Текст книги "Школьный год Марины Петровой"

Автор книги: Эсфирь Эмден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Эсфирь Михайловна Эмден
Школьный год Марины Петровой

1. Осень

Скрипнула калитка, и, опускаясь в колодец, звякнуло ведро. Шумно расплескав воду, оно стало медленно подниматься. Марина остановила стрекочущую рукоятку и поставила его на широкий, чисто выструганный край нового сруба. Она перелила воду в своё ведро и осторожно понесла его. Ведро было тяжёлое, налитое до краёв студёной тёмной водой. На дорожке оставались мокрые следы. Под ногами шуршали листья. Осень, осень…

На террасе Елена Ивановна укладывала вещи. Она подняла от чемодана голову и отвела от раскрасневшегося лица пушистую прядь волос.

– Ну-ка, Мариша, иди сюда, помоги закрыть крышку! Марина поставила на пороге ведро и подбежала к матери:

– Мама, пусти, пусти, дай я!

– Какая быстрая! – сказала Елена Ивановна. – Давай вместе.

Они вдвоём нажали на крышку – Елена Ивановна руками, а Марина и руками и коленками.

– Есть! – закричала Марина. – Мама, я побегу! Полью цветы…

– Постой, постой, а ты всё уложила?

Всё – это были книги, ноты, тетрадки, почти не тронутые за лето; коллекции жуков и бабочек и несколько летних рисунков: сенокос, купанье на реке Серебрянке, лагерный костёр и ещё что-то…

Марина быстро уложила всё это в свой маленький чемодан. Что ещё? Да, коробка с лентами. Голубые совсем выцвели за лето, а вот красные никогда не выцветают.

Её стол в маленькой комнате у окна опустел. Только скрипка ещё лежала на длинной полке над столом, которую Женя прибил этой весной. Марина подошла к ней и провела рукой по тёмному гладкому футляру.

Окно было открыто, она выглянула в него.

Тонкая осинка под окном стояла прямо и тихо; только её круглые листья чуть слышно, но очень быстро и отчётливо, шептали что-то. Марина не раз слушала этот быстрый и отчётливый шопот. Ей казалось, что осинка о чём-то рассказывает и если хорошенько вслушаться, то можно всё понять.

Да и в самом деле, осинке было что порассказать – за лето она наслушалась многого.

Лето было в этом году горячее и шумное. По утрам разноголосо пели птицы, день начинался обычно солнечный, ясный. И вдруг среди дня налетал ветер, шумел, распоряжался в густой листве. Звонкий, дробный дождь стучал по крышам. И снова сияло солнце.

А в саду с утра до вечера раздавались голоса Марины и её друзей. По утрам Марина приманивала свистом птиц и цокала белке, поселившейся в это лето на старой сосне.

И целый день она не смолкая распевала.

А несколько раз в день над садом и полем, которое начиналось за калиткой, отчётливо и смело звучал громкий голос горна.

Тогда Марина бросала всё и бежала к своим приятелям, в пионерский лагерь у леса. Дел было очень много!

И гладкий тёмный футляр открывался совсем не часто.

Но когда это случалось, Марина играла долго и с увлечением. Поющий голос скрипки был тогда в саду самым главным.

И осинка и большая сосна прислушивались.

Были и знакомые звуки в Марининой игре, похожие на её песни и свист и даже на пение птиц, а были и совсем другие, незнакомые.

Марина сняла скрипку с полки, но, подумав, положила её обратно. Зачем её нести в ворох вещей! Пусть лучше полежит здесь, у открытого окна. А когда придёт машина, скрипку надо будет осторожно положить в кабинку рядом с мамой.

Марина вышла в сад и перелила воду из ведра в большую лейку.

Нужно полить цветы – пусть они на прощанье напьются досыта, и обежать всё кругом, послушать в последний раз те особенные вечерние звуки, каких уже не будет в городе: скрипят калитки, идут коровы, возвращаясь домой, и низко и важно замычала соседская Милка; волейбольный мяч гулко стукнул о чью-то ладонь, весёлые крики на площадке; и снова скрип калитки и поле… Тишина, тишина, уже осенняя. Можно слушать её долго-долго.

Марина постояла у калитки, потом отнесла домой пустое ведро и повесила его в кухне на гвоздь. Пусть висит до будущей весны.

А теперь надо зайти к Люшиным, попрощаться. Мама говорила, что от них приходил кто-то.

2. Женя

Марина обежала вокруг участка. Вот калитка Люшиных. Софья Дмитриевна на террасе перемывает чашки. Она улыбнулась Марине и что-то сказала, но не ей.

– А, Маришка! – весело ответил чей-то знакомый голос.

– Женя? – закричала Марина и, уцепившись за подоконник, заглянула в комнату.

– Он самый, – ответил баском юноша.

– Уже приехал? Из экспедиции? Покажешь, что привёз?

– Показывать не буду, а в окошко залезай. – И Женя протянул Марине руку: – Прыгай – раз!

– Два! – ответила Марина, спрыгнув с подоконника в комнату.

Софья Дмитриевна и Елена Ивановна – дачные соседи. И большой Женя и маленькая Маринка дружили с детства.

Маленькая Марина, как собачонка, ходила за Женей, а он отмахивался от неё, но если вблизи не было товарищей, усаживал рядом с собой на крыльце и рассказывал смешные сказки или мастерил человечков из шишек и желудей.

Когда Марине было четыре с половиной года, а Жене пятнадцать, началась война, и они не виделись несколько лет.

Марина жила далеко, в Северном Казахстане, а Женя учился в военном училище, потом был на фронте. Но встретились они снова друзьями.

В прошлом году Женя даже не раз заходил к Марине в школу, хотя он учился в вечернем институте, работал и был очень занят.

Иногда, если он возвращался из института поздно и ему не хотелось ехать за город, Женя оставался у Петровых.

И Марина привыкла к нему, как к брату.

– Женя, – говорит Марина, вертясь вокруг высокого юноши, – покажи, пожалуйста, скорей свои камешки. Такая обида – сейчас машина придёт!

– Такая обида! – смеясь, передразнивает студент. – В Москве увидишь. Я к вам скоро в гости приеду… А ну, силы набралась за лето? – И он хватает Марину за руку.

– Ай, – кричит Марина, – Софья Дмитриевна, Женька опять силу показывает!

– Ну-ну, – примиряюще говорит студент, – не ябедничай! Ты лучше скажи – едешь?

– Еду! – со вздохом отвечает Марина.

– Не хочется?

– Не хочется, – смеясь, соглашается Марина.

– И завтра в школу?

– Завтра.

– Ого, завтра! – чему-то радуется Женя.

Марина удивлённо на него смотрит и замечает, что Женя чем-то смущён. Он начинает вдруг шумно радоваться тому, как выросла Марина.

– А ну, иди сюда, стань возле двери! Мама, она ещё на два сантиметра выросла!

– Да, совсем большая, – говорит с террасы Софья Дмитриевна. – Идите чай пить, дети, – на прощание.

Марина сейчас же идёт на зов, но Женя удерживает её за руку.

– Слушай, Маришка, – говорит он, – ты, наверно, увидишь завтра Веру…

– Веру? – удивляется Марина. – Да ведь она уже больше не вожатая. Она кончила училище и уехала преподавать.

Женино лицо выражает такое разочарование, что Марине делается его жалко.

– Да, она хорошая, Вера, – говорит Марина вздыхая, – нам тоже жалко, что она уехала. У нас будет новая вожатая – говорят, её подруга.

– Подруга? – говорит студент оживляясь. – Вот как? Это очень хорошо! А твоя подружка как поживает? Эта худенькая – Галя?

– Галя в Артеке. Теперь, наверно, толстая стала.

– Ну что, обогнала её за лето?

– И не думала! Зачем это мне её обгонять?

– А соревнование? – серьёзно говорит Женя, но глаза у него смеются. – Пошли, Маришка, чай пить!

Но чаю им не удаётся выпить.

– Марина, тебя мама зовёт! – окликнула с террасы Софья Дмитриевна. – Машина пришла.

Марина вихрем помчалась на террасу.

– До свиданья, Софья Дмитриевна! Приезжайте к нам!

– До свиданья, Маришенька, – ответила Софья Дмитриевна, обнимая девочку. – Учись хорошенько. Приедем на твой концерт.

– Не надо на концерт, – закричала Марина, сбегая со ступенек, – так приезжайте!

– Так! – подтвердил басом Женя. – Так приедем! – закричал он вслед убегавшей девочке. – Привет вашей новой вожатой!

3. Школа

И всё-таки как было приятно, перейдя знакомую маленькую площадь, залитую неярким осенним солнцем, увидеть знакомую школьную дверь! Её выкрасили к началу учебного года блестящей жёлтой краской. Вот забавно!

Здесь, в этом маленьком белом доме, – музыкальные занятия. А общеобразовательные классы совсем близко – в большом новом здании; туда она пойдёт к двенадцати часам.

Марина взбежала по низкой лесенке и с бьющимся сердцем открыла дверь.

В прихожей всё так же. Вот она, знакомая скамейка направо. Вот она, крутая лесенка вниз – в «наши катакомбы», где так хорошо прятаться.

А малышей в прихожей сколько! Наверно, все новенькие. Малыши шумят; те, что постарше, волнуются, жмутся к мамам. Все нарядные, чистенькие.

Марина прошла, осторожно лавируя между малышами, в приёмную, поздоровалась с нянечкой Анной Петровной.

– Алексей Степаныч пришёл?

– Здесь, здесь, – сказала Анна Петровна, – уже все ваши собрались. Выросла-то как – прямо не узнать!

У дверей своего скрипичного класса Марина постояла минутку, затаив дыхание. Сбор учеников назначен был на девять часов, она пришла во-время, а все уже здесь! Вот – не надо было спать так долго.

За дверью настраивали скрипку. Знакомый голос – чей? Витин, кажется – говорил:

– Совсем колки не крутятся, Алексей Степаныч! Марина глубоко вздохнула, переложила футляр в левую руку и осторожно приоткрыла дверь.

– А, Марина! Заходи, заходи! – сказал Алексей Степаныч.

Ох, сколько в классе народу!

Все здесь: и самый старший ученик Алексея Степаныча – семиклассник Миша Алексеев, и весёлая, озорная Шура, и Витя, и маленький вихрастый Боря. А вот ещё какой-то незнакомый маленький мальчик и какая-то совсем маленькая девчушка – наверно, ещё и скрипки в руках не держала никогда.

А вот и Галя – самая лучшая школьная подруга Марины – смотрит на неё и улыбается. Выросла как будто, загорела. А волосы как выгорели – совсем белые стали!

– Ну, как дела, Марина? – спросил Алексей Степаныч, подкручивая колки Витиной скрипки. – Пьесы готовы?

– Что вы, Алексей Степаныч! – сказала Марина, переглядываясь с Галей.

– А я-то думал – пятнадцатого сыграешь, на самом первом концерте.

И, как всегда, было непонятно, шутит он или говорит серьёзно.

– Ну, Витя, покажи нам, как играют на первом уроке. Ну-ка, ну-ка, гамму соль мажор – и без единой фальшивой ноты.

Витя начал играть и сейчас же сбился.

– А лень твоя как? За лето выросла? – вдруг спросил Алексей Степаныч.

Витя промолчал.

– Что же ты молчишь? Ты-то вырос, а лень твоя как? Ученики засмеялись.

Марина переглянулась с Галей. Ей очень хотелось поговорить с подругой. Не подождать ли им своей очереди в коридоре? Там есть такая хорошая скамейка у окна.

– Алексей Степаныч, можно нам с Галей подождать в коридоре? – спросила она.

Алексей Степаныч кивнул головой:

– Идите. С Галей я уже побеседовал, а тебя позовёт Витя.

Девочки тихонько вышли из класса и сели на скамейке у окна.

– Ой, Галка, как я рада! – сказала Марина и потрясла Галю за худенькие плечи. – Хорошо было в Артеке?

– Очень хорошо!

– Счастливая! – сказала Марина. – Ты мне потом всё расскажешь. А у нас тоже хорошо было. Знаешь, я в колхоз ходила работать с ребятами из пионерского лагеря! Мы сено помогали убирать. И за грибами ходила.

– Занималась?

– Немножко. – Марина посмотрела на Галю и смущённа сказала: – Знаешь, я совсем мало играла. Разленилась. Алексей Степаныч, наверно, будет ругать.

– Нет, а я – два часа каждое утро.

– И в Артеке?

– Ну конечно. Я там на большом костре играла. – И не испугалась? Вот молодец! – И Марина начала, смеясь, тормошить подругу.

Галя тоже засмеялась и отстранила Марину.

– Ты не бойся, – сказала она. – Алексей Степаныч сегодня занимается не строго, так только – проверяет. Марина, он мне какой концерт сегодня дал! Знаешь, какой трудный и какой красивый! Боюсь – не сыграю.

– Обязательно сыграешь! А ты не слыхала, кто у нас будет вместо Веры?

– Говорят, её подруга, Оксана.

– Да-да, мне Мая писала, что подруга. Только не написала кто. Она в каком классе учится – в девятом?

– В девятом. Пианистка.

– Жалко, что пианистка! – вздохнула Марина. – Лучше бы скрипачка, как Вера. Хотя ничего. Если она хорошая – это не важно. А кто у нас классная руководительница?

– Говорят, Александра Георгиевна. И русский язык – она. По другим предметам – тоже новые учителя.

– Ясно, ведь пятый класс. А интересно как! Пойдём, Галя, посмотрим всё!

– Я уже всё видела. Знаешь – в зале цветов сколько, и ещё одну нотную доску поставили, а для комиссии – стол, длиннющий!..

Девочки заглянули в зал – он показался им ещё светлее и наряднее, чем раньше. Глинка и Бах взглянули на них с портретов, Глинка – приветливо, а Бах… Марине показалось, что он что-то знает о том своём концерте, который доставил ей в прошлом году столько мучений.

Марина потянула Галю за руку. Они обежали все коридорчики и закоулки, такие знакомые им с прошлых лет!

В конце тёмного коридорчика, рядом с их классом, – комната мастера. Девочки тихонько заглянули туда.

Старый мастер Иван Герасимович не заметил их – он внимательно разглядывал чей-то пострадавший, почти безволосый смычок. В углу торжественно высился контрабас. Рядом с ним – виолончели, мал мала меньше: для старших, для средних и для самых маленьких. И кругом – на стенах, на столе, на коленях у Ивана Герасимовича – скрипки, тоже разного размера.

Девочки сбегали и на второй этаж, посидели на скамейке у окна. Из-за дверей классов слышались звуки роялей, скрипок, голоса учителей. Вот они и снова в школе. Хорошо!

– Ну, пойдём – Витя уже, наверно, кончил, – сказала Галя.

Девочки сбежали по крутой лесенке вниз, к своему классу, и прислушались: звуков скрипки не было слышно, значит можно входить. Они осторожно приоткрыли дверь и на цыпочках пробрались к роялю.

За большим роялем было любимое место всех учеников. Там они слушали игру товарищей и тихонько делились впечатлениями.

Но Марина не успела устроиться там поудобней – Алексей Степаныч оглянулся на неё:

– Ну, Марина, бери скрипку!

4. Начало года

Марина открывает футляр. Футляр у неё старый, заслуженный, как говорит Алексей Степаныч. Немало, наверно, учеников открывало его с волнением перед уроком или концертом и закрывало с огорчением или радостью. Уголки потёрлись, обивка отклеилась.

Марина уже не раз чинила футляр, но у неё никогда не хватало терпения аккуратно закончить эту работу.

Марина вынула из футляра скрипку и подошла к пюпитру. Знакомый холодок волнения пробежал по спине. Стало и весело и немного страшно.

Вот так бывает, когда отвечаешь у доски и весь класс смотрит на тебя и слушает.

Но когда берёшь в руки скрипку – это чувство делается ещё сильней.

– Дай-ка ля, – сказал Алексей Степаныч, и Марина стала настраивать скрипку.

– Ну, что же мы будем играть? – задумчиво спросил Алексей Степаныч, когда Марина приложила настроенную скрипку к подбородку.

– Да как же ты стоишь? Упор на левую ногу! Всё-всё забыли за лето, как маленькие!

– Гамму? – спросила Марина, становясь по всем правилам: правая нога вперёд, упор на левую.

И зачем это Алексей Степаныч ей, большой девочке, делает такие замечания при всех, да ещё при малышах! Вот всегда он так…

– Да, конечно гамму. Но я хочу тебя спросить, что мы будем играть в году?

– А я не знаю, – сказала Марина настороженно. У Алексея Степаныча были хитрые глаза, он явно что-то затевал. – Летние пьесы? Те, что я сама играла летом?

– Нет, – сказал Алексей Степаныч, – эти отложим. Галя, давай-ка сюда свои ноты… нет, не эти, не этюды, а концерт.

И он поставил перед Мариной на пюпитр ноты. Марина даже ахнула: этот концерт, такой трудный!

– Алексей Степаныч, – сказала Галя, – Алексей Степаныч… – повторила она, и голос у неё задрожал.

Алексей Степаныч серьёзно посмотрел на Галю, поправил ноты на пюпитре и сел за свой стол.

– Что такое, Галя? Что ты хочешь сказать?

– Алексей Степаныч, как же так? Ведь вы дали этот концерт мне!

– И тебе, и Марине, и ещё Лёне, – ответил Алексей Степаныч. Он перелистывал классный журнал и как будто не замечал волнения девочек. – Вот Лёни почему-то нет в классе, а я и ему те же ноты приготовил.

Это было то, чего больше всего не любили и чего боялись ученики. Один и тот же концерт!

Галя упрямо нахмурилась и закусила губы; слёзы готовы были вот-вот брызнуть из её глаз.

Ведь Алексей Степаныч обещал ей этот концерт ещё прошлой весной! Когда играет ещё кто-то, пропадает всякая радость от игры: слушаешь в классе одно и то же по сто раз, и всё надоедает. И потом, ведь она играет лучше, чем Марина, – почему же одна и та же вещь?

А Марина смотрела в ноты: какие трудные, ничего не понять! Сейчас придётся разбирать в присутствии всех… А как это играть – непонятно.

Алексей Степаныч посмотрел на Марину, потом на Галю.

– Ну-ка, Галя, покажи Марине, как играется начало, – сказал он.

Но Галя опустила голову и молчала.

– Алексей Степаныч, я сама попробую… – робко сказала Марина.

Галя исподлобья взглянула на Марину.

– Можно мне уйти? – спросила она и, не дождавшись ответа, выбежала из класса.

Алексей Степаныч покачал головой:

– Вот так подружки! Ну, об этом после… А теперь, Марина, без страха – в путь!

И Марина робко и неуверенно взяла первую ноту. Глаза её напряжённо всматривались в ноты, коротенький нос морщился. Но, одолев первую строчку, она стала смелей – ясная и красивая мелодия захватила её. И, кажется, всё это не так уж трудно!

Разобрав вместе с Мариной несколько строчек, Алексей Степаныч взял у неё из рук скрипку.

Учитель всегда показывал своим ученикам то, что они должны были играть, и Марина привыкла к этому, привыкла и к игре Алексея Степаныча – такой артистической и вместе с тем такой доступной ей.

Потому что для учеников Алексей Степаныч играл не так, как на эстраде. Для каждого ученика он играл так, как тот смог бы сыграть, если бы очень постарался. И поэтому игра его была понятна и близка детям.

Но сегодня Марина услышала в игре Алексея Степаныча что-то новое. Он играл для неё шире, свободней, глубже, чем раньше. Его игра словно говорила ей: ты выросла, Марина, теперь ты должна играть по-другому.

И, словно подтверждая это, Алексей Степаныч сказал, возвращая скрипку Марине:

– Да, ты уже большая девочка, Марина, – пора подумать о настоящей музыке.

5. Пятый класс „большой школы“

Марина подходила к «большой школе» – к новому, недавно выстроенному зданию, где помещались их общеобразовательные классы. Ряды больших зеркальных окон. Колонны. И липы, липы вдоль всего здания. Сейчас они золотятся на солнце. «Как красиво!» – подумала Марина.

Их классы внизу, в первом этаже. А наверху музыкальное училище и Музыкально-педагогический институт.

И поэтому «большая школа» не только гудит гулом ребячьих голосов, как и всякая школа перед началом занятий, но ещё и звучит, и поёт, и играет. «Как орган! – думает Марина. – Нет, как большой оркестр перед спектаклем».

Половина двенадцатого. Со всех сторон к школе подходят ребята. У многих из них в одной руке скрипка или виолончель, в другой портфель.

Марина всматривается – Гали нет. Наверно, она уже в школе. Неужели и вправду она так обиделась? Конечно, это неприятно – играть одну и ту же вещь, но не спорить же с Алексеем Степанычем! Он велел Марине переписать ноты, а напечатанные вернуть Гале. Надо ей об этом сказать.

В большом, светлом классе было очень шумно. Марина ещё за дверью поняла, что Александры Георгиевны пока нет.

Марина разыскивала глазами Галю, – где же это она? – но ничего не успела разглядеть – её окружили девочки.

Мая Гитович, бессменная вожатая их звена, крепко встряхнула Маринину руку:

– Здравствуй, Марина!

– Ты где отдыхала? – теребила Марину Ира Морозова.

– Летнюю программу приготовила? Много занималась? – спрашивала Светлана Новикова, тоже скрипачка.

Марина почувствовала, что девочки рады ей. Она с удовольствием поболтала бы с ними в другой раз, но сейчас отвечала им рассеянно. Где же Галя?

У окна расположились мальчики. Они, как всегда, держались отдельно.

Лёва Бондарин – в роговых очках, аккуратный, подтянутый – о чём-то оживлённо разговаривал с Митей Каневским.

Марина немного побаивалась Мити Каневского – он был отчаянный задира и особенно любил дразнить девочек. Она всегда старалась садиться от него подальше. Но сейчас она пробралась поближе к партам мальчиков. Кстати ей надо было положить в большой шкаф свою скрипку.

– А, Петровой моё почтение! – закричал сейчас же Митя. – Юная скрипачка явилась в класс!

Но Марина только сдержанно ответила: «Здравствуй, Каневский», – и отвернулась от Мити. И тут она увидела Галю.

Галя сидела на самой последней парте и разговаривала с Люсей Сомовой. С Люсей! Ведь они всегда с Галей подшучивали над Люсей, над её ленью, над её ответами учителям. Соученики музыкального класса рассказывали про неё просто анекдоты. Они говорили, что, ленясь выучить свои пьесы наизусть, она играет их все по слуху – иногда даже в другой тональности!

Люся была способная девочка, но лентяйка и болтунья – так считалось в классе, – и Марина с Галей никогда не дружили с ней. Марине тоже случалось лениться, но так – никогда!

И вот Галя сидит рядом с Люсей и о чём-то оживлённо с ней говорит.

– Галя! – окликнула Марина. – У меня твои ноты, завтра перепишу и отдам.

Но Галя только молча кивнула головой и, наклонившись над партой, стала что-то перебирать в ней.

Марина хотела окликнуть её ещё раз, но в это время зазвенел звонок и все, кто не успел усесться, бросились к партам.

Марина оглянулась: где же ей сесть?

Свободное место было рядом с Маей, на второй парте среднего ряда, и Мая весело кивала Марине. Мая была хорошая, серьёзная девочка и Марина её очень уважала, но сидеть ей хотелось с Галей. Ведь с Галей они и по специальности учатся вместе у Алексея Степаныча, с Галей у них старая дружба…

Но выбирать уже не приходилось, и Марина села рядом с Маей.