Текст книги "Школьный год Марины Петровой"

Автор книги: Эсфирь Эмден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

50. Зима

Марина проснулась от необычного ощущения – что-то переменилось.

Вся комната была залита ясным белым светом. Марина вскочила и подбежала к окну. Снег! За окном – снежные крыши, снежные деревья, люди идут, обсыпанные снегом, и отчётливо-отчётливо слышно – каркнула ворона прозвучал паровозный гудок. Ещё раз… и ещё – теперь уже совсем далеко…

Когда слушаешь эти гудки, делается отчего-то немного грустно и в то же время хорошо. Хочется ехать куда-то далеко-далеко, выходить на новых станциях, видеть далёкие города и незнакомых хороших людей.

Сыплется, сыплется снег… Вот и зима пришла – мягкая, снежная.

В комнате тихо и тепло. Мамина кровать постелена – она уже ушла. А Марине сегодня не надо идти с утра в школу. Сегодня с утра репетиция объединённого общешкольного хора, а Марина в хоре не поёт, она играет в оркестре. Их репетиция – вечером.

А днём у неё одно очень важное общественное дело. Его поручила ей Оксана. Марина и горда этим поручением и взволнована. Как жалко, что мама уже ушла! Ещё раз поговорить бы с ней об этом.

Марина задумывается, положив на руку голову и глядя в окно. Как хорошо, когда идёт снег!.. И вчерашний разговор с Оксаной и эта ясно-белая зима – всё сливается для неё в одно чувство, которое необходимо выразить, необходимо сейчас же кому-то передать…

Марина накидывает халатик и достаёт с полки дневник. Потом кладёт его на место и берёт скрипку. Играет две-три фразы из концерта. Нет, не то – сейчас хочется сыграть что-то другое. Вот такое мягкое, снежное, спокойное. Вот идёт снег, тихо, вот скрипнули санки; ребята побежали на лыжах, так что ветер засвистел в ушах… Они бегут весёлые, счастливые. Им так хорошо живётся на свете!..

Марина играет и вдруг останавливается в недоумении. Что же это она играла? Кажется, своё что-то. Может быть, записать? Нет, не стоит, пожалуй. Или попробовать?

Марина достаёт нотную тетрадку по сольфеджио, отыскивает чистую страницу и начинает писать. Ей и раньше случалось играть что-то своё, но она никогда не записывала. А это, оказывается, нелегко.

Марина снова и снова берётся за скрипку, ловит ускользающую музыкальную фразу и поспешно записывает. Постой, что-то напоминает ей мелодия, что-то знакомое… Ах да, напоминает ту русскую песню «Не белы то снеги», которую они готовят с оркестром. Но это всё-таки не то. Та песня – вся протяжная и немного грустная, а у неё она становится к концу такой радостной!

Ну вот, записала. Наверно, куча ошибок. Но ведь это её первая записанная песня. Понравится ли она другим, неизвестно, но самой Марине она сейчас очень нравится – так нравится, что даже жалко с ней расставаться.

Марина прячет нотный листок в свой дневник и садится за стол.

Она должна ещё раз обдумать Оксанино поручение, собраться, подготовиться.

Ведь она пойдёт сегодня к своим первоклассникам беседовать о товарище Сталине.

Товарищу Сталину в декабре исполнится семьдесят лет. Ребята решили подарить ему что-то. Они шепчутся на переменах, что-то готовят.

Марина узнает, что они готовят, может быть поможет им немного.

Как хорошо, что ребята готовят Сталину подарки! Ведь ему, наверно, приятно будет получить то, что сделали для него дети.

А она? Она сама?

И вдруг Марина, вся вспыхнув, вскакивает, достаёт из дневника свою песню и начинает тщательно её переписывать. Она торопится, но пишет очень аккуратно.

А теперь скорей позавтракать – и в школу!

А как хорошо сегодня на улице! Какой свежий морозный воздух! Как весело поскрипывает под ногами снежок!

Воробьи, опьяневшие от первого снега, суетятся на тротуарах.

А вот и школа. Какая она сегодня красивая! Перед окнами торжественной шеренгой выстроились белые липы, и Марина замедляет шаги, проходя мимо них.

Она подходит к двери, крепко держа свою школьную сумку. Сегодня в ней вместе с учебниками и тетрадями лежит небольшой нотный листок, тщательно переписанный её рукой.

51. Самое дорогое

Такого сбора ещё не было в школе. Это будет сбор всей школьной дружины – самый лучший, самый торжественный и интересный! Потому что он будет посвящён товарищу Сталину.

Этот сбор будет рапортом товарищу Сталину. Все пионеры, все школьники покажут, чему они научились, чего достигли.

Будет большой концерт, с выступлением объединённого школьного хора и оркестра. Будет самодеятельность: пляски, песни, стихи, игры.

К этому дню многие ребята готовят подарки товарищу Сталину. Да разве только ребята?

Миллионам людей во всём мире хочется выразить свою любовь и благодарность товарищу Сталину, миллионы людей шлют ему от всего сердца то, что кажется им самым дорогим – так много радости и любви они вложили в этот свой труд.

И московские школьники, как и школьники всего Советского Союза, шлют свои скромные подарки: стихи, рисунки, вышивки, модели.

Беседуя с Мариной, Оксана сказала ей:

– Твои малыши тоже готовят подарки товарищу Сталину. Секретничают, радуются! Пойди поговори с ними, может быть им нужно немножко помочь?

И вот Марина – в классе у малышей. Она попросила у их учительницы, Зои Дмитриевны, разрешения поговорить с ребятами и после второго урока вошла к ним в класс.

Двадцать любопытных детских лиц повернулись к Марине. Марина многих из них видела и раньше, слушала некоторых на концерте. Они были такие уморительные и важные на эстраде!

Но сейчас она не различала лиц – она волновалась.

– Ребята! – сказала она, и собственный голос показался ей чужим. – Вы знаете, что скоро будет день рождения товарища Сталина. Товарищу Сталину исполнится семьдесят лет. Товарищ Сталин сделал нашу страну сильной и свободной, а наш народ – счастливым.

Марина взглянула на Зою Дмитриевну – та улыбнулась ей. «Ой, а понятно я говорю?» – подумала Марина.

– Сталин фашистов прогнал, – неожиданно сказал мальчуган, сидящий на последней парте.

– Он велит всем хорошо учиться, – сказала маленькая девочка в первом ряду.

– Правильно! – сказала Марина. – Чтобы умными стать, чтобы стать сильными, чтобы поблагодарить нашу Родину за всё, что она для нас делает.

– А я подарок сделал… – тихо сказал мальчик, сидящий на второй парте.

Марина взглянула: Сашенька!

– Что же ты сделал, Сашенька? – спросила она. Саша весь залился краской и протянул Марине тетрадь.

В тетради на первой странице был наклеен портрет товарища Сталина, вырезанный из газеты, а под портретом были стихи.

– Это ты сам сочинил? – спросила Марина.

– Сам.

– Ну так прочитай вслух всем ребятам.

Саша посмотрел на Зою Дмитриевну – та кивнула ему головой, и он сейчас же начал читать своё стихотворение. К удивлению Марины, он читал довольно громко и решительно:

 
Товарищу Сталину семьдесят лет,
Шлю я ему, дорогому, привет!
Буду отлично учиться и жить,
Родине честно я буду служить.
Сталин – наш мудрый учитель и вождь!
 

– Молодец, Сашенька! – сказала Марина. – Правда молодец, ребята? А вы что готовите товарищу Сталину?

– Я нарисовал, как товарищ Сталин фашистов прогнал, – сказал тот же мальчуган с последней парты.

– А товарищу Сталину понравится, если я ему свою скрипку нарисую? – спросила Оля.

– А ты любишь свою скрипку?

– Люблю! Она хорошая.

– Тогда нарисуй. Мы все посылаем товарищу Сталину самое любимое.

52. На одном из декабрьских уроков

Алексей Степаныч взял у Марины из рук скрипку и дал ей Мишину, большую.

– Ну-ка, – сказал он, – попробуй.

Марина стала играть на Мишиной скрипке. Сначала пальцы не попадали на свои места, но очень скоро приноровились. А как хорошо было играть на большой скрипке! Гораздо удобнее, чем на трёхчетвертной.

– Вот что, – сказал Алексей Степаныч: – тебе срочно нужна большая скрипка, на твоей тебе уже нельзя играть.

– Алексей Степаныч, – жалобно сказала Марина, – где же я срочно возьму новую скрипку?

– А я не виноват, что ты так растёшь! – засмеялся Алексей Степаныч. – Смотри, меня уже переросла.

Марина подумала, что это он, конечно, сильно преувеличил: она ещё его не переросла и даже не доросла до него. Но, действительно, она очень выросла за последнее время – все платья стали короткими.

Марина положила Мишину скрипку, взяла свою и начала играть. И вдруг сама почувствовала, что она ей мала.

Марина испугалась: ведь скоро на сборе дружины будет большой концерт – рапорт товарищу Сталину! Как же она будет играть?

– Ладно, не горюй, – сказал Алексей Степаныч. – Скрипку я тебе достану, к следующему уроку принесу. Можно бы взять школьную, но у меня есть на примете один очень интересный инструмент. А свою давай мне. Я её отвезу в Верину школу. Елизавета Фёдоровна просила меня там побывать.

«Счастливый Алексей Степаныч! – подумала Марина. – Я бы сама туда съездила».

Марина отдала скрипку Алексею Степанычу. «Хорошо бы, она досталась Тамаре!» – подумала она.

Вернувшись домой без скрипки, Марина загрустила. Она так привыкла к своей скрипке, её скрипка была такая хорошая. И ещё неизвестно, какой будет новая… Марина даже поплакала немножко, дожидаясь маму. Потом записала эту сегодняшнюю неприятность в дневнике и, чтобы утешить себя, написала:

«А теперь напишу про хорошее – про малышей. Они меня теперь знают и всё время ко мне бегают. Я им немножко помогаю оформлять их подарки, но вообще стараюсь, чтобы они делали их сами, – так советовала Оксана. Малыши теперь бегают ко мне вообще со всякими делами: кому нужно отточить карандаш, кто не понимает задачки, а кому настроить скрипку. А какие у них скрипки маленькие! И сами такие маленькие! Прямо трудно поверить, что и я была когда-то такой же».

53. История старой скрипки

Этой скрипке было, вероятно, больше ста лет – лак на ней потускнел, отклеились деки. Где была эта скрипка, в чьих руках? Кто знает…

Алексей Степаныч рассматривал старую скрипку и как будто читал по ней её историю.

– Смотри, Марина, – говорил он: – видишь, как стёрто дерево вот здесь, на краю деки, а ведь ему бы не надо здесь стираться. Почему это случилось? А вот почему. Скрипка эта, видно, не один год была в руках у человека, который очень низко держал её при игре. Видишь, вот так? Такая манера игры была свойственна в прежнее время народным скрипачам. Если посмотреть старинные картины, гравюры, изображающие народных скрипачей, – на всех ты увидишь эту манеру игры. Так играли и у нас – особенно на Украине и в Белоруссии – и в других странах, но преимущественно в Румынии. Эта манера игры одно время даже называлась румынской. Можно, следовательно, предположить, что эта скрипка довольно долгое время находилась в Румынии… А теперь смотри, Марина, – видишь эту выжженную внутри скрипки надпись? Смотри сюда, сквозь эфы.

Марина, прищурившись, прочла выжженную внутри старой скрипки надпись и с удивлением посмотрела на Алексея Степаныча.

– По-русски! – сказала она. – Написано: «Иван Батов».

– Да, эту скрипку делал старый русский мастер Иван Батов, который жил в начале прошлого века, – сказал Алексей Степаныч.

– А как эта скрипка попала в Румынию? – спросила Марина.

– А ты как думаешь?

– Наверно, её забрал где-нибудь в украинском городе фашистский солдат, – сказала Марина. – Во время войны.

– Может быть, – сказал Алексей Степаныч. – А вернее, что её увезли раньше. Мы можем лишь догадываться, какой путь прошла эта скрипка от русского мастера из народа к румынскому народному скрипачу. Мы этого не знаем. Возможно, что играл на ней талантливый скрипач – ведь румыны очень музыкальный народ – и скрипка переживала счастливые дни. Но она побывала в тяжёлых военных переделках – видишь, как расклеились её деки, как погнулся смычок! Может быть, тащил её, как пленницу, в своём вещевом мешке солдат фашистской армии…

И Алексей Степаныч задумался, разглядывая старую скрипку. Вероятно, он вспомнил что-то относящееся к тому времени, когда сам был на фронте.

– Алексей Степаныч, – робко спросила Марина, – а можно на ней играть?

– Можно.

Алексей Степаныч приложил старую скрипку к подбородку и провёл смычком по струнам. Старая скрипка ответила ему тихим, каким-то жалобным, чуть дребезжащим звуком.

– Жалуется, – прошептала Марина.

– Да, нелегко ей пришлось, – сказал Алексей Степаныч. – Ну ничего, мы её починим. Я уверен, что она должна зазвучать. Ведь делал эту скрипку, Марина, замечательный русский мастер, крепостной. Сколько души он вложил в свою работу, сколько провёл над ней бессонных ночей и долгих дней!

Алексей Степаныч тихонько наигрывает на старой, дребезжащей скрипке, и Марине кажется, что она видит маленькую избёнку, тусклый свет через окошко… Сидит мастер за работой, кинет взгляд в окно – а за окном снежная равнина, далёкий тёмный лес… Родные, дорогие ему места, только не волен он идти, куда глядят глаза, а вот скрипка его – та будет свободной. Она запоёт, и никто не сможет заглушить её голос, никто не заставит замолчать её песню…

– А сколько прекрасных русских песен было сыграно, наверно, на этой скрипке, Марина! – говорит Алексей Степаныч.

И он снова кладёт на плечо старую скрипку и играет грустную и широкую, как поле, песню «Не одна во поле дороженька…» Чуть дребезжащим, тихим голосом поёт скрипка.

– Ну, отдыхай, – говорит Алексей Степаныч и кладёт старую скрипку в футляр. – Сейчас, Марина, мы отнесём её Ивану Герасимовичу.

54. Второе рождение

Старый школьный мастер Иван Герасимович сидел за рабочим столом в своей маленькой мастерской. Марина вошла вслед за Алексеем Степанычем и с любопытством огляделась. Огромный контрабас стойко высился в углу, как сторож маленькой мастерской, и с высоты своего величия обозревал всё своё хозяйство: золочёную красавицу-арфу, громоздкие литавры, шеренгу виолончелей – мал мала меньше, и целую армию скрипок: скрипок крошечных, скрипок маленьких, чуть побольше и, наконец, скрипок уже не детских, больших – таких, как будущая Маринина.

– А, принесли! – сказал Иван Герасимович. – Давайте её сюда.

Он бережно взял из рук у Алексея Степаныча старую скрипку и стал её рассматривать.

– Он самый, – сказал Иван Герасимович, – старик Батов. Как же не узнать его! И без подписи узнал бы. Видите, как края обтёсаны? Батовская манера… А форма какая благородная!

– А можно её починить? – спросила Марина.

– Почему же нельзя? Эта скрипка живучая, Иван Батов безделушек не делал. Приходи, девочка, за ней через три дня.

В эти дни у Марины совсем не было скрипки. Старую Алексей Степаныч уже увёз в фабричную Верину школу.

Сначала Марина делала вид, что очень рада неожиданному отдыху. Но на третий день она стала слоняться по комнате и громко вздыхать.

Елена Ивановна сидела за столом, рассматривала какие-то чертежи и выкройки. Марина подошла к ней, заглянула в чертёж. Ещё зима, а мама уже занимается летней обувью – похоже, что детскими сандалиями. И тоже, наверно, будут всех цветов. Может быть, даже красные с белым горошком.

Марина загляделась на чертёж, опёрлась о мамино плечо.

– Что тебе, Мариша? – ласково спросила мать, не поднимая головы.

– Эти какие будут? Красные с белым горошком?

– Да, с горошком. А что, хорошо?

– Очень хорошо. Мама, а мне что делать?

– Как что? Занимайся уроками. Сходи за хлебом.

– Схожу, схожу. Я не про то… Я играть хочу!

– Вот так так!.. Ничего, поскучай. Алексей Степаныч сказал мне: пусть поголодает немножко.

– Да, «поголодает»! – ныла Марина. – Играть хочу…

– Пойди к Гале, попроси у неё скрипку на часок.

– Мамочка, это совсем другое – мне на своей нужно играть. Она знаешь какая хорошая!

– Тогда потерпи, – сказала Елена Ивановна и снова углубилась в работу.

Марина повздыхала ещё немного и села решать заданную на завтра задачу. Но задача не ладилась. Нет-нет, а звучал в голове у Марины грустный, тихий голос старой скрипки. «Какая она хорошая!» – думала Марина.

Назавтра она пошла на урок к Алексею Степанычу без скрипки. Это было странно и непривычно.

– Была у мастера? – спросил Алексей Степаныч, когда Марина заглянула в класс. – Иди к нему. Скрипка сохнет, скоро будет готова.

Марина побежала в мастерскую.

– А, здравствуй! – сказал Иван Герасимович. – Ну, вот твоя скрипка, сейчас будет готова.

Старая скрипка лежала на рабочем столе. Она была ещё не совсем готова – на ней не было ещё подгрифка и струн, – и всё же она не казалась уже ни старой, ни больной. Она была подклеена, очищена от грязи, отполирована.

Марина присела на краешек стула и с любопытством следила за умелыми руками Ивана Герасимовича. Как ловко его большие руки обращались с тонким старым деревом!

Дверь открылась – пришёл Алексей Степаныч, а за ним Сергей Петрович, хранитель школьных инструментов.

– Неужто Батова? – спросил Сергей Петрович, разглядывая Маринину скрипку. – Ну, эта зазвучит!

– И я так говорю, – сказал Алексей Степаныч. Он говорил уверенно, но видно было, что он почему-то волнуется.

Все ждали и почти не разговаривали. Сергей Петрович, зашедший в мастерскую на минутку, тоже остался – и его увлекло ожидание. Зазвучит старая скрипка или нет? И как зазвучит?

Но вот Иван Герасимович натянул поверх новой подставки новые струны, ударил камертоном о край стола и, приложив камертон к скрипке, послушал ответный глуховатый звук.

– Настраивайте, – сказал он, передавая скрипку Алексею Степанычу.

Алексей Степаныч проверил строй, поглядел на Марину и передал ей скрипку.

– Ну, Марина… – только сказал он.

Марина вскочила со стула, подняла скрипку. Она волновалась больше, чем на концерте.

– Играй, – сказал Алексей Степаныч, и Марина заиграла.

Все окружили её.

– Я говорил! – закричал Сергей Петрович.

– Я раньше говорил, – сказал Алексей Степаныч.

– Ну, разве старик выдаст? – добродушно подтвердил Иван Герасимович.

А старая скрипка пела чистым и сильным голосом – так уверенно и мужественно звучала в детских руках, как будто говорила: «Вы думали, не зазвучу? Ещё как зазвучу! Играй, девочка, играй, не бойся! Я буду твоим другом. Я тебя всегда выручу. Только…»

– Теперь только работать, – как будто заканчивая разговор скрипки, сказал Алексей Степаныч.

– Да, уж с такой скрипкой грешно лениться! – подтвердил Иван Герасимович.

– Ну, желаю тебе успехов, – заключил Сергей Петрович и ушёл к себе, но через минуту вернулся.

– Знаете, даже ко мне доносится, на другой конец коридора, – сказал он, просовывая в дверь голову. – Замечательный инструмент!

Из мастерской Марина вышла вместе с Алексеем Степанычем. Было уже поздно, и учитель велел ей идти домой.

Марина несла футляр со своей новой скрипкой, Алексей Степаныч молча шёл рядом, изредка поглядывая на её счастливое лицо.

– А знаешь, Марина, – вдруг сказал он, – как я начал учиться? Мне очень хотелось играть, но в школу меня не отдавали и скрипки не покупали – родители считали это моё желание ребячеством. А я всё-таки настоял на своём, выпросил. У нас был знакомый оркестрант, он стал меня учить. Но скрипки у меня так и не было – я играл только в дни уроков на скрипке своего учителя.

Марина с удивлением взглянула на Алексея Степаныча: «Как же так заниматься?»

– Удивляешься? Вот так и занимался. А через месяц мой учитель увидел, что я осторожно обращаюсь с инструментом, и разрешил мне взять скрипку домой… Если б ты видела, как я бежал с ней по улицам! Прибежал домой и начал играть. Не обедал, не ужинал… Вечером у меня насильно отняли скрипку и велели ложиться спать… Вот как приходилось заниматься! А вы лентяйничаете.

– Алексей Степаныч, ну разве я с такой скрипкой буду лениться? Вот честное пионерское, не буду!

– Верю, – сказал Алексей Степаныч. – Не надо клясться.

– Алексей Степаныч, расскажите ещё, пожалуйста! Как же вы попали в нашу школу?

Алексей Степаныч искоса поглядел на Марину.

– Ну ладно, – сказал он, – до Садовой дойдём вместе… Как я попал в нашу школу? Мой учитель нашёл, что мне нужно серьёзно учиться музыке. Он посоветовал отцу отвести меня в нашу школу, к Елизавете Фёдоровне. Так и сделали. Помню, я очень волновался. Елизавета Фёдоровна прослушала меня и взяла в свой класс.

– А как вы занимались у Елизаветы Фёдоровны? Алексей Степаныч, расскажите! Пожалуйста!

Алексей Степаныч засмеялся:

– Хорошо, расскажу. Ты хочешь знать, как я учился у Елизаветы Фёдоровны? С невыученным заданием никогда не приходил в класс. Но случалось и мне на уроках поплакать…

– Вы плакали?

– Плакал, – серьёзно ответил Алексей Степаныч. – Когда огорчал Елизавету Фёдоровну. Очень стыдно было её огорчать. Ведь она столько терпения, столько своих знаний отдавала нам, ученикам…

Алексей Степаныч замолчал. Он как будто на минуту забыл о Марине.

– Как терпеливо и настойчиво прививала она нам, своим ученикам, любовь к музыке, – продолжал он задумчиво, – учила нас понимать её, разбираться в разных стилях…

– Алексей Степаныч, – сказала Марина, видя, что он не собирается продолжать, – а как Елизавета Фёдоровна называла вас?

– Как называла меня? Алёшей, конечно, – ответил Алексей Степаныч улыбаясь. – Но представь себе, Марина, что она и мне и всем своим другим ученикам довольно долго говорила «вы». Проходило три-четыре года, и после какого-нибудь удачного выступления на концерте Елизавета Фёдоровна говорила: «Ну вот, теперь уж я буду говорить тебе «ты». Со мной это произошло, когда я, оканчивая школу-семилетку, сыграл «Легенду» Венявского…

– Ну вот, и дошли до угла, – неожиданно останавливаясь, сказал Алексей Степаныч. – До свиданья, Марина, до следующего урока.