Текст книги "Фальшивый грош"

Автор книги: Эстел Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Оказалось, вызывали к больному ребенку за три мили от города, и пока я съездила туда да еще занялась парочкой больных в приемной, подоспел обед. Я приняла душ и, переодевшись, вышла на веранду поблаженствовать на свежем ветерке. Едва смеркалось, и уличные фонари, уже включенные, светили слабо и не нужно. О чем-то бурно, но добродушно спорили ребята, проходившие по улице. О чем – не разобрать. Я даже не заметила, что на крыльцо кто-то поднялся.

– Надеюсь, не зацепилась снова за шип?

Я вздрогнула. Я и думать забыла о Дике Бейнсе.

– Пойдем, – твердо сказал он, – угощу тебя рюмочкой, как обещал. Вообрази только, – он взял меня под руку, увлекая через отель, – в этом чудесном старом пабе есть даже столик под совершенно роскошным деревом во дворе, – в такой жаркий вечерок посидеть там очень приятно. А если еще и без комаров обойдется… Присаживайся, – пригласил он, подтаскивая зелено-белый деревянный стул к белому столу под деревом на аккуратной плиточной площадке под окнами столовой, – а я сейчас приволоку выпивку. Тебе что?

Через минуту он вернулся с вином, и я улыбнулась.

– Очень любезно с твоей стороны.

– Сейчас на ферме был, верхом катался. Всегда поднимается настроение от этого. На ферме Карла Шредера, – уточнил он. – Отсюда каких-то четверть мили. Я кузен его жены и держу там у него своего гунтера, лошадь свою охотничью. Мы с Капитаном обожаем скачки с препятствиями.

– С капитаном?

– Кличка лошади. Тебе непременно надо взглянуть на нее – красивейшее животное.

– По-моему, я уже видела, сегодня мимо фермы проезжала. Великолепный серый жеребец?

Дик улыбнулся и кивнул.

– Правильно, это и есть Капитан. – Он стрельнул на меня любопытным глазом. – Так ты знаешь ферму Карла?

– Была там в тот вечер, когда убили Элинор.

– О-о! – Глаза его удивленно раскрылись. – Да, правильно, говорили, что был еще один врач, друг доктора Пимброка. Но тогда я не обратил особого внимания на имя.

Он медленно, рассеянно покачивал виски в бокале.

– Смерть твоей кузины, – заметила я погодя, – наверное, была ударом для всей семьи.

– Семья у Элинор не такая уж и большая. Только Карл да моя мать, да и та ей не кровная родственница, а через замужество. И я. А мы с Элинор на многое смотрели по-разному.

Он предложил мне сигарету, а когда я отрицательно покачала головой, закурил сам. Я думала – сейчас он сменит тему, но он продолжал.

– По-настоящему жалко мне Карла. Он очень любил Элинор, хотя она плохо с ним обходилась, на мой взгляд. Потерять ее достаточно горько для него само по себе, но когда тебя вдобавок почти в открытую подозревают в убийстве… Наверное, никто и не догадывается, как тяжело он все переживает. А самое мучительное – подозрения над ним еще висят. Некоторые и сейчас поговаривают, что Карл мог совершить убийство, пусть даже и не умеет плавать, на лодке, дескать, переправился. А что следов не обнаружили – неважно. Разное болтают. За Карла непременно примутся снова.

– Дик, – медленно проговорила я, – извини, но я никак не возьму в толк этот довод – не умеет плавать. Разве можно с достоверностью сказать – Карл Шредер не умеет плавать?

– Да ты разве про ту историю не знаешь? – удивленно взглянул он на меня.

Я помотала головой.

– Я Барнардов спрашивала, но у меня возникло ощущение, что им неприятно беседовать на эту тему.

Дик коротко хохотнул.

– Том, видно, считает, что и сам виноват – накачал ребят. Но откуда ж ему было знать, что им в голову взбредет?

– Им – это кому?

– Компании местных парией – имен не знаю, кроме одного. Имена так и не всплыли, а у самих парней ума хватает держать рот на замке: до полусмерти перепугались. Было их вроде бы пятеро, и раз вечерком, перебрав тут в пивнушке, они пустились рассуждать об убийстве. Что вполне естественно. И тоже, естественно, большинство считали, виновник – Карл. Многие предполагали, он лжет насчет того, будто не умеет плавать. Против него тогда общественное мнение было здорово настроено.

Дик, смяв сигарету, потянулся в карман за новой.

– Надо признаться, я и сам был согласен с большинством. Видишь ли, пусть это неразумно, но Элинор – наша местная, а Карл – пришлый, и это влияет на чувства людей. Люди всегда такие, – он взглянул на меня. – А ты? Согласна?

– К сожалению, да. У всех у нас есть склонность считать людей другой национальности и даже из другого окружения – иными, чем мы сами.

– Местные любили Элинор. Она всегда была такая веселая, жизнерадостная, приветливая, и им нравилось, что она вернулась на ферму из города. Ловко управляла ею, так же ловко, как вписалась в местное окружение. Ну значит, беседовали они беседовали о гибели Элинор, а тут кто-то возьми да и брякни, что не верит россказням Шредера, и, разумеется, еще кто-то предложил, надо доказать – раз и навсегда, что все враки. Том говорит, что понял, про что они, только когда остальные загалдели: «Правильно, макнуть его надо в речку! Вот и увидим, умеет он плавать или нет!»

Парни бросились к выходу, быстренько попрыгали в машины и отбыли. Том, встревожившись, позвонил в полицию в Аврору. Чуть позже – чем больше он думал об этом, тем больше тревожился – позвонил доктору Пимброку.

Компания отправилась на ферму, выволокла Карла, не успел тот открыть дверь, впихнула его в машину и помчала к реке. С высокого берега парни швырнули его в воду, не обращая внимания на его протесты, что он не умеет плавать. А потом стояли на берегу, насмехались, крича, что не полезут спасать, пусть себе представления дает, какие вздумается, так что лучше и не начинать, а сразу выплывать самому. Никуда все равно не денется – придется.

Дик глубоко затянулся сигаретой.

– Сделали они то, что многим давно хотелось.

– И? – подтолкнула я.

– Течение Карла вынесло на середину реки, они видели его четко: светила полная луна. Он явно даже не пытался плыть, и кое-кто из парней уже забеспокоился, но другие прикрикнули на них – Шредер притворяется. На большой скорости примчалась полиция, и за их машиной тут же доктор Пимброк на своей; парни бросились врассыпную – тоже на большой скорости – кроме одного. Этот указал полиции, где Карл, один из полисменов нырнул и, подплыв к Карлу, отбуксировал его к берегу. Тот был без сознания. По-настоящему, по свидетельству доктора.

Дик чуточку неуверенно взглянул на меня.

– Доктор Пимброк ведь соображает, правда? Ну, если притворяется человек, будто без сознания – его ведь не надуть?

Я кивнула. Дядя Артур притворство чуял и без осмотра с пятидесяти шагов.

– Разумеется, доктор Пимброк раскусил бы притворство. Нет вопроса.

В наступившем коротком молчании до меня стало доходить, и мне стало неловко – какой стеной приходится отгораживаться блондину-немцу и от идиотов относительно безвредных, вроде меня, которые легко заключили – раз его версия неправдоподобна, так значит – автоматически – и фальшива, и от разумных людей, делавших очень разумные выводы и самодовольно пыжившихся: уж кто-кто, а они ошибаться не могут!

Я взглянула на Дика.

– Но ведь они могли убить его!

– Чуть не убили. Карл уже ушел под воду, когда до него добрался полисмен. К счастью, тому удалось, нырнув, зацепить его. Приехала бы полиция минутой позже и опоздала бы ровно на минуту. Несколько дней Карл провалялся в больнице, и Виллоубанк чувствовал себя крайне неловко. Но заметь, далеко не все – даже сейчас – верят, что не он убил Элинор, придерживаясь теории, что лодкой он все-таки мог воспользоваться. Но теперь хотя бы все убеждены, что плавать Карл и правда не умеет. Не станет же человек тонуть добровольно, чтобы доказать, что не убийца. Барахтаться хотя бы стал, притворяться. Жалобу на парней Карл подавать отказался, отказался даже назвать их, хотя, конечно, того, кто остался, полиция узнала.

– Понятно.

Я докончила рюмочку, мы сидели молча. Было еще очень тепло, но прохладный ветерок приятно колыхал листву, пронзительным стрекотом, похожим на пилу, били по барабанным перепонкам цикады.

– Дик, – наконец заговорила я, – если не станешь отвечать на мой вопрос, не обижусь: все-таки не мое дело. Но – не из тех ли это убийств, где всем причастным фактически известно, кто убийца, но у них просто нет доказательств?

Он с минуту очень серьезно смотрел на меня, и я уже решила – не ответит. Потом покачал головой:

– Нет! Ключика к разгадке нет ни у кого. Самый подходящий кандидат, конечно же, Карл. Убийств не совершают без мотивов, а ревность мужа – мотив самый сильный. Но помимо мотивов нужны и возможности, а крушение моста – крушение и его возможностей.

Дик нахмурился.

– Но если со сцены исчезает Карл, картина вообще утрачивает всякий смысл. Она, конечно, вырисуется, если сложить все кусочки, но лично для меня узор пока что не складывается.

Донеслись приглушенные удары гонга, и Дик встал, быстро проглотив остатки виски.

– Твой обед подан, а мне пора бежать домой.

– Ты не здесь живешь?

– Нет. В Авроре, торгую электротоварами. Хозяйство у меня ведет мама. Приеду в следующие выходные потренироваться на Капитане, так что, если по уши не завязнешь в болячках, и для тебя одолжу лошадку у Карла – покатаемся вдвоем. Доброй ночи, Джеки!

Он коротко-приветственно вскинул руку и отбыл: с двумя пустыми бокалами, шагая так, точно бы изо всех сил сдерживался, чтобы не побежать вприпрыжку. От дверей он оглянулся: на лице у него опять светилась лучезарная улыбка, словно бы вся серьезность, с какой он только что говорил, была напрочь забыта. Но я знала – нет. У меня сложилось впечатление – Дик Бейнс считает: Элинор дала Карлу повод для ревности. В чувства его и мысли я проникнуть, конечно, не могла, но видела – гибель кузины глубоко затронула его.

Я отправилась к столу, меня легонько покалывало непонятное беспокойство. Вчера вечером я беспечно отмела всякую вероятность, что неразгаданное убийство Виллоубанка всколыхнет мой мирок, но теперь уверенность моя поколебалась.

В следующую субботу Дик позвонил мне в отель вскоре после ланча и любезно пригласил на верховую прогулку, но меня не было дома. Случился один из тех сумасшедших деньков, для которых, как мне казалось, люди нарочно приберегли все их хвори и несчастные случаи, чтобы полюбоваться, как я буду метаться. В два, когда позвонил Дик, я все еще принимала пациентов в приемной. Мне пришлось съездить в больницу в Аврору – уже третий визит за день, и оставались два визита на дом. Миссис Барнард сказала Дику, где я, и он позвонил туда. Я объяснила, что занята по горло.

– Не повезло мне, – откликнулся он. – Но на вечеринке-то у Барнардов будешь сегодня?

Поглощенная медицинской картой пациента, я рассеянно отозвалась:

– На какой вечеринке?

– Хм, не может быть, чтоб ты не знала! Барнарды празднуют двадцатипятилетие свадьбы, а их дочка – день рождения, ей двадцать пять. Они чуть не всю округу наприглашали.

– А-а! Ну конечно же! Что-то я, как ватная. Да, появлюсь ненадолго, если люди хоть на часок прекратят ломать руки, рожать детей, болеть пневмонией и тому подобное.

Дик расхохотался.

– Ну так там и увидимся!

На вечеринку я пришла уже около девяти вечера. Приехала дочка Барнардов – Джун, она училась на филологическом факультете в Квинслендском университете. Я мельком видела ее за завтраком – невысокая, привлекательная, похожая на мать. Было в ней что-то и от отца – открытость, дружелюбие. После получения диплома Джун планировала преподавать в средней школе.

От гостей отель уже по швам трещал, я едва пробилась в парадную гостиную, где оркестр наяривал веселую танцевальную музыку. Я поздравила Барнардов с годовщиной и пожелала всего наилучшего Джун. Тут Билл, – я его даже сразу не узнала в красивом темном смокинге, белой рубашке и при галстуке, – весело проговорил у моего уха:

– Разрешите пригласить вас на первый танец?

– О, Билл! – в отчаянии выдохнула его сестра. – Что ты пристаешь к доктору Фримен? Она такого не заслужила. Не желает она танцевать с детсадовцами!

– Танцую я, сама знаешь, очень даже ничего. Спорю, ей лучше со мной, чем с твоим лохматым дружком, который, слава тебе господи, не прикатил! – мило парировал он.

– С удовольствием потанцую с тобой, Билл! – рассмеялась я. – Но боюсь, я-то танцую совсем плохонько. Однако, если согласен пострадать…

– Специально надел самые крепкие туфли, – заверил он, отвечая гримасой на отчаяние сестры, и мы отправились кружиться.

Танцором он и вправду был неплохим, и мы приятно повальсировали по залу, учитывая, что я-то плачевно давно не практиковалась. Когда танец кончился, Билл совершил маленькое чудо: раздобыл для меня стул – подвиг не слабый при таком скоплении народа и очень своевременный после моего хлопотливого дня.

– А теперь, – жизнерадостно объявил мальчик, примащиваясь рядом со мной на подлокотник, – тут перед тобой чуть не половина населения Виллоубанка. Желаешь познакомиться с кем-то особенно? Или просмотрела кого совсем уж хиленького, как кандидата себе в пациенты?

– Дай мне от них пощады хоть на минуточку! – взмолилась я. Снова грянула музыка, и я заметила Дика Бейнса – от танцевал с дамой приблизительно его лет – тоненькая блондинка с поразительно зелеными глазами. Я их еще днем встретила по пути с домашнего вызова. Дик скакал верхом на Капитане, а его спутница – на одной из лошадей Шредера. Я улыбнулась в тот момент, мимолетно подумав: Дику не потребовалось много времени, чтобы найти мне замену.

– А кто та дама, с которой танцует Дик Бейнс?

– А, это миссис Метленд. Живет в Виллоубанке, получила дом, когда развелась пару лет назад с мужем. Приемщица в регистратуре у дантиста в Авроре. Недурна, а?

– Очень даже. И, думаю, Дик согласен с нами.

– Да, он за ней ухаживает. Ездят вместе верхом довольно часто, играют в теннис, плавают, всякое такое. Но если спросишь меня, ей больше нравится Карл Шредер, а не Дик.

– А он тут?

– Э, вряд ли. Во всяком случае, я его не видел. Шредер не из тех, кто увлекается походами в гости, а уж тем более после убийства. Раньше они с Элинор все-таки ходили в гости. А вон, кстати, и Джек Лантри! Ну помнишь, его Элинор бросила.

И Билл кивком головы указал на высокого человека лет сорока, худощавого, унылого, с длинными, чуть небрежно причесанными каштановыми волосами. В костюме и при галстуке он явно чувствовал себя неловко. Наблюдая за танцующими, Лантри подпирал дверной косяк, вежливо улыбаясь полной средних лет леди, та что-то длинно ему рассказывала.

– А рядом миссис Страффорд, жена начальника почты, – назвал Билл собеседницу Лантри. – Сегодня не подслушивает, а для разнообразия говорит сама. Нет, чтоб я пропал! – перебил он сам себя, и я увидела, что изумило его.

В дверях возник Карл Шредер, руки в карманах смокинга, внимательно, и явно ничуть не смущаясь, смотрит на толпу. По залу пробежал быстрый шепоток: появление его удивило многих. Шредер как будто ничего не заметил, направляясь через зал к Барнардам.

Твит, кот Барнардов, ни капельки не обеспокоенный шумом и суетой, осторожно пробираясь сквозь толчею ног, заметил Билла и меня, подошел и, лениво помахивая хвостом, прыгнул мне на колени и стал умываться.

Я ласково погладила его шерстку и сказала Биллу:

– Напротив Городского Холла стоит дом с большим таким садом, в кустарниках, деревьях, а вокруг кирпичная ограда. Чуть не каждый день, проезжая мимо, я вижу на ней большущего белого персидского кота. Точно гипсовая фигура лежит. Первый раз я даже приняла его за гипсовое украшение.

– Это Снежок! А дом принадлежит Роджерсонам. Снежок у нас прямо как дорожный знак – всегда на месте.

– А это кто?

Вошел мужчина лет тридцати с хвостиком, высокий, худощавый, как Джек Лантри, на вид тоже сильный и мускулистый, но в нем не было огрубелости от физической работы, как у Джека.

– А это человек, с которым ты непременно должна познакомиться! – с энтузиазмом объявил Билл. – Без возражений! Наш самый завидный холостяк! Зовут – Дэнис Палмер. Занятие – джентльмен, фермер, почти профессиональный игрок, но главнее всего – фотограф. Может, замечала его имя на стереоскопических календарях?

– Может быть, не помню. Он вправду хороший фотограф?

– Настоящий художник с камерой! Иллюстрирует книги, снимает пейзажи для туристических путеводителей, для журналов. Ну как? Ты потрясена?

– И очень даже!

– Не двигайся с места! Мигом притащу его к тебе. Правда, особо и тащить не требуется: стоит ему приметить хорошенькую девушку, как Дэнис тотчас знакомится с ней.

– Благодарю, – рассмеялась я, и Билл умчался. Интересно, чуть обеспокоилась я, что он наговорит Палмеру? Но вряд ли впечатление фотографа обо мне озарит или омрачит мою жизнь, так что, в общем, неважно.

Я увидела, как Палмер обернулся на Билла, потом глаза его остановились на мне, и, не успела я отвести взгляд, он улыбнулся. Дэнис последовал за Биллом, тот, познакомив нас, добавил:

– Извините, что-то мне моя обожаемая сестрица сигналит! Надо подойти, не то влетит!

Твит, надменно взглянув на Дэниса, спрыгнул с моих колен и двинулся к выходу. А мы с Дэнисом отправились танцевать. Танцевал он блестяще, и хотя у него не было эффектности Дика, зато он был забавен и неотразимо обаятелен. Явно не из тех, кого можно проглядеть в суете. И не из тех, кто легко забывается.

После танца мы вышли на веранду, куда по случаю праздника вынесли столы и стулья. Дэнис раздобыл для нас выпивку.

– Могу я вас кое о чем спросить? – начала я. – Вы фотограф и – очень хороший, судя по рекомендации Билла. Отчего же живете в такой глуши? Ведь, наверное, это неудобно даже для вашей работы.

Он покачал головой.

– Для меня совсем наоборот. Хотя и не всякому в моей профессии подойдет. Да и Виллоубанк совсем не такая уж глушь, хотя, правда, и не на заезженной дороге. Но, в общем, меня мотает по всей Австралии, так не все ли равно, откуда уезжать? И нравится мне тут. А до Брисбейна и всего-то каких-то два с половиной часа!

– Ничего себе! А я трачу не меньше трех, даже если на шоссе никого, кроме меня!

– Что такое ваш «остин» против моего «альфа ромео»! – озорно улыбнулся Дэнис. – А еще что понарассказал про меня Билл?

– Что вы – фермер и игрок почти профессиональный. – Про завидного холостяка я умолчала.

– Хм, довольно лестно. Фермер – это оттого, что у меня ферма совсем маленькая, но крепкая, а игрок, – он пожал плечами, – эту сторону моей жизни местные здорово преувеличивают. Я с ними не ссорюсь, это придает мне загадочности.

Я рассмеялась.

– А давно вы в Виллоубанке живете?

– Уже года три, но часто разъезжаю.

У меня чуть не вырвалось: «Тогда, значит, вы знали Элинор Шредер!» – но я вовремя сдержалась. И так меня чересчур заносит в трагедию Шредеров, надо держаться подальше. Но меня не оставляло подспудное ощущение – ведь в этом зале наверняка находится убийца!

– К сожалению, не видела ваших фотографий. У вас особая специализация?

Дэнис испытующе смотрел на меня, и я догадалась – он понял, сказать я намеревалась другое, и еще я почувствовала, что мало что можно спрятать от этих зорких наблюдательных глаз.

– За что платят, то и фотографирую. Хотя все-таки представить себя в городском салоне, щелкающим бесконечную вереницу сияющих невест и миленьких вопящих младенцев – бр-р! Снимки для новостей еще куда ни шло, делал их регулярно, пока не убедил себя – попусту трачу свои таланты. Сейчас я свободный художник.

– А что больше всего вам нравится снимать?

– Птиц. Жизнь природы во всех проявлениях. Даже домашних животных. Тут всегда надо быть начеку, ловить любопытный момент, обычно для снимка отпускается одно мгновение. Но все-таки больше всего – птиц.

– Почему?

– Сфотографировать их красиво – крайне сложно. Но легкодоступное мне не по нраву. – Он взглянул на меня. – Завтра, например, планирую поснимать морских птиц для журнала. Желаете со мной? Посмотрите, как это делается.

– Ну… – заколебалась я, – зависит от того, сумею ли вырваться. И больше двух часов мне не выкроить.

– Я где-то под вечер собираюсь, хочется сделать пару снимков на фоне заката. Значит – придется поползать по скалам, песку, траве. Причем, тихонько и осторожно, как охотнику. Это нелегко, но мне кажется, вы из тех, кому это может быть интересным.

– Мне интересно. Если сумею вырваться, с удовольствием пойду.

– Пойдешь – куда? – осведомился сбоку Дик. – Хэлло, Джеки! Дэнис, Джеки – это Эйлза Метленд.

Привлекательная миссис Метленд и я обменялись приветствиями, и Дик повторил:

– Так куда он тебя сманивает?

Я рассказала, и Дик присвистнул.

– Ого! Вот это честь! Ты себе не представляешь! Он, считай, обрез в сумке держит, чтоб отпугивать посторонних, когда работает.

– А это, – спокойно парировал Дэнис, – зависит от ума моих спутников, дорогой мой. Твое, к примеру, представление об охоте – скакать галопом и распевать во всю глотку дикие песенки. – Он принес еще два стула. – Подсаживайтесь к нам.

Вечер мне очень нравился. Перезнакомилась с доброй половиной Виллоубанка, натанцевалась больше, чем за все годы моей послестуденческой жизни, и никто ни словом не обмолвился про убийство. Правда, случая поговорить с Карлом Шредером не выпало, но я и забыла про него напрочь. По-моему, и все забыли, держаться он умудрился совсем незаметно.

После ужина я сидела в гостиной, болтая с Джун, когда увидела: вошел Джек Лантри. Волосы растрепаны, галстук сбился набок, он явно был пьян. Уголком глаза я видела – он с преувеличенной осторожностью пробирается в нашем направлении, но так как знакомы мы с ним не были, я предположила: идет он к Джун. Однако через минуту, чуть запинаясь, рядом произнесли:

– Извините, доктор!

– Да? – повернулась я.

– Не могли бы вы… – Джек умолк, словно бы припоминая, что же намеревался сказать. Он оказался даже пьянее, чем мне показалось, в поведении его сквозила агрессивность, и я чуть-чуть забеспокоилась.

– Не желаете ли, – начал он снова – потанцевать?

– Благодарю, но я устала. Извините.

– Жарко больно тут, – отходить он явно не собирался.

– Правда? – откликнулась я как можно вежливее и снова отвернулась к Джун, но отвязаться от Лантри оказалось не так-то просто.

– Извините, доктор, а как по-вашему, искупаться – так станет прохладнее?

– Конечно, – теперь я даже не обернулась к нему.

– Вот хорошо. Значит, пойдем поплаваем со мной завтра.

– Простите, но на завтра меня уже пригласили.

– Кто? – резко потребовал он.

– Мистер Лантри, мне кажется, вы устали. Почему бы вам не посидеть на веранде? Вам сразу станет легче.

Он подошел совсем близко, его покачивало, я с беспокойством увидела, что он навис надо мной. Я хотела было встать, но потом решила, что чем меньше движений делать, тем скорее он угомонится: я видела – опьянение его принимает агрессивные формы. У Джун вид был смущенный, и я гадала – заметил ли кто еще выходку Лантри.

– С кем на свидание идете? – не отставал тот.

– Идите на веранду, я принесу вам лекарство, и вам полегчает, – профессиональным успокаивающим тоном сказала я, поднимаясь, как я надеялась, тоже профессионально деловито.

– Не надо мне ничего! – Лантри схватил меня за руку. – Прекрасно себя чувствую. С кем?

– С мистером Палмером, – вздохнула я. – А теперь, если вы…

– С этим хорьком! С этим поганцем! – ухмыльнулся он. – Ладно. А в следующее воскресенье? Поплаваем? А?

– Боюсь, это невозможно, – ответила я ему вежливо, но твердо.

– У доктора Фримен свидание со мной. – Карл Шредер взял Лантри за руку. – Но, может, на какой другой день сумеешь договориться. Пойдем, Джек. Тебе домой пора.

– Поганец! – рявкнул Лантри уже на крике. На него обернулись.

– Все поганцы! Все! Вы подальше от них, доктор, держитесь! Вы в порядке! Но они все – дрянь…. все! Убери руки! Грязный ползучий… втируша…

– Уверен, доктора Фримен мои личные качества не интересуют, – невозмутимо оборвал Карл. – А теперь, двинулись, не то опоздаешь.

– Опоздаю? Куда это? – неуверенно переспросил он.

– Неужто забыл? Не может быть! – Брови Карла взлетели. – А контракт на древесину подписывать? Сам говорил, встреча для тебя важная. Поторопись же!

Джек отпустил мою руку.

– Запамятовал что-то…

– Пойдем, пойдем, – тянул Карл. – Еще успеешь.

– Никуда я с тобой не пойду! – подобрался Лантри.

– Не со мной. С Диком. Он же тебя домой везет. Или тоже забыл? – Карл увлекал Джека к выходу.

Все еще недоумевая, Лантри позволил увести себя, и по залу разнесся почти слышимый вздох облегчения.

– Блестяще! – коротко прокомментировала Джун. – А то я уже начинала беспокоиться, до чего он дойдет. Подумала, еще буянить начнет.

– Такая мысль, – призналась я, – навещала и меня.

Через несколько минут Карл вернулся к нам.

– Извините, что поздно заметил. Никогда прежде не видел Джека пьяным. Обычно он совсем не такой.

– Спасибо, что выручили, – улыбнулась я.

Он тоже улыбнулся: неожиданно напряженность с лица у него исчезла, и обнаружились мальчишеские, неотразимо озорные ямочки, а голубые глаза заискрились весельем.

– Сказал ему, что у нас в воскресенье свидание. Вы же не захотите делать из меня вруна?

На лице у меня написалась остолбенелость, вполне соответствующая моим чувствам. Неужели это тот самый человек, который обвинял меня в шпионстве?

– Но наговорив про контракт, вы и так стали вруном.

– Так не отягчайте мои прегрешения.

Я быстро взглянула на него, проверяя, почудилась мне или нет нотка горечи в его голосе.

– И в мыслях не имела. Если объясните цель свидания, с радостью приду… если позволят пациенты.

– Хочу показать вам здешние красивые уголки, мне во всяком случае они кажутся красивыми. – Карл примолк, лицо у него стало серьезно, глаза напряженно искательными. – Два раза я вел себя с вами исключительно, непростительно грубо. Не хочется иметь это на совести. Вот и стараюсь загладить вину. Доброй ночи.

И, развернувшись на каблуках, не дожидаясь моего ответа, он отошел.

– Вот это да! – Джун наблюдала за мной удивленно и насмешливо. – Никогда такого странного приглашения не слыхала! Ты, правда, примешь его?

– Тоже ушам не верю, – улыбнулась я, – что мне назначают свидание из угрызений совести. Но вряд ли устою.

И, пожелав доброй ночи хозяевам и моим новым друзьям, я отправилась спать. Лишь гораздо позднее я сообразила, почему так удивилась Джун. Мне и в голову не пришло, что я согласилась на свидание с человеком, которого подозревают в убийстве жены.