Текст книги "Наследие мертвых"
Автор книги: Энтони Уоренберг (Варенберг)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава IV
Впрочем, чтобы осуществить вторую часть угрозы, сначала хорошо было бы сообразить, как быть с первой. Конан не привык медлить, если от него требовалось действовать, и потому прибег к самому простому способу поисков – прошелся по Бельверусу, время от времени расспрашивая людей, где можно найти колдуна Аттайю. Судя по тому, как случайные собеседники относились к его вопросу, каждый третий отлично понимал, о ком речь, но тут же старался отойти от Конана подальше, как от зачумленного. Тот решил, что это маг нагнал на людей такого страха, что при одном звуке его имени они готовы сорваться с места и бежать, куда глаза глядят. И ошибся. К середине дня, когда киммериец уже порядком устал и был раздражен до крайности бесполезностью всех своих усилий, некая бойкая девица из тех, что торгуют собой, выслушав его, прищелкнула пальцами и сказала:
– Ты, красавчик, шел бы прямиком к Доналу Огу. Он тебя за твое любопытство отправит на славненький такой костерок, а пока ты станешь поджариваться живьем, объяснит, где следовало искать хоть Аттайю, хоть еще какого прорицателя.
– Донал Ог? Это еще кто такой? – спросил варвар.
– Как, ты не знаешь? Да ты, похоже, давненько не бывал в Бельверусе. Донал Ог, глава тайной охраны, – она понизила голос до шепота. – Он который год беспощадно расправляется с разными колдунами, гадалками, а недавно распорядился, чтобы по закону отлавливали и всех, кто к ним обращается. Так-то!
Вообще-то неизвестный киммерийцу Донал Ог показался Конану личностью весьма симпатичной. Доведись ему самому получить достаточно власти, варвар поступил бы, пожалуй, так же.
– И прямо сразу, значит, на костер? – уточнил он.
– Ну, если повезет, для первого раза можно отделаться пару сотней плетей, а вот если снова попадешься, тогда пощады не жди, – сказала красотка, недвусмысленно и весьма соблазнительно облизывая сочные полные губы. – Давай-ка ты лучше со мной развлечешься, и приятнее, и безопаснее, а то сдались тебе какие-то колдуны. За наше ремесло ничего плохого не бывает, Доналу Огу до нас дела нет.
В другое время киммериец, что скрывать, весьма даже охотно принял бы это предложение, отложив прочие заботы на потом, но сейчас тревога за Райбера пересилила желание тут же подхватить аппетитную красотку и затащить в какой-нибудь укромный уголок.
– Не могу, – с откровенным сожалением сказал он, – занят.
– Напрасно ты так, – огорчилась девушка, успев оценить, что черноволосый незнакомец и собой недурен, и при деньгах: стремление заполучить некоторую их часть боролось в ней с опасением сказать лишнее, но жадность победила. – Слушай-ка, коли тебе так надо отыскать Аттайю, я бы могла тебя выручить. То есть не я сама, а вот есть у меня подружка, которая все про всех знает, и если ей немного заплатить…
– Что-то мудришь ты, мне сдается, – усмехнулся варвар. – Где эта подружка?
– Попозже придет, – оживилась девица. – Пойдем пока со мной, как раз вместе ее и дождемся. Да не вру я! Не такая ненормальная! Ты вон какой здоровый, если разозлишься, чего доброго, и прибить можешь. Меня Агуэдой зовут, – представилась она, – а подругу – Дилорой. Если захочешь, так мы с нею вместе вообще чудеса творим! Не пожалеешь.
Агуэда не переоценила своих способностей, Конан вскоре был вынужден признать, что она весьма искусна в любви, и ожидание отнюдь не показалось ему утомительным. Он даже не заметил, как прошло время, когда в ту же крошечную комнату, куда Агуэда привела его и в которой, кроме постели, почти ничего не было, вошла вторая девушка.
– Иди сюда, Дилора! – весело позвала Агуэда, – Посмотри только, какой мужчина нынче к нам пожаловал!
Дилора воззрилась на Конана с некоторым подозрением, а он некстати вспомнил о настоящей цели своего визита и с неохотой отстранил Агуэду.
– Вы обе, конечно, восхитительны, но у меня все-таки есть дело, – напомнил он ей.
– Я поговорю с Дилорой, – пообещала она, – объясню, что к чему. Подожди!
Наспех набросив на себя какую-то прозрачную тряпицу, Агуэда поманила Дилору за собой, и обе девушки вышли. Из-за неплотно запертой двери доносились их приглушенные голоса. Конан не мог разобрать слов, пока не раздался вопль Дилоры.
– Ну ты и попалась, безмозглая! Да он же самый и есть соглядатай Донала Ога! Я случайно видела его нынче утром, теперь-то я точно вспомнила, знаешь, откуда он выходил?!
Интересно, подумал Конан, что она имеет в виду? «Золотой сокол»? А при чем тут Донал Ог?
– Откуда же? – голос Агуэды задрожал.
– От графа Тариэля, – сообщила Дилора. – Поняла теперь, курица?
Конан вообще перестал что-то понимать. Дилора, причитая, ворвалась к нему и принялась умолять не губить ее невинную молодую жизнь, клясться, что с колдунами отродясь не зналась и если и является жрицей, то только и исключительно любви, и готова это доказать совершенно бесплатно и столько раз подряд, сколько господин пожелает!
– Перестань орать, – велел ей северянин. – В ушах звенит от твоего визга. Ничего я тебе не сделаю!
Он сообразил, что его ошибочно приняли за человека, принадлежащего к тайной охране, а значит, от девушек, скорее всего, ничего больше не добьешься. Агуэда оказалась если не умнее то смелее Дилоры. Она презрительно процедила:
– Где только не нарвешься на соглядатаев. А я еще с тобой, как с порядочным человеком!..
– Думай что хочешь, – сказал киммериец, – смотри-ка, какие нынче шлюхи пошли разборчивые.
Оказавшись на улице, он вспомнил слова Дилоры о Тариэле, произнесенные явно в связи с именем Донала Ога. Похоже, эти двое имеют друг к другу определенное отношение. В таком случае, Тариэль может оказаться весьма полезным в поисках. Хорошо бы с ним поговорить! Конан испытал некоторую досаду от того, что утром был куда ближе к цели, чем сейчас, хотя и не подозревал тогда об этом, а теперь зря теряет время, развлекаясь со шлюхами. Он прикинул, каким образом возвратиться и поговорить с Тариэлем. Сейчас ему уже не казалось, что он был безупречно прав, набросившись на старого приятеля. Тут Конан, кстати, вспомнил, что у них с Тариэлем назначена встреча, хотя и по не самому приятному поводу. Ничего, они сначала разрешат свой спор, а потом уже можно будет задать Тариэлю несколько вопросов… Не особенно торопясь – солнце стояло еще высоко, и до вечера времени имелось хоть отбавляй – Конан направился в сторону «Утехи путника», по дороге остановившись, чтобы посмотреть на строящийся в самом центре Бельверуса новый храм в честь богини плодородия Нат. Накануне он сказал Конгуру чистую правду относительно того, что в целом довольно равнодушен ко всякого рода бесполезным «красивостям», однако этот храм представлял собою нечто, и в самом деле чудесное. Он не был непомерно огромен и впечатлял не размерами, а оригинальным архитектурным решением, изяществом и устремленностью в небеса, отсутствием даже намека на мрачную, перегруженную изобилием роскоши тяжеловесность, свойственную подобным сооружениям. Внешние работы были завершены почти полностью, но Конану захотелось увидеть, что происходит внутри, тем более что двери оказались открытыми. Он переступил порог. Изнутри храм казался больше, чем снаружи. Одна из его стен оставалась еще нетронутой, ничего, кроме кирпичной кладки, а на другой северянин увидел фрески, изображающие сцены земной жизни богини. Чем-то они отдаленно напоминали стигийские, но это ощущение быстро проходило, стоило внимательно всмотреться в лица изображенных людей и богов. Странные лица, чуть удлиненные по сравнению с обычными человеческими, но от этого кажущиеся особенно прекрасными, как и фигуры, облаченные и развевающиеся, словно от ветра, одежды. На эти фрески хотелось смотреть бесконечно! Видимо, поскольку храм был посвящен богине изобилия и плодородия, здесь же в изрядном количестве присутствовали множество тварей, населяющих землю, море и небеса, а то и вовсе таких, с какими Конану в жизни сталкиваться не приходилось, но все они вполне мирно и гармонично соседствовали на стене, за исключением разве что ягуара – северянин заметил его не сразу, золотистый зверь был изображен припавшим к земле перед прыжком, его желтые глаза светились каким-то совсем не звериным умом и холодной расчетливой жестокостью. Он совершенно не соответствовал общему настроению праздника жизни, как грозное, точно неумолимый рок, напоминание о бренности всего сущего! И самое пугающее заключалось в том, что как раз этот-то ягуар и выглядел наиболее реальным, в отличие от прочих персонажей фресок, словно явившихся из прекрасных ярких снов детства, и был как олицетворение разрушенных иллюзий, мечтаний и надежд, коим никогда не суждено сбыться.
– Тебе нравится?
Конан обернулся. Перед ним стоял сын Тариэля Конгур, и киммериец вспомнил, как юноша рассказывал ему о том, что удостоен чести расписывать этот храм.
– Привет, – сказал варвар. – Я не знаю, нравится мне или нет, но ради каких проклятых демонов здесь этот ягуар? Он вроде как все дело портит. Может, его лучше замазать и нарисовать что-нибудь повеселее?
– Зачем? – спросил Конгур. – Он хорошо получился. – Так и мастер Таре говорит.
– Да? Ну, тогда надо вон там, справа, нарисовать такого же настоящего воина с мечом. Как будто он видит ягуара и готов его тут же убить, если тот прыгнет, – продолжал настаивать Конан, не замечая, что принялся спорить о предмете, который, по его же собственному убеждению, всегда был ему совершенно безразличен.
– Зачем? – повторил Конгур, с любопытством глядя на варвара.
– Потому что должен ведь кто-то защитить всех остальных! – горячо пояснил тот… и осекся. – А вообще, какое мне дело. Картинка и есть картинка. Не все ли равно.
– Нет, не все равно, – покачал головой Контур. – Этого ягуара писал я. Мне приснилось, что он должен здесь быть, и я ничего не мог сделать.
– А где ты ягуаров в Бельверусе видел? – удивился Конан. – Они здесь не водятся, а Черные Королевства далековато…
– В зверинце, который проезжал через город, – сказал Конгур. – Все бегали смотрен", и я тоже. Правда. Тот был такой тощий и облезлый, вот-вот сдохнет, но я представил, что на свободе он бы выглядел иначе. Он посмотрел прямо на меня, – юноша даже вздрогнул от воспоминания. – И глаза у него были пустые и жуткие. Он стал мне сниться, пока не появился здесь. Мне достаточно один раз увидеть что-то или кого-то, и я потом легко могу это вспомнить и написать. У меня хорошая память на лица, а еще мастер Таре говорит, что я вижу не внешнее, а главное.
– Наверное, так и есть, – произнес Конан, подумав, что надо и вправду обладать особыми качествами, чтобы разглядеть силу, опасность и мощь в полуживом облезлом звере с вырванными клыками.
– После этого мастер Таре разрешил мне расписывать купол, – продолжал Конгур. – Пока я рисую эскизы, а потом меня ждет тяжелая работа: надо будет писать, лежа на лесах. Но я надеюсь, что справлюсь и не разочарую мастера.
– Думаю, не разочаруешь, – Конан заставил себя перестать смотреть на ягуара и перевел разговор совсем на другую тему. – Слушай-ка, парень, ты слыхал про Донала Ога?
– Конечно, – Конгур улыбнулся. – Кто же, как не я. Донал Oг – мой дедушка, отец мамы.
Если бы у Конгура на голове внезапно выросли рога, Конан был бы удивлен меньше. Это называется – на ловца и зверь бежит.
– А… – киммериец не сразу сообразил, что бы еще спросить. – Он начальник тайной стражи, верно?
– Верно, но мы об этом с ним не говорим. Мой дед – замечательный. Он очень любит меня, Джахель и даже Элая.
– Почему "даже"? Естественно, что человек любит своих внуков.
– Элай ему не внук. Он не сын нашей мамы. Это новое откровение тоже надо было сначала переварить.
– То есть как?
Конан мог бы предположить, что Тариэль с Дарой взяли на воспитание чужого ребенка, скорее всего, сироту, если бы у них не было своих детей, но Элай, кажется, был в семье младшим.
– Его мать умерла, – сказал Конгур. – Ее сожгли на костре, потому что она была ведьмой, и Элай теперь живет с нами, – кажется, он уже пожалел о своем длинном языке. – Об этом тоже не принято говорить… – Конгур переступил с ноги на ногу. – И ты не рассказывай, что я проболтался. Ладно? – он с беспокойством взглянул на Конана. – Ну… в любом случае, Элай ведь наш брат.
– Его отец – Тариэль? – прямо спросил Конан. – Не бойся, никто не узнает о нашем разговоре. Слово чести.
– Да, – тихо отозвался Конгур.
Ну и узел здесь, похоже, завязался! Сын Тариэля, рожденный казненной ведьмой и принятый Дарой, точно собственное дитя? По всему выходит, что так. И Донал Ог, беспощадно сражающийся с колдунами, знает, что его дочь растет отродье ведьмы, с которой ей изменил ее собственный муж! Можно себе представить, как он должен относиться к своему зятю, и если Тариэль до сих пор сохранил голову на плечах, то ему просто крупно повезло. Интересно послушать его собственную версию событий, конечно, не выдавая Конгура, раз уж обещал молчать.
– Мне надо работать, – произнес парень.
– Беги, и я тоже пойду, – Конан взъерошил ему волосы. – А ты действительно неплохо рисуешь, точно говорю.
Бросив еще один взгляд на желтого ягуара, киммериец вышел из храма. Ускорил шаг – теперь ему еще сильнее захотелось встретиться с Тариэлем. От избытка новых сведений мысли в голове слегка путались и по местам расставляться не желали, не говоря уж о чувствах, главным из которых оставалась тревога. Образ ягуара не давал Конану покоя, равно как и тяжелые размышления о Райбере. В таком-то крайне неприятном для него состоянии Конан добрался до "Утехи путника" с твердым намерением дождаться Тариэля – в чем бы другом, а в том, что тот непременно явится, он не сомневался. Но пока прежний его приятель не почтил заведение своим присутствием, Конан рассудил, что вполне может выпить и закусить.
Хозяин, сразу признавший его, предпочел не вспоминать о вчерашней стычке вслух, но смотрел угрюмо и цепко. Следы учиненных Тариэлем накануне бесчинств почти отсутствовали, видно здесь очень постарались побыстрее все восстановить, только выбитые окна были наспех заколочены досками, не допускавшими никакого внешнего обзора.
Граф не заставил себя долго дожидаться. При его появлении головы всех присутствующих повернулись в его сторону, болтовня смолкла, а хозяин весь подобрался – похоже, не ожидал нынче же снова увидеть здесь вчерашнего беспокойного гостя. При этом сам Тариэль отыскал глазами Конана и решительно направился в его сторону, словно не замечая ничего вокруг. Отодвинул тяжелый деревянный стул напротив и сел, подперев руками подбородок, молча, его волнение выдавали только непрерывно двигающиеся желваки – будто там бились два маленьких сердца.
– Что скажешь? – вместо приветствия спросил киммериец. – Драться пришел со мной?
– Ты этого вправду хочешь? – вопросом на вопрос ответил Тариэль.
Он был совершенно трезв, мрачен и заметно подавлен. Конан пытался найти в его лице черты того, прежнего, парнишки-гладиатора, и не мог. Тариэль казался старше своих нынешних лет. Волнистые волосы на висках уже тронула седина, возле губ залегли глубокие складки, а главное – в глазах Тариэля не было прежнего огня. И не было света в его усталой улыбке.
Конан сделал то, чего ну никак не собирался еще секунду назад. Он протянул руку и взъерошил Тариэлю волосы, как совсем недавно его сыну. Как двадцать зим назад, случалось, проделывал и с ним самим.
– Честно? Нет, малыш.
От этого жеста и почти забытого обращения Тариэль замер. И – Конан мог поклясться – его глаза предательски блеснули.
– Я тоже, Медведь. Не с тобой и не сейчас – хрипло произнес он.
– Но ты все же здесь.
– Я хотел тебя увидеть. Сказать, что был, наверное, не совсем прав нынче утром. Ну, с Дарой. Только ты тоже зря сказал, будто я вроде как прячусь за женщину. Хотя, может, так оно со стороны и выглядело.
– Это не мое дело, верно?
– Мне не наплевать, как ты думаешь обо мне. За эти годы много чего произошло. А за последнее время особенно. Долго рассказывать.
– А ты попробуй.
– Конан? Почему ты, когда сбежал из Халоги, не взял меня с собой?
Киммериец повернулся к хозяину таверны, крикнул:
– Эй, распорядись-ка там принести нам побольше пива, приятель!
Потом вновь взглянул на Тариэля. На языке вертелись почти те же слова, которые он совсем недавно обращал к Райберу. Ты был частью моей жизни в Халоге, но не всей жизнью. Я тебе ничего не должен был ни тогда, ни сейчас. Ты не имеешь права осуждать меня за то, что я не счел нужным сделать, какие решения принимал. Все это он облек в более короткий ответ.
– Я сам по себе, Тариэль. Всегда. Я такой человек.
– Ты думал, что я буду тебе вроде как обузой?
– Да нет же! Кром! Что тебе взбрело в голову ворошить все это? Что я думал, чего не думал… С тех пор столько воды утекло.
– Просто я давно хотел задать этот вопрос. Знаешь, я тоже сбежал почти сразу после тебя. И какое-то время искал тебя, чтобы узнать… Мне казалось, что мы были друзьями. Если бы не ты, я бы там не выжил. Я смотрел на тебя, такого сильного, уверенного, и переставал сомневаться в том, что у меня тоже все получится.
– А разве ты сомневался?
– Я подыхал от страха перед каждым боем, Конан. Теперь-то можно в этом признаться. Но ты – ты не знал, что такое страх. И я учился у тебя мужеству, а не только тому, как управляться с мечом. Ты был для меня богом. А когда человек узнает, что боги к нему благосклонны, он на все способен.
Конан в сомнении покачал головой.
– Но боги неуязвимы, как я понимаю. А ты видел, что я человек из плоти и крови, которую, кстати, и проливал при тебе не раз.
– Неуязвимым можно поклоняться, но как же их любить. Да, я видел, что тебя могли ранить в бою, Но ты только улыбался, и на смерть тебе было наплевать. Ты все равно побеждал. И был сильнее жизни, не только смерти – я иногда не знаю, что из этого хуже. Ты падал на кровавый песок арены и снова вставал. Всегда. Трибуны ревели, приветствуя тебя как победителя, а твоих противников уносили мертвыми. Мне хотелось во всем походить на тебя, – это прозвучало как-то очень по-детски, на пределе откровенности. – Ты помнишь тот бой, когда мы сражались против четверых пиктских воинов?
– Помню. – Конан был тогда серьезно ранен, стремительно мелькнувший пиктский меч едва не перерубил ему плечо, и если бы не Тариэль, исход боя был бы для Конана весьма печален.
– Ты перебросил свой меч в левую руку и продолжал биться, не обращая внимания на то, что истекал кровью. А я старался отвлечь их на себя, потому что видел, что ты теряешь силы. Я чувствовал, что нужен тебе. Когда речь идет о богах, такое невозможно. Мы ничего не можем сделать для них, понимаешь?
Вообще-то Конану такой ход мыслей был совершенно чужд. Ему как-то и в голову не приходило, что он должен делать нечто для богов. Он о них редко задумывался, разве что был особенно разгневан и принимался их проклинать. В остальное время Конан считал, что они не имеют к нему никакого отношения, равно как и он к ним. Поэтому он не поддержал Тариэля и не стал распространяться на эту тему, предпочитая неопределенно промолчать.
– Ты почти не слышишь меня, – сказал тот. – Конан? О чем ты думаешь?
Вот это был хороший вопрос. Он давал возможность немедленно завести разговор не о прошлом, а о весьма животрепещущем настоящем.
– Мне надо найти одного человека, вот о чем, – объяснил Конан, – И мне сдается, ты здесь можешь помочь. Ты, возможно, его знаешь. Мне нужен колдун Аттайя, и чем скорее, тем лучше.
Лицо Тариэля окаменело.
– Ты ведь имеешь отношение к тайной охране через отца Дары, Донала Ога, – продолжал Конан как о чем-то само собой разумеющемся.
– Откуда тебе это известно, если ты в Бельверусе чуть больше суток?
– Э, слухами земля полнится. Мне много чего уже известно. Донал Ог – личность здесь не из последних.
– Ты как-то связан с магами?
– Терпеть их не могу, – признался Конан. – Но так вышло, что от Аттайя зависит судьба одного человека, которому я обещал помочь. А этот человек, похоже, решил действовать в одиночку, и это ему может дорого обойтись. У меня сейчас нет времени на объяснения, но если ты мне веришь и согласен помочь, просто сделай это. Скажи, Аттайя, хотя бы, жив еще, или Донал Ог успел с ним расправиться?
– Жив и пока на свободе, – ответил Тариэль, – но ты не знаешь, о чем просишь. Я не участвую в делах тайной охраны. И с Доналом Огом у меня сложные отношения. Не очень-то он меня жалует. Но мне многое известно обо всех представлениях магических орденов, которых в Бельверусе немало, и Аттайя среди них один из первых. Нам бы лучше поговорить об этом не в таком месте, где слишком много ушей и глаз.
– Хорошо. Ты скажешь, где я могу его увидеть.
– Конан, за такими, как Аттайя, все время наблюдают, и к нему лучше не соваться ни тебе, ни тому человеку, о котором ты упоминал, иначе вас тоже могут заподозрить.
Райбер мог не опасаться никакой тайной охраны, никакого наблюдения. Хотя бы в этом смысле ему ничто не угрожало.
– Те из магов, кто остался на свободе, не казнен и не изгнан, служат Доналу Огу, как живые капканы, – значительно понизив голос, продолжал Тариэль. – Некоторые сами доносят ему обо всех, кто к ним обращается. За другими следят днем и ночью. Аттайя относится к их числу. Бельверус сейчас далеко не лучшее на земле место для тех, кто занимается колдовством.
– Это я уже понял, – с откровенным одобрением заметил Конан. – Не знаю, что за человек твой родственник, но здесь он поступает совершенно правильно, а то проходу не стало от всякой мрази.
– Но он не щадит и тех, кто занимается целительством, а это не справедливо, – возразил Тариэль. – Прежде, когда мое слово что-то значило для Донала Ога, и он прислушивался ко мне, я мог его сдерживать, а сейчас дошло до того, что в Бельверусе скоро даже ни одной повитухи не останется.
– Война есть война, – пожал плечами Конан. – В целом Донал Ог прав. В таких делах нужна твердая рука! Лучше пережать, чем бросить дело незавершенным.
– Он тоже так считает. А теперь представь, что ты пойдешь к Аттайе, и тебя схватят. Понравится тебе это?
– Я легко докажу, что ни в чем не виноват. Раз я действительно невиновен, меня отпустят, а нет, так сумею сбежать.
– Ошибаешься. Ты окажешься на костре раньше, чем что-то кому-то сумеешь втолковать, вот и все. Никто тебя и слушать не станет. Публичные казни совершаются почти каждый день, и…
– Ладно! Будет пытаться меня запугать, Тариэль! Скажи лучше, как я могу быстро найти Аттайю, а остальное я сам решу.
– Ты никогда не отступаешься.
– Ты знаешь, что нет.
– Что ж. Думаю, ты сможешь пробраться к Аттайе вместе со мной. Этот человек и сам по себе очень опасен…
– Чем именно?
– Конан, – твердо произнес Тариэль, – здесь не самое лучшее место для подобных разговоров, и я больше ни слова не скажу, пока мы не уйдем.
Варвар был вынужден с ним согласиться. Однако спокойно покинуть "Утеху путника" им оказалось не суждено.
Стоило Конану и Тариэлю переступить порог, к ним тут же подошли несколько человек, которых киммериец видел впервые, а вот его приятель, похоже, сразу узнал.
– Граф Тариэль? – полувопросительно обратился к нему один из них, изображая подобие любезной улыбки.
– Допустим, – холодно отозвался тот, – чем могу служить?
– О, какие изысканные манеры и учтивая речь, – засмеялся его собеседник, внешность и стать которого недвусмысленно свидетельствовала о принадлежности к знати. – Удивительно для выскочки-голодранца, которого во что ни ряди, все равно останется тем, кем родился. Или ты просто недостаточно пьян?
– Оставь меня в покое, Эйвон, – предупредил Тариэль, изо всех сил сдерживая стремительно закипающий гнев. – Лучше не начинай. Дай пройти.
– Разумеется, на все четыре стороны. Но только после того, как преподадим тебе урок. Вчера ты изувечил моего брата. Понятно, что городская стража пока не нашла на тебя управы, но в этом случае придется самому заняться тобой…
– Что, хочешь поединка? Знаешь, твоему брату, в самом деле, вчера сложновато было собирать выбитые зубы сломанными руками, но он, вроде тебя, принялся задевать меня первым, за что и поплатился. Не терпится разделить его участь, Эйвон? Тогда изволь…
– Я об тебя рук марать не стану, – возразил тот. – Эй, парни, взять его!
Конан мгновенно оценил ситуацию. Кем бы он ни был, этот Эйвон привел с собою с десяток слуг, и все они были достаточно крепкие парни. На драку не было времени, хотя в другой момент он был бы не прочь слегка поразмяться. Только не сейчас. Поэтому Конан поступил проще. Он шагнул к Эйвону со спины и молниеносно зажал горло противника локтем так, что тот мог только хрипеть и слабо подергиваться. Впрочем, если бы Конан чуть-чуть усилил давление, Эйвон не смог бы и этого, но пока его конвульсии были необходимы как подтверждение того, что этот тип жив.
– Пошли прочь, псы, – рявкнул Конан. – Один шаг в нашу сторону, и я удавлю вашего хозяина не задумываясь.
Те замялись в нерешительности, хотя и не пытались ничего предпринять.
– Чего ждете? – удивился Конан. – Приказа хозяина? Извольте, – он слегка ослабил хватку. – Скажи им, Эйвон, незачем людям понапрасну маяться.
– Уйдите, – прохрипел тот.
Слуги подчинились, немедленно отступив на почтительное расстояние.
– А теперь бежим, – бросил Конан Тариэлю, отталкивая Эйвона подальше.
Но уйти не получилось. Откуда ни возьмись, явились пятеро конных стражников, и драться все-таки пришлось. Причем, что с Конаном случалось крайне редко, удача оказалась не на его стороне. Он почувствовал удар по голове такой силы, что, имей варвар не столь крепкий череп, это было бы последним ощущением в его жизни… а затем на некоторое время наступила полная темнота.
…Очнулся киммериец не в самом гостеприимном месте. Попробовал пошевелиться, и, к своему неудовольствию, обнаружил, что связан. Голова гудела, перед глазами все расплывалось.
– Ничего себе, – зло проворчал он, – кажется, дело плохо.
– Кажется, – подтвердил Тариэль, – но лучше, чем я думал.
– А что ты думал? – киммериец скосил глаза в сторону приятеля, связанного так же, как и он сам.
– Например, что они тебя прикончили.
– Богатое у тебя воображение. Не дождешься, – Конан повертел руками, пробуя освободиться.
– Лучше не пытайся. Это вязка такая, чем больше дергаешься, тем туже затягивается, – объяснил Тариэль. – Конан? Я все возьму на себя. Скажу, что ты мой телохранитель и ни в чем не виноват. Тебя отпустят, только не опровергай мои слова, хорошо?
– А тебя?
– Выкручусь. Первый раз, что ли. Почему-то Конан в это не поверил.
– На самом деле не так-то все просто, точно? – спросил он. – Если уж тебя, графа, сюда затащили, значит дело не особенно веселое, – судя по обстановке, они оказались в одной из камер городской тюрьмы.
– Мне нельзя было позволять втянуть себя в драку. У этих ребят из городской стражи на меня зуб. Ладно, Конан, я сейчас освобожу тебя, – Тариэль поднялся, сбросив с себя веревки так запросто, словно они только что не обвивали его по рукам и ногам, и, насколько понял Конан, даже не развязывая узлов, и тут же занялся киммерийцем. – Они бы с тобой ни за что не справились, если бы ты не был без сознания, – заметил он. – Правда, перед этим ты успел уложить двоих или больше, я точно не помню. А эти типы не прощают, когда им оказывают сопротивление – власть, все-таки – вот они и озверели. Им был нужен только я. Впрочем, скорее всего, нас быстро отпустят.
– Что тебе теперь грозит? – спросил Конан, вставая и с хрустом потягиваясь, чтобы привести в порядок затекшие мышцы. – Только не ври.
– Лишение титула, прав состояния и изгнание из Бельверуса, если не вообще из Немедии, – сообщил Тариэль.
– Ого, – протянул Конан. – И все это из-за вчерашней и нынешней драк? Не слишком ли сурово?
– Не слишком, если учесть, что вчерашняя была десятой по счету, и это учитывая только те, в которых пострадали равные мне по положению. Меня предупреждали, что мне не следует больше ни во что ввязываться, но меня словно демоны на это толкают. Хотя дело, конечно, не в демонах. В Бельверусе у меня полно недоброжелателей, они сознательно создают такие ситуации, когда сдержаться просто невозможно. Вчера брат Эйвона принялся цепляться ко мне, я вышел из себя и ответил… а сегодня ты сам свидетель, как все было.
– Ты, что же, не можешь не драться? – спросил Конан.
– А ты можешь? – усмехнулся Тариэль. – Что ты делаешь в ответ на оскорбления, хотел бы я знать? Утираешься и уходишь, как ни в чем не бывало?
Возразить на это было совершенно нечего. Конан со злостью пнул ногой наглухо запертую железную дверь камеры, в душе думая, что по милости Тариэля теряет массу времени, так необходимого на поиски Райбера и Аттайи.
– Они тут долго нас собираются держать?
– Откуда я знаю, – пожал плечами Тариэль. – Может быть, до следующего утра, пока судья не возьмется разбирать мое дело.
Конан разразился длительной витиеватой тирадой, состоящей из самых изощренных ругательств.
– Ты понимаешь, что я не могу позволить себе задерживаться в этой распроклятой дыре так надолго? – обрушился он на Тариэля.
– А что я могу сделать? – резонно возразил тот. – Дверь высадить? Это вряд ли, она слишком прочная. Стены по кирпичику разобрать? Тоже не выход. Так что лучше сядь и успокойся. Остается только ждать. Заодно, поскольку у нас времени теперь сколько угодно, можешь рассказать мне, зачем тебе все-таки понадобился Аттайя и почему ты его разыскиваешь.
Конан решил, что идея Тариэля вполне разумна, и поведал ему об Ирьоле и Райбере. Тот слушал молча и с все возрастающим интересом, ни разу не перебив повествование киммерийца, потом сказал:
– Просто невероятно.
– Что именно?
– То, что невидимый человек может желать стать таким, как все остальные, – ответил Тариэль. – Этого я не могу понять. Твой Райбер не понимает своего счастья. Я бы хотел оказаться на его месте, хотя бы ненадолго.
– Ненадолго, пожалуй, я бы тоже не отказался, – сказал Конан. – Но его это тяготит. В конце концов, его право решать, каким он хочет жить дальше. А я обещал Ирьоле помочь ее сыну, и должен исполнить клятву, данную умирающей. Вместо этого я умудрился упустить и потерять мальчишку. Что вовсе не делает мне чести. Как-никак, я же за него отвечаю.
– Ты терпеть не можешь за кого-то отвечать, – заметил Тариэль. – Вот он й сбежал. Человеку, даже такому юному, вовсе не приятно все время сознавать, что с ним имеют дело только из чувства долга.
– А чего еще он мог от меня ждать, скажи на милость? Что я его объявлю своим сыном? Ну, знаешь ли, я такой, какой есть, и вовсе не намерен меняться ради кого бы то ни было, – проворчал варвар.
– Послушай, Конан, ты кого-нибудь хоть раз любил в своей жизни? – спросил Тариэль. – Я имею в виду, так, чтобы не бояться пожертвовать ради этого человека всем… в том числе и своим гонором?
