Текст книги "Дневник загорающей"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Он хотел, чтобы вы приняли решение, пока еще не успели поговорить со мной? – мрачным тоном спросил Мейсон.

– Да, он объяснил, что я должна сделать это именно пока не видела вас, а то вам удастся меня отговорить.

– А вы знаете, почему он добивается этого от вас? Потому что, как только вы сделаете это заявление, он обвинит меня в лжесвидетельстве. Я буду лишен права адвокатской практики. Меня посадят в тюрьму.

– Понятно, – задумчиво произнесла она, рассматривая Мейсона своими серо-голубыми глазами.

– Он может, конечно, разрешить вам признать себя виновной в совершении непредумышленного убийства, но потом, когда вы сядете в тюрьму, он и пальцем о палец не ударит, чтобы помочь вам. Вам это раньше не приходило в голову?

– Я поняла только одно: он очень-очень хочет добиться от меня заявления о том, что вы подавали мне сигнал. Готов был предложить мне взамен что угодно.

– И вы поверили ему?

– Нет, пожалуй, нет. Я...

Внезапно ее глаза наполнились слезами и она разрыдалась.

– Что вы?

– Я подумала, что есть разница между простым убийством и тяжким убийством первой степени, – сказала она. – Мне просто страшно представить, как я сижу, привязанная к холодному металлическому стулу и слышу, как гранулы цианида падают в кислоту, а потом я... начинаю задыхаться.

– Прекратите об этом думать, – почти закричал на нее Мейсон. – Они пытаются давить вам на психику, расшатать нервы, сломить сопротивление.

Она кивнула, вытерла слезы, но уголки губ все равно продолжали дрожать.

– Куда вы отправились после того, как узнали, что Баллард мертв?

– Попыталась связаться с доктором Кандлером.

– Вам это удалось?

– Нет. Я звонила ему по междугородному. Естественно, воспользовалась вымышленным именем.

– Не дозвонились?

– Его не было в городе. Его ждали только после полуночи.

– С кем вы разговаривали?

– С этой его медсестрой.

– Розой Травис?

– Да.

– Она вам не нравится?

– Ненавижу. И это взаимно.

– Она вас узнала?

– Нет. Я изменила голос, представилась пациенткой доктора Кандлера, и объяснила, что доктор велел мне позвонить, если у меня произойдут определенные изменения... в общем, что мне нужно переговорить с самим доктором.

– Куда вы звонили – в кабинет или домой?

– Он живет в обычной квартире. У него договоренность с этой медсестрой: она отвечает на ночные звонки и отбирает действительно важные, а простые вопросы решает сама. Ему домой не позвонить.

– И даже вам он не дал номер домашнего телефона? Этот номер, конечно, не значится ни в одном телефонном справочнике.

– Нет. Хотел, но не мог.

– Почему?

– Он объяснил, что его номер знает только его старшая медсестра. Такое положение необходимо ему, чтобы нормально работать.

– Так что вам не удалось связаться с доктором Кандлером?

– Нет.

– Где вас подобрала полиция?

– В квартире подруги. Я отправилась туда подождать, пока смогу увидеться с доктором Кандлером.

– Вы доверяете доктору Кандлеру?

– Полностью. Я готова доверить ему свою жизнь.

– Но в том, что Баллард снабжает вас деньгами, вы ему не признались?

– Он знал, что кто-то дает мне деньги, я просто не говорила ему, кто именно.

– Почему? Вы же утверждаете, что полностью доверяете ему.

– Я дала слово, мистер Мейсон. Я поклялась мистеру Балларду, что никому не открою, откуда получаю деньги. Я знала, что доктора Кандлера это раздражает. Именно раздражает, здесь не было подозрительности, но я считала, что, если со мной что-то случится, он должен знать, откуда шли деньги. Потом была проблема с отцом. Если бы меня кто-то убил или я внезапно умерла, то все бы решили, что это отец давал мне деньги на покупку трейлера и на все остальное. Поэтому я вела дневник и записывала в него все происходящее. Я сказала доктору Кандлеру, что если я погибну, он должен найти мой дневник, и объяснила ему, где искать.

Глаза Мейсона сузились, когда он обдумывал слова Арлен Дюваль.

– Вы открыли ему, где спрятали дневник?

– Конечно. Я обязана была кому-то сказать. В случае моей смерти я не хотела, чтобы дневник навечно остался и сгнил в трейлере.

– Итак, – Мейсон попытался подвести итог, – вас ждет предварительное слушание. Они дадут вам понять, что у них имеются все доказательства, для осуждения вас за совершение тяжкого убийства первой степени. Если вы решите предать меня и поклясться в том, что на самом деле не имело места, может, вам удастся отвертеться и простым убийством.

– А в другом случае?

– Я не могу отвечать с полной уверенностью. Если ваш рассказ правдив, я попытаюсь вас вытащить. Если вы мне наврали, я оставляю за собой право выбросить вас за борт. Я предупредил вас об этом, когда только брался за ваше дело и повторяю сейчас – относительно аспекта с кражей денег. Что касается обвинения в убийстве, здесь я не ставлю никаких условий. Начав представлять вас, я останусь с вами до конца.

– Каковы мои шансы, мистер Мейсон? – спросила она.

– В настоящий момент они не очень хороши.

– Двадцать пять из ста?

– Сейчас меньше.

– Десять из ста?

– Я думаю – пять, – ответил адвокат.

– Создается впечатление, что вы подталкиваете меня к тому, чего добивается окружной прокурор.

– Я хочу выяснить, что вы из себя представляете – подводите в трудную минуту или остаетесь верны выбранному курсу.

Внезапно она расплакалась.

– Если я делаю выбор, – сквозь слезы сказала Арлен, – то делаю его навсегда. Я честный игрок.

– Не поддавайтесь ни чьему влиянию, – посоветовал Мейсон. – Делайте то, что считаете лучшим в собственных интересах.

Мейсон встал, кивнул надзирательнице, показывая, что разговор окончен, и ушел.

Выйдя из тюрьмы, адвокат сел в машину и поехал домой.

Открывая дверь квартиры, он услышал, что звонит телефон. Этот номер не значился ни в одном телефонном справочнике и был известен только двоим – Полу Дрейку и Делле Стрит. Мейсон бросился к аппарату.

– Алло! – крикнул он в трубку.

На другом конце прозвучал возбужденный голос Дрейка:

– Ну, мой друг, пока не стоит уходить с корабля.

– Выкладывай!

– День оказался не таким уж неудачным.

– Все, что бы я сегодня ни делал, пошло к чертям собачьим. Скорее бы наступило завтра.

– С клиенткой говорил?

– Да.

– Как она?

– Отвратительно. Рассказала полиции все, что не должна была говорить. Ее собираются осудить за тяжкое убийство первой степени.

– Что может их остановить?

– Окружной прокурор предложил ей сделку. Он согласится на простое убийство, если она поклянется, что я опускал и поднимал жалюзи в доме Балларда, сигнализируя ей.

– Тогда в каком положении оказываешься ты?

– Сажусь в тюрьму за лжесвидетельство. Но я полечу вниз, только лягаясь ногами и размахивая руками. Просто так я не сдамся.

– Что ты собираешься делать?

– Заставлю ее признаться, что они обещали скостить ей срок, если она даст им нужные показания. Я представлю все таким образом, что Гамильтону Бергеру настолько хочется прижать меня к ногтю, что он готов забыть об убийстве первой степени, лишь бы осудить меня и лишить права адвокатской практики.

– Ты сможешь это доказать?

– Вызову Бергера в качестве свидетеля. Покажу ему, где раки зимуют. Ему придется либо признаться, либо начать врать.

– При условии, конечно, что она говорит правду, – заметил Дрейк.

– Подумай сам. У них идеальный случай тяжкого убийства первой степени – и тут они его представляют простым убийством. Вот подтверждение, которое мне требуется.

– А у меня есть хорошая новость, – заявил Дрейк. – Ты выиграл десять долларов.

– Какие еще десять долларов?

– Помнишь, мы сегодня поспорили: цифры в списке Сакетта – это номера украденных купюр или нет?

– О чем ты говоришь, Пол? – голос Мейсона стал резким от возбуждения.

– О списке.

– Откуда ты знаешь?

– Когда позвонил Харви Найлс, я рассказал ему, что случилось с пленкой. Я спросил его, как могло такое произойти. Он клянется, что мой приятель все испортил – или случайно, или преднамеренно. Найлс говорит, что, судя по всему, преднамеренно. Он думает, что, возможно, кто-то узнал, что мы собираемся именно в это фотоателье и подкупил мастера.

– А ты сам как считаешь? – спросил Мейсон.

– Не знаю, Перри, но дело в том, что Харви Найлс вспомнил о том последнем кадре на первой пленке. Он ведь тогда один раз все-таки щелкнул документ, а потом как раз закончилась пленка, он ее поменял и отдал тебе фотоаппарат с новой, на которой было отснято всего четыре кадра. Он пошел в свою лабораторию, проявил первую пленку и выяснил, что последний кадр получился очень четким. Все тридцать шесть прекрасно вышли. Там есть снимки Томаса Сакетта, или Ховарда Прима, или как там его и Хелен Рукер на пляже. Найлс сфотографировал их объятия. Ты помнишь, Сакетт решил, что мы из полиции, когда заметил нас на пляже, и обнял подружку. Ты тогда сразу же понял, что он что-то пытается засунуть ей в купальник. Найлс сумел заснять на пленку этот момент. Снимок очень резкий. При увеличении сразу же видно что-то белое в руке у Саккета и как он пытается его протолкнуть за купальник Хелен Рукер.

– Ясно видно, что он что-то засовывает за купальник?

– Да.

– И ты проверил номера купюр?

– Конечно. Документ получился прекрасно – четкий, как оригинал. Все номера, напечатанные в газетах, есть в этом списке.

– Да, похоже, он настоящий, – заметил Мейсон.

– Никаких сомнений.

– А откуда он у Сакетта?

– Вопрос века. Представляю, что будет в полиции, если узнают, что у Сакетта имелся этот список.

Мейсон с минутку помолчал, размышляя, а затем начал давать Дрейку указания:

– Сделай следующее, Пол. Свяжись с Харви Найлсом, попроси отпечатать где-то полдюжины этих списков размером одиннадцать на четырнадцать дюймов. Затем положи пленку в конверт и запри в надежный сейф. Эти снимки надо хранить в таком месте, где их никто не найдет, и ни один человек не должен знать, где они.

– Как ты планируешь их использовать? – поинтересовался Дрейк.

– Сам пока не знаю, – ответил Мейсон. – Но это мой единственный козырь.

– Лучше, если это окажется туз, чтобы покрыть все карты, – заметил Дрейк.

13

Окружной прокурор Гамильтон Бергер появился в зале суда, чтобы лично вести предварительное слушание дела по обвинению Арлен Дюваль. Он не делал секрета из причины своего участия в процессе.

Хотя он обращался с речью к Суду, Гамильтон Бергер повернулся таким образом, чтобы его лицо было видно собравшимся в одном углу газетным репортерам.

– Я хотел бы заявить, – начал Гамильтон Бергер свою вступительную речь, – что на этот раз мы столкнулись с весьма необычным случаем. Идет рассмотрение дела по обвинению в убийстве, но оно неразрывно связано с другим, касающимся поведения адвоката обвиняемой. Для протокола необходимо отметить, что адвокат, представляющий обвиняемую, уже давал показания перед Большим Жюри и ответил на некоторые вопросы. В настоящее время я не буду повторять вопросы, заданные адвокату, и его ответы на них, но предупреждаю, что при рассмотрении настоящего дела будут представлены доказательства, которые ставят под сомнение правдивость ответов, полученных от мистера Перри Мейсона и, в результате, его право на адвокатскую практику в дальнейшем. Я хочу заявить, что мы планируем вызвать мистера Мейсона в качестве свидетеля со стороны обвинения. Мы знаем, что мистер Мейсон – свидетель, который бы с радостью давал показания в пользу обвиняемой. Мы знаем, что если получим от него правдивые ответы, то нам, возможно, придется предъявить ему обвинение, как соучастнику. Поэтому, нам хотелось бы, чтобы мистер Мейсон заранее понимал ситуацию. Конечно, он опытный адвокат по уголовным делам и прекрасно осведомлен о своих конституционных правах. Однако, не должно оставаться недопонимания. Мы хотим поставить его в известность, что от него не требуются отвечать на вопросы, ответы на которые могут быть вменены ему в вину, он в любое время имеет право на получение консультации адвоката, мы не собираемся задавать ему никаких вопросов относительно конфиденциальных разговоров, имевших место между ним и его клиенткой, но мы обязательно зададим ему вопросы относительно его собственного поведения. Очень жаль, что мне приходится выступать с подобными обвинениями в адрес одного из представителей моей профессии. Однако, я считаю, что коллегия адвокатов только выиграет, если не будет терпеть неэтичное или незаконное поведение одного из своих членов.

Гамильтон Бергер сел на свое место.

Судья Коди повернулся к Перри Мейсону.

– Суд, конечно, осведомлен, что в это дело вовлечено гораздо больше, чем обычно во время предварительного слушания. Суд предполагает, что заявление окружного прокурора искренне и будет подтверждено доказательствами. Если же соответствующие доказательства не будут представлены, то Суд еще раз вернется к этому вопросу. В связи с тем, что подобные заявления сделаны публично, я считаю, что адвокату защиты должна быть представлена возможность ответить на них в настоящее время. Мистер Мейсон, хотите ли вы возразить окружному прокурору?

Перри Мейсон поднялся со своего места.

– Единственное, что я хочу сказать в настоящий момент, Ваша Честь, это то, что если окружной прокурор собирается исходить из описанной им теории, то ему следует представить свидетелей, доказывающих ее. А если он пригласит свидетелей, которые попытаются давать показания в подтверждение подобной теории и у меня будет в это время возможность провести перекрестный допрос, то я полностью опровергну его теорию.

Мейсон снова опустился на свое место.

– Я принимаю вызов, – закричал Гамильтон Бергер. – Пригласите Марвина Кинни для дачи свидетельских показаний.

Марвин Кинни вышел вперед, объявил, что ему сорок семь лет, назвал свой адрес, а так же род занятий – судебный исполнитель. После этого он повернулся к Гамильтону Бергеру в ожидании вопросов.

– Вечером в среду, десятого числа текущего месяца вам вручили документы, которые вы, в свою очередь, должны были вручить Джордану Л.Балларду, не так ли?

– Да, мне передали такие документы. Да, сэр.

– В какое время вы их получили на руки?

– Примерно в девять часов вечера. Между девятью и десятью часами.

– Какие вам дали указания, когда вручали документы?

– Я не считаю, что обвиняемая по этому делу должна связываться с какими-либо заявлениями, сделанными в ее отсутствие, – сказал Мейсон.

– Это заявление относится к временному фактору, – объяснил Гамильтон Бергер. – Таким образом свидетель фиксирует время для себя лично.

– В таком случае, при желании, я проведу перекрестный допрос этого свидетеля относительно временного фактора, – ответил Мейсон. – Если окружной прокурор собирается использовать дело по обвинению Арлен Дюваль, как ширму, чтобы попытаться вынести обвинение в лжесвидетельстве мне, я хочу, чтобы он не выходил за строгие рамки представления доказательств. Он прекрасно знает, что допустимо, а что нет.

– Я просто пытался сфокусировать события, – виновато сказал Гамильтон Бергер, обращаясь к Суду.

– Это определенно свидетельство, основанное на слухах, по крайней мере, по отношению к обвиняемой, – рявкнул судья Коди. – Возражение принимается. Я считаю, что адвокат защиты абсолютно прав, заявляя, что при сложившихся обстоятельствах, следует придерживаться строгих правил представления доказательств.

– Но я думаю, что адвокатом защиты было сделано необоснованное заявление, будто я пытаюсь использовать слушание дела по обвинению Арлен Дюваль, как ширму, чтобы открыть дело по обвинению Перри Мейсона в лжесвидетельстве, – заявил Гамильтон Бергер. – Я возмущен по этому поводу.

– Вы сослались на множество вещей, которые вы надеетесь доказать, ответил Мейсон. – А я заявляю, что я собираюсь доказать сказанное мной, как _ф_а_к_т_.

– Доказать, что я использую это дело, как ширму, чтобы попытаться выдвинуть вам обвинение в лжесвидетельстве? – заорал Гамильтон Бергер. Это абсурд.

– Вот именно, – ответил Мейсон. – Зачем же вы лично заявили обвиняемой, что разрешите ей признать себя виновной в простом убийстве, а не в тяжком убийстве первой степени, если она даст показания относительно определенных фактов, которые позволят вам выдвинуть против меня обвинение в лжесвидетельстве?

– Я хотел только, чтобы она сказала правду, – рявкнул Гамильтон Бергер.

– Тогда зачем предлагать взятку? Зачем было предлагать ей обвинение в простом убийстве? – не отставал Мейсон.

– Потому что... Вы не сможете доказать, что я делал это предложение.

– Вы это отрицаете?

Судья Коди постучал молотком по столу.

– Я позволил подобной дискуссии продолжаться, потому что считал, в виду обвинений, выдвинутых против мистера Перри Мейсона окружным прокурором, что у мистера Мейсона должна быть возможность представить свою сторону дела. Теперь я думаю, что это сделано и обсуждение зашло слишком далеко. Я бы хотел попросить представителей как обвинения, так и защиты в дальнейшем воздержаться от перехода на личности.

Судья Коди перевел взгляд с окружного прокурора на Перри Мейсона и добавил:

– Я не шучу. Я требую, чтобы представители и обвинения, и защиты не переходили на личности. Вам следует обращаться к Суду. Слушание будет вестись в строгих рамках закона. Господин окружной прокурор, возражение относительно вашего последнего вопроса к свидетелю Кинни принимается. Задайте другой вопрос.

– Куда вы направились после того, как получили документы, которые должны были вручить Балларду?

– Я направился на пересечение Флоссман-авеню и Десятой улицы, где находится автозаправочная станция, принадлежавшая Балларду. Она работает всю ночь. Я надеялся поймать его там.

– Вы нашли его там?

– Нет, он уехал немного раньше.

– Я возражаю против подобного ответа. Это вывод свидетеля, – заявил Мейсон. – Это показания со слухов.

– Возражение принято, – сказал судья Коди.

– О, Ваша Честь, но это же рутинный вопрос! Он прибыл на автозаправочную станцию сразу же после того, как уехал Баллард. Он имеет право давать подобные показания.

– А откуда известно, что Баллард _т_о_л_ь_к_о _ч_т_о_ уехал? спросил Мейсон.

Судья Коди повернулся к Гамильтону Бергеру.

– Я думаю, что вопрос адвоката защиты ясно показывает ошибочность вашего вопроса. Свидетель может знать об этом только со слов других людей. Возражение принимается. Слушание будет вестись в _с_т_р_о_г_и_х_ рамках закона.

– Хорошо, – рявкнул Гамильтон Бергер и снова повернулся к свидетелю. – Куда вы направились после автозаправочной станции?

– В дом Джордана Л.Балларда.

– Когда вы ушли с автозаправочной станции?

– Примерно в четверть одиннадцатого.

– Когда вы прибыли в дом Балларда?

– Я не могу сообщить вам точное время. Я останавливался, чтобы съесть чизбургер. Думаю, где-то без двадцати одиннадцать.

– А теперь расскажите нам, что произошло, когда вы прибыли в дом Балларда, что вы увидели, что вы сделали, что обнаружили.

– Я припарковал машину и поднялся по ступенькам на крыльцо. В доме горел свет, я начал звонить, а затем заметил, что входная дверь слегка приоткрыта. Я закричал: «Мистер Баллард», но никто не ответил. Я снова позвал его, а когда ответа опять не последовало, нажал на кнопку звонка. Я слышал, как звонок отдается в глубине дома. Я спросил: «Есть кто-нибудь?». Когда я в третий раз не получил ответа, я решил зайти. Я отправился на кухню и увидел лежащего на полу мистера Балларда.

– Что вы еще обнаружили?

– Сигарету в пепельнице, которая стояла на сушилке в кухне.

– Вы заметили что-нибудь необычное в этой сигарете?

– Да, сэр.

– Что?

– От нее вверх шел дым.

– Давайте это уясним. Вы хотите сказать, что сигарета еще горела?

– Да, сэр, именно это я и имею в виду. Сигарета еще горела.

– Вы уверены?

– Да, сэр.

– Что-нибудь еще вы заметили на сигарете?

– Наполовину или на три четверти это был уже пепел.

– А еще?

– На сигарете были следы помады.

– Вы видели еще что-нибудь?

– На сушилке стояло три стакана. Я увидел ведерко с кубиками льда, пару ложек, бутылку виски, бутылку бурбона и бутылку «Севен-ап».

– Теперь давайте вернемся к трупу на полу. Что вы обнаружили?

– Тело лежало лицом вниз. Из-под груди вытекала кровь. В спину, немного левее центра, был воткнут нож.

– Тело лежало лицом вниз?

– Да, сэр.

– Чье это было тело?

– Джордана Л.Балларда.

– Что вы сделали?

– Подошел к телефону и сообщил в полицию.

– Вы можете проводить перекрестный допрос, – повернулся Гамильтон Бергер к Мейсону.

– Сигарета все еще горела, когда вы впервые увидели ее? – спросил адвокат.

– Да, сэр.

– Вы знали Джордана Л.Балларда при жизни?

– Нет, сэр.

– Тогда откуда вам известно, что на полу лежало тело Джордана Балларда?

– Я узнал об этом позднее.

– Каким образом?

– Я... мне сказала полиция.

– То есть вы сами не знаете, что на полу лежало тело Джордана Л.Балларда?

– Я знаю только то, что мне сказала полиция.

– Тем не менее вы сообщили это, как факт.

– Естественно.

– Другими словами, если полиция вам что-нибудь говорит, вы принимаете это, как факт, не так ли?

– Что-то в этом роде, да.

– А полиция сказала вам что-нибудь относительно каких-либо других фактов, о которых вы заявляли с такой же определенностью?

– Нет, сэр.

– Все остальное вы видели своими собственными глазами?

– Да, сэр.

– Сигарета еще горела в пепельнице на кухне?

– Да, сэр.

– Сколько уже выгорело?

– Оставалось примерно полдюйма.

– И что вы сделали? Затушили ее?

– Нет, сэр. Я ни к чему не прикасался. Я оставил ее гореть.

– И она продолжала гореть?

– Вскоре потухла.

– Откуда вы знаете?

– Потому что, когда я вернулся в кухню вместе с полицией после того, как они приехали, сигарета уже не горела.

– Как она лежала?

– Сбоку пепельницы была канавка. В ней и лежала сигарета. Эта канавка специально предназначена для того, чтобы класть сигареты. Поэтому пепел не рассыпался. Там оставалось половина или три четверти дюйма пепла.

– Нетронутыми?

– Да, сэр. В форме сигареты.

– А не могло получиться так, что именно благодаря пеплу вы решили, что сигарета все еще горит?

– Нет, сэр. Она на самом деле еще горела.

– Вы видели, как от нее идет дым?

– Да, сэр.

– Вы видели огонь на кончике сигареты?

– Да, сэр.

– Каким образом он светился?

– Он был темно-красный, как обычно светится сигарета.

– Вы пошли в гостиную?

– Да, сэр.

– Зачем вы туда пошли?

– В поисках телефона, чтобы сообщить в полицию.

– В гостиной что-то привлекло ваше внимание, как не совсем обычное?

– Нет, сэр.

– Свет в гостиной горел?

– Да, сэр.

– А в кухне?

– Да, сэр.

– Что за лампы в гостиной?

– Напольные.

– Сколько их?

– Не могу с уверенностью утверждать. Две, может, три.

– Какое освещение в кухне?

– Огромная, яркая лампа накаливания под потолком. Окружена белым отражателем.

– Крупная лампочка?

– Да, сэр. Очень крупная.

– Наполняла всю кухню светом?

– Да, сэр.

– В таком случае вы не могли видеть огонек сигареты, не так ли? Вы могли видеть только поднимающийся кверху дым.

– Я... я... я... Я думал... Я помнил...

– Так вы видели или не видели свечение?

– Я... Теперь, когда я думаю о той огромной яркой лампочке, мне кажется... Я _д_у_м_а_ю_, что видел огонек.

– Потому что вы видели идущий вверх дым, вы подумали, что там должно быть свечение, и поэтому подумали, что увидели его. Я правильно вас понял?

Свидетель в бессилии посмотрел на Гамильтона Бергера и сказал:

– Я думаю, что видел свечение.

– Несмотря на включенный яркий свет?

– Я знаю, что видел, как дым поднимается вверх, и там должно было быть свечение.

– Так вы видели или не видели красный тлеющий конец?

– Видел.

– Вы готовы поклясться, что при включенном ярком свете вы могли видеть тлеющий кончик сигареты?

– Мои глаза привыкли к темноте. Я пришел с улицы.

– В таком случае яркий свет ослепил бы вас и вы бы вообще ничего не увидели.

– Я отчетливо помню, как дым от сигареты поднимался вверх.

– Вы видели тлеющий кончик или нет?

– Да.

– Какого он был цвета?

– Темно-красного.

– И вы могли его видеть при том освещении?

– Я его видел.

– Вы клянетесь в этом?

– Да, клянусь.

– Когда вы в первый раз увидели сигарету и заметили, что она еще горит, вы осознали всю важность увиденного?

– После прибытия полиции.

– И полиция сказала вам, чтобы вы не забыли, что видели сигарету, пока она еще горела?

– Да, сэр.

– Полиция велела вам не забыть, что вы видели дым, поднимающийся вверх?

– Я сам сказал им о дыме.

– Я понимаю, – заметил Мейсон. – Но они велели вам з_а_п_о_м_н_и_т_ь_, что вы видели дым?

– Да, сэр.

– Вы сказали им о свечении?

– Я... я не уверен. Думаю, да.

– И они велели вам запомнить, что вы видели свечение?

– Ну, не в таких выражениях.

– Так что они вам сказали?

– Они сказали, – выпалил свидетель, – что я должен запомнить, что сигарета горела, когда я зашел на кухню, и что ни при каких обстоятельствах я не должен позволить никаким хитрым адвокатам сбить меня с толку во время перекрестного допроса.

– На основании этого напутствия вы намерены не сбиться с толку и придерживаться заявления, сделанного полиции? – спросил Мейсон.

– Я... Да, сэр.

Арлен Дюваль наклонилась к Перри Мейсону.

– Это моя сигарета, – прошептала она. – Я с трудом ее зажгла, потому что у меня тряслись руки и...

– Замолчите, – приказал Мейсон.

Адвокат снова повернулся к свидетелю.

– У меня все, – объявил Перри Мейсон.

Гамильтон Бергер явно колебался, раздумывая – задать еще вопрос или нет, но затем пожал плечами и сказал:

– У меня тоже все. Я хотел бы пригласить Сиднея Дайтона для дачи свидетельских показаний.

Высокий, гибкий Сидней Дайтон, которому на вид было около сорока лет, с несколько воинственным видом прошел к свидетельскому креслу и принял присягу.

Из предварительных вопросов сразу же стало понятно, что мистер Дайтон работает в полицейском Управлении и его должность звучит, как «полицейский эксперт-техник».

– В чем заключаются ваши обязанности? Чем вы занимаетесь? – спросил Гамильтон Бергер.

– Техническими вопросами, баллистикой, токсикологией, отпечатками пальцев и другими подобными вещами.

– Сколько лет вы изучали дактилоскопию?

– Около двух лет.

– Итак, вас вызвали в дом Джордана Л.Балларда вечером в среду, десятого числа текущего месяца, не так ли?

– Да, сэр.

– Вы искали отпечатки пальцев?

– Я обнаружил три стакана. Я снял с них отпечатки пальцев.

– Вы каким-либо образом идентифицировали стаканы?

– Да, сэр. Стаканы были сфотографированы в том положении, в котором мы их нашли – сбоку от раковины. Я затем маркировал их для последующей идентификации – первый, второй и третий.

– Я хотел бы обратить ваше внимание на стакан номер два. Вы нашли на нем какие-либо отпечатки пальцев?

– Да, сэр.

– Вы знаете, кому принадлежат эти отпечатки?

– Да, сэр.

– Кому?

– Это отпечатки мистера Перри Мейсона.

– Вы имеете в виду мистера Перри Мейсона, адвоката защиты, который в настоящий момент находится в зале суда?

– Да, сэр.

– Каким образом вы определили, кому принадлежат эти отпечатки пальцев?

– Я снял отпечатки со стакана номер два, а затем сравнил их с отпечатками пальцев мистера Перри Мейсона, которые имеются у нас в архиве.

– Вы исследовали сигарету, обнаруженную в пепельнице, кончик которой тлел в момент, когда ее обнаружили?

– Да, сэр.

– Что вы нашли на этой сигарете?

– На ней остались следы помады.

– И что вы выяснили относительно этой помады?

– Я провел спектроскопический анализ. Я исследовал оттенок и химический состав и пришел к заключению, что следы помады на сигарете соответствуют помаде, найденной в сумочке обвиняемой по этому делу.

– Вы имеете в виду Арлен Дюваль, которая находится в зале суда и сидит рядом с Перри Мейсоном?

– Да, сэр.

– Вы можете проводить перекрестный допрос, господин защитник, повернулся Гамильтон Бергер к Перри Мейсону.

– Мистер Дайтон, когда вы называли свой род занятий, вы сказали, что работаете полицейским экспертом-техником, не так ли? – спросил Мейсон.

– Да, сэр.

– Это ваша основная работа?

– Да, сэр.

– Что такое эксперт-техник?

– Я глубоко изучал определенные области науки, которые тесно связаны с криминологией.

– И поэтому вы называете себя экспертом-техником?

– Да, сэр.

– А что означает _п_о_л_и_ц_е_й_с_к_и_й_ эксперт-техник?

– Это означает... ну... то же самое.

– То же самое, как что?

– Эксперт-техник.

– То есть эксперт-техник – это то же самое, что полицейский эксперт-техник?

– Ну, я работаю в полицейском Управлении.

– И полиция нанимает вас, как свидетеля-эксперта, не так ли?

– Да, сэр... я имею в виду, нет, сэр. Я исследователь-эксперт, но не свидетель-эксперт.

– Вы в настоящий момент даете показания, как свидетель-эксперт, не так ли?

– Да, сэр.

– Тогда что вы имели в виду, заявляя, что вы эксперт-техник, но не свидетель-эксперт?

– Я работаю техником, но не свидетелем.

– Вы получаете ежемесячное жалованье?

– Да.

– Вам оплачивается время, проведенное в свидетельском кресле, когда вы выступаете, как свидетель эксперт?

– Мне платят за то, что я работаю техником.

– Значит, вы откажетесь от оплаты за то, что выступали свидетелем?

– Я не могу делить свое жалованье.

– Значит, вам все-таки платят?

– Конечно, это часть моей работы.

– И в настоящее время вы работаете на полицию?

– Да.

– Вы свидетель-эксперт?

– Да.

– Значит, в настоящее время вы работаете свидетелем-экспертом?

– Наверное. Пусть будет по-вашему.

– Когда вы охарактеризовали себя, как полицейского эксперта-техника, вы имели в виду, что вас всегда подключает к делу полиция, не так ли?

– Нет, сэр.

– Кто еще подключает вас?

– Меня... меня может пригласить любая сторона.

– Сколько раз вам приходилось выступать в качестве свидетеля?

– Не знаю. Не могу назвать точную цифру.

– Дюжину?

– Да.

– Сто раз?

– Возможно.

– Вы хоть раз выступали как свидетель со стороны защиты?

– Мне защита ни разу не вручала повесток о явке в Суд. Нет, сэр.

– То есть вы всегда выступали свидетелем со стороны обвинения, то есть от полиции, не так ли?

– Да, сэр.

– Именно это я и пытался выяснить, – заявил Мейсон. – Итак, вы обнаружили отпечатки пальцев на стакане номер два?

– Да.

– А вы обнаружили отпечатки пальцев на стакане номер три?

– Да, сэр.

– Чьи это были отпечатки?

– Мистера Балларда.

– Вы пытались выяснить содержимое различных стаканов?

– Они были пусты.

– Полностью пусты?

– И да, и нет.

– Что вы хотите сказать?

– В стакане номер три оставалось немного льда и слабый аромат виски.

– Вы определили, что именно виски, а не бурбон?

– Это был виски.

– Каким образом вы это определили?

– По запаху.

– Что вы обнаружили в стакане номер два?

– Ничего. Этот стакан был пустой.

– Теперь давайте поговорим о стакане номер один. Что вы в нем обнаружили?

– Немного льда.

– А еще?

– Небольшое количество жидкости.

– Какой жидкости?

– Я не знаю.

– Вы не проводили анализ?

– Нет, сэр.

– Это могли быть бурбон или «Севен-ап»?

– Да.

– Вы обнаружили какие-нибудь отпечатки пальцев на стакане номер один?

– Да, сэр.

– Чьи?

– Там были отпечатки мистера Балларда и кого-то еще. Они пока не идентифицированы. Конечно, мистер Мейсон, я не знаю, _к_о_г_д_а_ эти отпечатки были оставлены на стакане.