Текст книги "О квадратно-круглом лесе, Микке-мяу и других"

Автор книги: Эрвин Лазар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава седьмая В которой мы встречаемся с братьями Чересчур и Арника помогает им подружиться

Джонни-бедняк был счастлив. Он радовался за Дезё Медношахта и был в восторге оттого, что они с Арникой скоро очутятся в Стране Чудес у Семиглавой Феи.

– Но на пути в Страну Чудес они еще должны встретиться с двенадцатью братьями Чересчур.

– С какими такими братьями?

– Но ты сам однажды сказал, что рядом со Страной Чудес живут двенадцать братьев.

– Разве я это говорил?

– Конечно! Неужели не помнишь? Братья Чересчур.

– А, братья Чересчур. Теперь припоминаю. Конечно, Арника и Джонни встретятся с этими братьями.

Приблизительно на полпути между лугом Дезё Медношахта и королевским дворцом Ай-Ах Тана Кутарбана Джонни-бедняк и Арника проходили мимо старого, полуразвалившегося дома.

– Очень пить хочется, – сказала Арника, – давай зайдем, попросим напиться.

Так они и сделали. В доме вокруг большого деревянного стола сидели одиннадцать очень мрачных молодцов. Все они были похожи друг на друга, сразу видно, что это братья.

Только Джонни-бедняк хотел попросить стакан воды, как вдруг все одиннадцать братьев хором вскрикнули, словно от боли, и все одиннадцать схватились за правую ногу. Причем сделали это одновременно, как по команде. Потом они вскочили из-за стола и стали прыгать по комнате каждый на левой ноге, схватившись за правую ногу.

– Болван! Остолоп! Безрукий! Дубина стоеросовая! – кричали они при этом хором.

– Что такое? Да не сошли ли вы с ума? – невольно воскликнул Джонни-бедняк, удивленно смотря на братьев.

– С ума сошли! С ума сошли! И вовсе мы не сошли с ума! Просто этот безрукий бревно уронил, да прямо на ногу!

– Кто уронил? Какое бревно?

– Наш двенадцатый брат. Он пошел в лес по дрова да как шмякнет бревно! И теперь у нас у всех болит правая нога.

– С чего это вы решили, что все случилось именно так? – удивился Джонни-бедняк.

– Так мы это чувствуем! Видишь ли, над нами довлеет страшное проклятье. Если у одного из нас что-нибудь не в порядке, у всех остальных случается то же самое. Ой-ёй-ёй, до чего же болит нога! Представляешь теперь, как ужасна наша жизнь? Недавно вон тот глупец ухитрился поскользнуться и свалиться в реку, а плавать, дуралей, не умеет и, конечно, начал тонуть, задыхаться, звать на помощь. Так мы на берегу едва-едва живы остались. Хорошо, течение вынесло его на берег.

– Молчал бы уж! Кто позавчера объелся? А у нас, несчастных, животы болели! Обжора!

– Да ты бы лучше помалкивал! Помнишь, как ты заблудился в прошлом году? Мы из-за тебя целых три дня мерзли и голодали! Не мог дороги отыскать!

Братья уже готовы были вцепиться в волосы друг другу. Джонни-бедняк даже за голову схватился, взгляд его перескакивал с одного брата на другого. Но они внезапно прекратили перепалку и опять принялись охать и стонать.

– Ох, тяжело, ох, тяжко, ох, давит на плечо! – наперебой кричали братья. – Вот дубина, до чего сучковатое бревно выбрал! Ну зачем надо тащить такую тяжесть!

Так они долго стонали, охали, ахали, сокрушались.

– А сейчас что с вами происходит? – поинтересовался Джонни-бедняк.

– Теперь наш полоумный братец домой бревно тащит, то самое, что ногу ему придавило… Выбрал, олух, самое тяжелое. Ой-ёй-ёй-ёй, за что нас так бог наказал?!

И вдруг заговорила Арника, она по-прежнему была под мышкой у Джонни-бедняка:

– Как вам не стыдно?!

Братья удивленно завертели головами:

– Кто это сейчас сказал? Неужели твоя утка? У тебя говорящая утка?!

– На самом деле это не утка, а моя невеста – принцесса Арника, просто ее злая ведьма заколдовала.

– Не ври, мы тебе не верим! – хором закричали братья.

При этом они не переставали охать, отдуваться, стонать, корчить рожи и потирать плечо с перекошенными от боли лицами. Как видно, двенадцатый брат усердно тащил бревно к дому.

– Я легко вам могу это доказать, – заявил Джонни-бедняк. – Пусть я буду селезнем, а Арника – человеком!

Хоп! – и желание мгновенно исполнилось. Перед братьями очутилась Арника во всей своей красе.

У братьев вытянулись лица и округлились глаза.

– Вот это да! Краси-и-и-вая! – хором воскликнули они, но Арника смотрела на них хмуро, даже с презрением. – А кто из вас обычно говорит заклинание, чтобы вы могли поменяться обличьем? – наперебой стали спрашивать у Арники братья.

И тут же глубоко вздохнули и перевели дух: двенадцатый брат, очевидно, опустил бревно на землю, чтобы передохнуть.

– Это всегда говорит тот, кто в данный момент человек, – ответила Арника.

– А ты не боишься, что в один прекрасный день, когда ты будешь уткой, зашвырнет он тебя куда-нибудь в кусты да там и бросит? А?! Вот и останешься уткой!

– Не верите вы друг другу! В этом и есть корень всех ваших бед! – сердито проговорила Арника.

– А это правда, что если бы один из них захотел, другой бы навсегда потерял человеческий облик?

– Да.

– Мне бы такое никогда в голову не пришло.

– И очень хорошо.

– А Джонни-бедняку и Арнике?

– Ты сама должна понимать, что об этом не может быть и речи!

– А вот братьям Чересчур это почему-то пришло в голову.

– Из-за дурного склада ума они и страдают.

– Это я понимаю. Были бы они дружны, пошли бы да помогли своему двенадцатому брату? Да?! Вот и не пришлось бы стонать и стенать, всем-то вместе куда легче управляться с делами!

– Верно! Именно это Арника и собирается объяснить им.

– Если бы у нас было бы так же, как у братьев Чересчур – у тебя заболело и мне сразу же больно, это хорошо или плохо?

– Я думаю, мы и сейчас как братья Чересчур. У меня очень сердце болит, если с тобой что-нибудь случается.

– Я о другом думаю. Вот если бы, скажем, я упала, набила бы себе синяки, оцарапалась, мне было бы больно. А у тебя тоже появились бы синяки и царапины?

– А по-твоему, это хорошо или плохо?

– Но ведь я бы тогда бегала осторожнее, чтобы не упасть и непричинить тебе боль.

– Очень мило с твоей стороны.

– А ты бы меньше курил, чтобы я по утрам не кашляла?

– Тогда бы я, наверное, совсем бросил курить.

– Вот и хорошо. Мы были бы внимательнее друг к другу. Так пусть же Арника скажет братьям Чересчур, чтобы они заботились друг о друге, хорошо?

– А она уже сама им это объясняет.

– Эх, вы, глупцы несчастные! – проговорила Арника. – Вы готовы скорее на берегу задохнуться, чем прыгнуть в воду и помочь брату! Готовы три дня мерзнуть и голодать, вместо того чтобы помочь вашему родному брату выбраться из леса!

– Вот еще! Так мы и будем друг за другом бегать да в воду прыгать? – заворчали братья.

– Но ведь вы могли бы быть самыми счастливыми людьми на свете, – продолжала Арника. – Любой из вас, попав в беду, мог бы рассчитывать на помощь остальных одиннадцати. Среди вас могли царить доверие и любовь.

– И правда, – задумчиво произнес старший брат, а остальные круглыми от удивления глазами уставились на Арнику. – Как нам это раньше в голову не пришло?

И тут они опять застонали: двенадцатый брат, видно, взвалил себе на плечо бревно. Но теперь уже братья Чересчур мгновенно вскочили со своих мест и побежали. Они помчались навстречу брату – помочь ему. Для двенадцати человек бревно оказалось таким легким, что они и веса-то его не почувствовали. И не пришлось им стонать и стенать от тяжести. Братья легко несли бревно и вдруг хором закричали:

– Эй, глаза щиплет. Кто это из нас плачет?

– Я, – проговорил двенадцатый брат. – Плачу от радости.

Глава восьмая И последняя, в которой все кончается вполне благополучно, и мы узнаем, что у Столикой Ведьмы появляется сто первое лицо

И опять Джонни-бедняк был счастлив. Радовалась и Арника. Да и как им было не радоваться, ведь на земле еще двенадцать человек стали счастливы.

Джонни-бедняк шагал очень быстро, почти бежал, и вскоре они подошли к дворцу короля Ай-Ах Тана Кутарбана. Король сам выглянул из окна, улыбнулся им и приветливо помахал рукой.

– Семиглавая Фея уже ждет вас! – весело прокричал он.

– Разве она знает, что мы идем к ней за помощью?

– Конечно!

В этот момент неподалеку зазвучала приятная музыка, и молодые люди вдруг очутились лицом к лицу с Семиглавой Феей. Она приветливо смотрела на них и улыбалась.

– Так какая же у вас ко мне просьба? – спокойно спросила она.

– Мы бы хотели… Мы пришли, чтобы… – растерялся Джонни-бедняк. – Мы хотели бы… словом, нам бы… пусть мы оба будем или людьми или уж утками… Лишь бы одинаково… словом… если можешь, помоги нам, пожалуйста!..

Ничего не ответила Семиглавая Фея, лишь ласково улыбнулась, но Джонни-бедняк почувствовал: кто-то мягко дотронулся до его руки. То была Арника. Семиглавая Фея вернула ей человеческий облик. Молодые люди обнялись. Они были так счастливы, что забыли обо всем на свете. Так бывают счастливы люди, которые по-настоящему любят друг друга.

И вдруг они оба почувствовали легкий укол. Это в их сердца вошли добрые чары Семиглавой Феи, и они поняли, что никакое злое колдовство не сможет больше повредить им.

– Они поблагодарили Семиглавую Фею за помощь?

– Конечно.

– А сейчас они спешат домой, к королю Эштёру, чтобы он тоже стал счастлив, да?

Джонни-бедняк и Арника очень торопились домой. И все при виде их счастливых, радостных лиц становились мягче и добрее, уж очень хороши и милы были эти молодые люди.

Один из вечеров они провели у двенадцати братьев Чересчур, другой – у ставшего весельчаком Дезё Медношахта, третий у знаменитого центрфорварда Ктоне Спрятался. Его команда именно в тот вечер в тяжелейшем матче выиграла Кубок Моря-Окияна. А еще через несколько дней Джонни и Арника увидели вдали тридцать шесть башен родного замка на берегу Круглого озера.

– А со Столикой Ведьмой что стало?

– А по-твоему, что с ней должно случиться?

– Не знаю. А на самом деле ведьмы есть?

– Нет, конечно.

– Но в этой сказке есть Ведьма.

– Ты же сама просила, чтобы она была в сказке.

– А теперь я не хочу, чтобы в сказке была Ведьма.

– Но ведь как раз сегодня, в двенадцать часов по сказочному времени, Столикая Ведьма потеряет свою колдовскую силу. Именно сегодня истекают семь лет ее колдовской силы, а в сети к ней так никто и не попался.

– Выходит, ей так никого и не удалось заманить к себе на службу?

– Не удалось.

– И что же она сейчас делает?

Столикая Ведьма в это время причитала и охала:

– Ох-ох, и часа не пройдет, как я потеряю свою бесовскую силу! О покровительница чертей и ведьм, помоги мне! Помоги еще раз! Пошли же сюда кого-нибудь!

Но тс-с! Что это? Шаги! Кто-то идет!

– О, покровительница чертей и ведьм, спасибо тебе, услышала ты мои молитвы! – возликовала Столикая Ведьма.

Но радовалась она преждевременно. Потому что к ее домику приближались Джонни-бедняк и Арника. А от них исходили волшебные чары добра, которыми одарила их Семиглавая Фея. Столикая тут же поняла: над этими людьми у нее нет и никогда не будет никакой власти.

– Ах, это ты, Джонни-бедняк, – зло выпалила она. – Ты погубил меня! Пропади пропадом вся твоя свобода! Провались она в тартарары! Ух! До чего ж я тебя ненавижу, самый свободный человек на свете!

– Что это вы, бабушка, так ненавистью исходите? – сказал Джонни-бедняк. – И не надоело вам все время стращать людей, строить козни да злиться! Не надоело вам свистеть, кричать, улюлюкать? Неужели никогда не хотелось вам полюбить кого-нибудь? Сделать доброе дело? Помочь кому-нибудь?

– Ах ты глупый добряк! Слюнтяй противный! Да что ты понимаешь?! Знаешь ли ты, как приятно заглядывать в расширившиеся от ужаса глаза людей?! Как здорово промчаться ветром над лесом, так и выкорчевывая деревья?! А как приятно выть по-волчьи! Что ты понимаешь?!

– Чепуха все это! – решительно отрезал Джонни. – А вы знаете, что такое любить кого-нибудь?

– Нет… – ответила Столикая.

– А вас кто-нибудь любил?

– Нет… – повторила Ведьма.

– Видите! Тогда вы даже представить себе не можете, насколько это приятнее, чем летать над лесом на помеле.

– Ты это серьезно?

– Еще как серьезно! И думаю, что сейчас вам представляется последняя возможность стать добрым существом. Ведь через пять минут у вас пропадет ваша злая колдовская сила! Верните же свободу людям, которых вы коварно заманили в ловушку и сделали своими рабами. Может, тогда из вас еще получится нормальный человек.

– Хорошо, хорошо, я готова попробовать, – испуганно проговорила Столикая Ведьма. – Кошачий хвост вам в глотку! Ладно! Возвращу им свободу!

Хлоп! Отворились дверцы темницы, и оттуда один за другим стали выходить пленники Ведьмы. Они жмурились на ярком, солнечном свете, с радостью подставляли бледные лица под лучи ласкового летнего солнышка.

– Спасибо тебе, Джонни-бедняк! – наперебой благодарили они своего освободителя. – А тебе мы сейчас покажем! – стали подступать бывшие пленники к Столикой.

– Джонни! – взмолилась та. – Не давай меня в обиду!

– Хорошо, я помогу тебе, прячься за мою спину, – сказал Джонни-бедняк, а сам стал убеждать бывших пленников Столикой не трогать старуху. – Она теперь никому не причинит зла! Кончились ее колдовские чары!

И действительно, не успел он проговорить это, как Столикая Ведьма почувствовала: какой-то обруч, жестко стягивающий ее сердце, лопнул. И ей стало приятно и легко на душе. Она почувствовала нечто необыкновенное, нечто замечательное и, не в силах побороть себя, вдруг стала ласково поглаживать Джонни-бедняка по плечу. Злая колдовская сила ее пропала. Столикая превратилась в обыкновенную старушку с черным платком на голове.

– Уж не гоните меня, старую, – взмолилась она, – позвольте у вас остаться.

– Конечно, матушка! – сказала ей Арника. – Оставайтесь жить у нас.

– Скажи, если бы у Столикой Ведьмы не пропала колдовская сила, стала бы она тогда доброй старушкой?

– Каверзный вопрос. Может, да, а может, и нет.

– Значит, она просто вынуждена была стать доброй?

– Трудно сказать. Правда, однажды, когда она баюкала маленького Джонни…

– У Арники и Джонни-бедняка родился сын?

– Да. Так вот, однажды, баюкая маленького Джонни, она задумчиво проговорила: «Знаешь, маленький Джонни, здорово было носиться по воздуху на помеле или обернуться летучей мышью. Страшенным вихрем корчевать вековые деревья тоже неплохо. Но твою добрую и доверчивую улыбку я не променяю ни за что на свете!»

– Это она сказала от чистого сердца?

– Мне кажется, да.

– Значит, теперь сказке пришел конец?

– Конечно!

– И конец счастливый?

– Счастливый, а разве это плохо?

– Нет, это как раз хорошо… А в жизни ведь не всегда все хорошо кончается?

– В жизни? Нет, к сожалению.

– Значит, эта сказка – неправда?

– Нет, почему же. Просто это значит, что мы оба очень-очень хотим, чтобы и в жизни все кончалось благополучно.

– Я очень-очень этого хочу. Ты ведь сказал, что нужно очень-очень хотеть. Даже если неизвестно, получится у тебя или нет.

– Конечно!

Как конь Серафим одержал победу над самим собой

«Помолчали бы они хоть десять минут, как было бы хорошо», – подумал Микка-Мяу и закрыл глаза. Кот с удовольствием закрыл бы и уши, но, как известно, сами по себе уши ни у кого не закрываются, у Микки-Мяу тоже. Можно было, правда, закрыть их лапами, но только зачем? Густое облако гвалта и крика двигалось прямо на него. Кричали и галдели кошка Ватикоти, заяц Аромо и лев Зигфрид Брукнер. Уловить, что к чему, было совершенно невозможно. Ясно было одно: все чем-то страшно возмущены.

– Хвастун! – кричала Ватикоти.

– Воображала! – орал Аромо.

А Зигфрид Брукнер ревел:

– Болтун!

– Кто? – спросил кот Микка-Мяу.

– Конь Серафим! – рявкнули все хором.

– Не может быть, – сказал Микка-Мяу.

От изумления все трое разом стихли.

– То есть как это не может быть, – произнесла наконец укоризненно Ватикоти, – если мы втроем в один голос говорим, что…

– Во-первых, не говорите, а орете, кричите и ревете. А во-вторых, это не в его характере.

– Не в чьем характере?

– Серафима.

– Что не в его характере?

– Хвастаться.

– Ну так тогда сам пойди и посмотри! – закричал, багровея, Аромо.

Тут они схватили Микку-Мяу за лапы и повели его на другой конец лужайки. Пришли туда довольно быстро, тем более что Микка-Мяу, собственно говоря, и не сопротивлялся.

На лужайке стоял голубой чудо-жеребец Серафим и протирал свои очки замшевой тряпочкой. Вид у него был кроткий, как у ягненка, только что появившегося на свет. Кот Микка-Мяу, раздраженный тем, что его тянули сюда насильно, сурово спросил у коня Серафима:

– Я слышал, здесь кто-то хвастается?

– Где? – удивился конь Серафим и огляделся по сторонам. Потом, чтобы лучше видеть, даже надел очки.

– Нет, ты погляди, он еще и простачком прикидывается! – воскликнул заяц Аромо. – Это уж слишком. Не ты ли здесь только что хвастался?!

– Я? – широко раскрыл глаза конь Серафим. – Простите, но я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Ну так я тебе напомню! – закричал лев Зигфрид Брукнер. – Ты сказал, что ты бегаешь быстрее всех.

– Ну да, я так сказал, – кивнул конь Серафим.

Кот Микка-Мяу, изумленный, не верил своим ушам. Скромный, обходительный конь Серафим – и вдруг говорит такие вещи! Нет, раньше он никогда не хвастался. Микка-Мяу уже собрался высказать все это, но его перебила Ватикоти:

– И быстрей газели, да?

– Да, – кивнул конь Серафим и покраснел.

– И гепарда ты, конечно, тоже обгонишь, да? – съязвил лев Зигфрид Брукнер.

– И гепарда, – согласился конь Серафим и покраснел еще сильнее.

– А может быть, – спросил патетически неудержимо мыслящий Аромо, – может быть, и меня?

– Не обижайся, пожалуйста, Аромо, – смущенно ответил конь Серафим, – но и тебя тоже. – И покраснел до кончиков ушей – так ему было стыдно.

– Ложь, – произнес заяц.

– Нет, это не ложь, – покачал головой конь Серафим.

– А почему же ты тогда покраснел? У тебя вон даже уши стали красные, – сказал кот Микка-Мяу.

– И ты мне не веришь, – печально посмотрел на него конь Серафим. – Я покраснел потому, что терпеть не могу хвалиться.

– А что же ты тогда расхвастался? – развел лапами лев Зигфрид Брукнер.

– А я и не хвастаюсь, я говорю правду. А получается, будто хвастаюсь. – Конь Серафим умолк. – Нет, так мы не разберемся… Микка-Мяу…

– Понимаю, все понимаю, – кивнул кот. – Лучше всего вам побежать наперегонки. И сразу все станет ясно.

– Я с удовольствием, – обрадовался конь Серафим. – Давайте, хоть сейчас.

– Отлично, побежим наперегонки! – загорелся лев Зигфрид Брукнер. – Без лишних разговоров.

Друзья немедля отправились на Большой Луг. Этот Большой Луг был и в самом деле такой большой, что с одного его края едва виднелся другой край. Не говоря уже о другом крае, с которого едва было видно тот, первый, край. В общем, луг был просторный. Самое подходящее место для бега наперегонки.

– Как побежим, оттуда сюда или отсюда туда? – спросил лев Зигфрид Брукнер.

– Мне все равно, – сказал конь Серафим.

– Ага! Ему, значит, все равно! Ему, видите ли, совершенно все равно, отсюда туда или оттуда сюда! Хотя отсюда туда, – возмущался Зигфрид Брукнер, – это прямо противоположно тому, когда оттуда сюда. И именно поэтому…

Микка-Мяу перебил гулкоголосого льва:

– Так как, побежишь или нет?

И конечно, кот опять попал в самую точку. Зигфрид Брукнер вилял, вилял и в конце концов сказал:

– На первый раз хватит с Зигфрида соперника послабее. Скажем, Аромо или Ватикоти. Они вполне справятся с конем. Если Аромо или Ватикоти не сумеют его перегнать – а в это я ни за что не поверю, – тогда выступлю я.

Придумано было ловко. Кот Микка-Мяу хмыкнул в усы, а Ватикоти горячо поддержала Зигфрида Брукнера:

– Зигфрид прав! Победы Аромо будет вполне достаточно. Правда, Аромо?

– Мне это раз плюнуть! – произнес надменно неудержимо мыслящий заяц.

– Ну что ж, тогда можно начинать, – сказал Микка-Мяу. – Побежите до края леса и обратно. Согласны?

– Конечно, согласны!

– Хо-хо! – вмешался лев Зигфрид Брукнер. – А если они захотят схитрить?

– Схитрить? А зачем? – удивился кот Микка-Мяу.

– А чтобы победить, – сказал лев. – Кто-нибудь из них, скажем, повернет задолго до того, как добежит до края леса и – раз! – обратно. Как будто он там уже был. Что тогда?

– Тогда он не победитель, а обманщик, – ответил Микка-Мяу. – Но раз уж ты так настаиваешь, будь по-твоему. Пусть каждый из соревнующихся принесет сюда по ветке с тисового дерева. Во-он оно, на краю леса. Тисовые ветки и будут служить доказательством того, что бегуны побывали на самом краю леса.

– Это другое дело, – согласился Зигфрид Брукнер. – Вот теперь бегите.

На счет «три!» был взят старт. Фьють, Аромо! Фьюить, конь Серафим! Вот они превратились в две маленькие точки вдали. Потом – в одну маленькую точку вдали, поскольку Аромо – не так ли? – намного меньше коня Серафима и скрылся из глаз быстрее его.

– Пока они бегают, мы вполне успеем поспать, – решил лев и стал было высматривать подходящее место, чтобы прилечь.

Вдруг Ватикоти воскликнула:

– Аромо уже бежит назад!

– Так быстро? Невероятно! – удивился Микка-Мяу, но и сам он уже видел приближающуюся точку. – Смотри-ка, – пробормотал кот, – а заяц и в самом деле быстроногий!

– Я же говорил, что он обгонит Серафима, как котенка, – радовался лев Зигфрид Брукнер.

– Но-но! – фыркнул Микка-Мяу.

Точка все увеличивалась.

– Этот Серафим только болтать горазд, – заметила Ватикоти. Однако к концу фразы голос кошки совсем стих.

– Но-но! – повторил Микка-Мяу.

А приближающаяся точка увеличилась уже до размеров кулака, потом до размеров арбуза, а потом уж стало совершенно ясно, что к ним мчится не Аромо, а конь Серафим.

Фьюить! И вот голубой чудо-жеребец примчался. Переведя дух, он отдал Микке-Мяу тисовую ветку.

– А Аромо? – спросил Зигфрид Брукнер.

– Я с ним повстречался, – скромно ответил конь Серафим, – он очень торопился.

Да, победа коня Серафима не вызывала сомнений. Заяц прибежал, высунув язык, только через полчаса. Уронив рядом с собой тисовую ветку, Аромо рухнул на землю.

– Ну ты, уф-ф… и бегаешь, уф-ф… – Он никак не мог отдышаться. – Как вихрь. Теперь я верю, что тебя никто не сможет обогнать.

Конь Серафим опустил голову, растроганный его словами. Но Зигфрида Брукнера растрогать было не так-то просто.

– Как это никто? – размахивал лев лапами. – Ха-ха! Ну, насмешил! И все из-за того, что Серафим обогнал какого-то зайчишку. Ничего, сейчас Ватикоти ему покажет!

– Я? – испугалась кошка. Бег отнюдь не был ее сильной стороной.

– Да, ты, – сказал Зигфрид Брукнер уверенно, подмигивая и делая знаки кошке.

– Но ты ведь сам видел, он как вихрь, – пыталась убедить его Ватикоти, но Зигфрид Брукнер, не дав ей договорить, стал что-то шептать кошке на ухо. А Ватикоти шепнула что-то льву в ответ.

Так лев с кошкой перешептывались некоторое время. Потом Ватикоти засмеялась: «Хи-ха», и Зигфрид Брукнер ей в ответ: «Хе-хе. Хи-хи-хе-хе!»

– Сейчас я тебе покажу, – сказала Ватикоти коню Серафиму; кончик ее носа лоснился.

– Да что ты покажешь?! – возмутился неудержимо мыслящий Аромо. – Ты и без соревнований не одолеешь весь луг с начала до конца…

– А проигравшему лучше помолчать! – оборвал его лев Зигфрид Брукнер.

Он и Ватикоти заговорщически усмехнулись друг другу.

Между тем от Микки-Мяу не скрылось то, что было причиной веселья льва и кошки. Но он промолчал.

Оба соперника взяли старт. Ватикоти побежала не спеша, трусцой, а конь Серафим – как стрела. Через некоторое время оба они скрылись из глаз. Стало тихо, лишь Зигфрид Брукнер посмеивался.

– Быстрее всех, ха-ха! Ничего, сейчас он увидит.

И тут, о чудо, на горизонте появилась, размахивая тисовой веткой, Ватикоти. Кошка бежала изо всех сил. Серафима же нигде не было видно.

– Ну, что я говорил, видите?! – сказал Зигфрид Брукнер. – Смотрите, смотрите! Вот она, победительница!

Однако в это мгновение вдали появилась крошечная точка. Кошке Ватикоти оставалось до финиша всего сто метров. Точка увеличилась до размеров арбуза – Ватикоти оставалось всего пятьдесят метров. Всего двадцать метров! А конь Серафим все ближе! Ватикоти оставалось всего десять метров, и тут – фьюить! Конь Серафим с тисовой веткой в зубах опередил кошку.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся кот Микка-Мяу. – Первым пришел конь Серафим, второй – Ватикоти!

На этот раз конь Серафим не мог отдышаться довольно долго.

– А я и не знал, что ты так быстро бегаешь, – пропыхтел он, уважительно глядя на Ватикоти.

Кошка от досады прикусила язык.

– Каких-то нескольких шагов не хватило, – бормотала она.

А Микка-Мяу все смеялся и смеялся.

– Ах, вот в чем дело, – хлопнул себя по лбу Аромо. – А я-то чуть было не поверил, что Ватикоти бегает быстрее меня.

– Разве это не так? Ты пришел к финишу, считай, через неделю после Серафима, а Ватикоти он едва-едва перегнал! – закричал Зигфрид Брукнер.

– А ветки?! – возмутился неудержимо мыслящий Аромо.

Зигфрид Брукнер икнул:

– Какие ветки?

Ватикоти тоже икнула.

– Ты видел, Микка-Мяу? – кричал Аромо. – Видел?

– Видел, – смеялся кот. – Но смешнее всего, что даже так у них ничего не получилось.

Конь Серафим ничего не мог понять.

– Что такое? Что случилось? – спросил он.

Аромо подскочил к нему:

– А ты посчитай ветки! Сколько здесь тисовых веток?

– Раз, два, три, – сосчитал конь Серафим. – А где четвертая?

– Вот! То-то и оно! – кричал заяц Аромо. – Где четвертая?

Микка-Мяу лишь улыбался.

Наконец взгляд коня Серафима просветлел.

– А, я все понял, – сказал он.

А Зигфрид Брукнер и Ватикоти смотрели на них исподлобья.

Обман был раскрыт.

Кот Микка-Мяу, кстати, заподозрил все еще тогда, когда Ватикоти спрятала на груди тисовую ветку, которую принес Аромо. Он прекрасно видел, как кошка после старта, отбежав немного, вдруг легла в траву, выждала чуть-чуть и, достав тисовую ветку, побежала обратно. Ватикоти надеялась, что хитростью ей удастся победить коня Серафима. Она забыла, что конь Серафим – чудо-конь. Вернее, конь Серафим – чудо. Ну, то есть… А, ладно!

– Вам не остается ничего иного, – сказал тут кот Микка-Мяу, – как признать, что конь Серафим вовсе и не хвастался, а говорил чистую правду! Или…

– Или что? – спросил лев Зигфрид Брукнер.

– Или же ты должен будешь бежать с ним наперегонки и победить его.

– Я?! Наперегонки с каким-то голубым чудо-конем? К тому же еще и очкариком? То есть с инвалидом? Ну уж нет, до этого я не унижусь.

– В таком случае, конь Серафим прав, – попытался закончить спор Микка-Мяу.

– А вот и нет, – топнул ногой Зигфрид Брукнер.

– Тогда беги с ним наперегонки! – закричал неудержимо мыслящий Аромо.

– В самом деле, – сказала Ватикоти, – покажи ему, Зигфрид! Беги!

Зигфрид Брукнер схватился за лапу.

– Ой-ой, – сказал лев, – наперегонки – и как раз когда у меня ревматизмом схватило подагру! То есть я хотел сказать наоборот – подагрой схватило ревматизм. Ой-ой! – Он прошелся прихрамывая. – Ну ничего, вот стану я лет на десять помоложе, тогда ты у меня узнаешь, конь-огонь!

– Ну, мы подождем, – засмеялся кот Микка-Мяу, и все пошли обратно на свою лужайку.

Приятели прошли уже полпути, когда Зигфрид Брукнер вдруг остановился. Глаза у льва загорелись, он и думать забыл о своей ревматизмо-подагре.

– Да, конечно! – вскричал он. – Конь Серафим должен побежать наперегонки не с каким-то там зайцем или кошкой. И не со старым львом.

Все обступили его:

– А с кем же?

– С конем, – многозначительно сказал Зигфрид Брукнер. – Вот это будет справедливо.

– Но ведь, кроме него, здесь нет коней, – возразил неудержимо мыслящий Аромо.

Зигфрид Брукнер задумался.

– Ясно, – сказал он после небольшой паузы. – Конь Серафим должен побежать наперегонки с самим собой.

– С собой?! – изумился конь Серафим.

– Да, – обрадовался Зигфрид Брукнер, – тогда я поверю, что ты бегаешь быстрее всех. Одержи победу над самим собой!

Все смотрели на него с изумлением, и лишь Микка-Мяу улыбался.

– Ну ладно, пойдемте, – поторопил кот приятелей. – То, о чем ты просишь, конь Серафим давно уже сделал. Он уже одержал победу над самим собой.

– Это когда? – запротестовал лев Зигфрид Брукнер.

– Когда не дал тебе по шее, – рассмеялся Микка-Мяу.