Текст книги "Закат Аргоса"

Автор книги: Энтони Уоренберг (Варенберг)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава XXIV

– А ну-ка, поторопись, – раздраженно рявкнул старший из стражников, когда на пути образовалась заминка: через узкую улицу, еле переставляя ноги, переползала полуслепая старуха, опираясь на палку и бережно поддерживаемая девушкой, очевидно дочерью.

Его окрик возымел прямо противоположное действие – двигаться быстрее старая карга не могла, вместо этого нелепо заметавшись и в конце концов попусту, зацепившись за свою же палку, рухнув на мостовую. Девушка засуетилась, пытаясь помочь ей подняться и умоляюще лепеча:

– Ах, простите, мы сейчас, сейчас!

– Убери ее с дороги, пока мы не затоптали, – окончательно вышел из себя стражник, неохотно придерживая лошадь, но тут откуда-то из-за угла вывернулся еще один всадник, совершенно перекрывая проход. Возник затор, в центре которого псе еще оставались две женщины, и в этот момент пленник, до сих пор не предпринявший никаких попыток спастись, отбросил в стороны двух ближайших к нему солдат и пырнул в необыкновенно удачно (для него) расположенную подворотню, ведущую в проходной двор.

– Взять его! – вне себя заорал старший стражник, естественно, тут же позабыв о старухе и девушке, которые проявляли невесть откуда взявшуюся резвость и словно растворились в точно такой же подворотне на другой стороне улицы.

Перепуганная лошадь случайного всадника при этом с диким ржанием металась туда-сюда, не давая возможности немедленно начать преследование.

…Ринальд бежал, не разбирая дороги и прислушиваясь к топоту множества ног за спиной – судя по звуку, ему удалось довольно прилично оторваться, он вылетел на параллельную улицу, и тут произошло непредвиденное – поскользнувшись на выброшенных из чьего-то окна выбросах (выливать помои на мостовую было для жителей Мессантии самым обычным делом), лэрд не удержал равновесия и упал, подвернув ногу.

– Проклятье, – выругался он.

– Эй, приятель, тебе что, нравится отдыхать в грязной луже?.. – Конан подхватил его и почти швырнул на спину лошади впереди себя. – Уходим!

…Спустя некоторое время Ринальд, уже успевший вполне опомнится после очередных злоключений, но еще не до конца веря в то, что все, окружающее его, ему не снится, полулежал в постели в доме Ив, и даже несколько наигранное недовольство Копана не могло отравить ему настроения.

– На что ты надеялся? – спросил киммериец, – А, лэрд? Выдавать себя было чистейшим безумием!

– На тебя, конечно, господин. И не ошибся. Я знал, что ты меня выручишь.

Лю Шен, между тем, успела наложить повязку на его ногу ниже колена заметив, что ничего серьезного не произошло, и скорее всего уже на следующий день он сможет нормально передвигаться. Однако Ринальд, который так мужественно держался и в несравнимо более тяжелой ситуации, на этот раз был не намерен так просто ее отпускать. Стоило Ив и Конану оставить его наедине с кхитаянкой, лэрд издал совершенно душераздирающий стон.

– Что с тобой? – встревожилась девушка, бросаясь к нему.

– Ужасная боль, просто невозможно вынести! Кажется, я умираю, – произнес Ринальд, закатывая глаза.

– Где?! Скажи, я сделаю все, что смогу!

– Повсюду…

– О, мой милый, неужели эти люди, которые схватили тебя… – Лю Шен склонилась к Ринальду, тут же очутившись в его объятиях.

– Пусти меня, несчастный врунишка, – облегченно рассмеялась девушка, впрочем, не особенно сопротивляясь его рукам и губам.

– Сама виновата, как же мне быть, если ты обращаешь внимание только на тяжелораненых? Не бросаться же на меч, выпуская себе кишки всякий раз, если мне захочется удостоится твоего поцелуя!

– А тебе этого хочется? – серьезно спросила Лю Шен. – Ты… можешь простить мне что я заподозрила тебя в измене королю?

– Во всяком случае, я стараюсь отпустить тебе этот грех, – улыбнулся Ринальд, теряя голову от ее близости.

Лю Шен с бесконечной нежностью вглядывалась в любимое лицо и сама обняла Ринальда, прижав его голову к своей груди, но в этот момент возвратился Конан, тут же вполне оценив сцену, представшую его глазам.

– Извините, если помешал, – произнес киммериец, – но мне надо сказать этому сердцееду пару слов один на один.

Лю Шен заставила себя оторваться от Ринальда и покорно вышла.

– Не морочь голову девчонке, – проворчал Конан. – Она заслуживает лучшего, чем объедков с барского стола.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – искренне удивился Ринальд.

– Лю Шен – особенная девушка, – продолжал киммериец, – и я не хочу и не позволю, чтобы кто-то недостойно с ней обращался. А ты сам давеча требовал в награду вовсе не ее, у тебя на уме другая женщина, эта твоя Дэйна, а Лю Шен – так только, время провести. Я сам мужчина, все понимаю и в мыслях не держу тебя осуждать, но…

– Господин, – возразил Ринальд, – но мне лично Дэйна не нужна ни живая, ни мертвая. Да, было время, когда для меня на ней свет клином сошелся, однако теперь я бы и смотреть в ее сторону не пожелал. Если я просил препоручить мне ее судьбу, то лишь потому, что ненавижу отнимать чью-то жизнь! А бесчестно обойтись с Лю Шен я не способен. Ради всего святого, да я готов хоть нынче жениться на ней, только она сама не согласится. Закон ее страны запрещает женщине вступать в брак дважды, и для кхитайцев подобные установления священны и незыблемы.

– Ну, этой-то беде можно помочь, – заметил киммериец в ответ, – Лю Шен подданная не Кхитая, а Аквилонии. Ничего! Если ты не кривишь душой, дальше вы с ней как-нибудь сами разберетесь. Но только после того, как уничтожите проклятый цветок – ты еще не забыл о нем? Некогда я был лучшим вором Шадизара, да и мотом мне частенько доводилось проникать туда, где меня вовсе не ждали. Дворец охраняется довольно скверно, мы вполне справимся с тем, чтобы оказаться внутри. Ты идти сможешь?

Или для тебя любая лужа помоев – непреодолимая преграда?

– Не любая, а только такая, в которой плавают рыбьи головы, – усмехнулся Ринальд. – Конечно, смогу. Но разве ты тоже намерен отправиться с нами?

– Еще бы нет, конечно, намерен.

– Но я бы и один справился.

Киммериец посмотрел на пего с изрядной долей сомнения. Да, лэрд Ринальд участвовал во множестве битв и сражений, он был отважным и решительным человеком, способным, не дрогнув, смотреть в лицо опасности и смерти – но в открытом бою. А опыт действий в совсем иных обстоятельствах, когда требовалось незамеченным добраться до цели, у Ринальда отсутствовал напрочь. И, пожалуй, он выбрал не самое удачное время для того, чтобы начать практиковаться в такого рода делах, о чем Конан ему тут же и сообщил, не стараясь особо подбирать выражения.

– Ты же попадешься, приятель, – вздохнул он. – Лазутчик из тебя никакой. Вся надежда на Лю Шен, – причем, Конан вовсе не имел намерения сознательно оскорбить этими словами Ринальда, но лэрд, естественно, почувствовал себя уязвленным.

– Посмотрим, что ты скажешь, господин, когда я сделаю все, как надо, – сказал он, подняв на киммерийца полные обиды глаза.

– Я уверен, что ты будешь очень стараться, – заверил его Конан. – Но нет ничего унизительного в том, если кто-то в битве прикрывает спину, верно? Я не пойлу в саму оранжерею, однако во дворец – непременно. В одиночку действовать более рискованно, а нам просто нельзя проиграть. Не в этот раз, Ринальд.

Глава XXV

Конечно, бьющийся в предсмертной агонии Эвер никому уже не мог поведать о том, что накануне свой роковой встречи с Конаном и Ринальдом Дэйну не видел. Отправившись, в очередной раз, к Треворусу, домой она так и не возвратилась, впрочем, Эвер ожидал чего-то подобного и только вздохнул с облегчением, получив некоторую передышку: ибо незадолго до этого Дэйна сделалась совершенно невыносимой, злой, как тысяча фурий сразу, и выражала свои чувства обычным в таких случаях способом, взявшись крушить фарфор и швырять стулья об стены. Такие приступы буйства случались у нее в последнее время все чаще, сменяясь затем чернейшей меланхолией.

Эвер с тревогой ждал ее возвращения, пока не понял, что ночь она, скорее всего, проведет во дворце. До сих пор се визиты не бывали столь длительными. Он подумал, что, наверное, Дэйна добилась своего и затащила неприступного Треворуса в постель.

Если так, и дело у них сладилось, она должна успокоиться и более хладнокровно совершать оставшиеся до главной цели шаги.

Но Эвер жестоко ошибался. Дэйна, действительно, провела ночь во дворце, вот только отнюдь не в объятиях своего без пяти минут супруга.

Она отчетливо запомнила два момента: как столкнулась в оранжерее с проклятой кхитаянкой – затем короткая схватка между ними – и полная темнота; следующим же непосредственно за этим событием было ужасное «пробуждение», когда Дэйна так и не поняла, где находится, а главное, почему.

Помещение было похоже не то на склеп, не то на подземелье, судя по серым каменным стенам, холоду, кромешной темноте, настолько густой, что в первый момент Дэйна с ужасом предположила, будто лишилась зрения, и столь же гнетущей полной тишине. Пошевелившись, она обнаружила, что не связана и не получила никаких увечий.

Но что это за место и кто принес ее сюда? Треворус, взбесившийся из-за поврежденной Эулиары? Или, того хуже, люди киммерийца, которому узкоглазая, узнавшая Дэйну, выдала ее? Оба варианта были достаточно мрачными, и ничего иного Дэйне в голову не приходило. Как бы не вышло так, что ее ожидает лишь один исход – смерть, причем ей очень повезет, если таковая будет быстрой.

Самым отвратительным здесь был не холод, не тьма и не мучительная неопределенность, а невыносимый смрад, наполняющий тесное помещение, тошнотворный запах разложения. Дэйна боялась сделать лишнее движение, чтобы не натолкнуться на то, что было его источником, а это нечто, без сомнения, лежало где-то совсем рядом, стоит только протянуть руку. И оно было всяко крупнее сдохшей крысы. Кому-то пришла в голову веселенькая мысль оставить еще живую женщину наедине с трупом, испытывая ее волю и рассудок, откровенно намекая на то, что очень скоро она сама разделит участь своего ужасного соседа.

Обхватив себя руками и пытаясь дышать ртом, Дэйна подумала, надолго ли хватит ей выдержки, и как скоро она из человека начнет превращаться в обезумевшую, рыдающую и орущую тварь, более не способную удерживать в узде накатывающее на нее ледяные волны запредельного страха и отчаяния.

* * *

…Собственно, все было готово.

Он сумел принести Гильгана, похитив его из-под носа скорбящих родственников, туда, где помещалась священная пранда с заключенным в ней Тета-н'киси. И раздобыл настоящую ведьму, к коей его привел Камень. Нагуд не упустил ничего из необходимого и имел все основания быть довольным собою.

Но он опасался, что Тета-н'киси покажется мало той крови, которую удастся получить, для возвращения к жизни сразу двоих, учитывая к тому же, как сильно повреждены их тела. А если так, то ему понадобится еще одна жертва, иначе вся затея может попросту рухнуть, а этого Нагуд допускать не хотел. Повторить все снова он уже не сможет.

Но если все пройдет успешно, Майомбе сможет гордится тем, что воспитал достойного ученика.

Восстав из мертвых, сам он посвятит Майомбе весь Аргос, изгнав одряхлевших и почти бессильных прежних богов с помощью великого сочетания живого и мертвого, Цветка и Камня.

Недаром он прожил в Куше почти десять зим, впитывая Знание! Недаром отрекся от всего, что прежде составляло смысл его жизни, изменил имя, пройдя Посвящение – теперь едва ли кто-то помнил, что раньше он звался Вахуром и был матросом на одном из аргосских кораблей.

Да, Нагуд и сам об этом забыл, сознательно вычеркнув из памяти все ненужное и лишнее. Он вернулся в Мессантию другим человеком, ничего общего не имевшим с тем, прежним Вахуром, вернулся ради того, чтобы принести в темный и дикий хайборийский мир то великое, что открылось ему под черным небом Куша, где в жертву Знанию приносились сотни ничтожных человеческих жизней, по за это Тета-н'киси даровали жрецам невероятные откровения. Теперь у него был собственный Тета-н'киси, дух, который верно служил Нагуду и был связан с ним навечно, прочнее чем нерожденное дитя связано с женщиной пуповиной. Нагуд и здесь сумел соблюсти все необходимые правила.

Он сам изготовил прейду – котел, в который был помешен расчлененный труп другого колдуна, могильная земля и прочие символы мироздания: новое обиталище духа, своего невидимого помощника.

В свое время именно на том корабле, на котором некогда ходил в море Вахур, в Аргос был доставлен Цветок. Правда, тогда основную часть работы выполнил другой человек, но тот оказался настолько темен и туп – как животное – что ничего не понял в происходящем. Он прошел мимо чуда, не заметив его и удовлетворившись простой земной платой, которой не пожелал делиться со своим другом, вонзив тому в горло нож еще в Куше. Майомбе нашел едва живого белого человека, сохранил ему жизнь и сделал своим учеником.

Вахур стал Нагудом…

Когда исполнились сроки, Цветок и Камень указывали Нагуду жертву, угодную Тета-н'киси. И все сошлось, все летали головоломки совпали в одном месте и в нужный миг.

В самом сердце Аргоса нынче должно было совершиться Великое. В самом сердце, ибо Нагуд безошибочно выбрал подходящее место: дворец в Мессантии с его огромным количеством пустых, давно никем не посещаемых помещений. Да, он, презревший земные блага во имя Вечности, жил во дворце и там же хранил священную прейду в специальном углублении в полу бывшего каземата.

Это продолжалось уже несколько зим. Правда, до сих пор в жертву Тета-н'киси шла только кровь животных, а не парная человеческая, как положено, стекавшая со свежесодранной кожи жен шины-ведьмы.

Кстати, что касается женщин, то о них Нагуд твердо знал, насколько они скверные, нечистые существа, и старался никогда не иметь с ними дела: истинный Посвященный признает только возвышенную любовь между мужчинами, а не занимается скотоложеством, к коему, безусловно, причисляется и связь с женщиной. А если таковая пытается быть причастной к Знанию, то отвратительна вдвойне, как собака в храме, и иной участи, кроме как послужить жертвой, не заслуживает.

Но при этом у нее не должно быть никакого физического изъяна: что касается Дэйны, Нагуд тщательно осмотрел ее и остался доволен – ему попался вполне подходящий экземпляр животного…

Он унес ее из оранжереи и доставил туда, где находилась пранда и где уже дожидался возвращения к жизни Гильган.

Нагуд не сомневался и в том, что точно так же ему будет послана еще одна жертва.

Нужно только чуть-чуть набраться терпения. Он увидит ее и сразу узнает: Тета-н'киси не допускает ошибки.

Нужно только позвать.

И он позвал.

Глава XXVI

Ринальд невольно восхищался Конаном, одновременно испытывая некоторую неловкость за себя самого, ибо, будучи значительно моложе, все-таки во многом уступал своему королю. Да, наверное, доведись ему действовать в одиночку, лэрд тоже смог бы проникнуть в резиденцию Треворуса… однако киммериец действовал так уверенно и ловко, каждое его движение было столь точным, что оставалось только позавидовать. Он бесшумно уничтожил, одного за другим, двоих стражей, не вовремя появившихся на его пути, и сделал знак Ринальду и Лю Шен следовать за собой, – конечно же, не через парадный вход, а воспользовавшись тем же внутренним двором, что и в свое время рыцарь, только двигаясь в обратном направлении.

Признаться, лэрду было крайне неприятно это возвращение, связанное с воспоминанием о времени, проведенном в каземате в ожидании неминуемой и несправедливой смерти, но он не произнес по этому поводу ни слова. Конан сам понял, что его гнетет.

– А мне, наоборот, правилось по своей воле являться в такие места, откуда прежде удавалось выбраться вопреки ожиданиям тех, кто мечтал меня прикончить, – как бы между прочим, произнес он.

– Я другой человек, господин, – возразил Ринальд. – И мне никакой радости это не доставляет.

Конан толкнул каменную плиту, представлявшую собою вращающуюся дверь, о которой уже был наслышан.

– Здесь тебя держали? В самом деле, хуже места не придумаешь.

– И меня, и многих смертников прежде, – подтвердил лэрд. – Тут несколько десятков таких камер, правда, они давно не используются, за исключением особых случаев.

– Как бы я хотел пойти с вами и дальше, наверх, – сказал Конан, – но знаю, что лучше этого не делать. Я останусь и буду ждать здесь, если не потребуется моя помощь. Не торопитесь, вы должны быть предельно осторожны, где-то, может быть, придется подождать благоприятного момента…

Лэрд кивнул.

– Иди, – отпустил его Конан. – И… да подожди ты секунду! – он поглядел лэрду в лицо. – Удачи тебе.

Кхитаянка и Ринальд благополучно миновали почти половину пути, когда лэрд остановился и повернулся к девушке, следовавшей на несколько шагов позади него.

– Лю Шен, – тихо сказал он, – у нас мало времени, поэтому я буду говорить прямо. Конан не верит в мои силы, а для меня как мужчины и воина важно убедить его в том, что он недооценивает меня, понимаешь? И это задание… я должен выполнить его сам, один. Поэтому я бы хотел, чтобы ты дальше меня не сопровождала. Я уничтожу цветок и вернусь. Это не будет долго, поверь.

– Господин едва ли хотел обидеть тебя недоверием, – возразила девушка, – он просто беспокоится о тебе.

– Нет, конечно нет, дело совсем не в этом. Но мне и самому надо убедиться в своих возможностях.

– Хорошо, – сдалась Лю Шен. – Я останусь и предупрежу тебя, если возникнет какая-то непредвиденная опасность, но обещаю не вмешиваться, коль скоро все будет спокойно.

– Благодарю, – сказал Ринальд, склонившись к девушке и коснувшись ее губ своими.

…От входа в оранжерею его отделяло всего несколько шагов да еще слуга-охранник, мирно дремавший на посту. Руководствуясь обычным кодексом чести, Ринальд бы, пожалуй, заколебался, размышляя о том, есть ли необходимость убивать его, но сейчас было несколько не до кодексов, поэтому лэрд поступил просто – сделал захват и, не позволив беспечному часовому даже охнуть, до тех пор удерживал его горло, пока тот не перестал дергаться и не обмяк. Теперь путь был свободен, и Ринальд вступил в царство растений, только тут осознав еще одну прискорбную вещь.

Он понятия не имел, как выглядит смертоносный цветок, даже какой он окраски и в какой части оранжереи его следует искать! Здесь можно было бесплодно бродить хоть годами, так ничего и не добившись.

И после этого он еще собирается доказывать Копану, что не является законченным идиотом! Не уповать же на то, что на него внезапно снизойдет озарение свыше. Ринальд сжал кулаки и застонал от ощущения собственного бессилия. Тем не менее, он двинулся вперед, пристально вглядываясь в дух захватывающее разнообразие незнакомого мира и пытаясь вспомнить, как Рэйм и Лю Шен описывали цветок.

Увы, купец не отличался красноречием, а кхитаянка упомянула лишь что это «по виду – невзрачная такая травка с высоким тонким стеблем и острыми листьями». Да, негусто. «Высоких травок с острыми листьями» здесь полно. Занятые своими мыслями, Ринальд не особенно заботился о том, чтобы соблюдать осторожность, и белый песок на узких дорожках-проходах шуршал под его ногами.

* * *

Треворус обернулся на звук и не поверил своим глазам. Он никак не мог ожидать появления этого аквилонского наглеца! Он, вообще, был уверен, что в ближайшее время ничего не услышит об аквилонцах, благополучно убравшихся из Мессантии, но этот…

– Лэрд Ринальд, значит, – произнес король, поднимаясь ему навстречу. – И как понимать твое очередное вторжение?

Признаться, рыцарь тоже не рассчитывал на встречу с кем бы то ни было, тем более с Треворусом. Но сейчас его взгляд был прикован не к аргосскому правителю, а к стеклянному колпаку за его спиной, под которым жило растение с тонким стеблем и ярко-зелеными продолговатыми листьями, единственное, с коим обращались особенно бережно.

– Это Эулиара? – спросил он, опустив все возможные извинения и приветствия.

– Да, но тебе что до нее за дело? – поинтересовался Треворус. – Может, солжешь, будто пробрался сюда, как вор, лишь бы посмотреть на нее? Вряд ли я в это поверю! Вот что, лэрд Ринальд, это ведь именно ты обвинялся в покушении на своего короля! – вдруг воскликнул он.

– Обвинения были ошибкой, господин. Если кто на самом деле являлся истинным виновником смерти нашего гвардейца Рестана и близкого к тому состояния моего короля, то никак не я, а этот цветок, – он указал на Возлюбленную. – Но мало того. Он стал причиной множества бед, обрушившихся на Аргос. И если тебе не безразлична судьба Мессантии, доверенной тебе богами, ты еще можешь попытаться исправить тот вред, который – я верю, что невольно! – причинил Аргосу. Ибо можно допустить, что ты не представлял себе, какая огромная злая сила заключена в этом растении. Я скажу больше. Вероятно, несмотря ни на что, ты испытываешь к нему привязанность, и тебе нелегко будет своей рукой его уничтожить, но это необходимо сделать немедленно. Поэтому я готов взять на себя такую миссию. Собственно, именно за этим я и пришел.

– Ты смеешь мне заявлять, что явился убить… ее? – переспросил Треворус. – Ты безумец! Твой воспаленный бред заслуживает сожаления, но у меня нет сочувствия к тебе. Мне даже трудно сразу выбрать, какой казни тебя следует подвергнуть за одну только мысль о подобной мерзости!

Цветок, между тем, повернулся к Ринальду, весь ощетинившись, словно понимая, о чем идет речь. Его листья затрепетали, точно от ветра, хотя никакое движение воздуха не могло его коснуться.

– Я просил Конана выдать тебя мне еще в тот первый раз, когда ты здесь же осмелился проявить свой строптивый нрав, но аквилонский король отчего-то пощадил тебя. Что ж, ты сам сказал, что исправить невольно причиненный вред еще не поздно. Я даже окажу тебе особую честь. Знаешь, какую? Я распоряжусь четвертовать тебя и похоронить здесь же, в этой оранжерее, так чтобы твое тело стало удобрением для моих цветов! Для Нее! – почти выкрикнул он с мечтательно-иступленным выражением фанатика па совершенно безумном лице.

Ринальду пришлось признать, что он только зря потратил время, пытаясь в чем-то убедить этого человека, не способного воспринимать доводы разума. Перед ним стоял откровенный сумасшедший, мыслящий совершенно иными, нежели большинство людей, категориями. Самое интересное, что как раз лэрд до определенной степени его понимал. Ведь у него тоже имелись свои святыни, посягательства на которые он никому не прощал.

Именно поэтому Ринальду было очевидно, что справиться с Треворусом будет нелегко – гот предпочтет погибнуть, защищая цветок.

Убить короля Аргоса?.. Ринальд невольно заколебался, зато во взгляде Треворуса никаких сомнений не читалось.

«Ты, бедняга, все время думаешь о правилах, – прозвучал в голове лэрда сочувственно-насмешливый голос Конана, – и не хочешь признать, что живешь в мире, в котором большинство людей па них плюют. Может, это и плохо, по таков уж порядок вещей».

Треворус безмерно облегчил ему задачу, напав первым, как и, совсем недавно, Эвер, но, в отличие от прежнего противника, этот оказался куда опаснее, он двигался уверенно, молча и молниеносно, точно змея – признаться, Ринальд этого не ожидал, он вообще не имел представления об аргосском правителе как о бойце, и действовал скорее по наитию; он сумел увернуться от удара, но, увы, подвела поврежденная нога, о которой лэрд уже успел забыть – Треворус всего-навсего пнул его носком сапога в голень, и этого оказалось довольно, чтобы Ринальд очутился на земле. К тому же, падая, он неудачно задел хрупкий стеклянный колпак, защищавший ядовитый цветок, и тот рассыпался множеством осколков.

Эулиара затрепетала еще сильнее, она шевелилась и изгибалась как только могла, стараясь дотянуться до своего врага.

– Отлично, – в восторге крикнул Треворус, – моя дорогая девочка сама желает справиться с тобою!

Лэрд, понятно, этих намерений не разделял. Он откатился в сторону и вскочил, но Треворус успел, взметнув из-под ног песок, швырнуть его Ринальду в лицо, на несколько мгновений почти совершенно ослепив его, так что рыцарь самым досадным образом пропустил следующий удар и снова оказался сброшенным на землю.

Треворус, хрипя, навалился на него всей своей немалой массой, не позволяя вывернуться. Положение Ринальда было крайне неудачным – он лежал вниз лицом, пытаясь сбросить с себя противника, и всего в нескольких дюймах от Эулиары, которая, со своей стороны, не оставляла попыток до него добраться: а ведь всего одного касания было довольно, чтобы убить его! Сквозь пелену выступивших в глазах слез Ринальд видел крупные ядовитые капли, скапливающиеся на ее листьях. Треворус подтаскивал его все ближе к цветку. Ринальд рванулся изо всех сил, резко откинув назад голову и затылком разбив нос и губы врага. Вскрикнув, Треворус ослабил хватку, лэрд вывернулся, и король Аргоса, скатившись с него, коснулся рукой своей драгоценной святыни…

Если до сих нор Ринальд полагал, что самым отвратительным зрелищем в его жизни был ходячий мертвец Нагуд, то теперь понял, насколько заблуждался.

Распространяясь от пальцев, яд принялся заживо пожирать человеческую плоть, заставляя ее на глазах чернеть и покрываться ужасающими пузырями, которые тут же лопались, обрызгивая все вокруг фонтанами крови.

Тело Треворуса некоторое время билось в страшной агонии, словно сгорая изнутри, глаза его выкатились из орбит, рот раскрылся, раздираемый безмолвным воплем.

Очень скоро все было кончено, но последних мгновений аргосского короля Ринальд не видел – он отвернулся, не в силах вынести лицезрения этого ужаса.

Единственным желанием лэрда было немедленно бежать из оранжереи, но этого он не имел права сделать, не уничтожив цветка, в способностях которого только что убедился. Он не собирался прикасаться к Эулиаре и повторять печальный опыт Треворуса.

Пожалуй, лишь огонь мог справиться с зеленой гадиной! Ринальд огляделся в поисках факела, чувствуя, что едва держится на ногах – испарения цветка заставляли мутиться сознание, он дышал, с трудом выталкивая воздух, боль волнами разливалась по спине и груди, очертания предметов расплывались перед глазами. Ринальд разбил один из светильников и поднес открытый огонь к цветку, с удовольствием наблюдая, как пламя уничтожает это живое проклятие Аргоса.

– Что ты сделал?!

Все еще стоя па коленях, он медленно поднял глаза.

Ринальд все на свете отдал бы за то, чтобы увиденное было только плодом кошмара, мороком, вызванным ядовитыми испарениями листьев Эулиары.

То самое чудовище, с которым он уже встречался один раз, предстало перед ним снова. Но теперь мерзкий мертвец явился не один: он прижимал к себе Лю Шен, онемевшую от ужаса и отвращения.

– Нагуд, – выдохнул Ринальд, – отпусти девушку!

– Поднимайся и иди за мной. И помни: одно твое неверное движение, и ей конец. Поэтому лучше тебе не сопротивляться.

– Ринальд, – умоляюще произнесла кхитаянка, – беги отсюда, мне все равно не…

– Я не брошу тебя!

– Хватит болтать, – глухо произнес Нагуд, – иди вперед.

– Чтоб ты сдох, сволочь, – от всего сердца пожелал Ринальд, впрочем, с явным опозданием, что вызвало у Нагула хриплый смешок.