Текст книги "Французский поцелуй"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)

Крис встряхнулся. Он поднял воротник пиджака и, сгорбившись под дождем, быстро пошел вниз по улице.

Добравшись до дома, он содрал с себя мокрую одежду и, оставшись в спортивных трусах и майке, посмотрел на свое отражение в большом зеркале на стене спальни.

Всякий, кто его увидел бы в этот момент, не мог бы не восхититься его мускулатурой. Высокий, широкоплечий, с узкими бедрами атлета. Его твердые мышцы обладали характерной удлиненностью – не бугристые наросты культуриста и не жилистые конечности бегуна на длинные дистанции – которой отличаются мышцы пловцов и велосипедистов.

Крис видел в зеркале другого человека. Этот человек был помоложе, часами мог заниматься аэробикой без признака усталости. Ему прочили победу в Тур де Франс, в велогонке, в которой велосипедист должен уметь поддерживать скорость свыше 25 миль в час на крутых альпийских подъемах. Это было в 1969 году, в том самом году, когда Терри уже увертывался от свистящих пуль в Юго-Восточной Азии.

В тот год велогонка была посвящена французской глубинке, и по сей день это сельская Франция осталась в памяти и в сердце Криса. Французская глубинка подняла его на вершину сияющей славы, и она же здорово стукнула его по носу, так что он вернулся домой совсем другим человеком. Юноша в цвете лет, беспредельной силы и выносливости, о котором знакомые итальянцы говорили как о настоящем risico, любящий жизнь и риск, куда-то исчез, исчез навсегда.

На сколько он старше теперь того юноши? Если считать годами, то не намного. Да и внешне он мало изменился. Все те же голубые глаза, волнистые черные волосы. Ни унции лишнего жира на лице и теле, минимум морщин. «Это в тебе проявляется твоя кельтская кровь, сын!» – бывало говорил ему отец. И, действительно, молодой Крис Хэй любил воображать себя кельтским воином, в доспехах, мечом отбивающегося от дюжины низкорослых пиктов где-то у каменных глыб Стоунхенджа.

Боже мой, подумал он, как давно это было! Но голос Сутан в телефонной трубке звучал у его уха всего мгновения назад.

Он выдвинул ящик антикварного французского стола, достал толстую пачку бумаги с машинописным текстом, перетянутую посередине резинкой. Он потянул за нее и она лопнула. Листы потрепаны по краям, все в пятнах. В правом верхнем углу – пометка, сделанная его рукой: Мугены, 1969.

Он не доставал эту рукопись уже много лет, и, просматривая сейчас некоторые страницы, он понимал, почему: глаза резала неуклюжесть многих предложений. Судорожным движением он сгреб этот бумажный хлам со стола, бросил в ящик и со стуком задвинул его.

Босиком прошел во вторую спальню, оборудованную как спортзал. У стены стояла штанга, рядом с тренажером, снабженным электронными приборами. Напротив, у окна – стационарный велосипед для тренировок. Крис взобрался на него и нажал на педали. Его глаза смотрели в окно, за которым не было ничего интересного: его квартира находилась на 30 этаже. И перед его умственным взором проплывали Тононле-Бэ, Шамо, Обань и Динье. Плечи его опять облегала желтая майка лидера велогонки Тур де Франс.

Через час он слез с велосипеда и пересел на тренажер. А потом еще потягал штангу, пока не почувствовал приятную усталость во всем теле и не пропотел хорошенько. Но и это не успокоило его, как, впрочем, и холодный душ. Мугены опять непрошеным гостем вторглись в его воспоминания. Не только Тур де Франс заполняла его жизнь летом 1969 года.

Одевшись, он беспокойно расхаживал по квартире, как узник в камере. Из каждого зеркала, из каждого оконного стекла на него смотрела Сутан. В конце концов, он не выдержал, сдернул с вешалки легкий плащ и ушел из дома.

Уже оказавшись к северу от Семьдесят второй улицы, он осознал, куда его ведут ноги. Всего в одном квартале от этого места, в нелепом старом кооперативном доме между Пятой авеню и Мэдисон-плейс жил Макс Стейнер.

Привратник окликнул Криса, затем указал пальцем на один из лифтов. В этом чудном доме каждые две квартиры на каждом этаже обслуживались отдельным лифтом.

Стейнер уже распахнул дверь своей квартиры, прежде чем лифт с Крисом остановился на его этаже. На лице у Макса была широчайшая улыбка, и Крис почувствовал благодарность судьбе за то, что у него есть такой союзник. Они вместе стояли спина к спине против всего мира с того самого момента, как Крис начал работать в фирме Стейнер, Макдоуэлл и Файн. И так будет всегда. Вот почему сами ноги привели Криса сюда.

– Надеюсь, ты пришел сюда позлорадствовать, – сказал Стейнер, с чувством тряся руку Криса. – Шестичасовые новости посвящены исключительно тебе, сукин ты сын. – В том состоянии духа, в котором находился сейчас Крис, такой энтузиазм действовал ему на нервы еще больше, чем дождь.

– Макс, могу я с тобой поговорить?

– Конечно, конечно. – Макс затащил его в вестибюль. Из дверей квартиры раздавались чьи-то голоса. – Но только потом. Заходи поскорее. У нас здесь небольшая вечеринка. Билл и Марджори Хорнер, Джек и Бетти Джонсон, – ты их всех знаешь. Мы уже закончили с ужином. Выпей с нами, чтобы крепче спалось. Скоро одиннадцатичасовые новости. Можешь себе злорадствовать сколько угодно...

– Нет, не надо. Большое спасибо, но я лучше пойду. – Господи Иисусе, этого еще не хватало: корчить серьезную мину и разговаривать на профессиональные темы с коллегами за бокалом мартини и бутербродами с икрой!

– Да брось ты, Крис! – уговаривал его Макс. – Неужели ты думаешь, что ты здесь лишний? Кроме того, ты же здесь всех знаешь. – Он довольно рассмеялся. – Они твои искренние почитатели. Сожрут меня живьем, если узнают, что я отпустил тебя. Ты будешь у нас почетным гостем.

Крис не сердился на Макса: он ведь не знал о смерти Терри. Он не сообщал ему о ней, да теперь и не мог. Только представить себе выражение на лице Макса и его слова: «А ты мне никогда не говорил, что у тебя есть брат!» Нет, этого Крис просто не мог бы вынести.

– Нет, спасибо, но сейчас не могу, – отбивался он от радушного приглашения зайти. – Я только на минутку к тебе забежал. У меня свидание, и я на него и так опаздываю.

Стейнер внимательно посмотрел на него.

– Ты действительно не можешь остаться даже на одну рюмашку?

Крис кивнул, пятясь спиной в ту сторону, где лифт.

– Действительно не могу.

– Ну ладно, – улыбнулся Стейнер. – Завтра поговорим, хорошо?

– Конечно, – откликнулся Крис, нажимая кнопку вызова лифта. – Я позвоню тебе. – Дверь кабины открылась и он поспешно шагнул внутрь.

– Эй, Крис, Аликс Лэйн была готова слопать тебя на обед, – крикнул ему Стейнер. – Сама выпросила у окружного прокурора твое дело, ан не вышло! Я чертовски горжусь тобой.

Крис начал говорить слова благодарности и буквально поперхнулся ими.

На улице дождь перестал на время, душный городской воздух был напоен влагой, как в августе. Крис остановил такси.

– Тебе куда, приятель?

Крис машинально назвал адрес и вновь погрузился в свои мысли, смотря в окошко на проплывающие мимо улицы большого города. Они были, несмотря на поздний час, полны жизни. Парочки прогуливались по широким тротуарам. Слышался смех, кто-то мчался куда-то. Влюбленные стояли обнявшись в тени между зданиями. Как на гобелене, подумал про себя Крис, на котором для него места нет.

Такси уже мчалось по шоссе, пересекающему Сентрал-Парк, когда Крис опомнился и крикнул водителю: «Куда ты везешь меня, черт побери?»

– Куда попросил: на Девяносто третью улицу, Вест-сайд, – ответил таксист. – Ты что, знаешь более короткий путь туда? Если знаешь, скажи. Только, насколько мне известно, лучшей дороги, чем через Парк, нет.

Девяносто третья улица, Вест-сайд, подумал Крис. Господи, да ведь это адрес Аликс Лэйн.

– Да не мог я...

Водитель резко затормозил и повернулся к нему. – Если ты передумал, приятель, и тебе хочется куда-то еще, то не темни, а просто скажи, куда.

Сзади раздавались нетерпеливые гудки других машин: уже начала образовываться пробка.

– Да, нет, все в порядке, – промямлил Крис в остолбенении. – Поехали дальше.

Но было далеко не все в порядке. Какой здесь, к черту, порядок? Он все еще недоумевал, каким ветром занесло его в этот квартал, когда его палец уже нажимал на кнопку над пластиковой табличкой с ее именем. Из крохотного окошечка переговорного устройства раздались шипение и треск. Он крикнул туда что-то маловразумительное, и входная дверь послушно открылась.

В лифте пахло пиццей, которую жильцы берут, очевидно, в соседнем ресторане на вынос, и дымом дорогой сигары. Кабина остановилась на четвертом этаже. Он вышел в узкий, плохо освещенный холл, стены которого совсем недавно покрыли свежей краской, отчего штукатурка, замазывающая трещины, еще больше бросалась в глаза.

Дверь в дальнем конце открылась. В дверном проеме, залитая сзади светом, идущим из ее квартиры стояла Аликс Лэйн. На ней были обрезанные джинсы, такие старые, что материя стала из синей почти белой, а также футболка с надписью, сообщающей, что ей ее велик по душе. В руках – тарелка с недоеденной пиццей.

Крис остановился прямо перед ней. – Надеюсь, это не ты куришь сигары?

– Что? – Она смотрела на него во все глаза, как люди в цирке смотрят на крохотную машину, из которой один за другим вылезают клоуны: первый, второй... десятый, одиннадцатый, двенадцатый... Она явно не верила своим глазам.

– Я имею в виду, – пояснил Крис, – ты одна или у тебя кто-то есть?

* * *

Сив Гуарда смотрел на отрубленную голову брата и думал, что, во имя самого Господа, могло здесь произойти? Он и Диана Минг стояли, нагнувшись, в беседке, увитой зеленью, стоящей за стеной живой изгороди вдоль задней стены церкви Святой Троицы в Нью-Ханаане. С ними – Харвей Блокер, детектив из местной полиции.

Блокер был кряжистый мужчина с воспаленными глазами. Грязно-светлые волосы с проседью, лихорадка в углу рта, которую он постоянно облизывал кончиком языка.

– Никогда ничего подобного не видал, – говорил он. – Голова здесь, в саду, а все остальное – в его ризнице. – Он крякнул, переминаясь с ноги на ногу. – Как вы сами увидите, имеются следы драки.

– И никто не видел, как кто-то входил в ризницу? – спросил Сив. В горле стоял ком, мешающий дышать, не то что говорить.

Блокер покачал головою.

– Мы очень многих опросили. Отец Доннелли знал, что ваш брат находится в ризнице. Он говорит, что ваш брат любил удалиться в одиночестве в ризницу после мессы. Поэтому он и не заподозрил ничего такого.

Сив заметил странные зазубрины на тканях шеи, где прошел режущий инструмент, отсекший голову Дому, и думал, что бы это значило.

– Но через час, – продолжал Блокер, – видя, что о. Гуарда все не выходит, он пошел в ризницу. Вот тогда он и обнаружил все, и вызвал нас.

Блокер провел их вокруг церкви и, через боковой вход, – в ризницу. Доменик лежал на правом боку. Странно и немного жутковато, подумал Сив, видеть тело без головы. Нет, это не мой брат, думал он. Не может быть, что это Дом.

– Ну и что вы обо всем этом думаете, детектив?

Блокер поскреб свой нос толстым указательным пальцем.

– Черт меня побери, если я знаю, кому мог помешать священник! Какая-то нелепица!

– Может, псих? – предположила Диана Минг.

Блокер пожал плечами.

– Не исключено. Разве разберешь теперь, кто нормальный, кто псих? – проворчал он, растирая ноги, затекшие от того, что он долго сидел на корточках, разглядывая отрубленную голову. – В любом случае, мы сделали все, что могли. И, сказать по правде, лейтенант, не думаю, что продвинемся хотя бы на шаг в расследовании этого дела. Оно явно нам не по зубам.

Сив стоял, наклонившись над обезглавленным телом, и внимательно рассматривал каждый его дюйм, как коллекционер изучал бы ценный экземпляр, попавший ему в руки. Что бы ни случилось в его жизни, но он знал, что этого момента ему никогда не забыть.

Блокер махнул рукой, подзывая представителей коронера, пришедших осмотреть труп.

– Теперь он всецело ваш, парни.

– Детектив, – обратился к нему Сив, – могу я побыть минутку наедине с братом?

– Естественно, – ответил Блокер, потянув себя за ухо. – Давайте-ка выйдем все отсюда, ребята, а?

Когда Сив остался в ризнице один, он осторожно извлек из заднего кармана брюк маленький несессер и раскрыл его. Там был набор крошечных инструментов, который он собирал многие годы, – инструменты его ремесла.

Он выбрал миниатюрный пинцет и полез им в правый внутренний карман брата. Стоящие люди не могли его видеть, но Сив, когда он нагнулся пониже, заметил этот беленький кончик записки. Пинцетиком он осторожно извлек бумажку и сунул себе в карман, не читая. Он уже собирался убрать несессер, когда вдруг заметил, что два пальца на правой руке согнуты неестественным образом. Кончиком пинцета потрогал их и увидел, что они сломаны – очевидно, одним сильным ударом.

Потом он заметил еще кое-что. Присмотрелся повнимательнее, и опять полез в несессер. На этот раз он извлек оттуда маленькую кисточку, похожую на те, с помощью которых женщины делают себе макияж. Аккуратно смахнул этой кисточкой что-то прилипшее к пальцам брата в маленький полиэтиленовый пакетик. После этого он убрал все к себе в карман, выпрямился и покинул ризницу.

– Детектив, – сказал он, обращаясь к Блокеру, – спасибо вам за все, что вы сделали. – Он умышленно повернулся спиной к людям коронера, приступавшим к своей работе.

– Это моя обязанность, – ответил Блокер. – Но все равно спасибо. Это теперь редко услышишь. Я имею в виду, чтобы полицейского благодарили.

– Вы не будете возражать, если я переговорю со здешними священниками, – попросил Сив. – Я бы хотел знать их мнение о моем брате. – Он перевел глаза на свою спутницу. – Ну, вы понимаете...

– Конечно, – ответил Блокер. Он уже думал об обеде, на который опаздывал. – Почему не поговорить? – Он попрощался с ними обоими и исчез за углом церкви. Скоро они увидели, как он выезжал со стоянки перед храмом, а с ним – весь следовательский контингент.

– Что это ты затеял? – спросила его Диана.

– Когда ты среди Нью-Ханаанцев, целуй их Нью-Ханаанские задницы, – ответил Сив. – Главное, получить желаемый результат. Яснее ясного, что Блокер и не собирался всерьез заниматься этим делом. Ему до Доминика, как до лампочки... Смерть моего брата перепугала его до икоты, и он ждал нашего прибытия, как манны небесной. Отец Доннелли, наверно, говорил ему, что у Дома есть брат в Нью-йоркской полиции...

– Да ты, никак, спятил? Здесь ведь Коннектикут, босс, – возразила Диана. – Здесь у тебя никакой юрисдикции.

– Смерть моего брата здесь включает Коннектикут в мою юрисдикцию. Так или иначе, теперь Блокер знает, что я сделаю все возможное, чтобы помочь ему в расследовании этого дела. Ему бы гордость не позволила обратиться ко мне за помощью.

Они застали о. Доннелли за молитвой перед распятием в ризнице. Терпеливо подождали, пока он закончит.

– Ox! – о. Доннелли вздрогнул, оглянувшись. Он взглянул на удостоверение, протянутое ему Сивом. – А я и не знал, что в церкви еще остались полицейские. Думал, что все уже уехали.

– Вы не ошиблись, уехали, – заверил его Сив. Он понимал, что о. Доннелли мог не знать его. – Я – брат Доминика Гуарды.

– О, Мадонна! – выдохнул о. Доннелли. – Хорошо, что вы приехали. – Это был человек с нездоровым цветом лица и въевшимся в него печальным выражением. – Грустно видеть вас в данных обстоятельствах, сын мой. Мы все печалимся об о. Гуарда. Его все здесь очень любили и уважали.

Очевидно, не все, подумал Сив. Вслух он сказал:

– Я знаю. Отец мой, хотя это был и трудный день, но не могли бы вы ответить на некоторые вопросы?

– О. Доннелли кивнул. – Буду очень благодарен Богу, если мои ответы хоть сколько помогут вам.

– Хорошо, – сказал Сив. – Я понимаю, что многие мои вопросы будут повторением того, о чем спрашивал вас детектив Блокер, но вы уж не взыщите. Значит, это были вы, кто обнаружил тело моего брата?

О. Доннелли кивнул.

– Как это произошло?

– Ну, о. Гуарда всегда имел привычку размышлять в ризнице после мессы. Но обычно через полчаса он возвращался в храм, а тут прошел целый час, а его все не было. Я начал беспокоиться и сам пошел в ризницу проверить, все ли в порядке.

– Ну и?

Отцу Доннелли, очевидно, было трудно отвечать на такие вопросы. Смерть всегда трудно описывать словами, а уж эту – и подавно. – И я увидел его. То есть, я хочу сказать, я увидел тело.

– Как он лежал?

– Простите, что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – ответил Сив. – В какой позе он лежал: на спине, на животе?

– На правом боку, – ответил о. Доннелли. Значит, подумал Сив, они не трогали Дома до его прибытия. – Ну и что вы сделали?

– Я, конечно, сразу же подошел к нему, – ответил о. Доннелли. А Блокер считает, подумал Сив, что первым делом священник вызвал полицию. – Он был мертв. В этом не было никакого сомнения... – Священник буквально выдавливал из себя слова, и скоро вообще замолчал.

– Продолжайте, – мягко напомнил о себе Сив после небольшой паузы.

О. Доннелли кивнул, благодарный за передышку.

– Я помолился о его душе. Сначала Господу Богу: «Господь – наш пастырь, и другого нам не надо...» А потом – Деве Марии: «Молись за нас, в час кончины нашей...» А потом я пошел проинформировать о несчастии других: полицию, епископа...

– Ив ризнице вы ничего не трогали?

– Нет.

– Давайте вернемся немного назад, – предложил Сив. – Скажите мне, пожалуйста, куда вы и другие священники пошли сразу же после мессы?

– Дело в том, что других священников, кроме меня, здесь нет, детектив. В наши грешные дни мы – представители вымирающей профессии, если так можно выразиться. И поэтому церковь использует мирян для исправления многих дел, в прежние годы требовавших участия помощников священника, вроде меня. Здесь, в церкви Святой Троицы, у нас двое таких людей: м-р Диллон и м-р Рид... А отвечая на ваш вопрос, я могу сказать, что после окончания мессы я разговаривал с м-ром Аткинсоном, одним из прихожан, часто помогающим нам в сборе пожертвований. Вместе со мной был м-р Диллон. А м-р Рид в это время стоял по другую сторону ризницы.

– И как долго вы разговаривали с м-ром Аткинсоном, святой отец?

– Минут двадцать, по крайней мере, – ответил о. Доннелли. – Надо было о многих делах переговорить.

– Понятно, – сказал Сив, делая пометки в записной книжке. – И м-р Диллон был с вами все это время?

– Да.

– А м-р Рид?

– А он вскорости вышел, – ответил священник. – Пошел к прихожанам, которые все толпились у входа в церковь. Это была одна из идей о. Гуарды – чтобы кто-нибудь из нас выходил к прихожанам после мессы. Он считал, что им легче разговаривать с нами вне церкви. И он был прав. Как, впрочем, и во всем другом. – На глазах о. Доннелли были слезы.

Сив посмотрел на свои записи, делая вид, что читает. Потом поднял глаза.

– Детектив Блокер говорил мне, что никто не видел кого-либо входящим в ризницу, когда там находился мой брат.

О. Доннелли кивнул.

– Это правда.

– Вот сейчас мы находимся вблизи ризницы. Это примерно в том месте, где вы разговаривали с м-ром Аткинсоном?

– Примерно в этом.

Сив повертел шеей.

– Странно. Я совсем не вижу отсюда входа в ризницу.

О. Доннелли тоже взглянул в том направлении. – Вы правы, – согласился он.

– И абсолютно ясно, что м-р Рид из того угла вовсе ничего не видел. Это означает, что кто угодно мог пробраться в ризницу после мессы, и никто не заметил бы его.

На лице о. Доннелли отразилась боль, которую чувствовала его душа. – Боюсь, что это именно так.

Сив вздохнул про себя.

– Не заметили ли вы кого-нибудь подозрительного среди прихожан, святой отец? Какое-нибудь новое лицо, например?

О. Доннелли еще более погрустнел.

– У меня не очень хорошая память на лица, – признался он. – Вот о. Гуарда – другое дело. Он знал каждого из своей паствы в лицо и по имени.

Попробуем с другого конца, подумал Сив.

– А, может, вы видели или слышали что-нибудь необычное во время мессы, святой отец?

О. Доннелли покачал головой.

– Ничего такого не припомню. – Он поджал губы. – Хотя нет, постойте! Кто-то положил на тарелку для сбора пожертвований тысячедолларовую бумажку. Но, я думаю, это вряд ли относится к делу.

– Кто знает, кто знает? – откликнулся Сив. – Такого рода пожертвования случаются здесь часто?

– Весьма часто. Приход здесь богатый, и о. Гуарда умел раскошелить их в пользу церкви. Но, конечно, в таких случаях выписывался чек. Не припомню, чтобы кто-нибудь делал такой большой взнос наличными.

Сив насторожился, заинтересованный.

– Кто обходил прихожан с тарелкой для сбора пожертвований?

– Я.

– Можете ли вы припомнить, как этот человек выглядел?

– Ну, это был мужчина, – ответил о, Доннелли и, взглянув на их лица, поспешно прибавил. – Я вовсе не пытаюсь шутить. Просто я действительно не помню ничего кроме того, что это был мужчина. Как-то не обратил внимания, и у меня вообще...

– Вы уже говорили, – перебил его Сив. – У вас плохая память на лица.

– Другие присутствующие на мессе тоже не обратили на него внимания. Я очень сожалею, детектив. Похоже, я больше ничем не могу вам помочь.

Сив захлопнул свою записную книжку.

– Ничего, святой отец. – К сожалению, это весьма типично для всех свидетелей, подумал он. Если не быть предельно внимательным, то однотипные ответы на все твои вопросы заведут тебя в тупик, прежде чем ты найдешь – во всяком случае. Сив обычно находил – какую-нибудь зацепку, которая наведет тебя на след. – Вы сделали все, что могли.

О. Доннелли кивнул, но по выражению его лица было очевидно, что он не был уверен в том, что сумел чем-нибудь помочь.

Они были уже почти в дверях, когда священник окликнул их. Они остановились, и он почти бегом догнал их. – Я еще кое-что припомнил, – сообщил он. – Когда я пересчитывал деньги на тарелке для пожертвований, я обратил внимание на следы пудры на тысячедолларовой купюре.

– Следы пудры? – переспросил Сив.

– Я не был уверен в этом, и, соскоблив, эту цветную пыль, показал ее м-ру Диллону, потому что она показалась мне странной. И он сказал, что это – макияж.

– Макияж?

О. Доннелли кивнул.

– Ну да. Знаете, такой – телесного цвета. Женщины накладывают его себе на щеки.

– А вы, случайно, не сохранили эту пыль? – спросил Сив.

Лицо о. Доннелли погрустнело. – Да нет, – ответил он. – Ее и было то чуть-чуть.

– Тем не менее, – сказал Сив, – я бы хотел, чтобы вы одолжили мне банкноту. Пожалуй, в лаборатории смогут и сейчас найти на ней следы той пыли.

Священник заторопился к себе в ризницу, чтобы выполнить просьбу, и Диана повернулась к Сиву:

– Следы макияжа? Ты что, думаешь, что твоего брата убила женщина?

– А ты считаешь это невероятным? – ответил он вопросом на вопрос.

– Мы ведь говорим об обезглавливании, босс. Это требует определенной силы.

– Сколько тебе потребуется времени, чтобы вывести из строя любого мужика? – спросил он.

– Одно дело пнуть в пах, – ответила она, – а отсечь одним ударом голову – совсем другое.

Он задумчиво кивнул.

– Все это так. Но было бы ошибкой сбрасывать со счетов любое предположение, пока не соберем всех фактов.

Диана приняла от священника купюру, пока Сив писал на листочке, вырванном из записной книжки, расписку.

– Вы получите эту тысячу назад, святой отец, как только в лаборатории ее проверят. А пока примите мою искреннюю благодарность.

О. Доннелли наконец-таки улыбнулся. – Я рад, что все-таки сумел оказать помощь материального характера, а не только словами. Берегите себя, детектив. Да сопутствует вам Бог в делах ваших.

Выйдя из церкви, они увидели, что улица совсем опустела. Яркие фонари на стоянке выкрасили окружающие деревья в сине-фиолетовый цвет. В машине Сив достал из кармана пластиковый пакет.

– Когда мы вернемся в город, отдай это в лабораторию, вместе с купюрой. Пусть срочно сделают тщательный анализ.

– Что здесь такое? – спросила Диана, заводя двигатель.

– Кто знает? – ответил Сив. – Может быть, ничего. А, может, улика, которая выведет нас на убийцу моего брата.

Диана включила передачу и машина тронулась.

– Как насчет того, чтобы перекусить? – предложила она. – Кажется, у меня будет голодный обморок, прежде чем мы дотянем до города.

– Я знаю одно местечко неподалеку, – сказал Сив, указывая туда, где ей надо будет свернуть. – Брат, бывало, возил меня туда, когда я приезжал повидаться с ним. – Он включил свет в салоне и попытался редактировать докладную записку по поводу инцидента с Питером Чаном, которую он набросал по пути сюда, но смысл читаемого никак не доходил до него. Впечатление было такое, словно он держал в руках выкопанные из земли остатки пергамента с таинственными знаками на нем. И все время неотвязно стучала одна мысль: о Дом, кто же это сделал с тобой эту подлую штуку? И как я скажу об этом нашей матери? Ведь эта весть убьет ее! Но и скрыть это от нее я тоже не смогу.

– Я закину эти улики в лабораторию, – говорила между тем Диана, – а потом отвезу тебя к Елене Ху.

Сив кивнул, прижал к глазам подушечки пальцев. Старею, подумал он. Всего 08.30, а уже устал. В котором часу я заступил на службу сегодня? И тут только до него дошло, что он на ногах с девяти часов вечера, когда началась облава на Дракона. О, Господи, подумал он, нет ничего удивительного в том, что никто не позарится на такую развалину, как я.

– Да тебе в глаза хоть спички вставляй, – заметила Диана. – И нужна тебе сейчас мамочка, которая уложила бы тебя в постельку. А я кто? Так, с боку припека. Но, с другой стороны, без моей помощи тебе не добраться до Восточного Побережья...

Сирену за спиной они услыхали одновременно.

Сив взглянул в зеркальце заднего вида и в глаза ему замигали красные огоньки проблескового маячка.

– Не думаю, что это из-за нашего превышения скорости, – прокомментировал он. – Они что, не знают номеров Нью-йоркской полиции?

Диана снизила скорость и синяя с белым полицейская патрульная машина поравнялась с ними.

– Лейтенант Гуарда? – справился сержант в форме, высовываясь из окна. – Из Нью-Йоркской полиции?

– Да.

– Тогда не последуете ли за нами, сэр, – это было сказано без вопросительной интонации.

– А что стряслось, черт побери? – недовольно спросил Сив. – У нас в городе срочные дела.

– Детектив Блокер хочет поговорить с вами, сэр. – Сержант выбросил руку вперед и вверх, как Уорд Бонд в фильме «Кибитки в прерии», и патрульная машина с завыванием умчалась в ночь.

– Как это там, в фильме? «О-хо-хо, Сильвер! Хошь не хошь, а ехать надо!» Дуй следом, – сказал Сив, и Диана надавила на педаль газа.

* * *

Только в одном вопросе Мильо чувствовал уверенность по поводу мосье Логрази: ему нельзя доверять. И поэтому он чувствовал себя в его компании вполне комфортно. Самое главное в жизни, думал Мильо, это уверенность. Тогда знаешь, на чем стоишь, и какие меры предосторожности следует предпринимать в процессе взаимоотношений с «приятелем».

Поэтому он предусмотрительно припрятал в резиденции мосье Логрази подслушивающее устройство. Нельзя сказать, что мосье отличался легкомыслием и не заставлял тщательно «подметать» свою квартиру на предмет электронных жучков, но у Мильо был свой человек в штате Мильо, а, именно, горничная, которая снимала жучка перед уборкой и аккуратно сажала его на место после нее.

Мильо открыл дубовую дверь, за которой находилась его armoire, ниша для святых даров. Это была маленькая комната, в которой раньше хранился всякий хлам. Теперь здесь размещался впечатляющий набор электронного оборудования чрезвычайно специализированного назначения. Среди него выделялась шестифутовая колонка с огромными катушками магнитной пленки. В данный момент только одна из них медленно вращалась. Перед аппаратом сидел маленький человечек с испитым лицом, которому огромные наушники придавали какое-то страдальческое выражение. Он поднял глаза на Мильо и молча указал на прибор, соединенный с апартаментами Логрази.

Мильо сел, тоже надел наушники, нажал на кнопку перемотки пленки и подождал, пока не раздастся характерный писк, указывающий начало подслушанного разговора. Затем нажал на кнопку «пуск».

«Должен сказать, я не ожидал, что ты появишься здесь», – услышал Мильо голос Логрази. В нем была прямота, типичная для американцев, к которой Мильо относился так же, как он относился бы к какой-нибудь черте папуаса с Новой Гвинеи: со смесью восхищения и снисходительности.

«А я как подброшенная монетка, – ответил незнакомый голос. – Орел или решка, – какая разница? Главное, что рано или поздно я упаду, причем, туда, куда надо. И Старик знает это. Он просто использует знание этого в своих интересах». Стариком, насколько Мильо знал, мафиози называют своего саро di capi, то есть главу.

«Я слышал, что ты связал себя договором», – сказал Логрази.

«Да, пожалуй, так можно выразиться, – усмехнулся незнакомец. – И, сказать по правде, первое время чувствовал себя чертовски неуютно. Старик умеет сушить мозги нашему брату. Но, как видишь, все обернулось к лучшему. Может, потому, что я теперь в одной компании с праведниками, вроде тебя». Он опять засмеялся.

«Ну а что касается меня, – сказал Логрази, – то я чертовски рад, что ты здесь. Это большая честь работать с живой легендой. И я также доволен, что Старик по-прежнему стоит горой за нашего Белого Тигра».

«Да нет, последнее время у него энтузиазма поубавилось», – возразил незнакомец.

«Ну, тогда ты не осудишь меня за то, что немного нервничаю. Какие-то ограничения, причем, распространяющиеся на все группы».

«Тем больший резон скорее проталкивать Белого Тигра. Старик все еще верит, что эта операция – наша последняя надежда. Наша старая сеть в Гонконге уже не отвечает текущим нуждам и, более того, – скомпрометирована. Я не знаю точно, как, но подозреваю, что кто-то на линии продался АБН». Мильо понял, что человек говорит о федеральном Агентстве по борьбе с наркоманией. «Так или иначе, мы прикрываем ту сеть. Это означает, что надо ускорить подготовку операции Белый Тигр. Наши уличные продавцы жалуются, что не хватает товару. Отсюда и все ограничения. Поэтому и укорачивается запальный фитиль операции. Старик не устает напоминать, что мы не можем позволить роскоши провала».

«Получить доступ к сети Терри Хэя – одно дело, а наладить ее удовлетворительную работу – совсем другое, – напомнил Логрази. – Проколы неминуемы. Кроме того, все испытывают трудности, работая в Юго-Восточной Азии. Кто поймет этот народец?»

«Предоставь Юго-Восточную Азию мне. Я ее знаю лучше, чем собственную страну. Это такой вонючий отстойник дерьма, что сделал один неверный шаг – и завязнешь так, что без компаса не выберешься».

Логрази засмеялся.

«Белый Тигр – это контроль, – продолжал разглагольствовать незнакомец. – А контроль в нашем случае – это фонды – неограниченные фонды. Мы получим все, что хотим, а именно – абсолютную независимость, гарантию от всякого бездумного вмешательства в наши дела».