Текст книги "Школьный год Марины Петровой"

Автор книги: Эсфирь Эмден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

45. Из дневника Марины

4 ноября

Я теперь даже в дневнике боюсь написать название нашей с А. С. тайны. Пусть она так и называется: «наша тайна». Так вот: вчера я играла А. С. нашу тайну в первый раз, и он ужасно ругал меня за небрежность, за то, что я играла некоторые места не теми пальцами и не в тех позициях, что нужно. Но ничего не отобрал, а велел к следующему уроку – после праздников – выучить две страницы наизусть.

Я не удержалась и спросила:

«Алексей Степаныч, вы это серьёзно?» А он засмеялся и сказал: «Ты же взялась, что ж теперь спрашивать?»

«Алексей Степаныч, да я и не бралась вовсе за эту вещь, – сказала я, – это вы мне её дали!» А он ответил: «Всё равно: за эту вещь не бралась, а за скрипку бралась? А взялся за гуж – не говори, что не дюж!»

А про пальцы, проставленные карандашом в нотах, которым я не хотела верить, потому что думала, что не он их писал, А. С. сказал, что проставлял их он сам. «Это я ещё до войны ставил, – сказал он, – в самом начале своей работы, для одного мальчика. А теперь поправил немного. С тех пор у меня никто эту вещь не играл».

Мне стало и страшно от его слов и как-то очень приятно. Значит, столько лет никто не играл в нашем классе эту вещь! А что, если правда сыграть её, сыграть по-настоящему, так, чтобы даже А. С. удивился!

А ведь это можно, это можно сделать, я знаю! Только для этого нужно очень много работать.

5 ноября

Конец четверти! А. С. поставил мне и Гале по пятёрке с минусом. А по общим предметам у меня все пятёрки, кроме арифметики.

Когда мама смотрела мой табель, я пожаловалась, что арифметика мне никак не даётся.

«Надо поймать, если не даётся», – сказала мама, засмеялась и поздравила меня с концом четверти. Она вообще весёлая в последнее время. Это потому, что у них на фабрике хорошо пошли дела. Мама придумала как-то по-другому делать заготовки – ну, словом, кроить кожу, – и теперь у них из одного куска получается немного больше пар детских башмачков, чем раньше.

Из одного – немного больше. А из тысячи – в несколько тысяч раз больше!

Вот и получилась арифметическая задача! Но эта арифметика – интересная.

Подумать только – три дня праздник! И в этот раз он пройдёт по-особенному – мы поедем в Берёзовую.

10 ноября

Опишу нашу поездку в Берёзовую. Мы ехали поездом, а потом от станции – на автобусе. И было очень весело. Кондукторша, когда узнала, что мы едем на фабрику, очень обрадовалась и сказала, что её дочка там сегодня поёт в хоре. И всё расспрашивала нас про наши инструменты – трудно ли на них играть. Я сказала, что легко, а Галя – что трудно. Мы посмотрели друг на друга и засмеялись.

Ведь правда – и легко и трудно.

Нас встретила Вера со своими ребятами. Вера нам очень обрадовалась. Правда, ведь целых полгода не виделись!

Мне сначала показалось, что она попрежнему вожатая – так к ней льнут ребята. Но когда вошли в клуб – увидела: нет, она стала взрослая. И причесалась по-другому. И ребята её ещё больше слушаются. И говорят ей «вы».

Мы тоже ей стали говорить «вы», а потом опять сбились на «ты».

Детская музыкальная школа при фабрике помещается в клубе. Клуб у них большой, хороший. Много портретов их стахановцев. И всё было убрано хвоей.

Верин класс похож на наш – такой же небольшой, светлый, только пианино новее. Мы повесили у них в классе портреты Глинки и Чайковского, которые привезли с собой. Нам помогали Верины ученики – Вася Воробьёв и маленький смешной Павлик (фамилии не знаю).

Вася очень важничал, чувствовал себя хозяином в классе. Но он перестал важничать, как только Вера вошла в класс.

Подумать только – она для них то же, что для нас Алексей Степаныч. А для Алексея Степаныча – Елизавета Фёдоровна. И все – очень хорошие. Только, конечно, каждый по-своему.

Вера что придумала! У неё несколько человек играли в унисон – все вместе – русский танец, конечно совсем-совсем лёгкий, ну прямо на одних пустых струнах. Ведь они учатся всего два месяца: пальцы левой руки у них ещё совсем не участвовали, только держали скрипку, работала лишь правая рука – водила смычком по струнам.

Но так как их было несколько человек, а Вера им аккомпанировала на рояле, то получалось очень хорошо, прямо по-настоящему!

До чего же удивились все в зале! И взрослые и ребята. Они думали, наверно, что играть будем только мы – и вдруг выходят их ребята и играют. Да так уверенно!

Ну, тут что поднялось в зале! Хлопают, кричат: «Ещё!»

Из старших ребят хорошо играла Верина ученица Тамара. Мне кажется, она будет играть, как Галя. Она хорошая девочка, и мы с ней подружились.

А потом одна маленькая девочка играла на баяне. Баха играла! Такая хорошенькая девочка в матроске. А её дедушка – такой с седыми длинными усами – сидел как раз рядом со мной и качал в такт головой, а когда этой девочке хлопали, стал крутить усы и смеяться – ужасно был доволен. И мне эта девочка понравилась, я ей хлопала изо всех сил. А портрет её деда я видела в клубе – он старший мастер и новатор производства, там написано.

Ох, устала писать! Кончу завтра.

11 ноября

Я вчера не написала про первое отделение Октябрьского вечера для ребят, а оно было очень интересное.

Сначала их заведующая клубом – такая весёлая, кудрявая, её зовут Мария Иннокентьевна, но многие называют Марусей – поздравила всех ребят с тридцать второй годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции и как-то очень хорошо сказала о нашей великой Родине, которая заботится обо всех детях и даёт им образование и воспитание.

Потом она прочитала благодарность отличившимся работникам клуба и, конечно, нашей Вере. Все ей так хлопали – и ребята и взрослые.

От нашего отряда говорила Светлана Новикова. Ничего себе говорила, хорошо.

Потом были две постановки. Сначала для маленьких – одна сцена из «Золушки». Золушка была совсем маленькая девочка с белыми косичками, её зовут Танечка. Люся ей сделала замечательный костюм. И эта девочка потом всё время ходила за Люсей. Куда Люся – туда и она.

А затем был для старших «Тимур». Тоже одна сцена. Тимура очень хорошо играл Вася.

Про второе отделение я уже вчера писала. Не написала только про то, как мы сами играли. Все наши ребята очень старались. Ведь играли не дома, а на фабрике!

Мою Галку вызывали, наверно, десять раз. Она правда очень хорошо играла. Мне тоже хлопали. И правда, я играла лучше, чем на школьном. Больше всего понравилась русская песня.

Этот дедушка мне потом сказал: «Молодчина, девушка», – и мне было очень приятно.

В общем, похвалили всех наших. Только, конечно, лучшие номера были их – вот этот унисон начинающих и потом хор. Хором я просто заслушалась! Как они хорошо спели народную песню «В тёмном лесе»!

А потом пели пионерскую, и мы им подпевали. Так хорошо получалось вместе!

После концерта был чай для нас всех. Я сидела рядом с Тамарой. Затем всякие игры. Нам хотелось посмотреть фабрику, но она была закрыта на праздник, и Вера сказала, что мы ещё приедем – уже в будни – и увидим много интересного.

Теперь мы с Майкой не знаем, что это было – путешествие или нет? Ведь на фабрике мы не были, а только в клубе.

Мы спорили, спорили и решили, что всё-таки путешествие, потому что всем было интересно и видели новые места.

Да, самое последнее. Когда нас провожали, я вдруг сказала Вере – тихонько, конечно: «Знаешь, Вера, у меня есть тайна». – «Ну, раз тайна – то не надо говорить», – сказала Вера.

Хорошо, что она так ответила, а то я проболталась бы. А пока не надо об этом говорить. Пока надо работать.

А себе самой я скажу: «тайну» я уже всю разобрала как следует и половину уже знаю наизусть. И она уже не кажется мне теперь такой трудной.

46. После праздника в фабричном клубе

В этот день с самого утра к Вере в класс стали заходить посторонние люди. И раньше всех забежала завклубом Маруся Зайцева.

До организации при фабрике детской музыкальной школы Маруся была душой и главой всего клубного дела. Она приглашала лекторов, вела самодеятельность, организовывала спектакли (в особенности она любила оперетту), ставила танцы.

Там, где мелькала её кудрявая голова, там, где слышался её смех – а смеялась она почти всё время, за исключением тех серьёзных моментов, когда вместе с завхозом, наморщив лоб, проверяла своё клубное хозяйство, – словом, там, где была Маруся, всегда было весело и шумно.

Организацию музыкальной школы Маруся приняла в штыки. Эту мысль подала директору фабрики Антону Иванычу Алексееву директор районной музыкальной школы.

И Антон Иваныч сразу согласился, даже не посоветовавшись с Марусей. Ему показались очень убедительными доводы немолодой серьёзной женщины, рассказавшей о том, как развивают и организуют детей музыкальные занятия, в особенности коллективные, как они занимают их досуг и самых шаловливых приучают к порядку.

Музыку Антон Иваныч очень любил, в особенности оркестровую, и хорошее хоровое пение. Ему давно уже казалось, что у Маруси в клубе мало настоящей музыки, но заняться этим всё было некогда, не доходили руки.

И он сразу же согласился на предложение гостьи из района и вызвал Марусю.

– Маруся, сам зовёт! Маруся, к директору!

Это было необычно, и Маруся, крикнув своим девчатам: «Вы тут без меня это па, девочки, повторяйте», – побежала к директору.

– Садись, Маруся, – сказал Антон Иваныч, кивая девушке своей круглой, наголо остриженной головой. – Вот, познакомься: товарищ из района, заведующая детской музыкальной школой. Будем у нас при клубе организовывать школу для наших ребят. Вот, прошу перенять опыт.

Всё это было сказано так внушительно, что Маруся, не успев даже сказать своего мнения, должна была начать «перенимать опыт». А мнение у неё было: она считала всё это ненужной затеей. «Мы не школа, а клуб, – думала она. – Мы фабрике помогаем. Учатся ребята в своей школе – и достаточно, а клуб тут при чём?»

А когда Маруся узнала, что скуповатый директор, так ужимавший всегда смету на клубные постановки, распорядился купить для новой школы ещё два пианино и несколько детских баянов, виолончелей и скрипок, она окончательно обиделась.

Маруся неохотно отдавала новой школе комнаты; она, честно говоря, даже радовалась, что в школу записалось немного детей.

Когда приехала Вера, она, правда, Марусе очень понравилась, и Маруся даже подумывала о том, как бы переманить её от работы с ребятишками на свою сторону – на устройство очередного спектакля.

От участия в спектакле Вера не отказалась и охотно помогала Марусе, но за своё дело взялась очень крепко и тихо, но упорно добивалась своего.

Когда она заставила Марусю освободить класс, занятый под вторую костюмерную, Маруся очень рассердилась и даже накричала. «Уйду из клуба! – кричала она. – Тут от ребятни деваться некуда!»

И отомстила: переманила к себе в танцевальный кружок двух девочек из скрипичного класса.

И вот Маруся заглянула к Вере в класс. Лицо её показалось Вере необычным: не то смущённым, не то очень серьёзным.

– Вера, – тихонько сказала она входя, – ты извини, я мешать не буду. Я только хочу тебе сказать: зайди после урока ко мне.

И Маруся, оглядев светлый класс и маленького Павлика, столько раз путавшегося у неё под ногами в клубных коридорах и столько раз выводимого контролёрами с вечерних спектаклей, вышла.

«Что такое? – подумала Вера. – Новая каверза?»

– Павлик, Павлик, не так! Руку не так держишь! А дверь открылась снова.

– Вера Львовна, там к вам пришли, – сказала сторожиха тётя Дуня.

Вера вышла. Это пришли две работницы записывать своих детей. Оказывается, они были вчера в клубе. До чего ж хорошо ребятишки играли! А наших так выучить можно?

– Отчего же! – сказала Вера. – Конечно, можно.

И пошло и пошло. Ребята постарше приходили сами. Маленьких приводили матери и отцы.

Вера разговаривала с ними, потом посылала к Марусе и довольная возвращалась в класс. Только к вечеру она смогла забежать к Марусе.

Маруся сидела за столом и задумчиво рассматривала пачку заявлений.

– Знаешь, Вера, – сказала она, не поднимая глаз, – я не потому, что столько заявлений, я ведь к тебе ещё утром заходила… Ну, в общем, я неправа была… Вчера, знаешь, так хорошо было на вечере, и старики были довольны – даже мой! – Она улыбнулась и посмотрела Вере в глаза. – Мой отец, – пояснила она. – А бывало его и не затащишь в клуб.

Девушки засмеялись обе и, усевшись рядом за стол, стали разбирать заявления рабочих о приёме их детей в детскую музыкальную школу при клубе фабрики имени Калинина.

47. Школьная тетрадка

Алексей Степаныч не каждый урок записывал в школьном дневнике Марины.

Обычно он записывал основные задания, программу на четверть. Каждый урок он записывал только малышам, потому что они очень интересовались записями в дневнике.

– Алексей Степаныч, напишите что-нибудь! – требовала обычно Оля, топая своими крепкими ножками по классу вслед за Алексеем Степанычем.

И Алексей Степаныч покорно брал у неё из рук тетрадку в голубой обложке – дневник музыкальных занятий – и ставил ей круглое «3». Оля удовлетворённо рассматривала тройку и спокойно уходила домой.

С большими учениками разговор был другой – устный. Разве напишешь в дневнике все те и горячие, и язвительные, и успокаивающие, и требовательные слова, которые говорил им Алексей Степаныч!

Но сегодня в конце урока учитель неожиданно сказал:

– Марина, дай-ка дневник, я запишу тебе особое задание. Только давай договоримся: прочитаешь дома. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась заинтересованная Марина. Опять Алексей Степаныч что-то придумал!

Алексей Степаныч встряхнул свою вечную ручку, искоса взглянул на учеников, бывших в классе, и что-то написал в дневнике. Он помахал тетрадкой в воздухе, чтобы просохли чернила, захлопнул её и молча вручил Марине. Интересно!

Марина вложила дневник в нотную папку, попрощалась с Алексеем Степанычем и вышла в коридор. На минутку мелькнула мысль: «А может, посмотреть?» Но Марина тут же отогнала её от себя – ведь Алексей Степаныч велел прочитать дома!

Марина побежала в зал, где ученики пятого класса ждали урока сольфеджио, заговорилась с девочками и забыла о дневнике.

А после сольфеджио ей нужно было опять пойти в дом № 5 по Садовому переулку. Нужно было взять у Лёни этюды, которые он уже сыграл. Трудные какие-то.

Марина быстро шла по знакомому ей уже переулку. Вот и дом № 5 – тут живёт Лёня. Ещё тут живёт тот мальчик – кажется, Коля Гриненко, – которого Алексей Степаныч приглашал тогда на концерт. Интересно, понравилось ли этому Коле, как она играла?

А, собственно, почему это ей должно быть интересно?

Марина открыла калитку и с беспокойством заглянула во двор: нет, никаких мальчишек не видно, можно идти спокойно.

Лёня в этот раз был дома. Он отдал Марине этюды, но не сказал при этом ни слова и явно не мог дождаться, когда она уйдёт. Поэтому Марина торопливо сунула ноты в папку и, уже выйдя во двор, переложила тетрадки и завязала папку.

Во дворе опять никого не было. Марина почему-то почувствовала лёгкое разочарование. Она приготовилась уже было отвечать на насмешки по поводу своего «пиликанья», но никто не дразнил её, и она пошла домой, размахивая папкой и поглядывая в окна. Ей показалось, что в одном из них, во втором этаже маленького деревянного дома, мелькнуло Колино лицо. Она ускорила шаги и выбежала за калитку.

А Коля действительно видел Марину. Ему нужно было зайти к Лёне, но он не хотел выходить, пока она не пройдёт. А она почему-то долго возилась с папкой и скрипкой у Лёниного крыльца. Ну, наконец-то ушла!

Коля сбежал по лестнице, посмотрел вслед серому пальто, мелькнувшему в конце переулка, и пошёл к Лёниному крыльцу. Возле крыльца на земле что-то лежало – что-то голубое. Он нагнулся и поднял тетрадь в голубой обложке. На обложке было написано:

Дневник музыкальных занятий ученицы 5-го класса Марины Петровой

48. Школьная тетрадка у Коли

Первым побуждением Коли было броситься вслед за Мариной. Но он сейчас же раздумал. Вот ещё, бегать за девчонками! Да её и не догонишь сейчас.

Может, отдать Лёне? Коля уже взялся было за ручку двери и снова остановился. Ему почему-то не захотелось идти с этой тетрадкой к Лёне.

Обычно он подсмеивался над Лёней, над его музыкальными занятиями, над тем, что девочки приходят опекать его. А сейчас он сам явится с девчонской тетрадкой! Нет, лучше не стоит. Потом, Лёня – кто его знает! – может и не передать тетрадку, просто бросить её.

Коля часто отрывал друга от школьных занятий, в особенности от музыкальных, для своих – более важных, мальчишеских дел. Но он же испытывал какую-то неловкость, когда Лёня, убегая вслед за ним, небрежно швырял куда попало тетради и книги.

В семье у Гриненко к вещам относились очень бережно – этому научил отец. У отца были такие умелые руки! Он всякую вещь, и ту, что делал сам, и ту, что делали другие, брал в руки бережно и умело.

Коля раскрыл тетрадку – написано мало. Писала не Марина – это взрослый почерк. Значит, писал её учитель, тот самый, который прислал ему приглашение и говорил с ним на концерте. Фронтовик.

Коля присел на ступеньки и быстро перелистал дневник. Его заинтересовала последняя запись. Наверху стояло, сегодняшнее число и надпись: «ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ. Марина, прочти дома!»

Вот как! Значит, возможно, эта девочка ещё и не читала сегодняшней записи?

А запись эта сделана Лёниным учителем. Как же так? Ведь он зря не напишет.

«Марина, читай одна! – прочёл Коля. – Марина, я не мог тебе этого сказать в классе, потому что были другие ученики. Приходи завтра в школу – будем заниматься нашей тайной. Это очень важно – я готовлю её к прослушиванию. Занимайся побольше!»

И подпись: «А. Соловьёв».

Коля захлопнул голубую тетрадку. Теперь он больше не колебался. Это было задание Лёниного учителя, которого Коля уважал. Тетрадку надо было отнести Марине. На обороте голубой обложки был написан её адрес – это недалеко. Коля аккуратно свернул тетрадку трубочкой и сунул её в карман.

Он зашёл к Лёне и, придерживая карман рукой, сказал, что ему нужно сбегать по одному делу. Это тут недалеко, он скоро вернётся.

49. У Петровых

Трудно мальчику – такому, как Коля Гриненко – идти разговаривать с девочкой. А в общем, разговаривать не придётся. Отдать тетрадку – и всё.

Но дверь открыла Коле не Марина, а Елена Ивановна.

– Тетрадку? Маринин школьный дневник? – спросила она. – Вот растеряха! Большое тебе спасибо, она уже полчаса его ищет. Да ты постой, не уходи, зайди на минутку.

– Да нет, зачем? – хмуро отозвался Коля. – До свиданья! – И он взялся за ручку двери.

Но в этот момент в переднюю вихрем ворвалась Марина.

– Принёс? Мою тетрадку? Ой, спасибо, Коля, спасибо!

У Марины было красное лицо и как будто заплаканные глаза. Вот, значит во-время принёс.

Она схватила тетрадку и убежала с ней, но сейчас же вернулась смущённая:

– Да ты заходи!

Елена Ивановна засмеялась:

– А я уж думала, что ты гостя в передней оставишь. Пойдём, Коля.

Но Коля снова взялся за ручку двери:

– Спасибо. Мне надо идти.

– Успеешь! – сказала Марина. – Мама, я пойду чайник поставлю.

Коля нехотя пошёл за Еленой Ивановной. Ему и идти не хотелось и уходить было как-то неудобно. Елена Ивановна была так приветлива, а Марина так обрадовалась тетрадке!

В комнате у Петровых Коле понравилось. Было не слишком нарядно, но чисто, хорошо. Коля посмотрел на блестящий радиоприёмник, на групповой портрет военных над письменным столом.

Серый кот спрыгнул с дивана и потёрся о его ноги.

– А, Васька тебя признал! – засмеялась Марина.

Она перебирала ноты, глаза у неё блестели. Верно, уже прочитала «особое задание».

Рядом с диваном – книжная полка. Коля подошёл к ней. Ого, сколько книг! И есть технические. А вот эта – о футболе. Откуда здесь? Наверно, отцовская.

– Возьми посмотри, – сказала Елена Ивановна. – Мы с Мариной не очень этим увлекаемся.

– Ну, мама, не говори, пожалуйста, за меня! – отозвалась Марина. – Я очень даже увлекаюсь. Коля, ты за кого болеешь?

– А ты за кого? – вместо ответа спросил Коля.

– Я? За «Динамо». У нас все за «Динамо».

Случайное, конечно, совпадение, но и Коля болел за ту же команду.

Через минуту ребята сидели рядом на диване и рассматривали книгу о футболе.

Марина кое в чём действительно разбиралась, а кое-что, конечно, путала. Коля снисходительно поправлял её.

Потом пили чай. Неожиданно за чаем Елена Ивановна заговорила о муже. Коля сидел как раз напротив его фотографии, и Елена Ивановна сказала:

– Это Маринин отец. Незадолго до Сталинграда, с товарищами снимался.

Марина с удивлением взглянула на мать. Мама так редко говорит об отце, а тут – незнакомому мальчику!

Коля взглянул на Елену Ивановну, хотел что-то сказать, но опустил голову и промолчал.

– Пей чай, – сказала Елена Ивановна. – Марина, положи Коле ещё булочку!

– Спасибо, я сыт, – сказал Коля, отодвигая чашку.

– Ну, пойдите ещё посмотрите книги.

– Мама, мне уже заниматься надо, – вдруг сказала Марина. – Мне, знаешь, Алексей Степаныч что написал! – И она значительно посмотрела на мать.

– Я пойду, – сказал Коля.

Марина взялась за скрипку, а Елена Ивановна с Колей вышли в переднюю.

Снимая с вешалки пальто, Коля нечаянно опрокинул стоявший под вешалкой ящик. Оттуда со стуком выпали игрушки: заводной мотоциклет и большая яркокрасная пожарная машина.

– Маринины, – сказала, улыбаясь, Елена Ивановна. – Она, когда маленькая была, мальчишечьими игрушками играла, а выросла – стала в куклы играть. Только ты ей об этом не говори, – и Елена Ивановна заговорщически посмотрела на дверь, из-за которой слышались звуки Марининой скрипки. – А у тебя братья, сёстры есть?

– Есть. Маленькие ещё, – сказал Коля. – Только осенью в школу пойдут.

То ли характер у Елены Ивановны был такой открытый, то ли Коля уж слишком долго ни с кем не говорил об этом, но они ещё долго разговаривали, и Коля рассказал и об отце, и о малышах, и о своих занятиях в химическом кружке, и о планах на будущее. Елена Ивановна в химии, оказывается, разбиралась и обещала кое в чём помочь при проведении опыта, который готовил Коля.

– Это очень интересная специальность, – сказала она. Марина выглянула из двери, удивлённо посмотрела на них и убежала.

– Ну, я пойду, – сказал Коля.

В который уже раз он это сегодня говорил! Елена Ивановна больше не стала его удерживать и быстро завернула в газету пожарную машину и мотоциклет.

– Возьми для малышей, – сказала она. – Там надо кое-что починить, так ведь ты сумеешь.

Она пожала Коле руку, и он ушёл, неожиданно для самого себя пообещав прийти ещё раз – как-нибудь на днях. Правда, ему надо было посоветоваться с Еленой Ивановной насчёт последнего опыта, но ведь можно было посоветоваться и с руководителем химического кружка… С Мариной он так и не попрощался.