спит в сухом старинном доке на нулевом меридиане. А рядом примостилась маленькая знаменитая «Джипси-Мот». И ее тоже можно разглядеть с середины Темзы.
При швартовках место Бернара было на корме. С кормы, вообще-то, мало видно, а на «Бомбее» особенно. Где буксир, куда идет судно и идет ли вообще – все это видно только с мостика. В полной тьме мигали с другой стороны Темзы неяркие рекламы пива, овсяных хлопьев («Овсянка, сэр!») и «Кока-колы».
Угол шлюза приближался быстрее, чем Бернару хотелось бы. На углу мигал сигнальный фонарь. Бернар докладывал дистанцию до стенки все более тревожным голосом. С мостика отвечали спокойно и уверенно. Матросы с кранцами висели вдоль борта головами вниз. Если не считать переговоров, было очень тихо.
Все было проделано согласно правилам хорошей морской практики, но прикосновение к английской земле оказалось довольно крепким. Во всяком случае, такого красивого столба искр, какой высек бортом старый «Бомбей», Бернару не приходилось видеть даже на рождественском фейерверке.
Естественно, с мостика немедленно объяснили Бернару все про его глазомер, про глаза в целом, про умение определять дистанцию и про другие морские качества.
Увы, достаточно витиеватые и не всегда справедливые выражения остаются непременной принадлежностью морской профессии независимо от национальности судна и времени действия. Не менее двух минут Бернар размышлял над этой печальной истиной, пока из динамика не последовал вопрос по существу: «Шлюз цел?»
Если учесть, что темнота вокруг места происшествия царила абсолютная, то вполне естественно, что оставалось совершенно непонятно – цел шлюз или развалился вдребезги. В чем Бернар честно и признался:
– Не вижу! Искр было довольно много.
– Это и отсюда заметно, – проворчали с мостика.
Потом все затихло.
Береговая команда приняла швартовы и положила их на кнехты. Причем проделано это было с чисто английской невозмутимостью.
Подумаешь, не совсем удачная швартовка французского сухогруза. Эти люди видали вещи куда покруче, к тому же вежливость требовала не замечать чужих мелких промахов. По крайней мере, их спокойствие можно было расценить именно так. Куда интереснее было Бернару – что там со старыми ржавыми заклепками «Бомбея» стало, уцелели ли они, или вылетели, и тогда через несколько часов судно аккуратно ляжет днищем на чужое илистое дно.
Ноябрьская, дрянная, дождливая ночь навалилась на Лондон. Склады подступали к докам со всех сторон. И город, один из самых гигантских городов на земле, исчез, хотя они стояли сейчас почти в его центре. Такое ощущение бывает иногда на ночных вокзалах. Знаешь, что город рядом, но почему-то в это не верится.
Насосы сделали свое дело, и под разводным мостом судно медленно втянулось в Сорри-док.
– Вот ты и в Лондоне, – сказал Бернар своему отражению в каютном зеркале.
* * *
Вечер. Холодно. Ветер пронизывает до костей. И два буксирчика растаскивают баржи. Это английской подводной лодке надо пройти в следующий за «Бомбеем» бассейн. Ей расчищают дорогу.
Высокая рубка, низко и хищно горят опознавательные огни, торчит угрожающе пушка, вдоль борта замерли матросы в оранжевых спасательных жилетах. Слышны свистки, слова команды. Черным силуэтом скользит лодка на фоне огней доков, окон домов, среди желтых колеблющихся отражений береговых фонарей в черной воде. Расталкивает форштевнем портовый мусор, банки из-под пива, окурки сигарет, доски и обрывки бумаги.
Как всегда в подобных случаях, кто-нибудь из экипажа, оказывается, служил на военном флоте, все же остальные втайне служить мечтали (разве что Бернара на военный флот никогда не тянуло) и оттого считают себя большими специалистами по подводным лодкам. Естественно, разгорается спор о типе субмарины, конструктивных особенностях и времени постройки. Наконец, все сходятся на том, что лодка старая и оттого неинтересная. Но это больше от зависти (субмарина – не старый пароход) и от извечного франко-английского соперничества.
Подводная лодка проходит рядом. Офицеры в фуражках с белыми чехлами по-британски надменно смотрят вперед с рубки. Британский флаг трепещет на флагштоке. Из люка доносится шум двигателей. Трудно сказать, почему, но все сразу понимают, что лодка пришла издалека, из похода куда-то в глубину и ночь, из опасности, из долгих дней и ночей, проведенных на морском дне за выполнением какого-то, наверное, секретного задания из тех, о которых не прочитаешь в газете и о которых узнают лишь спустя десятилетия. Так и веет от мокрого черного борта холодком большой политики.
Видно, было небезопасно во время той секретной операции у бог весть чьих берегов, могли и исчезнуть просто, пропасть без вести всем экипажем, но уцелели, вернулись в родной Альбион, и скоро будут дома.
Через несколько минут вслед за первой подлодкой прошла мимо «Бомбея» еще одна, такая же. На берегу, в том месте, где они швартуются, начинается оживление. Вспыхивают фары машин, видны густые толпы людей – встречают. Бернар взял бинокль и долго рассматривал машущих подводникам женщин, детей, празднично одетых мужчин. Хорошо, если бы и его так встречали. Не с подводной лодки – странно, но бравый образ военного моряка его совсем не притягивал – но с моря. Чтобы жена в новом платье махала ему кружевным платочком, и чтобы дети кричали «Папа, папа!» и бежали навстречу, раскинув руки…
Странно, раньше его никогда не посещали видения подобной семейной идиллии. И раньше, и во времена своей близости с Матильдой, Бернар был откровенно безразличен к таким вещам, как семейное счастье или, например, радость отцовства. Конечно, он понимал, что рано или поздно следует жениться, и вполне допускал, что жениться на Матильде (по крайней мере, какое-то время допускал), но все это казалось ему несущественным и неинтересным. Тем, о чем не стоит думать, чтобы не испортить настроения.
И вот сейчас, глядя в бинокль на радостно оживленные семьи моряков, Бернар наконец почувствовал ту тягу к семейному очагу, которая и отличает, как говорил когда-то давно их дальний родственник дядюшка Этьен, зрелого мужа от неразумного юноши. Случись этот внешне совсем незаметный рубеж в его жизни чуть раньше, и он, конечно же, никогда не оставил бы Матильду. Но судьба распорядилась по-другому…
* * *
Выходя из Английского канала в толчее всевозможных попутных и встречных судов, воистину вдруг ощущаешь себя частицей великого братства народов. Особенно ощущаешь это ночью, когда ходовые огни кораблей качаются во тьме и окружают тебя со всех сторон, но самих кораблей не видать.
И оттого не видно, что за люди плывут вокруг тебя, из каких они стран или, например, какого цвета.
Но все держат приблизительно одинаковый курс и одинаково качаются на одних и тех же волнах под одними и теми же звездами, и одинаково шипит пена под форштевнем. А утром вдруг уже и нет никого. Все отправились своей дорогой, моря хватает на всех.
…Мечеть и оливковая роща на горе притягивали Бернара, как магнит. Конечно, прогулки под палящим солнцем в чужой стране – удовольствие на любителя, но Бернару было действительно очень интересно. Он собирался дня два, не решаясь покинуть близкий и по расстоянию, и в смысле привычки район портовых кабачков, пока, наконец, не понял – сейчас или никогда.
И он пошел. Через всю Латакию, по узким улицам без тротуаров, где велосипедисты, мотоциклисты и маленькие серые ослики едут и бредут, как им захочется, а машины раздвигают толпу бамперами. К удивлению Бернара, он не увидел при этом ни одной лошади, ни одного знаменитого арабского скакуна из тех, что им с Матильдой не однажды случалось кормить сахаром на парижском ипподроме. Здесь скакунов заменили велосипеды. И теперь на велосипеды была перенесена знаменитая восточная любовь к лошадям.
Раньше здесь считалось (об этом Бернар слышал все от того же дядюшки Этьена), что если скакун не звенит от различных частей сбруи и украшений, как трамвай, то это не лошадь, а осел. И вот теперь этот обычай оказался перенесен на велосипеды.
Все попадавшие навстречу Бернару велосипеды оказались украшены сбруями, бляхами, цепочками, перьями и чудовищными восьмерками. Но вершиной оригинальности оказались грузовики. Сплошь разрисованные цветами, орнаментом, русалками. Кабина, у которой чаще всего нет дверцы, оклеена вырезками из журналов и переводными картинками, обвешана колокольчиками и бахромой. Вокруг головы шофера болтаются золотые рыбки, попугаи и куклы. Самый маленький грузовичок испускает столько рева, звяканья и звона, что вполне способен поспорить со средним европейским портом.
Из магазинчиков и сточных канав несло сложными запахами. И без труда становилось ясно, почему родиной современных духов является древний Восток. Ясно, что бороться с таким букетом можно было только с помощью различных благовоний.
Женщины в черном опускали на лица непроницаемую чадру, едва завидев Бернара в конце улицы, и тогда сквозь частую сетку таинственно и будя воображение мерцали прекрасные женские глаза, волнуя и маня. Увы, затевать приключение в восточном стиле Бернар не рискнул.
К тому же вскоре он повстречал девушек совсем другого типа. С винтовками на плечах, в мини-юбках и гимнастерках цвета хаки, они строем маршировали куда-то на одним им известные позиции. Леденящий холодок близкой чужой войны коснулся его кожи, как дыхание арктического ветра. Ближний Восток занимался своим привычным делом, не отвлекаясь на мелочи – он воевал. И Бернар почувствовал себя здесь, среди домов с плоскими кровлями и глухими стенами еще более чужим. Одинокий француз в чужой, непонятной и не очень дружественной стране… И что гнало его из Парижа, что заставило забраться едва ли не на край света и бродить вот по этой богом забытой пыли?