Текст книги "Фальшивый грош"

Автор книги: Эстел Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Несколько секунд держалась тишина, пока смысл сказанного переваривался в мозгу. Потом Уиллис неуверенно спросил:

– Может, простыней ее прикрыть?

Артур Пимброк кивнул. Уиллис исчез и вскоре вернулся со сложенной простыней, мы с ним накинули ее на Элинор. Пимброк заставил Карла сесть. Тот был мертвенно бледен и не произнес ни слова с тех пор, как мы вышли из лодки, но казалось, вполне владел собой. Я медленно, испытующе оглядела гостиную.

На тиковом столике, рядом с которым лежала мертвая, стоял бокал с вином, нетронутый. Второй, хрустальный, валялся на полу рядом с баром – очевидно, откатился туда, когда его выронила Элинор. Мокрых пятен на ковре не заметно, значит, бокал, когда она его уронила, был пуст: он не разбился.

Пожалуй, было бы не так гнетуще страшно, если бы в гостиной царил разгром – была бы перевернута мебель, раскидано все, но нет – все аккуратно, как обычно. Только валяется на полу пустой бокал, и лежит распростертый труп красивой молодой женщины. На меня нахлынул приступ гнева против неизвестного, который так варварски, так свирепо отнял у нее жизнь.

Похоже, это был человек, которого она знала и которому доверяла – налила ему выпить. И даже когда он не дотронулся до вина, у нее не возникло причин его опасаться: она отвернулась, видимо, пошла к бару налить себе еще. Было ясно, что стояла она к нему спиной, когда убийца напал: удары были нанесены сзади. И понятно, никто не станет поворачиваться спиной к тому, кого подозревает в дурном умысле. Если только она не повернулась в последний момент ссоры – убежать. И опоздала…

И еще одно не на месте, вдруг обнаружила я, и подошла взглянуть, не дотрагиваясь. Кочерга у камина – железный прут чуть ли не в три фута длиной с деревянной ручкой – валялась на решетке рядом с вазой, точно бы небрежно отброшенная. На конце измазана чем-то темным, виднелись два-три прилипших светлых волоска. Дотрагиваться я не стала, но почему-то была уверена – значения это не имеет: кочерга валялась так небрежно; наверняка, убийца позаботился, чтобы отпечатков не осталось, не то отнес бы ее к реке и выбросил в воду. Внезапно меня охватило чувство, что убийца этот очень педантичен и очень уверен в себе. Ему было все равно, что орудие убийства легко обнаружат: полиции оно не даст ничего.

Только услыхав голоса и шаги за окном, я сообразила, что несколько минут назад, не отдавая себе отчета, слышала отдаленное тарахтенье мотора на воде. Видно, полиция прибыла на своей лодке. Доктор Пимброк вышел встретить их на крыльцо, а я оглянулась на Карла Шредера.

Он сидел в кресле, чуть подавшись вперед, уперев локти в колени, руки стиснуты, голова опущена, лица не видно. Когда Пимброк ввел двоих детективов и двоих полисменов в форме, он встал; доктор объяснил, кто мы.

Детективы, откинув простыню, посмотрели на труп, затем один, представившийся сержантом Фостером, спросил у Пимброка:

– Как давно она мертва, по-вашему?

– Мы не стали трогать тело, – сухо ответил дядя Артур, – а по наружному осмотру судить трудно. Я бы сказал, не меньше часа и немногим больше двух. Смерть, по-видимому, наступила вследствие трещин черепа, раны нанесены предметом типа узкой палки.

– Таким, например, – детектив коснулся ногой кочерги в пятнах крови.

– Да, скорее всего.

– В комнате ничего не трогали?

– Только телефон, – ответил Уиллис. – Звонил вам и мистеру Шредеру сообщить про его жену.

Сержант кивнул.

– Нам тут придется поработать, – довольно мягко сказал он Шредеру. – Нельзя ли поговорить в другой комнате?

– Разумеется. Желаете побеседовать с нами по отдельности? Если так, то в моем кабинете можно. Или в солярии.

Сержант ответил, что солярий пока что вполне сойдет, и мы двинулись за Шредером; один из полисменов остался делать снимки в гостиной, и детективы принялись за ее тщательный осмотр. Через несколько минут сержант Фостер вышел и попросил зайти нас с доком.

– Со снимками в гостиной мы покончили. Осмотрите, пожалуйста, труп поближе – с целью установления более точного времени смерти.

Закончив осмотр, доктор Пимброк коротко бросил:

– Аутопсия даст вам всю необходимую информацию о характере ранений. А смерть, по-видимому, наступила не ранее чем полтора часа назад, самое большее – два.

Фостер кинул взгляд на меня.

– У нас не часто присутствуют в такие моменты два врача, так что надо воспользоваться случаем. Согласны, доктор?

– Да, – кивнула я. – Она не может быть мертва дольше чем два часа, – начала я, – потому что…

– Боюсь, тратить на меня медицинские термины – пустой труд, – перебил он, даже не дослушав, что причина, по какой я знаю, что Элинор была жива два часа назад – вовсе не медицинская. Он вернулся на веранду, уселся в тарелкообразное кресло, посмотрел на доктора, на меня, пристально обвел взглядом остальных и сказал:

– Вы проверяли, мистер Шредер, ничего не пропало?

Шредер слегка растерялся.

– Нет, об этом я и не подумал.

– Правда? – Фостер зорко взглянул на него.

– Я не полисмен, конечно, но и не слепой, сержант, – в голосе Шредера звучала горечь. – На полу валяется пустой бокал из-под шерри, а второй – нетронутый – стоит на столе. Вряд ли моя жена стала бы угощать взломщика.

Думаю, что сержант поразился наблюдательности Шредера, лично я поразилась. Мне-то казалось, смотрел он только на труп жены.

– У вашей жены были враги, мистер Шредер?

– Насколько мне известно – нет.

– Вы как будто бы заявили, что ушли из дому еще несколько часов назад, а, увидев баррикады и предупредительные указатели у моста, тут же отправились в отель узнавать, сообщили ли вашей жене о крушении?

– Да, все верно.

– А почему – в отель? Разве не логичнее было пойти на почту и воспользоваться автоматом?

– Не знаю, – покачал головой Шредер. – Первым пришло в голову.

– Ну да, – любезно заметил сержант, – там, разумеется, больше народу увидит, как вы вернулись домой. А когда сегодня ушли из дома?

– Точно не помню – где-то около часа.

– Да, приблизительно так, – вмешался Тед Уиллис. – Я увидел, как ты отъезжал.

– Вы – мистер Уиллис? – обернулся к нему полисмен. – Это вы заходили в дом по просьбе мистера Шредера? Искать его жену?

– Да.

– Вам не известно, не заходил ли кто-нибудь в дом в течение дня?

– Я не видел никого.

– А в окрестностях? Никого не заметили? Проходил, может, кто?

– Нет, сегодня никто. Дорога-то за домом отрезана наводнением почти с утра.

– Когда последний раз вы видели миссис Шредер в живых?

– Да перед тем как Карл уехал. В обед, примерно.

– Так-так. Другими словами, фактически нам неизвестно, была ли Элинор Шредер жива потом, или нет. – Он не отрывал глаз от Шредера, пока говорил. Если он рассчитывал на какую-то предательскую реакцию на свою намеренную провокацию, его постигло разочарование: Шредер сидел неподвижно, глядя в пространство и, похоже, даже не слушая.

– Мертва она не с обеда, – быстро вставила я. – Доктор Пимброк ведь сказал вам – смерть наступила самое большее два часа назад!

Сержант без интереса перевел взгляд на меня.

– Доктор Фримен совершенно права, сержант, – вмешался Барнард.

– Два часа назад Элинор была жива. Ведь как только услышали об аварии моста Эдди Страффорд, наш начальник почты, позвонил сюда. И на звонок ответила Элинор.

Сержант резко вздернул брови.

– Так, дайте вникнуть. Значит, ферма эта отрезана и в сущности стала островом? А Элинор Шредер после крушения моста была жива?

– Правильно! – подтвердил Уиллис.

– Что означает – тот, кто убил ее – удрал либо вплавь, либо на лодке. И то и другое весьма трудно и опасно на такой реке. Или… он и сейчас тут?

Крохотная пауза.

– Хм… верно, – отозвался Уиллис.

– Скажите мне, мистер Уиллис, – задумчиво произнес сержант Фостер, – а вы сами заходили сюда с тех пора как обнаружили миссис Шредер мертвой?

– Да.

– А как ваша семья?

– Простите? – Уиллис смотрел недоуменно.

– Им вы рассказали о ее смерти?

– Н-ну, позвонил отсюда.

– И посоветовали покрепче запереть дом?

Уиллис не сразу сообразил, что скрывается за вопросом.

– Нет, зачем, – тупо ответил он.

– Так, да? И однако, мистер Уиллис, существует очень сильная вероятность, что убийца и до сих пор шастает тут, на холмах.

– И не подумал даже, – занервничал Уиллис, – что им грозит опасность.

– Стало быть, не считаете, что мотив – ограбление и не считаете, что Элинор Шредер – случайная жертва маньяка? Другими словами, мистер Уиллис, по-вашему, убийца целил именно в Элинор и только в нее. У вас есть основания думать так? Вам известно, кто убил Элинор?

– Конечно, нет!

Поднялся Карл Шредер.

– Если есть хоть малейший шанс, что убийца еще на ферме, – мрачно произнес он, – мы должны отправиться на розыски. Если он заперт тут из-за аварии моста, должен указать вам, что вы и мы, вместе, предоставили в его распоряжение две лодки.

Сержант испытующе взглянул на него.

– И то верно, – он быстро повернулся к дежурному констеблю, стоявшему в дверях. – Спуститесь, проверьте лодки и приставьте к ним охрану, – и, пройдя в гостиную, быстро вполголоса переговорил о чем-то с двумя полисменами. И вернулся на веранду. – Мы вызываем еще двоих для прочесывания местности. А пока пойдемте, поищем сами.

– И я с вами, – вызвался Барнард.

– И я тоже, – присоединился Уиллис.

Карл уже стоял у дверей.

– Как желаете, джентльмены. Будем рады вашей помощи. Констебль Найленд останется посторожить, чтобы тут ничего не трогали. Начнем со строений, мистер Шредер, если не возражаете?

– Конечно, нет. Хотя, боюсь, шансы, что он тут на холме, самые хлипкие.

– А я не так уж уверен, – возразил сержант. Он оглянулся на Пимброка. – Вам с доктором Фримен лучше подождать тут, сэр.

Доктор кивнул, усаживаясь в кресло.

– Вполне согласен. Не имею ни малейших намерений галопом скакать в потемках, в моем-то возрасте!

Один из детективов быстро осмотрел дом, и все стихло: все ушли на розыски. Я подошла к окну, отодвинула штору: в темноте изредка мелькал фонарь.

– Как думаешь, найдут они кого?

Обернувшись, я поймала внимательный взгляд Пимброка, в уголках губ у него тень иронической усмешки.

– Не знаю, – ответила я. – Но убийца, скорее всего, пришел по мосту, а когда мост обрушился, оказался заперт в ловушку. Чтобы переплыть через такую реку, он должен быть очень хорошим пловцом, лодки-то у него наверняка нет. Хотя в его отчаянном положении убраться ему отсюда позарез нужно.

– Это точно, – улыбка доктора стала шире. – Как ты быстро бросилась на защиту Карла Шредера, а? Ах, вот что значит быть молодым и красивым!

– Не пойму, про что ты?

– Помнишь, этот коп, совсем, кстати, не такой уж тупица, предположил, что – поскольку нет доказательства обратного – Шредер мог прибить жену еще до ланча. Тут ты очень скоренько напомнила, что я только что установил предположительное время смерти – не свыше двух часов назад. Или, может, это ты просто защищала мою профессиональную честь?

Я молчала, почему-то не найдясь, что ответить на его поддразнивание; я знала, конечно, что, несмотря на беззаботные подшучивания, дядя Артур вовсе не смахнул безразлично со счетов, что человеческое существо лишило жизни беззащитную жертву.

Чуть спустя, я медленно произнесла:

– Детектив не надеется, что они разыщут тут запертого в ловушке убийцу, но старается быть дотошным и скрупулезным, вот и организовал поиски. Ты ведь тоже не думаешь, что кого-то найдут?

– Знаешь, девочка моя, не зная фактов, я не строю прогнозов.

– Ну, дядя Артур! Ты просто как деревянный! – взвилась я.

Моя горячность удивила меня не меньше, чем его.

Он задумчиво взглянул на меня, а когда улыбнулся, то без обычного своего тонкого сарказма.

– А знаешь, ты со школы не называла меня дядей Артуром.

Я вспыхнула.

– Прости, что накинулась на тебя. Я… ни разу не сталкивалась с убийством, вот и вышибло меня из колеи, – я жалобно улыбнулась. – Но ты же можешь ответить на вопрос. Ты знаком с ними со всеми, а я – нет.

Он вынул трубку, не торопясь раскурил ее и лишь потом заговорил.

– Не думаю, чтоб убийцу они обнаружили за стогом сена или в амбаре. Это отвечает на твой вопрос?

Я медленно кивнула.

– Ты думаешь, как и сержант Фостер: убийца все-таки тут. Но почему ты считаешь, убил Карл Шредер? Мне он не кажется похожим на убийцу.

– Такое, к несчастью, водится за убийцами, – доктор Пимброк раздраженно выпустил большое облако пахучего дыма, – очень часто на убийц они ну совсем непохожи! Думай же головой, Джеки! Хватит дамских рассуждений! Откуда, черт побери, мне знать, почему Карл убил жену? Лично мне причина неведома. Но думаю – убил он. Ведь совершенно очевидно, так же считает и Тед Уиллис. И полагаю, у Теда есть на то веские основания.

Я присела на кресло, мы помолчали. Я думала о молодой женщине, которая лежит мертвая в комнате рядом, о высоком мужчине с волнистыми светлыми волосами и странном выражении его лица, не поддающемся определению, когда Том Барнард сообщил ему о смерти его жены.

Скоро доктор Пимброк поинтересовался:

– Тебя ничего не поразило в характере ран Элинор?

Лицо у меня стало такое же тупое, как мозг.

– Опиши, что ты увидела, – попросил он.

– Четыре глубокие проникающие раны, а может и пять. По крайней мере, две причинили трещины черепа. И почти все могли оказаться смертельными.

– Угу. И из всего – что выводишь?

– Что напал на нее человек сильный, скорее всего, мужчина.

– А еще?

Я покачала головой, и он ухмыльнулся.

– Думай же, девочка! Сама только что сказала: четыре удара тяжелым предметом, любой из них, возможно, смертельный. Это же признак ярости! Что исключает мотив грабежа, может, даже очевиднее, чем наличие двух бокалов. По десятку причин женщина может чудачить с двумя бокалами, но есть лишь одно объяснение, почему кто-то бьет ее снова и снова железной кочергой – гнев, ослепляющий, безумный. Вызванный страхом, ненавистью или ревностью.

Он абсолютно прав, решила я, в том как убита Элинор, присутствует элемент дикой жестокости. Мне пришла в голову неожиданная мысль.

– Но послушай! Мы ведь знаем – миссис Шредер была жива после крушения моста. И Шредер не мог быть в это время дома, иначе его машина стояла бы тут, отрезанная рекой. Так как же он осуществил убийство? – и, гордая своими логическими построениями, я откинулась на спинку кресла.

– Верно, да. Но возьми-ка да взгляни на все под другим углом: Карл приехал домой через час или около того после гибели жены – вот и все его алиби. По крайней мере, известное нам. Если же, уезжая из дома в обед, он уже замыслил убийство, так вряд ли явился бы домой в открытую убивать. Те же Уиллисы заметили бы машину. Вот и припарковался где-то на том берегу, а через реку перебрался вплавь, либо рискнул и перешел мостом – в такой дождь и не заметит никто. А позднее, обеспечивая себе побольше свидетелей, возвращается домой и разыгрывает потрясение от смерти Элинор.

– А не то предположим, он едет домой и видит – мост рухнул – обнаружил, может, аварию еще раньше Роджерсона: так если он планирует убийство, вот он шанс – свалился ему в руки. Только бы хватило храбрости и умения переплыть реку в оба конца. Раз машина стоит на приколе, полное впечатление, что и он там – на другом берегу.

– О-о! – обескураженно протянула я, – вот вам и мой ясный аналитический ум!

– И еще фактик, который можно истолковать по-разному. Тед Уиллис заявил, что Элинор мертва, а Тед не дурак. И все-таки Карл настаивает, чтобы я как можно скорее ехал сюда. Почему? Из-за того, что хотел проверить – вдруг все-таки надежда – слабенькая – осталась? Искорка жизни? Естественная, несомненно, реакция для потрясенного, раздавленного горем мужа. А может, ему хотелось, чтобы труп побыстрее осмотрел врач и дал неоспоримое медицинское свидетельство, что она была жива, когда он уезжал в обед?

Мы помолчали.

– Ты смотришь на Карла, как на убийцу – хладнокровного и расчетливого, – заметила наконец я.

– Да нет, необязательно. Я только рассуждаю, что если убийца он – то убийство хладнокровное и расчетливое. Убил Элинор человек злобный, мстительный и хладнокровный. Пари могу держать – ни на кочерге, ни на втором бокале отпечатков никаких. Готов также спорить, что к бокалу он не притрагивался, потому что заранее знал – он убьет ее и не желал рисковать, трогать лишнее.

В тоне дяди Артура пробивались гневные нотки, что напомнило мне: для него Элинор Шредер не просто имя, мертвое тело – в Виллоубанке он живет давно. Конечно, она тоже была его пациенткой и, возможно, нравилась ему.

– Расскажи мне про Шредеров, – попросила я.

– Про Карла я мало что знаю, – он вынул изо рта трубку и нахмурился.

– Он – австралиец? Мне показалось, у него слабенький акцент проскальзывает – а может, и не акцент вовсе, просто некоторые слова выговаривают слишком четко.

– Он немец. По-английски говорит превосходно для человека, который всего как несколько лет уехал из своей страны. А Элинор Парк наша, местная. Жила тут практически всю жизнь – в университет только уезжала учиться, ну, еще там, короткие отлучки. Фермой владели ее родители – очень большая молочная ферма, одна из лучших в округе. Они всегда нанимали женатую пару, и те жили во втором доме, может, заметила, на подъезде к ферме. Тед Уиллис трудится тут уже, наверное, лет десять. Элинор была единственная дочка Парков и, когда три года назад ее отец умер, унаследовала и ферму, и землю. А мать умерла, когда Элинор была совсем ребенком.

Все думали, Элинор землю продаст – она работала в Брисбейне, дизайнером, вроде, но она решила вернуться домой, жить на ферме, управлять ею. Конечно, физически работать она не могла, а так, вела бухгалтерские книги. Без Теда Уиллиса или другого кого ей бы не справиться, но голова для бизнеса у нее первоклассная, и старалась она вовсю.

Года полтора назад – а может, и два уже – она удивила всехнас, обручившись с парнем по имени Джек Лантри, управляющим местной лесопилкой, той, что сразу за городом, рядом с холмом. Неожиданно – очень уж Лантри тихий и совсем-совсем обыкновенный. К тому же намного старше Элинор. Да просто не тот тип, за которого, как можно было предполагать, она пойдет замуж: сама она искрилась жизнью, кипела и бурлила. Ждали, что и в мужья себе выберет кого-нибудь поярче.

А год назад Элинор отправилась за границу в путешествие. С Джеком они планировали пожениться после ее возвращения. Путешествие показалось мне недурной идеей: девушкам вроде Элинор надо перебеситься, прежде чем осесть и зажить тихой семейной жизнью с основательным парнем, вроде Лантри. Но, вернувшись где-то через полгода, она привезла с собой мужа – и, насколько можно судить по местным сплетням, Джек до ее возвращения ни о чем и не подозревал.

Брови у меня поднялись.

– Во-первых, немножко жестоко по отношению к бедняге Джеку, – заметила я. – А во-вторых, и ему недурно бы иметь алиби на этот вечер.

– А мне сдается, захоти Джек отомстить Элинор, не стал бы дожидаться так долго.

– А тогда как прореагировал?

– Откуда мне знать, девочка? Я тут людей лечу, а не веду страничку скандальной хроники. Не бегал, во всяком случае, круша все вокруг и угрожая самоубийством. Или убийством – если ты про это. Занимался себе по-прежнему своим делом, точно случившееся для него имело не большее значение, чем дождик. Кто знает, может он и сам к тому времени передумал. Не могу тебе сказать. У такого парня как Джек, много про чувства его не разберешь.

– Значит, женаты Шредеры не так уж давно?

– И года нет.

– А Карл? Больше отвечает типу Элинор?

– Разве я могу угадать, какой мужчина приглянется девушке?

– Но минуту назад ты сам сказал – Джек Лантри не того типа, за который могла бы выйти замуж Элинор! Итак?

– Сообразительная какая! – накинулся он на меня. – И чего не стала леди-адвокатом вместо того, чтоб врачом мыкаться?

Я усмехнулась:

– Ты на вопрос-то отвечай!

– Хм-хм. Ну… полагаю, что да. Подходит больше. Хотя мне казалось, что она… – он запнулся, закусил черенок трубки и явно решил не заканчивать мысль. – Яркости в Шредере, конечно, больше. Политический беженец из Восточной Германии, хотя, когда она с ним познакомилась, он уже жил в Англии с год, по-моему, или даже уже два. Драматург – и, как я понимаю, довольно недурной. Одна его пьеса с успехом идет в Лондоне и скоро предстоит премьера ее в Америке. Но вообще-то о своей работе он распространяется мало.

– Ясно. Политический беженец, драматург – и к тому же довольно красивый. Да, можно сказать, личность яркая. А как у него характер?

Доктор пожал плечами.

– Всегда казался приятным – спокойный, может, не слишком общительный, знакомства водил только, чтобы Элинор угодить. Но он вроде над пьесой новой работает, что наверняка отнимает массу времени. Однако, обходительный и людям нравится. Неплохо вписался в здешнюю жизнь. Винить его за то, что Лантри бросили – нельзя, конечно. Скорее всего, Шредер и не подозревал о его существовании так же, как и тот о Шредере.

– Интересно, где это он умудрился так вымокнуть? – задумчиво произнесла я.

– Да ты-то ведь не думаешь – что он? – покосился на меня дядя. – Эдакий красавчик, с обходительными манерами, тебе, конечно, хотелось бы считать – он невиновен. Но ты все-таки не дура и сомневаешься. Подозреваешь – вымок он, потому что реку переплывал.

Я задумалась, а потом медленно выговорила:

– Может, и так… Но… не уверена.

– Ты ведь видела Шредера, когда тот вошел в отель. Была там, когда Барнард сообщил ему о смерти Элинор. Как он прореагировал?

– Появилось в нем нечто загадочное для меня. В глазах что-то такое, в поведении.

Припоминая, как стоял высокий блондин, следя за Томом, разговаривающим по телефону, как бледное лицо его вдруг стало страдальческим, отчаянным, мне показалось – я вот-вот схвачу смысл увиденного. Выражение человека, застигнутого ужасом, но не обрушившимся вдруг, ниоткуда, а ужасом, наступление которого он предчувствовал.

– Думаю, – сказала я, – он, во всяком случае, подозревал, что Уиллис найдет Элинор мертвой. Не то, чтобы я такой уж проницательный толкователь чувств людей и прочитала все по его лицу. Но слишком уж он встревожился, когда Элинор не ответила на звонок. Что особенного – она могла ведь выйти в ванную, или пойти белье развешивать, да куда угодно! Причин десятки и все безобидные. Но Шредер испугался сразу – что-то произошло. Что-то плохое!

– Ммм, – доктор вытянул ноги. – Должно быть, были на то основания. Но отсюда не вытекает автоматически, что он – знал. Да, суть я уловил. Знаешь, девочка, в конце концов, не очень-то много нам известно о людях, даже о тех, рядом с кем мы живем годами.

Он вдруг разом сник.

– Выгляни-ка в окно, не видно нашей розыскной партии?

Когда они вернулись, то принесли новости, каких мы и ждали: никого не нашли.

Спать я легла уже почти в полночь. Прежде чем лечь, я отодвинула занавески и выглянула в ночь. Дождь прекратился, хотя просветов в тяжелых тучах не было, и свет от уличного фонаря мокро отсвечивал на листьях, крыше и асфальте.

Наконец-то все успокоилось. Даже ветер совсем стих. Точно бы крошечный городок закутался сам, а заодно укрыл и тайну своей трагедии плащом темноты и молчания от любопытного внешнего мира.

Я мысленно одернула себя.

– Отправляйся-ка в постель, Жаклин Фримен, – вслух приказала я себе. – Совсем уж у тебя фантазия разгулялась.