Текст книги "Убийство в музее Колетт"

Автор книги: Эстель Монбрен

Соавторы: Анаис Кост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава 23

Долго откладываемая беседа с Алисой Бонне состоялась в назначенное время. Она пришла ровно в три часа и с недовольным видом уселась в предложенное ей кресло. Фушеру поневоле залюбовался ее естественной грацией, с которой она сняла с себя рюкзачок и положила его на пол. Ненакрашенная, с гладко зачесанными волосами, она походила на дующегося подростка.

– Не вижу, чем могу быть вам полезной, – сразу перешла она в атаку. – Здесь я не знаю никого, кроме председателя клуба, которая пригласила меня сыграть вчерашний спектакль.

– Он очень удался, – похвалил Фушеру. – Вы работаете одна?

– Да, и через два дня я должна уехать. У меня ангажемент в Бордо. А вообще-то я бы уже уехала, если бы не согласилась подавать реплики Амандине Фолле в ее постановке «Клодина-детектив», которую она осуществляет при поддержке мэра. Это что-то вроде введения к изучению творчества Колетт школьниками. Играться будет по окончании семинара. Бесплатно, разумеется.

– Вам часто приходится выступать на добровольных началах? – спросила Лейла Джемани.

– Бывает, – уклончиво ответила актриса.

– По чьей-нибудь просьбе в частном порядке? – настаивала на своем инспектор.

– В больницах.

Ее обтекаемые ответы заинтриговали комиссара.

– Когда точно вы приехали?

Она учуяла ловушку.

– Неделю назад, как вам уже наверняка доложили.

Фушеру не принял вызов.

– И вы не встречались ни с одной из жертв? Ни с Жюли Брюссо, ни с месье Ришело?

– Нет. – Ответ прозвучал категорично. – Я больше занималась техническими проблемами – неисправным прожектором, к примеру, да репетировала. Но, – из осторожности добавила она, – вполне возможно, что я встречала их на улице, не зная, кто они такие.

Фразы ее становились длиннее. Она начала расслабляться.

Фушеру усилил нажим:

– Поймите, мадемуазель, мы должны опросить всех, кто был поблизости во время несчастных случаев, происшедших на прошлой неделе, всех, кто мог бы навести нас…

– Так как я тут проездом, – бесцеремонно оборвала она его, – люди могут говорить обо мне все, что угодно…

Среагировав на едва заметное движение головы начальника, Лейла вмешалась в разговор:

– Мы понимаем, что вам не очень уютно в этих краях, но можем заверить, что наши вопросы ни в коей мере не касаются ваших прошлых неладов с правосудием. Так что вы можете быть с нами откровенной…

Бледные губы молодой женщины растянулись в язвительной усмешке.

– Вы осведомлялись обо мне? Этого и следовало ожидать!

– Мы кое-что знаем о вас, знаем и о вашей судимости, – равнодушно сказал Фушеру.

Они недавно получили ее досье, из которого узнали, что она была осуждена за ночной грабеж со взломом на территории иностранного посольства.

– Надо же, у вас все числятся в картотеке! – вспылила она. – И наверняка все прослушиваются! Все, кроме тех, кто этого действительно заслуживает!..

Их поразила эта вспышка. А она резко встала и зашагала по кабинету, отчеканивая:

– Полиция теряет время, возясь с мелкой рыбешкой, а в это время крупные акулы безнаказанно набивают свои карманы… В таком случае, раз вам все известно обо мне, о моем герое отце, об убийстве моей матери и… обо всем остальном, какого черта вам еще от меня надо? Вы записали меня в подозреваемые?

Комиссар ответил примирительным тоном:

– Да просто нам хочется знать, что вам известно о Жюли Брюссо или Ришело, ну и заодно – помните ли вы, что делали вечером десятого, во вторник…

– И только-то? Нет, и еще раз нет! Вы не имеете законного права допрашивать меня. С меня хватит!

Да. Свои права она знала. А у них не было причин задерживать ее. Хлопнув дверью, Алиса вышла из кабинета.

Когда она сбегала по лестнице, навстречу ей поднимался Ахилл Делкло с клеткой в руке.

– Здравствуйте… До свидания… мадемуазель, – вежливо обратился он к этой фурии, которая на ходу беспардонно толкнула его.

И тут из закачавшейся клетки раздалось:

– Лили… Лили… Венекс… Венекс…

К великому удивлению жандарма, Алиса Бонне сразу остановилась и воскликнула:

– Анатоль! – Показалось, что она сейчас упадет. – Где вы нашли этого попугая?

В ее голосе было столько душераздирающей муки, что молодой офицер и не подумал хитрить:

– Это попугай мадам Брюссо.

– Нет! – закричала она. – Не может быть. Он принадлежит…

Она запнулась, лицо ее исказилось. Глаза забегали, осматривая Ахилла; они будто пытались проникнуть в его душу, чтобы найти в ней другое объяснение.

Но Алиса быстро пришла в себя.

– Я его знаю, – уверенно сказала она. – Мадам… мадам Брюссо предложила мне взять его на время для участия в сцене «Хлеба и сорняки»… Благодаря вам я исполню ее желание, – непререкаемым тоном добавила она. – Я забираю его.

И не успел он опомниться, как она выхватила клетку из его рук и живо выбежала на улицу. Он на какое-то время остолбенел, глупо глядя ей вслед. Потом, спохватившись, стал медленно подниматься дальше, предчувствуя грядущие неприятности.

Комиссар Фушеру не преминул упрекнуть его в легковерии.

– Но ведь мадам Брюссо умерла за два дня до приезда Алисы Бонне! – вдруг загремел он.

Лейла попыталась навести порядок:

– Либо Алиса Бонне прибыла в Сен-Совер несколькими днями раньше, а стало быть, Амандина Фолле нам солгала, либо мадам Брюссо никогда не предлагала ей своего попугая…

– Если только они не были давно знакомы, – отважился предположить Делкло.

– Ну и история! – воскликнул комиссар. – Теперь нам не хватает попугая, превратившегося в вещественное доказательство. Делкло, срочно мобилизуйте ваших людей на поиски этой птицы… Но сдается мне, – задумчиво договорил он, – что она уже улетела из Сен-Совера…

Глава 24

Переезд из Оксера в Париж сложился удачно для Алисы Бонне: помогла забастовка контролеров.

Никто не заметил радикальной перемены, случившейся с ней между отправкой поезда и его прибытием на Лионский вокзал. Опытная в изменении внешности, она преобразовывалась в туалете наполовину пустого вагона для курящих, который выбрала намеренно. Из рюкзака достала коробочку с гримом и легкое платье из немнущейся ткани. Чтобы задуманное прошло успешно, ей требовался образец… Но, учитывая малое количество аксессуаров, она решила обойтись тем, что есть… Перед трясущимся зеркалом она в последний раз пригладила свои распущенные волосы, затем беспощадными ножницами укоротила их.

Пока в новую прическу впитывалась краска, Алиса выщипала брови, слегка подтемнила светлую кожу лица, ярко-красной помадой накрасила губы. А контактные линзы и черный карандаш сделали ее глаза темно-бархатными, томно смотрящими, с длинными ресницами. Алиса поменяла свои кроссовки на пару запасных сандалий из мягкой кожи. Теперь-то она не боялась, что кто-либо ее узнает… Безжалостно вытряхнув содержимое рюкзачка, она бережно положила в него Анатоля, которого осторожно вынула из клетки. Спрятав голову под крыло, тот безмятежно спал, так как из предосторожности она заранее дала ему несколько миллиграммов валиума, наспех купленного в привокзальной аптеке.

Иностранка, подсадившая ее в машину по знаку «автостоп» на дороге в Туси, не задавала лишних вопросов. Да и вообще Алиса давно подметила, что водители больше любят говорить о себе со случайными попутчиками, и миссис Смит не была исключением из правил. С ужасным акцентом она начала:

– Когда я была студенткой в Кембридже… – Потом, заинтересовавшись клеткой, тщательно прикрытой набивным платком, принялась рассказывать историю о коте, который сам открывал двери, поворачивая ручки. Вела она машину на большой скорости, почему-то норовя ехать посреди дороги, но высадила пассажирку за несколько минут до отхода поезда.

– Good luck![19]19
  Удачи вам! (англ.)


[Закрыть] – ответила она на произнесенные с облегчением слова благодарности и тут же круто развернулась, уже озабоченная предстоящей покупкой в «Космо-ткани» материала, по цвету подходящего к ее подушкам…

Выскользнув из тесной кабинки, где она меняла облик, Алиса поменяла и вагон, пройдя в первый класс. Господин в костюме-тройке поднял глаза от «Монд дипломатик», и ему понравилось то, что он увидел. Алиса притворилась поглощенной чтением женского журнала, который нашла на банкетке. Одновременно она переживала последние события, оставившие в ней горестный след. Ее взгляд самым естественным образом отклонился к пробегающей за стеклом декорации. Однако, словно в маниакальном бреду, ей виделась одна и та же картина, в которой мерещилось тело ее матери: отныне оно связывалось в ней с песчаными дорогами и всхлипываниями родничков.

Когда поезд прибыл на Лионский вокзал, Алиса купила билет в автоматической кассе, чтобы пройти незамеченной и раствориться в толпе приехавших пассажиров. Доехав на метро до Пале-Руайяль, она выбрала телефонную будку, не слишком заметную в углублении под одной из аркад.

Мужской нелюбезный голос оказался ей незнакомым.

– Могу я поговорить с Арманом Бонне? – спросила она с деланным бургундским акцентом.

Молчание на другом конце.

– Он не живет здесь уже лет пять.

– Не скажете ли, где…

– В Отейле. Посмотрите в справочнике.

– Но там, наверное, много А. Бонне… – протянула она.

– Тогда справьтесь о нем в министерстве. Или же позвоните во врачебный кабинет его супруги… Доктор Анни Леру-Бонне.

Трубку положили.

У Алисы не было времени, чтобы переварить полученную информацию. Она поспешила в киберкафе, через несколько минут вышла с двумя телефонными номерами и направилась к площади Звезды. В метро она приспустила молнию рюкзачка, дав подышать свежим воздухом Анатолю. Тот приоткрыл один глаз и что-то тихо проскрипел.

– Скоро все кончится, – шепнула она ему.

В стекле напротив она увидела свое новое отражение и печально улыбнулась.

На бульваре Сюше, прежде чем начать действовать, Алиса приняла меры предосторожности, зайдя в один из ресторанчиков на краю Булонского леса. Не желая выделяться, заказала дежурное блюдо и бутылку минеральной. Потом опять спустилась в метро, чтобы позвонить брату.

Бэби-ситтер ответила ей, что месье и мадам Бонне недавно уехали в театр и вернутся не раньше полуночи.

– Ах, я совсем забыла, что сегодня вечером они собирались уйти, – нашлась Алиса. – Надеюсь, в доме все в порядке?

Проникнувшись доверием, девушка откровенно поведала:

– Все хорошо. Малышка Алиса только что уснула перед телевизором, а Анри… вы знаете Анри…

– Да, спать его не заставишь, – догадалась она, – это фамильное.

– Он заигрался со своими марионетками. Уложить его – сплошное мучение…

– Будущий артист… – пошутила Алиса. – Я перезвоню завтра. Ничего срочного. Спасибо, мадемуазель.

Она не спеша поужинала, проанализировала ситуацию. Итак, ее брат женат. У него двое детей. Служит в министерстве. Единственная причина, по которой он съехал с квартиры в Пале-Руайяль, – кончина их бабушки. Она посчитала себя подготовленной. Но непрошеные слезы навернулись на глаза, когда она наклонилась, чтобы поправить сандалию. Однако Алиса взяла себя в руки, заплатила по счету и, захватив хлеба для Анатоля, отправилась к дому брата.

Было тепло. Воздух пропитался запахом жасмина, а полная луна серебрила перила балкончиков.

После нескольких ложных тревог она наконец-то увидела подъезжающую в начале первого часа белую «вольво», из которой вышла элегантная блондинка.

Алиса догадалась, что брат подождет бэби-ситтер, чтобы отвезти ее домой. Она видела его профиль, почти не изменившийся: знакомый прямой нос, высокий лоб, волевой подбородок. Она решилась подойти. Он принял ее за одну из соблазнительниц, ошивающихся в престижных кварталах, и отрицательно покачал головой.

– Не интересуюсь, – бросил он ей.

Она решительно положила палец на край стекла, которое он собирался поднять, и прошептала:

– Арман, это я, Алиса. Нам нужно поговорить.

Он недоверчиво всматривался в ее лицо, и она приоткрыла свой рюкзачок:

– Посмотри, я нашла Анатоля! – Услышав звук открывающейся двери дома, она лишь успела добавить: – Никому не говори. Я жду тебя.

– Через десять минут, – выдохнул он вдогонку Алисе, поспешившей спрятаться в темноте.

Он оказался точен. Вновь подъезжая к дому, Арман притормозил, открыл правую дверцу и пригласил ее садиться.

Машина быстро растворилась в ночи. Оба некоторое время молчали, давая улечься внутреннему волнению, которое всколыхнуло пережитое прошлое.

Арман первый обратился к сестре:

– Лили, откуда ты появилась? Что делала все эти годы?

Вместо ответа она протянула ему черно-белую почтовую открытку, изображающую известную сцену из пантомимы «Плоть».

– Профессия, которую должна была бы приобрести Колетт. Я осуществила свою мечту стать актрисой пантомимы.

– И это тебя устраивает? В финансовом отношении, я хочу сказать…

– У меня не такие запросы, как у тебя, – резко возразила она.

– Лили, – пробормотал он, похлопав ее по руке, – у меня тоже не так все легко складывалось… ты многого не знаешь…

– Но зато я знаю кое-что другое, – чуть отстранилась она, раздраженная покровительственным жестом. – Например, то, что наша мать утонула на прошлой неделе в Сен-Совер-ан-Пюизе. И это еще не все…

«Вольво» остановилась прямо посреди бульвара.

* * *

Анна Леру-Бонне с решительным видом вошла в комнату сына, заранее зная, что сейчас начнется торг из-за выключения света. Она уложила его в постель, поцеловала и тихонько вышла, чтобы прикоснуться губами к теплой бархатистой щечке маленькой Алисы, которая улыбалась во сне. Затем она проследовала в ванную, не заметив в гостиной лежащую на видном месте записку следующего содержания:

«Какой-то комиссар Фушеру хочет, чтобы месье Бонне позвонил ему при первой возможности по номеру 0028011873».

Если бы даже она прочитала ее, то не придала бы этому никакого значения, так как нередко бывало, что мужа срочно вызывали в министерство в случае возникновения кризиса в какой-либо горячей точке планеты. Поэтому она сразу уснула, едва только ее голова коснулась подушки. Ей показалось, что Арман тотчас после этого вошел в спальню, и сонно пробормотала:

– Арман, это ты? Который час?

– Уже поздно, – тихо сказал он. – Спи…

У нее возникло смутное ощущение, что он вышел, потом вернулся несколько минут спустя; она почувствовала, как любимое тело вытянулось рядом, и провалилась в блаженную теплоту супружеской ночи.

Лежащий подле Арман не сомкнул глаз до рассвета. Откровения сестры, которую он тайком провел в одну из комнат для прислуги на седьмом этаже, потрясли его до глубины души. Рушились все его планы.

* * *

Эту ночь Марго Лонваль провела одна и спала плохо в верхней комнате Мон-Бугона. На ферме Туро Антуану Деврилю снился идиотский сон – будто он превратился в полуголую баядерку.

На втором этаже своего пристанища Жан-Пьер Фушеру, устав переворачиваться с боку на бок в поисках сна, встал и перечитал все досье Ришело.

Амандина Фолле большую часть ночи провела у книготорговца на улице Гро-Бонне.

На площади Думер Жизель Дамбер с мучительным беспокойством добрый десяток раз включала и выключала ночничок, словно томительно ожидая чьего-то внезапного прихода.

Глава 25

Вторник, 17-е

Семинар «Зарождение Клодины» пользовался большим успехом. Во второй половине дня этого вторника зал был полон. Всем не терпелось послушать Жизель Дамбер. Из-за отсутствия няни ей пришлось в последнюю минуту поместить Анжелу в фиктивной библиотеке замка, в двух шагах от места, где она должна была выступать.

Приободренная нашедшимся выходом из положения, она решила попытать счастья: раз в два-три дня звонила со своего мобильника в издательство «Фламмелеон», причем в разное время, чтобы обмануть бдительность противника. Вот уже скоро два года, как издатель обязался опубликовать ее исследования о Колетт и Матиссе. С тех пор он, ничего внятно не объясняя, прибегал к различным уверткам. Сначала ссылался на то, что трудно войти в контакт с наследниками художника. Затем – на трудности в получении прав на репродукцию. Когда сама Жизель занялась всем этим и легко преодолела все препятствия, то отговорки его стали еще более расплывчатыми. Однако в один прекрасный день он прислал ей договор с издательством, который она незамедлительно подписала. После трех месяцев молчания надежды ее вновь стали рушиться. Тогда она приступила ко второй фазе враждебных действий, решив неотступно преследовать противника. Теперь она звонила ему в самые разные часы, чтобы застать на месте и вынудить сдержать свое слово. В последнем разговоре он оправдывался тем, что по горло занят выпуском очередного коммерческого бестселлера. А в этот вторник он предоставил другое доказательство своей доброй воли:

– Не могу ответить вам ничего определенного по поводу вашего небольшого проекта, мадемуазель. Сегодня вечером я с моим автором участвую в трех телевизионных передачах, одна из которых – встреча за круглым столом с Марселом Фретилло. А завтра – в совместном круглом столе вместе с моими коллегами. Поймите сами… Все книготорговцы стоят на ушах… Первый тираж будет насчитывать триста тысяч экземпляров…

– А сколько экземпляров вы отводите Колетт и Матиссу? – осведомилась она наигранно равнодушным тоном.

Голос издателя сразу похолодел.

– Несколько сотен, самое большее. Я вам уже объяснял, что ваша книга вряд ли окупит расходы по изданию.

– Но разве доход от вашего автора не позволит…

– Так у нас не делается, вам это хорошо известно… Ах, прошу прощения… Звонит другой телефон… Я соединюсь с вами, как только появится определенность.

И он положил трубку.

Лицемерность этой дежурной фразы привела Жизель в отчаяние. Она зло зашагала в зал, где должна была выступать. Ее ожидала новая битва.

Марго Лонваль представила ее собравшимся, особо упомянула о значительности ее работ. Как раз перед началом выступления Жизель заметила Фушеру, стоявшего в глубине зала. «У него, должно быть, болит колено», – подумала она. Сдерживая волнение, не спеша разложила листочки, поправила микрофон.

– Сегодня я буду говорить о взаимоотношениях матери и дочери в «Сидо». Я хочу воздать должное этой книге, которая явилась благодатной почвой для моих размышлений и которая мастерски связывает пространство, место и их письменное выражение…

Она уложилась в отведенные ей пятьдесят минут, но ее толкование вызвало такой интерес, что вопросы посыпались со всех сторон и председательствующая вынуждена была их ограничить. Когда передавалась последняя записка с вопросом, Жизель, посмотрев на часы, спохватилась: увлекшись дискуссией, она забыла про дочь.

Она повернулась и побежала в библиотеку. Мадлен последовала за ней. У двери они остановились, услышав за ней нечто похожее на урок чтения:

– Что… бы… ку… пить… са… за… мок… – Голос Анжелы споткнулся на следующем слоге. – Ор… ор… м… Орм… Орм, – торжествующе закончила она.

– Это напомнило мне мои первые уроки, – пошутила бывшая учительница.

Они вошли. Анжела расположилась среди муляжей книг, которые она скинула с полок; приставная лесенка, позволившая ей добраться до самых верхних, была криво поставлена на мраморную банкетку. Ворох желтых переплетов окружал девочку, которая сложила две высокие стопки из розовых и голубых обложек. А сама восседала в своем разноцветном иглу и продолжала гордо запинаться:

– Ря… дом… с… до… мом… свя… щен… ника…

– Что-то невероятное! Она умеет читать! В четыре-то года! Раньше, чем Колетт, – удивилась Мадлен.

– Она это от меня скрывала, – улыбнулась Жизель, втайне восхищаясь тем, как ее дочь проникает в волшебную страну.

– Ты уже как взрослая, – поздравила Анжелу Мадлен, подходя к ней.

– Только не в том, что касается порядка, – с сожалением вздохнула мать, оглядывая пустые полки. – Какой хаос!

– А что же она читала? – поинтересовалась Мадлен.

Они осмотрели разрозненные листки, непочтительно перемешанные Анжелой.

– Надеюсь, она ничего не порвала, – пробормотала Жизель, осторожно вынимая из рук девочки голубенький листок.

Она протянула его Мадлен, которая вслух прочитала:

– «Пупа, милая. Почему-то я не слышу, как стучит в мою дверь ваш кулачок в перчатке. Чтобы купить замок Орм дю Пон…» – Она остановилась. – Да ведь это из той пачки писем, которые я считала пропавшими! – воскликнула Мадлен ошарашенно. – Где же этот ребенок нашел их?

– Бумажки лежали в коробочке, – не смущаясь, объяснила Анжела.

И она пальчиком показала матери на пустой картонный переплет, лежащий у нее на коленях; его корешок был отклеен неизвестной рукой, сделавшей из переплета тайник.

– Действительно, все это довольно любопытно, – высказалась Мадлен Дюжарден. – Кто мог спрятать их здесь? Для чего?

– Не будем ничего трогать, – подала мысль Жизель. – Пойду поставлю в известность комиссара Фушеру.

Тем же вечером, после того как были сняты все возможные отпечатки, Марго Лонваль и Антуан Девриль стали проводить экспертизу, начав с внимательного чтения документации в помещении, закрытом для посетителей. Впервые они оказались наедине друг с другом, объединенные общими интересами. Вначале они подшучивали друг над другом и положением, в котором оказались. Живость Марго от этого лишь возросла. А Антуан открывал новые ощущения от ее игривости… От остального мира они были отгорожены массивными ставнями… до тех пор, пока не родится некая истина.

Марго предчувствовала это. Между ними шла скрытая борьба, и каждый подкалывал другого. Разногласия не замедлили проявиться, порожденные, как казалось, самим содержанием писем Колетт.

– Вот увидите, – предупредила их Мадлен Дюжарден, – эта переписка дает не очень лестный портрет писательницы.

В основном переписка с Пупой де Капденак касалась покупки некоего владения в окрестностях Сен-Совера. В ней просвечивала неприязнь Колетт к местным аристократам: она еще не оправилась от унижения от продажи фамильного движимого имущества на публичных торгах и вынужденного переезда в Шатийон-Колиньи. «Именно им я обязана тем, что уехала из родного края», – писала Колетт. Она замышляла двойную месть, так как не позабыла о супружеской измене, явившейся причиной ее отъезда из замка Коррез.

– Если сопоставить этот автографический документ с версией, данной в «Зарождении дня», – заметил Девриль, – то, похоже, в книге она старалась сохранить свое лицо. Она вроде бы поздравляет себя с тем, что «эфемерный замок» уступил место «домику».

– Такая двусмысленность не присуща ей, – возразила Марго Лонваль.

– А что сказать о следующем письме? – продолжил Девриль. – Колетт ясно выражает в нем намерение ограбить родню, отдавая адресату замок, который она собиралась приобрести. Читайте: «Милая Пупа, вы, поселившая меня среди кипарисов…»

– Она намекает на свое пребывание в Ма-де-Капденаке на Лазурном Берегу, – догадалась Марго.

– «…Вы, заменившая мне дочь в последние годы, больше, чем кто-либо, имеете законное право на эту „крышу“, раз вы предоставили мне свою».

– Красиво сказано, но этим она обездоливает свою дочь, – вздохнула Марго.

Пристально глядя в глаза Девриля, она спросила:

– Считаете ли вы своевременной публикацию этой сугубо личной переписки?

– Надеюсь, что когда-нибудь установят подлинность текстов. А вообще-то я в принципе против всяких издательских комментариев… Текст, только текст, ничего, кроме текста. Кстати, и у меня есть кое-что из неопубликованного… Но вы узнаете об этом из моего завтрашнего доклада. А пока что нас просили лишь в общем установить подлинность этих писем и проверить, не внесены ли в них какие-либо искажения после их хищения… Кажется, чернила и водяные знаки на бумаге соответствуют тому времени, – добавил он, приблизив к листу лупу.

– Почерк, похоже, тоже соответствует поздним рукописям Колетт, – согласилась Марго, рассматривая голубоватый лист. – Однако цвет чернил явно…

– Вы сомневаетесь… в подлинности этих писем? – недоверчиво воскликнул он.

– Несмотря на все прочитанное мною, я не могу поверить ни в то, что Колетт и вправду хотела заточить себя в Сен-Совере, ни в то, что она пыталась тайком от всех выделить пожизненную ренту престарелой герцогине Сибиль, и еще меньше в то, что она откупила службы замка через подставное лицо, коим явилась некая женщина.

– И все-таки ей нельзя отказать в искусстве возвращать себе свои жилища: Розвен, выбитый у Мисси; апартаменты на бульваре Сюше – у бывшего мужа, дом в Сен-Совере, возвращенный благодаря доброте де Дюшарн.

– Ну, это все женские хитрости, их вы поймете позже. А что до меня, то, несмотря ни на что, мне с трудом верится в подлинность этих писем.

– Что ж, нам остается только отослать их на специальное исследование. Их расшифровка нас рассудит, – вызывающим тоном произнес Антуан, глядя в глаза собеседницы.