Текст книги "Сказания о нартах"

Автор книги: эпос Славянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

– Дальше поехал я, вижу: с берега мост переброшен на остров. Острию ножа подобен тот мост. Сидит на острове старик в яичной скорлупе.

– Всю свою жизнь нелюдимом прожил старик этот на земле. Ни в будни, ни в праздники не звал он к себе гостей, вот и приходится ему теперь в Стране мертвых проводить в одиночестве долгие дни.

– Поехал я дальше, – говорит Сослан, – и вижу: лежит на дороге замерзший труп коня. Сидят около него мужчина и женщина.

– Эти люди при жизни были скупцами. То, что добыли они своими трудами, напрасно пропадало у них, даже для себя жалели они свое добро. Вот и приходится им в Стране мертвых насыщаться видом мерзлой конины, – сказала Ведуха.

– Поехал я дальше – и вижу: лежат рядом муж и жена. Разостлана под ними большая воловья шкура, и другой такой же шкурой они накрыты. Каждый из них тянет шкуру в свою сторону, но не хватает ее на обоих. Почему это так? – спросил Сослан.

– Оттого это так, – ответила Ведуха, – что эти муж и жена при жизни не любили друг друга, всю жизнь укоряли друг друга – и, видишь, в Стране мертвых остались они такими же, какими были на земле.

– А неподалеку, – сказал Сослан, – увидел я других супругов. Подстелена под ними заячья шкурка, другой заячьей шкуркой они накрыты, а видно, что им тепло и просторно.

– Что же тут достойного удивления? – спросила Ведуха. – Горячо любили они на земле друг друга, и здесь, в Стране мертвых, греет их земная любовь.

– Поехал я дальше, вдруг вижу женщину и мужчину. Изрыгает мужчина изо рта своего огненное пламя женщине в ладони.

– По своей вине мучаются они, – сказала Ведуха. – Живя в большой семье, они втихомолку готовили для себя отдельно обильную еду. Вот теперь и оплачивают они своими страданиями эту кражу. Три дня в году определил им владыка Страны мертвых терпеть такие мучения.

– А еще видел я женщину – толстой иглой зашивала она трещины гор. Видно, что не под силу ей, бедняжке, такая работа, но не может она хоть на время оставить ее, чтобы отдохнуть.

– При жизни эта женщина обманывала мужа. Любила она другого мужчину и для любовника своего шила, не ленясь, мелким и быстрым стежком. Но ленилась она обшивать своего мужа – с ворчанием, крупными стежками шила его одежды, и на бедняге все разлезлось. Вот теперь и платит она здесь, по обычаю Страны мертвых.

– Поехал я дальше. Гляжу, в большой деревянной кадке, до краев наполненной молоком, готовит женщина сыр. Вынула она свой сыр, а он у нее получился не больше просяного зерна. А тут же рядом другая хозяйка из ложки молока приготовляет сыр, и он не меньше горы величиной. Удивительно это!

– Нечему тут удивляться, – сказала Ведуха. – Та, у которой видел ты кадку, полную молоком, и при жизни была богата: сто коров было в ее хозяйстве, всегда с избытком было у нее молочного. Но даже по праздникам кусочка сыра не могла у нее допроситься бедная соседка. Всегда отвечала та, что нет у нее сыра. А другая, которая здесь, в Стране мертвых, из ложки молока делает сыр величиной с гору, при жизни имела только одну корову. Но будь то в праздник или в будни, если просил у нее что-нибудь неимущий, не было случая, чтобы она отказала. И вот ты видишь, что происходит с ними обеими в Стране мертвых.

– Недалеко уехал я, – рассказывает Сослан, – и вдруг вижу: лежит на земле женщина, и на груди ее вхолостую вертятся огромные жернова. Долго раздумывал я над этим и так ничего и не придумал.

– При жизни на чужой мельнице молола она, не спросившись, и ты видел, как наказана она.

– А неподалеку другая женщина. На груди ее тоже вертелись большие жернова, и мололи они куски черного камня.

– А эта женщина на земле крала муку из чужого помола. Видишь, какими мучениями платит она за это в Стране мертвых!

– Видел я еще одно страшное диво: к груди женщины ящерицы присосались. За что ей такие мучения?

– Бывало, при жизни, – ответила Ведуха, – ей приносили ребенка, чтобы она покормила его грудью. Она соглашалась, прикрывала ребенка платком, но груди ему не давала. И теперь, по обычаю Страны мертвых, платит она здесь свои долги.

– Видел я еще одну женщину. Из ноздрей ее лезут лоскуты сукна и кумача, а правая рука горит синим пламенем. Что еще за диво?

– При жизни была швеей эта женщина, и всегда отрезала она себе от каждого куска ткани, которую давали ей шить. Теперь здесь расплачивается за это, – ответила ему Ведуха.

– Ехал я мимо склепа. Сидел там голый мальчик. Сукровица капала из ноздрей его, и кровь струилась у него изо рта. Как было мне не удивиться этому?

– И этому не удивляйся, – сказала Ведуха. – При жизни не слушал этот мальчик матери и отца, мучил их – и не одно, и не два родительских проклятия упало на его голову. А теперь он раскаивается и плачет так горько, что сукровица капает у него из носа и кровь льется у него изо рта.

– Поехал я дальше, и увидел широкую поляну. На ней играют и резвятся разного возраста дети. Но грустно мне было смотреть на них, так неладно были они одеты. Одни босые, а чувяки засунуты за пояс, другие без шапок, а шапки их засунуты за пазуху. Кинулись они ко мне. Кто называл меня отцом, а кто матерью своей. Как было мне не пожалеть их! Слез я с коня, обласкал их, на каждом поправил одежду. А когда я уезжал, они кричали мне вслед: «Да будет у тебя прямая дорога, Сослан! Пусть во всем будет тебе удача и пусть благополучно завершится то дело, за которым ты приехал сюда!»

– Это были дети, умершие в сиротстве, – сказала Ведуха. – За то, что ты их приласкал, исполнится все то, что они тебе пожелали.

– Еще видел я, – сказал Сослан, – у раскрытых ворот лежала сука, и видно, что скоро время ей щениться. Крепко спала она, но из чрева ее вдруг залаяли на меня ее щенята. «Что бы это могло значить?» – подумал я.

– А это значит, что наступит такое время, – сказала Ведуха, – когда станут старшие слушать советы младших, которые будут старших уму-разуму учить.

– Видел я: спорят мешок и переметная сума о том, кто из них больше вместит в себя проса. Зачерпнул мешок проса, и доверху наполнился он. Потом высыпал он это просо в переметную суму, но даже наполовину не наполнилась сума, потом набрала проса переметная сума, высыпала его в мешок – переполнился мешок, и через край посыпалось просо. Что это еще за диво?

– Ты ведь нарт, – сказала Ведуха. – Так чему же удивляешься? Наступит такое время, когда и большому и малому, знатному и безродному будут давать не больше, чем нужно ему для хорошей жизни.

– Поехал я дальше, – сказал Сослан, – и увидел: три дерева стоят среди равнины, и гладки, точно обточены, их стволы. И увидел я два чувяка – один из воловьей кожи, другой из сафьяна; наперегонки лезут они на дерево. Но вот соскользнул чувяк из сафьяна и остался внизу, а чувяк из воловьей кожи дополз до верхушки дерева. Как же не удивляться мне тому, что чувяк из воловьей кожи взял верх над сафьяновым чувяком?

– Чувяки из воловьей кожи носят простые люди, а чувяки из сафьяна – благородные, – ответила Ведуха. – Но придет время, и простые люди возьмут верх над благородными и поведут их за собой.

– Поехал я дальше. Гляжу – от равнины до самых гор протянута веревка, и так она толста, что нельзя под ней ни пройти, ни проехать, а перескочить через нее тоже нельзя. Вдруг свернулась веревка и далеко в сторону укатилась. Удивился я, но не понял, что это значит.

– Вижу я, что ты и впрямь ничего не понял на своем пути, – сказала Ведуха. – А значит это то, что под конец весь мир станет для людей открытой дверью.

– Поехал я дальше, – говорит Сослан, – вижу: опять протянулась веревка от гор до равнин, и тут же смоталась она опять к горам.

– Это значит, что люди, которые с гор спустились на равнину и нашли там хорошую жизнь, со временем снова вернутся в горы, – сказала Ведуха.

И дальше рассказывает Сослан:

– Гляжу, у подножия горы бьют родники и кишмя кишит в них рыба, прыгает она из одного родника в другой, и играет в воде, и прыгает, и резвится, а одна другой рыбы эти совсем не мешают.

– А это значит, что настанет время, когда люди, принадлежащие к разным родам, будут жить дружно, как родные братья.

– Поехал я дальше, вижу высокий курган, зажжены на нем костры, и висят над ними три чана. Но не сучья древесные горят в этих кострах, а рога оленьи. Два крайних чана кидают друг другу куски мяса – жирные ляжки и ноги. И кипят, бурлят они вовсю. А среднему чану ни капли супа не достается, сухой шипит и чадит он. Скажи мне, что это за диво?

– А это значит, что настанет время, когда богатые братья будут помогать друг другу и подносить друг другу щедрые подарки, а бедному брату ничего от них перепадать не будет, и проведет он дни свои в бедности.

– Только отъехал я, и опять вижу чудо: у края дороги в жестокую схватку вступили друг с другом женский платок и мужская папаха. То платок одолеет папаху, то папаха возьмет верх над платком. Так боролись они и вдруг дружно, рядышком стали передо мной. Долго гадал я, что это значит, да так и не разгадал.

– А это, – сказала Ведуха, – предвещает такое время, когда женщина и мужчина будут во всем равны.

– Устал я, прилег отдохнуть у родника, – рассказывал Сослан. – А когда проснулся, смотрю, на моем берегу зеленая трава, а на том берегу – белый снег. Что это за чудо?

– А это значит, что настанет такое время, когда человеку будет все равно, зима или лето.

– Еду я дальше, – рассказывал Сослан. – Вижу, растут вместе три прямые лозины. Дай, думаю, срежу я одну, чтобы изготовить ручку для плети. Только выбрал одну и пригнулся, чтобы срезать ее, как две другие ко мне наклонились и шепчут: «Срежь не ее, а меня!»

– А это значит, что в будущем младшие сестры не будут ждать, пока старшая выйдет замуж, каждая будет выходить, когда ей захочется.

– Ехал я, ехал, вижу, валяется на дороге переметная сума. «Хорошая сума, – подумал я, – она мне пригодится». И, не слезая с коня, поддел я ее плетью. Тебе моя сила известна. В нартских играх бывало так, что на всем скаку я ручкой плети своей поднимал всадника вместе с конем. А тут как бы не так! Даже с места не сдвинул я суму, и сломалась рукоять моей плети. Раззадорило это меня. Спрыгнул я с коня, схватил суму рукой и не смог поднять ее. Ухватил я ее обеими руками, напряг все свои силы, в землю ушел выше колен, а сума даже не шевельнулась. Понял я, что передо мной опять чудо и оставил суму лежать на дороге. Расскажи мне, что это было?

И ответила ему Ведуха:

– Как бы мог ты поднять эту суму? Ведь скрыты в ней все достоинства, которыми наделены люди.

– Еще проехал я – и вижу, лежит на дороге клубок пестрых ниток. – И захотелось мне захватить с собой эта нитки. Нагнулся я с седла, схватил конец нитки, стал мотать на руку. Мотал, мотал, а клубок все не уменьшается. Вижу я, что опять передо мной какое-то диво. Бросил я клубок и поехал дальше.

– Тайны вселенной обозначает этот клубок, – ответила Ведуха. – Сколько бы ни стремился ты познавать их, всегда сможешь познать только часть из них.

– Поехал я дальше, и снова катится передо мной клубок ниток. Катится он, катится, разматывается, а нитки снова наматываются на него. Что бы это могло значить? – спросил Сослан.

– Это значит, – ответила ему Ведуха, – что наступит такое время, когда люди настолько размножатся, что без конца будут землю измерять.

– Только я отъехал немного, вижу, впереди моего коня катится третий клубок, клубок суровых ниток. Погнал я коня, обогнал тот клубок, оглянулся: бьет этот клубок коня моего по задним ногам. Удивился и встревожился я не постигло бы меня несчастье!

– Не бойся, – ответила ему Ведуха, – это тебе ничем не угрожает. Но знакомые есть у тебя, которые подобны этому клубку: в глаза они тебе улыбаются, а за глаза готовы подрезать сухожилия на ногах коня твоего.

– Еду я дальше и вижу: в почетных креслах сидят старики – предки нартов. Много еды и напитков поставлено перед ними, но тут же лежат труп кошки и труп собаки. Смотрят нартские старцы на обильное угощение, но не прикасаются к нему.

– Зачем же они будут прикасаться к еде и тем нарушать обычай Страны мертвых? – сказала Ведуха. – Это Шатана, когда отправился ты сюда, посвятила нартским предкам хорошее и плохое, чтобы проверить тебя, расскажешь ли ты по своем возвращении правду о Стране мертвых и не утаишь ли чего хорошего или плохого.

– Спасибо тебе, Ведуха, – ответил Сослан. – Теперь я все понял. Но одно осталось мне непонятным: когда я прибыл к тебе, почему не было головы на твоем теле? Что это еще за чудо?

– А это потому, нарт Сослан, – ответила Ведуха, – что всегда с тобой мысли мои! Ведь я все время помогаю тебе. Ты еще только решил сюда ехать, а я уже расчищала тебе путь. Да слыхано ли дело, чтобы кто-нибудь живым вошел в Страну мертвых! Без моей помощи ты не смог бы этого сделать. Когда в далеком походе сжигает тебя жаркое солнце, облаком лечу я над тобой и защищаю тебя от его лучей. А когда во время сражения на противников твоих падает сокрушительный ливень – это моих рук дело, это я помогаю твоим воинам одержать верх.

И сказав это, пошла Ведуха к Барастыру, повелителю Страны мертвых, попросила у него листьев Аза-дерева, принесла их Сослану и молвила:

– Ты силой ворвался в Страну мертвых, куда по велению Бога прийти не может живой человек. Но так же как живой не может сам отправиться к мертвым, так же нет пути из Страны мертвых в мир живых. И раз ты попал в Страну мертвых, нет тебе отсюда возврата. Но стоит мне только мигнуть, как подковы твоего коня повернутся задом наперед. Скачи тогда отсюда изо всех сил. Кинутся за тобой мертвецы, чтобы по твоему следу убежать из Страны мертвых. Но взглянут они на следы копыт коня твоего и увидят, что ведут они обратно в страну Барастыра. Тогда вернется каждый из мертвецов обратно на свое место. Беспокойный ты человек, Сослан, и не суждена тебе спокойная жизнь. Иногда ты не слушал моих советов, но сейчас строго наказываю я тебе: какие бы сокровища ни попадались на твоем пути отсюда, не прельщайся ими и даже не гляди на них, поезжай, не останавливаясь.

И обернула Ведуха подковы Сосланова коня задом наперед. Попрощался Сослан с ней, сел на коня своего и поскакал прочь из Страны мертвых. Услышав топот коня его, мертвецы кинулись по его следу, но когда увидели, что ведет этот след обратно в Страну мертвых, сказали:

– Это в нашу сторону кто-то проехал.

И каждый из них опустился на свое место.

А Сослан прискакал к воротам Страны мертвых.

– Открой ворота! – крикнул он Аминону.

– Как бы ты ни попал нарт Сослан в Страну мертвых, нет из нее возврата, – ответил ему Аминон.

Видя, что добром не откроют ему ворота, ударил Сослан плетью своего упругокопытого коня, и всей тяжестью и силой обрушился он на ворота, опять повалил их и силой вырвался из Страны мертвых.

Скачет он домой, в Страну нартов. Вдруг видит: насыпана на дороге куча золота. Но тут вспомнил он строгое слово Ведухи, проехал мимо и даже не оглянулся на золото. Долго ли, коротко ли едет Сослан – кто знает? – только видит он: лежит на дороге пышный хвост золотой лисы. Проехал мимо Сослан и даже не оглянулся. Едет он дальше – и вдруг валяется перед ним на дороге старая шапка. Увидел он шапку и подумал с досадой: «Эх, что может стоить слово жены-покойницы. Каких сокровищ лишился я из-за нее!»

И не выдержал тут Сослан, поднял шапку. «Отвезу-ка я эту шапку нашим невесткам, хоть на что-нибудь она пригодится – будут они ею сметать муку с жерновов во время помола».

Сунул Сослан за пазуху шапку и поехал дальше. Близко уже были они возле нартского селения, когда вдруг спросил Сослан у своего коня:

– Скажи, конь мой, какая смерть тебе суждена?

Ничего не ответил конь, и тут разгневался на него Сослан. В глубокой ложбине слез он с коня, привязал его к дереву, срезал ветку можжевельника и стал стегать коня своего до тех пор, пока не брызнула кровь из-под его тонкой кожи.

– Буду я бить тебя до тех пор, пока ты не скажешь мне, от чего суждено тебе умереть, – говорил Сослан коню.

Ничего не ответил ему конь. Еще пуще рассердился Сослан. С корнями вырвал дерево и так ударил он коня по голове, что в щепки разбилось дерево. Что было делать коню? И промолвил он:

– Смерть моя в копытах моих. Если только снизу, из-под земли пронзит кто-нибудь мои ноги, тогда я умру. Иначе не может постигнуть меня смерть, упругокопытый я. А в чем твоя погибель? – спросил конь у Сослана.

– Я весь из булата, – ответил ему Сослан, – не закалились только колени мои. И лишь колесо Балсага может убить меня. Если прокатится оно по моим коленям, тогда умру я. Иной смерти мне нет.

– Да не простит тебе Бог опрометчивых твоих поступков. Ты погубил меня и себя, – сказал ему конь. – Ведь старая шапка, которую ты подобрал на дороге и спрятал за пазуху, посмотри-ка, где она. Не иначе это был лукавый Сырдон, сын Гатага.

Сунул Сослан руку за пазуху, а шапки там уже нет. Подслушал Сырдон разговор коня и Сослана, выведал их смертные тайны и выпрыгнул из-за пазухи Сослана. И понял тут Сослан, почему не велела ему Ведуха ничего поднимать, что попадется по дороге.

А Сырдон, выпрыгнув из-за пазухи Сослана, тут же кинулся в преисподнюю к царю чертей за войском.

– Нарт Сослан измучил всех нартов, – сказал Сырдон. – Я знаю, как его уничтожить: в коне вся надежда его, а смерть коня – в копытах его. Дай мне скорее самых метких твоих стрелков, чтобы снизу, из преисподней, пускали они стрелы в копыта коня.

Дал ему царь чертей – самых метких своих стрелков, стали они пускать из преисподней стрелы в Сосланова коня. Снизу вверх полетели стрелы, попали они под копыта Сосланову коню, и замертво упал упругокопытый. Но, умирая, сказал он Сослану:

– Как только я умру, ты быстро, но осторожно, не причинив никакого изъяна, сними с меня шкуру и набей ее соломой. Потом сядь верхом на чучело мое, и, кто знает, может быть, я и донесу тебя до дома.

Быстро и осторожно снял Сослан шкуру с коня, набил ее соломой, положил седло на спину чучела, сел верхом и поскакал в селение нартов. Но подслушал Сырдон предсмертные слова коня, опять побежал он к царю чертей и сурово потребовал:

– Эй, черти, скорее накаляйте наконечники ваших стрел и стреляйте по коню Сослана!

И черти, накалив докрасна наконечники стрел, стали снизу вверх стрелять по коню Сослана. Попали раскаленные стрелы в соломенное брюхо коня, вспыхнула солома, и дотла сгорел верный конь Сослана.

Пешком, с седлом за плечами пришел Сослан в родной дом. Все без утайки рассказал он Шатане, что видел в Стране мертвых. И она поверила ему. Дала Шатана Сослану свое чудесное кольцо. Пошел Сослан на берег моря, широкий круг очертил он кольцом, и большой черный замок, весь из железа, воздвигся в этом кругу. И на четырех углах замка посадил Сослан листья Аза-дерева. Попросила Шатана у Афсати волшебную его свирель и дала ее Сослану. Заиграл Сослан на свирели, и три сотни зверей вбежали во двор замка. В первой сотне были олени, во второй – туры, а в третьей – всякие другие звери.

Увидели семь уаигов, что сполна уплатил им Сослан свой выкуп, и отдали они питомицу свою, дочь Солнца Ацырухс, замуж за Сослана.

СМЕРТЬ СОСЛАНА

В счастье и довольстве жил Сослан с дочерью Солнца прекрасной Ацырухс. Незаметно шли для них за днями дни и годы за годами. Часто ходил Сослан на охоту в поле Зилахар, которое издавна выбрали нарты как место своих состязаний и охотничьих подвигов.

Так шли его дни.

Однажды охотился там Сослан со своими двенадцатью товарищами.

Поставили они на поле Зилахар свой шатер, с утра до обеда охотились, а после охоты возвращались в шатер отдыхать. К вечеру они снова шли охотиться. Вернулись однажды к обеду и легли отдохнуть. Жарко было, все устали, только Сослана не взяла усталость. Захватил он свой лук и стрелы и пошел по одному из ущелий. К озеру привело его ущелье. И подумал Сослан: «В такую жару обязательно какой-нибудь зверь должен прийти на водопой».

Сел он на берегу озера и стал ждать. Долго сидел он так и зорко оглядывал берега озера. Вдруг смотрит – вышла из леса молодая олениха и приблизилась к воде. Прекрасное было это животное, никто не мог бы сравниться с ней в стройности и легкости движений. Утренняя звезда сверкала на ее шее. Вложил Сослан стрелу и только хотел спустить ее, как девушкой обернулась молодая олениха и сказала ему:

– Во здравии пребывай, Сослан.

– Пусть полное счастье будет долей твоей, добрая девушка, – ответил ей Сослан.

– Сколько раз спускалась я сюда с неба только для того, чтобы встретить тебя, Сослан! Сколько лет я ждала тебя и вот наконец встретила! Возьми меня себе в жены.

– Если я буду брать себе в жены всех бездомных девушек, то не хватит мне с ними места в нартском селении.

– Смотри, Сослан, пожалеешь ты об этих словах! – сказала девушка.

– Много охотился я и знаю, что любят свиньи сидеть в болоте. И если бы всех их Сослан делал своими женами, то его светлый булат давно превратился бы в черное железо.

Девушка, услышав эти дерзкие слова, вдруг вскинула руки, и превратились они в крылья. Хотел Сослан в этот миг схватить ее, но вспорхнула она и, улетая, сказала ему:

– Нартский Сослан, я дочь Балсага. Сейчас увидишь ты, что станет с тобой!

Улетела девушка в дом отца своего Балсага и рассказала ему, как обидел ее Сослан. Оскорбился Балсаг и приказал своему колесу:

– Иди, убей Сослана!

С шумом и грохотом покатилось колесо Балсага. Закричал Балсаг Сослану;

– Теперь берегись, нартский отпрыск!

– Что за оружие есть у тебя, что ты надеешься убить меня? – кричит ему в ответ Сослан.

– Идет на тебя нечто, жди удара.

– А что подставить мне под удар? – спросил Сослан.

– Подставь лоб свой, – ответил Балсаг.

Видит Сослан: летит на него колесо. Подставил он ему свою переносицу. Ударилось колесо и отскочило обратно, даже не оставив царапины. Хотел Сослан схватить колесо, но ускользнуло оно.

И снова кричит ему Балсаг:

– Держись! Снова катится оно на тебя!

– Что теперь подставить ему? – закричал Сослан.

– Грудь свою подставь, – ответил Балсаг.

С грохотом обрушилось колесо на грудь Сослана. Но тут изловчился Сослан и схватил колесо своими булатными руками. Подмял он колесо под себя и выломал две спицы.

Взмолилось тут колесо Балсага:

– Не прерывай мою жизнь, Сослан! Не буду я больше колесом Балсага, колесом Сослана стану я отныне.

Поверил Сослан, да и как же не поверить такой клятве! Отпустил он колесо, и оно убралось восвояси. Но по дороге попался колесу бедовый нарт Сырдон.

– Добрый пусть тебе, колесо Балсага! – сказал он.

– Ой, не называй меня колесом Балсага, а то Сослан убьет меня! Отныне колесом Сослана стало я.

– Э, пропасть бы тебе, колесо! Куда девалась твоя прежняя мощь? Кто омрачил твою великую славу? – спросил Сырдон.

– Замолчи, Сырдон, я клятву дало Сослану, – ответило колесо.

– Выпусти кровь из своего мизинца, и ты будешь свободно от своей клятвы. Или неизвестно тебе, что ты должно умертвить Сослана? Попробуй-ка еще раз наскочи на него, – сказал Сырдон.

– Опасный он человек, – ответило колесо. – Если я еще хоть раз попадусь ему, он зубами меня загрызет. Где мне с ним справиться!

– Поспеши к Курдалагону, пусть изготовит он тебе булатные спицы. А потом, когда будет Сослан спать, прокатись по коленям его, и он умрет.

И поддалось колесо наущениям Сырдона.

– А где найти мне его спящим? – спросило колесо.

– Он охотится сейчас на поле Зилахар, – ответил Сырдон. – После обеда вместе с товарищами отдыхает он в шатре. Прокатись по ним по всем, и среди прочих убьешь ты и Сослана.

Поспешило колесо Балсага к Курдалагону. Вставил он ему новые, булатные спицы, и снова покатилось оно на бой с Сосланом.

Но как раз в тот день, как это часто бывало, Сослан опять не стал отдыхать после обеда, а пошел побродить по ущелью.

Улеглись в шатре двенадцать его товарищей – шесть по одну сторону, шесть по другую, ногами друг к другу.

Только заснули они, как с грохотом покатилось на них колесо Балсага.

– Горе тебе, Сослан! – прогрохотало оно и отрубило ноги всем двенадцати его товарищам, и все они умерли.

Немного времени прошло, и вот, неся на спине убитого оленя, вернулся Сослан с охоты.

– Эй, выходите поглядеть! – крикнул он, подходя к шатру.

Но никто не явился на его зов.

Бросил Сослан убитого оленя на землю и вошел в шатер. Видит: мертвые лежат все его двенадцать товарищей, и у всех отрублены ноги. В глазах у него потемнело.

– Бог мой, что мне делать? Только колесо Балсага могло совершить такое зло! – сказал Сослан и выбежал из шатра. Глядит, катится колесо Балсага по широкому полю. И просит Сослан широкое поле:

– Останови колесо Балсага!

Но не остановило поле колесо, и Сослан проклял его:

– Пусть только семь лет подряд родишь ты урожай, а потом будь бесплодно!

На гору побежало колесо. И крикнул горе Сослан:

– Задержи его! Оно товарищей моих истребило!

Гора тоже не задержала колесо.

– Пусть лавина за лавиной и обвал за обвалом в щебень разнесут тебя! – проклял Сослан гору.

Вкатилось колесо в лес, по ольховой поросли катится оно.

– Задержи, ольха, врага моего! – крикнул Сослан.

Но ольха не остановила колесо.

– Самым дрянным деревом будешь ты навеки: чтобы делать краску, будут обдирать с тебя кору, а сама будешь ты засыхать.

Между липовыми деревьями катится колесо, и просит Сослан липу:

– Липа, липа, задержи врага моего!

– Хоть и толста я, – ответила липа, – но не в силах я сдержать врага твоего: я слишком мягкая.

– Так будь же и ты проклята! – крикнул Сослан. – И тебя будут люди искать только ради твоей коры. Будешь цвести ты красиво, но плода дать не сможешь!

Грабового леса достигло колесо. И сказал тут Сослан:

– Задержи, могучий граб, врага моего, задержи хоть немного!

Пропустил граб колесо Балсага, и его тоже проклял Сослан:

– Пусть Бог сделает так, чтобы люди искали тебя, чтобы жечь в своих очагах!

И вот по буковому лесу катится колесо Балсага.

– Мой враг бежит! Задержи его, – просит Сослан.

– Пусть еще в большей беде увижу я тебя! – ответил ему бук. – Целое селение могло укрыться в тени моей, а ты обрубал мои ветви, подрывал мои корни.

– Пусть легко будет обрабатывать твою древесину! – крикнул Сослан буку.

Катится колесо по дубовому лесу.

– Хоть бы ты, дуб, задержал врага моего!

Но напомнил дуб Сослану, что, не щадя ни вершины, ни ветвей, ни ствола его, рубил Сослан дуб, чтобы делать из него стрелы.

– Так пусть желуди, которыми брезговать будет человек, растут на тебе! – крикнул Сослан.

Вот в белый березняк вбежало колесо Балсага, и сказал Сослан березе:

– Береза, береза, хоть ты ненадолго задержи врага моего.

– Тот, кто стал твоим врагом, тот будет и моим врагом, – ответила береза.

Словно сетью, загородила она путь колесу, опустив перед ним свои тонкие кудри. Но прорвало их Балсагово колесо и покатилось дальше.

– Навеки лучшим из деревьев будешь считаться ты, белая береза! И сучья твои собирать будут люди, чтоб делать вертела и жарить на них шашлыки, – поблагодарил Сослан березу.

Вкатилось колесо в заросли орешника. Хмелем обвит орешник.

– Хмель кудрявый, – просит Сослан, – задержи кровника моего, двенадцать товарищей моих убил он.

Крепки и гибки, как веревки, побеги хмеля. Обвили они колесо Балсага и остановили его. На расстоянии полета стрелы приблизился Сослан к колесу, пустил в него одну стрелу – и вдребезги разбилась спица. Пустил другую стрелу – и в мелкие щепки разлетелась вторая спица. В зарослях орешника, обвитых хмелем, догнал Сослан колесо и схватил его. И тут орешнику и хмелю принес благодарность Сослан:

– Отныне, орешник, люди будут издалека приходить к тебе за вкусными твоими плодами. А тебя, хмель, пусть в пору веселья благословлять будут люди за хмельной напиток!

Выхватил Сослан свой меч, замахнулся и хотел на куски разрубить колесо Балсага. И тут снова взмолилось колесо:

– Душа моя в руках твоих, Сослан. Что ты прикажешь мне, все сделаю!

– Нет тебе веры, – сказал Сослан. – Ты клятвопреступник и снова обманешь меня.

Но жалобно просило колесо и так горячо клялось оно, что снова поверил ему Сослан.

– Хорошо, – сказал он. – Я пощажу тебя. Но за двенадцать друзей моих убей в семье своей двенадцать человек – и я отпущу тебя живым.

Согласилось колесо Балсага, и, печальное, покатилось оно домой. Узнал Сырдон, что не удалось колесу убить Сослана. Принял Сырдон облик старика и стал на пути колеса.

– Да будет перед тобой, колесо, прямая дорога! – сказал он. – Что случилось с тобой, почему ты так печально?

– С чего быть мне веселым! – ответило колесо. – Победил меня нарт Сослан и взял с меня слово убить двенадцать человек из моей семьи.

– А зачем тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из своей семьи ногти на руках и ногах, и ты выполнишь этим свою клятву, – сказал лукавый Сырдон.

Не послушало его колесо Балсага, катится оно дальше. Но вот на пути ему снова попался Сырдон. Старухой на этот раз он обернулся.

– Да будет перед тобой, колесо, прямая дорога! – сказала старуха. – Что случилось с тобой, почему ты так печально?

– Что делать мне, пусть съем я твои недуги? Двенадцать человек из семьи своей предстоит мне убить, чтобы выполнить клятву, данную нарту Сослану.

– А к чему тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах, и этим ты выполнишь свою клятву.

Не послушалось колесо, катится дальше. Снова забежал вперед Сырдон, обернулся юношей, у которого только выступил первый пух на лице, и встал у колеса на дороге.

– Да будет перед тобой, колесо, прямая дорога! – сказал он. – Почему ты так печально?

– Дано мною слово нарту Сослану убить двенадцать человек из семьи своей. И вот теперь качусь я, чтобы выполнить это слово.

– А к чему тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах, – сказал юноша.

Ничего не ответило колесо, прокатилось мимо. Но, пробежав еще немного, подумало оно:

«Вот старик, старуха и юноша в одно слово сказали мне одно и то же. Ведь не ждут они от меня за это никакой награды. Дай-ка послушаю я их добрых советов».

И, прикатившись домой, постригло колесо ногти на руках и ногах двенадцати человекам из семьи своей. И после этого смирно сидело дома колесо.

Шли дни за днями, недели за неделями. Стал лукавый Сырдон, сын Гатага, время от времени навещать колесо Балсага.

– Надо бы тебе, знаменитое колесо, покатиться еще раз на Сослана и отомстить ему за унижение, – говорил Сырдон.

Но прошла уже злоба у колеса Балсага, и ответило оно Сырдону:

– Эй, лукавая лисица, оставь меня! Из-за тебя случились со мной все эти несчастья.

Но Сырдон на несчастье нартов не оставил своего намерения погубить Сослана. Развязал он свой лживый язык и опять уговорил колесо Балсага напасть на Сослана и убить его.

Снова вставил Курдалагон в колесо новые спицы из чистого булата. И вот однажды, когда был Сослан на поле Зилахар и осторожно на животе подползал к зверю, откуда ни возьмись прикатилось колесо Балсага, отрезало ему ноги по колени, бросило ему ногти с рук и ног двенадцати человек из своей семьи и вернулось к себе домой на небо.