Текст книги "Сохраняя веру (Аутодафе)"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

63
Дэниэл

Я думал, что после успехов в рискованных биржевых сражениях меня уже ничто не может взволновать. Однако в самолете на Бостон я так разнервничался, что толком не мог читать газету.

Прошло восемь с лишним лет после моей последней встречи с «зятем» – служителем Церкви Христовой. За это время столько всего произошло! И в особенности – с той, что играла главную роль в его и моей жизни и, я в этом не сомневался, теперь будет незримо присутствовать во всех наших разговорах, находясь даже за многие сотни миль от нас.

Я предвидел, что атмосфера нашей встречи будет пронизана противоречивыми страстями. Мои благочестивые партнеры-католики станут, конечно, всячески кланяться и расшаркиваться перед эмиссаром архиепископа, а я буду выглядеть чужаком – и в религиозном, и в финансовом смысле. Маска утонченной учтивости скроет завуалированную неприязнь.

И снова «Макинтайр энд Аллейн» будет страдать от того, что я скупил их заботливо взлелеенную фирму. Они уже благополучно забыли о том, что именно благодаря необычайной самонадеянности молодого Пита Макинтайра в сочетании с некомпетентностью компания год назад оказалась на грани банкротства, и тут появился я, эдакий «белый рыцарь», и спас их от исчезновения, искусно провернув то, что на языке экономики называется «выкуп в кредит».

Я, современный парень Дэниэл, войду в эту берлогу хищников и предстану перед человеком, который так ужасно обошелся с моей сестрой и успешно разрушил ее жизнь… А в каком-то смысле – и жизнь Эли, поскольку оставил его безотцовщиной.

Конечно, самыми трудными оказались первые мгновения. Я вошел в зал заседаний и увидел Тима. С нашей последней встречи он практически не изменился, разве что прибавил пару килограммов веса. Мы пожали друг другу руки, и он произнес какие-то банальные слова по поводу смерти моего отца. Я вежливо принял его соболезнования и предложил сразу приступить к делу.

Одного взгляда на портфель инвестиций архиепископства хватило, чтобы понять, что его бездарность есть не просто вина какого-то кретина наподобие Пита Макинтайра, а следствие явной и примитивной халатности.

В то время как во всем мире базовая банковская ставка по краткосрочным кредитам колебалась в районе двадцати процентов, деньги церкви были по старинке размещены в государственные облигации, выпущенные еще во времена Второй мировой войны и приносящие каких-то три-четыре процента годовых. К тому моменту, как мы решили прерваться и пообедать, у меня уже созрел предварительный план реструктуризации, и Тим рассыпался в благодарностях.

К счастью, руководство компании, судя по всему, считало своим долгом обхаживать Тима, так что, поглощая свои сандвичи, мы были не одни, и отец Хоган в разговоре не выходил за деловые рамки. В частности, полюбопытствовал, каким образом я, некогда начинавший карьеру, основанную на сохранении ценностей прошлого, пришел к тому, чтобы искать ценностей во фьючерсных контрактах.

Я прочел ему краткую лекцию по теории и практике приобретения опционов. Для начала я поведал о своем обогащении летом 1972 года за счет поставок зерна русским. Затем рассказал, как своими финансовыми подвигами заслужил право возглавить товарно-биржевый фонд, образованный конторой «Макинтайр энд Аллейн», – так была вознаграждена моя проницательность в предсказании роста фьючерсов на соевые бобы в июне 1973 года.

– Это случилось благодаря плохому улову анчоусов в Перу, – пояснил я.

Тим вытаращил глаза:

– Кончай шутить, Дэн! Я же вижу – ты меня разыгрываешь.

– Да нет, Тим, честно! Во всем мире животноводы используют рыбную муку в кормах точно так же, как соевые бобы. Неудача перуанских рыбаков обернулась звездным часом для фермеров Айовы. Цена на сою подскочила до двенадцати баксов за бушель. Это было что-то феноменальное!

– Нет, отец Хоган, – перебил мистер Аллейн завистливым тоном. – Настоящим феноменом было то, как Дэнни умело позиционировал нас на бирже, чтобы мы в полной мере пожали плоды этого звездного часа.

Я тактично умолчал о том, что вскоре после этой удачи, вопреки моим рекомендациям, Пит ударился в сомнительные операции с золотом и в результате оказался вынужден, так сказать, продать мне свое первородство.

Мы поработали еще часа два, после чего я откланялся в надежде успеть на пятичасовой самолет. Тим настоял на том, чтобы отвезти меня в аэропорт в архиепископской машине. Нельзя сказать, что это был совсем бескорыстный дружеский жест, ибо я отлично понимал, что всю дорогу меня будут допрашивать.

Поскольку ехать было недалеко, Тим сразу приступил к делу. Уверенный в себе служитель церкви вдруг исчез. Он робко спросил:

– А кстати, как Дебора?

– Отлично, – ответил я, не вдаваясь в подробности.

– Гм-мм… Надо полагать, ты уже не один раз дядюшка? – продолжал допытываться он.

Тут я решил, что легче всего выпутаюсь, если поведаю ему легенду о «трагедии», пережитой Деборой.

– У нее один сын, – без всякого выражения изрек я. – Ее муж погиб.

– О-о… Мне очень жаль. – Он был потрясен.

Я видел, что он хотел бы расспросить меня подробней, но тут как раз, на счастье, показался терминал «Истерн Эрлайнз». Тим только успел пролепетать что-то насчет соболезнований, и мы приехали. Я моментально выскочил.

Я хотел прямиком бежать к стеклянным дверям, но что-то заставило меня обернуться. Тим выглядел таким несчастным – я бы сказал, беспомощным, – что мне захотелось его утешить.

– Эй! – буркнул я. – Дебора – сильная женщина. Она справится.

И я зашагал прочь, стараясь забыть невыразимую тоску, какую я прочел в его взгляде.

64
Тимоти

От слов Дэнни в душе у Тима открылась старая рана.

Когда он узнал, что Дебора родила ребенка другому мужчине, его как молнией ударило. В тот момент он внутренне отрекся от давнего чувства.

Все предшествующие годы Тим часто представлял себе Дебору. Мысленно он был с нею – в мире, не ведающем границ, в саду (это был буквальный перевод слова «парадиз»[77]77
  Т. е. рай.


[Закрыть]), где они могли гулять, держась за руки, свободные в проявлениях своей любви.

Мечты приносили ему большие страдания. Но в них по крайней мере было утешение – их неосуществимость. Теперь мечта снова ее обнять вдруг стала возможной, пусть теоретически, но все же возможной.

Больше того: он по-прежнему испытывал к ней такую любовь, что искренне хотел утешить ее в ее вдовьем горе.

– Алло, это отец Хоган?

Он узнал голос и даже вспомнил лицо звонившей. Это была Мойра Салливан, учительница латыни, на чьих занятиях он как-то присутствовал во время инспекционной поездки в Молден, в Академию Святого Сердца. Он обратил внимание на то, как ее любят дети. У нее были приятные мягкие манеры, мелодичный голос и белокурые волосы.

Да, он еще тогда мысленно отметил, что она очень привлекательная женщина. Конечно, для тех мужчин, кто не связан обетом целомудрия. Собственно, доказательством служило обручальное кольцо на ее руке.

Тогда, во время обсуждения в учительской, происходившего одновременно с обедом, она активно задавала ему вопросы, а потом несколько раз ссылалась на его высказывания («Как отметил отец Хоган…»). Он был польщен.

И вот прошло дней десять, и она ему звонит.

– Рад слышать вас, миссис Салливан.

– Я только хотела поблагодарить вас за очень милое письмо, которое вы прислали сестре Ирен.

– Я не покривил душой, – заверил Тим. – Вы действительно прекрасный педагог.

– О-о… – Теперь в ее голосе слышалось смущение. – Гм-мм… Вообще-то, я взяла на себя смелость вам позвонить, потому что хотела узнать, удалось ли вам достать себе новый учебник, о котором я вам говорила.

– Да, как же. «Кембриджский курс латыни». По вашему совету, заказал в тот же день.

– А-а… – Она была явно разочарована. Неуверенным голосом она спросила: – И как, оправдывает он мою оценку?

– Уверен, что да. Но мне пришлось заказать его по почте, так что я еще не держал его в руках.

После небольшой паузы учительница сказала:

– В таком случае… я подумала, может, вы захотите посмотреть мой экземпляр? Ну, то есть… – Она вдруг заговорила быстрее: – Не будет очень дерзко с моей стороны, если я приглашу вас на ужин? К себе домой? Я понимаю, вы очень заняты, так что, если вы не сможете, я не обижусь.

– Почему не смогу? – ответил Тим. – Я буду очень рад познакомиться с вашей семьей. Если я ничего не путаю, у вас ведь две дочери…

– Да, и они будут в восторге, если к нам придет в гости священник из канцелярии самого архиепископа! – Неловкое молчание. – Видите ли, мой муж…

– Он тоже педагог? – заинтересовался Тим.

Снова пауза. Ответ прозвучал едва слышно:

– Он умер, отец Хоган. Погиб во Вьетнаме восемь лет назад.

Тим был смущен, но в то же время не видел ничего из ряда вон выходящего в том, чтобы поужинать со вдовой. Можно сказать, это будет вполне в рамках его пастырских обязанностей.

Все стены в квартире Мойры Салливан в Сомервилле были увешаны отделанными белым ламинатом полками, на которых теснились книги в бумажных переплетах. Тим почему-то был уверен, что эти полки ее муж смастерил своими руками. И вообще, несмотря на живую и гостеприимную атмосферу этого дома, она была вся пронизана бесчисленными напоминаниями об отсутствующем главе семейства.

Мойра волновалась. Она рассказывала о работе в школе, о своих родителях, о самых обыкновенных вещах из повседневной жизни, которые для Тима тем не менее были чем-то неведомым. Она только раз или два упомянула Чака, да и то как-то абстрактно. Она называла его «мой муж».

Зато девочки – одной было десять, другой одиннадцать – еще не научились искусству лицемерия на людях. Даже когда они улыбались, в глазах стояла грусть.

Тим видел, что им приятно (и в этом и состояла цель его визита), что он проявляет интерес к мелким деталям их школьной жизни. Он внимательно слушал рассказ Эллен о хоккейных тренировках и порадовался вместе с Сюзи, гордой тем, что ее отобрали для участия в хоре.

Это была дружная семья, которую сплотило одиночество. Тим почувствовал к ним сердечную симпатию. Совсем невинные девочки, такие беззащитные в этом мире, где неполная семья все еще воспринимается как нечто дефективное.

Что еще хуже – по горькой иронии, к детям разведенных родителей общество относится с большей теплотой, нежели к сиротам. Как будто эти девочки виноваты в том, что их отец погиб! Одноклассники наверняка сторонятся их, опасаясь «заразиться» невезением.

Да и сама Мойра, живая и симпатичная, совсем не заслуживала такого удара судьбы. Сколько таких вдов – жертв вьетнамской войны уже плакали в его исповедальне! И, как ни печально, чем больше у них детей, тем горше они рыдают.

– Вам, наверное, до смерти надоели эти приглашения на ужин, отец Хоган? – заметила Мойра за столом.

– Только если от меня ожидают проповеди после еды. – Тим улыбнулся. – Приятно иногда забыть о своих обязанностях. Особенно в такой очаровательной компании.

Он подмигнул девочкам, и те вспыхнули от удовольствия.

Мойра явно нервничала. Ее жизненный опыт и женский инстинкт заставляли ее играть роль «жены». Ибо Тим, хоть и священник, оставался для нее мужчиной, чье присутствие придавало их маленькому обществу сходство с семьей.

Тим ощутил это и был немного обеспокоен и смущен тем, что получал от своей роли удовольствие.

В девять часов, когда настало время девочкам ложиться спать, Мойра ненадолго удалилась, оставив Тиму «Кембриджский курс латыни», который он добросовестно пролистал. Он уже перешел к изучению ее библиотеки, когда Мойра внесла кофе.

– У вас тут замечательные книги! С одной теологической коллекцией я бы, наверное, несколько недель просидел! Завидую вам: где вы берете на это время?

– Что ж… – Она смущенно улыбнулась. – Сами видите – время еще не позднее, а девочки уже спят. Если бы не вы, я бы сейчас часа три или четыре читала.

Тим уловил подтекст, но не стал менять тему, а неожиданно для самого себя сказал:

– Ну, не каждый же вечер! У вас наверняка активная светская жизнь.

Мойра ответила искренне и без жалости к себе:

– Нет.

И после паузы добавила:

– Может, отчасти поэтому меня и привлекает церковь. В моей, как вы великодушно выразились, «теологической коллекции» есть книга Уильяма Джеймса «Разновидности религиозного опыта». Так вот, он определяет религию как способ бороться с одиночеством.

– Это верно, – признался Тим. – Во всяком случае, это вполне применимо к работе священника.

Он тут же пожалел о сказанном, ведь она могла ошибочно принять его слова за побуждение к дальнейшим шагам. Несмотря на все ученые рассуждения, он понял ход ее мыслей и решил направить их в другое русло.

– Вы, должно быть, скучаете по своему мужу?

Ответ прозвучал с обескураживающей прямотой:

– Нет.

Она пояснила:

– Мы с Чаком оба были еще совсем дети. Ни один из нас не знал, что такое брак. К тому моменту, как он понял, что это – не то, что ему нужно, у нас уже были дети. Поэтому для такого милого, но инфантильного парня, как Чак, записаться в морскую пехоту было реальным выходом. Надеюсь, это звучит не слишком цинично, отец…

– Тим. Прошу вас, называйте меня Тим. Нет, я вполне понимаю то, о чем вы говорите. Иногда мне и самому кажется, что нас мало информируют о браке. В каком-то плане супружество можно рассматривать как резкое и опасное изменение веры – в смысле объекта поклонения.

Она посмотрела ему в глаза и сказала:

– Да. Думаю, вы знаете об этом больше среднестатистического мужа.

Тим, увлекшись борьбой с угрызениями совести, был застигнут врасплох этим смелым заявлением. Она, кажется, почувствовала его смущение и, чтобы избежать недоразумений, пояснила:

– Я хочу сказать, вы, должно быть, без конца выслушиваете жалобы семейных пар? Так что вы лучше других знаете, каким не должен быть счастливый брак.

Тим кивнул и тепло улыбнулся. Это было не более чем невинное проявление человеческой симпатии, но от чрезмерного напряжения Мойра вряд ли уловила такой нюанс.

Что-то в ее голосе изменилось. Он сразу почувствовал, что она стала видеть в нем мужчину.

– Сколько себя помню, кто-то из моих подруг всегда сходил с ума по своему пастырю. То-то небось прихожанки по вас сохнут!

Тимоти рассмеялся и решил сделать упор на то, что речь идет о третьих лицах.

– Да, увы, время от времени попадаются восторженные старшеклассницы… – Голос у него дрогнул.

Она посмотрела на него и прошептала:

– А как насчет тридцатичетырехлетних вдов?

Сам того не желая, он видел под блузкой Мойры ее округлые формы и сейчас испугался собственных мыслей.

Он чувствовал, как сильно она нуждается в физическом утешении. И, к своему неудовольствию, обнаруживал сейчас такую же потребность и в себе самом. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы не дать обоим потерять контроль над собой.

– Не сомневаюсь, вы понимаете, в чем заключается обет священника.

– О-о! – Она вспыхнула. – Неужели передо мной мужчина, начисто лишенный земных страстей?

– Да! – ответил Тим, испытывая страшные угрызения совести.

– Господи, мне так стыдно! Я вас не обидела? Вы теперь меня не возненавидите навеки?

Она была с ним совсем рядом. Ее лицо было так близко от его глаз, что он лишь невероятным усилием подавил в себе порывы, возбуждаемые ее прелестями. Он мягко произнес:

– Нет, Мойра. Я не обиделся. Если это вас утешит, скажу, что я вас понимаю, только выразить этого не могу. Надеюсь, мы можем остаться друзьями?

Она с нежностью смотрела на него.

– Конечно. Только на это мне и остается надеяться.

Тиму это далось весьма нелегко. Как мужчина, он не мог отрицать, что она очень привлекательна. Но служитель церкви в нем возобладал над мужчиной. Причем настолько, что он не побоялся поцеловать ее в лоб и прошептать:

– Спокойной ночи. Храни вас Господь, Мойра.

Тим сел в машину. Он не смог повернуть ключ в замке зажигания и упал на руль. В глубине души ему было сейчас так же больно, как и ей. И он презирал себя за ложь – за то, что сказал ей, что, как священника, его не волнуют земные желания.

Ибо его уберегли от искушения не религиозные принципы, а скорее неизбывная тоска по Деборе.

65
Дэниэл

– Что, мистер Лури, позволили себе небольшую растрату?

Молодой партнер бесцеремонно ввалился в кабинет.

– Ты мог бы и постучаться, Макинтайр! – с раздражением ответил Дэнни.

– Ой, прошу прощения! Я не знал, что ты так чтишь приличия.

Питер Макинтайр Третий непривычно вызывающе держался с владельцем контрольного пакета акций его семейной фирмы. И еще больше вывел Дэнни из себя, когда уселся и задрал ноги в дорогих туфлях от Гуччи на край его стола.

– Признайся, ты и не подозревал, что я знаю такие слова?

– Если честно, то нет, – ответил Дэнни с нарастающим нетерпением.

– Вообще-то, латинское peculatio[78]78
  Растрата. От этого слова происходит английское peculation с тем же значением.


[Закрыть] одного корня с pecunia, что значит «деньги». А это, в свою очередь, – производное от pecus, что означает «скот». Так-то вот, Дэнни…

– Послушай-ка, может, ты уберешься отсюда?

Питер пропустил его реплику мимо ушей и с ухмылкой продолжал:

– Удивительная вещь эта латынь! Кто бы мог подумать, что слово, означающее растрату, происходит от коров? Ну, да в тех школах, куда ты ходил, латынь небось не изучали? Так ведь, Дэн?

Он с минуту плотоядно смотрел на Дэнни, после чего наконец перешел к делу:

– Но сейчас это не важно. Важно, что это – преступление, и его совершил ты.

Дэнни в бешенстве вскочил, нагнулся и сбросил ноги Макинтайра со своего стола.

– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать, Пит?

– Видишь ли, – пропел тот, – во-первых, речь идет о добром имени моей семьи. Во-вторых – о добром имени Аллейнов. – Он помолчал и дал эффектный залп: – И наконец, о твоей голове.

Да, Питер Макинтайр Третий явно вознамерился наилучшим образом разыграть оказавшийся у него в руках козырь.

– Для содеянного вами, мистер Лури, наверняка есть и еврейское слово. Что-нибудь вроде «нецелевого использования средств», «расхищения», «мошенничества» – назови как хочешь.

Дэнни внутренне содрогнулся.

– Знаешь, что я тебе скажу? – невозмутимо продолжал Пит. – Когда я с тобой познакомился, я подумал, что ты самый умный парень из всех, кого я когда-либо встречал. Я даже стремился тебе подражать во всем, вплоть до мелочей… Надеялся таким образом раскрыть твой секрет. Бьюсь об заклад, ты даже не заметил, что, когда стал заказывать костюмы у Франческо, я тоже переключился на него. Я старался читать все, что читаешь ты. Я даже отучился на компьютерных курсах – и наша фирма тебе за это очень благодарна.

Неожиданная лесть встревожила Дэнни, но он продолжал хранить молчание.

– Сознаюсь, – продолжал Макинтайр, – я иногда возвращался в офис в час или два ночи. Если знал наверняка, что ты уже дома. Я изучал все бумаги, которые были у тебя на столе, слова, которые ты обвел в кружок, твои пометки…

– Иными словами, – зло буркнул Дэнни, – ты вел себя как подлый воришка!

– Называй как хочешь, – согласился Питер. – Но это все цветочки по сравнению с тем, что сделал ты. Я хочу сказать, твоя шалость с «Уолстон Индастриз» была махинацией чистой воды, которую в другом месте даже назовут мошенничеством в особо крупных размерах.

У Дэнни перехватило дыхание. Со дня его краткосрочного «заимствования» одного миллиона семисот пятидесяти тысяч долларов со счетов компании прошло уже больше двух лет, и он успел успокоиться, считая себя в безопасности. Он взял себя в руки и ответил по возможности убедительно:

– Финансы компании, которыми я управляю, дважды в год проходят аудит, Питер. И никаких вопросов никогда не возникало…

– Знаю, знаю, – ответил Макинтайр. – Никто не проделывает таких фокусов, как старина Дэн. К моменту очередной аудиторской проверки у тебя уже все было в полном порядке. Ты уже «купил» фирму «Уолстон Индастриз» и успел ее благополучно сбросить…

– С выгодой для компании, заметь! – перебил Дэнни.

– Номинально, мой друг, номинально, – огрызнулся Питер. – По любопытному совпадению, прибыль составила ровно столько, сколько набежало процентов за те шесть дней, что деньги находились у тебя. Я, конечно, тупой иноверец, но я никак не возьму в толк, что помешало тебе, с твоими талантами, наварить на этом больше прибыли?

– К чему ты клонишь? – спросил Дэнни.

– Мне жутко интересно узнать, какую цель преследовал ты, когда это делал. На что-то же тебе эти деньги понадобились! И мое ненасытное любопытство велит мне допытаться, на что.

– А что, если мне срочно понадобились ликвидные средства, чтобы покрыть временный дефицит? Хотя у тебя все равно нет никаких доказательств.

Макинтайр не спешил. Он хотел насладиться этим мигом, как последней каплей марочного портвейна.

– Подозреваю, компьютерная грамотность еще не пришла на Уолл-стрит, Дэн. Эти бедняги-аудиторы проверяют по старинке только распечатки. Им и невдомек заглянуть в святая святых твоей базы данных.

– Ты что же, опустился до того, что залез в мой персональный компьютер? – Дэнни рассвирепел.

Макинтайр нисколько не смутился.

– К счастью для компании – да, – сказал он. – Мне не нужно тебе говорить, что стало бы, если бы о твоих проделках стало известно Комиссии по ценным бумагам. Не только с тобой, но и со всей конторой. С уважаемым бизнесом, основанным задолго до того, как твои предки мучились морской болезнью на острове Эллис.

Он помолчал.

– Именно поэтому я и хотел уладить этот вопрос без огласки, – сказал он. – Кстати, об этом знают пока только мой отец и дед. И доверили мне побеседовать с тобой от их имени.

– О чем? – спросил Дэнни.

– Тебе, возможно, будет трудно это понять. О нашем добром имени. Вот наше предложение, мы считаем его справедливым и абсолютно не подлежащим обсуждению.

Дэнни, затаив дыхание, ждал, что скажет Питер. Тот мерил шагами просторный кабинет, как спортсмен, разогревающий мышцы перед решающим стартом.

Остановившись в дальнем углу, он, не повышая голоса, объявил:

– Ты продаешь нам свой контрольный пакет в «Макинтайр энд Аллейн» из расчета пятьдесят центов за доллар.

– Неслыханно!

– Согласен, – с притворным сочувствием вздохнул Пит. – Можешь мне поверить, Дэн, я бился за тебя изо всех сил. Отец на самом деле не хотел давать и двадцати пяти.

Дэнни остолбенел.

Макинтайр продолжал:

– Хочешь подумать? Минут пять-десять?

– Что, если я откажусь?

– Ах, в этом-то вся и прелесть: у тебя нет выбора. Фирме «Макинтайр энд Аллейн» в худшем случае грозит потеря репутации. Ты же, милый мой, рискуешь оказаться в кутузке. Улавливаешь разницу?

Дэнни рухнул в свое кожаное кресло. Немного посидел с закрытыми глазами, потом вздохнул.

– Хорошо, готовь бумаги, я их подпишу. Только, будь добр, выметайся побыстрей из моего кабинета!

– Конечно, Дэнни, конечно. Документы будут готовы завтра к одиннадцати, и мы были бы тебе крайне признательны, если бы к двенадцати ты покинул наш офис. Почту мы тебе, естественно, будем пересылать.

Пит снова заулыбался и протянул на прощание руку:

– Да, мне немного боязно оставлять тебя одного. Давай я угощу тебя стаканчиком? Я хочу сказать, если ты сделаешь какую-нибудь глупость – ну, скажем, выпрыгнешь из окна или еще что-нибудь, – весь уговор, считай, насмарку.

Дэнни схватил со стола золотые настольные часы – подарок ему от фонда – и что было мочи запустил в Питера Макинтайра. Он промазал – часы с грохотом ударили в стену.

– Не беспокойся, Дэн, – как ни в чем не бывало улыбнулся Макинтайр. – Стену мы поправим. Спокойной ночи, старик.