Текст книги "О квадратно-круглом лесе, Микке-мяу и других"

Автор книги: Эрвин Лазар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Королевичи – смоляные руки

Жили-были два короля. Жили они по соседству – лишь дощатый забор разделял их владения. Однажды ранним весенним утром первый Король вышел в сад, чтобы промотыжить грядки с морковью. Едва он переступил порог, как из соседнего дома появился второй Король.

– Доброе утро! – приветливо произнес первый Король.

– Здравствуйте! – также дружелюбно ответил ему второй Король.

Короли всегда относились друг к другу по-дружески, никогда не ссорились, хотя жили по соседству уже долгие годы. Они так долго жили в мире и дружбе, что один их общий знакомый, Король из четвертого дома, даже высказывал сомнение в том, настоящие ли они короли.

Короли подошли к ограде, пожали друг другу руки и одновременно спросили:

– Ну, сосед, чем собираешься заняться?

И хором ответили друг другу:

– Вот собираюсь промотыжить грядки с морковью.

Тут они оба рассмеялись: из года в год повелось, что каждый из них загодя словно угадывал, чем наутро будет занят другой. Собственно говоря, ничего удивительного в этом не было: ведь морковь они мотыжили, когда она подрастала, пшеница у них тоже созревала на полях одновременно, поэтому время жатвы тоже совпадало. По дрова короли тоже отправлялись в одночасье. А как же иначе? Зимой без дров нельзя.

Когда-то, много лет тому назад, у королей одновременно родились дочери, а сейчас как раз подошла пора выдавать их замуж. Об этом-то короли и разговаривали друг с другом, пока мотыжили грядки с морковью. Короли могли легко вести беседу, ведь морковные грядки были неподалеку друг от друга, их разделял только забор, и королям даже не надо было прерывать работу.

– Когда вы, ваше величество, собираетесь выдавать свою дочь замуж? – спросил первый Король у соседа.

Мы ведь с вами знаем, что короли обращаются друг к другу «ваше величество». Правда, это не имеет очень уж большого значения. Случается, что при этом они думают: «Негодяй ты эдакий!» Но наши два короля на самом деле жили душа в душу и поэтому искренне называли друг друга «величествами», не думая при этом о соседе ничего дурного.

– В самое ближайшее время, – ответил второй Король. – Три королевича просят руки моей дочери.

– У моей тоже трое вздыхателей, – заявил первый Король.

И они принялись обсуждать кавалеров своих дочерей.

– А знаете ли вы, ваше величество, кто из них самый достойный?

– Пока еще нет. А вы, ваше величество?

– Я тоже.

– Как же вы собираетесь выбрать лучшего?

– Еще не знаю, но думаю, их надо как-то испытать.

Короли сошлись на справедливости этого решения, только никак не могли придумать, какому испытанию следует подвергнуть юношей.

В конце концов они решили сразу после обеда нанести визиты королям, уже выдавшим своих дочерей замуж. Хорошо бы посоветоваться с ними, какое состязание устроить кавалерам, чтобы выбрать из них достойнейшего.

Сказано – сделано.

Король Только Сила дал такой совет:

– Пусть каждый из них сразится с семиглавым Драконом. Победитель и станет вашим зятем.

– А вдруг они все трое одолеют семиглавого Дракона? – заволновались короли.

– Тогда пусть померяются силами с двенадцатиглавым! Если и в этом случае не выявится победитель, пусть схватятся с двадцатичетырехглавым, и так далее! – проговорил король Только Сила.

Тут оба короля почесали в затылке, поблагодарили за совет и удалились.

Король Только Деньги сказал им так:

– Отдавайте дочерей за самого богатого!

Король Только Смекалка предложил следующее:

– Возьмите девять шариков, на вид вроде вполне одинаковых, но один из них должен быть чуть тяжелее остальных. И дайте такое задание. Пусть самый сообразительный найдет этот шарик, но взвешивать на весах все шарики разом можно только два раза.

Король Только Наряды очень удивился их растерянности.

– Что за вопрос? – проговорил он. – Надо отдать дочерей за самых что ни на есть красавцев! Какие тут еще испытания?!

Побрели короли домой.

– Да-а, с такими советами мы далеко не уедем.

– Это уж точно.

– Королевич может быть и сильным, и богатым, и красивым, но если он, например, ленивый?! Все его хорошие качества ничего тогда не значат.

– А если он, к примеру, злой, так и вовсе беда.

– Верно!

На том короли и расстались. У себя дома каждый из них достал по девяти одинаковых шариков и с помощью весов попытался решить задачу короля Только Смекалка. Занимались они этим делом до глубокой ночи, но так ничего и не добились. И тогда короли пришли к выводу, что ни к чему им иметь слишком умного зятя, которому под силу сделать то, что не удалось королям.

Следующий раз они встретились через месяц.

– У нас завтра свадьба! – объявил первый Король.

– У нас тоже! – воскликнул второй Король.

Они настолько привыкли к тому, что все события в их жизни происходят одновременно, что даже не удивились.

– Я не удивлюсь, – сказал второй Король, – узнав, что наши будущие зятья прошли через одинаковые испытания.

– Мне кажется, я придумал довольно хитрую штуку, – заявил первый Король, – всем троим королевичам я велел намазать руки смолой.

Глаза у соседа загорелись:

– И я тоже! И приказал им вернуться через месяц, строго-настрого запретив мыть руки!

– Точно так же поступил и я!

– Что же было у вас, ваше величество, когда они вернулись?

– Когда появился первый королевич, он стыдливо прятал руки в карманах камзола. Я ему говорю: «Покажи руки!» – «Не сердитесь, ваше величество», – говорит он мне в ответ и протягивает руки, а смолы на них не осталось ни единой капли. «Чем же это ты был занят?» – спрашиваю я. А он мне в ответ: «Знаете, ваше величество, в дороге у коляски сломалось колесо. Не мог же я сиднем сидеть целый месяц на обочине дороги?! Пришлось заняться ремонтом. Только коляску починил, глядишь, лошади проголодались. Пришлось сена накосить. А когда я вернулся домой, оказалось, что там накопилась уйма дел. Тоже пришлось засучить рукава!»

– Ну, точь-в-точь, как один из кавалеров моей дочери! – заметил второй Король. – Только у него не телега сломалась, а крыша в доме провалилась.

– А второй королевич, – продолжил первый Король, – очень долго не хотел вытаскивать руки из карманов. Я решил, что у него на руках тоже не осталось смолы, что он тоже трудился в поте лица. Наконец он вытащил одну руку. Честное слово, с нее не сошло ни капли смолы. Я попросил показать и левую. После долгих уговоров он и ее вытащил. Смотрю, рука-то чистехонька. Хоть этот королевич и не сказал мне, почему так получилось, а я догадался. Он небось решил во что бы то ни стало мне угодить. Вот и схитрил: одну руку отмыл, а другую оставил в смоле.

– Вот это да! – воскликнул второй Король. – И у моей дочери второй кавалер тоже пытался провести меня, только не совсем так, как ваш, ваше величество. Он не прятал руки в карманы, они обе были в смоле, причем он все твердил, что это та самая смола, которой я намазал их месяц назад. Но я докопался до истины. Этот королевич тщательно отмыл обе руки сразу же, едва домой пришел. А отправившись ко мне, снова намазал их смолой. Ну, а третий?

У третьего руки были обмотаны бинтами. Стал он их снимать, а под ними – смола. Он, оказывается, специально забинтовал руки, чтобы сохранить смолу в целости и сохранности. Так и ходил целый месяц.

– Но ведь точно так же поступил и наш третий кавалер, – закричал второй Король. – Он сказал, что в отчаянии решил, пусть все прахом идет, лишь бы добиться своего и взять в жены мою дочь. Поэтому он так и исхитрился – любой ценой сохранить смолу.

– Чудеса! – крикнул первый Король. – Если бы я не знал, что речь идет о шести разных королевичах, я бы подумал, что это одни и те же молодые люди.

– И на ком же из них вы, ваше величество, соизволили остановить свой выбор? – с большим интересом спросил второй Король.

– Разумеется, на самом достойном, – улыбнулся первый Король. – На самом работящем. Его-то меньше всего заботило, сойдет смола с рук или нет.

У второго Короля вытянулось лицо.

– Странно. А я считаю самым достойным того, который старался любой ценой сохранить смолу. Он забросил все дела, лишь бы получить руку моей дочери.

И с той поры и по сей день спорят короли друг с другом, кто же все-таки из них поступил правильнее.

Кто завивает облака?

В этой сказке мы расскажем вам о двух подозрительных типах, похожих на бродяг. А также о всех тех, о ком в ней будет рассказано. А именно: о младшем ефрейторе гепарде Гезе, о старшем ефрейторе медведе Медарде, о кабане Вольдемаре и о вороне Сиреносельско-Сероворонне, которая работает сиреной. Но все же прежде всего, конечно, о двух подозрительных типах, похожих на бродяг.

В начале нашей сказки они с большим шумом приближаются к Квадратно-Круглому Лесу. Или, может быть, с маленьким шумом. Не знаю, с каким. Чаще всего шум поднимал тот подозрительный тип, который был поменьше ростом. Если они шли быстро, то он говорил:

– Куда ты так спешишь? Лес никуда не убежит!

А когда подозрительный тип, что повыше ростом, замедлял шаг, он говорил:

– Ну как ты можешь так плестись? Так мы никогда до Леса не дойдем.

Теперь уже, видимо, ни у кого из вас не остается сомнений в том, что подозрительный тип повыше был не кто иной, как кот Микка-Мяу, а подозрительный тип поменьше – не кто иная, как кошка Ватикоти.

С опушки Квадратно-Круглого Леса их сразу заметили двое служащих службы поддержания порядка.

– Ага! – воскликнул младший ефрейтор гепард Геза. – Вижу двух подозрительных типов. Очень похожи на бродяг!

– Само небо нам их послало! – обрадовался медведь Медард, но тут же, вспомнив, что он старший ефрейтор, добавил: – Урр-бурр-их-разбери-холеру-в-бок!

Услышав это, младший ефрейтор гепард Геза от восхищения едва не лишился чувств. О, неужели и он когда-нибудь научится говорить так же красиво!

– Выезжаем им наперерез! Вызвать патрульную машину! – гаркнул младший ефрейтор.

Медведь Медард кивнул.

Патрульная машина дремала под дубом. Это был кабан Вольдемар. Его специально покрасили в голубой цвет, а на боках прочертили белые полосы. Как и полагается патрульной машине, то есть патрульному кабану.

– Просыпайся! – толкнул его в бок младший ефрейтор гепард Геза. – В Лесу объявились подозрительные типы. Здорово смахивают на бродяг!

Кабан Вольдемар преспокойно повернулся на другой бок. Дело это, как он понимал, не могло быть сколько-нибудь срочным. В противном случае гепард Геза воспользовался бы своими собственными ногами, а не кабаном Вольдемаром, заменяющим патрульную машину, то есть не им. Хотя бы потому, что гепард Геза бегает по крайней мере в пять раз быстрее, чем он. Чем кабан Вольдемар то есть.

– Ладно, ладно, – пробормотал кабан. – Только вот аккумулятор заряжу.

Сказав это, он съел четыре желудя, два барбарисовых корня, три побега вяза и, по ошибке, речной камешек.

– Что-то улитки в последнее время твердоваты стали, – заметил кабан уныло.

Тут к патрулю подошли Микка-Мяу и Ватикоти.

– Добрый день, добрый день! – поздоровались они. – Здесь начинается Квадратно-Круглый Лес?

– Здесь! – ответил старший ефрейтор медведь Медард. – Добро пожаловать! Идите-идите, не беспокойтесь, мы вас скоро арестуем. Только вот патрульную машину починим.

– И не пугайтесь! У нас еще, возможно, будет сирена, – добавил гепард Геза.

– Желаю успеха, – сказал кот Микка-Мяу.

– И шурр-мурр, – прибавила кошка Ватикоти, просто чтобы что-нибудь сказать. Она всегда должна что-нибудь сказать. Непременно.

И коты пошли дальше.

Кабан Вольдемар зарядил наконец свой аккумулятор. Правда, пока они разговаривали, он успел съесть фуражку гепарда Гезы. Младший ефрейтор завизжал было от возмущения, но медведь Медард успокоил его:

– Ты и без фуражки прекрасно выглядишь. Пойди сходи за сиреной.

С сиреной тоже возникли сложности, поскольку она в это время как раз загорала, сидя на кончике ветки. Сирену звали Сиреносельско-Сероворонной.

– Сами себе повоете, – сказала ворона раздраженно. – Ишь приспичило! Только солнце выглянуло…

– Отставить пререкания! – отрезал гепард Геза.

Но сирена Сиреносельско-Сероворонна все пререкалась:

– Попросите дрозда Реже, он вам повоет…

– У него грозности в голосе не хватает, – оборвал ворону младший ефрейтор.

Наконец все было готово. Ворона Сиреносельско-Сероворонна села на голову кабана Вольдемара, а медведь Медард и гепард Геза уселись ему на спину.

– Включить четвертую скорость! – гаркнул младший ефрейтор.

– Так ты мне переключатель скоростей сломаешь. Давай сначала первую, – сказал Вольдемар, не двигаясь с места.

– Ну ладно! Включить первую скорость! – согласился гепард Геза.

Кабан Вольдемар побежал трусцой. Сирена Сероворонна закаркала.

– Слабовато, – сказал ей гепард Геза, – голос у тебя уж очень скрипучий.

Ворона обиделась и уже взмахнула крылом, собираясь улететь, но тут вмешался медведь Медард:

– Очень хорошо! Божественно! Ты превзошла самих Баламбера Ветрокрика и Сидонию Выпь.

Тогда ворона решила остаться. И сирена снова взвыла.

К этому времени кабан Вольдемар двигался уже с четвертой скоростью – иначе говоря, пыхтел в четыре раза громче, чем на первой скорости. А быстроты не прибавилось нисколько.

– Похудели бы вы, ей-богу, – это пошло бы вам на пользу, – простонал он. – Вернее, мне пошло бы на пользу. Я же вам говорил: нельзя все время объедаться. Со времени последней поездки вы прибавили по крайней мере пять кило.

– Ну уж только не я, – запротестовал гепард Геза, – посмотрите на мою фигуру – орхидея!

– Да не орхидея ты, а гепард! Ге-пард! Когда же ты наконец запомнишь? – вскипел вдруг медведь Медард. – И не хочешь ли ты тем самым сказать, что это я прибавил пять кило?!

– Да нет, что вы, – испугался младший ефрейтор, – нет, нет! Это, скорее всего, сирена Сероворонна прибавила пять кило.

Ворона поперхнулась очередным завыванием:

– Я-а-а? Пять килограммов! Да во мне всего-то не больше полкило!

– Интересно, – произнес задумчиво медведь Медард, – а сколько же это могло быть, когда в тебе было на пять килограммов меньше?

– Когда во мне было на пять килограммов меньше, я была семью несуществующими воронами, – хихикнула ворона.

– Не понимаю, – пробормотал медведь Медард.

– Я тоже только наполовину понимаю. То есть наполовину не понимаю, – неуверенно заметил гепард Геза.

– Если вы не прекратите, я нарочно сломаюсь, – пыхтел кабан Вольдемар. – Сроду терпеть не могу арифметику. И вообще я устал.

– Ну ладно, – сказал медведь Медард, – тогда я сам вас понесу, но только недолго.

Он подхватил в лапы патрульную машину вместе с сиреной и гепардом и нёс их до тех пор, пока они не догнали наконец Микку-Мяу и Ватикоти. Тогда медведь Медард опять сел на кабана Вольдемара, а сирена закаркала во все горло.

– Ты что, подавилась? – спросила у Сероворонны Ватикоти.

– Вот еще! Не видишь, что я сирена?

– Отставить пререкания! – приказал гепард Геза, ловко спрыгивая с патрульной машины. – Вы арестованы, – обратился он к Микке-Мяу и Ватикоти.

– Возить задержанных на патрульной машине запрещается, – сказал кабан Вольдемар, подозрительно глядя на него.

– Транспортному средству разговаривать не положено, – строго заметил ему гепард Геза.

– А что значит «мы арестованы»? – спросила кошка Ватикоти.

– Видите ли, это значит, – бормотал медведь Медард, неуклюже слезая с Вольдемара (патрульная машина облегченно вздохнула), – это значит… гм… ну, одним словом, то, что вы арестованы.

– Прекрасно, – обрадовалась Ватикоти, – меня еще никогда не арестовывали!

– Не разговаривать! – прикрикнул на нее гепард Геза.

– А можно поинтересоваться, почему мы арестованы? – спросил кот Микка-Мяу.

– Потому что вы подозрительные типы. И похожи на бродяг, – надменно ответил младший ефрейтор гепард Геза.

– А почему же нам не быть похожими на бродяг, – улыбнулся Микка-Мяу, – если мы и в самом деле бродим по свету!

– Ой-ой, – растерялся медведь Медард, – это сильно меняет дело! Они в самом деле бродят по свету.

– Это только Микка-Мяу, – закричала Ватикоти, – а я не брожу!

– Не разговаривать! – Гепард Геза повернулся к медведю Медарду и тихонько шепнул ему: – Нигде не работают.

– Ах да, правильно, – хлопнул себя лапой по лбу медведь Медард. – Вы нигде не работаете.

– Это только Микка-Мяу, – опять закричала Ватикоти, – а я столько работаю, столько работаю!

– Не разговаривать! – повторил гепард Геза.

Медведь Медард кашлянул:

– Итак, за отлынивание от работ…

– Да откуда ты это взял? – перебил его кот Микка-Мяу. – Ты знаешь, сколько у меня работы?

– Вот как? Тогда расскажи: в чем состоит твоя работа? – потребовал медведь Медард.

– А посмотри на небо! – сказал Микка-Мяу.

– Смотрю, – вскинул вверх голову медведь Медард.

И все тоже посмотрели на небо.

– Ну и что ты там видишь?

– Барашковые облака.

– Какие они?

– Курчавые.

– Вот видишь!

– Что «вот видишь»?

– Как ты думаешь, отчего они курчавые?

– Отчего? В самом деле, отчего? – пришел в недоумение медведь Медард.

– А оттого, что я их завил, – ударил себя в грудь кот Микка-Мяу. – Я делаю их курчавыми.

– О, – поразились все, – это восхитительно!

– Эх, кто бы мне завил перышки… – вздохнула Сиреносельско-Сероворонна.

– Тогда мы заберем одну эту, – показал гепард Геза на Ватикоти. – Раз она нигде не работает.

– Работаю, работаю, – захныкала кошка. – Я помогаю Микке-Мяу.

– Она тебе правда помогает? – спросил медведь Медард.

Вместо ответа Микка-Мяу показал на небо:

– А вот, посмотрите!

В небе над ними проплывало еще одно барашковое облако. Косматое и растрепанное, да еще как растрепанное!

– Вот это работа Ватикоти.

– Зачем ты ей разрешаешь курчавить облака? Она все дело портит! – почтительно сказал медведь Медард.

– Да нет! Это облако, по-моему, самое красивое, – улыбнулся кот Микка-Мяу, – хоть и растрепанное.

И они с Ватикоти заговорщически рассмеялись.

Потом все вместе обедали. В мире и согласии. На зубах у кабана Вольдемара что-то громко хрустнуло.

– Опять ты вместо улитки камень съел, – хихикнул младший ефрейтор гепард Геза.

– Ха-ха, – ухмыльнулся Вольдемар, – я ем твою медаль!

Лечитесь у доктора Зирр-Зурра!

Услышав рев заслуженного артиста цирка льва Зигфрида Брукнера, кошка Ватикоти заметила:

– Это он нас так пугает.

Но когда рев повторился, у нее возникло смутное подозрение:

– Может быть, он есть хочет?

– Не думаю, – отрицательно покачал головой голубой чудо-жеребец Серафим. – Он вчера получил пенсию и купил себе сорок килограммов колбасы.

– Все ясно, объелся, – сказал неудержимо мыслящий Аромо. – Вот и ревет – всего, наверное, расперло!

В это мгновение до них снова донесся жалобный рев Зигфрида Брукнера:

– Оуй-ай-уой! – И рев этот был горек.

– Надо все-таки сходить посмотреть, – тихо произнес ходящий кедр Зоард Высокий.

– Да, – кивнул кот Микка-Мяу, – пойдемте посмотрим.

Все встали и пошли. Впереди шагали Микка-Мяу и Ватикоти с маленькой зеленой феей Маминти. За ними – конь Серафим, Зоард Высокий и Аромо, а позади всех – самый добрый великан в мире Лайош Урод и медведь Бум-Бу-Бум.

Лев Зигфрид Брукнер сидел под дубом, рядом с ним валялись длинные тонкие батоны колбасы – все сорок килограммов, он к ним даже не притронулся.

– Ты, наверное, хочешь нас угостить? – спросила кошка Ватикоти.

– Берите, – отвечал замогильным голосом лев Зигфрид Брукнер. – Ешьте, уплетайте, все съедайте… Какое вам дело до того, что я берег ее для своих поминок!

– Для чего? – переспросил кот Микка-Мяу.

– Для поминок, – сказал еще более замогильным голосом Зигфрид Брукнер. – Умираю я. – На глазах его выступили крупные слезы. – Погибает самый красивый в мире лев. – Он уже плакал. – Погибает самое милое в мире существо. Изумительный Зигфрид и изумительный Брукнер. Изумительный я.

– Ты совсем из ума выжил! «Изумительный»! – передразнил его Микка-Мяу. – Что с тобой творится?

– Оуй-ай-уой! – застонал Зигфрид Брукнер.

– Прикидывается, – буркнул заяц Аромо, – здоров как бык.

– Ты разве не видишь, что он даже не притронулся к колбасе? – укоризненно заметил конь Серафим.

– И оделся по-праздничному, – растроганно прошептал самый добрый великан в мире Лайош Урод.

– Почему по-праздничному? – спросил кот Микка-Мяу. – Насколько я знаю, кроме этих клетчатых брюк, у него ничего нет.

Медведь Бум-Бу-Бум поднял лапу и показал на Зигфрида Брукнера.

– Бум-бу-бум, бум-бу-бум, – сказал он взволнованно.

– Ага! Вот оно что! Зигфрид надел красные подтяжки.

Дело в том, что подтяжек у широкогрудого льва было две пары. Серые и красные. В особо торжественные дни он надевал красные.

– Ну ладно, подожди, не стони, расскажи нам наконец, что с тобой случилось! – повернулся к нему Микка-Мяу.

– Зуб, – прошептал лев Зигфрид Брукнер, – зуб!

У всех по спинам побежали холодные мурашки. Так вот оно что, зуб!

– Сильно болит? – участливо спросил неудержимо мыслящий Аромо.

Зигфрид Брукнер отрицательно покачал головой.

– Нет, совсем не болит… Пока, – добавил лев многозначительно. – Пока еще не болит. Но скоро… через день, через два… ай-уой-оуй… я умру. Смотрите!

Он широко раскрыл пасть, и все увидели – бр-р-р! ой-ой-ой! – темное пятнышко на правом верхнем клыке!

– Да, несомненно, там есть дырочка, – произнес, содрогаясь, Микка-Мяу.

– Дыра, – кивнула кошка Ватикоти.

– Дырка, – сказал конь Серафим.

– Дырочка, – согласился великан Лайош Урод.

– Дыронька, – добавил ходящий кедр Зоард Высокий.

– Дырка-фырка, – печально вздохнула маленькая зеленая фея Маминти.

И тут Зигфрид Брукнер издал страшный рев:

– Еще одно слово – и я всех затопчу, разорву, изничтожу… – Голос льва вдруг сорвался. – И загры… заг… за… загрызу, – всхлипнул он, – только вот чем… Разве этим… смотрите…

– Бум, – произнес Бум-Бу-Бум, – бу-бум.

Зигфрид Брукнер вскочил да как схватит медведя!

– И ты туда же… и ты тоже издеваешься! Ты хотел сказать «дыра»? А? Или дырка? Дырочка? Дыронька? А?! Или дырка-фырка? Что?!

– Бу-бум, бум-бу-бум, – испуганно замотал головой медведь.

Очевидно, он объяснял, что вовсе не хотел сказать ничего такого. Совсем наоборот!

– Вот я и говорю! – отпустил его лев Зигфрид Брукнер и тут же заплакал. – О, как мне его жалко, о, как мне за него больно, о, как грустно!

– Кого тебе жалко? – спросил заяц Аромо подозрительно.

– Кого? Ты спрашиваешь, кого? У кого, интересно, в зубе дырка? Кто здесь умирает? Кто? – И чтобы ни у кого не возникло сомнений, он ударил себя в грудь. – Себя! Себя я жалею, за себя мне больно и грустно.

Неудержимо мыслящему Аромо надоели эти жалобы. Он презрительно скривился:

– Лучше бы ты в свое время чистил как следует зубы. Тогда и не пришлось бы столько хныкать.

– Ты хочешь сказать, что я не чищу зубов? – возмутился лев Зигфрид Брукнер. – Никогда?

– Совершенно верно, – сказал заяц Аромо.

Зигфрид Брукнер опустил голову:

– Ну что ж, это правда. Это правда, Аромо, признаю. Но что я не чистил зубов и в свое время – это клевета. В свое время я зубы чистил.

– Не понимаю, – вмешалась кошка Ватикоти. – Ты признаешь, что никогдане чистил зубов, но в то же время утверждаешь, что в свое времявсе же чистил…

– Ну что тут может быть непонятного, что?! – деланно возмутился Зигфрид Брукнер. – Неужели ты не понимаешь даже таких простых вещей? Никогда! Но в свое время – да! Опять непонятно?..

– Нет, прошу прощения, – прервал его сбитый с толку великан Лайош Урод, – в таком случае, когда именно ты чистил зубы?

– А я вам скажу когда! – вскричал заяц Аромо. – Когда баран писал роман, когда лисица была гусям сестрица, когда ослы были умны, когда фазан прыгал через стакан и когда индюк был всем лучший друг.

– Как здорово! – Ходящий кедр Зоард Высокий смотрел на Аромо раскрыв рот.

– А особенно красиво, – прошептала кошка Ватикоти, – это когда фазан прыгал через стакан.

– Да, получилось у тебя действительно здорово, – сказал лев Зигфрид Брукнер подозрительно. – Но не мешало бы тебе и объяснить, что значит вся эта чертовщина. Так чистил я зубы или не чистил? Говори прямо, что, по-твоему, было в свое время!

– В свое время – это значит тогда, – сказал Аромо, – когда то, что прошло, становится будущим, а то, что будет после того, было прошлым.

– Треснет, ой-ой, сейчас треснет! – закричал Лайош Урод.

– У тебя тоже зуб? – испугалась маленькая фея Маминти.

– Нет, не зуб. Голова.

– А от чего треснет?

– Да от всего, что говорит Аромо. Я, правда, не успеваю все уловить. Сейчас я как раз думал о том, как это – когда лисица была гусям сестрица… Лиса ведь гусей съест. Тогда почему она им сестрица?

– Ну, хватит, – сказал кот Микка-Мяу. – Вы все болтаете, а у льва, бедняжки, – показал он на Зигфрида Брукнера, – в клыке ужасная дырка.

– О да, – взревел Зигфрид Брукнер, – я чуть не забыл…

– Не рычи, пожалуйста, – сказал Микка-Мяу, – давайте лучше сядем все вместе и придумаем какое-нибудь действенное средство.

– Какое средство? – переспросил ходящий кедр Зоард Высокий.

– Действенное.

– А что это такое?

– Это значит, такое средство, чтобы в зубе льва Зигфрида Брукнера не оставалось дырки.

– Правильно! – воскликнула Ватикоти. – Только лучше даже не двейственное, а трейственное, и даже… – тут кошка запнулась. – Нет, не выходит.

– Что не выходит? – поинтересовался конь Серафим.

– Четырейственное…

– Глупости, – перебил их кот Микка-Мяу, – не двойственное и не трейственное, а дей-ствен-но-е. Ну ладно. Теперь я жду от вас чего-нибудь умного.

Приятели расселись кружком вокруг Зигфрида Брукнера.

– Если кому-нибудь придет в голову что-нибудь толковое, пусть скажет!

– Можно, я скажу? – воскликнул самый добрый великан в мире Лайош Урод.

– Ну, говори! – все посмотрели на него с любопытством.

– Я понял: лисица была гусям сестрица потому…

– Стой, стой. Говорить нужно не все, что тебе придет в голову, – терпеливо объяснил Лайошу Микка-Мяу, – а только про зуб Зигфрида Брукнера.

– А мне в голову все равно уже ничего не придет, потому что голова у меня треснула! – запричитал Лайош Урод.

– Ладно, тогда садись рядом с Зигфридом Брукнером! – кивнул ему кот Микка-Мяу. – Теперь, значит, у нас два дела: у Зигфрида Брукнера в зубе дырка, а у Лайоша Урода треснула голова. Давайте все думать, как им помочь!

Некоторое время друзья озабоченно смотрели прямо перед собой. И конечно, первым нашел решение опять-таки неудержимо мыслящий Аромо. Вернее, не совсем – но вы все сами увидите. Заяц Аромо поднялся со своего места, во взгляде его было что-то зловещее.

– Я решил… – начал он было.

Но его перебил голубой чудо-жеребец:

– Что значит ты решил? Ты хотел сказать, видимо, ты считаешь!

Заяц Аромо посмотрел на коня Серафима с глубоким презрением:

– Я решил, что я считаю, что таким образом…

– Вот только таких образов не надо! – махнул лапой лев Зигфрид Брукнер. – Я как-то раз повстречался с одним таким образом, он ужасный враль. Хватит с меня таких образов. И вместе-с-теми, и однаки – все они у меня вот где сидят. Не говоря уже о впрочемах и не-так-лях.

– Ага, ты встречался с «таким образом»? И что же это такое, по-твоему?

– На нем был цилиндр, – продолжал без тени смущения лев Зигфрид Брукнер, – желтые калоши и фрак. И галстук-бабочка. И вдобавок ко всему он еще картавил. И врал. Картавил и врал.

Аромо пришел в ярость:

– Так что же такое, по-твоему, «таким образом»?

– Как что? – удивился Зигфрид Брукнер. – Вводное слово.

– Подводное слово, – вставила Ватикоти.

Аромо бросил в сторону кошки яростный взгляд, а затем снова обратился к Зигфриду Брукнеру:

– Значит, ты встречался с вводным словом?

– Я же говорю. На нем были желтые калоши. Галстук-бабочка…

– И оно тебе врало.

– Да еще как!

– Нет, вы слышите? Он рехнулся! – огляделся неудержимо мыслящий Аромо по сторонам, ища поддержки.

– И вовсе он не рехнулся, – тихо сказал кот Микка-Мяу, – брось ты эти свои такие образы! Давай сразу к делу!

– Ладно, только не перебивайте. Дырка появилась в зубе Зигфрида Брукнера оттого, что он никогда не чистил зубов. Ладно, ладно, – Аромо посмотрел на заерзавшего льва, – в свое время, скажем так, он никогда не чистил зубов. Насколько я знаю, их светлости по меньшей мере сто лет, а то и все… Не перебивай, а не то ничего не скажу… А то и все сто пятнадцать, но для простоты остановимся на ста. Каждый день он должен был посвящать чистке зубов пять минут, это значит… – Аромо поднял взгляд к небу и стал считать. Звучало это так: – Зо-зо-зи-зи-зо-зо-зу-зу… Это значит, в год – тысяча восемьсот двадцать пять минут. В пересчете это будет в год… зо-зо-зи-зи-зу-зу, в год – тридцать четыре часа, а за сто лет, зо-зо-зи-зи-зо-зи-зо, сто сорок два дня, притом не считая високосные года. Так вот, я предлагаю всем скинуться и купить двести зубных щеток и две тысячи четыреста тюбиков зубной пасты, с тем чтобы, пока они не кончатся, то есть в течение ста сорока двух дней, Зигфрид Брукнер чистил зубы днем и ночью, без перерыва. Пусть наверстывает упущенное!

Аромо сел, довольный собой.

– У-у-у-у-у-у-у… – вздохнул Зигфрид Брукнер.

– Болит? – спросили у него участливо.

– Да нет! Но сто сорок две ночи и сто сорок два дня подряд… Ай-уай-ауй!

– Да ведь это почти пять месяцев, – сказал конь Серафим сочувственно. – Ты хочешь, чтобы он не спал, не ел, не пил, а все время только бы водил щеткой по зубам туда-сюда, отмывал, отчищал и отскребал свои зубы?

– Другого выхода нет, – самоуверенно отвечал заяц Аромо.

– Ну, это тоже не выход, – отрицательно покачал головой кот Микка-Мяу, – дырка от этого не исчезнет. Чисти не чисти, а дырка останется дыркой. В лучшем случае это будет чистая дырка.

– А в худшем случае это будут сплошные дырки, – сострил конь Серафим.

– А я вовсе и не хотел сказать, что от этого у него зуб вылечится, – сказал неудержимо мыслящий Аромо. – Просто надо приучать к чистоте некоторых львов, которые не чистят зубов.

– Бум-бу-бум! – возмущенно посмотрел на него медведь Бум-Бу-Бум.

– Ты хочешь сказать, мне должно быть стыдно?

– Бум, – ответил Бум-Бу-Бум.

Это означало: да, тебе должно быть стыдно. Потому что Зигфрида Брукнера надо не наказывать, а лечить. Лев уже достаточно наказан тем, что у него в зубе появилась дырка.

– Несомненно, – сказала зеленая фея Маминти, – и, к сожалению, наказание это со временем станет еще более суровым.

– Почему? – всхлипнул Зигфрид Брукнер.

– Потому что дырка будет все время увеличиваться и углубляться, и однажды – хрусть! – от зуба почти ничего не останется, а то, что останется, придется вырвать.

– Бр-р-р! – содрогнулась Ватикоти. – Вырывать зуб – это ужасно!

Предупреждая горестный стон Зигфрида Брукнера, кот Микка-Мяу сказал:

– Именно поэтому мы и должны подумать о том, как спасти льва.

– Что ж, – поднялся, краснея, конь Серафим, – у меня есть одна идея. Мы должны предотвратить несчастье.

Все слушали затаив дыхание.

– Зигфрид Брукнер сядет сюда, на эту лужайку, – продолжал конь Серафим, – отведет взгляд в сторону, а я – прицелившись, точным ударом, так, чтобы не было больно, – выбью ему больной зуб. Вот и всё. И никаких больше забот с этим зубом.