Текст книги "Греховный поцелуй"

Автор книги: Эрика Ридли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

И что теперь? Неужели Лайонкрофт убил снова? Хотя Эванджелина подозревала, что большинство гостей не станут скорбеть по покойному лорду, четверо детей графа будут страдать от этой потери. И сердце ее сжалось от сострадания к ним.

Как только можно будет покончить с завтраком и встать из-за стола, она тотчас же направится посмотреть, как там дети.

– Вы могли это предвидеть, – едва слышно пробормотала горничная, застегивая последнюю пуговицу на спине Эванджелины.

– Я… что?

– Вы могли предвидеть, – повторила девушка. – Или не сочли, что это следует сообщить всем?

Горничная пристально и решительно смотрела на Эванджелину, хотя руки ее дрожали.

– Я слышала о вас, – продолжала она настаивать, но слабая дрожь в голосе выдавала ее страх говорить об этом даже с Эванджелиной. – Мы все это знаем.

Слово «мы», вне всякого сомнения, означало весь штат прислуги Блэкберри-Мэнора, и было ясно, что они считают ее ведьмой. Дома слуги были самой верной опорой Эванджелины. Здесь же не было ничего подобного. Она не могла ожидать от них ни понимания, ни терпимости. Мертвое тело наверху невозможно было счесть «самым благоприятным обстоятельством». Особенно для беглянки, которая была никем и к тому же подозревалась в колдовстве. А после того как Эванджелина помогла Джинни, едва ли она могла отрицать существование своего дара.

– Как твое имя?

– Молли.

– Попытайся понять, Молли. Я могу в какой-то степени управлять своими видениями, только дотрагиваясь до определенного человека, а случайные видения по большей части бесполезны.

Эванджелина помолчала. Сколько она могла открыть девушке и при этом оставить свой главный секрет при себе?

– Я не могла предвидеть смерть лорда Хедерингтона. – Эванджелина встретила недоуменный и нервный взгляд девушки. – Видишь ли, Молли, я надеюсь… сохранить мой дар в строжайшей тайне. Я не хочу, чтобы меня выкинули на улицу или отправили в Бедлам. И я не слишком дорожу мнением высшего света. Но скажи мне… Ты не говорила мистеру Лайонкрофту о моих… видениях?

Молли вскинула подбородок:

– При всех его невзгодах он остается добрым хозяином. Если он спросит нас, не ведьма ли вы, любой скажет ему правду.

В обычных обстоятельствах такая нерушимая верность вызвала бы у Эванджелины только улыбку, но в этом случае от слов служанки у нее побежали по спине ледяные мурашки.

– А если он не спросит? – продолжала настаивать Эванджелина.

Помедлив секунду, Молли пожала плечами:

– Он не принадлежит к числу досужих болтунов. Среди нас, слуг, есть такие, кто никогда не слышал, чтобы он говорил. Я сомневаюсь, чтобы он вообще заговорил о вас.

После того как Молли сделала все возможное, чтобы наилучшим образом причесать непослушные локоны Эванджелины, никогда не выдерживавшие шпилек более пяти минут, она заплела их в косу и сделала из нее нечто вроде петли. Потом ушла.

Через минуту в дверь Эванджелины, смежную со спальней Сьюзен, громко постучали.

Эванджелина повернула ручку двери и приветствовала соседку.

Темно-синее платье Сьюзен, выдающееся произведение портновского искусства, было отделано более ярким синим шелком, что выгодно и эффектно подчеркивало цвет ее лазурных глаз и бледной кожи. В отличие от Эванджелины, голова Сьюзен была увенчана совершенным шиньоном, а на губах сияла восторженная улыбка.

– Сто лет я не испытывала такого возбуждения. – Сьюзен пошире распахнула дверь. – Идете или нет?

Эванджелина последовала за ней в коридор, и они отправились в столовую к завтраку. Оказалось, что леди Стентон там еще нет, как нет и леди Хедерингтон и ее дочери Нэнси.

Лайонкрофт сидел во главе стола, хмуро уставившись в тарелку с нетронутой яичницей. Слева от него сидела Франсина Радерфорд. Она поигрывала ломтиком тоста. Ее муж Бенедикт, расположившийся слева от нее, невозмутимо поглощал копченую селедку.

Его кузен Эдмунд сидел рядом с полным бокалом вина в руке, а на тарелке его оставались только крошки.

Два места справа от Лайонкрофта были свободными. Мистер Тисдейл занял стул дальше двух этих пустых мест, а его трость покоилась между резными деревянными перекладинами. Хотя все слышали шаги приближающихся Сьюзен и Эванджелины, ни один гость не приветствовал их. Разве что кто-нибудь бросил мимолетный взгляд на двух молодых леди, нерешительно остановившихся в дверях.

– Ну, вот и мы здесь, – сказала шепотом Сьюзен. – Предпочитаете общество Тисдейла или Лайонкрофта?

Эванджелина предпочла бы вернуться в постель.

– Мне все равно, – пробормотала она. – Я даже не голодна.

Сьюзен сунула руку в карман:

– Вершки или корешки?

– Просто входите и садитесь. – Эванджелина подтолкнула ее вперед. – Мы не можем продолжать здесь стоять и перешептываться.

– Отлично.

Сьюзен вынула руку из кармана и принялась стягивать перчатки.

– В таком случае сядете рядом с Лайонкрофтом.

Эванджелина шагнула в комнату и замерла:

– Но ведь он ваш будущий жених. Не желаете сесть рядом с ним?

Сьюзен вцепилась в дверную раму:

– Сяду, когда мы поженимся, но ни минутой раньше.

Эванджелина смущенно улыбнулась под прицелом пяти пар устремленных на нее любопытных глаз.

Сьюзен прошла через комнату к буфету, положила себе на тарелку мяса и яичницы и плюхнулась на стул рядом с мистером Тисдейлом, оказавшись, таким образом, напротив Бенедикта Радерфорда. Эванджелина взяла только кусочек тоста и села между Сьюзен и мистером Лайонкрофтом.

– Что вы обсуждали, стоя у дверей? – спросил Эдмунд Радерфорд, глядя поверх своего бокала с вином и с трудом выговаривая слова. – Кого из нас теперь придушат во время сна?

Он рассмеялся, довольный своей шуткой. Ни Эванджелина, ни Сьюзен не потрудились ответить. Последовало неловкое молчание, но Эванджелина все-таки рискнула бросить взгляд на молчащего мужчину рядом с собой. Лайонкрофт зло посмотрел на Эдмунда, будто молча хотел предупредить его о чем-то. Эдмунд перевел взгляд на свой бокал. Эванджелина не могла отвести глаз от Лайонкрофта. Похоже, что он, как и она, плохо спал этой ночью.

– Послушайте, – сказал Эдмунд, нарушая молчание. – Готов поспорить, что прошедшей ночью большинство из нас спали, обернув шею платками.

Франсина Радерфорд оттолкнула тарелку с нетронутой едой.

– Это безвкусно, Эдмунд.

Бенедикт прикрыл ее руку своей:

– Он пьян.

– Он осел, – возразила она.

– А вы, – продолжал Эдмунд, – теперь новые лорд и леди Хедерингтон. Я бы сказал, что Бенедикт очень неучтив. Он ведь как раз и был следующим претендентом на титул, и ему подфартило.

– Послушай, – начал Бенедикт, но ему помешал приступ лающего кашля.

– А теперь наследник ты, Эдмунд, – заметила Франсина. Перо на ее шляпе опустилось, потом закачалось надо лбом. – Теперь мне придется охранять сон своего мужа. Верно?

– Возможно, возможно. – Эдмунд проглотил остатки вина из своего бокала и сделал лакею знак снова его наполнить. – Хотя, думаю, нам прежде всего стоит обратить взгляд на хозяина.

Все посмотрели на Лайонкрофта. Он поднял черную бровь и, не мигая, смотрел в упор на своего гостя.

– На что ты намекаешь?

– Я ни на что не намекаю. Я просто говорю.

Эдмунд отер пот с верхней губы тыльной стороной кисти:

– Где ты был прошлой ночью, когда Хедерингтон испустил дух?

Наступила тишина.

– В своем кабинете. – На виске мистера Лайонкрофта задергался мускул. – Я мог бы вызвать тебя отсюда, чтобы обсудить это или то, что ты выскажешь.

– Никто никого не будет вызывать, – перебил мистер Тисдейл. Дрожащими пальцами он очищал свой тост от корки. – Одной несвоевременной смерти нам достаточно.

Франсина бросила умиротворяющий взгляд на Эдмунда:

– Хотя не важно, сколько людей, возможно, заслуживают подобной участи.

Эдмунд промолчал – желательность его смерти не была для него важным вопросом и его это не касалось.

– А где вы были прошлой ночью? – спросила его Эванджелина, не успев подумать и обуздать себя. – В библиотеке, как утверждали?

– Ну да, вы, аппетитная штучка.

Он отсалютовал ей пустым бокалом.

– Я выпил стакан портвейна. Впрочем, точнее, несколько стаканов. И провел там несколько часов, как и говорил.

Эванджелина нахмурилась. Сьюзен испустила громкий вздох, похожий на всхлип.

Она со звоном уронила нож на стол и обратила к Эванджелине широко раскрытые голубые глаза:

– Разве вы не говорили… О! Что за черт, Эванджелина? Почему вы пнули меня ногой?

– Да, – прошипела Эванджелина, испытывая искушение повторить этот маневр. – Молчите!

Мистер Лайонкрофт не сводил глаз с них обеих, но молчал.

– А где были остальные? – спросил Эдмунд, крутя в руке вновь наполненный бокал. – Танцевали в салоне в столь неподходящее время?

– В постели, – ответил Бенедикт.

Франсина кивнула.

– А я была с ним.

– Я тоже удалился на покой, – добавил мистер Тисдейл надтреснутым голосом.

Все лгут, подумала Эванджелина, не в силах поверить собственным ушам.

Сьюзен открыла рот от удивления. Эванджелина сделала ей знак глазами. Неудивительно, что они не очень спешили вызывать полицию. Каждому было что скрывать.

Если никто из них не торопился поведать о своих ночных прогулках, то почему должна рассказывать она? Насколько ей было известно, ни леди Стентон, ни леди Хедерингтон, ни Нэнси тоже не были в своих спальнях.

– Я была в своей спальне, – объявила она вслух.

– Как и я, – согласилась Сьюзен. – Я тоже была в своей спальне.

Мистер Лайонкрофт метнул быстрый взгляд на Эванджелину, будто хотел сказать, что не отказался бы провести вечер в ее спальне, а не в своем кабинете. Высокомерный негодяй! Ей не следовало целовать его.

– Я расспрашивал слуг, – сказал он спокойно, будто большую часть утра провел, опрашивая свой штат, – чтобы выяснить, не знают ли они что-нибудь об этом крайне странном убийстве. Они ничего не видели.

Эдмунд играл своей серебряной фляжкой.

– Но ведь кто-то задушил Хедерингтона.

– Возможно, следы на его шее не имеют отношения к его смерти, – спокойно предположил мистер Лайонкрофт. – Возможно, это следы потасовки, происшедшей раньше.

– Это верно. – Эванджелина бросила на него взгляд. Она была готова предположить, что Лайонкрофт активно участвовал в этой потасовке.

– Голова лорда Хедерингтона была перевязана. Возможно, его рана оказалась смертельной.

Почему-то ей показалось, что ее умозаключение не порадовало Лайонкрофта. Может быть, его вспыльчивость как раз была причиной обоих увечий графа?

А она-то всего за час до этого самозабвенно прижималась к нему.

– Какая досада! – сказала Сьюзен, скрещивая руки под корсажем. – Думаю, мы никогда не узнаем правды.

Эванджелина пила свой чай маленькими глотками и гадала, права ли Сьюзен. Прошлой ночью они узнали только то, что рассказала сама леди Хедерингтон.

– Это удобно, – вмешался в разговор Эдмунд, бросив лукавый взгляд на Лайонкрофта. – Почти как в прошлый раз.

Лайонкрофт вскочил на ноги так стремительно, что Эдмунд вздрогнул и расплескал бургундское на грудь рубашки и на колени.

– Первый и главный вопрос, – послышался дребезжащий голос Тисдейла, – почему кому-то понадобилось убивать Хедерингтона. И мне представляются только два мотива.

Все еще стоя, Лайонкрофт скользнул взглядом своих темных глаз по мистеру Тисдейлу.

– Только два?

– Когда убивают титулованную особу, следует обратить внимание на того, кто наследует титул. Самой очевидной и убедительной причиной кровопролития может быть личная выгода.

Бенедикт кашлянул, поморщился и скрестил руки.

– А второй мотив?

– Конечно, гнев. Ярость способна превратить нас в монстров и сделать способными на самые дикие поступки.

– Ну, пожалуй, этот старый чудак прав, – процедил Эдмунд, растягивая слова. – Ведь никто не выигрывает больше, чем новый лорд Кашлюн.

– Ткни своим грязным пальцем в кого-нибудь другого, или я… – начал Бенедикт, но часть его угрожающей речи потонула в приступе отчаянного сухого кашля, вызвавшего у Эдмунда всего лишь припадок пьяного смеха.

Бенедикт перестал кашлять и сделал несколько глотков чаю.

– Вы полагаете, я не знаю, что смерть при подозрительных обстоятельствах может скверно сказаться именно на мне в силу того, что я наследую титул? – спросил он. – Я предпочел бы вообще его не иметь, чем завладеть им в таких условиях и такими средствами. Ярость, а вовсе не титул может быть в этом случае единственным мотивом.

– Не только это, – сказал через минуту мистер Тисдейл. – В большинстве случаев, когда какой-нибудь подлый кузен или беспринципный младший брат стремится завладеть титулом и положением старшего, насильственную смерть стараются замаскировать под несчастный случай, но никак нельзя счесть несчастным случаем удар дубинкой по голове и удушение. Кто бы это ни сделал, он был в ярости.

Бенедикт и Франсина Радерфорд бросали многозначительные взгляды на Лайонкрофта. Его же взгляд оставался твердым и непроницаемым.

– Самым разъяренным, – пробормотал Эдмунд, растягивая слова, – должно быть, был Лайонкрофт. Если даже забыть о его преступном прошлом, все мы заметили, что, как только он увидел след пощечины на лице сестры, его охватила ярость.

И снова глаза всех сидящих за столом обратились к нему. Челюсти Лайонкрофта, казалось, окаменели.

– Я не убивал его.

Эванджелина приложила отчаянные усилия, чтобы ее лицо не выразило скепсиса. Такие люди, как он, никогда не признаются в содеянном.

– Верно, верно, – согласился Эдмунд с покровительственной снисходительностью. – Мы тебе верим. Прошу меня простить, старина. – Он сделал знак лакею: – Плесни-ка еще вина в мой бокал.

– Я признаю, – начала Франсина, бросив на Лайонкрофта взгляд искоса, – что ты выглядел достаточно разгневанным, чтобы задушить Хедерингтона.

– Я и был достаточно разгневан, – согласился Лайонкрофт, издав едва слышное ворчанье, – но оставил его в живых.

Прижав ладони, сложенные ковшиком, ко рту Сьюзен склонилась к Эванджелине.

– Он хочет доказать свое алиби, – пробормотала она театральным шепотом. – Хотя ввиду всего случившегося это не выглядит убедительно.

Эванджелина молча кивнула.

– Хедерингтон дал пощечину жене, а не Лайонкрофту, – послышался тихий бесцветный голос Франсины.

– Может быть… графиня прикончила его сама? – хмыкнул Эдмунд. – Конечно. Кто бы ее заподозрил?

– Не я, – сказала Сьюзен с ужасом. – Она кажется такой робкой. Хотя трудно сказать…

Во взгляде Лайонкрофта сверкнула ярость.

– Леди здесь нет, и она не может защитить себя. Да к тому же она уже достаточно пострадала.

– Если быть честным, – сказал Эдмунд, размахивая бокалом с вином, – я готов все-таки поставить на тебя.

– В таком случае, – ответил Лайонкрофт язвительно, – не стоит тебе и дальше испытывать мое терпение.

Из открытой двери послышалось испуганное всхлипывание. Все головы повернулись ко входу, где, как оказалось, остановилась и замерла леди Стентон. Одну бледную руку она прижимала к горлу.

– Правильно ли я расслышала, что вы признали свою вину?

– Заверяю вас, мадам, – сказал Лайонкрофт, – что это не так.

– О, доброе утро, матушка. Мы как раз говорили о том, какая незадача, что мы никогда не узнаем, что стало или кто стал причиной смерти лорда Хедерингтона.

– Обязательно узнаем.

От тона леди Стентон, когда она обращалась к дочери, можно было покрыться инеем.

Сьюзен опустила глаза, а леди Стентон повернулась и, вскинув бровь, посмотрела на собравшихся.

– Пусть мисс Пембертон пощупает его.

– Пощупает его? – эхом отозвался Бенедикт Радерфорд. – Зачем, ради всего святого?

Леди Стентон заморгала:

– Ну, потому что она…

– Я… я верующая, – перебила Эванджелина, вскакивая на ноги. Дыхание ее участилось и стало очень шумным. Кровь бросилась ей в лицо. – Как вам известно, многие верующие люди налагают на других персты по религиозным мотивам.

После длительного молчания, чреватого недоверием, Эдмунд первый обрел голос:

– Что, ради всего святого, собирается с ним делать мисс Пембертон? Молиться за него?

Франсина скорчила гримасу:

– Прошу извинить мне мою грубость, но это довольно нелепо и смешно.

Леди Стентон фыркнула:

– Я не собиралась открывать столь страшную правду, но она утверждает, что…

– Слышу голос Господа, – не сдержалась Эванджелина. Она энергично закивала головой, когда к ней обернулись несколько человек с недоверчивым выражением на лицах. – Беседа с Всевышним не то, чем можно похваляться. Разве не так, леди Стентон?

Она устремила на леди Стентон пристальный отчаянный взгляд, но на лице дамы не появилось никаких эмоций.

– Если я скажу «да», вы прибегнете к молитве? – спросила леди Стентон Эванджелину.

– Да…

– В таком случае – да!

Леди Стентон сделала презрительный жест рукой в сторону Эванджелины.

– Она слышит божественный глас. Теперь может она дотронуться до Хедерингтона?

Лайонкрофт пригвоздил Эванджелину к месту напряженным взглядом.

– Уж не мне мешать Господу нашему говорить со столь преданной его последовательницей, как мисс Пембертон. А раз я его не убивал, то и терять мне нечего.

Он гневно оглядел собравшихся за столом.

Эванджелина нервно сглотнула. Остальные молчали.

– Кстати, – сказал он, – я сам вас туда отведу. Прямо сейчас.

Сьюзен подскочила. Глаза ее засверкали.

– Я тоже пойду.

Леди Стентон со щелчком раскрыла веер и начала обмахиваться.

– Ничего подобного, вы не сделаете, юная леди. Вы пойдете со мной в мои комнаты, где я проведу с вами назидательную беседу о пристойном поведении.

– Но, матушка…

– Большинство юных леди, – ввязалась в разговор Франсина Радерфорд, поднимаясь на ноги, – не ведут беседы возле трупов и не прикасаются к ним под присмотром или без оного. Что касается меня, то я не имею желания снова видеть Хедерингтона до похорон.

– Я тоже, – согласился Бенедикт. – Его передернуло, и он поднялся из-за стола следом за женой. – Джентльменам подобное нездоровое зрелище претит так же, как и леди.

– Согласен, – произнес мистер Тисдейл дребезжащим голосом. – К тому же каждый уголок этого дома кишмя кишит слугами. Мы ни на минуту не остаемся одни, как не останутся и Лайонкрофт, и мисс Пембертон. Конечно, там будут горничные.

Мистер Лайонкрофт кивнул:

– Конечно. Их здесь целая армия.

Эдмунд с шумом поставил на стол свой пустой бокал и с грохотом поднялся.

– В таком случае заметано, – сказал он, слегка покачиваясь. – Вы двое, бегите и трогайте труп Хедерингтона сколько угодно, а позже встретимся и обсудим Господне послание.

Эванджелина бессильно смотрела на стол, из-за которого встали уже почти все.

В комнате оставались лишь она и мистер Лайонкрофт.

– Ну, мисс Пембертон, – послышался его низкий глубокий голос, – я ни на секунду не поверю в то, что с вами говорят небесные создания. По правде говоря, я даже не думаю, что вы сами в это верите.

Он поднялся и предложил ей руку, собираясь помочь встать. Хотя впервые в жизни она могла дотронуться до человека и при этом не оказаться во власти видений, Эванджелина не подала ему руки.

Глава 9

– Готовы? – спросил Гэвин. Он остановился у двери, держась за медную дверную ручку в ожидании ответа.

Мисс Пембертон колебалась, она не кивнула, не покачала головой и старалась не встретиться с ним взглядом.

Почему? Возможно, эта история с прикосновением к телу Хедерингтона была всего лишь хитростью, уловкой, придуманной… А для чего, собственно говоря? Гэвин не мог найти для этого разумной причины, не важно, убедительной или нет. И он сомневался, что мисс Пембертон способна слышать глас Господень.

Не ожидая ее решения войти или обратиться в бегство, Гэвин повернул ручку и рывком открыл дверь.

Букет алых роз на ночном столике не мог замаскировать безошибочно узнаваемый запах смерти, запах разложения, заполнивший целиком всю комнату. Толстые малиновые шторы были раздвинуты и подвязаны потертыми золотистыми шнурами, и это позволяло лучам спокойного осеннего солнца свободно падать на постель, освещая запавшие щеки Хедерингтона.

Мисс Пембертон осталась стоять в дверях, и глаза ее были плотно зажмурены. Темные ресницы выделялись полукружиями на бледных щеках, руки были сложены под корсажем и крепко стиснуты, локоны выбились из-под власти шпилек.

Как он все-таки умер? Он оставил кабинет Гэвина всего лишь с воспаленным горлом и уязвленным эго. Ранка на виске была результатом удара от упавшей на него картины. Неужели Гэвину снова предстояло оказаться в роли убийцы? Неужели этот несильный удар мог стать причиной смерти Хедерингтона?

Гэвин приблизился к постели, позволив свету упасть на безжизненное лицо графа. Его голова была повязана платком, над правым ухом на платке запеклась и засохла кровь. Гэвин помрачнел. При чем тут правое ухо? Золоченая рама картины ударила графа в левый висок.

Постойте! Вот он, этот след! Кожа была содрана на левой скуле, по которой скользнула рама.

Возможно, Хедерингтон и умер от удара по голове, но Гэвин был здесь ни при чем. Кто-то другой нанес ему удар и оставил умирать. Кто-то другой убил его. Кто-то стоявший и слушавший обвинения и намеки в адрес Гэвина.

И он искренне пожелал, чтобы мисс Пембертон и впрямь поговорила с Богом.

Она подошла к постели и встала рядом.

– Пожалуйста, подвиньтесь, – сказала она.

Гэвин отступил в сторону, сел на пухлую подушку на широком подоконнике. И тотчас же вскочил:

– Постойте!

Она не стала ждать, а шагнула прямо к тому месту, которое он только что освободил. И начала стягивать перчатку с левой руки.

– Подождите! – сказал он снова.

– Что не так? – спросила она, держа ладони в нескольких дюймах от лица графа. – Если не считать того, что мы пришли сюда, чтобы дотронуться до мертвого.

– Я… Черт! Я забыл позвать горничных, – сказал он наконец, вспомнив, почему заговорил с ней.

– Я предпочитаю оставаться в одиночестве.

Ее слова прорезали тишину, прервали его речь, потревожили сгустившийся воздух, холодный, тяжелый и окрашенный привкусом смерти.

– Вы… хотите, чтобы я удалился?

Она посмотрела через плечо, и впервые с момента, как они достигли гостевой спальни, их взгляды встретились.

– Нет, – возразила она тихо. – Останьтесь.

– Ладно.

Он остался в комнате, но не сел. По какой-то причине его мускулы дали ему понять, чтобы он оставался в напряжении и был настороже, готовый к неизвестной опасности, притаившейся поблизости.

Мисс Пембертон медленно кивнула. Ее глаза были огромными, сухими и усталыми. Она повернулась спиной к постели и распрямила плечи.

– Я сомневаюсь, чтобы что-нибудь случилось, но если произойдет, вы единственный сможете вернуть меня сюда, не погубив дела.

Гэвин помрачнел. Он тоже сомневался в том, что что-то может случиться, но, как и прежде, что-то изменилось. Изменилось в ее тоне, манере говорить, в выборе слов. Ее речь больше не походила на речь послушной ученицы и последовательницы Господа, способного связаться и говорить с ней. В ее речи он ощутил… возбуждение. Она казалась нервной, испуганной. Но если ее пугало не общество предполагаемого убийцы, с которым она осталась наедине, то что?

– Вернуть откуда? – спросил он, вспомнив странный выбор ее слов. – Куда вы отправляетесь?

– Я буду здесь. Я буду именно здесь.

Ответ ее был логичным, но выговор искажен, оттого что ее била дрожь. У Гэвина возникло определенное ощущение, будто в том, что происходит, есть нечто нереальное, потустороннее, в чем он не видел смысла. Возможно, ока действительно верила в Бога! Возможно, боялась, что он заговорит с ней. Или что сотрет ее с лица земли за дерзкую попытку вступить с ним в духовную связь и оставит холодной и мертвой, как этот труп перед ними.

Внезапно Гэвина охватило явное и четко выраженное желание остановить мисс Пембертон, не дать ей прикоснуться к плоти мертвого графа, защитить ее.

Но эта мысль явилась ему слишком поздно.

Ее ладони легли на бледные щеки графа. Она стремительно, со свистом, втянула воздух сквозь стиснутые зубы. И тотчас же замерла.

Гэвин наблюдал за ней несколько секунд, все еще выбитый из колеи тем, как она держала себя, стоя неподвижно, как статуя. Ее тело казалось таким же безжизненным и прекрасным, как саркофаг из слоновой кости, сотворенный по форме и мерке ее тела.

Она стояла столь тихо и неподвижно, что с таким же успехом он мог бы находиться в комнате с двумя трупами. Неприятное ощущение, будто он видит пару трупов, вызвало у него дрожь.

Гэвин переменил позу, ощутив неловкость, будто ему стало неудобно пребывать в собственном теле, и еще большую неловкость от того, что в нескольких футах от него стояла неподвижная женщина.

Чувствуя себя скорее взвинченным, чем совершающим глупость, он подвинулся ближе к ней, и ее профиль оказался не более чем в футе от его лица. Если она и дышала, то очень тихо, почти беззвучно.

Гэвин поводил рукой у нее перед лицом. Она смотрела вперед, будто сквозь него. В никуда. Он наклонился к ней ближе. Она все еще оставалась неподвижной, не моргала. Он склонился к ней ближе, так что кончик его носа соприкоснулся с ледяной кожей ее лба. Она дернулась.

Он вздрогнул.

Из ее рта полились громкие, дикие звуки, будто она задыхалась. Эванджелина втягивала воздух в легкие. Дыхание ее было неглубоким, свистящим. Веки ее дрогнули, затрепетали, глаза открылись. Но зрачки закатились, а потом все тело сотрясла сильная дрожь, будто произошло извержение. Хотела она или нет, чтобы Гэвин прервал ее занятие, но он решил, что увидел достаточно.

Он обхватил ее тело обеими руками и рванул к себе. Кончиками пальцев она все еще касалась запавших щек Хедерингтона, и тело ее конвульсивно содрогнулось, когда Гэвин прижал ее к себе.

– Хх! Хх! Хх! Помогите! Хх! Хх! Хх! Помогите мне!

Гэвин рванул мисс Пембертон и повернул лицом к себе. Ее пальцы соскользнули со щек мертвеца. Он схватил ее за плечи, порвав при этом рукав платья. Гэвин понимал, что позже она оправится от потрясения. Но прежде надо было заставить ее начать правильно дышать. Ее белая кожа обрела синюшный оттенок.

– Мисс Пембертон! Мисс Пембертон! Дышите, дышите, дышите! Вы меня напугали до смерти!

Он снова тряхнул ее. Ее руки и ноги оставались безжизненными. Она не оказывала сопротивления и не реагировала.

– Дышите, черт вас возьми!

Он обвел безумным взглядом комнату.

– Пожалуйста, пожалуйста, не умирайте у меня на груди!

Гэвин сгреб ее безжизненное тело и в ужасе уставился на серое лицо. Спотыкаясь, он добрался до окна с широким подоконником. Упал на подушку и потянул ее к себе на колени, все еще сжимая в объятиях. Ее юбки веером обхватили его ноги. Голова ее моталась из стороны в сторону, ударяясь о его плечо. Он прижался ухом к ее губам. Точно так же, как много лет назад, когда его мать выпала из накренившейся кареты, пока та еще не опрокинулась через ограждение набережной. Он слишком поздно добрался до матери, а до отца вообще не смог добраться.

Но, в отличие от духов и призраков, населявших ее кошмары, мисс Пембертон еще не стала трупом. Дыхание ее было слабым, неглубоким и неровным, но пока она, по крайней мере, дышала.

– Мисс Пембертон, – шептал Гэвин, прижимаясь носом к ее носу. – Мисс Пембертон, очнитесь!

Но она не приходила в себя.

Он обнимал ее, надеясь согреть собственным телом и разделить с ней каждый вздох.

Внезапно ее глаза открылись. И оба они подавили готовый вырваться крик. Гэвин резко откинул голову назад, издав странный, придушенный смех. Она с ужасом смотрела на него.

– Л… Лайонкрофт, – ухитрилась она произнести срывающимся голосом.

Постепенно ее бледные щеки стали обретать нормальный цвет.

– Благодарю, что не дали мне умереть.

Будто он мог управлять происходящим. Однако Гэвин ослабил объятие, заставил свои руки разжаться и высвободить дрожащую женщину, сидевшую у него на коленях.

Он оперся спиной об оконное стекло и внимательно всмотрелся в лицо мисс Пембертон.

– Что… – спросил он, – что это было?

В ее глазах он вновь заметил настороженность.

– Ничего, ничего. Не оскорбляйте меня недоверием. Я и не думала… Это так… сложно. Не знаю, как вам объяснить.

– Скажите мне все. – Он подавил желание снова тряхнуть ее. – Ради Бога… Я думал, что вы умираете.

Вместо того чтобы улыбнуться или упрекнуть его за мелодраматичность, она затрепетала в его объятиях.

– Я тоже так думала, – ответила она шепотом.

Это признание ничуть не успокоило его встревоженное сознание.

– Ну? – попытался он ее подстегнуть, не видя признаков того, что она собирается продолжить свои объяснения.

– Определенно он был убит. Насчет удара по голове ничего не скажу, но кто-то задушил лорда Хедерингтона подушкой.

Ее взгляд остановился на Гэвине. Глаза ее были круглыми и огромными.

– Он не мог дышать.

Возможно, она была безумна или было безумием то, что он наполовину поверил ей. Черт возьми! Наполовину поверил! После всего, свидетелем чего Гэвин стал, он готов был поверить ей полностью. Однако у него оставались сомнения насчет того, Бог ли нашептывал ей на ухо тайны. Но никакое притворство, никакая игра не могли бы замедлить ее сердцебиение, лишить ее легкие способности дышать, придавая ей смертельную бледность.

Что бы ни случилось с мисс Пембертон, он поверил, что Хедерингтона задушили. Гэвин бросил мельком взгляд на постель. Его надежды на естественную смерть графа рухнули.

Кто-то задушил этого лицемерного ханжу и мерзавца его собственной подушкой. И, с точки зрения Гэвина, это было не преступление, а возмездие.

Если бы не одно обстоятельство: он снова оказывался первым подозреваемым.