Текст книги "Чудеса на седьмом этаже (СИ)"

Автор книги: Эппле Гриин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Славка с шумом вдохнул воздух, чувствуя, как раздуваются ноздри и бешено заколотилось сердце. Значит так, да? Не успокоишься никак? Ну, посмотрим, кто кого! Может, он и ботаник, но спуску какой-то там разукрашенной девке не даст!

«Ты обо мне штоле?» – задиристо написал он.

Юля, кажется, только его и ждала, потому что ответ появился в ту же секунду:

«Слишком много чести для одного недоноска».

Славка фыркнул. Тц, девочка…

«Ага, так ты со всеми соседями не дружишь? Ну, это понятно… С таким-то личиком!»

«Девочка» тоже была в ударе:

«Ну да, мое личико получше будет, чем твоя рыбья морда».

Слава качнул головой… Тоже мне, леди.

«Какое сомнение! С чего бы вдруг?» – настрочил он.

«Да на тебя без жалости не посмотришь! Так и хочется: либо врезать, либо закопать», – издевалась Юлия.

Ну-ну. Ладно.

«А чего ты в лифте тогда на меня пялилась?» – Славка дернул себя за мочку уха. М-м-м, это не похоже на флирт?

Нет, Юлия не посчитала это заигрыванием.

«Мысленно решала: сразу в челюсть дать или заставить тебя помучаться?»

«Испугался ащще прост!», – Слава решил больше не миндальничать. С азартом придвинул ноутбук к себе ближе: блин, а весело!

«Так вот почему постоянно от тебя такая вонь, – ехидничала Юлька. – Тогда это все объясняет!»

Ой, ну оригинально – сил нет. Слава задумался. Так, как отбить?

«Это твои дрянь-духи так ужасно пахнут. В лифте воздух не успевает выветриваться от этого запаха, и когда ты заходишь в него снова – ощущаешь эту вонь от своей же дешевой туалетной воды. Меня лично всегда чуть ли не рвет от этого едкого запаха».

Юля выдержала паузу и ответила:

«Так а че ты едешь со мной в лифте? Токсикоман?»

Славка потер лицо руками… Бред какой-то. Уже оба несли. Пора сворачиваться.

«Да пошла ты… Было бы два лифта – ни разу б не поехал».

Юлька то ли обиделась, то ли отвлеклась на другую грызню – в общем, слилась из разговора. Слава задумчиво посмотрел на монитор… Замечательное развитие отношений. Теперь она еще больше ненавидит его. Прелестно!

Но почему-то не мог воздержаться от едких комментариев. Впервые кто-то пробуждал в нем такую бурю эмоций… То ли по стенке размазать, то ли упасть на колени и признаться в любви.

Сложно.

Это было только началом. Каждый вечер Славка на всех парах летел к ноутбуку и с замиранием сердца проверял, в онлайне ли его «враг». Это превратилось уже в своего рода навязчивую идею: весь день он мысленно готовился к новой словесной битве, придумывая колкости.

Они до посинения препирались в сети по любому поводу, засиживаясь до полуночи. Юля даже статус в профиле сменила на «Ненавижу тебя!». И Слава точно знал, кому адресован этот посыл.

Ему.

Если сталкивались в лифте (а сталкивались с подозрительным постоянством), то пожирали друг друга злобными взглядами и не забывали напоследок как следует приложить красным словцом.

Но при этом Слава не без внутреннего удовлетворения отмечал, что на самом деле у них много общего: Юлька тоже слушала много всякой разной музыки, не зацикливаясь на чем-то одном, они смотрели одни и те же фильмы и сериалы и независимо друг от друга оставляли похожие на них рецензии, оба много читали фэнтази и рубились в «доту». И частенько в своих разборках так увлекались беседой, что забывали, по какому-то поводу в этот раз сцепились, и уже взахлеб обсуждали новый альбом любимой группы или стебались над свежей серией сериала.

И, кажется, оба не могли прожить и дня без ежевечернего сеанса связи… Находясь друг от друга на расстоянии пары этажей высотного дома.

Тайные надежды Славы на то, что рано или поздно они забудут про дурацкие стычки и наконец-то начнут нормально общаться, рухнули в одночасье, одним дождливым вечером.

Ему повезло выступить на классном концерте. И не в филармонии, а в рок-клубе! Знакомым музыкантам – взрослым и состоявшимся – срочно потребовался саксофонист на замену, и они позвали его. Сыграть с ними!

Ох, как это было офигенно: стоять на сцене, играть настоящий рок и смотреть на веселящуюся под их музыку публику! Славка даже фото у себя на стене в профиле вывесил – так ему хотелось похвастаться этим событием Юльке. Почему-то ему подумалось, что она обязательно оценит! Правда, на фото он стоял в отдалении, и лица не было видно, но общая атмосфера концерта понятна – драйв!

Но Юлия не оценила, прислав ему сообщение в личку:

«Дерьмовая роль тебе досталась. Где-то в самом углу подвываешь на своей трубе ржавой».

Слава несколько раз перечитал послание, ощутив внезапную пустоту в сердце. Несмотря на всю агрессию в переписках, ему казалось, что это просто игра такая. Что, возможно, он все-таки интересует Юльку, раз она с таким усердием тратит на него свое остроумие. Да и вообще… У них же столько общего! Но, похоже, ошибался. Славка действительно ее раздражает, и ничего особенного Юля в нем не видит. Для нее он и вправду лох, которого можно троллить в сети. Этакая развлекуха. И никакие рок-концерты этого не отменят.

Славка не стал отвечать.

Удалил к черту профиль с ВК и закрыл ноутбук.

Хватит. И так больно.

Юля уже час безуспешно проверяла информацию о новых сообщениях. Их не было. Более того… Мистер Сакс исчез из сети. И следа не осталось.

Она поджала губы и побарабанила пальцами по столу.

Дурак.

И надо ж было влюбиться в такого идиота!

Тихий мальчик-сосед в строгом пальто и с вечным футляром в руках сразу понравился Юльке. Она сама не знала, почему. Возможно, потому, что все парни, которые обращали на нее внимание, были полнейшими придурками. Козлами озабоченными. Если она так одевается – это еще не значит, что к ней можно подкатывать с предложениями «трахнуться».

Да сейчас! Разбежались!

Юлька-то еще и не целовалась ни с кем – не было такого желания. Ей хотелось познакомиться с таким парнем, который не смотрел бы на ее внешность. С которым просто было бы весело и интересно проводить время. Умного, продвинутого. Можно симпатичного, но это необязательно. И который понял бы, что ее привычка носить яркую одежду – это не вызов и эпатаж. Она просто любит так одеваться и не понимает, почему должны быть какие-то для этого определения: вот этак можно, а иначе – неприлично. Это же всего лишь одежда. Так почему бы ей не быть такой же жизнерадостной, как и Юлькины мысли поутру?

Юля с мамой жили вдвоем – папу она вообще не знала, поэтому где-то на подкорке подсознания ей хотелось подружиться с кем-то надежным и верным. Но липли одни уроды! Да и вообще… Даже взрослые люди с трудом ее воспринимали – нет-нет, кто-нибудь обязательно сделает замечание, мол, ты же девочка, а так выглядишь… Одна мама ее поддерживает. Поэтому приходилось защищаться – кусаться, бодаться, огрызаться, и это уже вошло в привычку.

Впрочем, Юльке всего шестнадцать, и она не отчаивалась – еще встретит хорошего парня. Обязательно встретит! А если нет… То лучше останется в гордом одиночестве!

И когда Юля увидела Славу… Ей очень захотелось с ним познакомиться, тем более, они часто встречались то в подъезде, то в лифте, но парень обычно молча смотрел в пол, полностью ее игнорируя.

Каково же было Юлькино удивление, когда она обнаружила, что придурок, раскритиковавший ее картину, на которую, между прочим, было потрачено два дня (!), и есть ее сосед.

Поначалу Юля жутко обозлилась на него. Вот тебе и невинная ромашка, но потом… Славка оказался классным! Кто бы мог подумать, что этот тихоня так хорошо разбирается в современной музыке, да и за словом в карман не полезет.

Она каждый вечер ждала его в сети, чтобы продолжить эту интригующую войну! Пикироваться с ним – сплошное удовольствие: Славка не сливался, не делал ей поблажек. Но порой они оба забывались и уже беседовали, как друзья. И Юля вынуждена была признать, что, кажется, впервые в жизни влюбилась.

И какой черт ее дернул послать ему в личку это дурацкое сообщение? На самом деле, ей понравилась фотка, и Славка там был… совсем другим. Таким красивым. Но не скажешь же это впрямую, особенно после нескольких месяцев военных действий. Юлька написала первое, что пришло в голову, чтобы вытащить Славу на разговор, но уже в личке, а не прилюдно, в пабликах. Она не сомневалась, что он ответит как-нибудь заковыристо, они немного позлословят… А потом будет как обычно, и Юлька найдет удобный повод заставить Славку пригласить себя на концерт. Из серии, ну ладно, докажи, что ты не лох!

Вместо этого Слава прекратил вообще все общение.

Дурак.

И как назло они перестали встречаться в лифте.

Юля возвращалась домой из супермаркета, загруженная несколькими тяжелеными пакетами с продуктами. Несколько раз останавливалась передохнуть. Плохо, конечно, что у них нет машины. И вообще помочь некому. Всегда со всеми проблемами мама разбирается сама. С мужиками ей категорически не везло. Может, это семейное? Проклятье какое-нибудь? И они обе – магниты для кретинов безруких и безответственных?

Юля вздохнула, встряхнула затекшими руками и потерла ладони. Ладно, последний рывок – дом уже виден.

– Подожди! – услышала она тихий окрик. Обернулась. И замерла. К ней спешил Слава – с насупленным выражением на лице, неожиданно взъерошенный, в куртке нараспашку, за плечом висит футляр с саксофоном.

– Чего надо? – буркнула Юлька, сузив глаза.

– Ничего, – ответил Слава и подхватил ее пакеты. – Идем.

– И без тебя справлюсь! – огрызнулась Юля, пытаясь отобрать ношу.

– Иди уже! – прикрикнул на нее властно Славка. – Ты же девочка! Тебе нельзя таскать тяжести! – и он зашагал вперед, передернув плечами.

Юля оторопело посмотрела ему вслед и глупо улыбнулась. Бросилась за Славкой. Догнала и покосилась на него. Заметила на его носу веснушки. И родинку возле уха. И еще он нес пакеты без видимого напряжения. И вообще весь подтянутый. Выпрямилась – сама она часто сутулилась.

– Слушай, – Юлька замялась, – извини меня за то сообщение, – едва слышно проговорила она. – Я не хотела тебя обидеть. Просто ты все неправильно понял.

– Ну-ну, – отозвался Славка. – Дура, – но как-то беззлобно, мягко.

– Ботаник, – счастливо ответила Юлька.

Уже перед дверью ее квартиры Славка, пряча взгляд, спросил:

– Не хочешь… вечером прогуляться?

– Ты меня на свидание, что ли, приглашаешь? – язвительно фыркнула Юля и мысленно отвесила себе подзатыльник. Но Слава решительно поднял на нее глаза и твердо ответил:

– Да.

– Я согласна, – выдохнула Юлька».

– Такие няшные получились! – Ярик в этот раз заставил меня прочитать ему вслух рассказ. – И ты знаешь… Думаю, если половину подростков вытащить из сети и столкнуть лоб в лоб друг с другом… Многие бы из них из хейтеров превратились бы в друзей.

– Думаешь?

– Угу, – кивает Яр. – В сети много придуманного. В реальности все становится гораздо проще. Наверное, – он замолкает, задумавшись.

– Не знаю, – пожимаю я плечами. – Но мне бы хотелось в это верить.

На следующий день мы вышли с Яриком на ежедневную прогулку – это уже стало традицией.

Во дворе пристраиваемся на лавочке возле детской площадки. Я шарю в карманах в поисках сигарет, но замечаю малышню, играющую в песочнице, и решаю воздержаться.

На улице хорошо – середина апреля: солнышко припекает, тепло, воздух вкусно пахнет просыпающейся ото сна зеленью – хочется вдыхать его полной грудью и строить грандиозные планы.

– Яр…

– М? – мой приятель сидит, вытянув ноги и всунув один наушник в ухо.

– А чего-то ты правда с друзьями не тусуешься?

– Не знаю, – пожимает он плечами. – У них все разговоры только о том, кто, блин, до какого уровня прошел в очередной онлайн-игрушке. Да и вообще… Фиг вытащишь из-за компа. В футбол погонять не с кем.

– Печаль, – соглашаюсь. – Что слушаешь?

– Muse, – отвечает Ярик и сует мне в ухо наушник. – Знаешь?

– А то! – фыркаю, прислушиваясь. – «Hysteria»?

– Угу. Одна из любимых папиных групп. Мы даже на их концерте были.

– Ясно, – замолкаю. – Хочешь я с тобой в футбол сыграю?

– Ты? – Яр недоверчиво окидывает меня взглядом.

– Ну да. Я в детстве с пацанами часто мячик гоняла, – и не только, кстати. Мы с улицы не вылезали: какие-то шалаши строили в рощице за домом, в «Казаки-разбойники» на стройке играли, «Классики», «Квадрат», резиночки… Сейчас вообще дети так развлекаются? Я недавно парочку видела – парня с девушкой: так они сидели в кафе за столиком, уткнувшись в свои мобильные. Чудное общение! Не удивлюсь, если они в этот момент друг с другом в соцсетях флиртовали.

– Блин, давай! – оживляется Ярик. – Сейчас сбегаю за мячом.

Стоило нам с Яром сделать пару пробежек по полю с мячом, я мгновенно взмокла и скинула куртку. Но весело! Мы толкались, отбирая друг у друга мяч, Ярик орал, что «ты играешь нечестно!», потому что в счете вела я. Мухлевать тоже надо уметь. Хе-хе!

Буквально через полчаса к нам напросилась в компанию ребятня лет двенадцати, и у нас уже развернулась форменная баталия на футбольной поле. И даже появились зрители…

Ребята возраста Ярика с ближайших домов, среди которых я узнала пару товарищей из тусовки Агаты. Похоже, наш двор, как новый, чистый и свежий, – место их постоянной сходки. Правда, самой героини романтических грез моего приятеля не было, и я отметила тень разочарования, проскользнувшую по лицу Яра, когда он смотрел в их сторону.

Зато…

– Ань, смотри! – восклицает Яр.

Я оборачиваюсь и замечаю на самой дальней скамейке Славу и крашеную девицу, которой самовольно дала имя Юля. Парнишка как будто внешне преобразившийся – хотя одет точно так же, сидит, вытянув ноги, и о чем-то увлеченно говорит. «Юля» лежит, пристроив голову у него на коленях, и влюбленно смотрит на него. Иногда он невесомо поглаживает ее по щеке, а девушка перехватывает его пальцы и крепко их сжимает. Они ничего и никого не замечают вокруг.

– Аня! – восторженно шепчет мне на ухо Ярик. – Кажется, твои истории сбываются.

5. Стеклянные колпаки и волшебство на заказ

– Ань! – Ярик переступает порог моей квартиры с загадочным видом.

– Да? – в тон ему отзываюсь, закалывая перед зеркалом челку невидимками. Достала – сил нет! Второй час не могу ни строчки написать, потому что то и дело нервно дергаю головой, откидывая волосню с глаз. Дебильная стрижка – надо было мне до такой додуматься! Пришлось сходить в магазин за заколками.

– Это… – Яр замирает, разглядывая меня. – А у тебя глаза красивые, – неожиданно выдает он.

– Эммм… Спасибо, – киваю и возвращаюсь в комнату. К ненавистному роману. – Я занята. Поэтому все сам. И чтобы тебя не слышно было!

– Подожди, – он хватает меня за руку. – У меня для тебя героиня рассказа есть.

– Мне некогда! – отрывисто бросаю, усаживаясь за рабочий стол.

– Аня… – тянет Ярик, хвостиком следуя за мной. – Ей очень нужна сказка со счастливым концом, – облокачивается на спинку кресла. Задираю голову – он смотрит на меня сверху вниз и улыбается.

– Слушай, – пытаюсь принять серьезный вид, но его физиономия при таком ракурсе меня веселит, – я тебе фея-крестная, что ли? – смеюсь.

– Но ведь работает же! – Ярик раскручивает меня на кресле, разворачивая к себе, и присаживается на корточки передо мной.

– Это просто совпадения, – отмахиваюсь.

– Нет, – упрямо качает головой он. – Не просто. Все сбывается! – говорит с такой искренностью, что я уже готова пойти у него на поводу. А фиг с ним! Сроки сдачи я и так прошлепала – хуже не будет.

– Что за героиня? – интересуюсь.

– Таня. С третьего этажа. У папы на предприятии секретарем работает. И отец ее иногда до дома подвозит, – объясняет Яр, вставая и присаживаясь на диван рядом с рабочим столом.

– Даже так? – почему-то новость о том, что Николай Валентинович кого-то там куда-то подвозит меня неожиданно раздражает. Хотя мы даже до сих пор не знакомы.

– Ну да, они ж там, кто из руководства, порой допоздна торчат. Особенно если новую линию производства запускают. И Таня должна вместе с ними работать – кофе подавать, все за всеми записывать… А папа мой никогда не позволит молоденькой девушке возвращаться домой без присмотра, тем более, если уже стемнело, – с гордостью заканчивает Ярик.

– Молоденькой? – зачем-то уточняю.

– Ей то ли двадцать три, то ли двадцать четыре года, – пожимает плечами мой приятель.

– Ну-ну, – свожу брови к переносице. Понятно. Таких девочек-то, конечно, приятно подвозить до дома. Это ж не какая-нибудь там Зинаида Ивановна пятидесяти лет от роду. И отец Ярослава благодаря моей буйной фантазии вдруг превращается в этакого тайного ловеласа – любителя секретарш, чем жутко меня разочаровывает. Я уже привыкла думать о нем, как об исключительно положительном персонаже.

– Папа не только ее подвозит, – добавляет Яр. – А еще и бухгалтершу, и завскладом, и начальницу отдела маркетинга, – перечисляет он.

– И всем по двадцать три или двадцать четыре года? – с независимым видом кидаю взгляд в окно. Типа мне все равно. Правда, мне действительно должно быть все равно. Но я без всякого логического обоснования злюсь.

– П-почему? – растерянно уточняет Ярик. – Я бы сказал, что это уже тети со стажем, всем за сорок… Просто мой папа – порядочный человек, – заканчивает он снова с нотками гордости.

– Это хорошо, – киваю, чувствуя облегчение. Мне очень важно, чтобы Николай Валентинович оставался в моей иерархии героев положительным. Что плохого в том, если одинокий мужчина приударит за молоденькой девушкой, непонятно, но… Нет. Нельзя. Пусть вон… Ярика воспитывает.

– Я тебя с ним обязательно познакомлю! – вдруг с воодушевлением выдает Яр. – у него скоро отпуск! – счастливо выдыхает.

– Зачем? – настороженно спрашиваю.

– Как зачем? – удивляется он. – Папа клевый. Ты тоже клевая.

– Так, стопэ, тормозни! Ты что задумал? – свожу брови к переносице.

– Ничего, – с независимым видом пожимает плечами Ярослав. – Просто хочу вас познакомить.

Прищуриваю глаза, пристально на него глядя. Интересно, а когда отпуск у папы-то? Встряхиваю головой. Так, не о том думаю.

– Что там с этой Таней? – напоминаю

– А, да! – восклицает Ярик. – Короче… Она очень долго встречалась с парнем. Вроде любовь там, все дела. Но они расстались. Вообще непонятно из-за чего. Таня сказала, что из-за… – он напряг лоб, – стеклянного колпака, – почесал с недоумевающим видом затылок. – Мол, перестали слышать друг друга.

– Такое часто бывает, – вздыхаю. – А ты откуда знаешь?

– Мы с ней как-то раз пиво… эммм, чай вместе пили, – и виновато прячет глаза.

– Понятно, чай. Ага. И что?

– Ну и болтали. Я к ней за документами ходил для папы. А она заплаканная сидела. Разговорились. И вот. Она правда все время так странно говорит… Такими заумными, длинными фразами. А тут я ее недавно опять встретил – все несчастная ходит. По-прежнему его любит.

Задумчиво смотрю на Ярика – хороший он все-таки парень. Сострадательный. Чуткий. Редкие качества.

– Ладно. Напишу, – согласно киваю.

Ярослав широко улыбается и приподнимает брови.

– Только чтоб все хорошо закончилось! – последнее напутствие.

– Да уж понятно.

Таня… В моем воображении она рисуется романтично-ранимой барышней, очень много думающей. «Стеклянный колпак». Обычная девушка не определила бы так причину расставания.

Отчуждение. Есть любовь, но нет нужных слов, чтобы сказать об этом.

***

Анины истории

Зона отчуждения

«Неясные предчувствия, внутреннее томление, разбегающиеся мысли и невозможность облечь их в слова. Что-то зреет во мне, доставляя бесконечное беспокойство, но я никак не могу подобрать нужный код к тайникам моего подсознания. Что-то останавливает меня. Страх оказаться несостоятельной? Возможно, вполне возможно.

Ты дарил мне розы: оранжевые (мои самые любимые), кроваво-красные, бархатисто-бордовые, нежно-розовые, болезненно-белые, ревниво-желтые. Дарил сказочно-волшебные, безумные по цене, чувственные орхидеи, которые не увядали бесподобно долго. Дарил гвоздики, гладиолусы, пионы, астры, нарциссы, хризантемы, тюльпаны, сирень. А однажды подарил случайно по дороге купленный букет из желтых полевых ромашек и радующих глаз васильков. Такое вот сочетание: пронзительная синева неба и золото солнечных лучей. Гениальная простота. Никакой вычурности, никаких элитных ароматов, только запах заболоченного бескрайнего поля. Я долго сжимала в руке букет, чувствуя влажность связанных вместе стебельков.

Цветы почти неделю украшали мой журнальный столик. Потом их постигла участь тех, кто навсегда потерял свои корни: они завяли, превратившись в мусор. Вместе с ними, кажется, увяла и вся романтика наших отношений. Период цветов закончился.

Недавно просматривала свои старые дневниковые записи. Была у меня такая привычка в нежном возрасте – записывать важнейшие события дня. Иногда их не было – лишь одни эмоции, ощущения, переживания. Листала истрепанные листы и удивлялась себе. Боже, сколько энергии, энтузиазма, сколько плещущей через край страницы жизненной радости, предвкушения большого будущего, ожидания чудесно-неизвестного и обязательно прекрасного! Какой наивный, надуманный пессимизм, едва прикрывающий ненастоящими страданиями всеобъемлющее желание быть цветущей и счастливой! Где же теперь мои романтические грезы, кому они принадлежат? Почему я больше не испытываю трепетного волнения только от одного случайного взгляда симпатичного мальчишки, почему не придумываю головокружительных историй на ночь, рассказывая их самой себе, спрятав счастливое лицо в подушку? Неужели очерствела душа, или просто я взрослею, оставляя где-то далеко в прошлом зыбкие иллюзии?

«Что в имени тебе моем, прекрасный небожитель? Ты ждешь, что я уйду, но я останусь. Только на мгновение. Меня чарует взор, мне дорога твоя улыбка, в меня вдохнул ты жизнь, о, маг и чародей… Постой, мой призрак, подожди, услышать смех хочу волшебный, сыграй на лире, и я покорно голову склоню перед твоим талантом. Твой лик суров, тебе мое присутствие лишь в тягость, но я уйду. Клянусь, уйду и больше докучать не стану, ты только подари мне час блаженства, тогда я воспарю, и этим мигом буду жизнь в своих таких простых воспоминаниях. Ты бог искусства Аполлон, ты гений, вечности синоним. Я ноль, земная пустота, без формы и без содержания. Так забери меня скорей, впитай в себя и уничтожь. Зачем нужна сама себе я?»

Кому же были посвящены эти почти стихотворные строки в дневнике, какой очередной химере? Не помню. Но в них была вся я. Готовность идеализировать выбранную избалованным воображением жертву, превратить ее в идол для поклонения. Отдать свое «я» взамен нескольких мгновений счастья и пару ничего не значащих поцелуев. Меня это устраивало. Без постоянного чувства влюбленности в неясного избранника мое существование теряло обоснованность, поступки лишались смысла, исчезала потребность в исполнении придуманной мною роли в непрекращающемся спектакле. Приходилось быть собой. А это скучно.

С возрастом все изменилось. Романтизм должен был уступить реализму.

Горько разрушать воздушный замок призрачной мечты, но жить в нем тоже невозможно. Действительность окружающая не даст. Заест. И не подавится. Подавишься ты. Своими же мечтами.

Главное не просто подобрать вовремя правильные, нужные слова, но еще их отважиться произнести, переборов, возможно, свою гордость или глупость, тут уж с какой стороны посмотреть.

Мы не смогли найти друг для друга душеспасительных, точных и единственных слов прощения, оставшись каждый в своем отчаянии. Не прошло и пяти минут, как вместо нашей общей судьбы образовались две параллельные, не соприкасающиеся друг с другом линии одиночества.

Порой я пытаюсь в своем уставшем от бесплодных мечтаний воображении смоделировать иную ситуацию, в которой ты во всем виноват, и я могу свалить вину нашего расставания на тебя. Но, увы! Ты не флиртовал с другими девушками, никогда не повышал на меня голоса, уважал мои интересы, любил меня… Как свою самую необходимую привычку. Я, кажется, тоже. Наверное, отсутствие похороненной где-то глубоко в душе романтики нас и сгубило.

Неприятный, горьковатый привкус того последнего разговора, когда мы наговорили друг другу множество злых, несправедливых слов, я до сих пор чувствую на кончике языка. Он мешает мне просто обо всем забыть.

Вечер. Душно. Я вышла на балкон. В руках зажигалка. Щелк. Огонь. Щелк. Огонь. Завораживает. Достаю припасенную именно на такой случай сигарету. Прикуриваю. Где-то прогрохотало, и сверкнула молния, осветив на мгновение пустырь. На улице ни души. Обстановка напоминает экспозицию третьесортного фильма ужасов. Впрочем, она сейчас под стать моему алкогольно-меланхолическому настроению.

Начинается дождь. Огромные капли разбиваются о задыхающийся асфальт сотнями брызг. Тусклый свет фонарей раскраивает темноту ночи. Выпускаю дым в пространство свежего грозового воздуха. Грызу мизинец левой руки. Думаю о тебе. О них. О разных людях. Из комнаты доносится музыка. Чей-то голос из динамиков сообщает о том, что осталась 31 секунда. Пытаюсь понять, почему именно 31, но мысли напоминают мне некую размягченную, вязкую, липкую массу.

Хочется с кем-нибудь поговорить, тем более, сигарета подошла к своему логическому концу. Выкидываю бычок. Приятно кружится голова. В какой-то момент времени мне начинает казаться, что я сейчас войду в комнату, подойду к телефону, наберу нужный номер и услышу твой заспанный голос. Да, в два часа ночи ты бы уже спал. Простая и одновременно невыполнимая операция. И вот мне приходит в голову одна-единственная, почти трезвая и ясная мысль: а вдруг тебя вообще не было?

Я остаюсь стоять на балконе, вытирая одинокую, заблудившуюся слезу. Что ж, ты уехал искать лучшей жизни. Скатертью дорога.

Мы рассматривали картинки в детском журнале. Забавные рисунки со смешными рожицами и добрыми, наивными подписями. Я смеялась почти над всеми, а ты недоуменно поглядывал на меня и только задумчиво качал головой.

– Ты еще такой ребенок, – услышала я твое бормотание.

– Ну и что? – удивилась я. – Куда торопиться с взрослой жизнью?

Неожиданно ты ткнул пальцем в какую-то картинку и произнес:

– Вот ты. Вот такая ты на самом деле.

С журнальной страницы на меня смотрела маленькая, испуганная девчушка с вздернутым носиком и двумя торчащими косичками. Она нерешительно разглядывала свое будущее, не зная, какая дорога принадлежит ей.

– Остался последний семестр и все, – неожиданно вырвалось у меня. Я помешиваю глинтвейн, наблюдая за плавающими в стакане кусочками лимона.

Разговор затих – возникает недоуменная пауза.

– Ты чего это? – спрашивает Ульяна.

– Да так, – пожимаю плечами. – Закончим университет, отгуляем выпускные, а дальше – разбежимся кто куда. Другие компании, новые друзья…

– Давайте сейчас об этом не будем думать. Мы же конец семестра хотели отметить, – бросает неуверенно Надя.

– А, по-моему, за нашу дружбу стоит выпить, – предлагает Наташа, – чтобы мы и после универа продолжали общаться, а?

Мы традиционно чокаемся стаканами с привычным для зимнего времени напитком. Но каждая из нас в глубине души уже знает: еще полгода, и нити, связывающие нас, постепенно перетрутся, не выдержав натяжения времени. Общность интересов исчезнет, и все мы будем вовлечены в поток жизни, где друг для друга не останется места.

– О! Я анекдот вспомнила, – восклицает Надя, прервав ненужное, пугающее молчание.

Шумный, полный ненормального, истерического хохота разговор вспыхивает с новой силой. Я чувствую, что именно сейчас и здесь, в тесном пространстве Надиной кухни, мы все еще одно целое, а что будет потом – неважно. Видимо, обжигающий глинтвейн оказал прогревающее сознание действие, и окружающая действительность начала незаметно розоветь.

Точно не помню, в какой именно момент хронологичность событий начала от меня ускользать: то ли после твердо принятого решения напиться до потери сознательности, то ли после возникшей на столе, словно по мановению волшебной палочки, пятой бутылки красного вина. Впечатления и воспоминания от проведенного вечера, плавно перетекшего в ночь, напоминают собой разорванный, лишенный запятых и точек текст постмодерниста, страдающего отсутствием гармонии в своем мироощущении. Фрагменты, несвязные картины, сменяющиеся в темпе вальса фоны, обрывки разговоров и куски нелепых мелодий.

Кажется, все началось с того, что я позвонила домой и заявила бодрым голосом, что останусь ночевать у Нади, так как нам очень весело и домой ехать не хочется. И положила трубку, не успев выслушать возражения мамы.

…идет снег. В ушах стоит оглушительный визг. Ульяна голосует на дороге. Мы кидаемся снежками, то и дело попадая в проходящих мимо людей. «Дуры великовозрастные», – ругнулся проходивший мимо уставший от жизни дедок.

…неон. Мелькающие вокруг лица, которые выхватывает из интимной темноты танцпола стробоскоп. Я вижу перед собой только дергающуюся под однообразную, неживую музыку Наташу с застывшей, бессмысленной улыбкой. И знаю, что выгляжу так же нелепо, как и она, и все эти бьющиеся в едином ритуальном танце люди.

За столиком сидят Ульяна и Надя в компании богатеньких недорослей и пьют текилу. От их вида меня начинает тошнить.

Сижу в холле одна и слушаю, как наверху звучит та самая песня. Мне становится горько от мысли, что я слышу ее. Закрываю на секунду глаза и теряю связь времен… Я снова танцую с тобой, прижавшись к тебе всем телом, и шепчу нежные непристойности, едва касаясь губами твоего уха. Ты смущен, но не растерян. Ты удивлен, что я могу быть и такой. Но тебе это нравится…

Кто-то меня сильно встряхивает. В следующее мгновение вижу перед собой Ульяну. Понимаю, что та самая песня уже давно не звучит, тот первый наш танец был почти три года назад, а я сплю, сидя в холле модного клуба.

На меня натягивают шубу и ведут на улицу. Мы «убегаем» от надоедливых кавалеров Ульяны и Нади. Динамим. Мне все равно. Я в состоянии полной прострации. Где-то в районе солнечного сплетения комом стоят слезы, невыплаканные после нашего расставания. Я их чувствую там. Наверное, путаю с накатывающейся волнами тошнотой.

…мороз. Каждый шаг сопровождается скрипом.

– Да здравствует снег! – кричу, опрокидывая подружек в сугроб. Девчонки тянут меня за собой. Мы валяемся в снегу, смотрим на далекое звездное небо и смеемся. Это неправильный смех, ненастоящий, лживый. И я начинаю всхлипывать. Тихо, почти не слышно.

– Надо ехать домой, – слышу Надин голос. – У Таньки истерика.

…открывается дверь. На пороге стоит Улькин брат, Антон, в семейках и, усмехаясь, смотрит на нас.

– Допились, – бормочет он, стараясь удержать меня от неотвратимого падения на пол. Ульяна молчит. Ее лицо плавает перед моими мутными глазами.

– А где Надя? – спрашиваю, не разжимая губ.

На каком-то неясном телепатическом уровне Ульяна меня понимает.

– Они остались у Наташи ночевать.

…утро. Сижу на кухне в длиннющей футболке, подобрав под себя колени. Жутко болит голова. Напротив расположился Антон. Он пьет утренний кофе и рассказывает какую-то забавную историю. Я изображаю из себя слушателя, но все мои мысли сосредоточены на стакане с грейпфрутовым соком. Я почти уверена, что именно в этой жидкости кроется спасение от всех моих неприятностей.