Текст книги "Сказания о нартах"

Автор книги: эпос Славянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

– Ты что, шутишь, что ли, со мной? Ведь не пронимает меня твой огонь. Скучно здесь у тебя в горне. Хоть бы ты фандыр мне принес, я бы увеселял себя песней.

Принес Курдалагон фандыр и подал его Батрадзу. Вновь насыпал он на Батрадза черного угля и белого камня и еще целую неделю с двенадцати сторон дул на него. А все жалуется Батрадз, что не пронимает его огонь. И тогда сказал ему Курдалагон.

– Нет, видно, простым углем я тебя не согрею. Найди-ка драконово гнездо да убей побольше змеев-драконов. Вот если из них мы выжжем уголь, этот уголь должен прогреть тебя.

Нашел Батрадз драконово гнездо, много истребил он змеев-драконов, принес их всех Курдалагону, и пережгли они на уголь тела драконов. Потом Батрадз опять полез в горн, и целую неделю с двенадцати сторон дул на него Курдалагон. А через неделю подошел он к горну, и кричит ему оттуда Батрадз:

– Кажется, я достаточно накалился! Не держи меня здесь, высоко на ветру, а кинь меня в море!

И ухватил Курдалагон щипцами своими раскаленного нарта Батрадза и со всей силы бросил в море. Закипело, забурлило море, и вода облаком поднялась к небу. Все рыбы – и большие и малые – остались на сухом дне и бились на горячем песке о голые камни. Батрадз же превратился весь в синюю сталь. Но одна кишка его не успела закалиться, потому что вода в море уже испарилась. Вышел из моря Батрадз, а вода вновь упала в море, и снова заиграла морская волна. Очнулись большие и малые рыбы, и снова привольно им стало плавать в морской глубине. А Батрадз поднялся к Курдалагону и сказал ему:

– Если ты как следует не закалил меня, горе твоему очагу! Я голову сорву с твоих плеч! – И тут Батрадз положил ногу свою на наковальню Курдалагона и ударил по ней молотом: по стальному звону узнал Батрадз о том, что он закален хорошо, и сказал: – Теперь мне ничего не страшно!

КАК БАТРАДЗ СПАС УРЫЗМАГА

В дальний поход ушли все славные мужи Ахсартаггата. Только старый Урызмаг остался дома. Долго не возвращались нарты Ахсартаггата, и стали говорить в народе:

– Сильны Ахсартаггата, но, видно, встретились они с мужами, что сильнее их! Наверное, истреблены уже Ахсартаггата.

Издавна не в ладу жили друг с другом род Бората и род Ахсартаггата – враждовали они. Род Ахсартаггата не был многочислен, но силы и мужества исполнены были мужчины Ахсартаггата. Бората же были многочисленны и богаты, но не хватало у них силы и отваги.

Когда услышали Бората о том, что нартские мужи из рода Ахсартаггата не вернулись из похода, то сказали:

«Нет больше из рода Ахсартаггата никого живого, и ждет их добро, чтобы кто-нибудь взял его. Уцелел, правда, старец один, пойдем убьем его и унесем все их добро!»

Собрались Бората, подумали и решили:

– Устроим пир, позовем на него старого Урызмага, напоим его и убьем. Тогда все добро Ахсартаггата останется без хозяина, и мы присвоим его.

И вот Бората в своем большом общем доме устроили пир.

– Кого бы послать, чтобы пригласить Урызмага? – советовались между собой Бората.

И Сырдон, который случился здесь, предложил:

– Я схожу за ним и приведу его.

Пришел Сырдон к Урызмагу, сел перед ним на корточки и сказал:

– Устраивают Бората пир в своем прославленном большом Доме клятвы и приглашают на этот пир тебя. Захочешь – придешь, а не захочешь – не придешь.

– Что это ты мне говоришь такое? – сказал Урызмаг. – Разве так гостей приглашают?

– Бывает, что и так приглашают, – ответил Сырдон.

– Ну так пойди, поблагодари их и скажи им, что болен старый Урызмаг и не сможет прийти он на пир и пробыть там до конца.

Ушел Сырдон, и сказал Урызмаг Шатане:

– Эх, совсем состарился я, хозяйка, и перестали нарты чтить меня! Разве почетных людей так приглашают: «Захочешь – придешь, не захочешь – не придешь»?

– Правда, состарился ты, хозяин моей головы, что не можешь понять смысла того, что тебе говорят. Злое дело задумали против тебя Бората, и Сырдон дал тебе это понять.

Когда Сырдон передал мужам из рода Бората, что не придет Урызмаг, стали Бората советоваться между собой, что им делать, и решили послать за Урызмагом молодую невестку. По обычаю, приглашающей невестке отказать нельзя было, и потому, – говорили Бората, – если сохранилась еще душа в теле Урызмага, он обязательно придет на пир.

Подошла молодица к дому Ахсартаггата и постучала в дверь. Вышла к ней Шатана.

– Устраивают наши пир в нашем прославленном большом Доме клятвы и прислали меня пригласить на этот пир вашего старика.

Вернулась Шатана в дом и передала Урызмагу приглашение молодицы.

Забеспокоился тут Урызмаг. «Да не простит Бог приславшим ее!» – подумал он и сказал Шатане:

– Выйди, мое солнышко, и скажи ей: «Нехорошо, конечно, нарушать обычаи нартов и нужно бы уважить слово молодой невестки, приглашающей на пир, но нездоровится, мол, старику нашему, и пойти он не сможет. Очень просит он за это прощения!»

Шатана вышла и передала невестке ответ своего старика. Что еще оставалось делать невестке? Без хорошего ответа вернулась она обратно.

Тогда Бората послали за Урузмагом женщину, носящую одежду печали по покойному. Подошла она к дверям Урызмагова дома и позвала: «Кыс-кыс!» Не позволял ей обычай в присутствии мужчины назвать Шатану по имени [62]62
  В прошлом у осетин было много патриархальных обычаев, которые ставили женщину-осетинку в особое, неравноправное, иногда унизительное положение. Женщина, например, всю жизнь не разговаривала со старшими родственниками мужа, некоторое время – со старыми женщинами семьи. В присутствии мужчины, если ей нужно было позвать кого-нибудь из женщин или молодых людей, она пользовалась жестами, мимикой или обращалась к ним со словами «кыс-кыс», что в переводе означает «слышишь».


[Закрыть]. И к ней тоже вышла Шатана:

– О Шатана! Чванливые Бората не дали мне даже снять одежду печали и прислали меня к Урызмагу с приглашением на пир. Прошу тебя, скажи ему – пусть не опозорит меня отказом!

Зашла Шатана к Урызмагу и поведала ему то, что сказала женщина.

Урызмаг покачал головой и сильнее прежнего забеспокоился. Но что ему еще оставалось делать? Невозможно сказать «нет» женщине в одежде печали.

– Скоро буду сам! – такой ответ передала Шатана женщине, носящей одежду печали.

Вернулась Шатана обратно и сказала Урызмагу:

– Не тревожься, старик мой. Вот тебе шелковый платок, и когда трудно придется тебе, брось этот платок на землю, и придет тебе помощь. Возьми с собой вот эту длинную трубку и спрячь ее под шубу. Сядешь на войлочный тюфяк и, когда захотят тебя споить, выливай хмельное в трубку – и будет оно через трубку уходить в войлок.

Взял с собой Урызмаг платок и трубку, положил их за пазуху, накинул на плечи соболью шубу, нацепил на пояс меч и тоже спрятал его под шубу. И пошел он на пир Бората.

Когда Бората увидели Урызмага, все встали ему навстречу – и старшие, и младшие.

– Мир дому вашему и да будет пир ваш угоден Богу, Бората! – сказал Урызмаг.

– Здравствуй, здравствуй, Урызмаг, – ответили ему Бората и притворились, что очень рады Урызмагу.

Повели они его и посадили на самое почетное место, во главе всех семи рядов. Начался пир. Семь чаш ставили перед Урызмагом при каждой здравице. Но он выпивает столько, сколько принимает душа его. Остальное незаметно льет в трубку, и в войлок уходит излишнее зелье.

Но недаром зовут Сырдона хитростью земли и коварством неба. Заметил он уловку Урызмага и тихонько указал на это Бората.

– А теперь подымем чашу всадника, отправляющегося в путь, – сказали старшие Бората и встали.

Пришлось встать и Урызмагу. Грустно покачал он головой, но посчитал, что не подобает ему отказаться от этой чаши. Не смог он вылить в трубку излишек хмельного зелья, выпил все семь чаш, и стало его качать. И тут он услышал слова:

– Пришло время зарезать нашего старого быка.

Это сказал Бурафарныг Бората, обращаясь к младшим Бората. Понял тут старый Урызмаг, о ком идет речь, смекнул, что подходит конец его жизни, и бросил он на землю шелковый платок Шатаны. И тут же вернулся этот платок к Шатане. А она уже не стала мешкать. Быстро приготовила три медовых пирога, и, держа пироги, побежала на священную горку, на которой молились нарты, и, поставив там пироги и кувшин с ронгом, взмолилась:

– О Бог богов, мой Бог! Если я еще для чего-нибудь нужна тебе, то пришли ко мне сейчас мальчика Батрадза. У донбеттыров гостит он сейчас.

И только кончила Шатана молиться, выскочил Батрадз из моря и встал перед Шатаной.

– Что случилось, мать моя, меня не родившая? – спросил он ее.

– Бесславная смерть грозит твоему старому дяде. Бората собрались и хотят убить его.

– Где собрались? – спросил Батрадз.

– В своем большом Доме клятвы.

Батрадз побежал. Достиг он дома Бората и крикнул с порога. Содрогнулись от этого крика потолочные балки, и многолетняя сажа посыпалась вниз на пирующих. И многие из тех, кто сидел за столами, от одного этого крика попадали в обморок.

– Эй, старик мой, откликнись: ты живой или мертвый? – позвал Батрадз Урызмага.

И, услышав голос Батрадза, почувствовал Урызмаг, что силой наполнилось его сердце. От радости пропал у него голос, и ответил он еле слышно:

– Я еще не мертвый, но чуть держится жизнь во мне.

– На этой охоте будешь ли ты сидеть в засаде или будешь гнать гай? – спросил его Батрадз.

– Не в силах я больше гнать гай, но в засаде могу еще посидеть, – ответил ему Урызмаг, и, выйдя на порог дома, выхватил из-за пояса меч, и, точно мост, протянул его от одного дверного косяка к другому.

Сырдон первый смекнул, к чему клонится это дело. Страх придал ему силу, прыгнул он вверх и через дымоход удрал на волю.

А Батрадз выбил один из столбов, на которых держался дом, замахнулся и – пусть всякого, кто проклянет тебя, постигнет такая же участь! – погнал он всех Бората, избивая их этим столбом. Кого ударял он, тот падал на землю, расплющенный в лепешку; те, которые хотели спастись бегством, натыкались на меч Урызмага, и туловища их валились наружу, а головы падали обратно в дом.

Потом Батрадз приподнял главный столб, на котором держалась вся крыша, и в щель между крышей и домом кинулись те из Бората, что остались в живых. Но тут опустил опять крышу Батрадз и раздавил этих последних Бората.

Так погибли Бората, и со времени Сухского побоища не было побоища, подобного этому [63]63
  Многие события, описываемые в сказаниях, пока остаются не расшифрованными, в том числе и Сухское (или Суховское) побоище. По мнению некоторых исследователей нартского эпоса, в слове «сух» скрывается забытый этнический термин и в целом выражение «сухское побоище», вероятно, означает истребление некоего народа-суха.


[Закрыть].

Истребив всех, кто покушался на жизнь старого Урызмага, Батрадз, поддерживая под руку своего старика, привел его к Шатане.

КАК НАРТ БАТРАДЗ НАШЕЛ БУРАДЗАГА

У нартов был враг – черный Доллау. Долго искали нарты где он живет, но никак не могли найти это место. А тут в родовом поселке Бората родился мальчик, которого назвали Бурадзаг.

Один раз мать Бурадзага, оставив ребенка во дворе, на минуту вернулась в дом. Только вошла она в дом, как черный Доллау тут же утащил ребенка. Мать, вернувшись во двор, уже не нашла там сына и заголосила. Собрались к ней нарты, взялись за поиски ребенка, но нигде не нашли его. И так велико было горе отца и матери Бурадзага, что они умерли в один день.

А Бурадзаг растет у черного Доллау, за месяц вырастает, как за год. И так он возмужал, что стал сам ходить на охоту. Черный Доллау был бездетен и усыновил Бурадзага. Был богат черный Доллау, и Бурадзаг ни в чем не видел отказа. Собрался раз Бурадзаг на охоту, и черный Доллау так напутствовал его:

– Зверей у нас водится в изобилии, ты найдешь их везде, но не ходи на гору Уарпп.

Не послушался на этот раз Бурадзаг совета черного Доллау и тайком пошел охотиться на гору Уарпп. В это время там же охотился и нарт Батрадз. Батрадз поднимался по одному склону горы, Бурадзаг – по другому. Пускает свою стрелу то один, то другой, но друг друга не видят.

Удивляется Батрадз:

– Что это за диво? – говорит он себе. – Ведь нарты все дома, а такой шум при полете издают только нартские стрелы.

Вдруг на вершине горы показался белый олень. Оба охотника выстрелили одновременно, и олень покатился в ущелье. Батрадз и Бурадзаг спустились за оленем, и когда увидели друг друга, то вначале удивились друг другу, потом молча подошли к оленю. Видят; олень лежит убитый, в одном его боку застряла стрела Батрадза, в другом – стрела Бурадзага. Батрадз говорит Бурадзагу:

– Ты мой незнакомый товарищ, и пусть олень будет твоим, только скажи мне, кто ты?

– Нет, пусть твоим будет олень, – сказал Бурадзаг. – Ты похож на нартского человека, а я очень люблю нартов. Я Бурадзаг, сын черного Доллау.

– А я сын нарта Хамыца Батрадз, – сказал о себе Батрадз. Взглянули они друг другу в души, и с первого раза по душе пришлись они друг другу. Бурадзаг сказал:

– Так будь моим гостем.

Батрадз согласился. Сели они на коней и приехали к черному Доллау. А черный Доллау жил в большой пещере. Стены этой пещеры были из рыбьей кости. Всевозможных богатств была полна эта пещера. Спросил черный Доллау у Батрадза:

– Откуда идешь ты и кто ты?

– Я сын нарта Хамыца Батрадз. На охоте познакомился с твоим сыном. Очень пришелся он мне по сердцу, и я назвал его своим братом. Позвал он меня к себе в гости, и потому я здесь.

Как услышал черный Доллау о нартах, искры полетели из глаз его, подскочил он от злобы, и охватило его беспокойство:

«Как бы гость не узнал, что Бурадзаг из нартов и живет у врага нартов. Неладны будут тогда мои дела!» Но ни в чем не выдал свою тревогу черный Доллау, радушно принял он Батрадза.

Когда на рассвете Батрадз собрался домой, черный Доллау сказал ему:

– Коли вы с моим сыном назвали друг друга братьями, то прими от имени его подарки. Дарю тебе стадо медведей с пастухами. И все, что тебе нравится из моих сокровищ, то твое!

– Я приму твои дары, но прошу тебя отпустить со мной моего названого брата, я тоже хочу поднести ему подарки и показать ему свою родную страну.

Черный Доллау говорит:

– Как-нибудь позже я отпущу его, но не сейчас.

– Ну, если так, я не приму твои подарки! – ответил Батрадз и вернулся к себе домой один.

Сразу же пришел Батрадз к Шатане и рассказал ей:

– На возвышенности Уарпп встретил я юношу, и по своему виду похож он на нартов. Бурадзаг его имя. Братьями назвали мы друг друга. Звал я его с собой, чтобы сделать ему подарки и показать ему нашу страну, но отец его по имени черный Доллау не отпустил его со мной. «Отпущу его, – сказал он, – позже, но не сейчас».

– Жить бы тебе, не помирать никогда, Батрадз! Это ведь пропавший мальчик из рода Бората, – сказала Шатана. – Захвати с собой Сырдона, и он его признает и приведет с собой. Черный Доллау – давнишний враг нартов. Давно уже нарты ищут его жилище, но не могут найти.

Пошел Батрадз к Сырдону и говорит ему:

– Сырдон, понадобилась мне твоя услуга, поедем со мной.

Сырдон согласился. Поехали Батрадз и Сырдон к черному Доллау. Как дорогах гостей принял их черный Доллау. Барана для них зарезал. Но Батрадз с недовольным видом сказал ему:

– Разве барана нам хватит? Да он сразу под языком у меня исчезнет!

– Не сердись, дорогой гость, если хочешь, зарежь хоть целое стадо! – ответил ему черный Доллау.

– Я сюда приехал не за тем, чтобы резать баранов! Гость сам не режет баранов, – сказал Батрадз.

Обидны показались черному Доллау эти слова Батрадза, и он сказал:

– У тебя на губах еще материнское молоко не обсохло, и потому прощаю я тебе грубые слова, не то распорол бы я тебе рот до самого затылка.

Батрадз тогда говорит Сырдону:

– Попрощайся, Сырдон, с Бурадзагом, и едем домой!

Сырдон повернулся к Бурадзагу и говорит ему:

– Счастливым оставайся, нартский юноша. Ты сын нартского человека, и чем кормиться объедками, которые тебе оставляет твой враг, найди лучше дом своего отца.

– Стало быть, ты мне брат? – сказал Бурадзаг Батрадзу. – Почему же ты сразу не открыл мне этого?

Вдвоем схватили Батрадз и Бурадзаг черного Доллау за руки и вырвали их из тела. Потом с утеса сбросили они черного Доллау в Черное море. Забрали они с собой все добро черного Доллау и вернулись в Страну нартов. Как было не устраивать нартам пиры – ведь вернулся к ним их мальчик!

БАТРАДЗ И ТЫХЫФЫРТ МУКАРА

Возмужал Батрадз, и таким доблестным мужем он стал, что пребывал на небе и долгие годы не показывался в нартском селении. В те времена нарты часто уходили в долгие походы и по два, по три года не возвращались.

Однажды все доблестное нартское юношество ушло в поход, а предводительствовали им старые мудрые старики нарты. Прошел год, никто из нартов не вернулся домой. Тогда свирепый уаиг Тыхыфырт Мукара прислал своего посланного на землю нартов. Вот какие слова Мукара передал его посланный:

– Предки ваши платили моим предкам дань девушками. Много лет не требовал я от вас этой дани, а теперь снова решил брать с вас эту дань. Если не уплатите, силой возьму.

Забеспокоились те немногие нарты – немощные старики и больные, – которые оставались в нартском селении. Что теперь делать?

– Никогда об этой дани не слышали мы… – говорили они. – Если мы эту дань заплатим, то наши мудрые люди, вернувшись из похода, будут нас укорять. А не дашь ему дани, так он пойдет на нас войной. Кто тогда встанет на его дороге, если вся наша могучая молодежь ушла в поход?

Послушал их разговор Сырдон и сказал:

– Ничего вы не придумаете. Спросите-ка лучше Шатану, как быть.

А пока они судили да рядили, сам Тыхыфырт Мукара появился на земле нартов, и некому было стать ему на дороге.

Выбрал он лучших нартских девушек и жен и погнал их впереди себя из селения.

Увидела Шатана, что творит Мукара, поймала она ястреба и приказала ему:

– Лети скорее к Батрадзу и скажи ему: «Если стоишь – больше не садись, если сидишь – сразу вставай и явись в свое селение, потому что погибель пришла нартам». Если скоро доставишь эту весть Батрадзу, дам я тебе на выбор птицу из моего птичника, а не то с корнем вырву я ваш ястребиный род!

Взвился ястреб в небо и скоро достиг Батрадза. И сразу же Батрадз бросился с неба вниз на родную землю и по самые ляжки ушел в землю. Высвободил ноги Батрадз, побежал скорее к Шатане и спросил ее:

– Какая беда с вами тут приключилась, мать моя?

И ответила ему Шатана:

– Такого позора никогда не бывало еще среди нартского рода. Если есть в тебе хоть немного силы, всю отдай ее теперь нартам. Угнал Мукара сын Тыха наших девушек с лебедиными шеями и молодых наших невесток.

Так рассказала она Батрадзу обо всем, и только об одном спросил ее Батрадз:

– В какую сторону угнал он девушек?

Вот что ответила ему Шатана:

– Спеши скорей к берегу моря, где живут родственники наши донбеттыры [64]64
  Донбеттыр – владыка водного царства. Из многих сказаний видно, что нарты жили недалеко от морских просторов, по земле нартов протекали большие реки. Эпос тесно связывает многочисленными нитями нартов с водной стихией, с существами, обитающими в воде. В доме Донбеттыра воспитывались знаменитые нартские герои, отсюда приводит жену Хамыц, отец Батрадза, с донбеттырами связано происхождение Шатаны и хитрого Сырдона. Шатана, обращаясь к Батрадау, говорит: «…спеши скорее к берегу моря, где живут родственники наши, донбеттыры. Когда подойдешь к берегу, крикни: „Маленький Чех (имя одного из донбеттыров. – Б. К.), помощь твоя стала мне нужна, я не чужой, я вам родной. Укажи мне скорее, где живет Тыхыфырт Мукара…“»


[Закрыть]. Когда подойдешь к берегу, крикни: «Маленький Чех, выйди ко мне, помощь твоя стала мне нужна: я не чужой, я вам родной. Укажи мне скорей, где живет Тыхыфырт Мукара!» От этого маленького Чеха ничего не укрыто из того, что таится между небом и землей. И он скажет тебе, где живет Тыхыфырт.

Батрадз даже не вошел в родной дом. Миг – он уже на берегу моря. И, встав над обрывом, он крикнул:

– Маленький Чех, вам, донбеттырам, я не чужой, я вам родной!.. Выйди ко мне поскорей!

Проворен был маленький Чех, быстро поднялся он. Еще эхо от зова Батрадза не отгремело по лесам и горам, а маленький Чех уже стоял перед ним. Увидев Батрадза, удивился он и спросил:

– Кто ты такой? Не ты ли крикнул сейчас: «Я не чужой, я вам родной»? Правда ли это? Я никогда не видел тебя. Хорошо, если бы ты сказал мне, кем ты приходишься мне.

И ответил Батрадз:

– Не время сейчас говорить об этом. Лучше скажи мне скорее, где найти Мукара, сына Тыха.

– По мужественному слову твоему узнал я, что ты наш. Где находится он, я укажу тебе, но нелегка дорога к Тыхыфырту Мукара.

Задумался Батрадз и потом сказал:

– Попрошу я тебя тогда, стань моим посланцем. И вот что скажи ему по моему поручению: «Не заставляй меня, Мукара, прийти к тебе в дом. Знай, что я тот нарт Батрадз, которого среди нартов ты еще не встречал. И не надейся, что морская бездна тебя укроет. С войной я пришел к тебе, выходи же навстречу».

Легконогий Чех в три мига три дня пути пролетал. Прибыл он к Мукара и передал ему:

– Идет на тебя безусый юноша из Страны нартов. Как ток, на котором можно молотить на двенадцати быках, велик каждый глаз его. Прислал он меня сказать тебе: «Не заставляй меня, Мукара, прийти в твой дом. Знай, что я тот нарт Батрадз, которого среди нартов ты еще не встречал. И не надейся, что испугаюсь я моря, я сам из моря происхожу. С войной пришел я к тебе, выходи навстречу».

Подумал Мукара и так ответил маленькому Чеху:

– Стыдно было бы мне прятаться от того, кто сам пришел со мной биться. Если он нарт, то скажи ему, что у нартов день поединка – пятница, и я буду готов к этому дню. А местом нашего поединка пусть будет берег моря.

Вернулся маленький Чех к Батрадзу и передал ему слова Мукара. Что еще мог сказать Батрадз? Поскорее вернулся он в нартское селение, стал на нихасе и закричал во весь голос:

– Да погибнете вы, нарты! Право, лучше было бы мне видеть гибель всего нашего рода, чем узнать, какое черное бесчестье перенесли вы от этого черного осла! На пятницу назначил он мне бой. Сражаться вы не сможете, но хоть издали посмотрите на то, как я стану с ним биться.

Батрадз так давно не показывался в нартском селении, что не признали его нарты, и никак не могли догадаться, кем он им доводится. Смутились они и спрашивали друг друга:

– Что нам отвечать ему? По внешности он нашей породы, но где он был до сих пор и откуда взялся?

Угадал Батрадз, о чем они тревожатся, и ответил:

– Вы хотите знать, кто я такой? Узнайте: я такой же нарт, как и вы. Мать моя – Быценон, отец мой – Хамыц. Пока я был молод и не достиг полной силы, не показывался я вам. Теперь же мне предстоит сразиться с Мукара, сыном Тыха. По моему с ним уговору поединок назначен на равнине Хыза, и произойдет он в эту пятницу. Идите на вершину горы Уаза и поглядите, как мы будем сражаться.

Снарядился Батрадз в пятницу утром, вывел своего вороного коня и вот что сказал ему:

– Чувствует Мукара свою силу, недаром осмелился он принять мой вызов. Слушай же, конь мой, что я тебе прикажу. Я буду сражаться пешим, а ты, нерасседланный, пасись неподалеку. И когда раскалюсь я в бою, то крикну тебе: «Эй, конь мой, сюда». Разбегись тогда со всей силы и, когда прискачешь ко мне, грудью своей могучей ударь меня так, чтобы в миг один оказался я посредине моря.

И вот прибыл Батрадз к берегу моря.

– Я здесь, не прячься! – крикнул он.

Вмиг выскочил Мукара из бездны, и кинулись друг на друга нарт Батрадз и Мукара, сын Тыха. По горам и по долинам носились они, и один не мог одолеть другого. Лес оказался на их пути – с корнями вырывали они вековые деревья и били ими один другого. И все же не могли они победить друг друга. Сражаясь, вернулись они к берегу моря. Раскалился Батрадз, и крикнул он коню своему:

– Эй, конь мой, сюда!

Вскачь пустился конь на зов хозяина, грудью ударил его с такой силой, что Батрадз упал в самую середину моря. Остыл Батрадз в морской глубине и, выйдя на берег, крикнул во весь голос:

– Ну, теперь держись, черный осел, я тебе покажу!

Испугался Мукара его крика, скользнул в морскую бездну, где жили кадзи – такие же черные духи, как сам Мукара. У них-то и было жилище Мукара. И, добравшись до них, так им сказал Мукара:

– Следом за мной идет такой грозный воин, которого осилить можно только коварством. Силой никто никогда не справится с ним.

И собрались все кадзи там, где должен был пройти Батрадз, направляясь по следу Мукара. Один миг прошел – и выкопали они яму такой глубины, что крика не слышно было со дна этой ямы. Сверху коврами прикрыли они эту яму. Вот все ближе подходит Батрадз, и говорят друг другу кадзи:

– Пойдем-ка навстречу ему и покоримся ему добровольно, а в это время другие из нас наготовят столько каменных глыб и тяжелых чурбанов, чтобы ими можно было заполнить всю эту глубокую яму.

Как сговорились, так и сделали они. Пошли навстречу Батрадзу и так сказали:

– Ты видишь, мы безоружны, мы покоряемся тебе добровольно. На пути твоем мы разостлали ковры. Гостем войди в наше жилище.

Смело идет Батрадз к кадзи. Ступил он на ковер и провалился на дно ямы. Возликовали коварные кадзи.

– Погоди же! – кричат они ему. – Теперь ты попал в беду!

И стали они бросать в яму все, что приготовили: и камни, и чурбаны, все, что попадало им под руку. А у Батрадза на дне ямы был только его меч. Но поднял он его над головой своей, и все, что ни бросали кадзи – и камни, и чурбаны, и стволы деревьев, – все, ударяясь об острие меча, распадалось на куски. Куски эти падали к ногам Батрадза. Целая куча вырастала на дне ямы. Батрадз все выше и выше поднимался по ней, а кадзи ярились все больше и по-прежнему все, что попадалось им под руку, бросали в яму.

Но вот показалась из ямы голова Батрадза, и крикнул на них булатногрудый нарт:

– Ну, берегись, дурное племя! Сейчас я к вам выйду!

От зычного крика его обмерли кадзи, а нарт Батрадз выпрыгнул из ямы и, увидев башню, в которой скрывался Мукара, влетел в нее, умертвил его и перебил всех кадзи. Вывел он из башни жен и дев нартских и проводил их обратно в селение нартов, а сам снова скрылся в свое небесное жилище.

БАТРАДЗ И ЗАНОСЧИВЫЙ СЫН УАИГА АФСАРОНА

Большую пляску завели раз нарты на поле Зилахар. Такой шел пляс, что земля тряслась под ногами у нартов. Никого из именитых нартов не было на этом симде – ни Урызмага, ни Сослана, ни Батрадза.

Спесивый Алаф, сын кривого уаига Афсарона, сидел на высокой горе и с завистью смотрел на пляску нартов.

– Спущусь-ка я к нартам, – сказал он. – Посмотрю на их пляску, да и сам по-своему попляшу, покажу себя и натешусь над нартской молодежью – заставлю их раздеться и унесу всю их одежду.

Но на эти слова возразил ему отец:

– Нельзя тебе к ним ходить. Ведь если попадешь ты в руки кому-нибудь из именитых нартов, они тебя покалечат. Разве ты не знаешь, что даже не всякая птица решится пролететь над ними? В молодости я тоже был спесив, как ты, да повстречался однажды с нартскими юношами, вызвал их на драку – и вот гляди, на всю жизнь остался с одним глазом.

Не послушался спесивый Алаф отца своего, сунул он себе за пазуху двенадцать хлебов на дорогу и зашагал к полю Зилахар.

– Ну что ж, – сказал отец. – Посмотришь сам, что будет.

А спесивый Алаф шел себе по пастбищам. Увидел он большое стадо коров, и стал он доить их одну за другой. Выдоил двенадцать коров, тут же присел и позавтракал. Подкрепившись, зашагал он дальше. По дороге вырвал с корнями большой дуб, положил его на плечо и в таком виде явился на симд к нартам. С силой ударил он дубовым деревом об землю, и от этого удара юные нарты подскочили кверху, а потом каждый сел, где стоял.

Пляска прекратилась, а довольный собой сын кривого уаига от души расхохотался, а потом сказал:

– Пришел я, нартские собаки, поплясать с вами. Попробуем-ка наши силы!

Что было делать перепуганной молодежи! С тяжелым сердцем взялись они за руки, и симд снова начался. В середину круга вошел заносчивый Алаф. С насмешкой смотрит он на пляшущих. Кто придется ему по сердцу, того выхватывает он из круга и пляшет с ним. Пляшет гордый Алаф с нартской молодежью. Так пляшет, что кому руку поломает, кому плечо вывихнет, кому бока помнет. Стонет от него нартская молодежь. Но ничего не может с ним поделать – силен сын кривого уаига.

Вот настал вечер. Хочет разойтись нартская молодежь, а сын уаига снял с юношей и девушек одежду и пошел домой.

Родная сестра Алафа вышла на гору встретить его. Издали заметила она его, когда шел он по ущелью. Побежала она скорее в дом и сказала матери и отцу:

– Там снизу подымается брат мой и тащит мне много нарядов, отнятых у нартских девиц.

Не поверил старый уаиг этой вести и сказал дочери:

– Сбегай посмотри-ка еще: идет ли он быстро по косогору или тайком крадется по лощине?

Побежала сестра Алафа и видит: широким шагом идет ее брат по косогору, и весело его лицо. Рассказала она об этом отцу, и все же не верит кривой уаиг. Но тут распахнулась дверь в жилище уаига, с высоко поднятой головой вошел Алаф и сказал отцу:

– Ты не пускал меня, отец. А вот видишь, и поплясал я весело, и вволю поиздевался над нартской молодежью. Всю их одежду принес домой.

И тогда спросил старый Афсарон:

– Значит, не было среди них смуглого юноши с выпуклым лбом?

– Были там и черные, и белые, и с высокими лбами, и с низкими, и с выпуклыми лбами, и с вогнутыми. Все юноши нартские были на этом симде, но ни один из них не посмел перечить мне, – ответил сын.

– Право, лучше будет, сын мой, если ты больше не будешь задирать их. Смуглого юноши с высоким лбом не было среди них – ну и будь этим доволен.

С пренебрежением махнул Алаф рукой, кичливо задрал голову и спиной повернулся к отцу своему.

На другой день опять встал рано Алаф, снова сунул двенадцать хлебов себе за пазуху и опять зашагал в Зилахар. Как и вчера, свернул он к стаду, выдоил двенадцать коров, съел хлеб свой и запил его молоком, снова вырвал с корнями дубовое дерево. Опять явился он на поле, где танцевали нарты, и снова начал издеваться над нартскими юношами.

Но как раз в это утро Батрадз, сын Хамыца, сидел высоко в горах, на леднике. Разгорячился он в последней битве и теперь охлаждал свое стальное тело. И видел он сверху все, что происходило на поле Зилахар. Второй день издевается над нартской молодежью заносчивый сын кривого уаига, и никто не дает ему отпора. «Нет другого выхода, придется пойти мне, помериться с ним силой», – подумал Батрадз.

Отломил он половину ледника, взвалил ее на свою голову, чтобы охладиться, и, подобно горному орлу, спустился на поле Зилахар. Тает лед на голове его, и бурные ручьи бегут по лицу Батрадза и падают на землю.

И, увидев Батрадза, подумал заносчивый Алаф: «Вот он, тот смуглый юноша с высоким лбом, которым пугал меня мой отец». И похолодело тут сердце Алафа.

С детства хорошо был воспитан сын Хамыца.

– Здравствуй, – сказал он сыну уаига, протянул ему руку, и Алаф тоже подал свою руку.

Так пусть же врага твоего постигнет то, что постигло Алафа! В кровавую кашу смяла рука Батрадза руку заносчивого Алафа. И сказал ему Батрадз:

– Ну как, гость, не угодно ли тебе будет плясать со мной? Со всеми ты плясал, не откажи и мне.

Лихорадка била молодого уаига, но что было ему делать? Должен был он согласиться. Вот взялись они под руку, и начался симд. Прошли подряд несколько кругов, и наступил тут Батрадз Алафу на ногу и кверху подтолкнул его руку. В кровавую лепешку расплющилась нога Алафа, и вывихнутой оказалась рука его. Все быстрее и быстрее кружится хоровод симда, и толкнул тут Батрадз в бок заносчивого Алафа, и сразу сломал ему несколько ребер. Взмолился тут сын Афсарона:

– Ой, прошу, отпусти меня живым!

Но Батрадз, посмеиваясь, продолжал тормошить его, точно в руках его был цыпленок. А потом, когда кончился симд, отпустил его. И, почувствовав, что свободен он от этих стальных рук, напряг Алаф свои последние силы и, волоча за собой раздробленную ногу и накренясь набок, заковылял домой.

Сестра опять поджидала его на горе. Издали увидела она его и побежала скорее к родителям:

– Вот возвращается брат мой! С трудом тащит он на себе красные шелковые наряды нартских девиц!

– Подожди радоваться, – ответил отец. – Вот вернется он, и увидишь, что за красные наряды он тебе принесет.

Вначале страх перед Батрадзом гнал Алафа вперед и, как раненый заяц, ковылял он домой. Но когда увидел он, что Батрадз и не думает за ним гнаться, покинули силы заносчивого Алафа, и свалился он на землю. Долго ждали дома прихода его, а потом сказал Афсарон своей дочери: