Текст книги "Убийство в музее Колетт"

Автор книги: Эстель Монбрен

Соавторы: Анаис Кост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 12

Пока Мадлен Дюжарден показывала инспектору Джемани запасник и отвечала на его вопросы, уже закончилось первое утреннее заседание. Как и было условлено, она присоединилась к Жизель Дамбер, которой не терпелось вернуться в дом, где она оставила дочь под присмотром соседки.

Мадлен Дюжарден в свое время откупила дом Поля Думе на углу улицы Гран-Же. Своими классическими пропорциями и основательностью жилище наводило на мысли о родстве душ, которое можно встретить только в провинции. С улицы, через высокие окна, можно было видеть книжные полки с лежащими в восхитительном беспорядке книгами.

Когда они открыли дверь, кошка Жизель Дамбер не упустила случая выскользнуть на улицу из дома, где ее на два дня заперли для ее же собственной безопасности; она устала от такого заточения. Карамель, полосатая кошка Мадлен, возникла, словно фея, на прилегающей стене; ее желтые бока, пылающие на солнце, раздувались от ярости. Персидская кошка застыла на месте, и ее шерсть вздыбилась.

Обе кошки впились глазами друг в друга, обмениваясь протяжным угрожающим речитативом, предвестником битвы. Карамель урчала глухо, будто хищник, желающий парализовать свою жертву; временами ее утробное урчание перекрывалось более высокими нотами Катиши, которую, похоже, совсем не страшило завывание соперницы.

Женщины не двигались, дабы не нарушать проявления сигнального кода, заложенного в животных природой. Урчание Карамели стало более угрожающим, напоминающим хрип умирающего, и Жизель вздрогнула. По закону противоположностей угроза Катиши перешла в пронзительный, почти невыносимый вой. Инстинктивно стараясь спрятаться, обе подруги решили войти в дом, предоставив животным продолжать их нескончаемый дуэт.

Однако звук их шагов, как по мановению волшебной палочки, разрядил напряженность. Катиша последовала за Жизель и, словно голубая стрела, промчалась мимо и исчезла в доме. Лишившись объекта своей ярости, недоумевающая Карамель поменяла регистр, издала что-то вроде покашливания, чтобы не потерять лицо, и пометила отвоеванную территорию.

– Мама! Посмотри!

Анжела гордо протянула матери канву с большими дырами, по краям которых болтались обрывки зеленых и синих шерстяных ниток.

– Посмотри на кораблик! Вот вырасту и стану моряком…

– И куда же ты поплывешь?

– На самый конец моря, – мечтательно произнес ребенок.

«Она покинет меня… Видно, так суждено…» – подумала Жизель.

И, повернувшись к мадам Драпье, которая проявила инициативу, преподав девочке урок вышивания, с натужным юмором спросила:

– Значит, вы хотите сделать из моей дочери отменную вышивальщицу?

– Надо же научить ее какому-нибудь женскому делу, – парировала мадам Драпье.

– Шитье – лучшее средство развить мечтательность! – поддержала ее Мадлен.

– А также умение готовить, знание секретов счастливой семейной жизни! – прибавила мадам Драпье с обезоруживающим простодушием. – Я приготовила вам свежую щуку из наших прудов, пирог со шпинатом, а на десерт наше мороженое.

После обеда Жизель вступила в каждодневную борьбу с Анжелой, пытаясь уложить ее в постель для послеобеденного сна. Стараясь выиграть время, ребенок прибегнул к обычной стратегии:

– Ты мне расскажешь сказку?

– У меня для тебя есть книжка, – вмешалась Мадлен, – в ней полно картинок… Это история одной маленькой девочки из Сен-Совера, которая умела говорить с животными и лазить по деревьям.

– Как белка?

Мадлен протянула Анжеле экземпляр своей книги «Колетт, пересказанная для детей». Схватив ее, та побежала вслед за матерью в спальню.

Минут через двадцать пришли комиссар Фушеру с инспектором Джемани.

– Мне очень жаль, что наша беседа не состоялась раньше, – начал было Фушеру.

– Потише, пожалуйста. В соседней комнате спит ребенок. Давайте пройдем на террасу. Черносмородиновый ликер?

От ликера они отказались и уселись в тиковые кресла, потемневшие от полировки льняным маслом. Комиссар кивком попросил свою помощницу начать разговор.

– Мадам, хотелось бы вместе с вами прояснить некоторые вопросы. Этим утром вы сказали, что еще раньше заметили кое-какие… – Лейла заглянула в свой блокнот, – «несоответствия» в ходе инвентаризации.

Мадлен потупилась:

– Я никогда никому об этом не говорила, но письма, украденные сегодня, совсем не значились в первоначальном списке, составленном в Париже и переданном клубу.

– Кому они были адресованы? – спросил комиссар.

– Все они писались одной молодой женщине, Пупе де Капденак, с которой очень подружилась постаревшая Колетт и которой поверялись все домашние заботы.

– Вы хотите сказать, что эти письма совершенно неожиданно появились в ее литературном наследстве?

– Это кажется невероятным, но у меня сложилось такое впечатление. Меня поражает и то, что пропали некоторые вещи, числившиеся в описи. Во время перевозки в Сен-Совер исчез один медальон с камеей, испарились рецепты кремов молодости – как вы знаете, Колетт создала собственное средство для сохранения красоты – и один детективный роман с автографом автора.

– Вы заявили о пропаже?

– Нет, я не решилась. К тому же большой ценности эти вещи не имели. Но зато на всякий случай я сфотографировала все предметы до их отправки в Сен-Совер.

– Вы можете показать нам фотографии? – вмешался Фушеру.

Мадлен Дюжарден подошла к своему бюро и долго шарила в ящиках.

– Не сильна я в наведении порядка, – извинилась она, вернувшись и перелистывая свои альбомы. – А! Вот и они!

Фушеру узнал знакомую коллекцию, выставленную в музее.

– Можете показать нам пропавший медальон?

Она направила указательный палец на самый маленький. Фушеру оживился; он положил рядом клише Мадлен и фото медальона, послужившего орудием самоубийства. Они совпадали.

– Похоже на изображение Мицу! – воскликнула инспектор Джемани.

– Так оно и есть! – подтвердила Мадлен, обрадованная тем, что нашла знатока.

– Именно месье Ришело производил инвентаризацию фондов? Не думаете ли вы, что он и похитил этот медальон?

– Вполне возможно, но почему этот, а не другой? – удивилась Мадлен. – И зачем ему рецепты молодости? Может, хотел сделать подарок одной из своих… подруг?

– Если только не себе лично… – язвительно заметила Джемани.

– А украденная книга? Как она называется?

Мадлен Дюжарден стала сверяться со списком.

– Признаюсь, я ее не читала. Честно говоря, не такая уж она известная… А! Вот!.. «Завещание Милого», детективный роман, написанный Коломбом Бризеду и изданный за счет автора в «Пресс дю Фаланстер».

– Достаньте нам эту книгу, инспектор Джемани… А теперь – о деле Брюссо. Вы присутствовали при обнаружении трупа, не так ли?

– Действительно, и это было для меня таким ударом…

Она рассказала им о поездке с Антуаном Деврилем к пруду Безумия.

– Что меня крайне удивляет, – сказала в заключение Мадлен, – так это то, что Жюли старалась утонуть. А ведь она была превосходной пловчихой… Не так-то это легко… Рассматривалось ли предположение о несчастном случае?

– Тогда, мадам, – возразил Фушеру, – что она могла делать одна у этого отдаленного пруда? Кстати, анализ показал, что мадам Брюссо до этого приняла приличную дозу транквилизаторов. Да и высокие сапоги, бывшие на ней, явно предназначались для удержания ее на дне.

– Вы хотите сказать, что она и впрямь предприняла все возможное, чтобы не вынырнуть?

– Выходит, что так. Но тело зацепилось за корни и не пошло ко дну.

– Можно подумать, что она все сделала, чтобы ее тело не было найдено… – рискнула предположить Мадлен Дюжарден.

– Не видите ли вы причин, объясняющих подобное стремление к сокрытию всех следов?

– Никаких, комиссар… Даже не могу объяснить причину ее смерти. Захоти она уйти из жизни, она бы отдала распоряжения по дому, доверила кому-нибудь попугая. Оставила бы предсмертную записку, наконец!.. Она была такой деловой… Не из тех, кто слишком жалеет себя, поверьте мне. И все-таки найти причины можно: у нее не было семьи, и она страдала от болей в бедре, правда, никогда не жаловалась.

– Не думаете ли вы, что когда она узнала о своей неизлечимой болезни, то нарушилась ее психика?

– Это меня удивило бы… Ведь она ни разу не посещала врача!

– В Сен-Совере, вы хотите сказать?

Оба полицейских обменялись понимающими взглядами.

Уложив дочь, Жизель Дамбер, привлеченная голосами, подошла к террасе. Она перехватила взгляды партнеров, и это ее почему-то насторожило. Повинуясь внутреннему чувству, она не вышла на террасу, а, сдерживая дыхание, осталась стоять за застекленной дверью. Отсюда ей было слышно все.

– К чему бы ей проходить консультацию в другом месте? – продолжала Мадлен. – И у нас есть хорошие врачи.

Когда она отвернулась от них и наклонилась, чтобы поставить на лапки прирученного ежонка, они одновременно вполголоса произнесли:

– Из осторожности…

Эти слова словно хлыстом стеганули по Жизель. Ее зазнобило. «Что со мною? Заболела?» – спросила она себя. Ей вдруг захотелось больше всего на свете очутиться в своей постели. Почувствовать тепло тельца дочери, прижавшейся к ней. Любовь проснулась в ней с силой, о которой она и не подозревала. Жизель неожиданно ощутила себя зажатой в любовном треугольнике.

Какое-то время она пыталась совладать с собой. Да и что она себе вообразила? Ведь она оказалась лишь свидетельницей хорошо слаженного профессионального дуэта. И тут же отругала себя за такую детскую ревность. Она собралась было потихоньку удалиться, но ее кошка, шмыгнув между ногами, проворно вспрыгнула на колени комиссара и сразу замурлыкала, выгнув гибкую спину и требуя мужской ласки.

Возмутившись подобным предательством своей союзницы, Жизель вынуждена была выйти на террасу; она махнула рукой, чтобы прогнать животное.

– Катиша! Это уж слишком!

– Мы с вашей кошкой старые друзья! – сказал Фушеру, ставя на пол уязвленную персиянку.

– Мы еще встретимся с вами, мадемуазель Дамбер, – отчетливо произнесла Лейла, вставая.

Щеки ее слегка порозовели.

– В последний раз мы виделись… – Жизель запнулась, вопросительно глядя на Лейлу.

Та с быстротой молнии вспомнила их последнюю встречу. Это произошло четыре года назад снежным декабрем на набережной Орфевр. В то время она была в гуще довольно трудного расследования, вынудившего комиссара уехать из столицы. Ее молодой помощник Лео Кранзак как-то к вечеру постучался к ней.

– Какая-то дамочка очень желает вас видеть, – объявил он.

– Как зовут эту настырную? – раздраженно спросила оторванная от дела Лейла.

– Мадемуазель Дамбер.

От неожиданности ручка, скользнув, оставила черту на постановлении об аресте.

– Жизель Дамбер? – повторила она. – Я не виделась с ней после дела Иллье-Комбре[4]4
  Эстель Монбрен «Убийство в доме тетушки Леони». – Примеч. пер.


[Закрыть]. Пусть войдет.

На Жизель было теплое шерстяное пальто, волосы спрятаны под черной бархатной шляпкой, а подобранный в тон шарфик лишь подчеркивал усталость на ее лице.

– Извините, что отрываю вас от дел… Я прилетела из Бостона на новогодние праздники. Могу ли я видеть комиссара Фушеру?

– К сожалению, он сейчас в командировке на юге Франции.

– Я хотела убедиться в этом… – пробормотала Жизель, подавляя свое разочарование.

– Он уехал на несколько дней. Может, я могу заменить его? – предложила Лейла.

– Вообще-то я хотела поговорить с ним, но, может быть…

«Сама не знает, чего хочет», – подумала Лейла.

– Я доложу ему о вашем приходе. Оставьте мне номер вашего телефона.

– Нет, это бесполезно. – Ее голос окреп. – Не стоит ему даже говорить, что я приходила. Я увижу его в другой раз.

– Как вам угодно. Вы скоро возвращаетесь?

– Нет, я улечу в начале января.

Провожая Жизель до двери, Лейла поздравила ее с последней публикацией.

– Комиссар Фушеру дал мне почитать вашу антологию о женской дружбе. Занятный сюжет… А над какой книгой вы сейчас работаете?

– О Колетт. Новые страницы ее жизни… – ответила Жизель загадочным тоном и вышла.

Поглощенная тысячью дел, навалившихся на нее в последующие дни, Лейла позабыла сказать комиссару Фушеру об этом визите.

– Извините, что тороплю вас… – Голос Жизель вернул ее к реальности. – Но семинар продолжится через четверть часа, Мадлен, и уже объявили о прибытии неожиданного гостя.

– Малышка все еще спит?

– Да, но мне не по себе: не пришла мадам Драпье, должно быть, у нее срочное дело…

И тут Лейла услышала ошеломившее ее предложение, значение которого не сразу до нее дошло.

– Ну что ж, – заявил Жан-Пьер Фушеру, – можете уходить. Я останусь за няньку. Инспектор Джемани, встретимся у продавца книг в 18 часов.

Оторопев, Жизель попыталась отговорить его, но он поторопился добавить:

– Согласитесь, мадемуазель Дамбер, что после вас я единственный, кто справится с этой задачей.

Побежденная, она сдалась.

Лейлу вдруг озарило, и она не смогла подавить вспыхнувшую мысль об измене. Мадлен, испытывая смутное беспокойство от возникшей глухой напряженности, которую ощутила, поторопилась выйти, уведя с собой Жизель.

Мужчина остался наедине со своими мыслями.

Глава 13

Пятница, 13-е

Мадлен и Жизель вскоре преодолели крутой подъем на окраине городка, сокращая путь по старой улице Оспис. Когда они проходили мимо ворот, над которыми нависала каморка, где Колетт спала, будучи ребенком, у Жизель Дамбер появилось ощущение, что за ней следят внимательные глаза писательницы.

– Подумать только! – воскликнула Мадлен, показывая на розовый портретный барельеф на сером фасаде дома. Она даже не смогла выйти из машины в день открытия. Это красноречиво свидетельствует о невозможности возвращения в родные края.

Жизель неожиданно пришла в голову мысль об обезоруживающей простоте фразы, выгравированной на пластинке: «Здесь родилась Колетт». В этих нескольких словах заключалась формула наиболее активного фермента ее творчества. Изгнание.

– You can’t go again[5]5
  Ты не сможешь уйти снова. – Примеч. пер.


[Закрыть], – тихо проговорила она.

– Простите? – не поняла Мадлен.

– Название одного американского романа, – тотчас объяснила Жизель. – Я не отдавала себе в этом отчета, но к нашей культуре я отношусь как изгнанница.

– Вы давно живете за границей? – поинтересовалась Мадлен.

– Почти пять лет. Анжела там родилась.

– Тогда она маленькая американочка?

– Ее родители – французы, – уточнила Жизель, охваченная непонятной тоской.

А кем будет ее дочь? Она пошла быстрее, пытаясь избавиться от других вопросов.

Молча они свернули направо в конце улицы и вошли во двор замка. Миновав службы и пройдя мимо музея, очутились перед бывшими конюшнями, в которых проходил семинар. Их остановило необычное оживление, превратившее в цирк мирный городок. Тик де Глориан, довольный тем, что к нему перешли обязанности Ришело, явно не поскупился. Этот новичок намеревался преподать урок старейшинам города. Он не только созвал местных журналистов, но и привлек присутствующих представителей парижской прессы. Возвышаясь на подиуме перед лесом микрофонов и камер, он словно объявлял очередной номер. Перевозбужденный, небрежно одетый, в клетчатой рубашке, с редкими и сальными волосами, он заливался соловьем:

– Господа, в Сен-Совере произойдет событие века…

Мадлен наклонилась к Жизель и с иронией проговорила:

– Еще одно? Я полагала, что оно уже состоялось в 1873 году!

– Наш нежданный гость является наикрупнейшим критиком современной прозы… В то же время и писатель, он только что был отмечен призом «Фелина»… – заливался конферансье. – Для нас – трава зеленая, а море синее. Нам сильно повезло, что есть еще люди с его талантом, вынуждающие нас пересмотреть наши взгляды на окружающий мир… И сам я, недавно опубликовавший «Первого Павлина Сен-Совера», построил интригу, взятую из мира животных, лишь затем, чтобы следовать его модели.

– Не знаете, кто это такой, Мадлен? – тихо спросила Жизель.

Учительница отрицательно покачала головой.

– Сегодня впервые он разрушит на ваших глазах старые представления о жизни Колетт. Ибо не была она такой, какой вы ее считали. Покончено со сказкой о счастливом ребенке, хорошей матери, преданной подруге…

– Он не похож на фантазера, – шепнула Мадлен.

– Благодаря ему, – продолжал Тик де Глориан, – вам станут известны тайны дочери этого края. Итак, господа…

– …и дамы, – рассердилась Жизель, отметившая отсутствие женщин среди журналистов.

Оратор выдержал драматическую паузу.

– Итак, вот он, Марсель Фретилло, известный специалист в нашей области, блестящий автор единственного анималографического труда о Колетт, почетный лауреат «Фелины»…

– Кто-кто? – удивилась Жизель. – Будь он специалистом, мы бы его знали.

– Марсель Фретилло, – повторил Тик де Глориан, – автор «Колетт глазами кошки»… Я передаю ему слово.

Из открытого лимузина вышел мужчина романтичной наружности. Стройный, в черных брюках и черной шелковой рубашке, с задорно спадающей на колкий глаз прядкой волос, Марсель Фретилло небрежно перекинул шарф, носимый им на манер Айседоры Дункан. Прежде чем завладеть микрофоном, он позволил публике рассмотреть себя, поздоровался с некоторыми парижскими коллегами и начал:

– Господа, позвольте вас предостеречь…

– Как получилось, что его не встретил наш председатель? – вполголоса спросила Мадлен.

– Полагаю, она предпочла воздержаться, – ответила ей Жизель, ожидая худшего.

Худшее не заставило себя ждать.

– Хотелось бы уточнить: даже если я и писал о жизни Колетт, я вовсе не биограф. – Голос его был приятным, с хорошей дикцией. – Архивную работу я оставляю усердным университетским исследователям, хотя иногда и использую выводы из их трудов… Зато я отказываюсь плести небылицы в духе Арманс Дюгриль. – Последовало элегантное пожатие плечами, на которых премило заколыхался шарф. – Нет, для меня главное – проследить факторы фундаментальной эволюции, так как моя цель заключается в изучении взаимоотношений между Колетт и ее кошкой, являющихся довольно проблематичными. Моя книга кладет конец измышлениям моих предшественников. – Он многозначительно улыбнулся. – Я пользуюсь анималографией, чтобы показать, что доминирующая связь Колетт с ее кошкой является самым эмблематическим из всех отношений с ее близкими. Я вскрываю ее глубокую порочность, унаследованную, кстати, от ее матери. Кем была ее мать, как не сводницей и мотовкой?.. Не по ее ли вине муж ничего не написал?

– Но это аморально! – взорвалась Мадлен. – Где он все это откопал?

– И не подлежит сомнению, – прибавила Жизель, – что Марго Лонваль первая пролила свет на идиллические отношения матери и дочери, но никогда не позволяла себе делать подобные выводы…

– Одним словом, я пересмотрел всю жизнь Колетт, – разглагольствовал Марсель Фретилло.

И он пустился в скучное детальное описание мнимых недостатков автора, имевших место на последнем этапе ее творчества. Все это было бы справедливо, если бы он не спрашивал слушающих: «Кто из нас лучший писатель: Колетт или я? Не очевидно ли, что это я?»

В конце его речи после притворных аплодисментов последовало совместное негодование Мадлен и Жизель, поддержанное Амандиной Фолле.

– Мерзко с его стороны так извращать факты! – возмущалась девушка. О чем думал административный совет, приглашая звезд подобного типа?

– Ах, этот совет! – вздохнула Мадлен, закатывая глаза. – На последнем заседании месье Ришело наложил категоричное вето на приезд Арманс Дюгриль и навязал этого Фретилло. А так как он грозил отставкой, то все уступили. Только мадам Лонваль восстала. Но она оказалась в одиночестве. Многие не решаются высказываться открыто…

– Клуб дискредитирует себя, поручаясь за этого выскочку, – высказалась Амандина Фолле.

Она вдруг покраснела, испугавшись своей смелости.

– Во всем виноват месье Ришело, – повторила Мадлен. – Я даже спрашивала себя, не получил ли он проценты за организацию выступления этого бесноватого.

Залитый солнцем, защитив глаза от него большими темными очками, фанфарон, словно блестящую бандерилью, опускал свое перо на форзацы книг «Колетт глазами кошки», стопками окружавших его; наивных, столпившихся вокруг него, он одаривал снисходительной улыбкой. Закончив раздаривать автографы и покрасовавшись перед камерами, он спустился с подиума и, расчетливо пожав несколько рук, исчез в подвалах замка, открытых специально для него.

– Остается надеяться, что следующее сообщение будет другого характера, – вздохнула Жизель, пожалевшая, что потеряла драгоценное время, еще раз пожертвовав благополучием дочери ради своей карьеры.

В спальне с полуприкрытыми ставнями дома Мадлен Дюжарден просыпалась Анжела. Она какое-то время хлопала нежными ресницами под противомоскитной сеткой, которую бережно приподнял Жан-Пьер Фушеру.

– Мамочка… Где мама? – сразу спросила она встревоженным голосом, увидев склонившееся над ней озабоченное лицо незнакомого мужчины.

– Она сейчас вернется, – пообещал он, более, чем ребенок, встревоженный ее затянувшимся отсутствием. – Она ушла работать…

– В школу? – Девочка наморщила носик. – Это неправда… Ма-ма! Мама! – изо всех сил завопила она.

Она явно унаследовала легкие Мерилис.

Гладя ей волосы, он пытался успокоить девочку.

– Ну-ну… Что такое? Ну… – тщетно старался комиссар Фушеру, не зная, как усмирить панику, охватившую ребенка. Он попробовал сменить тактику. – Знаешь песенку «Жил-был маленький кораблик»? – без всякой надежды спросил он.

Анжела замотала головой и завопила еще громче.

Он тем не менее запел припев, чувствуя себя ужасно глупо.

«Увидела бы меня Лейла…» – смущенно подумал он.

Вскоре ему показалось, что плач ребенка начинает потихоньку стихать: пока он изображал руками гребки веслами, на память приходили позабытые было английские слова из его детства.

– Row, row, row, your boat, gently down the stream…[6]6
  Плыви, плыви, плыви, мой кораблик, тихо по воле волн… (англ.)


[Закрыть]

К его большому облегчению, стратегия удалась.

– For merrily, merrily, merrily. Lyfe is but a dream[7]7
  Весело, весело, весело. Жизнь – всего лишь сон (англ.).


[Закрыть], – обрадованно подхватила Анжела, и слезы ее моментально высохли. – А ты знаешь «Humpty Dumpty sat on a wall»?[8]8
  «Шалтай-Болтай сидел на стене» (англ.).


[Закрыть] – осторожно спросила она.

– Ну конечно, – ответил он, мысленно благодаря свою бабушку, научившую его всем детским песенкам того времени.

– Jack be nimbl, Jack be quick[9]9
  Джек, шустрее, Джек, быстрее (англ.).


[Закрыть], – запели они хором, страшно фальшивя.

Он посчитал партию выигранной, когда Анжела, вволю напевшаяся вместе с ним, без перехода попросила:

– Принеси мне полдник…

И он ушел на поиски хлеба и варенья.