Текст книги "Соседка"

Автор книги: Этьен Годар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Но так же, как Матильде не пришло бы в голову мерить и взвешивать свою щедрую, безграничную любовь, так и Бернар совсем не замечал перемены в своих отношениях с ней. Ему совершенно искренне казалось, что все идет просто и ровно, как в первые дни. Такова извечная природа мужского эгоизма, совершенно одинакового в разных странах и в различные времена. К тому же постепенность, с которой происходят изменения, делает их до последнего момента совершенно незаметными и оттого неотвратимыми.

Бернар даже не обратил внимания, когда в первый раз его не особо потянуло на свидание. Но потом он совсем немного, так немного, что и сам этого не заметил, начал тяготиться обществом Матильды, а ее причуды стали действовать ему на нервы.

Была у нее маленькая слабость – кормить лошадей на ипподроме. Они нередко посещали скачки и делали небольшие ставки на понравившуюся лошадь. Матильда всегда брала с собой немного сахара.

Кормление лошадей всегда нравилось им обоим. Но вот однажды, когда Матильда по обыкновению подошла к лошади, забава эта вдруг показалась Бернару детской и вообще из рук вон глупой. А то и неприличной.

– Матильда, сейчас же прекрати! Лошадь может укусить.

Она быстро, удивленно взглянула на Бернара и бросила сахар.

– Хорошо, дорогой. Ты прав. Я не буду больше.

Их отдаление, начавшееся с мелочей, с неумолимостью, доводящей самого Бернара до отчаяния, все ширилось, пока не превратилось в пропасть.

Глава Девятая

Чего Арлетт терпеть не могла, так это магазинов. Что за радость – бродить по пустому и чистому, как операционная, супермаркету среди идиотских упаковок и делать вид, что тебе это жутко интересно!

Поэтому покупками продуктов занимался в основном Бернар. О, он это дело любил. Что-что, а насчет купить поесть и, особенно, приготовить что-нибудь вкусное – это были для Бернара едва ли не любимые занятия. Он был способен битый час выбирать сорт сыра, соус или десертное вино, относясь к этому делу с достойной его долей ответственности.

После тридцати он стал замечать, что у него появилось небольшое, приличествующее зрелому мужчине брюшко, которое Арлетт часто похлопывала и смеялась. Нет, он не растолстеет. Он будет держать себя в форме. Печенье… Шоколадное. Нет. Невозможно. Хотя… один пакетик для Тома.

Что еще просила Арлетт? Ах, да… Молоко. Бернар направился к молочным рядам, держа перед собой доверху набитый пакет.

– Привет, дружок, – чья-то рука коснулась его плеча. Он вздрогнул.

Матильда держала тележку. Она давно наблюдала за ним, не решаясь подойти.

– Ничего, если я пройдусь с тобой?

– Ничего.

Бернар нахмурился. Его пробирала дрожь, когда он видел Матильду. Несколько минут они шли молча. Бернар остановился, чтобы взять молоко.

– Жаль, что тебя не было вчера вечером. Твоя жена прекрасно готовит. И, разумеется, мы говорили о тебе, – Матильда бросила на Бернара взгляд. Он был полон нежности. – У тебя как дела?

Бернар честно признался, что ужин Арлетт устроила без его согласия, поэтому-то домой он не спешил. Матильда вздохнула.

– Но мы все же соседи и вынуждены общаться – хотим мы этого или нет. В конце концов прошлое давно пора забыть, Бернар. – Матильда остановилась, заглянув ему в глаза. Она сказала это многозначительно, поставив ударение на слове «Бернар». А потом добавила: – У тебя славный малыш. И похож на тебя.

– Да, все хорошо. Вернее, все шло хорошо до твоего приезда.

Они продолжали путь. Он нес пакет, а она катила тележку.

Матильда остановилась.

– Как ты можешь так говорить, Бернар? – глаза Матильды наполнились слезами. В них была обида и боль. – Это ведь жестоко.

Она ни в чем не упрекала его, хотя и могла бы.

Он заставил ее столько страдать. Его уходы, возвращения. Он то ненавидел, то не мог прожить без нее и дня. Это не могло продолжаться вечно. Они оба устроили свою жизнь и упрекать друг друга было бы просто нелепо.

– Да, извини, – сказал Бернар.

Прежняя холодность в его голосе пропала. Он почувствовал к ней необыкновенную нежность. Ему хотелось коснуться ее. В сущности они оба вели себя глупо и мучили друг друга неизвестно для чего.

– Но теперь все хорошо, – сказал он, – я рад за тебя.

– А я за тебя, – Матильда обрадовалась, увидев прежнего Бернара.

Они подошли к машине. Бернар взял у нее ключи от «фиата», открыл дверцу.

– Мы хотели бы пригласить вас на ужин в воскресенье. Как ты относишься к этому? – спросила Матильда.

– Хорошо.

– Только не вздумай улизнуть как вчера. Пообещай. – Она улыбалась.

– Непременно! Я приду минута в минуту. – Он стал выкладывать покупки из тележки в багажник.

Матильда подошла ближе и положила руку ему на грудь. Для Бернара был знаком этот жест. Она делала так, когда просила о чем-нибудь. В душе он почувствовал трепет.

– И еще я прошу вот о чем, – она не умела притворяться. Ее глаза, черные и большие, смотрели на Бернара с нескрываемой любовью. – Называй меня по имени. Хорошо? Я давно заметила: когда ты злишься, ты избегаешь называть меня Матильдой.

Прежняя неприязнь, словно куда-то исчезла. Он больше не злился. Былая нежность вспыхнула в его душе. Как он мог… Как мог так плохо думать об этой женщине? Его руки невольно потянулись к ней.

– Матильда… – он коснулся ее волос, щеки, погладил шею. Это она! Та самая, пленительная и влекущая. Он даже помнил ее запах. Его рука скользнула ниже. Он крепко прижал ее к себе. Их губы встретились. Поцелуй был глубоким и долгим. Матильда почувствовала головокружение: она давно не испытывала ничего подобного и забыла, что такое наслаждение. Вспомнив, что здесь они не одни, Бернар опустил руки и… У Матильды потемнело в глазах, она резко пошатнулась и упала.

Бернар успел подхватить ее. Взял на руки. Боже, как она чувствительна. Он уже ни на минуту не сомневался: Матильда любит его.

Она открыла глаза. Ее лицо выглядело измученным, а в глазах была печаль и боль.

Вдруг она резко высвободилась из объятий, села в машину.

– Ты сможешь доехать одна? – спросил Бернар, когда дверца «фиата» уже захлопнулась.

Но машина резко дернулась с места, завизжали колеса, Бернар едва успел отскочить в сторону.

Глава Десятая

Проводить воскресенье на теннисных кортах стало давней традицией жителей Гренобля. Раньше Бернар ходил туда один. Арлетт не любила теннис. Да и Тома был маленьким. Но как только ему исполнилось два года, она стала посещать теннисный клуб, не для игры, а чтобы поболтать с друзьями, обсудить последние сплетни или просто выйти «в свет». Сидеть дома в воскресенье, согласитесь, скучно.

А теперь Тома вырос, и Бернар стал обучать его игре. Малыш очень старался, но был по-детски неуклюж и часто ронял мяч.

– Вот так, – Бернар поправил руку Тома. Тот неправильно держал ракетку.

– Тома!

Они обернулись и увидели Арлетт.

– А вот и мама.

Тома бросил ракетку и побежал к ней. Как всякий ребенок, он был сильно привязан к матери.

Бернар остался на поле. В руке он сжимал теннисный мячик. Вдали он увидел Матильду. Она сидела в летнем кафе, за одним из белых столиков и о чем-то увлеченно беседовала с мадам Жюво.

Солнце слепило глаза. Апрельский день казался необычайно теплым. Матильда была в белой широкой спортивной майке и легких шортах. Бернару, привыкшему к ее строгим костюмам и женственным платьям, этот наряд показался непривычным. И все равно белый цвет чудесно гармонировал с ее ослепительно черными волосами. А короткие шорты открывали соблазнительно стройные ноги.

– У вас красивые волосы, – сказала мадам Жюво, – мне всегда хотелось иметь такие же.

– Но вы можете покрасить.

– Нет. Это было бы вульгарно, уверяю вас. Тем более что в моем возрасте трудно менять облик. – А вот и Ролан.

К ним подошли двое молодых людей. Один из них – в очках, с бородой и копной взлохмаченных густых волос – поцеловал руку мадам Жюво.

– Вы надолго к нам?

– Пробудем весь уик-энд. Я уже заказал номера в гостинце.

– Глупости! – возмутилась мадам Жюво. – Вы оба остановитесь у меня. Ни о каком отеле не может быть и речи.

Ей нельзя было перечить. Ролан знал, что у мадам Жюво ему будет куда удобней. Она относилась к нему как мать.

– Хорошо, я позвоню в отель.

Мадам Жюво одобрительно кивнула, и они ушли.

– Этот парень – настоящее сокровище, – сказала она. – Он мне очень помог. Извините, я вас не представила, потому что забыла ваше имя.

– Матильда Бушор. Мы с Филиппом теперь соседи супругов Куффре.

– Ах вот как, – мадам Жюво посмотрела на Матильду с нескрываемым интересом. – Мне говорили о вас. Но по-моему вы не очень похожи на тех, кто ищет вчерашний день.

Матильда побледнела.

– Не поняла…

Но их прервал голос Филиппа.

Филипп обожал теннис. Игра для него была хорошей разгрузкой после неподвижной работы. К тому же он считал, что теннис помогает сохранять форму. Ему было уже сорок лет, и опасность располнеть нависала все больше и больше. Он не любил полных людей. Они казались Филиппу ленивыми и отчасти недалекими (хотя такие мысли он никому не высказывал).

В голубой майке и свободных спортивных шортах он чувствовал себя непринужденно и легко. В руке он держал пакет с ракетками. Вдруг кто-то схватил его за руку. Филипп видел плохо и часто не узнавал знакомых, даже когда находился близко от них.

– Ролан? – он был удивлен, увидев старого приятеля. Они не встречались несколько лет. Ролана трудно было узнать. Борода, непривычно небрежная прическа. – Сколько мы не виделись? Года четыре?

– Нет, уже пять, – Ролан улыбался.

– Чертовски рад тебя видеть. – Матильда! – позвал он. – Иди сюда.

Матильда подошла. В спортивном наряде она выглядела юной и романтичной.

– Это Ролан Бегюз. Я тебе уже говорил о нем.

Когда-то давно они вместе были на Корсике, участвовали в ралли. Филипп вел свою машину. Скорость была слишком высокой и произошла авария. В этот момент откуда-то появился Ролан на своем «вильямсе», успел в считанные секунды вытащить его, оглушенного и истекающего кровью, из «форда». Едва они сделали несколько шагов, как машина взлетела в воздух. Оба просто чудом остались в живых. После этого взрыва зрение Филиппа ухудшилось. Так Ролан спас ему жизнь. Филипп никогда не забывал об этом.

– А это Матильда.

– Очень приятно.

– Мадам Бушор.

– Представь себе, Матильда моя жена, – похвастал Филипп.

– Я не знал, что ты женат, – сказал Ролан.

В это время мадам Жюво смотрела на них, вынимая напитки из корзины.

– Извини, – сказал Ролану Филипп, – я обещал Матильде поиграть с ней.

– Я поиграю с Устини. А ты поговори со своим другом.

Оставив их вдвоем, она направилась к теннисным кортам с ракеткой в руках.

Старые приятели присели за столик. Им было о чем поговорить. За те годы, что они не виделись, у каждого в жизни произошло так много. Ролан работал в издательстве, кроме того, немного писал сам.

– Трудно, наверное, быть издателем в провинции?

– Да, конечно, есть проблемы. Но ведь их не больше, чем везде. – Ролан любил свою работу.

– А мне надоел Париж, – задумчиво произнес Филипп. Они познакомились там с Матильдой. И с самого начала жили там. Но потом она сказала, что устала. От шума, от городской суеты. И они решили уехать в провинцию.

– Я помню, ты писал стихи, – сказал Ролан.

– Да, давно.

Он смотрел на Матильду. Она была прелестна. Когда он впервые увидел ее, то понял – это судьба. Он никогда не думал о женитьбе. Был доволен работой, а женщины его мало интересовали. Но увидев Матильду, вдруг подумал и сказал себе: это твой последний шанс, не упусти его.

Тут друзья увидели почтальона, который ходил от столика к столику, спрашивая мадам Жюво.

Она выходила из кафе, опираясь на трость.

– Добрый день, мадам Жюво, – сказал мальчик-рассыльный. – Вам телеграмма, – и протянул ей голубой листок.

Бернар наблюдал за мадам. Он заметил, как поникло ее лицо, когда она прочитала текст. Резко повернувшись, она зашагала прочь, сгорбившись и хромая.

Бернар побежал за ней. Она вошла в дом. Он догнал ее.

– Что случилось, мадам? Мне показалось вы очень расстроены.

– Нет. Эта чертова телеграмма… Сделаю вид, что ничего не получала, – она опустилась в кресло.

– Вам помочь?

– Нет. Спасибо, идите.

Уходя Бернар сказал:

– Вы всегда можете рассчитывать на меня.

* * *

Тома катался с горки, а Арлетт ловила его внизу. Они громко смеялись.

Матильда стояла на теннисной площадке и издали с улыбкой наблюдала эту счастливую картину. Она жалела, что не имела детей. Все-таки с ними жизнь приобретает смысл, даже если в ней нет любви. Матильда была одинока. Она не могла любить, потому что любимый человек принадлежал другой женщине и принадлежал по праву, а ей так хотелось… У нее не было ребенка, которому она могла бы подарить свою любовь и которому была бы нужна. Она завидовала Арлетт. Она нужна была Тома и даже Бернару, как ни тяжело было осознавать, он был к ней очень привязан и, возможно, любил… А она, Матильда, была одна. Настоящая жизнь – это любовь, а у нее этого не было. Вернее, была… Она жила один раз, давно, восемь лет назад. Бернар приносил много проблем, иногда был груб, устраивал сцены, но… принадлежал ей. И она любила. После этого к ней больше так и не пришла любовь, которой жаждало сердце.

Филипп был прекрасным человеком. Но это было что-то совсем другое. Может, он и любил ее, но их отношения нельзя было назвать любовью.

– Филипп сказал, что вы пишете чудесные сказки, – она обернулась и увидела Ролана.

– Он преувеличивает.

– Филипп считает, что вы талантливы. Но вам не хватает уверенности в себе.

Матильда давно писала сказки. В душе она была романтична, и ей нравилось сочинять то, чего не существовало в жизни. К тому же, она делала к ним иллюстрации. Но все это считала не более чем любительством. Кроме Филиппа никто не знал о ее увлечении.

Матильда и Ролан медленно прогуливались по зеленой аллее.

– Я собираюсь издавать альбомы. И хочу выпустить книгу сказок с хорошими иллюстрациями.

– Нет. Мои рисунки совершенно не профессиональны, – Матильда немного смутилась. – Ведь я работаю только тушью и цветными чернилами и ограничиваюсь всего четырьмя цветами.

Ролан расхохотался.

– Ничего себе любительство!

Матильда когда-то занималась в художественной школе в Париже и увлекалась живописью. Но после их разрыва с Бернаром она была на грани нервного срыва. Долго болела. Пришлось бросить любимое занятие. Художника из нее так и не получилось.

– Я – дилетант, – сказала Матильда.

– О! Среди дилетантов встречаются замечательные художники. Руссо, например.

Солнце припекало. Становилось душно. Вдруг она увидела Бернара. Он прошел мимо, отвернувшись в сторону и делая вид, что с ней не знаком.

Матильда остановилась и посмотрела ему вслед. Извинившись перед собеседником, она быстро пошла за ним, стараясь догнать.

Бернар вошел на площадку и, сидя на корточках, стал выкладывать ракетки из сумки.

– Привет, Бернар! Я без партнера. Может быть, сыграем?

Он был не в духе. После их встречи в магазине, он не находил себе места. Чувствуя, что прошлое возвращается вновь, он испытывал тревогу и даже страх. Он хотел ее. Это было хуже всего. Он знал себя и понимал, что в один прекрасный день не выдержит и… Нет. Он не хотел думать об этом. Как честный семьянин, он знал, чем кончаются такие вещи, а ради ребенка он не должен поддаваться своей слабости. И в то же время это была не слабость, а нечто большее. Перед этой женщиной он не мог устоять. Единственное спасение – не видеть ее. Но как?!

И вот теперь она стояла перед ним, такая величественно прекрасная и соблазнительная.

– Ты не меняешься, – сказала она.

«Уходи, уходи быстрее, иначе произойдет непоправимое», – говорил Бернару внутренний голос. Ничего не сказав, он ушел.

Глава Одиннадцатая

У Тома появилась новая игрушка – большой зеленый грузовик. Нагрузив, он катал его по полу, так увлекшись, что не заметил, как пришел отец.

Бернар, осторожно закрыв за собою дверь, поспешил к окну. Ничего не видно. Должно быть, она дома.

Целый день на работе он был страшно рассеян. Все время думал о чем-то, нервничал, отвечал невпопад, когда его о чем-то спрашивали курсанты.

Он страдал. Чувствуя безумно сильное влечение к Матильде, он испытывал некую раздвоенность в душе. Он больше не мог любить Арлетт. Как женщина она вдруг перестала его интересовать. И, что хуже всего, он знал, что уже больше никогда не полюбит Арлетт. А Бернар не мог жить без любви. Она была неотъемлемой частью, смыслом жизни.

Нет, он любил. Но любил другую женщину. Хотя не имел теперь на это права.

Но он должен встретиться и поговорить с ней. Нужно расставить все точки над «й». Иначе нельзя. Невозможно.

Бесшумно он подошел к телефону. Набрал номер. Было занято.

* * *

У Матильды на душе скребли кошки. Понимая, что поступает дурно, неприлично, даже просто по-свински, она не могла остановить себя. Встретиться! Один разочек! Ну хоть на часок, минуточку. Хотя бы на один миг хотелось побыть счастливой…

В то время, когда Бернар пытался позвонить ей, она усердно набирала его номер. Ах, что же это такое… Наверное, Арлетт болтает с какой-нибудь своей подругой… Нет. Она на работе. Тогда Тома… Не может быть, он слишком мал. Наконец, Матильда услышала долгожданный голос.

– Бернар, это я. Встретимся завтра в гостинице на улице де ля Гар. В шесть. Не забудь!

Разве он мог об этом забыть! Матильда! Дорогая, любимая, самая желанная на свете! От сознания того, что скоро он вновь будет ласкать ее тело, такое горячее и возбужденное, голова кружилась, казалось, пол уходил из-под ног. От мыслей о минутах, которые они проведут вместе, по телу пробегала дрожь, глаза невольно закрывались.

Он провел еще одну бессонную ночь.

* * *

Бернар остановил свой «ситроен» на улице де ля Гар.

– Добрый день, мадам. Я заказывал, – он взглянул на полку, где висели ключи. – По телефону…

– Восемнадцатый номер, – сказала консьержка. – Ключа уже нет. Вас ждут.

Бернар поспешно поднялся по лестнице. Сердце замирало. Он давно не испытывал такого. И даже не верилось, что это все наяву и происходит именно с ним.

Дверь была открыта. Он вошел. Комната оказалась пустой. Вдруг знакомый голос окликнул его. Он обернулся и вышел.

Матильда стояла в темном, элегантном костюме, который соблазнительно подчеркивал ее изящную фигуру. Вишнево-красная помада делала ее белое лицо еще более выразительным и чарующим. Весь ее облик был обворожительно красив и… недоступен. Но не для него, Бернара.

Оторопев от ее красоты, он немного смутился, но потом быстро бросился ей навстречу. Он протянул руки и крепко прижал ее к себе.

– Любимая!

Матильда первой пришла в себя.

– Это здесь, – сказала она.

Он прижал ее к стене, осыпая страстными поцелуями. Положение, совесть, чувство долга… Для них все умерло. А были только он и она… Они любили. Не стесняясь и никого не боясь, они давали волю своим чувствам. На ходу расстегнув, едва не оторвав пуговицы ее жакета, он целовал ее груди. О! Как он скучал. Как прекрасны были эти маленькие розовые соски. Это тело… Он опускался все ниже и ниже. И только потом, вспомнив, что они находятся в коридоре, наполовину раздетые, вспотевшие от возбуждения, они поспешили в номер.

Два часа, которые они провели вместе, были незабываемо прекрасны. От наслаждения у Матильды кружилась голова. Впервые за восемь лет она была счастлива. От его поцелуев, прикосновений, от его ласк теряла рассудок. Она вновь чувствовала силу, его силу, которая имела безумную власть над ней еще тогда. Ей хотелось подчиняться этой силе, быть его собственностью, его рабыней.

Они забыли, что на самом деле не принадлежат друг другу. Их больше не мучили сомнения. Весь мир перестал существовать.

Необузданная энергия и страсть, безумные желания, накопившиеся внутри за долгие годы, как будто вырвались наружу.

Она отдавалась ему на кресле, на подоконнике, на столе… Они катались по полу в порыве бешенной страсти.

* * *

Естественно предаваясь своим чувствам, они совершали то, что каждый из них никогда бы не мог позволить со своим мужем или женой, считая это неприличным.

Здесь не существовало приличий, а были только чувства и искренние чистые порывы. После стольких лет притворства они вновь стали самими собой. И Бернар, который не осознавал этого раньше, вдруг почувствовал, что восемь лет он жил не так, не был по-настоящему счастлив. В своей жизни он любил только ее, Матильду. Только она возбуждала в нем настоящее чувство, заставляла трепетать от одного прикосновения…

Комбинация, туфли, чулки, небрежно брошенные, лежали на полу. Бернар подошел и нежно дотронулся до них.

– Все так же на полу… Как тогда.

Он взял комбинацию Матильды, разложил на коленях. Она была шелковая, белоснежная с тонкой ниточкой кружев…

– Я помню, у тебя была такая же…

Приятно уставшая, Матильда лежала на кровати, слегка прикрывшись белым шелковым халатом.

– Нет, – ласково сказала она, – та была короче.

– Значит, ты подросла.

Матильда рассмеялась. Как по-детски наивны бывают мужчины.

– Глупый! Просто тогда мода была другая.

Она села, по-турецки скрестив ноги. В ее лице светилось нескрываемое чувство удовлетворения.

– А ты помнишь, как мы встретились, – спросила она.

Он помнил все. Он не мог ничего забыть. Это случилось осенью, много лет назад. У тетушки в Париже были именины. Он опаздывал. Когда вошел, гости уже сидели за столом. Их было немного. Бернар хорошо знал всех. Тетушкины сестра, кузины, их дети, ближайшие друзья. Он не мог не заметить очаровательную юную незнакомку. Тогда Матильде было восемнадцать лет. Она скромно сидела подле пожилой дамы – госпожи Жюлибе. Бернар был знаком с ней. Та выросла вместе с его тетушкой, потом они вместе заканчивали пансион. С тех пор и остались подругами. Мадам Жюлибе не была замужем. Одиночество еще больше сближало ее с теткой Бернара.

Матильда приходилась родной племянницей г-же Жюлибе. Она рано лишилась родителей, и тетка занималась ее воспитанием. Наследство Матильде досталось небольшое, потому что родители были не очень богаты. Ее тетку нельзя было назвать плохой, по-своему она жалела Матильду, была очень привязана к ней, но Бог наградил ее необыкновенной жадностью и Матильде стоило больших усилий добиться ее согласия на учебу в художественной школе.

Матильда росла очень замкнутой. У нее не было подруг. Тетка не позволяла заводить ей «всякие» знакомства, и лишь иногда брала ее с собой на редкие визиты. Как все старые девы, тетка была строгих правил и запрещала Матильде распускать волосы, не позволяла носить короткие платья, считая это дурным тоном.

В тот вечер Матильда сидела с тугим узелком волос на затылке и в строгом гимназическом платье с белым воротничком. Бернар, если бы и захотел, не мог не обратить внимания на прелестные черты лица, на милые и чуть смешные завитки на висках, на широко распахнутые глаза и пухлые, чувственные губы.

Справедливости ради следует признать, что влюбился он сразу. Ну, или почти сразу. Тогда он был моложе, не столь хорошо разбирался в жизни и не нашел нужным скрывать свои чувства.

В тот вечер, и виной тому было, безусловно, присутствие Матильды, он выпил больше, чем следовало. Они сидели на балконе. Стоял душный вечер, когда пламя свечей не колеблется ни единым движением ветерка и пыльная листва отдыхает в сумерках от солнечного жара.

Гости еще танцевали, кружась парами по тусклому паркету гостиной, кто-то курил у окна, и до них долетали приглушенные голоса.

Он не очень хорошо помнил, о чем они тогда говорили, да это и не имело особого значения, и он лишь на всю жизнь запомнил теплый сумрак, тихую музыку и как никогда волнующую близость молодой и желанной женщины. Чувство, возникшее в его груди в тот вечер, поразило его самого.