Текст книги "Маршал Ней: Храбрейший из храбрейших"

Автор книги: Эрик Перрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

В то время как Ней вынашивает планы борьбы с генералами Ла Романа и Ла Каррера, Сульт занят подготовкой вывода войск из Галисии, что ведёт к обострению противоречий, так как Нею этого достаточно, чтобы заподозрить коллегу в обмане. Генерал Фурнье утверждает, что обнаружил секретные приказы маршала Сульта, в соответствии с которыми 2-й корпус вскоре должен был направиться к Саморе, иными словами, покинуть 6-й корпус, остававшийся в Галисии.^{240} В своих «Мемуарах» Сульт попытается оправдаться: «Я должен был оставаться в Галисии только на время экспедиции против Ла Романа. Именно поэтому я приказал генералу Руйе, командовавшему моим депо в Луго, собрать в маршевые батальоны всех солдат, выписываемых из городского госпиталя. Им сразу же выдавали оружие и направляли в соответствующие полки».^{241}

Справедливости ради следует признать, что маршал Ней не добился всех целей, намеченных в Луго. Слишком часто историки описывают нам его, напрасно ожидающего под стенами Вито вестей от маршала Сульта, который трусливо бросил его. Такое представление не соответствует действительности. Узнав, что англичане укрепили Ранде и Вито, что больше шести десятков орудий установлены в этих городах и что войска с английской эскадры совместно с испанцами заняли Вито, 10 июля Ней отошёл к Сантьяго-де-Компостела. Со своей стороны Сульт должен был выполнить лишь часть совместного маневра, и к тому времени он ещё не окончательно отказался от обязательств, предусмотренных соглашением, подписанным в Луго. Из важного закрытого доклада, который нам удалось обнаружить в архивах короля Жозефа, следует, что предосудительное молчание Сульта во время этих операций и его уход из Монфорти, о котором он не предупредил Нея, могли «вселить в Нея тревогу» и заставить его покинуть Галисию.^{242} В представлении герцога Эльхингенского ситуация ещё более драматична. Ему докладывают, что весь корпус Сульта вошёл в Кастилию. Ней взбешён, по его мнению, герцог Далматский откровенно пренебрёг своими обещаниями. Ней обращается к своему штабу. Что следует предпринять? Жомини советует ему одной дивизией удерживать Ла-Корунью, а другой – открыть проход на Асторгу.

– Нет, – в гневе перебивает его Ней, – или все остаёмся, или все уходим.

– Тогда уходим. Здесь мы рискуем застрять, в то время как можем понадобиться в другом месте. Кто знает, не пойдёт ли Уэлсли вверх по долине реки Тахо, чтобы соединиться с испанской армией и изгнать короля из Мадрида?^{243}

16 июня офицеры Нея получают план выхода из Галисии, маршал пришпоривает коня, чтобы ускорить движение в направлении Кастилии.

По дороге Ней постоянно перебирает в уме свои претензии к Сульту, вновь и вновь возвращается к его непростительному манёвру, в результате которого вероломный маршал оставил ему всех своих больных и раненых, опустошив его запасы. С возмущением Ней вспоминает, что Сульт исчез именно в тот момент, когда 6-й корпус надеялся на его помощь. С трудом удерживая в себе самые страшные ругательства, Ней даже допускал, что Сульт специально подготовил ему ловушку. В окружении Нея все – за исключением его мудрого секретаря Кассэня, который полагал, что речь скорее идёт об ошибке, чем о предательстве^{244} – винили и осуждали герцога Далматского. По мнению генерала Маршана, для Сульта самым срочным делом был вывод своих войск из Галисии – без объяснений и комментариев: «Именно поэтому мы тоже были вынуждены отступить. Наш отход прошел очень удачно, ведь мы транспортировали две тысячи больных и раненых, половина которых была из 2-го корпуса».^{245} Сульт пытается урезонить Нея, уточняя: «22 июня я лично находился в Ла-Гудинии и Оренсе, где велись действия против корпуса Ла Романа, который тогда же и был рассеян. По имеющимся у меня сведениям (Вам лучше знать, насколько это соответствует истине), к этому моменту Вы уже в течение нескольких дней выводили войска из Галисии».^{246} После этих объяснений Сульт полагает проблему закрытой не только потому, что считает себя невиновным в том, в чём его обвиняет Ней, но и потому, что 2-й корпус должен был, по его мнению, покинуть Галисию вместе с 6-м, чтобы принять участие в решающей кампании, которая развернётся в долине Тахо.

«Испания осточертела маршалу Нею, – пишет Маршан, – нет ни одного француза, который бы искренне не проклинал эту страну. Что касается меня, то, если бы я мог поджечь фитиль, чтобы взорвать её, страна исчезла бы в туже минуту».^{247}

30 июня 1809 года Ней собирает свой армейский корпус, насчитывающий 11000 человек, в Асторге. Но прежний пыл исчез. Партизанская война, в которой нет организованных сражений, раздражает его. Ней надеется оказаться в Австрии, где идёт классическая война и где Император увидит его в бою.

Он грустен и подавлен, а тут – событие, вызывающее новый приступ злости: Сульт назначен главнокомандующим войсками в Испании! Как выдержать такую глупость? Следует поток горьких жалоб: «Положение хуже моего трудно вообразить. От меня требуется невозможное: я должен служить рядом с человеком, который с редким коварством обманул меня».^{248} Генерал Маршан не лишает себя удовольствия подлить масла в огонь: «К счастью, маршал Ней не захотел разбираться в планах маршала Сульта, иначе мы были бы сейчас на пути в Португалию. <…> Я немало сделал для того, чтобы маршал Ней отказался от столь гибельной операции. Подобные идеи могли прийти в голову только человеку, полностью утратившему чувство любви к своей стране. <…> До прибытия Императора здесь ничего хорошего не случится».^{249} Последнюю фразу можно полностью отнести к странному сражению при Талавере, произошедшему 28 июля 1809 года. Англо-испанская армия под руководством Уэлсли, отбив атаки французов, отступает на левый берег Тахо. Вот что пишет об этихсобытияхЖурдан, несущий ответственность за проигранную битву вместе с королём Жозефом: «Несмотря на боевые действия, в которых он вынужден был принимать участие, за четыре дня Ней совершил переход от Пласенсии до Саламанки. Если бы Сульт двигался с такой же быстротой, английская армия была бы разбита».^{250} Яркий пример вражды военачальников, это обвинение ни в коей мере не уменьшает откровенного нежелания Нея подчиняться распоряжениям Сульта. Страстно желая избавиться от конкурента, измученный постоянными упрёками, герцог Далматский решается, в свою очередь, нанести удар, причём не прямо, а посредством письма, направленного королю Жозефу. Витиеватое дипломатическое послание оказывается гораздо более эффективным, чем слишком жёсткая прямая филиппика: «Я вынужден ещё раз просить Ваше Величество соблаговолить решить, не будет ли лучше для дела, если господин маршал Ней получит другое назначение. <…> Ваше Величество придало бы большую гармонию военным действиям, что сделало бы меня сильнее. <…> Сир, возможно, я обращаюсь с неделикатной и обременительной просьбой, но повторю, что действую так, как мне диктует чувство долга, действую во имя блага нашего дела. Я ни в коей мере не руководствуюсь эмоциями или личным отношением, напротив, я готов быть ещё внимательнее и предупредительнее по отношению к господину маршалу герцогу Эльхингенскому. Скажу больше: я с удовольствием передал бы ему верховное командование, которое возложено на меня, если бы это послужило исполнению планов Императора».^{251}

Ультиматум сформулирован чётко, нужно выбрать: Сульт или Ней! Жозеф предлагает командиру 6-го корпуса возглавить армию Виктора. Ней противится изо всех сил. Он не может оставить храбрых солдат, которыми командовал со времён славной кампании 1805 года. Тупик! 4 октября маршал отправлен во Францию, что вполне его устраивает, но радость длится не долго. В его отсутствие 6-й корпус, которым командует Маршан, потерпел поражение в Тамамесе. Возмущённый Наполеон приказывает Нею вернуться на свой прежний пост в Испании. Сможет ли он когда-нибудь покинуть эту проклятую страну? 16 декабря Ней снова вдыхает рыжеватую пыль, он опять в Саламанке. Со своей стороны Жомини узнает от кого-то, что его присутствие в Испании стало нежелательным. Привыкший к внезапным переменам настроения своего шефа, к приступам агрессивности, он всё же ошарашен, когда узнаёт причину столь грубого изгнания. «Тайный советник» победителя Эльхингена попал в немилость, так как его голос стал слишком громким.

Весна 1810 года. Гаспар де Клермон-Тоннер, доставивший маршалу Нею письмо Жозефа Бонапарта, сталкивается с ледяным взглядом человека, привыкшего командовать. Затем ему приходится выслушать от того же человека длинную жалобную речь. «Король плохо относится ко мне, – говорит ему Ней, – он выслал меня из Испании. Император не разрешает брату переводить маршалов из одного корпуса в другой, армией распоряжается только он. В Чамартине мне здорово от него досталось за единственный визит к королю в Прадо…» Выслушав маршала, посланник старается вежливо передать ему огорчение короля Испании, узнавшего о лихоимстве в провинции Авила, далее он объясняет необходимость осады крепости Сьюдад-Родриго, взятие которой обязательно в преддверии нового похода в Португалию. Ней упрямится. Авила? Суверен напрасно переживает: речь идёт не о поборах, а о законных контрибуциях, одобренных Императором. Сьюдад-Родриго? На самом деле не следует обращать внимания на эту крепость, нужно наступать на англичан, идти на Визеу. Ней уверен, что англичане уже не прочь вернуться домой. По его сведениям, их транспортные суда в Лиссабоне и Порту готовы принять войска.^{252} Видя, что разговаривает со стеной, Клермон-Тоннер покидает маршала, о котором позже напишет: «В голове у него нет больших идей, самое заметное его качество – как в беседе с коллегой, так и перед лицом врага – непоколебимая стойкость»,^{253} Они встретятся ещё раз в 1815 году. Увы, Клермон-Тоннер будет одним из пэров Франции, голосовавших за смертную казнь Нея.

Решив рассчитывать только на себя, маршал принимается тасовать карты, но, к его большому сожалению, сдаёт не он. В очередной раз он вытеснен другим маршалом Империи. Новый конкурент – тот, кого называют «Любимое дитя Победы», сложившийся военачальник, замеченный в Италии при Риволи, в походе на Леобен, отличившийся при обороне Генуи и Эсслинга – Массена. Наполеон назначает его командующим армией в Португалии. Армия состоит из трех корпусов: 2-го корпуса Ренье, 6-го – Нея, куда входят дивизии Маршана, Мерме, Луазона и Лорсе, а также 8-го корпуса Жюно. Всего 65 000 солдат. Им противостоит англо-португальская армия, насчитывающая 59 000 человек.

Английский генерал в треуголке без перьев, сплющенной, потерявшей форму под дождями, с подзорной трубой у левого глаза возникает на пути Массены и Нея. Это Уэлсли, ставший герцогом Веллингтоном, с ним Храбрейший из храбрых столкнётся при Ватерлоо, в конце своего пути.

Погружённый в себя, Ней оценивает риски похода в Португалию, который ему предстоит совершить вместе с Массеной – уже третьего после попыток, предпринятых Жюно и Сультом. Публично он говорит об удовольствиях предстоящего приключения, но внутренне Ней против. Он прекрасно знает о нехватке снаряжения для своих войск. 15 мая 1810 года в Саламанке Ней встречается с Массеной. Военачальники знакомы, они вместе сражались под Цюрихом. Первые основания для тревоги герцога Эльхинген-ского: Любимое дитя Победы сильно постарел, хотя былая красота его итальянского лица ещё не стёрта усталостью, накопившейся во время походов, и многочисленными любовными приключениями. В свои пятьдесят два года седеющий, сильно похудевший и ссутулившийся князь Эсслингский уже не прежний Массена. Ней не может скрыть досады, вызванной подчинённым положением, но что ещё хуже – он практически сразу начинает критиковать решения своего начальника, причём в неуважительной форме, о чем добрые души спешат сообщить объекту критики.^{254}

Мрачный и нелюдимый Массена делает себе поблажку: в походе его сопровождает любовница, что служит поводом для многочисленных шуток. Однажды, когда Массена пригласил его на обед, Ней поворачивается к даме спиной и, откровенно игнорируя её, обращается только к своему соседу слева. С дамой случается нервный приступ, она падает в обморок. Ней выходит из-за стола, позволяя себе при этом довольно колкие шутки в адрес Массены.^{255}

Узнав, что в Саламанке герцог Эльхингенский приготовил замок для приёма Наполеона, Массена, известный своей скупостью, пишет Нею: «Не мог бы я без шума разместиться там до его приезда (если таковой состоится)?» И подписывается: «Ваш друг».^{256} Ней пожал плечами и вдоволь посмеялся над претензиями «Его Милости». Поверим ли мы герцогине Абрантес, которую позже прозвали «Абракадабрантес», когда она цитирует письмо Нея Массене, начинающееся следующими словами: «Как и Вы, я герцог и маршал Империи, что же касается Вашего титула князя Эсслингского, то он важен лишь в Тюильри. Вы напоминаете, что являетесь главнокомандующим, но я об этом прекрасно помню…» Не стоит игнорировать обмен ядовитыми обращениями, последствия которых будут осложнять третий португальский поход. Имеется достаточно свидетельств разногласий между маршалами.^{257} У возвратившихся в Испанию французов местные жители издевательски спрашивали: «Вы за Нея или Массену?»^{258}

С самого начала кампании Ней с трудом сдерживает себя, обстановка ему не нравится. Он убеждён, что следует немедленно войти в Португалию, чтобы заставить лорда Веллингтона вступить в битву. Он не повторяет действия начальника, он его подталкивает. Вот ответная реакция Массены: «Не буду скрывать от Вас, что я не привык к такому стилю».

После взятия крепости Сьюдад-Родриго Массена по-прежнему не желает начинать действия против армии Веллингтона. Он опасается, как бы Ней не начал их раньше времени. Пеле, первый адъютант князя Эсслингского, слишком поздно направленный в Сьюдад-Родриго, чтобы напомнить Нею о полученных им инструкциях, с ужасом узнаёт, что утром 25 июля[70]70
  Правильно 24 июля. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] 1810 года у горной реки Коа, через которую можно было перебраться только по каменному мосту неподалёку от Алмейды, произошёл ожесточённый бой между 6-м корпусом и лёгкой дивизией английского генерала Крауфорда. Столкновение, которого ни Массена, ни Веллингтон не желали, стало неизбежным из-за высокомерной храбрости их подчинённых. Прибыв в Альдеадель-Обиспо, где стоял лагерь Нея, Пеле застаёт его в постели. Маршал молча смотрит на разбудившего его человека Массены. Не дожидаясь критики, Ней начинает говорить и не даёт гостю вставить даже слово.

– Я действовал в соответствии с приказом, никто никогда не ценит то, что я делаю для других. Враг сопротивлялся, но я дрался хорошо.

Спорить бесполезно, герцог Эльхингенский не изменит своей точки зрения.

Что же произошло на Коа? Крауфорд надеялся закрепиться за прикрывавшей его рекой. Неправильное решение! Его подстерегали 30 000 солдат. Одна из бригад генерала Луазона немедленно обрушилась на английскую дивизию. Более того, маршал и сам упорно пытался перейти Коа по длинному и узкому мосту к которому после неосторожной попытки наступления в спешке вернулся Крауфорд. Неудача! В результате – горы трупов, английские элитные стрелки отразили три атаки. Об этом бое без победителя и побеждённого один из свидетелей сказал: «Командир виновен, когда жертвует жизнями защитников Родины либо по неосторожности, либо по безрассудству».^{259} Действительно, маршал прекратил атаки лишь тогда, когда потерял 527 человек. Некоторые историки, желающие оправдать то, что Ней прекратил атаковать мост через Коа, попытаются обвинить Монбрена, который якобы отказался в нужный момент послать в бой своих кавалеристов под тем предлогом, что у него не было приказа Массены. Это не соответствует истине: кавалерия Монбрена активно участвовала в этом сражении, описание которого часто искажается биографами Нея. Были даже попытки представить битву как блестящую победу французского оружия.[71]71
  Сражение 24 июля 1810 года, до невозможности искажённое в «Нее» Бонналя (Bonnal H. Op. cit. Т. III. P. 359) может быть восстановлено лишь на основе документов, хранящихся в Венсене под шифром С⁷ 20.


[Закрыть]

Следующее сражение с Веллингтоном 27 сентября 1810 года также не было удачным. При Бусако, где на скалистом гребне протяжённостью более 14 километров окопалась англо-португальская армия, Массена теряет часть своих солдат и часть собственной репутации. «Самая сильная позиция во всей Португалии», – должен настаивать Массена, чтобы оправдать свое поражение. Маршал Ней хотел атаковать 26 сентября: «Подчиняясь, я делаю большую уступку тем, что не иду на приступ только силами моего корпуса». Массена назначил сражение на следующий день, что позволило противнику сконцентрировать артиллерию и резервы на неприступных позициях. По крайней мере, такова была версия, бытовавшая во французских войсках. Обвиняя Массену, его позднее прибытие на место действия связывали даже с его любовницей, которую он возил с собой в мужском платье со времени пребывания в Калабрии. При Бусако Ней находился не в лучшей форме, плохо связанные между собой атаки дивизий Луазона и Маршана были отбиты Веллингтоном, который в глазах своих солдат стал «длинноносым парнем, который бьёт французов». Забывая, что он первым ратовал за наступательную стратегию, Ней вспоминает совет, который дал Массене утром накануне сражения: отступить и ждать подхода достаточных подкреплений. Мол, так бы мы сохранили жизни 4500 храбрецов. В действительности же, все французские командиры заслуживают упрёка, и Ней не исключение. Он совершил серьёзную ошибку, когда 26 числа не приказал своей кавалерийской бригаде провести разведку, что позволило бы обойти с фланга позиции при Бусако.^{260}

В 6-м корпусе растёт недовольство, начинается брожение. Солдатские разговоры доходят до ушей маршала Нея: Португалия не стала для них обетованной землёй.. Он может настроить солдат против Массены. Плохое питание, усталость, отсутствие мотивации – столько дополнительных обстоятельств, которые он непременно использует, чтобы доказать, что настойчивость командующего перерастает в упрямство.

Мнительный Массена запретил офицерам Нея отъезд во Францию, ни один не должен уехать. Массена опасается, что секретному гонцу из 6-го корпуса удастся пробраться в Тюильри, чтобы излить желчь в императорские уши.^{261} Герцог Эльхингенский не появляется в штаб-квартире армии. Массена вынужден приглашать его для длинных и бурных бесед, чтобы объяснить ему свое видение продолжения кампании. Главный интендант Ламбер, старавшийся представить военные операции в невыгодном свете, убеждает Нея, что в общих интересах было бы как можно быстрее покинуть Португалию. Зная, что Император требует «упорной войны», князь Эсслингский вынужден бороться с пораженческими настроениями и ненужными комментариями Нея, который предсказывает печальный конец, если армия немедленно не возвратится в Испанию. Посланный в Париж генерал Фуа вместо подкреплений получает несколько ободряющих слов, в частности, рекомендацию постоянно теснить англичан. Такие инструкции, исходящие из столицы, заставляют Нея признать, что Массена по-прежнему пользуется поддержкой Императора. «Казалось, что с этого момента нас ведёт непогрешимый гений Императора и его бесконечная мудрость».

После того как Массена натолкнулся на укреплённую линию Торрес-Ведрас к северу от Лиссабона, главное препятствие на пути к контролю над Португалией, некоторые историки упрекают его в пассивности, но и железная рука Нея помогает несильно. Решимость Массены перейти Тахо, чтобы выйти к Лиссабону, уменьшалась из-за того, что он боялся герцога Эльхингенского, который «втайне стремился его скомпрометировать, предавая случаю судьбу армии и всей кампании».^{262}

Поползли слухи. 18 февраля 1811 года дружеский обед уЛуазона превращается в подобие военного совета. Нужно ли отступать? Ней, Жюно и Фуа пытаются убедить Массену в своей правоте, последнему же трудно принять идеи, нашёптанные на ухо. «Решение я приму сам!» Отсутствие существенных подкреплений делает отступление к Мондегу неизбежным, и Массена наконец решается.

С этого момента слово «отступление», казалось бы, наполненное негативным смыслом, становится комплиментом, когда его упоминают рядом с именем Нея. Отступление – это его конёк! Нам это известно ещё по Гуттштадту, теперь – подтверждение в Португалии, а в будущем – в России.

Успешные сражения при Помбале и Рединье 11 и 12 марта заставляют нас забыть его скверный характер и трагические последствия его распрей с маршалами, которые поставлены им командовать. Англичане покинули свои траншеи, чтобы преследовать отступающие французские колонны. Тут Ней умело располагает свои полки, опытным взглядом определяет направления передвижения и, гарцуя на белом коне, призывает солдат бороться за каждую пядь земли:

– Егеря, если вы сейчас же не заставите врага отступить, то обесчестите себя и навсегда потеряете репутацию героев!

В Рединье Ней нисколько не смущён численным превосходством армии Веллингтона. Он удерживает позиции с 6 часов утра до полудня, его артиллерия сильно прореживает ряды неприятеля. Позже под давлением превосходящих сил он всё же отдаёт сигнал к отступлению. Англичане тут же занимают высоты, надеясь оттуда бить по французам, скопившимся у моста, но ихждёт неприятный сюрприз. Предусмотрительный Ней заранее оставил в засаде два батальона для встречи англичан. Возбуждённый маршал обращается к генералу Шарбоннелю:

– Чёрт побери, генерал! Почему молчит ваша артиллерия? – и тут же спохватывается:

– Пардон, генерал! Я был не прав.

Пока интенсивный и мощный обстрел сдерживает противника, желающего спуститься к Рединье, войска Нея отходят в шахматном порядке, будто на параде, и без потерь, умело воспользовавшись всеми особенностями рельефа, и в Кондейше соединяются с основными силами армии. «Это был захватывающий спектакль! – восклицал маршал. – Армию из 25 000 англичан и ещё большего числа португальцев постоянно отбрасывал шеститысячный корпус!»^{263}

Ободрённый своими успехами, Ней всё более жёстко критикует командующего, который упорно не хочет уходить в Испанию. Из-за того, что войска Нея слишком рано покинули Кондейшу, Массена со всем своим штабом едва не был захвачен противником. Этот инцидент доводит до предела ярость князя Эсслингского, уверенного, что Ней специально ушёл из Кондейши, чтобы подвергнуть его опасности. Дальше хуже: Ней делает ещё один шаг к откровенному неповиновению, категорически отказываясь оставаться в Португалии. 22 марта 1811 года Массена решает отстранить Нея от командования корпусом и отослать его в Париж.^{264} Наконец-то, самое время! Этот уход не назовёшь самым славным, хорошо в нем лишь то, что Ней больше не участвует в Испанской войне, на которой он провёл два с половиной года под командованием Сульта и Массены, так и не добившись желаемых результатов. Эта самая продолжительная кампания Нея, его самое тяжёлое воспоминание. Ведь если бы не события на Иберийском полуострове, то он был бы при Ваграме.

Многие историки связывают неудачи в Испании с посредственными способностями маршалов, которые, по их мнению, в отсутствие Наполеона теряли половину своей полководческой ценности. Но не следует упускать из вида ошибочные расчёты Императора: цели, разработанные по картам в салонах Тюильри, были слишком удалены от театра военных действий. Средства, которые Наполеон предоставил своим военачальникам, не соответствовали поставленным задачам.

Как примет повелитель мятежного подчинённого? Опала? «Можете говорить со мной откровенно, – замечает ему Бертье на другой день после скандала. – Несмотря на заслуженные симпатию и уважение Императора к князю Эсслингскому, к вашему донесению Наполеон отнесётся с большим интересом».^{265} Маршал никогда не раскаивался ни в одном из своих письменных объяснений, направленных Наполеону: «Мой характер заставляет меня просить отдыха, который, как мне кажется, я заслужил». Он намерен отказаться от дальнейшей военной карьеры, если ему предоставят отпуск.^{266}

В Сен-Клу, прикрываясь рукой или веером, свет обсуждает взаимную ненависть Нея и Массены. Через несколько недель оба маршала встретятся у Императора, где каждый попытается обвинить другого в неудаче португальской экспедиции. Как раз в это время Наполеон становится счастливым отцом: Мария-Луиза дарит ему сына. Император не наказал своих маршалов, но впредь он будет держать Массену подальше от передовой. А Ней?

Император не может лишить Великую армию столь храброго военачальника, как герцог Эльхингенский, особенно после гибели при Эсслинге Ланна, такого же храбреца. Он не перестаёт доверять ему, продолжает в какой-то мере восхищаться его невообразимой отвагой, благодаря которой немало французских солдат, обречённых на гибель в русской пурге, как будто благодаря чуду, перейдут через покрытые льдом воды Немана. Именно благодаря кампании 1812 года сложится репутация Рыжегривого Льва.