Текст книги "Закат Аргоса"
Автор книги: Энтони Уоренберг (Варенберг)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Он-то не понаслышке знал, о чем говорит.
– Так, – коротко и удовлетворенно согласился Ринальд, который думал точно так же, и которому слова Конана пришлись особенно по душе.
– Но пока ты, – король повернулся к нему, – еще не в полном порядке, вы станете находиться при дворе.
– Я готов выступить хоть сегодня, – горячо заявил лэрд, и его глаза сверкнули темным огнем.
– Да? – Конан слегка толкнул его в грудь. – Готов?
Совершенно не ожидавший этого Ринальд сдавленно вскрикнул и заскрипел зубами от боли. Айган дернулся и сжал кулаки, словно ощутил такую же.
– Сидеть, – рыкнул на него король. – Я только показываю, что прав, и ему рано отправляться в путь. У меня хватает замечательных лекарей. Пока они не скажут своего слова, ты с места не сдвинешься, Ринальд. А если осмелишься проявить своеволие и нарушить приказ – ты, который только что присягнул мне на верность! – я ни на что не посмотрю и велю выпороть тебя, как положено обращаться с непокорным вассалом. Не хочешь терпеть унижение, научись подчиняться. И нечего играть желваками.
– А я в таком случае даже не подумаю за тебя вступаться, Ринальд, – сказал Айган. – Ким… – он вовремя прикусил язык, – король прав.
– Киммериец, ты хотел сказать? – спросил Конан, заметив его оговорку и не став делать вид, что пропустил ее мимо ушей. – Да, киммериец, сын кузнеца, и горжусь этим не меньше, чем королевским титулом. Я никогда не отрекался ни от своей родины, ни от происхождения. Мой отец был достойным человеком, и я чту его память.
Если бы можно было присягнуть дважды, Айган сейчас повторил бы свою клятву не задумываясь.
Глава V
– Ну, что с тобой происходит, Лю Шен? – обеспокоенно спросила Зенобия, ласково глядя на девушку. – С некоторых пор я стала замечать, что на тебе лица нет, одежда болтается, и ты всё больше становишься похожа на ходячую тень. Как это понимать? Ты не больна?
– Нет, госпожа, – поклонилась кхитаянка, – я здорова, благодарю.
– Тогда что с тобой творится?.. Послушай, ведь я тоже женщина и всё способна понять.
Не всё, подумала Лю Шен. Не всё! Тот, кого ты любишь, каждую ночь делит ложе с тобою, а мой любимый так близко и в то же время так далеко! Он даже не глядит в мою сторону, а я умираю каждый день, каждый час, ибо страсть к нему сжигает мне сердце.
– Всё хорошо. Я всем довольна.
– Ты спала прошедшей ночью?
Ни прошедшей, ни во все предыдущие ночи Лю Шен ни на миг не сомкнула глаз. И есть она не могла – кусок не лез в горло.
– Может быть, у тебя слишком много работы?
– Что ты, госпожа! Ведь ко мне приходят лишь те, кого задели в учебных поединках. Правда, некоторых приносят. Но это всё такие мелочи, о которых даже говорить смешно.
– А что твой сын?
– Он тоже здоров, благодарю.
Двухлетний мальчик, сын Имогена, был сейчас, пожалуй, единственной отрадой Лю Шен. Она долгое время была разлучена с ним, пока ухаживала за Ринальдом, и дитя было доверено заботам Эмис, ее подруги, у которой было трое собственных детей, однако она никогда не отказывала в помощи Лю Шен: последнего из сыновей Эмис кхитаянка принимала у нее сама, роды были очень трудными и едва не стоили Эмис жизни, но когда всё обошлось, женщины весьма сдружились. Не желая даром есть хлеб своего господина, кхитаянка почти фанатично несла службу, не всегда оставляющую время для забот о Первом, каковые охотно брала на себя Эмис. Кому-то это могло показаться странным, но хотя сыну Лю Шен было уже больше двух зим, имени у него не имелось. Первый – и всё. Имя нельзя давать сразу, это бережет человека от происков демонов, к тому же надо еще посмотреть, к чему у него будет больше склонностей, и нарекать соответственно этому, а не как попало. Не раньше пяти лет.
Но и это имя будет считаться детским. Настоящее и окончательное дается человеку значительно позже.
Понятно, что следующий ребенок был бы назван Вторым, и так далее.
Но так уж случилось, что Первый остался единственным, и других у Лю Шен никогда не будет.
– Ты не хочешь снова выйти замуж? – спросила Зенобия. – Ведь срок траура давно прошел.
Как ей объяснить, что у траура по умершему супругу нет никакого срока?
– У нас не принято вступать женщинам в брак дважды, – сказала Лю Шен.
– Боги, как это печально. Получается, такая чудесная девушка, как ты, просто созданная быть женой и матерью десятка детей, должна так и зачахнуть в одиночестве?
– Да, госпожа. Но… неужели ты бы сама согласилась, если бы, сохрани его боги, конечно, твои супруг покинул тебя и ушел в Сумерки, забыть его и стать женой другого?
Удар достиг цели. У Лю Шен не было иного способа вынудить Зенобию оставить скользкую тему. Кхитаянка, как и весь двор, отлично знала о том, насколько преданы друг другу Конан и его королева.
– Нет, – ответила та. – Не согласилась.
– Вот видишь. Кхитайские законы весьма мудры. Ты позволишь мне уйти, госпожа?
– Иди, – вздохнула Зенобия, и, отослав Лю Шен, задумалась.
Девочка-то не так проста, как старается показаться. И сохнет она, и глаза у нее на мокром месте не случайно. Зенобия вовсе не была ни слепой, ни безразличной, ни недалекой. И ей доводилось замечать, какие взгляды бросает Лю Шен на лэрда Ринальда. Просто сердце рвется! А он, бревно бесчувственное, занят только тем, что обучает мальчишек, и Конна в том числе, сражаться на деревянных мечах. Это разве дело, когда рядом такая красавица, и души в тебе не чает? Кхитайские законы… прикрывается ими, как броней доспехов, а под той броней живая душа изводится. Что ж, сна, Зенобия, как-нибудь сумеет помочь этому горю.
Королева подошла к окну, наблюдая, как раз, за учебным поединком, которые проводились почти постоянно. Привычно поискала глазами сына. Некоторые юноши сражались на мечах, иные врукопашную, а совсем юные и неопытные – на палках. Откуда-то приволокли толстое дерево и рубили его мечами, отрабатывая силу удара так, что только щепки летели в разные стороны. Но где же Конн? Зенобия вгляделась в кучу дерущихся людей. Боги, да он сражается с Ринальдом, и в руках у инфанта настоящий меч, только не очень большой. Лэрд прекрасно владел ситуацией, не атаковал, подставляя под удары юноши щит, и, судя по всему, постоянно давал Конну указания. Тот же предпринимал всё новые яростные, отчаянные атаки, вероятно рассчитывая применить тактику изматывания противника, но из этого ничего не получалось. Конн быстро устал и прекратил бой. И вдруг, перехватив меч, как копье, с воинственным криком бросился на Ринальда. Лэрд ловко отпрыгнул в сторону, спустя мгновение выбил меч из рук принца, и тот свалился на траву, тяжело дыша, затем встал и убрал свое оружие в ножны. Зенобия улыбнулась. Хорошо, что Конна тренирует такой опытный боец, как Ринальд. Да и сам лэрд со времени своего появления при дворе выглядит несравнимо увереннее и лучше. Конечно, победа над мальчишкой – невеликая доблесть, но если учитывать, что сам Конан по мере возможностей тоже кое-чему обучает инфанта, и не совершеннейший пустяк для человека, который недавно перенес тяжелое ранение.
…Ринальд с неудовольствием ощутил, что слегка сбил дыхание.
Собственная слабость страшно злила и удручала его. Эдак он никогда не доберется до Эвера! Больше надо работать, и не с зелеными юнцами, а с равными себе мужчинами. Он огляделся, чем бы еще заняться, и уже собрался примкнуть к тем, кто сражался врукопашную – вот где поле непаханое, ничего не умеют! – как к нему подошел Айган.
– Довольно на сегодня, брат. Иди, отдохни.
– Брось, – отмахнулся Ринальд, – я и так от безделья с ума сойду скоро. Ну, ты посмотри из этих – право, младенцы, когда возятся, выглядят более ловкими, чем они! Я только покажу им пару приемов… просто руки чешутся.
– Я займусь этим вместе тебя, – твердо возразил Айган, – Ни к чему надрываться. Зато ближе к вечеру мы сразимся между собой, идет?
– Идет, – вздохнул лэрд и опустился на траву, продолжая жадно и тоскливо наблюдать за дерущимися, в том числе и за Айганом, который играючи раскидывал в стороны молодых парней, бросавшихся на него всем скопом. К нему подошла женщина средних лет с ребенком па руках.
– А ты-то что делаешь на тренировочной площадке? – удивился Ринальд.
– Да вот, пришла посмотреть, как там мой парень, – улыбнулась женщина. – Вон он, видишь?.. Вот будет боец, его хлебом не корми, дай подраться.
О самом Ринальде можно было сказать примерно то же самое, так что он кивнул:
– Это хорошо для мужчины! А этот, младший твой, тоже пойдет по стопам брата?
– Да этот как раз не мой, – весело отозвалась она, поставив дитя на землю. – Просто присматриваю.
– А он чей же тогда? И где его мать?
– Мать трудится, что твоя пчелка. Сейчас ее королева зачем-то к себе позвала, вот Лю Шен и помчалась туда.
– Лю Шен? – Ринальд не сразу осмыслил услышанное. – Так это ее ребенок?
– Ну да, ее и Имогена сын. Ничего парень, верно?
Крепкий, черноволосый и черноглазый мальчик выглядел крупнее и старше своего возраста.
– Я не знал, – пробормотал Ринальд, разглядывая его.
– О чем?
– Что она замужем, и у нее есть ребенок. Она сама еще почти девочка.
– Маленькая собачка до старости щенок! А муж ее уже две с лишним зимы как на Серых Равнинах.
– В Сумерках, – произнес лэрд. – Кхитайцы бы так сказали. Первый! – позвал он. – Иди сюда.
Тот приблизься, беззастенчиво его рассматривая, и спросил:
– А почему ты не дерешься? Все мужчины сражаются!
– Я тоже, – серьезно отозвался лэрд. – Но по всегда же?
– Откуда ты знаешь, как его зовут? – удивилась женщина.
– Если у Лю Шен других детей нет, то Первый – как же еще может быть у кхитаянки… я просто так оказал, даже не подумал.
– Вот ведь, судьба у нее, – сочувственно покачала головой женщина. – Не повезло бедняжке. А сердце у нее золотое, точно скажу. Никому еще в помощи не отказывала. И тебя ведь тоже она на ноги подняла? И потом за тебя просила, не боясь королевского гнева.
– Лю Шен?!
– Кто же еще? Ты глухой, что ли, по два раза переспрашивать? Об этом весь двор говорил! Примчалась, как безумная… жизнью, говорит, клянусь, и головой, если надо, отвечу за него, что не виноват и готов принять присягу. Конечно, я сама не слыхала, мне тоже люди рассказывали, как она за тебя горой стояла…
Ринальд вскочил, резко выпрямившись и в сильнейшем волнении.
– Как твое имя?
– Эмис, – с достоинством сообщила она. – Эмис, жена старшего королевского конюха…
Он подхватил ее под локти, приподнял и поцеловал.
– Спасибо!
– Вот же сумасшедший, – изумленно ахнула Эмис, проводив взглядом лэрда, бегом умчавшегося куда-то.
* * *
– Почему ты мне ничего не сказала?
– О чем? – спокойно опросила Лю Шен, хотя только боги ведали, чего ей стоило это спокойствие, когда Ринальд появился перед ней и буквально навис над девушкой, упираясь рукой в стену.
Быть так близко от него, ощущать его дыхание… о, невозможная, сладкая пытка!
– О том, что на самом деле ты, умудрившись сбежать от Айгана и меня, пришла во дворец просить за меня перед королем. Ведь я думал…
– Но я ни о чем не просила, – ресницы Лю Шен взметнулись.
– Как? Мне сказали, ты…
– Я рассказала королю правду, которую узнала о заговоре и о том, как обошлись с тобою те, на чьей стороне ты оказался. Я не шала, как он сочтет нужным поступить. То, что господин решил сам отправиться за вами, было его собственным решением, на которое мое мнение никак не могло повлиять. Я хотела выполнить его волю. Он должен был узнать, где ты скрываешься, я лишь выполняла долг перед своим господином.
– И всё? – испытующе уточнил Ринальд. Девушка кивнула.
Лэрд приподнял пальцем ее подбородок и потянул кверху, внимательно вглядываясь в глаза Лю Шеи, в которых таились все невысказанные слова, которые ей так хотелось произнести. Она изо всех сил старалась не выдать себя, не прижаться к нему, не утонуть в жаре, исходившем от его тела. Само его присутствие вытягивало из нее силы.
В этот момент, когда в ней трепетала каждая клеточка, как же Лю Шен любила Ринальда за эту ранимость, которую распознала в его тоне, как радовалась невысказанному намеку на его привязанность к ней!..
– Где тебя носит, Ринальд?!
Лэрд отступил от Лю Шен и обернулся на голос Айгана.
Девушка поспешила немедленно удалиться; Айган, однако, не мог не заметить ее и с некоторой задумчивостью посмотрел вслед.
– Что значит «где носит»? Я же не собака, которая сидит на цепи на одном месте, – проворчал лэрд. – Что случилось?
– Король хочет тебя видеть, и немедленно. А я никак не мог тебя найти, – объяснил Айган. – По-моему, не очень-то учтиво заставлять его ждать.
– Но я… – Ринальд с некоторым смущением оглядел себя: после недавней тренировки с Конаном на мечах он всё еще был облачен в простую, пропахшую потом одежду, совершенно не соответствующую визиту к королю Аквилонии. – Я должен сначала привести себя в надлежащий вид.
– По-моему, Конан мало обращает внимания на то, во что одеты его люди, – пожал плечами Айган, – зато он может быть весьма недоволен, тем, что ты не явился па его зов немедленно.
Айган был весьма рад служить Конану и старался оправдывать оказанное ему доверие в чем только мог. Это не имело ничего общего с лизоблюдством, но являлось совершенно естественным выражением признания по отношению к человеку, доказавшему свое право быть вожаком.
Ринальд, которому резоны друга показались вполне убедительными, тут же отправился к королю.
Конан встретил его со своей обычной мрачноватой доброжелательностью, каковую проявлял при виде людей, пользующихся его расположением.
– Что ты хотел мне сказать, господин? – спросил лэрд. – Айган говорил, что ты хотел меня видеть.
– Верно. Я знаю, что ты тренируешь инфанта Конна, – произнес король, – ну, и как тебе его успехи?
– Заслуживают всяческих похвал, равно как и желание в совершенстве овладеть искусством боя, – отозвался Ринальд. – Твой сын станет отличным воином и никогда не опозорит свое имя и род.
– Надеюсь, что так, – Конан удовлетворенно, хотя и несколько рассеянно, кивнул; видно было, что он позвал Ринальда вовсе не затем, чтобы справиться о принце, в котором и так не сомневался.
Лэрд ждал продолжения, очень надеясь на то, что король наконец соизволит отправить его на поиски Эвера, чем, по его разумению, давно пора было заняться.
– Я намерен посетить Аргос, – вместо этого сказал тот. – И ты станешь сопровождать меня в числе рыцарей, которых я желаю взять с собою. Мой визит будет недолгим, но он необходим, чтобы я сам, лично, мог поговорить с королем Треворусом и решить некоторые вопросы, связанные с интересами Аквилонии.
Конан вовсе не собирался спрашивать мнения Ринальда, просто ставил его в известность о своих планах.
– Но, господин, – лэрд не смог скрыть разочарования, – если мне не изменяв! память, у тебя имелись несколько иные намерения относительно моего ближайшего будущего. Эвер всё еще на свободе, и мне кажется, что мой долг…
– Твой долг молчать, когда я говорю, и выполнять, когда приказываю, – голос Копана напоминал глухой рокот дальнего грома. – Не испытывай мое терпение, Ринальд, оно не безгранично. Мы выступаем в путь завтра же,
– Я могу задать вопрос?
– Можешь, – позволил Конан. – Но только один.
– Отчего такая поспешность?
– Оттого, что я предпочитаю не предуведомлять о своих планах заранее, – объяснил киммериец. – Никого. Иначе мне слишком часто пытались бы помешать в их осуществлении.
Он всё еще тосковал по той, прежней, вольной и беспечной жизни, когда мог как угодно распоряжаться собой и не тащить на себе подчас непомерный груз ответственности за множество людей, судьбы которых вынуждал киммерийца вершить королевский титул; нередко Конан мечтал о том, чтобы сбросить вериги власти и провести остаток жизни так, как желало его вечно молодое, горячее сердце бродяги-воина.
Рожденный в царствующей семье наследник с детства бывает приучен к мысли о том, что настанет день, когда он сам взойдет на престол, его сознательно готовят к исполнению будущей высокой миссии; но Конан, сын кузнеца, пони-пил, что, пожалуй, власть – это одна из самых печальных и безрадостных вещей на свете, и старался не становиться беспомощным рабом собственного могущества, заложником принятого на себя титула.
Собираясь в Аргос, он рассчитывал сделать путешествие как можно более приятным, то есть отправиться туда в сопровождении всего нескольких человек из Черной гвардии во главе с Паллантидом, а не докучливой свиты с целым обозом совершенно бесполезных людей и вещей. Ринальда же он пожелал взять с собою, чтобы не терять из вида надолго.
Откровенно признаться, глядя на этого человека. Копан узнавал в нем собственные черты: та же безудержность, тот мятежный дух авантюриста и вечного скитальца, непомерная гордыня и стремление во что бы то ни стало добиваться желаемого.
Пожалуй, только он сам в свое время мог бы совершить нечто подобное тому, чтобы вызвать на бой короля: оно и верно, не с мышами же сражаться человеку, которые словно зачат самим пламенем и рожден быть героем-победителем!
Всё в Ринальде было Конану по душе, он понимал его, точно собственного брата-близнеца, и успел, в своем роде, полюбить, хотя киммериец ни для кого полностью не раскрывал душу, зная, насколько это может быть опасно, и всегда выдерживал ощутимую дистанцию. Исключением являлась только Зенобия, его королева, которой он доверял безгранично.
Глава VI
В первые дни пути Конан так гнал лошадей, что его немногочисленные спутники только восхищенно переглядывались: король, казалось, не ведал, что такое усталость! Он засветло покидал простой походный шатер, с наслаждением вдыхая наполненный туманной сыростью воздух своей недолгой свободы, и чувствовалось, что такая жизнь ему привычнее и ближе, нежели в покоях дворца.
Остановки в пути если и были, то в основном возле придорожных таверн, которые Конан отнюдь не брезговал посещать, откровенно смеясь нал их сбивающимися с ног хозяевами, никак не ожидавшими визита такой высокопоставленной особы – Конан запретил предупреждать о своем приближении заранее, не посылая впереди себя никаких гонцов и глашатаев, и сваливался, как
снег на голову. Бывали забавные ситуации, когда те же самые хозяева и завсегдатаи этих таверн не сразу верили, что пред ними – сам король, принимая его за проезжего богатого рыцаря, не более, а поняв свою ошибку, едва не лишались чувств.
Конан всегда был не прочь пропустить кварту-другую эля или хорошего пива, и его спутники охотно к нему присоединялись, за исключением, пожалуй, Ринальда, который почти всё время пребывал в глубокой задумчивости и отказывался от любых излишеств. Он нес служ6у, и всё. Проверял выставляемые ночами посты, по нескольку раз обходя маленький лагерь, днем же почти не слезал с седла, следуя за королем на одном и том же расстоянии. А если тому приходила мысль остановиться и войти внутрь очередной таверны, предпочитал оставаться снаружи. В конце концов, Конан обратил внимание на таковые его особенности и, подозвав, спросил:
– Что, лэрд, ты никогда не считаешь возможным слегка развеяться? Или, может, осуждаешь меня за то, что я немного отпустил поводья и решил пожить в свое удовольствие?
– Отчего же, – возразил Ринальд, – просто нет настроения.
– Почему, позволь спросить?
– Я непременно должен отвечать, или всё-таки то, что происходит в душе у человека может оставаться его личным делом? – осведомился Ринальд.
– Ну, чужая душа, не зря говорят, вообще потемки, – заметил Конан, – и твоя не исключение. Я и сам не терплю, когда кто-то пытается влезть в мою, так что могу тебя понять. И всё же давай-ка, выпей со мной! Тебе это не повредит, а то до того смурной, что глядеть тошно. Может, из-за того, что я велел твоему другу остаться в Тарантии? Так это естественная мера предосторожности, мало ли чего можно ожидать, когда вы вместе! Ты не обижался, но я счел ее разумной… Или у тебя кошки на душе скребут потому, что я не отпустил тебя ловить Эвера? Что, я не ошибся? – усмехнулся король, заметив, как вспыхнули скулы рыцаря, а рот его непримиримо сжался. – А если я скажу тебе, что эта твоя головная боль, по моим сведениям, вполне может находиться как раз там, куда мы держим путь?..
Ринальд вздрогнул всем телом и недоверчиво взглянул на киммерийца.
– Ага, зацепило, – удовлетворенно произнес тот. – Что ж ты думаешь, я столько времени потерял напрасно и не предпринял никаких шагов, чтобы кое-что разузнать об Эвере? И о женщине, – добавил он. – Ведь с ним – женщина, верно, лэрд? Красивая?
– Мне казалось, что необыкновенно, – вырвалось у Ринальда.
– Ну как же иначе. Ты ведь из тех, чей жеребец без узды и вечно себе стойло ищет.
– Есть такой грех, – немного смущенно подтвердил рыцарь, не в силах сдержать улыбки в ответ иа грубоватую прямоту короля. – Так, значит, он… мы…
– Всё, хватит об этом. На месте узнаем, – оборвал его киммериец. – Не забывай, что здесь и у меня интерес не меньше твоего. А теперь ней, – велел он, передавая лэрду внушительную кружку эля, которую тот охотно и с явным удовольствием осушил, не отрываясь, что немедленно подействовало на Ринальда, подняв ему настроение, и глаза его перестали напоминать потухшие угли в камине, сделавшись блестящими и необыкновенно живыми.
– Другое дело, – оказал Конан, – уже меньше похож иа висельника, которого едва из петли успели вынуть. Ну-ка, Ринальд, правду ли говорят, будто ты умеешь слагать баллады?
– Нет, но зато знаю их множество, – произнес лэрд – Я всегда любил слушать менестрелей, кое-что запомнил.
– Не сочтешь ли за труд спеть что-нибудь?
– Могу, – неожиданно легко согласился Ринальд, потянувшись за второю кружкой и присовокупив ее содержимое к первой.
У него оказался довольно сильный и приятный голос, да и в выразительности исполнения трудно было отказать. В боевых походах Ринальду прежде не раз доводилось собирать вокруг себя воинов, поднимая их дух и отвлекая от мрачных размышлений балладами и песнями во время недолгих передышек, так что дело это ему было не в новинку. Конан остался вполне доволен услышанным.
– Славно, – проговорил он, когда Ринальд закончил. – Умеешь душу согреть.
«Умеет», – подумала Лю Шен, единственная женщина, которую Конан взял с собою в Аргос: что бы ни случилось, он считал, что кхитаянка с ее искусством всегда должна быть под рукой, да и привычна она была к долгим переходам. К тому же Зенобия приложила некоторые усилия, убеждая его в том, что девушка может оказаться просто незаменимой в случае возникновения любых неожиданностей, связанных с внезапными болезнями или ранениями.
Пока Ринальд пел, она подошла поближе, словно зачарованная, впервые обнаружив за ним такую способность. До сих пор, с того момента, как они покинули Тарантию, кхитаянка держалась от него на расстоянии, боясь неосторожно выдать свои чувства.
– А, еще одна неприкаянная душа пожаловала, – приветствовал Конан ее появление. – Иди сюда, Лю Шен! Что стоишь, как чужая?
Она и есть чужая, всему и всем, в чужой земле, вдруг остро понял Ринальд, услышав его слова и словно ощущая одиночество девушки. Неприкаянная душа, уж это точно. С ним в Кхитае, в свое время, был, по крайней мере, Айган, а у Лю Шен в Аквилонии ни единого близкого человека.
Она приблизилась к Конану и села с ним рядом – лэрд обратил внимание, с какой признательностью, почтением и тихим обожанием Лю Шен смотрела на короля, в то время как по нему самому ее взор скользнул только случайно.
– Говорят, – произнес Копан, приобняв кхитаянку за плечи, – будто есть где-то такая птица, которая питается одним только ароматом фруктов, более же ничем. Вот уж не знаю, не видел этакого чуда. Но ты, дитя, верно, решила, что ты и есть эта самая птица! Этак скоро ты и ног не потянешь. Тебе приказать, или сама отведаешь что-нибудь?
В голосе киммерийца и в его жесте было что-то неуловимо отеческое. Девушка благодарно улыбнулась.
– Наши женщины едят немного, – сказала она.
Сейчас Лю Шен, облаченная в мужскую одежду в куда более соответствующую условиям похода, нежели ее обычное одеяние, была скорее похожа на подростка, чем на женщину. Долго ломаться она, однако же, не собиралась и охотно принялась за еду под одобрительным взглядом Конана.
– Бывала ли ты в Аргосе прежде? – спросил король.
– Да, – подтвердила девушка, – и в Аргосе, и в Немедии, и в Шеме. Дорогой отец брал меня с собою повсюду, только в северных землях мы ни разу не были. Он говорил, там люди дикие, одеваются в шкуры зверей, им шелка и украшения ни к чему, и сами они, как дикие звери.
– Врал, – решительно возразил киммериец. – Вот я – северянин, но вроде на зверя не похож.
– Не похож, господин, – горячо подтвердила Лю Шен.
– Тебе нравится в Аквилонии?
– Везде люди живут, – сказала кхитаянка. – Только тут всё не так, как у нас.
– Лучше или хуже? – настаивал король.
– Не лучше и не хуже, просто иначе. По-другому. И это не всегда правильно. Многие люди обычаи свои же не чтут, рода своего не помнят и внутрь себя не глядят. Суетятся много, а живут бестолково, ничего не понимают о себе.
– Может, это тебе потому так кажется, что мы больше думаем сердцам, чем головой? – неожиданно спросил Ринальд.
– Но разве возможно одному и тому же человеку одновременно идти в разные стороны? Так и здесь. Всё должно пребывать в равновесии и гармонии, – уверенно объяснила Лю Шен.
– Вот я всю жизнь пытаюсь обрасти эту гармонию, но ничего не получается – проговорил Ринальд, – а одна только смута и хаос в душе. Всё, к чему я ни прикасаюсь, рассылается в прах и течет, как песок меж пальцев. Отчего так, Лю Шен? Может быть, ты подскажешь, как человеку согласовать свое дыхание с бурными вздохами мира? И каким заповедям требуется следовать, чтобы обрести покой?
– Об этом только великие мудрецы ведают, которые живут уединенно высоко в горах, – отозвалась девушка, – они, верно, сумели бы тебе помочь.
– Я был вором, пиратом, наемником, – сказал Конан, – всю Хайборию исходил вдоль и поперек множество раз и самой смерти в глаза смотрел бессчетно. Так что имею право утверждать, что просто меньше надо задумываться о мироустройстве, а покой искать в одних только битвах.
Если бы Ринальд мог с ним согласиться! Но он тоже прошел немало битв, а они не принесли ему утешения, так что оставалось только позавидовать королю…
