Текст книги "Журнал «Если» 2008 № 05"

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Взрыв раздался так близко, что у меня онемел бок, но я успел одной рукой вцепиться в детонатор, а другой – нанести удар снизу. Я не мог ударить его в корпус, поскольку он был обложен пластиковой взрывчаткой, однако жилет был все же не настолько длинным, чтобы прикрывать пах. Я двинул его ниже пояса, пока британец пытался выстрелить в меня снова. Он взвизгнул и разжал пальцы, так что детонатор остался у меня в левой руке, а правая тем временем выбила из его руки «дейзер».

Британец упал на колени, и пистолет откатился в угол. Детонатор подпрыгнул у меня в руках и дважды перекувырнулся, прежде чем я сумел кое-как поймать его в воздухе и отступить назад.

Посветлевшее небо, еле-еле видневшееся сквозь единственное оконце, показывало, что рассвет уже близок. Я слышал, как где-то в отдалении выкрикивались команды, которые слишком напоминали о дисциплинированных военных силах. Британские войска выстраивались в боевой порядок под Лексингтоном.

Британец тоже это услышал. Задержавшись, чтобы напасть на Пэм, а затем и на меня, он выбился из графика больше, чем предполагал, поскольку у него не было Помощника, который напомнил бы ему о времени.

– Отдай детонатор, – произнес он не то с угрозой, не то с мольбой, когда вновь оказался на ногах.

– Нет уж! Недолюбливаю тех, кто готов укокошить других людей, притом своих соотечественников, ради какой-то высшей цели.

Глаза британца забегали по сторонам в поисках выхода. Снаружи снова раздались выкрики. Похоже, кто-то отдавал указания, а кто-то другой отвечал, хотя слов я разобрать не мог. Тут Пэм застонала и приподняла голову, и мой взгляд, а вместе с ним и внимание, переместились на нее.

Британец прыгнул и, обрушившись на меня всем своим весом, попытался отнять детонатор. Я отпрянул, его рука ударила меня по запястью, и я разжал кулак. Детонатор отлетел назад, в открытый зев чугунной печи, ударился о ее заднюю стенку и сделал то, что обычно делают детонаторы, когда испытывают подобные потрясения.

Взрыв был не очень мощный, но печь усилила звук. Британец споткнулся, замер и уставился на печь.

– Что ты наделал?! – заорал он.

– Спас ваших соотечественников.

Я приставил палец к его шее и закачал в него содержимое транккристалла. Фанатик напрягся на мгновение, а потом обмяк. Как ни велик был соблазн шарахнуть его об пол со всей силы, мое воспитание не позволило мне швыряться взрывчатыми веществами, поэтому я подхватил британца под мышки и осторожно опустил, улавливая краем уха отзвуки других взрывов, гремевших на улице.

Только сейчас я снова обратил внимание на Пэм. Она уже поднялась на ноги и стояла возле стены, глядя на меня во все глаза с совершенно ошалелым видом.

– Что ты наделал! – выдохнула она.

– Да что вы заладили одно и то же?! – Грохот взрывов снаружи нарастал мощным крещендо. – Что случилось?

Пэм перевела взгляд с меня на печку.

– Слышишь? Это колонисты ведут перестрелку с британскими войсками в Лексингтон Грин. Война за независимость началась.

Неудивительно, что она была расстроена.

– И из-за этого типа ты не смогла установить свои датчики, чтобы понять, кто же все-таки сделал первый выстрел.

Пэм бросила на меня такой взгляд, как будто усомнилась в здравости моего рассудка.

– Ты что, издеваешься? Так ничего и не понял? Ты сделал этот выстрел. Ты и есть тот самый «стрелок».

– Но это просто смешно. Я… – И тут до меня дошло. Обернувшись, я уставился на печь. Детонатор взорвался у нее внутри. Металлический корпус усилил звук, большая часть которого растворилась в этой комнате, но немало вышло наружу сквозь металлическую трубу дымохода.

Металлическая труба. Взрыв на одном конце. Хлопок на другом будет копией звука выстрела. – У меня даже нет оружия, и я – стрелок.

Пэм изумленно покачала головой.

– Неудивительно, что никто не мог привязать этот выстрел к какому-то конкретному месту. Звуковая волна прошла по дымоходу, сверху которого есть дождевой колпак, и он отразил звук во все стороны. А оружие никто не мог определить, потому что это был детонатор из другого времени… Но зачем ты это сделал?

– Что значит, зачем? – возмутился я. – Этот британец чуть тебя не убил.

– Ты развязал войну, чтобы спасти меня? – Кажется, Пэм еще не решила, как ей следует к этому относиться. – Том, это ужасно мило с твоей стороны. Очень глупо, конечно, но все же так мило– Я же не специальноПэм отошла от стены, потирая лоб и морщась от боли.

– Значит, выстрел, с которого началась Война за независимость, был случайным взрывом, который произошел из-за того, что некий путешественник во времени, оказавшийся здесь, чтобы запечатлеть начало Войны за независимость, пытался другого, который находился здесь, чтобы выяснить, кто сделал первый выстрел, спасти от третьего, который хотел изменить эти события, но в результате как раз пустил их по исходному историческому пути… Знаешь, вот именно из-за таких вещей у людей складывается превратное мнение о ТИ.

– Я же не виноват, что причина и следствие связаны во времени по кругу, – проворчал я, поднимая с пола «дейзер» британца. – Я не сделал бы этого, если бы не отправился вслед за тобойПэм уставилась на меня.

– Чего не произошло бы, если бы я не отправилась в это здесь и сейчас ради встречи с тобой.

У меня уже голова шла кругом.

– А этого бы не случилось, если бы мы не познакомились в Лондоне спустя сто тридцать лет. А этого бы не произошло, если бы другие люди не пытались изменить исход войны за будущее. Я всегда знал, что все это очень сложно – время, наполненное бесчисленными причинно-следственными связями, которые взаимодействуют, переплетаются и смешиваются. Но, черт побери, когда же всё это началось?

– Начала не существует, как не существует конца. Ты это знаешь.

И древние тоже знали. Поэтому один из первых символов бесконечности – змей Уроборос, кусающий собственный хвост. – Пэм вздохнула. – Но мое задание выполнено. Я выяснила, откуда прозвучал выстрел и почему.

– Но до тебя никто этого не знал. Почему я никому ничего не рассказывал? В смысле, если не из-за скромности.

Пэм улыбнулась.

– Думаю, ты просто не мог рассказать об этом в своем настоящем.

– Почему… О-о. Выходит, теперь я обязан эмигрировать в твое время.

Улыбка сползла с лица Пэм, и глаза ее грозно прищурились.

– Обязан?! Так вот как ты к этому относишьсяИ она так на меня посмотрела, что я понял: надо соображать быстрее, а то Война за независимость может пойти по другому пути. Я потрогал голову и изобразил смущение.

– Я что, сморозил какую-то ерунду? Не обращай внимания: этот тип так меня приложил, что я до сих пор немного не в себе.

– Твоя Помощница сказала моей, что с тобой все в порядке. Сотрясения нет.

– Предательница, – сказал я Джинни.

– Возможно, она просто не в состоянии его обнаружить. Думаю, медицинская техника в твоем времени сможет с этим разобраться. Я правда очень рад отправиться туда вместе с тобой. Я тебе это говорил?

– Угу. Конечно.

– Эй! Я развязал войну только из-за того, что я люблю тебя! Это что, не в счет?

– В следующий раз лучше принеси шоколадку, – посоветовала Пэм. – Что будем делать с этим парнем? Отошлем домой?

– Не получится. Он отключил все свои системы.

– Получится, – заявила Пэм. – Энни способна передать ему достаточно энергии, чтобы реактивировать собственный энергоисточник, а тот уже приведет в действие прыжковый механизм. Когда Джинни пройдет апгрейд в моем настоящем, она тоже сможет выполнять такие штуки. Я велю Энни изменить настройку прыжка, так что парень очнется на пятьдесят лет позже своего времени. Пусть помучается, когда будет объяснять там свое присутствие и пытаться вернуться домой. – Пэм застыла на мгновение, после чего тело британца внезапно исчезло. – Что это на нем было надето?

– Жилет со взрывчаткой.

– Уф… Да, несладко ему придется там, куда я его послала. – Пэм глянула в сторону улицы, и на ее лице отразилась тревога. – Повсюду рыщут ТИ. И кое-кто из них уже подобрался слишком близко. Надо убираться отсюда в Додж ^{note 4}ко всем чертям.

– Ты тоже там будешь? – изумился я.

– В Додж-сити? Да, в 1878-м.

– А я – в 1879-м– Поздно! Вечно вы, мужики, опаздываете… А теперь давай-ка прыгай к себе домой, пока нас не сцапал кто-нибудь еще.

Но я подождал, пока исчезла Пэм, а потом уже прыгнул сам.

* * *

Вот как получилось, что я сейчас заполняю эмиграционные документы, вооружившись поручительством Пэм, и прощаюсь со всеми, кого знал в том времени, которое вскоре станет моим бывшим настоящим. Все мои приятели сказали, что я идиот, раз оставляю дом из-за девчонки, ну а все знакомые девушки пустили слезу и сообщили, что я великий человек. Все они сбросились и собрали некоторую сумму, чтобы помочь мне оплатить прыжок – вместо подарка на свадьбу, которая все равно состоится лишь в будущем веке.

Рассказывать, что это я начал Войну за независимость, я не стал.

Пусть пока останется в секрете – до следующего столетия.

Перевела с английского Зоя БУРКИНА © John G. Hemry. These Are the Times. 2007. Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2007 году.

МАЙК РЕЗНИК. ЛАВКА ЧУДЕС АЛАСТЕРА БАФФЛА

Голд и Силвер – это мы. Мы были командой еще с тех пор, как власть главной бейсбольной лиги заканчивалась у реки Миссисипи, а на флаге было только сорок восемь звезд. И выглядело все это в те времена куда приличнее. Более симметрично, что ли, с шестью рядами по восемь звезд или восемью по шесть… Полагаю, это зависело от того, лежишь ты или стоишь… Мы пережили трех жен на двоих (одна его и две мои), и двоих ребятишек (оба его), мы оставались друзьями более чем три четверти века (точнее сказать, семьдесят восемь лет) и жили в доме для престарелых Гектора Макферсона, с тех пор… с тех пор как больше не могли содержать себя.

Он – Голд. Мори Голд. Я – Нейт Силвер. Полагаю, когда-то мы были Силверстайнами, до тех пор пока мой дед не сократил фамилию, когда Тедди Рузвельт еще ходил в президентах. Па Мори изменил свою сразу после первой мировой и стал из Голдберга, или Голдмана, или Голд-как-там-еще, словом, неважно… теперь мы Голд и Силвер.

Как я уже сказал, мы встретились семьдесят восемь лет назад.

И всегда жили в Чикаго. В нашем детстве там было довольно безопасно. Копы вычистили Аль Капоне и его дружков, и город еще не кишел наркошами и попрошайками, так что нам позволялось пользоваться метро. Самостоятельно добираться до «Петли» ^{note 5}: мне от Роджерс-парка на Северной стороне, Мори – с Южного берега, в паре миль за Чикагским университетом, в то время так и кишевшим гениями и коммунистами, что тогда зачастую означало одно и то же.

Больше всего я любил приходить к «Палмер-хаус», самому роскошному отелю в городе. Номера для гостей начинались то ли с третьего, то ли с четвертого этажа, а первый и бельэтаж были битком набиты лавчонками, торговавшими самыми что ни на есть занимательными вещицами: светящимися в темноте часами, механическими пианино, одеждой и драгоценностями, привезенными из таких экзотических мест, как Константинополь, Бомбей и Гонконг.

Но поразительнее всего была крошечная лавочка в бельэтаже. Называлась она «Лавка чудес Аластера Баффла», и продавались там волшебные вещи. С их помощью можно было показать любой фокус (по крайней мере, так мне тогда казалось). Тут стояли шкатулки, в которые Аластер Баффл мог положить все, что угодно, от яйца до монеты, и это все, что угодно, исчезало прямо у вас на глазах. Лежали пустые шляпы, в которых неожиданно появлялись кролики, цветы или шелковые платки. Имелась настоящая большая гильотина, и каким-то образом, не заметным глазу, лезвие падало, почему-то оставляя невредимой шею Аластера Баффла. Существовали карточные фокусы, и фокусы с веревкой, и волшебные палочки, летающие по воздуху.

В углу красовались часы с циферблатом в виде прекрасного женского лица, и стоило вам потерять к ним интерес, как женщина улыбалась и заговаривала с вами.

Но самой великолепной штукой было волшебное шоу. О, Аластер не собирался показывать его бесплатно, но если вы обещали купить фокус и доставали деньги (обычно пятидесяти центов было достаточно, но коли у вас такой суммы не было, Баффл иногда соглашался продать вам фокус за двадцать пять), он целых полчаса показывал все новые фокусы, появившиеся в лавке с вашего последнего визита.

Я думал, что лавку посещали только иллюзионисты, но покупатели не походили на фокусников, которых вы обычно видите на сцене… О, в детстве я никогда не видел выступлений иллюзионистов на сцене, зато часто рассматривал афиши и знал, что все фокусники —

высокие, худые, наподобие Фреда Астера ^{note 6}, прекрасно смотрятся во фраках с белыми галстуками и имеют при себе ассистенток: весьма скудно одетых женщин, при виде которых я отчаянно мечтал поскорее вырасти.

Но те немногие клиенты, которые посещали лавку, были совсем другими. Один из них выглядел в точности как Пол Муни в той картине, где он бежит из тюрьмы. Другой был разряжен в шелка и атлас, а на голове его красовался тюрбан с драгоценным камнем. Приходили и женщины: не такие, которым, по вашему мнению, полагается выступать на сцене, но в элегантных шляпках, экзотической косметике и темных перчатках. В те времена многие дамы носили горжетки из чернобурки, с головками и хвостами. Как-то я увидел, что Аластер Баффл помахал на прощание женщине, которая выходила из лавки в тот момент, когда входил я. И тут он сказал что-то на непонятном языке такой вот лисьей мордочке, и я мог бы поклясться, что она задрала нос и подмигнула ему.

Тогда мне выдавали на карманные расходы четвертак в неделю.

Накопив пятьдесят центов, я приходил туда, чтобы купить фокус, Л А В К А Ч У Д Е С А Л А С Т Е Р А Б А Ф Ф Л А но поскольку поездка на метро стоила четвертак в один конец, я мог приезжать сюда не больше раза в месяц. И все удивлялся, почему другие ребятишки не обнаружили эту почти бесплатную волшебную лавку.

И тут в один прекрасный день встретил Мори.

Оказалось, что он ходит в лавку больше года, так же, как и я, просто мы появлялись там в разные субботы. Глазели на чудеса и магическое шоу, покупали фокусы.

– А! Юный мистер Силвер! – воскликнул Аластер Баффл, когда я переступил порог лавки субботним утром. – Тут есть кто-то, с кем, думаю, вам просто необходимо познакомиться.

Я втайне надеялся на встречу с полуодетой ассистенткой иллюзиониста, но в лавке оказался всего-навсего другой мальчишка, темноволосый, довольно тощий и на пару дюймов ниже меня.

– Мистер Силвер, поздоровайтесь с мистером Голдом.

– Мори Голд, – сказал мальчик, протягивая руку. Я пожал ее, объяснил, что меня зовут Нейт Силвер, и мы тут же потеряли всякий интерес друг к другу, так как Аластер Баффл стал показывать фокус с Коринфской веревкой, сопровождаемый Исчезающей мышью.

Но в тот день у меня оказался лишний дайм ^{note 7}, и мы по пути домой, остановившись выпить содовой, разговорились. И обнаружили: между нами много общего, если не считать того, что он был фанатом «Уайт Сокс», а я болел за «Кабз» ^{note 8}. Мы не расставались несколько часов и, наконец, все же решили отправиться по домам, пока родители не вызвали копов. На прощание мы договорились ровно через месяц встретиться в Лавке чудес.

И так продолжалось два года. Потом его отца перевели на Северную сторону, они переехали, и Мори стал ходить в мою школу. Мы были неразлучны. Играли в одних командах, читали одни и те же книги, вожделели одних и тех же девушек. И хотя не посещали Лавку чудес Аластера Баффла регулярно, все же ходили туда раз в год, чтобы отпраздновать наше знакомство.

Вторая мировая война разразилась примерно в то время, когда мы окончили среднюю школу. Мы пошли в армию добровольцами в один и тот же день, но я попал в Европу, а Мори следующие три с половиной года провел на Тихом океане. Воевал на Тараве и Окинаве. Я был в Италии и участвовал в битве за Бельгию. Нас ни разу не ранило. Никто не подхватил венерическую болезнь. Вернувшись, мы решили начать совместный бизнес.

Честно говоря, это было наше первое, но далеко не последнее предприятие. Мы ни разу не разорились. Ни разу не разбогатели. Работали пару лет, потом решали, что денег на этом все равно не сделаешь, продавали или закрывали фирму, начинали сначала, и так далее, и тому подобное. Попеременно становились владельцами аптеки-магазина, пиццерии, службы доставки, даже студии звукозаписи. Последняя была действительно прибыльным делом, но когда настоящую музыку сменил рок-н-ролл, мы не вынесли какофонии и снова объявили о продаже.

В один прекрасный день мы огляделись и обнаружили, что оказались парочкой восьмидесятидвухлетних вдовцов. Моя первая жена умерла от рака, вторая – от удара. Жена Мори погибла в автокатастрофе. Сына убили во Вьетнаме, дочь погубили наркотики. Мы жили на чеки социального страхования, то есть не шиковали. Кроме того, артрит Мори с каждым месяцем становился все свирепее:

бывали дни, когда он не мог стащить себя с постели, а иногда ноги совсем отказывали. У меня тоже был целый букет «радостей»: потеря легкого, пораженного раковой опухолью, проблемы с простатой, замена тазобедренного сустава и несколько других болячек, не смертельных, конечно, но они продолжали накапливаться. Позаботиться о нас было некому, вот мы и решили перебраться в дом престарелых. И выбрали Гектора Макферсона, не из-за приличного обслуживания и, уж конечно, не из-за питания. Просто он предоставлял маленькие квартирки с двумя спальнями, и мы могли постоянно быть вместе. Кроме того, больше никто не хотел нас слушать. Большинство людей толкует о «Тайгер Вудз» ^{note 9}и Майкле Джордане, Джулии Робертс и Томе Крузе. Мы же беседуем о Писании и Бамбино ^{note 10}, Мэй Уэст, Богарте и Лефти Гроуве ^{note 11}. Они прикалывают на стены снимки Пэм Андерсон и Пэрис Хилтон, мы вспоминаем журнальные вырезки с портретами Бетти Грейбл и Риты Хэйуорт в наших бараках.

Мы переселились за пару лет до начала нового тысячелетия и были вполне довольны. Полагаю, кое-кто из соседей считал нас голубыми, хотя в толк взять не могу, что, по их мнению, делает парочка девяностолетних старперов, когда гасит свет. Мы знали, что наше будущее весьма ограничено, то есть почти сведено к нулю, поэтому толковали о прошлом. О Джей Эф Кей ^{note 12}и Никсоне, о Нашуа и Свопсе, о Шугаре Рее Робинсоне и Джерси Джо Уолкотте ^{note 13}, о тех, кто еще жив и кого уже нет, а таких больше всего… вроде Мэрилин, Джеймса Дина и Брайана Пикколо.

Но рано или поздно разговор обязательно заходил о Лавке чудес Аластера Баффла, где мы встретились много лет назад.

– Что за местечко! – восхищался Мори. – Знаешь, я действительно верил, что он может творить волшебство.

– А, брось, Мори, – не соглашался я. – Он продавал фокусы.

В каждом был такой хитрый механизм. Стоило купить фокус, и Аластер показывал, как он работает.

– Я же не сказал, что мы с тобой могли творить волшебство.

Но сам он был магом.

– Ты превращаешься в старого маразматика, – объявил я.

– А ты – в старого сварливого ворчуна, – парировал он. —

Черт возьми, я был мальчишкой! Впереди были вся жизнь, целый мир, миллиард возможностей! Почему бы мне не поверить в волшебство?

– Он никогда не называл себя волшебником. По-моему, он именовался иллюзионистом.

– Он вообще никак себя не называл, – уперся Мори. – Зато мог сделать так, чтобы попугай исчез, или превратить его в яйцо, а в одиннадцать лет это и считается магией.

– Да, он был хорош, верно?.. – задумчиво протянул я. – Интересно, почему мы ни разу не видели его по телевизору или в кино?

– Если в нынешних фильмах Супермен летает, а космические корабли мчатся со скоростью света, кому нужен настоящий волшебник?

– Он не был настоящим волшебником, – повторил я.

– Для нас с тобой он был вполне настоящим. Недаром мы постоянно туда возвращались, верно?

– Пока не переросли все эти чудеса.

– Я так и не перерос, – настаивал Мори. – Просто жизнь все больше усложнялась, и у меня появилось много других дел.

– Черт, – вздохнул я, – наверное, стоило нанять его для выступлений в пиццерии. Может, тогда дела пошли бы лучше.

– Он не согласился бы.

– Откуда тебе знать?

– Он был ценителем прекрасного, а не исполнителем, – убежденно заявил Мори.

– Жаль, – вздохнул я. – А вдруг ему удалось бы колдовством вытянуть из карманов клиентов побольше деньжат?

– Вполне вероятно, что при желании удалось бы, – заверил Мори. – Впрочем, думаю, плевать он хотел на деньги, иначе с чего бы ему тратить по субботам полчаса, чтобы показать нам пару дюжин фокусов? Только чтобы заставить нас потратить четвертак или полдоллара?

Что поделать с этим Мори? Вот он всегда так. Вцепится в задачку пятидесяти—семидесятилетней давности и ходит по кругу– Успокойся! – раздраженно бросил я. – Он, скорее всего, уже полвека как в могиле.

– И что с того? Благодаря ему мы встретились.

– Ну да, Уолл-стрит провалилась бы, не будь Голда и Силвера.

– Что с тобой? – удивился он. – Ты никогда не был таким.

– Раньше я никогда не нуждался в собственной кислородной подушке. Не бегал каждый час в туалет. Обходился без трости и вообще без кучи вещей, которые сейчас мне жизненно необходимы.

– Брюзга, – пробормотал он. – Старый брюзга.

– А ты молодой? – съязвил я. – Я еще помню девяносто свечей на твоем именинном торте. Черт меня побери, если весь дом едва не сгорел– Брось, Нейт, – уговаривал он. – Это наши золотые годы, а ты чертовски ворчлив! Попробуй хоть немного развлечься– Мои золотые годы прошли четверть века назад… но и тогда у меня все болело.

– Думаешь, ты единственный постарел? – не выдержал он. —

Еще месяц, и я даже не смогу перебраться из инвалидной коляски в свою чертову кровать, но при этом не сижу, как последний болван, и не жду смерти.

И опять началась ежедневная проповедь на тему о том, что мы должны быть не сторонними наблюдателями на празднике жизни, а участниками, и так далее, и тому подобное. И, как всегда, я пытался не рассмеяться при мысли о том, как он со своей инвалидной коляской и я с тонной металла в бедре и кислородной подушкой пытаемся в чем-то участвовать. Черт, да чаще всего его руки слишком сильно ныли, чтобы передвинуть шашку на доске, а что же до меня…

последнее время мне все чаще и чаще хотелось вышвырнуть кислородную подушку из окна и разом покончить со всем этим делом.

Наконец он немного успокоился, и мы стали спорить, какой фильм предпочли бы посмотреть: с Джоном Уэйном или Гэри Купером. Возможно, наилучшим вариантом стал бы Клинт Иствуд, но он был одним из новых, так что в расчет мы его не брали.

– Прости, что я вспылил, – сказал Мори. Он всегда говорил это, и всегда искренне. Не его вина: его так одолел артрит, что приходилось время от времени выпускать пар.

– Все в порядке, – кивнул я.

– Спасибо.

– Конечно, знай я, каким чирьем в заднице обернется наше совместное проживание, попросил бы Аластера Баффла превратить тебя в рогатую жабу еще в те времена.

– По крайней мере, я мог бы попроситься с ним в турне. Представление Сильвии об отдыхе ограничивалось шопингом в Эванстоне ^{note 14}.

– Он не ездил в турне. Он всегда был на месте, – возразил я.

– Интересно, он все еще там?

– Брось, Мори, он не был молод уже тогда. Ну а сейчас ему было бы лет сто двадцать – сто тридцать.

– Знаю, – отмахнулся он. – Все же интересно, существует ли лавка.

– Семьдесят пять лет спустя?

– Мы забежали к нему сказать, что идем в армию, помнишь?

– Да, семьдесят пять лет назад она была открыта.

– Нейт, я собираюсь провести остаток жизни в этом гребаном здании. Хотелось бы в последний раз выйти на волю.

– Кто тебе мешает?

– И больше всего на свете мне хотелось бы увидеть Лавку чудес Аластера Баффла.

– А мне хотелось бы еще раз увидеть, как Бэби Рут бросает тот мяч в матче со «Щенками». Но мы оба обречены на разочарование, —

вздохнул я.

– Бэби Рут мертв. А вот лавка, возможно, еще открыта. Может, она перешла к сыну или внуку Аластера. Где твоя жажда приключений?

– Я девяностодвухлетний старик с одним легким и одним бедром.

Для меня встать утром – это уже приключение.

– А вот я собираюсь поехать, – упорствовал он. – Если я прожду еще неделю, то не смогу сползти с кресла, поэтому еду завтра утром.

– Чтобы найти лавку, которая закрылась лет шестьдесят назад или больше… У тебя крыша едет, Мори.

– Если это и так, может, у Аластера Баффла я ее поправлю.

В этот момент пришли сестры, чтобы проверить, живы мы или нет, после чего оставили нас смотреть бокс по телевизору. Борьба сильно изменилась со времен Верна Гайна и Душителя Льюиса.

Больше никто не пользуется классическими приемами. Дерутся стульями и столами, а третья сторона вечно мчится на ринг, чтобы врезать тому, против кого дерется на следующей неделе. Мне, как всегда, стало тошно, и я пошел спать.

Проснувшись, я решил, что Мори забыл о своем идиотском плане отправиться в центр искать Лавку чудес, но он уже успел побриться и одеться. Увидев, что я не сплю, он подкатил кресло к моей кровати.

– Нейт, не возражаешь, если я позаимствую у тебя пару таблеток обезболивающего.

– Нет, разумеется, бери, сколько хочешь, – предложил я, осторожно спуская ноги на пол. – Черт, да мы захватим весь пузырек– Мы? – повторил он.

– Не думаешь же ты, что я позволю тебе ехать одному?

– Я боялся, что ты так и сделаешь, – признался он.

– Хорошим бы я был другом, если бы остался дома– Хорошим. Только ворчливым.

– Я ворчу только потому, что не знаю, как сейчас там, на воле.

Может, нам действительно пора в последний раз взглянуть на мир.

– Спасибо, Нейт.

– Кстати, а нам позволяется выйти отсюда?

– Об этом я и не подумал, – признался он.

– Может, выберемся тайком, пока они готовят завтрак и раздачу лекарств.

Он кивнул, сунул в рот пару болеутоляющих таблеток и поднялся с кресла.

– Вот, – сказал я, протягивая ему трость и направляясь в чулан за второй, запасной. – Давай спустимся через черный ход и выйдем в переулок, пока все собрались в передней части здания.

Именно так мы и поступили.

– Далеко отсюда до метро, черт возьми? – спросил Мори, когда мы доплелись до угла.

– Не знаю. Думаю, прилично, и нам понадобится надземка.

– Но я не вижу никакой надземки или рельсов, – пожаловался Мори, оглядываясь.

– Да и станций метро тоже, – вторил я.

– И что мы будем делать? – спросил Мори. – Я не вернусь, после того как проковылял всего полкварталаЯ сунул руку в карман и вытащил старый, потертый кожаный бумажник.

– Сколько еще поездок нам предстоит совершить? И для чего, спрашивается, я все это время экономил?

Мори ухмыльнулся и остановил проезжающее такси. Забирались мы в машину с большим трудом и довольно долго: что поделать, мы уже не так проворны, как когда-то. Но наконец все же уселись и велели водителю, выглядевшему так, словно он был рожден в любой части света, кроме этой, везти нас к «Палмер-хаус».

– Уверен, что не хочешь сначала позавтракать? – спросил я Мори, когда мы проезжали вдоль Северной стороны.

– «Палмер-хаус» все еще в деле, – заметил Мори, – иначе водитель спросил бы нас, где он находится или о чем мы толкуем. А если самый элегантный отель Чикаго все еще действует, значит, на первом этаже обязательно осталась парочка ресторанов.

– Да, это имеет смысл, – согласился я.

– И наша поездка не окончательно провалится, даже если лавки уже не существует– Да брось ты, Мори! Я счастлив увидеть город в последний раз, но неужели ты веришь, будто лавка до сих пор там?

– Даже если ее больше нет, разве не в этой лавке Голд и Силвер встретились и стали друзьями на всю жизнь? Что плохого увидеть еще раз начало, когда мы добрались до конца?

– Черт, если бы ты вчера высказался именно с этой точки зрения, мы бы не поссорились.

– Вздор. Мы всегда ссоримся, – возразил Мори и неожиданно улыбнулся. – Может, поэтому мы так долго держимся вместе. Никто не желает признать, что другой взял верх в споре.

Я не ответил, хотя чувствовал, что он прав.

Движение становилось все более оживленным, как бывает только в центре и в «Петле», и мы еле ползли, проезжая квартал за минуту, а то и больше. Но наконец все же подкатили к дверям «Палмер-хаус».

Зрение у меня недостаточно острое, чтобы увидеть показания счетчика, поэтому я протягивал водителю банкноту за банкнотой, пока тот не улыбнулся, давая понять, что это уж слишком. Я забрал у него последнюю, и мы поковыляли в отель.

– Не очень-то изменился, – заметил я.

– Взгляни на позолоту! Сверкает, как семьдесят пять лет назад.

– Знаешь, – воскликнул я, – клянусь, что помню это большое кожаное кресло.

– Я тоже, – кивнул он. – Что-то я волнуюсь… Может, она все еще на месте.

– Есть только один способ узнать, – ухмыльнулся я, показывая на эскалатор.

Мы подождали, пока на движущейся дорожке никого не осталось, поскольку не слишком твердо стоим на ногах даже в наши хорошие дни, и поднялись в бельэтаж.

– Направо, – велел Мори.

– Знаю.

Мы прошли мимо ряда магазинчиков, торгующих в основном ювелирными изделиями и женской одеждой, и добрались до нужного места. Но Лавки чудес тут не было. В витрине стояло пар двадцать женских туфель, а внутри их были сотни и сотни.

– Я могу чем-то помочь? – спросила хорошо одетая молодая продавщица, пока мы стояли в дверях, обозревая не настоящее, а прошлое – то, что существовало тут много лет назад.

– Нет, спасибо, – отказался я.

– Если ищете одежду для приемов, так магазин чуть дальше. Вниз и по галерее.

– Одежда для приемов? – переспросил Мори.

– Магазин был на этом месте лет шесть назад.

– Вы удивитесь, узнав, что здесь когда-то было, – грустно ответил он и повернулся ко мне: – Пойдем.

– Ну, как держишься? – поинтересовался я, когда мы подошли к эскалатору.

– Я в порядке, – буркнул он и, помолчав, добавил: – Ну, да. Я старый дурак. По крайней мере, теперь я точно знаю, что лавки больше нет.

– Жаль, – вторил я. – Пожалуй, я не прочь посмотреть получасовое магическое шоу.

Мы спустились на первый этаж, но тут Мори так скрутило, что ему пришлось сесть. Он, естественно, выбрал большое кожаное кресло, откуда вытащить его без посторонней помощи не представлялось возможным.

Он снова сунул в рот пару таблеток болеутоляющего, поморщился и потребовал помочь ему подняться. Я уже заходился кашлем и вдыхал кислород из баллончика, поэтому попросил помощи у пожилого, седого охранника.

– Спасибо, – прохрипел Мори, когда мы поставили его на ноги.

– Счастлив услужить, – откликнулся охранник. – Могу я подсказать вам, куда идти?

– Чертовски в этом сомневаюсь, – покачал я головой. – Мы приехали сюда в поисках лавки, которой, возможно, не существует последние пятьдесят—шестьдесят лет.

– Это была глупая идея, – покаялся Мори. – И во всем виноват я.

– А что вы искали?

– Какая разница? – отмахнулся Мори. – Ее все равно здесь нет.