Текст книги "Наследие мертвых"
Автор книги: Энтони Уоренберг (Варенберг)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава XIV
Остаток дня Конан провел, изучая записи Амальрика и наблюдая за Райбером. Что касается мальчишки, он чувствовал себя все в более нелепом положении. Складывалось впечатление, будто все, связанное с необычным происхождением Райбера и его встречей с Аттайей, – не более чем его, Конана, домыслы. Хотя чего он, собственно, ожидал? Что у мальчишки на лбу появится огненная печать, ясно свидетельствующая о таящейся в нем с недавних пор силе? Может быть, пройдет немало зим, прежде чем таковая сила вообще даст знать о себе. Или не проявится никогда. Как знать?
День сменился закатом, дети отправились к себе – Элай ни в какую не соглашался расставаться с Райбером, так что Дара позволила им делить одну комнату на двоих.
И тут Конана посетила новая идея. С тех пор, как сын Ирьолы обрел облик… что происходило с его отражением? Хорошо бы это выяснить' Дождавшись наступления ночи, Конан раздобыл небольшое зеркало и отправился проверить свою догадку.
Неожиданно он заметил мелькнувшую на стене тень. Киммериец замер. За ним самим следят? Но кто? Конан приготовился встретить опасность лицом к лицу, однако каково же было его удивление, когда он увидел… Дару! Женщина медленно шла по коридору, в сторону лестницы. Ее руки висели вдоль тела, глаза были широко распахнуты, однако она прошла мимо киммерийца, умудрившись при этом не заметить его присутствия, босиком и в одной легкой белой тунике, не достающей даже до колен, что позволяло разглядеть ее длинные, изумительной красоты ноги с изящными маленькими ступнями. Стараясь не шуметь, Конан последовал за ней в сад, где прошедшей ночью бушевала гроза, а сейчас было совершенно тихо и светло почти как днем из-за сияющей на осыпанных мириадами звезд небесах луны, огромной и круглой. Дара прошла еще некоторое расстояние, затем остановилась, словно в нерешительности, и вдруг начала двигаться в танце, повинуясь неслышимой постороннему уху музыкальной мелодии, звучавшей у нее в голове. Зрелище было завораживающим! Лесной нимфе было бы, пожалуй, не сравниться с танцующей Дарой, на лице которой отчетливо читалось блаженство, почти экстаз; сейчас ее трепещущие веки были наполовину опущены, чувственный рот приоткрыт; Дара излучала такую страстность, что самый воздух вокруг нее, казалось, был наполнен неистовой, неудержимой, первозданной силой желания. Все условности были отброшены и забыты. Какое-то время Конан наблюдал за ней, мечтая присоединиться к танцу, хотя и знал, что по этой части не силен – прирученный медведь, и тот, пожалуй, в танце выглядит изящнее. Поэтому он просто шагнул к ней и обнял. Натолкнувшись на препятствие, Дара остановилась, но не спешила отталкивать его; наоборот, она подняла руки и обвила ими шею киммерийца, доверчиво и нежно прижавшись к нему; запрокинув голову, Дара ждала, когда он сольется с нею в поцелуе. Ни один мужчина на свете не смог бы выдержать подобной пытки, и тем более это касалось Конана, который уже так давно мечтал о…
– Тариэль, – выдохнула Дара за долю мгновения до того, как он накрыл ее губы, горячие и гладкие, своими.
Их поцелуй длился целую вечность. Конан почти не соображал, что делает. Сейчас для него не существовало ничего иного, кроме изнемогающего от неутоленного желания тела – Дары? своего? или это было единое целое, разделенное и готовое вот-вот снова слиться в одно? он не знал…
И тут Дара вскрикнула и отчаянно забилась в его руках, точно пойманная в силок птица.
Каким образом Конану удалось совладать с собой и не завершить столь удачно начатое, остается тайной. Он увидела глаза Дары, вполне осмысленные и полные недоумения, почти ужаса, и свое едва ли не безумное, искаженное дикой страстью лицо, отраженное в ее расширенных зрачках.
– Ты не Тариэль, – воскликнула она, пораженная своим открытием.
Сомнамбула, "лунная невеста", – сообразил киммериец. Вот в чем дело. Ему приходилось прежде слышать о таких людях, а Дара являлась одной из них. Она двигалась, но при этом крепко спала, а он, значит, едва не овладел ею, беспомощной, погруженной в глубокий сон. Конан издал глухое рычание. К душевной боли примешивалась физическая, тянущая боль в паху, словно от удара.
– Прости, что я не Тариэль, – резко бросил он. – Клянусь, я совершенно в этом не виноват.
Он развернулся и пошел прочь, но Дара неожиданно догнала его и преградила путь. На ее лице читалась невыразимая мука.
– Но я тоже не виновата, что люблю только его, – произнесла она. – Конан, это сильнее меня, понимаешь? С какой стати я должна оправдываться в том, что люблю своего мужа?!
– Да я же не требую никаких оправданий, – нетерпеливо возразил он, – с ума ты сошла, что ли?
– Получается, я едва не соблазнила тебя, – пробормотала Дара. – Уже давно лунный свет не заставлял меня делать ничего подобного, я думала, что совершенно исцелилась, и… Конан, я не могу бросить тебя в таком состоянии!
– Ну, знаешь ли, я еще не опустился до того, чтобы женщины спали со мной из сострадания, – возмутился киммериец. – Мне только не хватало жертвы с твоей стороны.
Дара взяла его за руку и поцеловала.
– Спасибо, – тихо проговорила она. – С этого момента ты мне как брат. Больше, чем брат. Я привыкла никому не доверять в этой жизни, но ты – счастливое исключение, ибо не пользуешься чужой слабостью и не предаешь тех, кто оказывается в твоей власти, киммерийский медведь.
Ему вдруг стало легко. Момент слабости и страсти миновал.
– Ладно, сестрица, – усмехнулся Конан. – Все в порядке. Я действительно не люблю брать силой то, что принадлежит другому человеку. Разве что в крайнем случае, но сейчас случай совсем иной.
– А она поступила именно так, – сказала Дара.
– Кто?
– Араминта. Она хотела отнять у меня Тариэля. И для этого опоила его любовной отравой, сделала сильный приворот ему. Не думай, будто он сам… для него семья значит слишком многое. Я должна рассказать, я слишком долго молчала… Минта страшно завидовала нашей любви.
– Продолжай, – произнес Конан. – Говори, не бойся.
– Ей покоя не давало то, что мы счастливы, вот она и решилась на предательство. Встречаясь с Тариэлем, подмешивала в вино специальный настой, ворожила. Я находила в его одежде иглы, которые Минта вкалывала туда, чтобы привязать его к себе. Он был не в силах противостоять колдовству, у него же нет защиты, как у меня! Если бы он по своей воле сошелся с ней, я бы смирилась. Мне было бы очень больно, но я бы смогла это пережить, зная, что он счастлив. Но однажды поздним вечером я сидела с детьми и что-то рассказывала им. За окном хлестал дождь. Я почувствовала чей-то взгляд, подняла глаза и увидела, что он стоит в саду и смотрит на нас с такой тоской… он хотел, но уже не мог сам вернуться. Я выбежала, чтобы открыть ему дверь, впустить его, но Тариэля уже не было. Тогда я поняла, что должна помочь ему. Тариэль не знает, что это я подменила снадобья в доме Минты, чтобы погубить ее. Но я защищалась! Она сама бросила мне вызов…
– Своего рода поединок, который ты выиграла, воспользовавшись тем же оружием, что и твой противник, – сделал вывод Конан. – По-моему, все правильно. На твоем месте я бы поступил похоже.
– Мне нужно было услышать это от кого-то, – вздохнула Дара. – Минта была мне очень дорога.
– Когда друг превращается в противника, это вряд ли может обрадовать. Но тут уж или ты, или тебя, – для Конана такой вывод был совершенно естественным. – Тебе не о чем терзаться и не в чем себя винить. Мне проводить тебя, Дара?
– А ты разве не пойдешь в дом? – спросила она.
– Пойду, но сначала хочу проверить, как там мой конь.
Это было правдой лишь отчасти.
Зайдя в денник к жеребцу, киммериец постоял, стараясь окончательно успокоиться. Чуткий и нервный зверь, ощущая настроение хозяина, негромко заржал, перебирая ногами, и со вздохом, совершенно человеческим, положил тяжелую морду Конану на плечо.
Варвар обратил внимание, что жеребец прекрасно вычищен – видно, среди слуг нашелся смельчак, решившийся о нем позаботиться и даже расчесать гриву и хвост, рискуя получить ощутимый удар копытом или оказаться жестоко искусанным. Самым странным было то, что одна прядь гривы Нергала оказалась заплетена в легкомысленную косичку, перевязанную, к тому же, голубой ленточкой. Ничего, менее соответствующего буйной натуре норовистого сильного зверя, представить себе было нельзя – разве что такую же косичку в волосах его хозяина. Конан покачал головой, но оставил все как есть. Пришла охота кому-то развлекаться подобным образом, ну и ладно.
Он вспомнил, что собирался наведаться к Райберу.
Конан вернулся в дом, нашел оставленное им на том самом месте, где он встретил Дару, зеркало и отправился в комнату Элая, застав там совершенно идиллическую картинку – дети спали в одной постели, голова к голове.
Колдун, тоже мне, подумал киммериец, разглядывая Райбера. Наверное, я, точно, сам сумасшедший. Тем не менее, сообразно привычке доводить начатое до конца, он установил зеркало так, чтобы хорошо видеть отражение, и заглянул в стекло.
То, что он увидел, заставило киммерийца содрогнуться. Лицо Элая оставалось обычным, а вот отражение Райбера двоилось. В нем причудливым, пугающим образом смешивались черты двух людей, точно две прозрачные картинки, наложенные одна на другую: старик и дитя.
Значит, он не ошибся, будь оно все проклято. Конан едва сдержался, чтобы не швырнуть зеркало об стену, но вместо этого просто взял Райбера за плечи и встряхнул.
Парень открыл глаза. Конан приложил палец к губам.
– Живее одевайся. Поехали отсюда. Нам пора.
* * *
– Я не хочу, – хныкал, спотыкаясь, Райбер, но киммериец был неумолим – он молча тащил сопротивлявшегося мальчишку за руку в сторону конюшен.
– Я хочу спать! Я хочу остаться здесь!
– Стой на месте и не вздумай бежать, – предупредил Конан. – Все равно поймаю. А попробуешь орать, заткну рот. Что такое? Разве ты не мужчина? Мужчинам приходится и среди ночи пускаться в путь, оставляя тех, кого они любят, и при этом не распускать сопли. Я тоже хочу спать и вообще остаться. Как и ты.
– Тогда зачем нам куда-то ехать?!
Кто с ним сейчас говорил? Райбер или Аттайя?
– Чтобы помочь в одном деле Тариэлю, – терпеливо отозвался Конан. – Он нас давно дожидается.
– Но мы потом вернемся?
Конан вывел жеребца из конюшни и, легко подняв Райбера, усадил впереди себя на седло. Вскочил следом.
– Мы вернемся? Конгур сказал, скоро храм богини Нат будет закончен, и там состоится первая служба, он хотел взять меня с собой! Я хочу посмотреть! Будет очень красиво!
– Когда? – спросил Конан, пуская Нергала легкой рысью.
– Через полторы седмицы. Мы успеем вернуться?
– Если не будешь без конца ныть и мешать мне, все возможно, – заверил Конан, закрывая мальчишку своим плащом от бьющего в лицо ночного ветра.
Райбер продолжал какое-то время обиженно сопеть, но вскоре согрелся, прижался к Конану и, кажется, задремал, что было неудивительно – им и прежде приходилось подолгу путешествовать подобным образом.
* * *
– Не подведи меня, Уиза, – Джахель нежно погладила лоснящуюся шкуру своей лошади – подарка отца, сделанного совсем недавно, всего несколько лун назад; но за это время девочка успела стать довольно опытной наездницей, не упуская случая совершить прогулку верхом, и между нею и смирной, но выносливой молодой кобылой установилось завидное взаимопонимание; впрочем, Джахель вообще отлично ладила с лошадьми и нисколько не боялась даже самых злых и норовистых. – Мы с тобой их непременно догоним, только поначалу придется держаться чуть позади. Давай, подружка, вперед!
Глава XV
В компании Райбера путь до Нумалии занял у Конана несколько больше времени, чем в первый раз. Хотя тот изо всех сил старался вести себя достойно и стоически терпеть усталость, голод и прочие естественные тяготы пути, Конан был не настолько жесток, чтобы истязать его непрерывной скачкой и часто останавливался, давая своему юному спутнику возможность отдохнуть, но при этом не позволяя себе сомкнуть глаз, ибо отлично помнил, с кем, по-настоящему, имеет дело. В результате варвар, при всей своей выносливости, мечтал о сне, как о подарке судьбы. Он рассчитывал, что, прибыв в Нумалию, быстро разыщет Тариэля, все ему объяснит и попросит какое-то время последить за мальчиком, а сам, наконец, получит возможность восстановить силы. На третьи сутки он начал отключаться прямо в седле, что было недопустимым, ибо жеребцу тоже требовалось неослабное внимание – он отчего-то все время норовил повернуть назад, втягивая ноздрями воздух и призывно ржал, словно чуя поблизости пустующую кобылу. Кончилось тем, что Нергал, очень быстро и как нельзя лучше усвоивший свою кличку, потому что это слово в общении с ним срывалось с языка Конана непрерывно, на одном из постоялых дворов вырвал из земли казавшиеся врытыми насмерть столбики коновязи и был обнаружен своим хозяином в тот самый момент, когда, наконец, добрался до вожделенной цели и наскоро обхаживал виновницу своих страданий, от страсти и поспешности не вполне ловко справляясь с этим делом. Еще немного, и он попросту загрыз бы гнедую кобылу, значительно уступавшую ему в весе и росте. Хозяйка гнедой кобылы взирала на происходящее, ничего не предпринимая. А Конан, увидев ее (хозяйку, разумеется), начисто забыл о лошадях вообще. Ибо перед ним стояла Джахель собственной персоной.
– Так, – угрожающе проскрежетал варвар, нависая над ней, – и как прикажешь это понимать, милое дитя?
– Твой Нергал покрывает мою Уизу, – как ни в чем не бывало, сообщила Джахель, – а как иначе это можно назвать? Надеюсь, она родит замечательного жеребенка.
– Нет, ты скажи, как здесь очутилась, остальное я и сам вижу!
– Я ехала за тобой, – проговорила Джахель. – Я… я ведь сказала, что женщина готова последовать за своим избранником куда угодно.
При иных обстоятельствах Конан немедленно отправил бы ее домой. Но он так устал и вымотался, что ругаться и спорить просто не было сил.
– Раз ты здесь, пару часов присмотри за Райбером, – сказал киммериец. – Идет?
– Как скажешь, – кивнула она.
– Отлично, – вздохнул Конан, – и если он сделает что-то… необычное, немедленно разбудишь меня, поняла? Женщина… тоже еще…
Он рухнул на какое-то подобие постели и мгновенное уснул.
Пробуждение его было весьма занятным. Обоих их лошадей киммериец обнаружил вычищенными и накормленными, Райбера – вполне довольным жизнью, но это потом. Сначала же он обнаружил самого себя в объятиях Джахель, осторожно перебиравшей его волосы.
– Я купила еды, – сказала она, – и решила что тебе бы уже пора проснуться. Два часа давно прошло.
– Ага, – Конан сел и отвел ее руку от своей головы. – Это был способ меня разбудить?
– Тебе не нравится?
– Ты предупредила мать, куда направляешься?
– Я оставила записку, чтобы она не беспокоилась обо мне.
Конан разразился проклятьями.
– Ну откуда вы все только беретесь, на мое несчастье! Я даже не могу послать тебя назад одну, рискуя, что по дороге с тобой может произойти все, что угодно! А взять с собой – куда?! В Нумалию? Прекрасно! Ты думаешь, мы там с Тариэлем весело проводим время? К твоему сведению…
– Я не помешаю тебе, – воскликнула Джахель, – слово чести!
– У меня нет выбора, – обреченно простонал киммериец.
– Почему-то я тоже так думаю, – согласилась она.
– Джахель, – сурово произнес Конан, – ты должна подчиняться каждому моему слову, не задавая лишних вопросов и не проявляя своеволия, поняла?
– Да, – она скромно потупилась, сложив руки на коленях, но в глазах под опущенными ресницами при. этом плясало с десяток маленьких демонов, так что ее согласие прозвучало отвратительно фальшиво. – Я все буду выполнять, как ты скажешь. Чистить твои сапоги, чинить одежду, готовить еду, кормить лошадей, смотреть за Райбером, только не прогоняй меня.
До Нумалии от силы полдня пути, подумал Конан. Там он найдет Тариэля, передаст ему Джахель в полную родительскую власть, и пусть тот сам решает, что с ней делать. Хорошо бы за эти несчастные полдня она не выкинула еще что-нибудь неожиданное. А он как-нибудь постарается пережить ее присутствие.
– Кстати, Джахель, это ты заплела косичку в гриве Нергала?
– Да, я. По-моему, было красиво.
Конан на всякий случай провел рукой по собственным волосам. Джахель прыснула.
– С тобой я бы не стала этого делать.
– И на том спасибо, – изрек Конан. – Если можно, постарайся поменьше говорить, я не любитель лишней болтовни. Если хочешь, развлекай Райбера.
Тот, между прочим, от появления Джахель был в полном восторге, чего никак нельзя было сказать о киммерийце.
Пообещав молчать, Джахель твердо держала слово, даже если у нее на языке и вертелось множество вопросов. В седле она держалась очень уверенно и красиво – Конан оценил гордую посадку юной наездницы, мастерски управляющейся с гнедой Уизой, ее практичную удобную одежду, выбранную с расчетом не покорять сердца, а благополучно преодолеть длинную дорогу, и отсутствие вещей – Джахель не стала обременять себя ненужным грузом, зато прихватила отличный нож, похожий на короткий меч.
– Тяжело тебе пришлось? – спросил Конан, первым нарушив молчание.
– Я все время ехала за тобой. Нет, не думаю, что это было тяжело. Ты не очень спешил из-за Райбера.
Достигнув Нумалии и прямиком отправившись на постоялый двор возле базарной площади, Конан быстро выяснил, что его приятель там не появлялся уже порядком, провел, как и он сам, только одну ночь, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Киммериец ощутил первый укол тревоги.
– Джахель, – обратился он к девочке, – мы пока станем выдавать себя за семью. Отец и двое детей. Это позволит избегать ненужных расспросов. Вы оба останетесь здесь. Это скверное, грязное и опасное место, но у меня нет времени искать прибежище получше. Никуда ни шагу. Райбер целиком на твоем попечении. Я должен разыскать Тариэля, в одиночку это у меня получится быстрее, чем в вашем обществе. Я постараюсь вернуться, как только смогу. Никому не открывай дверь, кроме меня и Тариэля, если он объявится в мое отсутствие. До какой степени я могу на тебя положиться, Джахель?
– До любой, – горячо заверила девочка.
– Тогда учти, что от Райбера можно ожидать весьма неприятных неожиданностей. Будь к этому готова. У меня нет сейчас возможности все
подробно объяснить, так что поверь мне на слово.
– Ты должен мне доверять, – проговорила Джахель. – Я не подведу тебя, правда.
Увы, в это верилось с трудом. Девица уже успела в полной мере проявить свой буйный нрав, решившись сбежать из дому и пуститься в опасное путешествие, так что ожидать от нее в дальнейшем завидного благоразумия было бы нелогично. Но у Конана снова не имелось иного выбора. Он представил себе, как, должно быть, сейчас сходит с ума из-за дочери Дара, и в душе киммерийца закипел гнев. Впрочем, богатый опыт общения с женщинами научил его простой истине: если хочешь нажить себе опасного, непримиримого и изощренного в способах мести врага, самый падежный способ – грубо отвергнуть притязания влюбленной особы. А относительно Джахель не приходилось сомневаться, что ею движет именно первая, полудетская и оттого невероятно сильная влюбленность в своего героя и рыцаря, то есть в него, Конана из Киммерии. Эти полные немого обожания глаза, срывающийся голосок, отчаянная готовность идти на край света… все признаки тяжелой "болезни" налицо.
И всего тринадцать зим от роду.
И поразительное сходство с матерью, при мысли о которой у Конана ныло сердце. Чувствуя себя последним подонком, он притянул Джахель к себе, заглядывая ей в глаза.
– Помоги мне, дорогая. Ты мне очень нужна.
Он не имел никакого права дарить Джахель несбыточную надежду, но в противном случае ситуация могла сейчас осложниться до крайности. Из двух зол пришлось выбрать наименьшее, что Конан и сделал. Зато теперь он мог хотя бы надеяться, что Джахель наделает чуть меньше непоправимых глупостей, чем если бы он поступил иначе.
* * *
– Ты уверен, что хочешь именно этого?..
Тариэль и прежде обращал внимание на то, как стремительно и внезапно, подобно капризной погоде, меняется настроение Гаала. Точно талантливый лицедей, он легко переходил от гнева к неуверенности, от тревоги – к мрачной, почти экзальтированной радости, так что невозможно оказывалось утверждать наверняка, в какой момент князь искренен, а в какой – надевает одну из своих бесчисленных масок, словно имея в запасе сотни разных лиц.
– Кажется, я уже сказал, чего хочу, – подтвердил Тариэль, – и мое решение остается неизменным.
– О да, мой друг, – Гаал покровительственно похлопал его по плечу, – я понял, насколько ты последователен, и нахожу это весьма похвальным.
Тариэль отстранился. Прикосновение Гаала было ему неприятно. Он вообще не переносил подобных жестов, считая их унизительными для своего достоинства.
– Не вижу причин отказывать тебе, раз ты так сильно желаешь стать членом Ордена Воплощения. Я мог бы долго и подробно объяснять тебе, как именно это происходит… кстати, у тебя самого имеются соображения на этот счет?
– Нет, – признался Тариэль, – собственно последовательность совершения ритуала мне неизвестна.
– Таинства, – поправил Гаал. – Это разные понятия. Ритуалы совершаются людьми, а в таинствах участвуют высшие силы. Я подумал, что это именно тот случай, когда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, и ты не станешь возражать, если мы, не откладывая дела в долгий ящик, нынче же и познакомим тебя с особенностями нашего таинства.
– А все те, кто уже являются членами Ордена, тоже будут присутствовать?
– Это необязательно. Достаточно меня и Ингуна. Узкий круг, так сказать. Вот когда дело дойдет до тебя, то столь торжественный момент братья не пропустят, а пока я предлагаю тебе только посмотреть, чтобы точно знал, что тебя ожидает.
– Но я не откажусь от своих намерений, даже если это будет чем-то пугающим.
– Кто говорит об отказе? Такой отважный мужчина, конечно же, не дрогнет и не отступит, к тому же, мой дорогой, кто тебе позволит… отступить. Это, знаешь ли, путь в одну сторону, как течение реки.
За то время, пока Гаал говорил, его лицо успело изменить выражение по меньшей мере трижды.
Тариэль поймал себя на том, что, как завороженный, следит за этими метаморфозами больше, чем за словами князя, который, к тому же, обладал чрезвычайно богатым голосом, низким, глубоким, тоже необычайно выразительным.
– Идем же, – Гаал пригласил Тариэля следовать за собой до одного из залов, весьма странно обставленного. От пустого пространства посередине вошедших отделяла высокая, до самого потолка, решетка….
А по другую ее сторону Тариэль увидел Вундворма. К горлу сразу же подступила легкая тошнота, но он справился с собой, не выказывая ни страха, ни отвращения, и стараясь не думать о том, что решетка недостаточно надежна.
– Повелитель, – благоговейно произнес Гаал. – Наше божество. От него зависит окончательное решение твоей дальнейшей судьбы, тиариец.
– И как он его выскажет? – поинтересовался Тариэль, на всякий случай отступая чуть назад, но это ему не удалось: подступившие с обеих сторон слуги князя взяли его за руки и заставили подойти к решетке вплотную, едва не вдавив лицом в прутья.
– Сейчас увидишь, – Гаал сделал какой-то знак, и тут же по другую сторону зала часть решетки приподнялась, пропустив внутрь человека.
Вундворм бросился на него, и Тариэль, замерев от ужаса, наблюдал, как несчастный за считанные мгновения был растерзан чудовищем, которое затем, отвратительно чавкая, принялось пожирать внутренности убитого. Однако не успела тварь вполне насладиться трапезой, как к ней втолкнули следующую жертву, и все повторилось сначала.
– Нет, – не выдержав, закричал Тариэль, – князь, прекрати этот кошмар!
– Ну, ну, не стоит так бурно переживать, – покачал головой Гаал, – это не кошмар, тиариец, а таинство. Повелитель должен выбирать, кто послужит ему пищей, а кто останется в живых и станет служить ему иначе.
– Но эти люди даже не имеют возможности защищаться, – возмущенно произнес Тариэль, – у них нет ни одного шанса спастись!
– Жестоко было бы продлевать их мучения, даруя надежду, которой все равно не суждено сбыться. Ни меч, ни пламя не в силах остановить Повелителя, – возразил Гаал. – Это проверено многократно, но если ты настаиваешь, специально для тебя я могу приказать, чтобы рабам дали оружие.
Тариэль почти не слышал его сквозь гул в ушах. Он с содроганием взирал на жуткое действо, готовый вот-вот лишиться чувств. Пространство, так напоминающее арену, было залито кровью, куски разорванных тел валялись повсюду, словно части чудовищных игрушек, сломанных руками какого-то безумного ребенка. Пресыщенная гадина теперь уже не пожирала свои жертвы, а играла с ними, как кошка с мышью, кому-то перебивая хребет, иных задушив хвостом.
– Похоже, сегодня Повелитель не избрал никого, – развел руками князь. – Обычно так и бывает. Везет от силы одному из нескольких сотен, бывает, месяцами приходится ждать. Избранные – большая редкость! Занятно, тиариец, не правда ли?
Тариэль ничего занятного в увиденном не находил. Он, вообще, едва держался на ногах, судорожно вцепившись в решетку побелевшими пальцами. Все тайны, которые он желал раскрыть, были ему известны теперь, и все ответы получены, он наверняка знал, кто и как убил несчастного Хэма… но все это не приносило никакого удовлетворения.
– Членом Ордена становится тот, кого Повелитель отчего-то щадит и оставляет в живых, – произнес Гаал, очевидно, полагая, что Тариэль этого еще не понял. – Ты тоже пройдешь это испытание. Если хочешь, воспользуешься оружием и сразишься с ним… хотя тебе ведь привычнее кисть, нежели меч, не так ли? Впрочем, будешь ты вооружен или нет, не имеет ровным счетом никакого значения.
В этот момент гадина подняла окровавленную морду и в упор посмотрела на Тариэля, издав низкое яростное рычание, в котором, однако, звучало и нечто иное. Такое, чего Гаал не слышал от Вундворма никогда. Страх перед кем-то, обладающим большей властью и силой, нежели он сам, Повелитель.
Князь вздрогнул всем телом и искоса глянул на Тариэля.
Безусловно, бледный как смерть, с трясущимися губами, до предела напуганный, тиариец не понимал смысла происходящего, не ведал того, что открылось Гаалу, в сознании которого одновременно пронеслась тысяча мыслей, одна невыносимее другой.
Вундворм признал того, кто единственный способен его уничтожить. И если эти двое предстанут друг перед другом, то совсем не обязательно Повелитель убьет тиарийца, но вполне способен без боя, покорно лечь к его ногам. И что тогда?
А тогда он, Гаал, будет попросту отвергнут. Не нужен.
И весь смысл его существования, и вся его любовь, и бескорыстная верность окажутся втоптанными в пыль только потому, что сотворенный на мертвом острове Вундворм не прольет тиарийской крови.
Худшей несправедливости он не мог себе представить.
В этот миг Гаал одинаково сильно ненавидел их обоих, точно ревнивый супруг, случайно заметивший заговорщический взгляд, которым его жена перебросилась с любовником. Ему стало так больно, что перехватило дыхание. И когда Тариэль задал вопрос, Гаал не сразу нашел в себе силы ответить.
– Что? – переспросил он.
– Я сейчас должен с ним сразиться? – повторил Тариэль.
– Нет, – решительно и поспешно возразил князь. – Сейчас немного рановато. Повелитель едва ли в нужной степени готов к священному таинству.
– То есть он слишком сыт, чтобы прикончить меня?
– Скажем, ты достоин его более пристального внимания, – ухмылка Гаала напоминала оскал. – Но думаю, очень скоро Повелитель окажет тебе особую честь, – князь издевательски поклонился. – А сейчас ты можешь быть свободен, в пределах замка, конечно. Ингун! Проводи Тариэля и возвращайся, тут нужно немного прибрать. – Он небрежно кивнул в сторону кровавых останков.
