Текст книги "Фальшивый грош"

Автор книги: Эстел Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Такова уж человеческая натура, интерес мой к трагедии поугас за последующие недели, просто оттого, что не поступало свежей информации. Газеты, выдоив все, что могли из убийства, дня через три переключились на другое. К моему облегчению, власти совершенно справедливо решили, что вряд ли я смогу что-либо добавить новое к свидетельствам других, и не вызвали для дачи показаний. Особых возражений против этого у меня не было, но к началу расследования я уже уехала в Мельбурн на свою временную должность и не испытывала желания лететь в Квинсленд только ради того, чтобы на десяток минут предстать перед судом короны и повторить то, что уже сказали другие.

В письме домой я поинтересовалась, что выяснилось на суде, но мать ответила только, что слушание отложено, а дату сообщат позднее. Я была занята собственной жизнью и пока вернулась в Брисбейн, дело Шредера стало для меня далеким и нереальным.

Даже теперь, когда я опять ехала в Виллоубанк в первый раз с того уикэнда, я и думать не думала об убитой Элинор. Все внимание я сосредоточила на дороге – насколько могла разглядеть ее.

Монотонный ритм «дворников» едва успевал за потоками дождя на ветровом стекле, и я не успевала следить за кинжально прямыми, короткими лучами фар, поэтому я совсем сбавила ход, жалея, что не выехала из Брисбейна раньше, тогда, пожалуй, и добралась бы до места засветло. Тут что, всегда идет дождь? – раздраженно и несправедливо подумала я.

Когда мать несколько часов назад сказала: «Джеки, ты бы поторопилась», я небрежно отмахнулась: «Езды-то часа на три всего! Не сафари через весь контитент, да и дорога знакомая!» В Виллоубанк ездила я меньше года назад, когда дядя Пимброк впервые предложил мне взять его практику на время отъезда в Англию.

«Конечно, – сказал он тогда, – уедем мы не раньше мая. Жена считает, что чудесно бы поехать на Рождество, но я не собираюсь менять летний Квинсленд на декабрьский Норфолк, не в нашем возрасте!»

Сейчас стоял только январь, но неделю назад он позвонил мне: сестра его жены в Норфолке попала в автокатастрофу, и миссис Пимброк не терпелось поехать. Не могу ли я приехать сейчас же? Пронеслась лихорадочная неделя: я бешено крутилась, подчищая дела, расплачиваясь с обязательствами. Вот, пожалуйста, результат: мой «остин-1800» чуть не наощупь катит в потемках, в летнюю грозу по дороге, которая оказывается не так уж мне знакома, как я наивно воображала. Обитатели Виллоубанка – все его три сотни или сколько их там – оставались без врача с предыдущего утра, но живут они всего в двенадцати милях от Авроры, города куда больше их, где есть две больницы и восемь-десять врачей, так что не такие уж огромные неудобства они испытывают.

Я кинула взгляд на спидометр. По моим подсчетам должна бы уже приехать. Миновав белый мост, я слегка нахмурилась: я не помнила, чтобы в тот раз ехала мостом, но не помнила я и других примет дороги, так что, может, был и мост. Однако, лучше все-таки притормозить у первого же дома и спросить, правильно ли я еду.

Почти тут же в пелене дождя замаячил дом, совсем рядом с дорогой, справа. Свет в окнах горел, и, остановив машину, я стрелой полетела под козырек крыльца. Так как когда я уезжала из Брисбейна, дождя не было, плащ мой лежал, заботливо упакованный на дне чемодана в багажнике. Нажимая кнопку звонка у парадной, я ощущала, как штормовой ветер пронизывает меня до нутра, летнее платье не защита, а липкая жара дня превращается в леденящий озноб.

Нетерпеливо я позвонила второй раз – над крыльцом вспыхнул свет, и дверь распахнулась: на пороге, преграждая вход, стоял высокий мужчина лет тридцати; в руках у него книга, а в глазах – явно враждебный блеск.

– Что угодно?

– Извините, но я…

И пораженно споткнулась – я узнала Карла Шредера. Конечно же! Ну и идиотка я! Мост был новый – построенный взамен того, снесенного в наводнение. Спеша миновать дождь, я свернула не на ту дорогу и не узнала дом, мчась от машины.

– Так что же?

На миг я испугалась его и разозлилась на себя: он, пожалуй, заметил, как изменилось у меня лицо, когда я узнала его.

– Э… э… боюсь, я… то есть, извините за беспокойство, – несвязно мямлила я, – Я в Виллоубанк еду, и мне показалось, свернула вроде бы не туда.

Он посмотрел мимо меня на хвостовые огоньки моей машины.

– Похоже на то, если машина стоит по направлению пути.

Отступив, Шредер пригласил меня войти. Огромным усилием воли я заставила себя не смотреть на то место, где лежал тогда труп Элинор. Не отрывая глаз от лица Шредера, я все-таки успела заметить, что ковер сменили: вместо золотистого лежит темно-зеленый, и мебель не то переставили, не то сменили. Карл Шредер старался изгнать видение трупа жены. Интересно, насколько ему это удалось.

– Откуда едете? – на лице у него ни промелька узнавания, никаких воспоминаний с той ночи у него не зацепилось.

– Из Брисбейна.

– Да, не на ту ветку свернули на развилке перед мостом. Возвращайтесь, повернете после моста направо, а уж оттуда город всего в нескольких милях.

Он рассмотрел, что я вымокла до нитки.

– Вы замерзли…

– Ничего. Еще десяток минут – и я на месте. Извините еще раз за беспокойство.

Он не ответил, но свет над крыльцом оставил гореть, пока я добежала до машины. Пустив мотор, разворачиваясь, я оглянулась, чтобы помахать в знак благодарности, но он уже скрылся в доме и запер дверь.

Я снова проехала по мосту, свернула на другую ветку и через минуту уже въезжала в крохотный городишко. Виллоубанк был таким, каким мне помнился: с широкой главной улицей, обрамленный тропическими деревьями с ярко-красными цветами.

Пока Пимброки были в отпуске, дом их должны были ремонтировать, и мы договорились, что поселюсь я в отеле, и скоро я увидела его на дальнем углу главной улицы. Здание старое, но ухоженное, довольно симпатичное – длинное, приземистое, с белыми обшивочными досками и зеленой, из рифленого железа, крышей. Длинная веранда почти на уровне земли, вокруг ее опор вьются розы. Однако особо вникать в архитектуру я не стала – схватила свою докторскую сумку, чемодан и помчалась в холл.

Хозяином по-прежнему был Том Барнард, они с женой тотчас вышли встретить меня и проводили в мой номер – небольшой: спальня, гостиная и ванная, обставленные разумно и уютно.

– У вас, доктор Фримен, личный телефон, – объяснил мне Том. – Напрямую соединен с почтой, через коммутатор не проходит. Не то чтобы, правда, – усмехнулся он, – отель мог похвастать коммутатором.

Я улыбнулась. Мне Барнарды понравились еще в тот раз, год назад: симпатичные простые люди.

– Приятная неожиданность в таком городке, – прокомментировала я, оглядывая то, что должно было стать моим домом на целый год.

– У нас тут директор школы жил, холостяк, – объяснила миссис Барнард. – Целых одиннадцать лет жил, так что в комнатах все устроено для него. В прошлом году он ушел на пенсию, а новый, женатый, снял себе дом – вот номер и стоит свободный. Ваш приезд вместо доктора Пимброка устраивает нас лучше некуда. А теперь быстренько переодевайтесь. Вы ведь, наверное, и не обедали еще?

– Нет. – Я начала ощущать и последствия пропущенного ланча.

– Других гостей у нас нет, а сами мы уже пообедали. Так что приготовлю что-нибудь и принесу сюда. Или хотите, – она приостановилась в дверях, – посидите с нами в гостиной, там пообедаете? У нас камин топится, а то холодина сегодня, прямо нелепая для конца января.

Я ответила, что с удовольствием пообедаю в их компании. И через пятнадцать минут уже насыщалась бифштексом в гостиной, познакомившись с шестнадцатилетним сыном Барнардов Биллом – высоким долговязым школьником с взлохмаченными волосами и дружелюбной ухмылкой, и семейным котом, сонным Твитом: тот вежливо потерся о мои коленки и снова удалился на подлокотник кресла у камина. Бен Шорт, работник, то дремавший, то почитывающий газетку, кивнул в знак того, что узнал меня.

Когда миссис Барнард принесла бифштекс, я извинилась, что приехала так поздно и причинила ей столько хлопот.

– Планировала добраться засветло, но такой дождина, еле ползла. Да еще повезло! Я и до сих пор могла бы катить невесть куда, свернула у моста неправильно. К счастью, у меня отложилось, что в тот раз моста я вроде как не проезжала, так что притормозила у первого же дома и спросила дорогу. Конечно, когда дверь открыл Карл Шредер, я поняла, где я. Под дождем и дом-то его не узнала.

Барнард взглянул на меня.

– Ах, ну конечно же! Вы ведь были с нами в тот вечер, когда убили Элинор. А Карл вас узнал?

– Нет, – покачала я головой. – И немудрено. Я сама почти забыла все. Уехала в Мельбурн на несколько месяцев, и из головы все вон.

– Для нас странно, – усмехнулся Том, – что кто-то мог забыть. Большая тайна Виллоубанка.

– Тайна? – подняла я на него глаза. – Разве убийство еще не раскрыли?

Он наклонился и помешал огонь.

– Нет. Да и вряд ли раскроют когда.

– Бедный мистер Шредер, – заметила я. – Не удивительно, что встретил меня так враждебно. Подумал, наверное, что я репортер и явилась ворошить старую сенсацию – поразведать, не теплится ли еще в ней жизнь. А вообще, – легкомысленно добавила я, – почему же его не арестовали? В подобных случаях муж – подозреваемый номер один!

Я занялась обедом, но наступившее молчание заставило меня недоуменно вскинуть глаза. Все неотрывно смотрели в огонь.

– Извините. Брякнула глупость. Забыла на минутку, что трагедию тут воспринимают очень лично. В тот вечер и меня глубоко задело убийство, хотя я и посторонняя тут. Не следовало забывать. Глупо с моей стороны.

Я ждала, что они сменят тему, но – может, из-за дождливого грозового вечера, располагавшего к таинственным историям, или потому, – как мне хотелось бы думать – что они одобряли то, что знали обо мне, но Барнарды охотно пустились обсуждать трагедию Шредеров.

Миссис Барнард спокойно сказала:

– Вы не первая, дорогая, предполагаете, что главный подозреваемый – Карл Шредер. Тогда так думали многие, и полиция в том числе. И не сомневайтесь, до сих пор многим так кажется. И может, даже полиции.

– А я бы не сказал, – сухо вставил Бен Шорт. – Некоторые считают, что она получила по заслугам. Вот и все.

– А, брось ты, Бен, – Билл оторвал голову от учебника, который ему, наверняка, полагалось учить. – Не то еще доктор Фримен решит, что мы тут с приветом. Да и кому доставило удовольствие увидеть Элинор мертвой? По-моему, ее все любили, если послушать, как говорят о ней сейчас.

Бен, передернув плечами, поскреб подбородок.

– Ну да, многим она нравилась. Я-то про Джека Лантри думал.

– Это тот, которого Элинор бросила ради Шредера, – пояснил Том.

Я кивнула: история всплывала в памяти в подробностях.

– Доктор Пимброк говорил мне, – заметила я. – Помню, в ту ночь велись розыски в надежде на случайный шанс, что убийца еще там. Куда ж он мог исчезнуть после аварии моста? И потом, никаких следов не обнаружили?

– Ничегошеньки! – покачал головой Том. – Скорее всего, убийца, кто бы он ни был, переплыл реку. Поговаривали, что он мог воспользоваться лодкой, переправиться на ней в оба конца. Ведь в Виллоубанке лодки у многих. Но все видели – река поднимается, и даже те, кто обычно оставляет лодки на берегу, отволокли их повыше. А то и домой отвезли. А весел на берегу вообще никто не бросает. И не нашли следов, чтоб какой-то лодкой пользовались. Невозможно же, чтоб человек в одиночку протащил лодку по земле – пусть хоть и ялик – и не осталось следов. Лично у меня объяснение одно – удрал убийца вплавь.

– А у Шредера есть алиби? – поинтересовалась я. – Дома его ведь не было. Так с кем был? Видел его кто-то?

– Нет. Выяснилось, никто его не заметил, кто мог бы опознать. Помните, какой вымокший явился он тогда в отель? Натурально, полиция ухватилась за это. Когда стали расспрашивать, где он был, ответил – на машине катался, так, по окрестностям, один. Заехал на приморский курорт, бродил по пустынному пляжу.

– Под проливным дождем? – скептически вставила я. – С какой стати?

– Это же, – усмехнулся Барнард, – захотелось выяснить и полиции. Карл признался, что поссорился с Элинор и уехал выпустить пары. Ссору между Шредерами слышал Тед Уиллис, но не пожелал распространяться; Карл ему нравится, и ему не захотелось ухудшать для него ситуацию. Но в общем, в конце концов, Тед признался – баталия разгорелась жаркая. Карл обвинял Элинор в измене и явно распалился не на шутку. Но, настаивал Тед, ни словом не угрожал ей, хотя, по-моему, это уже неважно.

– А сами Уиллисы? Они-то были там, реку им переплывать не нужно.

Барнадр покачал головой.

– Они присягнули насчет действий друг друга, но что гораздо важнее – убивать у них не было ни малейшего повода. Ну ни чуточного.

– Понятно. Похоже, Карл Шредер увяз по шейку. А как же тогда он еще дома и открывает дверь заблудившимся водителям?

– Из-за одного совсем простого обстоятельства, – откликнулась миссис Барнард.

– Угу, – покивал ее муж. – До того простенького, что едва верится. Карл не умеет плавать!

Том оказался прав – верилось с превеликим трудом; тем более, что передо мной живо возник образ спортивного крепкого мужчины, которого я недавно видела.

– Плавать не умеет? – недоверчиво откликнулась я.

– Вот именно. А раз полиции не удалось найти следов, что пользовались лодкой, получается, единственно, как мог удрать убийца – вплавь, да вдобавок и пловцом должен быть сильным. Вы же видели, какая была речка в ту ночь. Даже для двух гребцов на лодке – не подарочек.

– Нет, но чтобы Карл Шредер… и не умел плавать? – в голосе у меня звучало сомнение, как и в душе. – Это же просто невероятно!

– Не поверили многие. А иные и до сих пор сомневаются. Полиция недвусмысленно продемонстрировала, что и у них такое вертится на уме. Но Шредер твердо стоит на своем. Попробуй докажи обратное – хитрая штука.

– Но и его утверждения не доказать!

– Верно. Вот и завязло дело. Из местных никто не помнит, чтобы видели, как Шредер плавает. Полиция связалась с его знакомыми в Англии, среди них не один не мог утверждать наверняка, плавает он или нет. А в Восточной Германии, как я понял, власти сотрудничать не рвутся. След и оборвался. Мы знаем, что на пляж с Элинор он ходил, и плавки в шкафу у него нашли. Шредер охотно признался, что занимается серфингом. Сказал, что на пляж ходил за компанию с Элинор, ему нравится освежиться на море в жаркий день. Но, как он правильно заметил, полно людей занимаются серфингом, не умея плавать. На том все и кончилось.

Я задумчиво потерла подбородок указательным пальцем.

– Значит, – вслух размышляла я, – из-за того, что рухнул мост именно в тот час, ломается все дело. Может, только из-за крушения убийце и удалось улизнуть.

– Или невиновному не придется представать перед судом. Ведь насколько всем известно – единственная улика против Шредера – у него есть мотив. Остальные свидетельства против совсем шаткие. Правда, против другого – и вовсе никаких.

Я взглянула на Тома.

– А кто, кроме Шредера, выиграл от смерти Элинор?

– Никто, насколько можно судить. Карл получает ферму и какие-то деньги. Сколько – не знаю. А других крупных наследников по завещанию не было.

– Она была из тех, кто легко наживает врагов?

– Ни про одного не слыхал.

– А Джек Лантри?

– Джек? – Барнард покачал головой. – Что-то не представляю себе Джека в роли убийцы. Да если б он вздумал проучить Элинор, давным-давно бы проучил. Нет, тут не вяжется. Скорее уж Джек Карлу отомстил бы, если б был уверен, что он намеренно увел девушку. Но – не Элинор, ей бы не стал. А уж убивать бы – ни за что!

Я оглядела Барнардов. Смерть Элинор Шредер снова стала близкой и реальной, хотя я и отрицала свой интерес к ней. Огонь в камине догорел, но все продолжали машинально смотреть туда, погруженные в свои мысли. Даже Билл, позабыв про учебник. Я гадала, узнает ли кто из них правду – какой там она окажется?

– А как вы думаете? – спросила я.

– Шредер не убивал, – тихо, но твердо заявила миссис Барнард.

– Ни в миллион лет, – согласился Том. – Он парень симпатичный.

– Симпатичные парни, – сухо высказалась я, – бывало, совершали премерзкие поступки, когда подопрет. А как насчет «другого»? У Шредера действительно были основания полагать, что «другой» существует?

– Сказать нелегко, – осторожно заметил Том. – Не знаю, с чего у него возникли подозрения. Мы никогда ни про что такое не слыхали. Так что был другой или нет – не знаю. Сплетен не доходило, а уж наш бар сплетни не минуют. Но Карл, значит, считал – был.

Итак, все указывает на Шредера, хотя неопровержимых улик нет. Если он невиновен, мне его жалко.

– О, он, конечно, невиновен.

– Версия, что не умеет плавать? – улыбнулась я. – Очень для него удобная, но сомнительная.

Все молчали, и я почувствовала, что и их не убеждает этот пункт. Билл уткнулся в свою географию, миссис Барнард наклонилась и гладила Твита, а Том отошел к окну.

– Нет, ну плавать-то он, во всяком случае, не умеет, – убежденно заявил Том. И добавил, отодвинув штору: – Дождь вот-вот кончится. Гроза, по-моему, так, мимолетная, а завтра денек разгуляется. Жарко будет, и мы только удивляться будем – и зачем это разжигали сегодня камин.

Бен, поднявшись, пригладил седые волосы и зашагал к двери.

– Не стоит, доктор Фримен, ворошить дело Шредеров, – угрюмо, не глядя на меня, буркнул он.

Я, вздрогнув, оглянулась.

– Но я и не собираюсь. Однако – почему?

– Вы, молодые, все одинаковые. Глаза горят, бросаетесь в погоню, очертя голову, даже не задумываясь – все-таки это не пьеса по телевизору. В городке – убийца. Не забывайте про это. Доброй ночи.

Когда он вышел, я улыбнулась.

– Не забуду. Да и не собираюсь вовсе играть роль детектива, обещаю. – Я взглянула на часы. – Сбегаю в приемную, осмотрюсь, как так, что.

– Завтра ведь праздник – День Австралии. Не будете же вы вести врачебный прием, а, доктор? – спросила миссис Барнард. – Когда вам завтрак подавать?

Я согласилась, приема, конечно, в такой день вести не буду, просто сбегаю, посмотрю, а принимать стану только экстренные случаи, так что завтракать я решила в нормальное время.

– Между прочим, – добавила я, – как я поняла со слов доктора Пимброка, телефон в приемной соединили с моим домашним, я смогу переключаться с одного на другой, в зависимости, где буду. Но если мне позвонят сюда в мое отсутствие, вы послушаете?

– Конечно, – заверила миссис Барнард с приятной улыбкой.

– В маленьком городке есть одно преимущество – связь через дежурного, – усмехнулся Том, – Страффорды наверняка узнают, кто вам звонит, если это кто из местных, и десять против одного, им будет известно, где вы, разыщут вас. Могу вас заверить, о жизни нашего городка им известно во всех подробностях.

Билл зевнул.

– Заодно предупредил бы доктора Фримен, что ее телефонные разговоры будут не строго личные.

– Ох, Билл! Мы же не знаем наверняка, подслушивают Страффорды разговоры или нет! – мягко возразила его мать. – И они очень полезны.

– Ммм, – Билл легонько дернул за хвост Твита. – Доказательств действительно нет. Но у них на редкость полная информация о местных жителях, но хоть не сплетничают – и то хорошо. Э… не слишком много, – и, обрывая новые протесты матери, с обаятельной ухмылочкой взглянул на меня: – Если пожелаете осмотреть наш городок завтра, доктор, гид – то есть я – в вашем распоряжении. – Он поклонился, а я рассмеялась. Билл мне нравился тоже.

– Ловлю тебя на слове. Если будет время… – И я отправилась в приемную – она располагалась почти напротив, через дорогу – по легкому, почти угасшему дождичку. Проведя там часок, я вернулась в отель распаковываться, а потом приняла душ и отправилась в постель.

Перед тем как улечься, я выключила свет и, раздвинув шторы, выглянула – узнать, что творится на улице: дождь перестал совсем, облака разошлись, и проглянула полная луна. В воздухе пахло прохладной землей, мокрыми листьями. Я глубоко вздохнула – довольная, что я – живая, и у меня перспектива работы на целый год в пресимпатичном городишке.

Зевнув, я скользнула между белыми хрустящими простынями, пахнущими солнечным светом. И с чего это Бену вздумалось предупреждать меня, чтоб я не ввязывалась в трагедию Шредеров? Как странно! С какой стати мне ввязываться? Конечно, мне любопытно, но просто как стороннему зрителю; ни малейших намерений расследовать убийство у меня нет. Свободно могу выбросить все из головы.

Не моя это печаль!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Утро наступило ясное, почти безоблачное, и очень жаркое. С трудом верилось, как и предсказывал Том, что накануне мы грелись у камина. Все утро я знакомилась с отелем, с приемной, обживала свою комнату. В приемной я вправила одно растянутое колено, перебинтовала руку и около одиннадцати уже разыскала Билла, одетого в шорты: он мыл машину.

– Не пропала еще охота показывать достопримечательности Виллоубанка?

Мальчик весело кивнул.

– Через пять минут готов! А если предпочитаете дешевый тур, можно пройтись до угла и посмотреть все там.

– Ну нет! Так легко тебе не отвертеться! Я желаю осмотреть поподробнее – где кто живет, все пути-дороги. Пригодится в будущем.

– А-а, я-то думал, что тут притягательность моего рокового обаяния, – пожаловался Билл с миной трагической жертвы. – А она решила, что я могу быть полезным. Эй! – просветлел он, – подумай только, в один прекрасный день, может, спасешь чью-то жизнь, потому что я указал кратчайший путь к дому. Я – Уильям Барнард, спаситель пока еще неведомого страдальца!

– Заткнись! – рассмеялась я. – И кончай с мытьем.

Гидом мальчик оказался очень сведущим, просто кладезь информации о местных жителях, комментировал все забавно и дельно. Хотя Билли нравилось строить из себя клоуна, был он явно пареньком умным, наблюдательным и весьма проницательным, и по натуре серьезный и добрый. Через полчаса мы стали хорошими друзьями.

– Ну вот тебе и весь Виллоубанк! – наконец объявил он. – Осталось посмотреть только еще одно…

– А именно?..

– Гордость городка – новый мост. Как разглагольствовал наш Глава совета в день открытия: «Посмотрите на этот мост и вы сразу вспомните об ужасающей мощи стихии, которая старый разнесла в щепки»! Подразумевая: поразительно, что может натворить ливень!

– Ладно, – я повернула машину из боязни, что Билл разочаруется, если не сверну. – Давай поедем и вспомним, что могут натворить ужасающие силы стихии. За ту же цену!

При свете дня было трудно понять, как меня угораздило свернуть не на ту ветку и переехать вчера мост, но спутник мой оказался слишком воспитан и от восклицаний воздержался. Новый мост возведен был из бетона и на вид способен устоять против любых ливней. Я посмотрела на реку, безмятежно текущую под ним.

– Сегодня речка выглядит так мирно, – заметила я. – И очень даже соблазнительно в такой жаркий день. У вас тут плавают?

– Конечно, и часто. Обычно чуть ближе к городку, но здесь везде хорошо купаться. А на излучине есть одно местечко – отсюда не видно – обрыв, берега там поднимаются на целых 25 футов, а до дна не меньше 10! Там висит веревочная лестница. Вот где раздолье! Спускаешься по лесенке и бултых – прямо в воду!

Я взглянула на часы.

– Еще успеем до ланча съездить в отель за купальниками и окунуться. Желаешь?

– А то! – незамедлительно согласился он.

Когда мы развернулись, я взглянула на реку: туда, где за крутым холмом начинались пастбища.

– Кстати, если дорогу у фермы Шредеров так легко затапливает, как же живущие за ними обходятся в наводнение? Есть другая какая?

– Конечно. От Авроры их не отрезает и до Виллоубанка они могут добраться, если нужно. Надо по шоссе доехать до Авроры, а там развернуться и ехать сюда, опять через шоссе. Просто дорога мимо Шредеров для других ферм – кратчайший путь в Виллоубанк.

Вернувшись в отель, мы переоделись в купальники, и Билл показал мне, где обычно плавают местные жители – там и сейчас плескалось не меньше десятка купальщиков – компания ребятишек каталась на лодке, гребя не очень ловко, зато развлекаясь и хохоча от души.

– Очень милое местечко, – сказала я Биллу, – но мне хотелось с твоей веревочной лестницы понырять, если ты и твои друзья мне разрешат.

Билл смотрел нерешительно, боясь, думаю, что я стану их бранить за забавы десантников. Но все-таки повел меня к излучине реки. С лесенки уже ныряли подростки, они поглядели на меня без всякого энтузиазма, считая, что их утренние забавы порушены под корень. Прикреплена лестница была накрепко, да и сама прочная. Именно эти два момента я проверила, стараясь понезаметнее. Лестница спускалась не только до поверхности воды, но и уходила под воду футов на шесть, цель – испытать мужество: не торопясь спускаясь до дна и поднимаясь обратно.

Сознаюсь, что на следующие четверть часа я напрочь забыла груз своих двадцати пяти лет и веселилась на их драгоценной лестнице не меньше мальчишек. К моему удивлению, понаблюдав за мной настороженно минут пять, ребята жизнерадостно приняли меня – возможно, тем охотней, что все были пловцами куда лучше меня.

После ланча вызовов не было, и в самом умиротворенном настроении, крайне довольная собой, я решила попутешествовать по окрестностям, познакомиться с дорогами – на этот раз без Билла, тому нужно было идти на тренировку в крикет.

В конце концов я оказалась у фермы Шредеров.

Я убеждала себя, что и эту дорогу необходимо узнать, как и прочие – что, конечно, было абсолютной правдой.

На обратном пути я остановила машину на вершине холма, неподалеку от дома, и огляделась. Я видела, как легко может блокировать дорогу ниже фермы даже незначительный разлив реки: тут была естественная лощина, всего в нескольких футах над нормальным уровнем реки. При разливе лощина заполнялась водой, обращаясь в мощный поток, превращая ферму Шредеров в остров.

Под жарким послеполуденным солнцем январского дня пастбища казались такими зелеными, чуть ли не сверкали; за стадом коров-джерси терпеливо брели человек и пара собак, гоня их к сараю. Поодаль друг от друга стояло два дома, оба окружены садами, маленькими, но симпатичными, тенистыми, хорошо ухоженными. Дом побольше был и поновее, в него я и заходила прошлым вечером; значит, второй – Уиллиса, управляющего. А неподалеку – обычные фермерские постройки, тоже все аккуратные, ухоженные.

За забором паслись три лошади, они подняли головы, поглядели мимолетно на меня. Все красивые, но один жеребец, серый, до того великолепный – глаз не отвести. Толк в лошадях Шредер понимает.

Ферма производила впечатление зажиточной, и я подумала, что для политического эмигранта, у которого при бегстве из Восточной Германии, скорее всего, только и было, что одежда на нем, Карл Шредер недурно приземлился на обе ноги. Конечно, он, как говорят, преуспевающий драматург, но все равно…

– Что, опять заблудились? – отрывисто спросили у моего локтя.

Подскочив от неожиданности, я круто обернулась – Карл Шредер стоял рядом с моей машиной, впиваясь в меня острыми синими глазами.

– Я… я просто пейзажем любовалась, – виновато пробормотала я. – Тут очень красиво.

– Очень, – саркастически поддакнул он, – особенно, когда никто не болтается рядом. Ну и как? Нашли разгадку преступления?

Я молчала, отчасти оттого, что сердилась на него за его откровенную грубость, а отчасти из-за того, что злилась на себя – зачем испытываю такую неловкость и даже не просто неловкость – мне явно не по себе.

– Так что? – потребовал он, глаза у него потемнели от гнева. – Вы ведь за этим прикатили? Ваш первый ход был: «Я заблудилась в ливень, пожалуйста, помогите!» А когда ничего не добились, вернулись с новым планом, как раздобыть интервью. Кто вы вообще? Детектив-любитель? Репортер, нацелившийся на жареное? Хоть так, хоть эдак – вы все равно надоеда и растяпа! Давайте-ка уматывайте отсюда!

Лицо у меня вдруг вспыхнуло, и я посмотрела ему прямо в глаза:

– Если вам так хочется знать, я – Жаклин Фримен. Веду временно практику доктора Пимброка, сам он уехал в отпуск за границу. Сюда приехала по той же причине, по какой уже два часа колесила по дорогам: знакомлюсь с окрестностями. У меня сложилось впечатление, что дорога общественная и не требуется спрашивать разрешения для проезда по ней или кому-то давать объяснения.

Он с минуту рассматривал меня, гнев из его глаз пропал, но губы были по-прежнему сурово сжаты.

– Извините, доктор Фримен, – ровно произнес он, – по-моему, мы уже встречались и раньше. Я не узнал вас. Случается, манеры, как и память, подводят меня.

И отступив от машины, Карл Шредер приподнял шляпу жестом прощания. Я не могла придумать, что бы такое сказать еще, и просто пустила мотор.

Отъезжая, я видела его в заднее зеркальце: он так и стоял на дороге, провожая меня глазами. Я не была уверена, что раскусила его, но его необузданная вспышка гнева из-за моего очевидного шпионства явно доказывала: он очень даже понимает – на нем по-прежнему лежит подозрение. Столь же очевидно у меня вырабатывается злополучная стойкая привычка выставлять себя круглой идиоткой при встрече со Шредером.

Когда я подходила к отелю, оттуда вышел молодой парень. Я так и не поняла, что в нем такого, но люди всегда оборачивались взглянуть на него еще раз. Лет едва за тридцать, симпатичный, хотя, в общем, ничего выдающегося: темноволосый, среднего роста, плотного сложения, но мускулистый, не толстый. Конечно, одет красиво, но внимание привлекало что-то иное. Нечто в его походке, по-моему. Шел он – точно был хозяин мира, хотя и без намека на самодовольство; вид человека, который вполне уверен в себе, никогда об этом даже не задумываясь.

Я тоже безотчетно обернулась и проследила взглядом, как он спускается по крыльцу и – зацепилась за шип вьющейся вокруг опоры розы.

То ли он уловил краем глаза мое движение, то ли я вскрикнула от досады – не знаю, но он тоже обернулся, увидел, как я кручусь, стараясь отцепить рукав, и мигом вернулся мне на помощь.

– Стой смирно, отцеплю сейчас! Спокойно! Не то поцарапаешься, – весело воскликнул он, ловко высвобождая меня. – Ну вот. Эти вьющиеся розы так и норовят зацепить человека, но зато отбивают охоту у местных ребят подпирать столбы, портя пейзаж.

Он улыбнулся мне, в глазах у него плясали чертики.

– Привет! Меня зовут Дик Бейнс. А ты в Виллоубанке живешь?

– Со вчерашнего дня – да. Здравствуй. Я – Жаклин Фримен.

– Фримен, – задумчиво повторил он. – Имя где-то слышал, но где…

– Можешь и сейчас забыть, приятель. Просто вызови скорую, если отравишься несвежей едой.

– Новый доктор! – расхохотался он. – Не волнуйся, я до того здоровый, что даже противно!

– Пожалуйста, болей, чем вздумается, но только в мои рабочие часы. Извини, слышу, мой телефон звонит.

– Жаль. Как раз собирался пригласить тебя на рюмочку. Да ладно, может, успею вернуться, перед обедом угощу, – крикнул он мне вслед, когда я рванулась к своему нетерпеливому телефону.